Archive of Our Own ^beta

Chapter Text

Секретарей Персиваль Грейвз не держал, как не держал и приёмной: доложить о посетителе могли чары, развешанные по коридору, а с тем, чтобы не беспокоить начальство по всяким пустякам, сотрудники справлялись сами. Или переставали быть сотрудниками Департамента охраны магического правопорядка в кратчайший срок, ибо людей, не способных отличить важное дело от неважного, Грейвз справедливо полагал непригодными к аврорской работе. Простые же смертные по этажу, где располагался начальственный кабинет, особо не бродили: во-первых, этаж был высокий, а во-вторых, чтобы найти кабинет главы департамента, надо было как минимум знать о его местоположении. А вот эта информация была доступна только сотрудникам и просто так не разглашалась. Местная легенда гласила, что в случае мистера Персиваля Грейвза уши отращивают не только стены, но и полы, потолки и некоторые предметы мебели. А свои уши сотрудники департамента, в котором главенствовал мистер Персиваль Грейвз, очень берегли. 

Поэтому мистер Персиваль Грейвз справедливо удивился, обнаружив на пороге своего кабинета незнакомого высокого худого юношу с гривой встрёпанных тёмных волос и внимательным взглядом тёмных же глаз. Одет юноша был в брюки со следами долгой и верной службы на манжетах, пиджак — тщательно вычищенный, но тоже весьма заслуженный, и галстук цветов выпускника факультета Вампус. Увидев, что Грейвз смотрит на него, юноша расправил плечи и чуть поддёрнул подбородок вверх. Прямо-таки иллюстрация к энциклопедической статье «стажёр аврората из небогатой семьи амбициозный обыкновенный». 

— Здравствуйте, мистер Грейвз, — произнёс юноша. 

Голос у него оказался под стать одежде: не звонкий, как полагается молодому человеку, рвущемуся доказать свою полезность, а какой-то скрипучий, да и говорил он чуть растягивая слова. Этакий вальяжный воронёнок. Только изрядно ощипанный. 

А воронёнок продолжал: 

— Два года назад вы были у нас в Ильверморни, на лекции, и велели обратиться к вам, если я решу работать в аврорате. 

Два года назад, в Ильверморни, да ещё и на лекции. При искренней ностальгической любви Грейвза к школе, публичные выступления, причём перед детьми, он ненавидел чистой и незамутнённой ненавистью и потому стирал их из памяти ровно в тот момент, когда перешагивал порог альма-матер в обратном направлении. 

— Значит, вы стажёр, мистер?..

— Бэрбоун. Криденс Бэрбоун. 

Вот тут-то у Персиваля в голове звякнул не просто колокольчик, а целый судовой колокол. Два или не два года назад — это уже детали, но вот мальчика с фамилией первого салемца, явного изгоя, каким-то чудом попавшего на Вампус, он запомнил. Как запомнил и заданный мальчиком вопрос, очень правильный, о страхе. Обычно спрашивали не такое. И не такие, как он. 

Сейчас от Грейвза не ускользнула и небольшая запинка перед собственной фамилией. Здесь Грейвз Криденсу Бэрбоуну даже слегка посочувствовал — с такой фамилией в магическом сообществе было нелегко. А ещё такая фамилия означала, что с вероятностью в девяносто девять и девять десятых процента это создание было немагорождённым волшебником, и это давало ему дополнительные бонусы в обретении любви однокашников, да ещё и на Вампусе. Грейвз потёр переносицу и прямо посмотрел на Криденса Бэрбоуна. 

— Значит, моя лекция не отпугнула вас от работы, мистер Бэрбоун. Где вы стажируетесь? 

— В отделе контроля за магическими предметами, на регистрации магических предметов. 

Повеситься со скуки можно, подумал Грейвз. Но никуда не денешься, любой начинал с бумажной работы, даже сам Грейвз. Правда, у него продвижение от бумаг до действующего аврора произошло в течение рекордных пары недель, но так на то у него и фамилия совпадала с одной из двенадцати выбитых на плитах в главном холле, а тренировки начались ещё до того, как он торжественно получил палочку после распределения в Ильверморни. Криденс Бэрбоун явно не мог похвастаться такой подготовкой. 

— А где бы хотели работать? 

В принципе, Грейвз готов был услышать стандартное: «в отряде быстрого реагирования», «в команде обливиэйторов», «в бюро скрытого наблюдения», но допускал отклонения вроде «в департаменте надзора за магическими кадрами», если мальчик окажется не романтиком, а настоящим карьеристом. 

— В отделе контроля за магическими предметами. 

Криденсу Бэрбоуну удалось удивить Персиваля Грейвза дважды за три минуты. Это был если не рекорд, то довольно серьёзная заявка на него. 

— Интересный выбор, — вслух произнёс Грейвз. — А почему не отдел расследований или аврорат? 

— По моим наблюдениям, сделанным на основе изучения открытых источников аврората, довольно много преступлений было раскрыто именно благодаря должному контролю за оборотом магических предметов. Если обращать внимание на небольшие несоответствия в документации, можно выявить следы незаконного оборота и пресечь нарушения в зародыше, до их непосредственного совершения. 

— Разумный подход к делу, мистер Бэрбоун. 

Последнюю фразу Персиваль произнёс без тени улыбки, совершенно серьёзно, и отметил, что скулы юноши порозовели. Грейвз поздравил себя с очередным с порога правильно мотивированным стажёром. Глядишь, и правда выйдет из парня что-то дельное, хотя на месте отдела кадров Грейвз бы затолкал немагорождённого в «дезу», то есть департамент дезинформации немагов. Интересно, попал ли он в контроль за магпредметами по недосмотру или наоборот, из-за выявленной природной склонности именно к аналитической работе? 

— А чего вы хотите от меня, мистер Бэрбоун? 

И вот тут разумный и рассудительный юноша вдруг превратился в школьника, захваченного врасплох вопросом учителя. Глаза испуганно округлились, губы приоткрылись и сомкнулись снова. 

— Я... Я не знаю. Просто вы сказали мне прийти к вам тогда, два года назад. Я и пришёл. 

Это совершенно детское «Я и пришёл» одновременно умилило и рассмешило Персиваля, однако отточенное годами умение держать лицо даже во время докладов выживших из ума бюрократов не позволило улыбке сделаться видимой. Вместо этого Персиваль кивнул: 

— Хорошо. Тогда давайте договоримся: если вы почувствуете, что на регистрации магпредметов вашим идеям вдруг стало тесновато, а начальство их не воспринимает, разрешаю ещё раз наведаться ко мне. Вам уже наверняка рассказали о местных порядках и сообщили, что мои двери открыты для всех и практически всегда, но только в случае, если дело требует моего непосредственного и неотложного вмешательства. В вашем случае даю вам карт-бланш на один визит. 

— Премного благодарен, мистер Грейвз. 

Юноша чопорно, под стать своему «премного благодарен», поклонился и отступил к двери, но когда он уже взялся за ручку, Персиваль окликнул его: 

— Кто рассказал вам, где искать мой кабинет? 

Криденс Бэрбоун обернулся, и на его лице отразилось искреннее удивление: 

— А разве это тайна? Я просто услышал пару фраз в разговоре. 

— Наблюдательность — отличное качество, мистер Бэрбоун. У вас хорошие задатки. 

Криденс широко улыбнулся и исчез в коридоре. А Грейвз, покопавшись в бумагах, сделал пометку напротив фамилии Бэрбоун. На случай, если он не зайдёт к нему через пару месяцев сам. 

Нормально пообедать Персивалю удавалось редко, но когда всё-таки получалось выкроить свободный час, он отправлялся в небольшой немагический ресторанчик в паре кварталов от здания МАКУСА. Ресторанчик этот облюбовало уже не первое поколение сотрудников аврората, но захаживали в него нечасто: мест мало, а магией там пользоваться было нельзя. Не все оказывались готовы контролировать себя до такой степени, и именно поэтому чаще всего в «Беззубом драконе» можно было наткнуться именно на верхушку Конгресса. Грейвз всерьёз подозревал, что ресторанчик был выбран вовсе не из-за достоинств кухни, а из-за названия. Согласно легенде, передававшейся из уст в уста в Ильверморни, такое прозвище (не произносимое вслух) носил один из глав департамента магбезопасности Конгресса в середине прошлого века. 

Грейвз листал меню, когда на соседний стул с шумом приземлилась массивная фигура. Стул жалобно скрипнул. 

— Не против, если я присяду? 

— Опять путаешь причинно-следственные связи? Обычно сначала спрашивают, потом делают. 

— Ой, Перси, откуда тебе известен такой порядок действий? Ни разу за тобой такого не наблюдал. 

— Ой, Эбби, наблюдательность никогда не была твоей сильной чертой. 

Эбби, для большей части магического мира — Аберфорт Беллсгрейв, глава департамента надзора и обливиации немагов, был одним из немногих, кто мог позволить себе пожить полчаса, не прикасаясь к волшебной палочке. А ещё Аберфорт, как и Грейвз, питал доходящую почти до неприличия любовь к местному ризотто. 

— Везёт тебе, Перси. К тебе вся элита стекается, а мне достаются стажёры, которых больше никуда не взяли. 

— Не прибедняйся. Стажёры, которых никуда не взяли, отправляются прямиком в ясли. 

— Ох, — Аберфорт вздрогнул всем своим могучим телом, — детский сад для юных волшебников — мой ночной кошмар. Мне пару раз снилось, что его перевели в моё ведомство. Просыпался в холодном поту. Тебе, наверное, ещё хуже, двухсотый этаж к тебе ближе, чем ко мне. 

— У меня детский сад для юных волшебников под боком. Аврорат называется, — буркнул Грейвз. — О, Эбби. Кстати о юных и толковых. Есть у меня один юноша на примете, вдруг тебе подойдёт. Криденс Бэрбоун, сейчас на регистрации магпредметов сидит. 

— Бэрбоун? — подозрительно сощурился Беллсгрейв. 

— Да, с фамилией мальчику не повезло. Но по первому впечатлению, голова у него на плечах не только чтобы «Акцио» говорить. 

Беллсгрейв сощурился ещё подозрительнее. 

— Перси, да ты, никак, протекцию кому-то составляешь? 

— Считай это дружеской рекомендацией. 

— Персиваль Грейвз делает доброе дело? Кто под Оборотным, признавайся! 

— Наверное, просто старею. Потянуло на помощь ближним. 

Оба рассмеялись и принялись за принесённый обед. 

Судя по тому, что Криденс Бэрбоун теперь попадался на глаза Грейвзу чаще, Аберфорт к его совету прислушался. Сам мистер Бэрбоун чинно здоровался с Грейвзом в коридорах, только что честь не отдавал, и провожал внимательным взглядом, когда тот заходил в департамент, а Грейвз, поймав этот взгляд, мимоходом думал, когда же юноша наберётся смелости вновь появиться у него в кабинете. 

Однако вместо Бэрбоуна объявился Беллсгрейв. Он хлопнул на стол Грейвзу папку и громогласно вопросил:

— Чем я так тебе насолил, Грейвз, что ты подсунул мне это чудовище? 

Грейвз, последние полчаса продиравшийся через конструкции китайского официального запроса, по этажности обгонявшие здание МАКУСА, поднял на Аберфорта взгляд, в котором было не больше осмысленности, чем в передовице «Нью-Йоркского призрака». 

— Этот твой Бэрбоун! — трагическим тоном уточнил Аберфорт. 

— Во-первых, технически он не мой, а твой. Во-вторых, поясни. 

— Он решил перекроить мой департамент! 

— Давно пора, — хмыкнул Грейвз. — Ты сказал ему, что по уставу для рассмотрения надо подать заявку в трёх экземплярах, одновременно снятых самопишущими перьями? 

— Нет, — мрачно ответил Аберфорт. — Он сам где-то вычитал и принёс мне вот это. В трёх экземплярах. Одновременно снятых самопишущими перьями. 

Беллсгрейв подтолкнул к Грейвзу брошенную на стол папку. Грейвз посмотрел на заголовок. «Некоторые предложения по оптимизации работы отдела учёта магических угроз департамента надзора и обливиации немагов». 

— Нда-а-а, — протянул Грейвз. — Это тебе не грифон чихнул. 

— Это мне грифон насрал, Перси. И мне теперь это разгребать! Ты хоть представляешь бумажную волокиту? А ведь с твоей, между прочим, подачи. 

— Если ты намекаешь на то, что я подговорил мистера Бэрбоуна накатать тебе, — Грейвз пролистнул папку, — сорок страниц «некоторых предложений по оптимизации работы», то спешу тебя огорчить: мне просто некогда было готовить тебе такую свинью. Хотя идея хороша, надо кому-нибудь подкинуть. 

— А вот мистер Бэрбоун считает иначе. По крайней мере, когда он принёс мне это творение, он счёл нужным сообщить, что мистер Грейвз велел ему делиться всеми соображениями с начальством. 

— Держись за кресло крепче, Эбби. Кажется, у тебя подрастает прекрасная смена. 

— По-моему, Перси, она подрастает как раз у тебя. 

Оставив за собой последнее слово, Аберфорт ретировался из кабинета Грейвза, не забыв прихватить с собой два из трёх экземпляров «Некоторых предложений по оптимизации работы». Грейвз задумчиво потёр подбородок. Способность мистера Бэрбоуна наживать себе друзей впечатляла. Не то мистер Бэрбоун стремился вылететь из МАКУСА со скоростью Бомбарды Максима, не то преследовал какую-то вполне конкретную, но пока не очевидную цель. Персиваль понял, что настало время ещё одной беседы с мистером Бэрбоуном. 

Во время воспитательной беседы мистер Бэрбоун, старательно отводя глаза, признал, что неадекватно оценил ситуацию и предложения надо было оформлять иначе, хотя бы обсудив их предварительно с начальством устно. Но мистер Бэрбоун не хотел отвлекать мистера Беллсгрейва и именно поэтому счёл, что подготовка документа сэкономит бесценное время руководителя департамента. После этого мистер Бэрбоун очень печально спросил, уволят ли его. Грейвз в ответ поинтересовался, хотелось ли бы этого самому мистеру Бэрбоуну. Тот в ответ замотал головой так, что Грейвз испугался за её сохранность. 

Мистера Бэрбоуна Грейвз отпустил с кратким напутствием впредь вести себя осмотрительнее. А когда за мистером Бэрбоуном закрылась дверь, Грейвз задумался, не много ли времени он тратит на одного-единственного стажёра. Что-то в этом юноше было, чутьё на людей Грейвза подводило редко. И Грейвз был почти уверен, что рано или поздно этот юноша окажется если не под его, Грейвза, непосредственным началом, то очень близко к тому. 

После случая с «Предложениями по оптимизации» Криденс Бэрбоун стал в МАКУСА фигурой известной. История о сорокастраничном докладе (в пересказе разраставшемся до сотни, а то и двухсот страниц), поданном с идеальным следованием букве устава, который никто доподлинно не помнил, обошла все этажи и отделы, не миновав, кажется, даже комитет по защите магических существ, всегда живший своей жизнью. Криденс делал вид, что шумиха его не касается, но Грейвз видел, что прежняя напряжённость начала постепенно его покидать. Это ощущалось даже по тому, как Криденс Бэрбоун сидел на стуле и расправлял плечи, идя по коридору. 

Самому Грейвзу мистера Бэрбоуна тоже припоминали, причём частенько и с удовольствием. Особенно старался на правах пострадавшей стороны Беллсгрейв, а вслед за ним стала подтягиваться и остальная старая гвардия времён Ильверморни: Сэмюэль Делэйни из комитета по защите магических существ, «вечный секретарь» Кассиопея Кейн, ведшая дела госпожи президента, и, разумеется, добрая половина аврората. «Юных и трепетных протеже» в личной беседе с ехидной улыбкой поминала даже Серафина Пиквери. 

А в какой-то момент Грейвз понял, что начал встречать Криденса Бэрбоуна чуть чаще, чем то предполагало обычное рабочее взаимодействие. Дело было не только в коридорах, как раз в коридорах шанс наткнуться на одного отдельно взятого юношу был сравнительно невелик. Но тёмная шевелюра и очень мозоливший Грейвзу глаза поношенный пиджак начали возникать в поле зрения практически на всех неофициальных мероприятиях, где Грейвзу доводилось присутствовать, а однажды Грейвз натолкнулся на Криденса у порога «Беззубого дракона». Последнее Персиваля ощутимо насторожило: «Дракон» был заведением недешёвым что по немагическим, что даже по магическим меркам. Стажёру, то есть уже сотруднику департамента, с его зарплатой делать там было решительно нечего. 

Однажды вечером Персивалю примерещилась знакомая фигура на галёрке в Метрополитен-опере. Не замечавший раньше почти ни за кем из Конгресса, кроме себя, любви к немагической музыке Персиваль решил, что ему показалось. Тем более что на «Тангейзера» он ходил специально, немагическая трактовка легенды его очень веселила и помогала расслабиться. Однако в антракте фигура Криденса Бэрбоуна примерещилась ему вторично. 

Платоническая (а иногда и не очень) влюблённость стажёров в начальников не была явлением ни новым, ни из ряда вон выходящим. Через это проходили все, включая самого Персиваля, который двадцать лет назад потратил немерено сил, чтобы произвести впечатление на собственного начальника, Филипа Тредвэя. Потом-то Грейвз понял, что в основном путался под ногами и довольно по-дурацки распушал хвост, но Тредвэй умудрялся хвалить его за все идиотские выходки. И от его похвалы у юного Перси Грейвза словно отрастали крылья. Потом Перси подрос и повзрослел, полувлюблённость в Тредвэя переродилась в уважение и восхищение. А потом уже и Персиваль начал карьеру в качестве объекта различного рода чувств со стороны желторотых авроров, и с трудом, но научился вести себя как Тредвэй: хвалить в нужные моменты, раздавать редкие ценные указания, опекать, вселять уверенность в себе, но ни в коем случае не переходить тонкую грань фамильярности. 

Дело было в другом: Криденс Бэрбоун несколько выпадал из стандартного образа желторотого аврора, и даже не потому, что не работал непосредственно в аврорате. Он наблюдал молча, и Грейвз бы даже не удивился, найдись у Бэрбоуна блокнот, куда он с присущей ему скрупулёзностью заносил бы все данные на Грейвза. Глупых улыбок, когда он сталкивался с Грейвзом взглядом, тоже не было. 

Грейвз даже поймал себя на том, что машинально ищет взглядом в толпе Криденса Бэрбоуна, и подшучивал сам над собой, что теперь и начальник влюбился в «юного и трепетного протеже». А ещё он с интересом ожидал следующего хода Криденса. И тот его не разочаровал. 

Спустя пару месяцев после истории с «Предложениями» Криденс вежливо постучался в дверь Грейвза с папкой под мышкой. 

— Принесли «Некоторые предложения по оптимизации работы департамента магической безопасности», мистер Бэрбоун? — улыбнулся Грейвз. 

Мистер Бэрбоун слегка полыхнул ушами, но подчёркнуто аккуратно положил папку на стол. Грейвз с облегчением отметил, что для сотни листов папка слишком тонка. 

— Я взял на себя смелость провести аналитические исследования. Тут выборка по бракованным магическим предметам, я заметил, что их количество непостоянно, однако есть определённые всплески. Мне как-то попалась на глаза отчётность по выбросам на чёрный рынок нелегальных ингредиентов для зелий из Европы, и мне показалось, что эти показатели коррелируют. Я не уверен, что прав в своих выводах, но решил вам их показать. Мистер Грейвз. Сэр. 

По окончании тирады у Криденса пылали уже не только уши, но и всё лицо. 

— Вы бы присели, мистер Бэрбоун, — рассеянно махнул рукой Грейвз и начал пролистывать отчёт. 

Сопоставленные данные действительно соответствовали друг другу: некоторые бракованные магпредметы должны были отправляться на утилизацию непосредственно на месте, а кто будет особенно контролировать утилизацию какого-нибудь мелочи, в которой магии как таковой — пушишка наплакала? Одно из двух: либо все эти выводы — простое совпадение, либо Криденс Бэрбоун — гений аналитики, плюс обладает совершенно нечеловеческой интуицией. 

Грейвз поднял глаза на Криденса, сидевшего на краешке стула, вытянувшись во фрунт. Как у него это получалось сидя, Грейвзу было не совсем понятно. 

— Где, говорите, вы нашли отчётность по нелегальным ингредиентам? 

— Я её случайно... — голос Криденса вдруг осип, он прокашлялся и продолжил чуть громче: — Случайно пролистал. На столе у вас в департаменте. 

— Случайно пролистали? — уточнил Грейвз. 

— Я понимаю, что это служебный проступок, у меня не было права, но отчёт лежал открытым, я просто посмотрел, извините... 

— Тихо-тихо-тихо! — Грейвз поднял обе руки, прекращая поток покаянных излияний. — Я уточнил именно время знакомства с отчётом. Вы только раз в него заглянули? 

— Да, — Криденс энергично кивнул. Потом подумал и мотнул головой: — Но когда я составлял этот отчёт, я сделал официальный запрос, чтобы не ошибиться. 

— Вы всегда запоминаете данные с первого раза? 

— Я хорошо запоминаю написанный текст. У меня это с детства, мне часто приходилось заучивать наизусть... — Криденс опять запнулся и скомкано закончил: — Разное. 

— Вы отлично потрудились, мистер Бэрбоун. Я изучу вашу работу и потом передам её дальше. Спасибо. 

Грейвз не ожидал, что обычное «спасибо» произведёт такой эффект. Криденс широко распахнул глаза и даже приоткрыл рот, отчего его лицо стало совсем детским. Это продолжалось всего мгновение, юноше удалось овладеть собой, но как реагировать на «спасибо», он явно не мог придумать, а в уставах такого пункта не было. 

— Свободны, мистер Бэрбоун, — армейскую формулировку Грейвз смягчил улыбкой и потом добавил: — Знаете, в следующую субботу в Метрополитен будут давать «Лоэнгрина». Я бы советовал вам сходить, отличная постановка. 

По тому, как судорожно Криденс схватился за ручку двери, Грейвз понял, что в тот раз на «Тангейзере» ему всё-таки не померещилось. 

Мистер Бэрбоун продолжал тихо маячить на периферии зрения Грейвза, превратившись в привычный объект, на который почти не обращаешь внимания. Новых всплесков бюрократической и аналитической активности пока не возникало, хотя прозвище «сорокастраничный мальчик» за ним закрепилось, видимо, на всю оставшуюся жизнь. Всё шло своим чередом, пока однажды во время очередной плановой облавы на распространителей нелегального Веритасерума и других зелий, пользоваться которыми имел право только аврорат, среди прочих посетителей мелкого паба «Дырявый бочонок» авроры не выволокли на улицу совершенно не сопротивлявшегося молодого человека. Судя по сопровождавшим процесс выражениям, самыми печатными из которых были: «Тебя куда кельпи понёс», «Герой хренов» и «Жалко, что тебя не прибило», молодого человека в лицо опознали. Несколькими минутами позже опознал его и сам Грейвз, который не заорал только потому, что в принципе не повышал голос во время операций — к этому его приучил отец, в своё время объяснивший, что спокойный аврор всегда внушает гораздо больший страх, чем взвинченный до крайности. 

С мистера Бэрбоуна, как и с остальных задержанных, сняли показания, сопроводив их не слишком лестными комментариями, и отправили его домой. А на следующий день Грейвз в приватной обстановке обсудил произошедшее с Аберфортом. Беллсгрейв даже не скрывал злорадства. 

— Вот, Перси, хоть раз побудь в моей шкуре. Тебе он один раз под ноги попался, и ты уже готов сожрать его и меня с потрохами и даже без кетчупа. А мне он отлавливает какие-то неувязки в оформлении документации по пять раз в неделю и заваливает запросами на межведомственный обмен информацией. 

— Аберфорт, ты понимаешь, о чём мы говорим? Твой сотрудник оказался в центре боевой операции аврората. 

— Твой протеже, Персиваль, оказался в центре боевой операции аврората. Или ты считаешь, что это я его туда послал? Посиди, мол, малыш, пока авроры будут скручивать контрабандистов? Получишь новый незабываемый полевой опыт? Ты что, считаешь, что я должен следить за тем, куда расползаются эти неразумные котята в нерабочее время? 

— Должен! Ты их начальник! 

— Я их начальник на работе! После шести вечера они сами себе начальники! И перестань орать, Перси, тебе не идёт, а меня всё равно не впечатлит. 

— Не меняй тему, Аберфорт. 

— И не думаю. Я мог бы провести с ним воспитательную беседу на тему «нехорошо срывать операции взрослых авроров», но, видишь ли, ты был прав в том, что у парня есть голова на плечах. И прописные истины он знает сам. Выговор от меня он уже получил. И знаешь, что он сказал? Что проверял там какую-то свою теорию, которую он пока не может сформулировать должным образом. Не пойму, не то он так рвётся в авроры, хотя из него аврор, как из вилки боевая метла, не то пытается впечатление произвести. 

— На тебя или на меня? 

— Ну уж не на меня, — фыркнул Аберфорт. 

Количество бесед с мистером Бэрбоуном начинало приближаться к критической отметке. Обычно с работы вылетали — или, во всяком случае, получали ощутимое понижение в должности — уже после первого выговора. А с Бэрбоуном выговоры получались даже не выговорами, а так, отеческим чтением морали. 

На этот раз Криденс Бэрбоун сбивчиво и очень эмоционально (по его меркам) уверял мистера Грейза, что действительно оказался в «Дырявом бочонке» абсолютно случайно. И действительно проверял теорию, которая в данный момент не заслуживает даже упоминания в силу большого количества слабых мест. В ответ на весьма настойчивую рекомендацию мистера Грейвза изложить всё-таки теорию, проверка которой легко могла стоить мистеру Бэрбоуну работы, Криденс заметно побледнел, облизнул губы и начал излагать. Грейвз отметил, что в этот момент из речи Криденса куда-то делись сумбурность и сбивчивость. Теория и вправду подхрамывала на обе ноги, но рациональное зерно в ней было: Криденс, нахватавшись по углам крупиц информации, свёл воедино магическую контрабанду и немагическое незаконное производство виски и попытался сделать на основе этого далеко идущие выводы. С выводами дело не задалось, и Криденс решил проверить «Дырявый бочонок» самостоятельно. 

Грейвз еле удержался, чтобы легонько не стукнуть Бэрбоуна по лбу, как делал обычно с особо отличившимися юными аврорами. 

— Мистер Бэрбоун, вы осознаёте, что подвергли опасности не только себя, но и коллег? Если бы что-то пошло не так, то вместо того, чтобы ловить преступников, им пришлось бы защищать вас. А если бы местные поняли, что вы сотрудник нашего департамента? Поверьте, такие вещи там считывают моментально. 

Бэрбоун угрюмо кивнул, ощипывая манжет пиджака. 

— По-хорошему, надо было бы запретить вам заниматься подобной самодеятельностью. Но вы юноша умный и правила знаете не хуже меня, верно? 

Бэрбоун кивнул, но с гораздо меньшим энтузиазмом. За манжет Персивалю стало просто-таки больно. 

— Посмотрите на меня. 

Криденс поднял взгляд, напомнив Персивалю нашкодившего щенка, который готов принять от хозяина любое наказание. 

— Выговор от мистера Беллсгрейва вы уже получили. От меня тоже. Идите работать. И отчёт о вашей теории мне в письменном виде не позднее завтрашнего обеда. Краткий, мистер Бэрбоун. «Краткий» означает не более трёх страниц. Ступайте. 

Оставшись в одиночестве, Грейвз задумчиво побарабанил пальцами по столу. 

— Что же мне с вами делать, мистер Бэрбоун? С вами и вашей неуёмной жаждой деятельности? Это уже просто смешно становится. 

Отчёт лёг на стол Грейвза в половине первого, причём приносить его лично Бэрбоун не рискнул. Грейвз готов был поспорить, что бедному Аберфорту в течение нескольких следующих дней придётся разгребать последствия покаяния Криденса, которое совершенно стопроцентно выразится в усиленном труде, помноженном на количество переведённой бумаги и чернил. 

На бумажную мышь от Пиквери он сначала рявкнул, но мышь явно унаследовала характер своей создательницы и так просто на сдавалась. Бумажный грызун расселся прямо на форме отчёта, которую заполнял Грейвз, и нервно постукивал хвостиком. Сказать «Фините» на письмо Грейвз, безусловно, мог, но прекрасно понимал, что ни к чему, кроме дополнительных язвительных замечаний, это не приведёт. 

— Есть разговор, — начала Пиквери. 

— Я догадался, — не удержался Персиваль. 

— Мистер Грейвз, как ни прискорбно мне поднимать эту тему, но в последнее время в вашей работе я заметила несколько оплошностей. Сами по себе по отдельности они ничего страшного не представляют, но в сумме заставляют подумать о том, что вам необходим отдых. 

Персиваль сощурился. 

— Особенно меня насторожил последний инцидент с молодым сотрудником, оказавшимся на месте проведения операции аврората. 

Персиваль молчал. Серафина внимательно и очень спокойно смотрела на него. 

— Вы считаете, что я не справляюсь со своими обязанностями? 

— Такого я не говорила, и вы об этом прекрасно знаете. Но я считаю, что в последнее время на вас ложится слишком большая нагрузка. Передышка пошла бы вам на пользу, — Серафина сделала паузу. — Что бы ты сказал, Персиваль, если бы я предложила тебе съездить в Европу, развеяться, навестить армейских товарищей? Когда ты последний раз был в отпуске? 

— В позапрошлом году, — ответил Грейвз. 

— Неправда. 

— Два года назад. 

— Опять нет. 

— Ты ещё и календарь моего отпуска в памяти держишь или просто проштудировала перед разговором? 

— И три дня в госпитале после того инцидента с вуду за отпуск тоже не считаются. 

— Хорошо, уговорила, — Грейвз прикрыл глаза. — Тебе привезти сувениров? 

— Шарфик. Из Лондона. Но можешь и из Парижа. 

— Шарфик? Серьёзно? Серафина, ты меня с кем перепутала? 

— Ты задолжал мне шарф с... Погоди-ка... С Рождества 1902 года. Если бы я была гоблинским банком, ты бы уже был должен мне последнюю коллекцию Пату целиком. 

— Хвала праотцам Севера, Востока, Юга и Запада, что хотя бы гоблинов у тебя в родне нет. Иначе мы все уже принадлежали бы тебе, как домашние эльфы. Только вот, Серафина... Ты не подумала о том, что в моё отсутствие департаментом должен кто-то управлять? 

— Беллсгрейв, Шайдер и Колбрайт из аврората справятся. 

— Да, как раз после полудня первого же дня моего отсутствия. Когда Шайдер доест Аберфорта и закусит Колбрайтом. 

— Персиваль, таким изящным образом ты пытаешься сообщить мне, что настолько паршиво наладил работу вверенного тебе департамента, что в твоё отсутствие он не сможет нормально проработать и нескольких часов? 

— Вот теперь я чувствую, насколько ты права с отпуском. 

— Шарфик, Персиваль! — крикнула Серафина ему в спину. 

В чём была прелесть работы в тандеме с человеком, которого знаешь почти всю сознательную жизнь, так это в том, что даже легилиментам в их беседах ловить было нечего, а для нелегилимента их разговор был именно тем, чем был: начальница посылает заработавшегося подчинённого на отдых. Принудительно. А старая подруга просит сувенир, ведь действительно на той рождественской вечеринке в выпускной год в Ильверморни Персиваль выплеснул на шикарный палантин тогда-ещё-не-мадам-президента половину бокала пунша. Вот только мало кто знал, если, конечно, не покопался бы перед этим в головах у них обоих, с чем именно они ассоциировали шарф. Такие разговоры с двойным дном они с Серафиной практиковали очень давно, и пока что ни один не ошибался в расшифровках. 

Теперь Грейвзу предстояло за пару дней сдать дела и отправиться в Англию, чтобы навестить армейских товарищей. В это понятие влезала примерно пятая часть нынешнего состава лондонского аврората и ещё человек десять сотрудников британского Министерства магии, но главных собеседников у Грейвза было два. Алпин Макфейл, внучатый племянник бывшего министра магии, ныне занимавший «бумажную» должность в министерстве, и Тесей Скамандер, после войны не оставивший аврорской работы. 

Вываливаться из камина под ноги Алпину Грейвз бы не рискнул, тот, хоть и обратился в канцелярскую крысу, боевых рефлексов не утратил и от неожиданности мог приласкать Ступефаем. Скамандер, в отличие от Макфейла пребывавший на боевом посту, тем же Ступефаем мог приложить и просто так, на радостях от встречи и проверки реакции для. Поскольку Серафина недвусмысленно намекнула ему выяснить, тихо и исподволь, какие слухи, связанные с Гриндельвальдом, бродят по Европе, Грейвз решил начать всё-таки с Макфейла и послал ему сову, одолженную у хозяйки крохотной семейной гостиницы, в которой он остановился. 

Ответная сова влетела в окно даже раньше, чем Грейвз рассчитывал, а вместе с ней прилетел и крохотный красный конвертик. Грейвз проводил конвертик взглядом, дождался, пока тот зависнет рядом с ним, и не спеша, с расстановкой отвязал послание от совиной лапки. На то, чтобы прочесть три строчки от Алпина, даже с учётом его паршивого почерка, ушло секунд пятнадцать: Макфейл бурно радовался его приезду, выражал искреннюю зависть по поводу того, что кто-то в это суровое время ходит в отпуск, и назначал встречу в «том самом пабе». Записку Грейвз сжёг, наложил заклятие звуконепроницаемости на всю комнату, откинулся на диване и, оперевшись на локти, с интересом уставился на вопиллер, который уже начал потихоньку раздуваться. 

С громким треском конверт лопнул, и вопиллер заголосил голосом Тесея Скамандера:

— Жопа ты, драконом траханая, Грейвз! Алпин тебе теперь больше друг, чем я? Кто тебя вытаскивал из-под заклятий и баб? Макфейл? С ним ты теперь списываешься, а мне не то что совы — воробья не присылаешь? Ну держись, американская сволочь! Я тебе, роже союзнической, устрою вторые Арденны! 

Вопиллер исчез, а Грейвз понял, что улыбается до ушей, как не улыбался уже очень давно. У Алпина вопиллеры никогда не получались такими душевными, как у Тесея, потому что Алпин никогда не мог даже притворно разозлиться до такой степени, чтобы письмо взорвалось само. Да и в экспрессивности выражений Скамандер Макфейла обставлял, что по формулировкам, что по артистичности. 

По Лондону Грейвз предпочитал передвигаться немагическим способом. Своё любимое пальто он был вынужден оставить в Штатах, поскольку на борт парохода поднимался как немаг. Сойти за своего в Лондоне он не планировал, хотя акцент смягчал максимально, добавляя в него ирландский говор и надеясь, что далёкие ирландские корни помогут ему привлекать к себе меньше внимания. Паб, выбранный Макфейлом в качестве места встречи и благоразумно не названный — Алпин и Тесей, как и Грейвз, паранойю считали даже не необходимой предосторожностью, а стилем жизни, — располагался на границе Сити и Кэмдена и был достаточно респектабельным для простых парней, но недостаточно фешенебельным для клерков. Идеальное место, обнаруженное ими почти сразу после войны и негласно признанное пунктом для внезапных встреч. 

На встречу Грейвз нарочно припоздал и широченные плечи МайФейла у стойки увидел сразу. Он пристроился рядом и поинтересовался:

— Что здесь нынче принято наливать старым товарищам? 

Макфейл развернулся к нему всем телом и продемонстрировал в улыбке чуть ли не все свои крупные зубы сразу:

— Таким, как ты, — как обычно, помои! 

Они обнялись, и Грейвз привычно ткнулся Алпину носом в плечо. Во время войны Макфейла ласково звали Троллем за гигантский рост и соответствующую комплекцию и Ступефаем за то, что он мог спокойно уложить человека без палочки, просто один раз пристукнув кулачищем. В условиях, когда магией пользоваться было нельзя, Макфейл был идеальным товарищем для совместных вылазок: пусть его нельзя было назвать самым незаметным существом, но один его вид успокаивал искателей приключений, а простое добродушное лицо располагало более мирно настроенных к дружеской беседе. Да и выпить, не прибегая к заклятиям, Алпин мог примерно втрое против обычного человека, сохраняя при этом кристальную ясность ума, поэтому временами то, что мог услышать Алпин, не мог услышать больше никто. Однако более безжалостного политика Грейвз не встречал. Решения, которые способен был принять Макфейл, коробили даже Грейвза, и он прекрасно помнил, какими каменно-непроницаемыми могут стать эти добрые серые глаза. 

Они взяли по пинте пива, заказали ужин и уселись в глубине паба, где было не так шумно и откуда просматривалась почти вся небольшая комнатушка. Им даже не успели принести заказанные стейки, когда между столиками, ловко балансируя кружкой с пивом, появилась ещё одна знакомая фигура — высокая, худая, увенчанная растрёпанной шевелюрой. Алпин замахал рукой, а Грейвз, приглядевшись, понял, что Тесей тащит за собой на буксире кого-то ещё. 

— Ал, Перри! А я вам старого друга привёл, знакомьтесь, это Каз! 

Тесей отодвинул стул для «старого друга», подтащил ногой стул для себя и брякнулся на него с довольным видом хорошо потрудившегося человека. Сощурился и посмотрел на Грейвза, ухмыляясь углом рта. Грейвз наклонил голову и посмотрел на него исподлобья, помимо воли копируя усмешку. И тогда Тесей вскочил, сдёрнул Грейвза со стула и стиснул в объятиях так, что у того хрустнули рёбра. 

— Хоть ты и задница, а всё равно рад тебя видеть, ничего с собой поделать не могу, — негромко сказал Тесей ему на ухо и разомкнул руки. 

Сев назад, он хлопнул по плечу того, кого назвал Казом, и доверительно сообщил: 

— Каз давно хотел с тобой поболтать, Перри. 

Дурацкие клички вместо имён они придумали ещё давно, когда было жизненно необходимо сливаться с немагами — магглами, как их тут называли. Алпин становился Алом, Тесей — Тезом, а Персивалю доставалась собачья кличка Перри. Если кто-то начинал называть других этими именами, все понимали, что надо быть осторожнее. Но «Каз»... В лицо Грейвз его не знал, да и если уж точно, узнать этого человека в лицо было почти нереально: «старый друг Каз» был из числа людей, описывая которых, можно было сказать, что у них две руки, две ноги, два глаза и предположительно два уха. Но стоило отвести взгляд — и вспомнить его внешность было практически невозможно, причём Грейвз не был уверен в том, что здесь замешана магия. Грейвз мысленно достроил «Каза» до «Казимира» и начал перебирать известных ему живущих в Великобритании Казимиров. На ум приходил только один Казимир Ольшевский, личность полулегендарная: мастер-творец артефактов и хозяин одного из самых больших артефакториумов из числа не принадлежащих официальным структурам. 

Судя по тому, как «дружище Каз» вздрагивал от громких звуков, в пабе ему было не по себе, и если бы не рука Тесея, небрежно лежащая на его плече, он бы вскочил и выбежал на улицу. 

— У Каза небольшая проблемка, и он хотел посоветоваться с тобой. 

— Именно со мной? — уточнил Грейвз. 

Тесей кивнул, и вместе с ним синхронно кивнул и Казимир. 

— Можете говорить, здесь никто вас не тронет, — заверил Алпин, и Грейвз увидел в его глазах знакомый стальной блеск. 

Казимир кашлянул, отпил пива и очень тихо заговорил: 

— Одна довольно известная в узких кругах вещь, созданная величайшим человеком, поистине осветившая бы собой любую коллекцию, недавно пропала, и, как говорят, её очень ждут некоторые люди в Штатах. Переправить её целиком невозможно, ведь в этом случае её легко можно будет отследить, предмет такой силы даёт сильнейшие эма... — он кашлянул ещё раз и поправился: — Сильнейшее излучение. 

— Но разве кто-то может собрать его, если он уже разобран? Ведь, — Грейвз сделал паузу, дав понять, что услышал слово «осветившая», — механизм очень старинный, верно? 

— Верно, — подтвердил Казимир. — Но человек достаточной квалификации, моей или чуть выше, мог бы это сделать. 

— Найдёшь человека — найдёшь механизм, — подытожил Тесей. 

— Как давно он пропал? — спросил Грейвз. 

— Он — недавно, но в последнее время такие, — Казимир запнулся, — механизмы начали пропадать чаще. 

Он вытащил из кармана свёрнутый лист бумаги и положил на стол. 

— Это список пропавшего, который я смог составить. И список тех, кто был владельцами или хранителями вещей. 

Тесей бросил любопытный взгляд на лист. 

— Он сильно отличается от того, что видел я? 

— Сильно, — неожиданно твёрдо сказал Казимир и повернулся к Грейвзу. — У меня были основания просить помощи именно у вас и именно лично. Но кроме этого я вряд ли смогу чем-то помочь. 

— Уже кое-что, — сказал Тесей, сделав попытку взять листок со стола. 

Грейвз припечатал лист ладонью. 

— Один вопрос. Механизм, о котором мы говорим, подлинный? 

Казимир кивнул:

— Поэтому некоторые из моих коллег согласились предоставить часть информации, но неофициально и только вам. 

— Спасибо, — сказал Грейвз. 

Казимир Ольшевский исчез почти незаметно, а Грейвз, Скамандер и Макфейл остались за столом. Грейвз задумчиво постукивал свёрнутым листом по столу. Вещь, созданная величайшим человеком, «осветившая» бы собой любую коллекцию. Под это определение попадал артефакт под названием «Сфера света», созданный, по легенде, самим Мерлином, аккумулятор магической энергии неслыханной мощи. Он считался утраченным, однако слухи об его утрате оказались сильно преувеличенными. И теперь кто-то переправляет его в Америку, чтобы затем собрать и использовать. Ольшевский сказал, что для сборки нужен большой мастер и сильный маг. Грейвз знал, кто подходил под оба эти определения, и эта мысль ему крайне не нравилась. 

Перекинувшись ещё парой-тройкой фраз с друзьями, Грейвз выяснил практически всё, что хотел, и потому остаток вечера прошёл под эгидой обещанных Скамандером «вторых Арденн», что подразумевало попойку. Шансы выйти из неё невредимым были разве что у Алпина, и то немного. 

Алпин, как всегда, помалкивал, а солировал Тесей, самый младший и самый безбашенный из их компании. Звание героя войны и орден Мерлина первой степени, плюс кучку наград помельче от французского и американского правительств Скамандер получил во многом именно благодаря этой безбашенности. Он был одним из тех, кто способен встать в полный рост под шарахающими туда-сюда Непростительными и поднять щит, рискуя получить Авадой в грудь. И именно поэтому Тесей, несмотря на море заслуг и погремушек, как он их называл, держался — и его держали — подальше от руководящих постов. Это никак не соотносилось с его весом и влиянием в британском магсообществе, но по бумагам Тесей Скамандер занимал весьма скромную должность. 

После очередной выпитой пинты Алпин пожаловался на никчёмный секретариат, а Тесей, тряхнув шевелюрой, стукнул кружкой о стол. 

— Секретариат. У тебя там мой братец хотя бы не работает. 

— Уже не работает, — скрупулёзно поправил Макфейл. — Отдел по переназначению домашних эльфов, увы, тоже подчиняется мне. 

— Но он тебе начал подчиняться после того, как Ньюта начало мотать по свету в поисках фантастических тварей. То есть не поймите меня неправильно, я дико благодарен тому мужику из «Обскурус Букс», который поручил ему написание величайшего труда всей его жизни, Ньют просто светился, но докси меня заешь, я даже приблизительно не представляю, где он сейчас находится! Как можно приглядывать за младшим братом, если он сидит в какой-то глуши, куда даже вопиллер не долетит? 

— Счастливый мальчик, — буркнул Грейвз в кружку. 

— Тебе, Перри, просто не понять, что такое заботиться о младших! 

— Ну не скажи. 

— Оп-па, — Тесей резко развернулся к Грейвзу, но с учётом количества выпитого обычная ловкость ему изменила и он едва не сбросил со стола одну из пустых кружек. 

— Оп-па, — повторил он. — Наш Перри обзавёлся детишками? 

— Ты что, женился? — распахнул глаза Алпин. 

— Тс, Ал! — Тесей стукнул Макфейла по руке. — Одно с другим не взаимосвязано. Так что насчёт детей? 

— У меня детей полный детский сад наверху, — попробовал отговориться Грейвз. 

Однако Тесея Скамандера было непросто провести, а Алпин цеплялся за слова, как плющ за камни. 

— За детским садом ты лично не присматриваешь. Давай уже, не томи. 

Грейвз со вздохом допил остаток пива, показавшегося уже не настолько вкусным, как вначале. 

— Да кажется, взял под свою опеку одно... одного. Тебе бы понравился, Ал. Документы шерстит, как гоблин. Бумаги и отчёты обожает. Нагнал страху на два департамента. Объявился у нас во время боевой операции, как не пришибли — до сих пор удивляюсь. И видел бы ты его — хлипкий, упёртый и головастый. Заноза в заднице, одно слово. 

— Они б с моим братцем спелись, — задумчиво сказал Тесей. — Две занозы... 

— Да не дай Мерлин! — фыркнул Грейвз. — Если твой братец ко мне заявится, я уже сейчас могу назвать минимум три статьи, по которым мне придётся его загрести. 

— А ты бы и загрёб. Ему полезно было бы иногда присесть и одуматься под мудрым надзором. 

— Я запомню, — пообещал Грейвз. 

Когда троица вывалилась из закрывающегося паба, над Лондоном стояла низкая жёлтая луна. Облака, наползавшие на неё, о чём-то напомнили трезвеющему не то от ночной прохлады, не то от Бодрящего зелья Грейвзу. 

— Слушай, Тесей, у тебя же должна быть девушка?

— Делиться не буду, — отреагировал Тесей.

Грейвз только досадливо отмахнулся. 

— Алпин, а у тебя? 

Скамандер с Макфейлом быстро переглянулись. Грейвз поднял обе руки вверх.

— Да не в этом смысле. Кто знает, где в этом городе можно купить женский шарфик?

Chapter Text

В Париж Грейвз тоже заглянул — в основном перекинуться парой слов с ещё одним армейским товарищем, Арсеном Леруа, и купить — под чутким руководством того же Арсена — бутылку коньяка для Аберфорта. Он подозревал, что одним коньяком от Беллсгрейва ему не отделаться, но отмахиваться бутылкой было в любом случае сподручнее. Арсен, проникшись сочувствием к измученному «сухим законом» другу, поставил себе целью проспиртовать Грейвза насквозь. Количество дифирамбов, пропетых Грейвзом державшей «сухой закон» подальше от магического сообщества Серафине, превысило все мыслимые пределы, но Леруа никак не хотел расставаться с представлениями о вынужденной трезвой жизни Грейвза и собственной ролью спасителя. Персиваль выдержал три дня, но был вынужден позорно капитулировать: на фоне Арсена и его познаний в спиртном блекли даже подвиги Алпина и Тесея. 

На досуге он так и эдак просматривал переданный ему Казимиром Ольшевским список. Понятно было, почему листок был зачарован лично на него, Грейвза, и почему Ольшевский не стремился поделиться информацией с британским Минмагии. Половина фигурантов списка Казимира если и не значилась в перечне на розыск, то недалеко от него ушла. Вторая половина списка купила свои артефакты явно не в Косом переулке, и несложно было догадаться, что жаловаться на свою пропажу в Минмагии они тоже не рвались. Из этого вытекало не только то, что похитители артефактов делали это для очень сильного и умелого мага, но и то, что этот сильный и умелый маг совершенно не заботился о том, чтобы сохранить добрые отношения с преступным миром. Это сужало круг подозреваемых до всё той же совершенно не радовавшей Грейвза кандидатуры, но, помимо этого, добавляло вопрос: кто помогает покрывать эти дела в МАКУСА? И главное — какова квалификация вора, который мог пробраться в святая святых европейских коллекционеров? 

Серафине докладывать было практически не о чем, поездка действительно вышла для Персиваля отпуском, если не считать прихваченной с собой в качестве сувенира новости о пропаже Сферы света. Но эту новость Грейвз пока приберёг для себя. 

Беллсгрейв при виде бутылки поморщился, как будто к коньяку Персиваль приложил ещё и лимон. 

— Да ладно тебе, Эбби, отличное пойло. 

Аберфорт покрутил бутылку в руках, всё с той же кислой миной поставил её на стол и воззрился на Грейвза. 

— Немажеское? 

— Самое что ни на есть. Выбирал специалист. 

— И как ты это через границу тащил? 

— Для тебя, солнышко, я бы и Эйфелеву башню пронёс. 

— Ну и зря, — буркнул Аберфорт. — У нас и так проблем полно, не хватало ещё взбучки от всевидящего ока из-за пол-литра алкоголя. 

— Ты же сам страдал, что нормальный коньяк здесь не делают, а одним огневиски пьян не будешь. 

— Страдал, — Беллсгрейв задумчиво ткнул бутылку пальцем и словно встряхнулся. — Перси, а ты не думал продлить отпуск? Съездить к каким-нибудь ещё армейским друзьям, желательно в Китай или дебри Африки? У нас тут без тебя так замечательно упали все показатели по преступлениям. Половина Конгресса шутит, что ты очень талантливый человек — умудряться весь день торчать у себя в офисе и как-то проворачивать такую драконову уйму преступных дел. 

— Не дождётесь, — продемонстрировал зубы в улыбке Грейвз. — Как старик Шайдер? Не слопал тебя? 

— Ты тоже не дождёшься, — фыркнул Беллсгрейв. — И где Шайдеру меня осилить, подавился бы, даже не начав. 

— А что бы ты сказал, Эбби, если б я предложил забрать от тебя мистера Бэрбоуна и перевести его в аналитику, к Шайдеру? 

— Сказал бы, что великий Мерлин услышал мои молитвы, и отправился бы искать что-то подобающее для празднования. А с чего вдруг такая радость в мой дом, ведь ещё даже не Рождество? 

— Да подумалось, что парень неплохо будет там смотреться. 

— И будет портить Шайдеру нервы. Слушай, Перси, а ты молодец. Одним махом нейтрализовать сразу двоих. Была б на мне шляпа — я б её снял. Твоему коварству позавидовала бы сама Моргана. 

На первый взгляд пустяковая беседа с Беллсгрейвом далась Грейвзу не так уж легко. Всё время в каюте парохода, нёсшего его из Европы к родному Нью-Йорку, Грейвз думал, как навести шороху в Конгрессе, причём шороху довольно тихого и узконаправленного, одновременно оставаясь в стороне. Решение напрашивалось само собой: начать искать информацию в нужном секторе и спровоцировать тем самым преступника. Поручить работу кому-то из своих означало вывесить флаг «внимание, облава!», а пускать дым в лисью нору в планы Грейвза пока не входило. Он хотел лишь запалить фитилёк неподалёку. Тут-то на ум и пришёл юноша, который уже занимался нужным Грейвзу делом, причём совершенно самостоятельно. Если он продолжит раскапывать документацию и сопоставлять одно с другим, это всегда можно списать на то, что сопляк решил в очередной раз выслужиться перед начальством. Даже если он побежит с этим напрямую к Грейвзу, никто особо не удивится: «сорокастраничный мальчик» уже давно пользовался репутацией человека не от мира сего, которому начальство потакает из жалости к убогим. Конечно, такое развитие событий ставило Криденса Бэрбоуна под удар. Грейвз не любил использовать людей вслепую, но в нынешней ситуации выбирать не приходилось. Бэрбоуну он симпатизировал, однако тот был слишком идеальной кандидатурой. 

Перевод Криденса начался с разговора с Гидеоном Шайдером, главой отдела аналитики. Шайдер был человеком в высшей степени профессиональным, и в той же высшей степени невыносимым: обладая блестящим умом, он не считал нужным скрывать от окружающих собственную оценку их умственных способностей. Главная же сложность общения с Шайдером заключалась в том, что тот, как настоящий аналитик, всегда давал исчерпывающие и краткие характеристики, почти в ста процентах случаев крайне неприятные и столь же крайне точные. Поэтому, когда Грейвз начал разговор о Криденсе Бэрбоуне, Шайдер только саркастически ухмыльнулся:

— А я-то думал, когда вы начнёте просить меня за своего подопечного. 

— Мистер Шайдер, пока я руковожу этим департаментом, я не прошу. Я рекомендую. 

— Полагаете, что мой отдел настолько некомпетентен, что ему срочно нужно подкрепление в виде троечника из Ильверморни, который едва умеет колдовать и чуть лучше — изучать документацию? 

— Если этот троечник ничего из себя не представляет, зачем же вы столь подробно изучили его досье? 

Шайдер хмыкнул, а Грейвз понял, что поле боя осталось за ним и на самом деле Шайдер сопротивлялся из врождённой или выработанной привычки к противоречию. Против воли Персиваль почувствовал, что расслабляется. Он знал Шайдера с тех пор, когда сам был немногим старше Бэрбоуна, и отголоски юношеского трепета перед злоязыким аналитиком до сих пор ему очень некстати аукались. 

Пару дней спустя Грейвз натолкнулся на Криденса в коридоре, где у того не было ни малейших причин находиться. Если, конечно, он не ставил своей целью попасться Грейвзу на глаза, а эту причину Грейвз тоже со счетов не сбрасывал. Бэрбоун деловито шагал, зажав под мышкой несколько объёмных папок, по виду которых можно было предположить, что они если и моложе Бэрбоуна, то ненамного. Юноша явно заметил Грейвза — Персиваль увидел, как тот расправил плечи. 

— Осваиваетесь на новом месте, мистер Бэрбоун? 

Бэрбоун притормозил и изобразил удивление, впрочем, не слишком успешно. 

— Добрый день, мистер Грейвз, сэр. Стараюсь работать. 

— Загружают старыми архивными выкладками? 

Грейвз кивнул на папки, Бэрбоун почти инстинктивно прижал их к себе. 

— Да, сэр. Но мне нравится. 

После этой фразы он вдруг смутился, как будто от того, что это прозвучало немного по-детски. Грейвз с трудом удержался от улыбки: несмотря на блестящий ум и хорошие задатки, в такие моменты Криденс Бэрбоун ясно демонстрировал, что по сути был ещё ребёнком. Чувство вины кольнуло сразу же — этого ребёнка он собирался толкнуть в пасть неведомому чудовищу. Но выбор был сделан. 

— Я и думал, что вам понравится. Однако настоятельно прошу вас помнить наш с вами прошлый разговор и не пытаться заниматься полевой работой. Но это не значит, что вы должны оставить прежние изыскания, напротив, жду от вас новостей. 

На протяжении последней фразы Грейвз крутил в пальцах немагический пенни, привезённый из Англии. Заметив, что взгляд Криденса остановился на монетке, он вдруг щелчком подбросил её в воздух в сторону Криденса, и тот машинально поймал её. 

— Держите. На счастье. Удачной работы. 

Криденс сжал монетку в кулаке, а Грейвз, не дожидаясь россыпи благодарностей, продолжил свой путь по коридору. Если Криденс не появится у него через неделю, максимум — две, он будет очень удивлён. 

Теперь Грейвзу предстояла встреча с человеком, которого он недолюбливал, но без помощи которого ему вряд ли удалось бы обойтись.

Аксис Де Виро числился старшим специалистом отдела по расследованию краж. Внешне это был молодой человек из числа тех, кого называют «весьма приятными» и так любят показывать на экранах Колдовуда и обложках «Ведьмополитена»: щеголеватый, всегда одетый по последней моде, а то и забегая вперёд неё, улыбающийся лучезарной белозубой улыбкой. Де Виро был в замечательных отношениях абсолютно со всеми, от госпожи президента до последнего чистильщика палочек. 

Де Виро появился в кабинете, распространяя запах ветивера с почти неуловимой ноткой гари: «Слёзы феникса» были последним писком моды этого сезона. Галстук придерживала булавка с огромным сапфиром в тон голубым глазам, такие же камни поблёскивали на выглядывавших из-под рукавов пиджака манжетах рубашки. Подавив желание поморщиться, Грейвз указал Де Виро на стул. По его меркам, и «Слёз» в рабочее время было достаточно, чтобы подойти к тонкой грани, отделяющей стиль от дурновкусия, но сапфиры такого размера эту грань не просто истончали, а прошибали насквозь. 

Аксис опустился в кресло с природной грацией кинозвезды, выражение его лица представляло собой сочетание заинтересованности и желания помочь. Грейвз развернул к нему листок, на котором было написано несколько фамилий, позаимствованных из списка Казимира Ольшевского. 

— Можете сказать что-нибудь о данных субъектах, мистер Де Виро? 

Аксис вытянул шею и слегка наклонил голову набок, вчитываясь. Потом поднял взгляд на Грейвза и пожал плечами. 

— Не думаю, что могу рассказать вам о них что-то, что вам самому не известно, мистер Грейвз. 

— Что скажете о состоянии их коллекций? 

Де Виро приоткрыл рот, но тут же поджал губы: два и два этот парень складывать умел.

— Боюсь, мистер Грейвз, тут я бессилен. Нам понадобится тяжёлая артиллерия. 

Грейвз взглянул на него исподлобья. 

— Мама? 

— Мама, — лучезарно улыбнулся Аксис. 

В МАКУСА работало, совмещало и просто ошивалось множество странных, нестандартных и нетривиальных людей и нелюдей, но Аксис Де Виро по праву претендовал на звание одного из самых необычных представителей человеческой части обитателей Конгресса. Ибо Аксис Де Виро происходил из династии профессиональных воров. 

Семейство Де Виро занималось кражами примерно с того же времени, как в магическом сообществе появились вещи, которые можно было украсть. «Экзаменом на зрелость» в этой семье было проникновение в самые защищённые хранилища континента, и пока что ни один из Де Виро в обозримой истории его не проваливал. Из сейфа в этом случае ничего не исчезало, но поговаривали, что в распоряжении клана хранится объёмная стопка колдографий внутреннего устройства некоторых сейфов с улыбающимися Де Виро всех возрастов на фоне. Клан Де Виро процветал, поскольку поймать их за руку было практически невозможно. Однако сорок лет назад патриарх решил, что деньги можно зарабатывать и иным способом, гораздо более надёжным и менее нервным. Уже отошедший от дел Антиох Де Виро перебрался за океан, где и предложил свои услуги всем желающим в качестве специалиста по системам охраны. Заокеанские банкиры и коллекционеры удивились, но прислушались, причём не последнюю роль сыграла та самая коллекция колдографий. В результате дочь Антиоха Аталанта, успевшая за свои двадцать с небольшим лет сменить хозяев такому количеству артефактов и драгоценностей, что сама сбилась со счёта, оказалась в странном положении. С одной стороны, теперь она давала консультации тем, кого сама обчищала (в некоторых случаях — неоднократно), с другой — периодически по чьей-либо просьбе возвращалась к прежнему ремеслу с той лишь разницей, что «навещать» тех, кому она налаживала охрану, Аталанта отказывалась. Ещё страннее было то, что такое положение вещей устраивало все заинтересованные стороны. 

Сын Аталанты, Аксис, в настоящих кражах не участвовал ни разу. Максимально приближенной к реальности ситуацией был семейный экзамен, который Аксис выдержал, но в остальном он был чистой воды теоретиком, хотя и весьма осведомлённым. Поэтому на работу в Конгресс его взяли почти без разговоров. Однако именно Аталанта Де Виро, услуги которой по-прежнему требовались очень многим магам, была самым неоценимым источником информации о законном и особенно незаконном передвижении артефактов в магическом мире. 

— Матушка сейчас в отъезде, — несколько виновато добавил Аксис, — в Китае, навещает деловых партнёров. 

— Давно? 

— Почти месяц. 

— Когда будете писать ей, упомяните, что сразу же по приезде я жду её на чашечку кофе. 

— Обязательно. Сэр. 

Аксис выжидающе посмотрел на Грейвза, тот смотрел в бумаги. Через пару мгновений он коротко глянул на Аксиса и кивнул:

— Больше не задерживаю. 

Мысль о том, что семейство Де Виро могло бы быть замешано в деле, у Грейвза мелькала, но он отмёл её за несостоятельностью практически сразу. Аталанта очень дорожила своим двусмысленным статусом и не могла не понимать, что окажется первой в списке подозреваемых и самой беззащитной из них: в её могуществе общаться с обеими сторонами закона на равных заключалась и её главная уязвимость. Аксис, унаследовавший техническую подкованность и ловкость матери, был начисто лишён её ума и гибкости мышления, и поэтому, ввяжись он в подобную аферу, первым делом об этом узнала бы сама Аталанта. В этом случае Де Виро сейчас был бы не на службе, а в госпитале, и месяца там ему могло бы не хватить. 

Грейвз задумчиво испепелил листок, который показывал Де Виро, и покосился на стопку папок с делами, возвышавшуюся на краю стола. С момента его возвращения стопка стала чуть пониже, но не слишком. Самым обидным было то, что дела, требовавшие личной подписи руководителя департамента магбезопасности, варьировались от закрытия расследований до изменения графика работы магического досмотра в портах и на вокзале. И «графиков работы» было в разы больше — именно их и приносили в чёрных папках, занимавших сейчас добрую треть стола. Просто подмахивать документы не читая Грейвз не любил, потому что слишком хорошо помнил себя образца пятнадцати-двадцатилетней давности: тогда подсунуть главе департамента на подпись бумагу, обеспечивающую лишний выходной или дополнительную дотацию на магические ингредиенты, считалось высшим бюрократическим пилотажем и грозило нешуточным выговором, однако в случае удачи вознаграждалось сторицей. Вряд ли бы кто-то рискнул подшутить над самим Грейвзом, но ослаблять внимание он не собирался. К тому же эта рутина держала его в курсе происходящего — именно такие мелочи, как изменение графика досмотра, не раз и не два играли ключевую роль в расследованиях. Грейвз вздохнул, свистнул самопишущее перо и снял со стопки верхнюю папку.

Проулок был достаточно грязным и узким для того, чтобы затащить туда тощего парня, не привлекая лишнего внимания окружающих. Чем и занимался высоченный громила как раз тогда, когда на сцене появился Грейвз. Громила явно знал, что имеет дело с магом, потому что пытался первым делом заблокировать руки, не давая дотянуться до палочки. Появления Персиваля громила явно не планировал, поэтому выпустил левую руку парня, освобождая собственную правую. Над ухом обездвиженной жертвы возник пистолет. Но прежде, чем Персиваль успел отреагировать, перед глазами у него потемнело, словно его стукнули тяжёлой и сильно набитой подушкой, и он отшатнулся, с трудом удержавшись на ногах. Когда он сумел открыть глаза, громила лежал у стены — и живой человек в такой позе лежать не мог, потому что у живых людей кости имели другую форму, а суставы не выворачивались под таким углом. Грейвз сфокусировал взгляд на фигуре, стоявшей ближе к нему. Глаза Криденса Бэрбоуна были широко распахнуты и светились ужасом. 

— Что это было? — тихо, но очень отчётливо прошипел Грейвз, хватая Бэрбоуна за руку и силой отворачивая его от тела у стены. 

— Н-невербальное б-беспалочковое, — заикаясь, выдавил Криденс. 

— Что н-невербальное б-беспалочковое, и так вижу, — раздражённо одёрнул его Грейвз. — Заклинание какое? 

— Протего, — на коротком слове заикание мистера Бэрбоуна оставило. 

— А если подумать? — угрожающе уточнил Грейвз. 

— Депульсо? — в голосе Криденса зазвучала вопросительная интонация. 

— Так, — сказал Грейвз. — Ко мне в кабинет и ждите там. Аппарация не менее чем через три точки. Вы меня поняли? 

Бэрбоун кивнул, руки у него тряслись. Грейвз отстранённо подумал, что аппарировать в таком состоянии — значит сильно рисковать разлететься в пыль ещё на старте, но выбора не было. Выброс магии такой силы мог вызвать сюда дежурный отряд авроров, и если своё присутствие Грейвз смог бы им объяснить, то присутствие Бэрбоуна вызвало бы много лишних и неудобных вопросов, которые могли повлечь за собой ещё более лишние и неудобные ответы. При передвижении немагическим способом его могли поймать — вполне возможно, что пущенный по его следу бандит был не единственным, сам Грейвз бы не стал действовать без подстраховки. До здания Конгресса, как Грейвз надеялся, Бэрбоун доберётся, а внутри его тронуть побоятся. 

Теперь оставалась проблема с телом. В том, что нападавший был мёртв, Грейвз не сомневался, но на всякий случай проверил — сразу же после того, как Бэрбоун исчез, не сводя с Грейвза взгляда потемневших из-за расширившихся зрачков глаз. От улик следовало избавиться, и, как ни противно было Грейвзу это признавать, немагическим способом. В палочке нельзя было оставлять следов уличающих его заклинаний, а любое огненное такой силы вызвало бы, помимо очередного всплеска магии, неслабое магическое истощение, которого сейчас Грейвзу не хватало для полного счастья. Оставить тело как есть было ещё опаснее. Вуду, конечно, официально было вне закона, но даже у Серафины нашлись бы знакомые знакомых, которые сумели бы в высшей степени неофициально и в столь же высшей степени эффективно поднять свежий труп и задать ему пару наводящих вопросов. Не говоря уж о Бернадетт по прозвищу Мама Бриджит, которой, кажется, и знакомых искать было не надо. 

Хотя бы Режущее у Грейвза сносно выходило без палочки, оставляя минимум следов. Разделываясь с телом, Грейвз размышлял, как бы обзавестись связями среди бокоров специально для таких случаев. Следующие полчаса он думал уже о том, что небольшая мобильная бригада немагической мафии тоже бы не помешала. 

Измазав любимое пальто в трёх сортах нью-йоркской, а значит, особенно въедливой, грязи и вымочив его в бессчётном количестве луж, Грейвз едва не аппарировал домой — чисто машинально. Но уже готовясь произнести формулу, он вспомнил, что в кабинете его дожидается Криденс Бэрбоун — ошеломлённый произошедшим, напуганный и явно что-то раскопавший.

Бэрбоун сидел не в кабинете, а около него: второпях Грейвз дверь не только закрыл, но и машинально запечатал. Грейвз отпер кабинет и почти втолкнул Бэрбоуна внутрь. 

— Садитесь, — махнул он. 

Криденс устроился на краешке кресла, вцепившись в собственные колени. Грейвз вытащил из шкафа пузырёк с успокоительным зельем, жестом призвал бокал, накапал туда несколько капель, плеснул воды и после этого вручил бокал Бэрбоуну. 

— Пейте, — велел он. 

Бэрбоун выпил залпом, как спиртное, и протянул бокал назад. Грейвз, не глядя, левитировал его на стол позади себя, присел на краешек столешницы и внимательно посмотрел на Криденса. Тот сглотнул и начал теребить порванный, видимо, ещё в переулке манжет пиджака. Грейвз только сейчас осознал, что испуг Криденса относился вовсе не к произошедшему в переулке. Бэрбоун боялся лично его, Грейвза. Вернее, даже не боялся, а чувствовал себя виноватым за что-то одному ему известное. Наконец, решившись, он поднял голову и взглянул на Грейзва. 

— Тот человек? 

— Об этом можете не беспокоиться, — Грейвз позволил себе намёк на улыбку. — Итак, мистер Бэрбоун. Пока мы оставим за кадром произошедшее и перейдём к насущному. Мне интересно следующее: кто и как учил вас беспалочковой и невербальной магии? Далее меня интересует ответ на вопрос: как случилось, что вы не можете определить применённое вами заклинание? 

Криденс сглотнул и открыл рот, но Грейвз продолжил:

— Давайте будем уважать умственные способности друг друга и обойдёмся без заведомых глупостей вроде «спецкурса в Ильверморни» и «дуэльного клуба». Я тоже там учился и тоже был членом дуэльного клуба, к магии подобного уровня там не приближаются и, думаю, никогда не приблизятся. 

Криденс захлопнул рот, глубоко вдохнул и выдохнул:

— Янигденеучилсяэтооносамо. 

Грейвз приподнял бровь:

— А теперь ещё раз, но на нормальном английском? 

Криденс вздохнул, как идущий на смерть мученик. 

— Я нигде не учился. У меня оно получается само. 

Гревйз поправил запонку и медленно скрестил руки на груди. Так он отвоевал себе примерно семь секунд, чтобы осознать факт: неучтённый стихийный маг. В департаменте магбезопасности. На бумажной работе. У него под носом. Грейвзу остро захотелось глотнуть виски, приложить ко лбу что-нибудь холодное, а потом — наведаться в Ильверморни и провести Аджильберту Фонтейну краткий, но ёмкий ликбез по контролю за стихийной магией у учеников школы. И себе тоже провести какой-нибудь ликбез, за компанию. 

— И часто у вас получается «оно само»? 

Криденс отвёл взгляд в сторону, ещё раз дёрнул полурастерзанный манжет и почти неслышно сказал:

— Когда я очень волнуюсь, — и добавил ещё тише: — Или беспокоюсь за кого-то. 

— Мистер Бэрбоун, — Грейвз сделал паузу и постарался говорить помягче. — Вам известно, что стихийные маги должны заявлять о своих способностях? 

Криденс судорожно кивнул, по-прежнему глядя куда угодно, только не на Грейвза. 

— Так почему же вы этого не сделали? 

— Я... Я боялся, — прошептал Криденс. 

Грейвз глубоко вздохнул. Стихийная магия, конечно, не позорное клеймо, но лишний повод для шепотков за спиной и косых взглядов в коридоре. Особенно в случае юношей, и без того не пользующихся излишней популярностью. 
Грейвз повернул запонку на втором рукаве. 

— Бояться уже поздно, мистер Бэрбоун. Учиться надо. Чем мы с вами и займёмся в ближайшее время. А теперь скажите мне лучше вот что: чем вы сейчас занимались у мистера Шайдера? 

— Переписью архивных дел о нелегальном ввозе магических существ. И я проверял ещё кое-что, про контрабанду, вдобавок к тому отчёту, который я подавал вам пять недель назад, но пока мне нечего было вам представить, извините, сэр, я понимаю, что я вас подвёл... 

— Пока что, мистер Бэрбоун, вы меня подводили только своей излишней активностью в том, что не касается бумаг. Но это мы с вами уже обговорили. 

— Мистер Грейвз, можно ещё один вопрос? 

— Слушаю. 

— Как вы меня нашли? 

— Аврорское чутьё, мистер Бэрбоун. И ваше везение. 

И зачарованная старым семейным заклятием монетка в один пенни. Грейвз два дня переворачивал всю семейную библиотеку в поисках заклинания, которое накладывали на детей все Грейвзы — не только следящего, но и сигнализирующего о появлении существа, желающего зачарованному зла. Древние, сложные, никем уже не использующиеся, но практически необнаружимые чары, сработавшие как должно. Конечно, был риск того, что он не успеет. Но он успел. 

— Вас проводить до дома? 

Бэрбоун вздрогнул. 

— Меня, сэр? 

— Полагаете, в сопровождающих нуждаюсь я? — Грейвз едва заметно улыбнулся. 

— Нет, сэр. То есть я хотел сказать, вы не нуждаетесь. И я тоже. Простите, сэр. То есть спасибо, сэр. 

— Мистер Бэрбоун, ещё один «сэр», и у меня начнёт кружиться голова. Отправляйтесь домой. Отдыхайте. Ситуацию с нападением немага я оформлю сам. 

Провожать Криденса до дома он и не собирался. Для окружающих, если бы о нападении узнали, оно бы стало случайным грабежом. Для тех, кто подослал громилу, причём немага, его исчезновение могло стать тревожным звоночком, но стихийная магия Криденса, о которой они вовремя заявят, послужит пусть и хиленькой, но ширмой. На всякий случай он проверил следящее заклинание. Во второе нападение за вечер, так далеко отстоящее по времени от первого, Грейвз не верил, но осторожности никогда не бывает слишком много, особенно когда речь идёт о ребёнке. Грейвз ухмыльнулся сам себе: может, иногда Бэрбоун и напоминал ребёнка, но сегодня он вёл себя как настоящий аврор. Даже не задал лишних вопросов, хотя на его месте у Грейвза их была бы целая туча. Возможно, он всё же принял произошедшее за случайность. Или же нет, и тогда отсутствие вопросов настораживало ещё больше. 

Стрелка на часах, связанная с пенни в кармане Бэрбоуна, колебалась между отметками «безопасно» и «в меру безопасно», что при сложившихся обстоятельствах Грейвз мог счесть за совершенно неприличную удачу.

На следующее утро Персиваль просмотрел сводку ночных событий с удвоенным интересом. Отсутствие упоминаний о происшествии могло иметь три равновероятных варианта объяснения. Первый, неприятный, но ожидаемый: преследователи Бэрбоуна обо всём узнали, но по понятным причинам не стали поднимать шум и сообщать о всплесках магии на улицах города. Второй, льстящий самолюбию: ему удалось замести следы так, что заказчики нападения на Бэрбоуна до сих пор пытаются понять, куда делся их исполнитель и как с ним смог справиться тщедушный мальчишка, который с трудом отличает один конец палочки от другого. Третий вариант: происшествие на самом деле было вполне себе заметно, но дежурные авроры его прохлопали. Этот вариант удручал Грейвза даже больше, чем первый. Руки чесались устроить профилактический разгон, но Персиваль решил приберечь запал на будущее. 

Ближе к обеду Персиваль послал записку Аберфорту Беллсгрейву. С кем ещё можно было обсудить ситуацию с внезапно нарисовавшимся на горизонте стихийным магом, как не с главой департамента надзора, и кому ещё можно было пожаловаться на жизнь, как не старому приятелю. К тому же Грейвз рассчитывал, что Эбби уже распробовал коньяк и сменил гнев на милость. Он даже подумал было пригласить Аберфорта во «Френсис-Таверн», но вовремя сообразил, что такое роскошество Эбби сразу же насторожит и разговора по душам может не получиться. Так что засели они во всё том же «Беззубом драконе». 

Аберфорт был чем-то встревожен: это Грейвз понял по той рассеянности, с которой Эбби листал меню. Обычно он изучал его так, словно надеялся найти в нём что-то новое и неиспробованное — дело технически невыполнимое, потому что меню в «Драконе» меняли редко, а им, как завсегдатаям, об этом сообщали в первую очередь. Но для Беллсгрейва главным был ритуал. Сегодня он ему изменил, захлопнув потёртую кожаную папку почти сразу же. В голове Грейвза мелькнула мысль, что он всё-таки облажался и Аберфорт обеспокоен именно этим. 

— В чём дело, Эбби? — как можно незаинтересованнее спросил Грейвз. 

— Пока сам толком не понял, — махнул рукой Беллсгрейв и словно сбросил с себя оцепенение. — А ты о чём поговорить хотел? 

— Так заметно? — поднял брови Грейвз. 

— Персиваль Грейвз зовёт меня на обед и обещает сам за него заплатить. Или на тебе Империо, или у меня где-то под боком разыгрались вуду, или тебе что-то нужно. Не знаю, что страшнее. 

— Я знаю, что страшнее. Криденс Бэрбоун. 

Аберфорт наигранно вздрогнул. 

— Ты хочешь переместить его ко мне назад? Перси, у меня есть немного сбережений и поместье матери в Массачусетсе, недалеко от Ильверморни, это всё, что я могу тебе предложить в обмен на то, чтобы Бэрбоун остался там, где есть. Кстати, как ему у Шайдера? 

— Когда я видел Бэрбоуна в последний раз, задал ему тот же вопрос. Он сказал «спасибо, хорошо». 

Аберфорт внимательно посмотрел на Грейвза и вдруг расхохотался, да так, что пара чинно обедающих мужчин в одинаковых костюмах обернулась в их сторону с одинаково укоризненным выражением на лицах. 

— Твой протеже — первый за лет десять человек, который ухитрился так отозваться о работе с Шайдером. Да что там десять, по-моему, за всё время, что я занимаю пост в Конгрессе! 

Отсмеявшись, Аберфорт ковырнул вилкой принесённую закуску, Грейвз последовал его примеру. Когда они прикончили основное блюдо, Грейвз плавно свернул разговор в нужную колею. 

— Эбби, мне нужна твоя профессиональная помощь. 

— Ну наконец-то, — выдохнул Аберфорт. — А я-то уж подумал, что теряю хватку. 

— У нас в Конгрессе, оказывается, есть неучтённый стихийный маг. 

Аберфорт негромко присвистнул, снова призвав на свою спину два испепеляющих взгляда со стороны соседнего столика. 

— Да иди ты! Сорокастраничный мальчик? Стихийник? 

Грейвз молча кивнул. 

— Незарегистрированный, — уже с куда меньшим энтузиазмом продолжил Беллсгрейв. — Понимаю тебя. У нас тут и так... 

Аберфорт не договорил и только махнул рукой. 

— У нас тут просроченное появление, сам понимаешь. 

— Понимаю, не первый день в кресле сижу. Просроченное появление как-нибудь замнём, к Леонелле за ручку отведу. 

— Значит, присмотришь за мальчишкой, Эбби? 

— Куда я денусь, — улыбнулся Аберфорт. — Не чужой же он мне всё-таки, столько крови из меня выпил, паршивец. 

Грейвз вздохнул чуть спокойнее. Он не сомневался в итоге разговора с Аберфортом, но это не отменяло того, что Эбби нужно было предупредить заранее, чтобы в случае чего он успел проследить за делом своим чутким оком. Стихийный маг прошёл бы через руки Аберфорта так или иначе, но Аберфорт, подготовленный морально, — это Аберфорт, производящий гораздо меньше шума и Аберфорт, проявляющий максимум внимания. «Просроченное появление», то есть регистрация с сильным запозданием, могло бы потрепать Бэрбоуну нервы. Да и к специалисту-стихийнику, которому предстояло обучать новоявленного стихийного мага, лучше действительно было идти, крепко держась за могучую руку Аберфорта: парню было бы обеспечено действительно пристальное внимание. Бэрбоун наверняка сейчас собирает информацию о том, как именно с соблюдением духа и буквы закона должны регистрироваться стихийные маги и что им грозит, если они этого не сделают. А зная, как Шайдер загружает свою команду, Грейвз был уверен, что раньше вечера у Криденса руки до собственных проблем не дойдут. Теперь можно было спокойно заниматься более насущными делами, не отвлекаясь на Криденса Бэрбоуна хотя бы по этому поводу. Это не означало, что Персиваль стал реже посматривать на часы, связанные с зачарованным пенни, или перестал ждать следующего хода со стороны своего пока неведомого противника. 

После обеда Грейвз намеревался написать пару писем, но сигнальные чары возвестили, что к нему направляется Аксис Де Виро. Грейвз мысленно настроился на встречу с прекрасным и не прогадал: «Слёзы феникса», по всей видимости, уже утратили актуальность, уступив место сезонному аромату от Лотана, который уже четвёртый год воплощал в жизнь серию, посвящённую драконам. Судя по металлической нотке в аромате, драконом зимы 1925-1926 годов был украинский железнобрюх. Судя по интенсивности аромата, понятие нормы Аксису по-прежнему не давалось. 

— Матушка вернулась, и, если вам удобно, то она была бы рада видеть вас завтра в обычном месте в семь. 

— Благодарю, мистер Де Виро, передайте моё глубочайшее почтение вашей матушке. 

Дверь за Де Виро захлопнулась. Грейвз был уверен, что «если вам удобно» дипломатичный Аксис добавил от себя, Аталанта на такие мелочи с ним обычно не разменивалась. 

Больше всего в сложившейся ситуации с контрабандой Грейвза раздражал тот факт, что, кроме списка Ольшевского, у него на руках не было практически никаких данных, включая данные о новых кражах, если такие и произошли. Складывалось ощущение, что артефакты аппарировали с одного континента на другой, минуя таможню. Теоретически существовала возможность использования нелегальных портключей, но было почти невозможно найти неизвестного властям мастера, способного клепать портключи, как кондитерская — шоколадных лягушек. Хотя, учитывая ситуацию, даже известность мастера дела не меняла. Портключ, способный швырять людей через океан, создать было несколько сложнее, чем обычный, но умелый и хорошо попутешествовавший человек мог бы с этим справиться. Грейвз допускал, что пару раз можно было таким образом перебросить что-то из Европы в США, но пользоваться портключами как регулярным каналом было бы слишком рискованно, особенно если учесть силу переправляемых артефактов. Однако отметать этот вариант сразу Грейвз не стал. Он слишком хорошо знал, насколько мало ценится фактор риска некоторыми магами.

«Обычным местом», столь любимым мисс Де Виро был ресторан «Гаргило» на Кони-Айленде. На вкус Грейвза, там было шумновато — как в силу количества столиков, так и в силу происхождения большинства посетителей, но в какой-то степени это даже играло ему на руку. Сам Грейвз выбрал бы винную библиотеку «Барбетты», до которой было в два раза ближе, но Аталанта почему-то предпочитала простоватый и гораздо менее фешенебельный «Гаргило» шикарной «Барбетте» с её интерьерами, напоминающими европейские дворцы. 

Грейвз аппарировал без десяти семь. Аппарация вышла не слишком удачной, он приземлился в грязную лужу, поэтому лишняя пара минут ушла на приведение себя в порядок. Тем не менее без одной минуты семь Грейвз уже сидел за столиком, заказанным на имя мистера Дона. Псевдоним выбрала сама Де Виро несколько лет назад для первой их такой встречи. Грейвз юмор оценил, хотя к тому времени аврором уже официально не являлся. 

Аталанта Де Виро появилась в дверях в тот момент, когда часы на стене пробили в седьмой раз. Это даже не было задумано как эффектное появление, просто почти сверхъестественная пунктуальность была в крови как у Аталанты, так и у её сына. Неудивительно, учитывая профессию, где правильный расчёт времени был половиной дела. 

Грейвз встал, чтобы поприветствовать мисс Де Виро. Та протянула ему унизанную браслетами руку, которую Грейвз поцеловал. Аталанта Де Виро была худенькой хрупкой женщиной, её возраст было невозможно определить с первого взгляда: ей могло быть и тридцать, и пятьдесят, и дело было не в магии. Пронзительный взгляд тёмных глаз выдавал острый ум и огромный опыт, но по-девичьи гладкое, лишённое морщин лицо составляло с ними странный диссонанс. Аталанта присела напротив Грейвза и переплела пальцы рук, звякнув браслетами и кольцами. Удивительно, в который раз подумал Грейвз, как уместно и почти элегантно смотрится на ней весь этот ювелирный балаган, в то время как сын не умеет совместить два аксессуара так, чтобы от безвкусицы не заломило в висках. 

— Мы с вами оба занятые люди, мистер Грейвз, так что давайте сразу к делу. 

— Полагаю, Аксис уже обрисовал вам ситуацию? 

— Да, и я хотела бы взглянуть на список. 

Грейвз молча вынул из внутреннего кармана лист бумаги и развернул его перед Аталантой. Та принялась изучать фамилии, постукивая пальцем по губам, отчего украшения тихонько бренчали. В одну из первых их встреч Грейвз полушутя поинтересовался, сколько из вещиц, украшающих руки, шею и уши мисс Де Виро, не должны вызвать у него интереса. Мисс Де Виро тонко улыбнулась и ответила, что интерес ни к одной из них мистеру Грейвзу не удастся доказать. Шутка стала у них дежурной, но сегодня атмосфера не способствовала юмору. 

Аталанта перевернула лист так, чтобы он был виден и ей, и Грейвзу, и указала на две фамилии. 

— Вот у этих я бывала сама, — отметила ещё несколько, — а этим помогала с настройкой охраны. Об этих, — она небрежно дотронулась ещё до двух имён, — слышала много разного, но лично дела не имела. 

— Кто мог к ним наведаться? 

— К тем, о которых я знаю, — практически никто. Для не членов семьи тамошние проходы становятся практически непроходимыми, туда разве что какое-нибудь животное могло бы проползти. 

— Анимаг? — живо спросил Грейвз. 

— Исключено. Во-первых, на входе и выходе стоит... ну, скажем, аналог Ревелио, который выкинет любого анимага из животного состояния в человеческое. Во-вторых, в анимагической форме нельзя колдовать, а без этого вряд ли кто-то решится на по-настоящему серьёзное дело. 

— Дрессированные существа? Кто-то вроде окками? 

— Тогда уж сразу нюхлера, — улыбнулась Де Виро. — Сразу видно, что в магических созданиях вы разбираетесь не слишком хорошо. Правда, давно, ещё до рождения Аксиса, был во Франции умелец, который пытался дрессировать пикси, усмиряя их какими-то зельями. Пара его пикси действительно вытащила из хранилища одного мага несколько ценных вещей, но удрала от хозяина вместе с ними. Больше я о подобных опытах не слышала. 

— Значит, за эти хранилища вы ручаетесь. 

— Своей репутацией. Я бы туда не попала, если, конечно, хозяева не вносили никаких изменений без моего ведома, — тон голоса Аталанты подразумевал, что на такую глупость вряд ли бы кто-то решился. 

— Жаль, — поджал губы Грейвз. — Я надеялся услышать от вас что-нибудь более воодушевляющее меня как расследователя. 

— Мне искренне жаль, мистер Грейвз, что ничем не смогла вам помочь. 

— Пообещайте мне одну вещь, мисс Де Виро. 

— Насколько я помню, вам опасно давать обещания. 

— Я всего лишь хотел попросить вас не пытаться восстанавливать вашу репутацию в одиночку. 

— Если кто-то способен на подобные трюки, в одиночку я бы к нему и не сунулась. 

— Меня настораживает как раз то, что вы можете попробовать обратиться к друзьям и знакомым. 

— Я понимаю, что внутренние войны сейчас вам совершенно не на руку, мистер Грейвз. Но я думаю, что вы понимаете и другое: кто бы это ни был, он не из наших. 

— Кто-то помоложе? 

— Нет. Кто-то со стороны. Лобстер сегодня весьма удался, не находите? 

Грейвз понял, что разговор окончен, но добавить к нему было нечего. Аталанта только подтвердила его собственные мысли и не сообщила ничего нового. Кроме разве что идеи о дрессированных пикси. То, что не вышло во Франции тридцать лет назад, вполне могло увенчаться успехом в Англии сейчас. 

По возвращении в Конгресс Грейвз начал искать источники информации. Делать это нужно было очень аккуратно, привлекать внимание к себе он по-прежнему не планировал. Просить Бэрбоуна распространить свои поиски ещё и на это направление было бы совсем неосторожно. Отправить официальный запрос во Францию Грейвз не мог. Конечно, в Париже был Арсен Леруа, но Арсен обладал одним очень неуместным в сложившейся ситуации качеством: он совершенно не умел следить за собственным языком. Доверить какую-то информацию Арсену можно было только в том случае, если нужно было срочно распространить её среди максимально доступного количества людей. Поэтому вариант с Арсеном отпадал, а обращаться с подобными просьбами к людям менее близким Грейвз бы не стал, не рискуя вызвать лишние вопросы. 

Можно было зайти с другой стороны: поискать специалистов по дрессировке магических существ. В этом случае сложность состояла в том, что весьма затруднительно найти людей, которых не существовало в природе. Отделу защиты магических существ в МАКУСА Грейвз не доверил бы даже докси, отловленного в шторе, не говоря уж о вопросах более серьёзных. В Ильверморни уход за магическими существами в программу так и не вошёл, хотя во время войны и пару лет после по ним читали спецкурс, но по его содержанию складывалось ощущение, что магические существа начинаются с драконов и заканчиваются ими же. Грейвз отправил сообщение в архив, чтобы посмотреть, кто вёл этот спецкурс, если повезёт, то он отыщет кого-нибудь вменяемого. У Персиваля даже мелькнула мысль, что ради такого он готов глотнуть «Феликс Фелициса», потому что разворачиваться в очередном тупике ему совершенно не хотелось. 

«Фелицис» Персиваль не любил и не признавал, как не любил все зелья, эффект которых нельзя было подтвердить эмпирически. Тесей называл его за это единственным в мире магом, шарахающимся от передовых достижений магии, но сам при всей своей безбашенности именно к «Фелицису» относился так, словно действительно был здравомыслящим человеком. 

И тут Грейвз едва удержался, чтобы не стукнуть себя по лбу. Конечно же. Он ищет знающего специалиста по магическим существам и совершенно забыл про младшего брата Тесея, который, несмотря на молодость, явно входил в их число. Но связываться с Ньютом Скамандером нужно было минуя Тесея — Грейвз не хотел, чтобы хоть кто-то из лондонского Министерства магии, включая любящего старшего брата, был в курсе его расследования. Значит, нужна была сова, знающая Ньюта Скамандера и способная его отыскать. В Нью-Йорке такой совы точно не было. 

Персиваль сосредоточенно помассировал виски и вдруг улыбнулся: он понял, как можно доставить письмо Ньютону Скамандеру.

Утренняя почта принесла Грейвзу выпуск «Нью-Йоркского призрака» с разгромной передовицей о «Новых салемцах» и вопиющем бездействии Конгресса вместе с приколотой к нему визитной карточкой, с которой ему улыбалась автор передовицы. На зов Грейвза в кабинет просочился бледный Абернати, почувствовавший, что столь ранний вызов вряд ли сулит похвалу за отличную работу. Спустя пару минут интенсивного инструктажа по поводу того, как именно должна контролироваться почта главы департамента, Абернати с номером «Призрака» в обнимку испарился из кабинета. Грейвз послал мышку Куинни Голдштейн, намекая на то, что её начальнику сейчас потребуется чашка кофе и женское участие. 

Взглянув на табличку, куда следящие чары выводили имена посетителей, Грейвз понял, что беда редко приходит одна, потому что по коридору шёл Гидеон Шайдер. Он вошёл в кабинет Грейвза, чеканя шаг почти по-военному. Тонкие губы были сжаты так, что почти не выделялись на бледном тщательно выбритом лице, густые брови сведены к переносице. В руке Шайдер держал несколько листков, которые положил на стол перед Грейвзом. 

— Вашему протеже потребуется ваша помощь, — без лишних предисловий заявил Шайдер. 

Грейвз пробежал глазами бумагу и поднял взгляд на Шайдера. 

— Вы уверены, что я могу эту помощь оказать, мистер Шайдер? Надзор за магическими кадрами подобного рода находится в ведении Аберфорта Беллсгрейва. 

— Итог действий Аберфорта Беллсгрейва — перед вашими глазами. Я не могу работать, если у меня забирают талантливых людей. Если Беллсгрейв и мадам президент считают, что Криденс Бэрбоун представляет собой опасность, то они поздновато спохватились: мне не известно ни одного случая, когда стихийная магия впервые проявилась бы в таком возрасте. И в отличие от машущих палочками и швыряющихся заклинаниями авроров, мы работаем головой. И чем больше мы работаем головой, тем меньше аврорам приходится махать палочками. Будьте любезны разобраться с этой ситуацией, пока Бэрбоун не оказался за порогом Конгресса. Я, как вы знаете, помочь ему ничем не могу. 

Шайдер действительно не смог бы помочь Криденсу, даже если бы и захотел: его собственные способности к магии были очень невелики, но Шайдер всегда занимался только аналитикой, где его умения в сфере практической магии были практически невостребованы. 

Гидеон Шайдер ещё раз внимательно посмотрел на Грейвза и вышел из кабинета, а Грейвз снова уставился в документ, перевернул страницу и перечитал последний абзац: «...Криденс Бэрбоун не продемонстрировал способностей к освоению программы стандартного курса обучения управлением стихийной магией, таким образом подпадая под п. 9 параграфа 3 „Статута о носителях стихийной магии“ от 23 августа 1832 года. Рекомендованные меры: изоляция, „кандалы Морганы“». 

«Кандалы Морганы» блокировали любое использование магии их носителем и любое использование магии в отношении него. Человек в «кандалах» становился даже не сквибом — он просто исключался из магического мира: вход в «Вулворт Билдинг» для него стал бы обычной дверью в немагическое здание. Крайняя мера, на памяти Грейвза не применявшаяся ни разу. Грейвз понимал, что Криденса Бэрбоуна не слишком огорчат сами «кандалы», он уже знал, что с магией у юноши всё обстоит довольно скромно, но в Конгрессе он больше работать не сможет физически. И вновь окажется там, откуда его забрали восемь лет назад, — в мире немагов, без надежды на возвращение. 

Под заключением — а фактически, приговором Криденсу Бэрбоуну, — стояли две подписи: Леонеллы Ингерфилд, официального консультанта Конгресса, и Серафины Пиквери.

Chapter Text

Грейвз просидел над бумагой несколько минут после ухода Шайдера, и всё это время его мозг судорожно работал, просчитывая и отметая варианты. Он ожидал неприятностей из-за «просроченного появления» — и на этот случай у него был Беллсгрейв, он ждал подвоха со стороны самого Криденса Бэрбоуна, который мог откопать прецедент времён Изольды Сейр и потребовать соблюдения буквы закона, но то, что Бэрбоун окажется необучаем, Грейвзу и в страшном сне привидеться не могло. В конце концов Персиваль подхватил копию заключения и вышел из кабинета. 

Леонеллу Ингерфилд Грейвз знал лично, как знал практически всех членов Конгресса и всех преподавателей Ильверморни, но это знакомство ограничивалось совместным присутствием на мероприятиях и чтением опусов о стихийной магии, периодически попадавших к Грейвзу на стол в той или иной подборке документов. Сам Персиваль не считал себя специалистом в этой сфере, хотя и изучал интереса ради магию коренных народов Америки, за что многие считали его одновременно и ретроградом, и чрезмерным либералом. Однако подход Ингерфилд наводил на него тоску. В каждой написанной Леонеллой строке и каждом произнесённом ею слове сквозила старательность и дотошность, лишённая столь необходимой в деле преподавания и исследования искры озарения. Во всём остальном мисс Ингерфилд была исключительно приятной женщиной, больше всего напоминавшей воплощение тётушки Баббитти со страниц «Сказок Барда Бидля». С её лица не сходила добродушная покровительственная улыбка, причём Леонелле было всё равно, кто стоял перед ней: третьекурсник с Паквиджа или же президент Конгресса. Стихийная магия была не настолько частым явлением, чтобы к Леонелле обращались регулярно, но она считалась единственным специалистом по этому вопросу, и все бумаги, касающиеся стихийников, выходили за её подписью. А если учесть, что обучаться стихийной магии в возрасте Криденса не приходилось практически никому, ситуация становилась в лучшем случае патовой. 

Аберфорт при виде Грейвза даже не привстал с кресла, но Грейвз не обратил на это внимания. Он, как и Шайдер за полчаса до этого, со стуком припечатал к столу тонкую стопку листов. Аберфорт посмотрел на листы, потом поднял взгляд на Грейвза. 

— Это ты называешь «проследить»? 

— За кем? — тихо спросил Аберфорт. 

— Криденс Бэрбоун. Ему светят «кандалы Морганы». 

Аберфорт приподнял брови и посмотрел на листы под ладонью Грейвза ещё раз. Только сейчас Грейвз заметил сероватый цвет лица Беллсгрейва. 

— Тут нет твоей подписи, — чуть спокойнее уточнил он. 

— Нет, — почти равнодушно качнул головой Аберфорт. — Тут есть подпись президента, чего ты хочешь от меня? 

— Ты мог бы... — Грейвз осёкся, пытаясь сообразить, что именно мог бы Аберфорт. 

— Я лично отвёл мальчика к Ингерфилд, я замял «просроченное появление», что ещё я должен был, по-твоему, сделать? 

Голос Аберфорта должен был звучать обвиняюще, но вместо этого был непривычно негромок и почти лишён интонаций. Это кольнуло даже сильнее, чем если бы начальник отдела надзора и обливиации заорал на Грейвза в полную силу. 

— Сказать мне? 

— Я не видел этой бумаги. 

— Как? 

— Распоряжение недельной давности о дополнительных мерах безопасности. Стихийная магия туда тоже вошла, Персиваль. Все эти дела Пиквери теперь контролирует лично. Да даже если бы я и видел эти листки, прости, мне было совершенно не до них. 

Персиваль распрямился — всё это время он стоял, уперевшись ладонями в стол Беллсгрейва. 

— В чём дело, Эбби? 

Аберфорт потянулся к стопке слева от себя, едва не уронив венчающие её объёмистые папки — Грейвз успел подхватить их автоматической Левиосой. Беллсгрейв рассеянно кивнул, выражая благодарность, раскрыл одну из папок, снял с моментально выросшей стопки колдографий несколько верхних и прикрыл обложку. 

— Вот, — он развернул к Грейвзу одно из изображений. 

На колдографии был изображён обычный немажеский старый городок, до которого ещё не добралась цивилизация мегаполисов: прямая улица, окружённая поднятыми на небольшие возвышения домами, некоторые из которых всё ещё были деревянными, кривоватые вывески на каждом втором доме, покосившиеся перила на крыльце почтового отделения, оказавшегося ближайшим к камере колдофотографа. Но центром колдографии был небольшой дом, окружённый взбудораженными немагами. Кто-то тыкал пальцем в дверь, кто-то вырывал у соседа что-то из рук, кто-то стоял на коленях в молитвенной позе, причём молились кто чему — кто домику, кто солнцу. 
— Фэллон, крохотный городок в Неваде, — сказал Аберфорт. — У одной из местных фермерш буханки хлеба начали размножаться не то на столе, не то прямо в печи, люди с ума посходили. Только это не Джеминио. 

— Размножающиеся буханки?.. — переспросил Грейвз. 

Аберфорт кивнул. Грейвз вытянул из-под его рук оставшиеся колдографии. Тот же домик, но снятый с разных ракурсов, те же люди, кто-то впадал в неистовство, кто-то наоборот, замирал, коленопреклонённый, кто-то стоял, не двигаясь, как жертва Ступефая. Грейвз обратил внимание на то, что людей на последних колдографиях было чуть больше, чем на первых. 

— Я еду, — коротко бросил он.

— Нет. 

Короткое слово прозвучало так, как его произносил Аберфорт — не этот, измученный и бледный, а привычный и знакомый Грейвзу Аберфорт Беллсгрейв, твёрдой рукой управляющий огромным и очень неспокойным департаментом. 

— Это дело надзора. 

— Это дело магической безопасности. Когда ты собирался поставить меня в известность? 

— Не поверишь, — горькая усмешка смотрелась чуждо на лице Беллсгрейва, — пятью минутами позже твоего явления. До сегодняшнего дня у меня на руках были не подтверждённые ничем слухи, но их стало слишком много для обычных немажеских россказней. Полчаса назад мне прислали это — наши сотрудники в Неваде каким-то чудом отследили источник слабых возмущений. 

— Обливиэйторы? 

— Все невадские уже там. 

— Все двое? 

— Четверо. Нам повезло, в городке от силы пара тысяч жителей, молва не успела разойтись далеко. Ни единого мага вокруг, и это явно артефакт, его уже ищут, но не хотят работать при свете дня, чтобы обливиэйторам не пришлось пахать без продыху. 

— Неучтённый артефакт, активированный неизвестным лицом, — это магическая безопасность. 

— Неучтённый артефакт, который создал угрозу нарушения закона Раппапорт, — это надзор, — Аберфорт приподнял ладонь, прерывая реплику Грейвза. — Я знаю, что ты в любой момент можешь забрать у меня это дело. Ты в своём праве. Но пока я — в своём, и это дерьмо разгребали мои люди, а не твои. 

— Потому что моим людям — как и мне — никто не дал знать? 

— Потому что твои люди — как и ты — могли бы сказать, что не занимаются сплетнями немажеских бабок. 

— Ты должен был подать рапорт раньше. 

— Ты обвиняешь меня в нарушении порядка работы и субординации? Я подам тебе этот докси жёваный рапорт, когда буду знать, что в нём писать. 

— Я поеду туда. 

— Не стоит. Там пусто. Никого, только этот артефакт — и всё. Ребята проверяют местных на наличие предыдущих вмешательств в память, но я почти уверен, что они их не найдут. У нас нет ресурсов, чтобы метаться по всей стране, ты сам говорил. 

— Держи меня в курсе. 

— Наложи уже на меня взыскание за ненадлежащее следование протоколу и успокойся, а? 

— У тебя зарплаты не хватит. 

Шутка вышла неуклюжей, но уголки губ Аберфорта чуть дрогнули. Он быстро снял копию с лежащей перед ним папки и левитировал её к Грейвзу.

Грейвз разложил колдографии из папки Эбби по своему столу и всмотрелся в них, пытаясь увидеть что-то, ускользнувшее от его взгляда до этого. Пробежал глазами краткую сводку о городке Фэллон: ничем выдающимся он не отличался. Никаких известных ориентиров для зарегистрированных портключей, никаких живущих по соседству магов-одиночек. Резервация индейцев пайютов по соседству, у озера Пирамид — и та была тихой, в ней даже не водилось никаких редких существ. Сама по себе пирамида, давшая название озеру, была очень слабой точкой силы, ни в какое сравнение не шедшей с местом, где находился лас-вегасский водный источник. Что могло привлечь внимание к этому городишке, было решительно непонятно. Разве что устроитель чудес в одной отдельно взятой местности просто с закрытыми глазами ткнул пальцем в карту подальше от Нью-Йорка. Единственной отличительной чертой Невады было сравнительно небольшое представительство Конгресса, да и то располагалось в Холбруке, между несколькими гораздо более крупными резервациями. 

Насколько Грейвз ориентировался в механике действия артефактов, просто так ни один из них начать работать не мог. Бывали случаи срабатывания артефактов, закопанных, замурованных в стены и прочно забытых столетия назад, но обычно этому предшествовали природные катаклизмы, сильные магические выбросы или что-то иное, столь же из ряда вон выходящее и легко засекаемое даже из Холбрука. Однако сама вероятность того, что кому-то могло прийти в голову прятать что-то посреди Невады, казалась крайне сомнительной. 

Как только артефакт обнаружат, в него вцепятся аналитики, которые разберут его на запчасти, даже не дотрагиваясь, и вытащат из него всё возможное, и тогда станет понятно, как он очутился в таком нехарактерном месте. 

И тут Грейвза тряхнуло. Аналитики. Бэрбоун. Он машинально бросил взгляд на часы, стрелка по-прежнему была между «безопасно» и «в меру безопасно», и ничего противоречащего действительности в этом не было. Бэрбоун, конечно, не Де Виро, но зла ему никто в Конгрессе не желал. И тем не менее, опасность над ним нависла нешуточная, и не со стороны людей, как полагал Грейвз, а со стороны, как оказалось, куда как более сложной для нейтрализации. 

Серафина посмотрела на него так, словно ждала его всё утро. Впрочем, это был профессиональный навык Серафины: просто взглянув на человека в момент, когда тот открывал дверь, она умела заставить его почувствовать себя надеждой человечества, виновником всех бед, начиная с падения Камелота, или полнейшим ничтожеством, недостойным даже открыть рот. С Грейвза эти взгляды скатывались, как вода с заклинания зонта, потому что он слишком хорошо Серафину знал.

— Чем обязана? — с прохладцей в голосе спросила Серафина. 

— Не мне. Гидеону Шайдеру. Утром он в довольно экспрессивной форме продемонстрировал мне занятный документ за твоей подписью. 

Серафина протянула руку, Грейвз передал ей листы и опустился в кресло, не дожидаясь приглашения. Сейчас, наедине, ерундой вроде этикета отношений между президентом и её правой рукой можно было спокойно пренебречь, чему Грейвз был несказанно рад. Трата времени на пустые формальности раздражала его до зубовного скрежета, даже сама Серафина не раз шутила, что если Грейвз когда-нибудь и будет баллотироваться в Конгресс, а то и в президенты, то только для того, чтобы отменить половину уставов. 

— Я полностью поддерживаю усиление мер безопасности. Но «кандалы» на мальчишку, который еле-еле Репаро творит? Тебе не кажется, что это чересчур? 

Не поднимая глаз, Серафина спросила:
— Это ведь, как его там зовут, твой «сорокастраничный мальчик», да, Персиваль? 

— Не мой, а Шайдера, — уже привычно поправил Грейвз. — Да, он. Шайдер на него не надышится. 

— Тогда почему он не пришёл сам? 

— Думаю, просчитал вероятность, с какой ты можешь выставить за дверь его — и меня. Я же буду сопротивляться, а физическая форма у меня получше. 

Шутки Грейвзу не давались, потому что внутри всё кипело. Только вот демонстрировать это Серафине он совершенно не собирался: та чувствовала слабину, как пиранья — кровь, и вцеплялась мёртвой хваткой. Покажи он, что Бэрбоун ему небезразличен, и всё, любая услуга, какой бы крохотной она ни была, будет аукаться до гробовой доски. 

— Так ты хочешь, чтобы я сделала что? Отменила своё решение? 

— «Кандалы» — это изгнание из магического мира, раз и навсегда. Мальчик и так немагорождённый, ты хочешь таким образом продемонстрировать сплочённость магического сообщества? 

— Стихийная магия — третья строка в списке основных угроз. 

— Не надо читать мне лекции по теории магбезопасности. 

— Тогда ты не читай мне лекции по управлению Конгрессом. Бэрбоун — стихийный маг, не способный к обучению. Он должен быть изолирован ради безопасности, как гласит закон и последние постановления. Если я не буду соблюдать закон, то как я могу требовать его исполнения от других? 

Грейвз сжал губы. Серафина была права от первого и до последнего слова, закон есть закон, его соблюдение — гарант стабильности в и без того нестабильном обществе. Но все эти правильные и верные слова всё равно не перекрывали вопиющей, режущей несправедливости происходящего. Кабинет Серафины Грейвз покинул в состоянии тихой ярости. 

На протяжении двух с лишним десятков лет работы в аврорате и позже, в отделе магбезопасности, Грейвзу приходилось принимать сотни непростых и десятки очень тяжёлых решений. Какие-то из них решали человеческие судьбы, какие-то — ломали эти судьбы, какие-то вели к гибели живых существ. Этот груз Грейвз носил в себе, не позволяя ему утянуть себя на дно. Но почему-то сейчас судьба одного-единственного нелепого, но очень умного мальчишки волновала Грейвза до комка в горле. 

Вот только помочь ему лично Грейвз не мог ничем. Его представления о стихийной магии были чисто теоретическими, и полными он бы не назвал их даже с натяжкой. Советоваться с Леонеллой было бессмысленно, Грейвз читал слишком много ею написанного. Он напряг память и попытался вспомнить кого-нибудь из знакомых, кто был бы стихийником, пусть слабым, но хоть каким-нибудь. На ум ничего не приходило, кроме совершенно безумной, невесть откуда забредшей мысли взять Криденса Бэрбоуна в охапку, усадить на первый же трансатлантический лайнер и отправить куда-нибудь в Европу или хотя бы в Британию — к тому же Скамандеру. Тот найдёт, что делать с мальчишкой и его способностями, если не найдёт — отдаст Алпину. Но с британским законодательством для стихийников Грейвз не был знаком, вполне возможно, что американское унаследовало от предков свою настороженность по отношению к непознанному и контролируемому с трудом, недаром же «коренная» магия до сих пор под негласным запретом. 

И тут Грейвз хлопнул ладонью по столу, причём так, что подскочило и едва не начало писать самопишущее перо. Определённо, Персивалю Грейвзу сегодня нужна была встряска, потому что мозги у него стояли набекрень, ничем иным он их отвратительную работу объяснить не мог. У кого искать совета по стихийной магии, как не у людей, которые иначе не колдуют, хоть и называют это по-другому? 

Бумажная мышка, вынырнувшая из ниоткуда, едва не попала под второй могучий удар, но Грейвз вовремя остановил руку. Однако мышь успела юркнуть за стопку книг, всегда стоявших у него на столе. Отлов бумажного грызуна отнял почти полминуты, в течение которых Грейвз призвал все Непростительные на голову умельца, сложившего послание с таким гигантским инстинктом самосохранения. Однако после того, как мышь наконец была поймана за хвост и развернулась, Грейвз узнал руку Аберфорта. 

Два слова, явно черкнутых даже не самопишущим пером, а самым обычным, в перерывах между диктовкой самопишущему. «Артефакт нашли». 

Грейвз колебался, идти ли ему в контроль за магресурсами или же сразу к аналитикам, где, как услужливо подсказал всё ещё не слишком хорошо работающий мозг, он прихватил бы заодно и Бэрбоуна. Оставалось только надеяться, что юноша не настолько пришиблен последними новостями, что сообразит отреагировать на Грейвза обычным для себя способом и случайно наткнётся на него в очередном коридоре. Демонстрировать особое внимание к «сорокастраничному мальчику» Грейвз по-прежнему не хотел, хотя прекрасно осознавал, что для всего Конгресса Криденс Бэрбоун уже навсегда превратился в «этого протеже Грейвза». 

У аналитиков было непривычно шумно. Вернее сказать, практически любой звук в этом царстве вечного шороха перьев и шелеста страниц казался шумом. Однако сейчас звучало сразу несколько голосов, два из которых Грейвз узнал, едва войдя в кабинет: звучный баритон Аберфорта Беллсгрейва и тихий, с хрипотцой, голос Гидеона Шайдера. Интуиция Грейвза не подвела, он поймал всех пикси одним сачком.

Аналитиков Грейвз в лицо знал плохо, хотя бы потому, что большинство из них не отрывалось от работы в те нечастые моменты, когда ему приходилось навещать отдел лично. Сейчас «мозговой центр» Конгресса выглядел в высшей степени необычно: можно было увидеть глаза всех сотрудников сразу, потому что они зачарованно наблюдали за разгорающейся дискуссией. Поэтому появление Грейвза не произвело обычного эффекта: головы только на мгновение развернулись к нему, синхронно кивнули, обозначая приветствие, и вновь устремили взгляды на центральную композицию. Грейвз быстро обежал глазами помещение и обнаружил Бэрбоуна в самом углу. Тот, словно почувствовав взгляд Грейвза, повернул голову и вскинул брови, но тут же опомнился, хлопнул ресницами и вновь уставился на действо. 

Судя по силе звука, исходившего от Аберфорта, и отсутствию ехидства в тоне Шайдера, дискуссия была в самом разгаре. 

Грейвз кашлянул и поймал цепкий взгляд Шайдера. 

В течение следующей пары-тройки минут Грейвз узнал, что артефакт пока не доставлен в нью-йоркское отделение Конгресса, потому что сейчас его изучают в Неваде лучшие специалисты из отдела аналитики и лучшие специалисты департамента надзора. Однако уже с уверенностью можно утверждать, что это достаточно древняя вещь, являющаяся скорее произведением искусства, нежели сильным объектом магического воздействия на реальность. Действие артефакта, зеркальца с резной ручкой, — простейшая дупликация предметов, артефакт трансфигурирует из ближайших объектов то, на воспроизведение чего настроен. На какой срок хватает трансфигурации, пока непонятно. Активировать артефакт может любой, кто способен прочесть заклинание-ключ, выгравированное на ободе, и сделать соответствующий пасс палочкой. 

— Вещица занятная, мне такого прежде не попадалось, коллекционеры бы дали за неё довольно дорого, но в остальном опасности и магической ценности не представляющая, — заключил Шайдер. — Пока не могу утверждать со стопроцентной уверенностью, проверка закончена не полностью, мои сотрудники ещё просматривают реестры, однако есть подозрение, что вещь не наша. Или она находилась в частных руках со времён первых переселенцев, не попадая ни в какие переписи, или, что гораздо вероятнее, оказалась здесь не самым легальным путём. 

— И упала посреди Невады, когда её нёс над ней почтовый филин, — буркнул Аберфорт. 

— Вряд ли, мистер Беллсгрейв, если только этот филин не обладал выдающимся интеллектом и талантами в сфере активации артефактов. 

— Надо проверить и реестр филинов, — ухмыльнулся начальник департамента надзора. 

Грейвз кивнул, однако слова «оказалась здесь не самым легальным путём» сейчас ассоциировались у него с вполне конкретной криминальной историей, делиться которой в его планы пока не входило. Да и кому как не ему было знать, что простые совпадения случаются гораздо чаще, чем принято считать, а делать далеко идущие выводы на их основе чревато. Но и сбрасывать этот вариант со счетов пока было рановато. 

Аберфорт успел распрощаться с Шайдером и, ухватив Грейвза под руку, почти на буксире поволок его к выходу. Грейвз заметил, что от утренней бледности и дёрганности Беллсгрейва не осталось и следа, сейчас это был привычный Эбби, обладающий пробивной энергией Бомбарды Максима и примерно её же способностью останавливаться перед препятствиями. 

— Перси, — проникновенно начал Аберфорт, не сбрасывая скорости, — как человека прошу, не лезь, а? Дай нам самим закончить, ты видишь, мы даже с Шайдером сработались, это же событие года. Если там обнаружится криминальный след...

— А он уже обнаружился, или твоя сработанность с Шайдером пока не включает в себя восприятие им сказанного? 

— ...если там обнаружится криминальный след, Перси, мы создадим совместную команду, правда? Аврорат и надзор? И аналитики, будь они неладны? 

— Эбби, ты пытаешься выбить из меня межведомственную группу? 

— Именно. 

— Я буду решать этот вопрос, когда он встанет передо мной в полный рост. 

Аберфорт выпустил его локоть и на короткий миг поджал губы, — но Грейвз всё равно это увидел, или Аберфорт хотел, чтобы он это увидел. 

— Ладно. Переедем через мост, когда подъедем к мосту, так говорят наши друзья в Британии? 

С этими словами Беллсгрейв развернулся и пошёл прочь по коридору, оставив Грейвза одного. С чего вдруг Эбби упомянул Британию? Может ли ему быть известно о серийных кражах артефактов? Персиваль досадливо поморщился и тряхнул головой. Подозрительность — качество, являющееся входным билетом в его департамент, но если он из-за пустяковой фразы начинает подозревать Аберфорта, то, возможно, ему пора к колдомедикам за успокоительным. 

В конце дня Персиваль обнаружил Бэрбоуна по дороге к лифту, и, судя по выражению его лица, изображать случайную встречу он устал часа полтора назад. Персиваль кивнул ему, и они вошли в лифт вдвоём. Ред дёрнул за рычаг, лифт начал своё движение вниз. Заговорили они, только покинув пределы здания, причём Бэрбоун очень умело, почти как настоящий оперативник, выдержал паузу перед тем, как выйти за Грейвзом. 

Персиваль ждал его за углом, в проходе между домами, на котором заканчивался антиаппарационный барьер Конгресса. Бэрбоун подошёл спокойно, так же спокойно посмотрел на Персиваля и будничным тоном, будто осведомляясь о погоде, спросил: 
— Сколько мне осталось? 

Грейвзу понадобилось всё его самообладание, чтобы в ответ на этот вопрос недоумённо моргнуть только один раз. 

— Вы намерены так быстро сдаться, мистер Бэрбоун? Совсем на вас не похоже. 

Бэрбоун едва заметно пожал плечами. 

— Я стихийный маг, я попытался пройти предписанный курс, но у меня ничего не вышло. Согласно всем законам и предписаниям, я должен быть лишен магии, чтобы не представлять собой угрозу для общества. Я прочёл всё, что есть по этому вопросу, мистер Грейвз. 

Конечно, он прочёл. И наверняка запомнил наизусть. И теперь у него даже в мыслях не было, что что-то может быть иначе. В Грейвзе вместо жалости вдруг поднялась волна раздражения: он ещё собирался биться за этого парнишку, а тот уже сдался и смирился со своей участью. 

— Так значит, мистер Бэрбоун, вы уже всё решили? А если я предложу вам попытаться ещё раз? 

— Ещё раз? — вот теперь на лице юноши появилось хоть какое-то подобие эмоций, помимо равнодушной обречённости. — Но... Но мисс Ингерфилд сказала мне, что я безнадёжен. 

— Мисс Ингерфилд, при всей своей осведомлённости, не единственный специалист по стихийной магии в Соединённых Штатах, — припечатал Грейвз. — Скажите-ка, что вам известно о нативной магии? 

Криденс наморщил лоб в гримасе непонимания, но послушно ответил: 
— Как и всем — практически ничего. Нативная магия считается неклассической, поскольку индейские шаманы управляют магией природы... — и в этот момент лицо Бэрбоуна просветлело. — Вы хотите сказать...

— Я хочу сказать, что мы могли бы это попробовать, — сказал Грейвз и тут же мысленно выругался на себя за это «мы», потому что глаза Криденса вспыхнули, как подсвеченные рождественской иллюминацией. — Только действовать надо быстро. Прямо сейчас. Надеюсь, планов важнее, чем спасение самого себя от «кандалов», у вас на сегодняшний вечер нет?

Криденс только кивнул, продолжая сиять. 

— И чего вы стоите? — осведомился Грейвз через несколько секунд. 

— Простите, мистер Грейвз, сэр, но что я должен сделать? 

— Подойти ближе. Вы что, никогда ни с кем совместно не аппарировали? 

Криденс коротко мотнул головой. Грейвз на мгновение закатил глаза, сам шагнул к Бэрбоуну и взял его за локоть. Юноша замер, как жертва Ступефая, Грейвзу показалось, что он прикусил губу. Персиваль вздохнул и произнёс формулу аппарации. После аппарации он машинально смахнул с плеча Криденса приставшую соринку и был вознаграждён ещё одним взглядом, который Грейвз для себя обозначил как «недоумённая улыбка».

Точка выхода находилась в Аллен-стрит, в пределах печально известного Файв-Пойнтс, в том районе, где за само упоминание слова «фешенебельность» можно было схлопотать по лицу. Поэтому Грейвз коротким, почти автоматическим заклинанием сменил свой шикарный кейп на потёртую куртку. Криденс в своём заношенном костюме лишнего внимания не привлёк бы и так. 

— Нам придётся пройти пару кварталов пешком, — уточнил Грейвз. 

Бэрбоун кивнул, глядя на Грейвза во все глаза. Отчасти для того, чтобы во взгляде Криденса появилось чуть больше осмысленности, отчасти потому, что ему было действительно нужно это знать, Грейвз спросил:

— Как проходили ваши занятия с мисс Ингерфилд? 

— Она попросила меня отложить палочку и сотворить невербальное заклинание. У меня и с вербальными-то не очень, вы, наверное, видели мой табель из Ильверморни. 

— Видел, — подтвердил Грейвз. — Мистер Шайдер тоже удивлялся полярности ваших оценок и интересовался, как вы вообще выпустились из школы. 

— «Удовлетворительно» по трансфигурации мне ставили за упрямство, мистер Валлентайн так и говорил. А «практическую магию» — из жалости. Профессор считала, что я могу добиться многого в теоретических дисциплинах или в алхимии, поэтому говорила, что не хочет становиться причиной моего отчисления. Теория действительно давалась мне легко, я понял, что мне лучше сосредоточиться на ней, раз уж маг из меня никудышный. 

— И вы забросили практическую магию полностью? 

— А что мне было делать, если она мне не давалась? 

Последний ответ Криденса прозвучал не с вызовом, а с интонацией всё той же отрешённой констатации свершившегося факта. 

К счастью, они уже дошли до пункта назначения, иначе бы Грейвз рисковал сказать юноше что-то резкое. Пунктом назначения стала трёхэтажка, типичная для Файв-Пойнтс постройка, держащаяся в целом состоянии если не силой магии, то явно при помощи каких-то иных сверхъестественных сил. Грейвз толкнул хлипкую дверь и вошёл на тёмную лестницу, осторожно ступая по ветхим ступенькам. Криденс в дверях задержался, всматриваясь в одно из многочисленных граффити на стене. Персиваль довольно улыбнулся: у парня был цепкий взгляд, ценное качество в его работе. Он сумел вычленить из десятков бессмысленных закорючек единственную действительно значимую: змею, извивающуюся между непристойных надписей. 

Перед очередной дверью Грейвз остановился, Бэрбоун ещё поднимался по лестнице с уверенностью человека, привыкшего ходить по ступеням, готовым обвалиться при следующем шаге. Заметив, что господин начальник выжидающе на него смотрит, Криденс ускорил шаг, да так старательно, что едва не растянулся прямо под ногами у Грейвза, зацепившись за отставшую доску. Персиваль успел поймать его за рукав у самого пола, Бэрбоун забормотал сбивчивые благодарности, в которые Грейвз предпочёл не вслушиваться из опасения услышать что-то вовсе непотребное, с Бэрбоуном в режиме «юноша смущённый, от волнения несущий чепуху» ему уже приходилось общаться. 

На косяке двери красовалась всё та же змейка, практически незаметная для того, кто не знает, куда смотреть. Грейвз аккуратно постучал, причём по косяку, чтобы дверь не рассыпалась ненароком под чересчур мощным ударом. 

Им открыла невысокая женщина с двумя длинными косами, спускавшимися по обе стороны груди. 

— Приветствую, Серебряный Лист, Та, что видит, — сказал Грейвз с лёгким поклоном. 

— И тебе привет, слуга рассвета, — серьёзно ответила женщина и тут же перевела взгляд на Криденса. — Входите. 

Криденс попытался снять ботинки в крохотном пространстве, выполнявшем роль прихожей, но Грейвз незаметно подтолкнул его дальше, в комнату. Серебряный Лист уже стояла там, спиной к окну. Сейчас было заметно, что в косах у индианки видны серебристо-седые пряди, хотя лицо было гладким, как у молодой девушки, а тёмные глаза смотрели ясно и внимательно. Она недолго изучала Криденса, потом сделала шаг и протянула руку к его лицу. Юноша отшатнулся, но смуглые пальцы успели дотронуться до его щеки. 

— Как интересно, — протянула Серебряный Лист. — Неудивительно, что ваши с ним не справились. Идём со мной, мальчик. 

Она взяла Криденса за руку, и тот, на удивление Грейвза, безропотно подчинился. Возможно, сыграло свою роль то, что по пути Грейвз успел сказать ему пару слов о Серебряном Листе и о том, откуда они знакомы, но что-то подсказывало Персивалю, что дело было не только в этом. Грейвз устремился было вслед за Криденсом и Серебряным Листом, но та повернулась к нему в дверях и предостерегающе подняла палец. 

— Это не для вас. Обождите здесь. 

Любого другого Грейвз, скорее всего, не послушал бы, особенно когда дело касалось его подопечного. Но если кому и доверить парнишку, то только Серебряному Листу, — той, которая не была связана законами магического сообщества в полной мере. 

Серебряный Лист была из тех, кого называли Примкнувшими. Давным-давно, когда европейские маги появились в Америке, они столкнулись с местными жителями, которые колдовали совсем иначе. У них не было магических школ, они практически не творили бытовых заклинаний. Они прибегали к магии только в случаях, когда она, по их мнению, была необходима. Европейским волшебникам, которые по мановению палочки делали всё — от стирки белья до варки зелий, от приготовления обеда до испепеления врага, — подобное отношение было непонятно. Они сочли индейцев варварами, не умевшими обращаться с магией иначе чем посредством сложных ритуалов. И даже позднее, узнав и убедившись на собственном опыте, что ритуальные танцы у костра и таинственные напевы могут творить действительно поразительные вещи, переселенцы своего мнения не изменили. Магии, по их мнению, нужно было учиться, чтобы использовать её постоянно, как воздух, иначе какой в ней смысл? 

Индейцы наблюдали за европейцами со смешанным чувством интереса, недоумения и лёгкого отвращения. По их мнению, бездумная растрата магической силы, которую практиковали европейцы, была недопустима. 

Европейцам было непонятно и другое: индейские шаманы не прятались от своих соотечественников, магии здесь не боялись. Это вызывало одновременно отторжение и зависть. А то, каким уважением пользовались здесь анимаги и насколько легко давалось им перевоплощение, ещё больше утвердило европейцев в мысли о том, что они имеют дело с совсем отсталыми народами, которые хоть и умеют двигать горы и менять русла рек, но не имеют представления о настоящем колдовстве. Словом, было вполне понятно, почему отношения между переселенцами и коренными американцами не заладились и у магов, хотя они и не пытались отвоёвывать у индейцев их земли. 

Спустя пару веков, когда переселенцев стало больше и они освоились, после того как число учеников в Ильверморни превысило пару десятков, наиболее прогрессивные и вольнодумные из них предприняли новую попытку знакомства с индейцами и их колдовством. У индейцев тоже нашлись свои вольнодумцы, полагавшие, что учиться надо всему, что предлагают, а союз с людьми, которые хоть и колдуют иначе, но всё-таки понимают магию, должен принести только добро и мир их земле. 

Однако сближение коренного населения и переселенцев не вызвало восторга у основной массы жителей с обеих сторон. Индейцы назвали тех, кто ушёл учиться у европейцев, Примкнувшими и не то чтобы совсем порвали с ними связи, но намекнули, что, единожды уйдя, стоит оставаться там, куда ушли. Европейцы натянуто поулыбались новым друзьям, но в свой круг их так и не пустили. Примкнувшие, среди которых была не только молодёжь, но и вполне почтенные шаманы, оказались в негласной, однако вполне ощутимой изоляции. Они продолжали жить среди европейцев, формально взаимное исследование магии шло своим чередом, но число тех, кто по-настоящему разбирался в коренной, или, как её стали называть, нативной магии, неуклонно уменьшалось. 

Фактически к коренной магии обращались как к последнему средству, когда все методы классической магии были уже исчерпаны и можно было с одинаковым успехом спрашивать совета у Луны — или у индейских шаманов. С Серебряным Листом, одной из нынешних лидеров Примкнувших, Грейвз познакомился как раз при таких обстоятельствах ещё до войны, когда служил аврором. Тогда он думал об индейцах так же, как и все его приятели: колдуют себе там урожай или изменения погоды — и пусть колдуют, покойников не поднимают, как «чёрные» вуду, и то ладно. Ничего серьёзного от них ожидать не приходится. Но в том году начали пропадать люди — таинственно, бесследно. Аврорат перепробовал все методы магической диагностики, но результата они не давали. Именно тогда руководитель аврората Филип Тредвей вызвал к себе Грейвза и Малькольма Инслоу, с которым Персиваль раньше знаком не был, и отправил их по неизвестному им на тот момент адресу в Файв-Пойнтс. Так Грейвз и свёл знакомство с Серебряным Листом. Она вместе со своими учениками и наставниками провела какие-то обряды, к которым непосвящённые белые допущены не были, и авроры получили список мест, где мог находиться преступник. В списке было около десятка пунктов, проверили их в тот же день и по одному из адресов обнаружили группу оккультистов, которые при помощи найденного в древнем манускрипте заклинания умудрились сделать себя невидимыми для магических детекторов.

С этого момента юный аврор Персиваль Грейвз проникся уважением к коренной магии, которую раньше считал примитивной, и даже принялся за её изучение. Он пытался организовать курсы по знакомству с нативной магией в Конгрессе, но идея не получила развития за неимением специалистов по этому вопросу. Но Грейвз решил пересмотреть снобистское отношение к индейской магии и впоследствии, хоть и нечасто, обращался к Серебряному Листу за консультациями. Позже, во время войны, когда любые средства считались допустимыми, если они были действенными, идея Грейвза всё-таки нашла воплощение. Ликбезы по нативной магии стали проводить, но в основном они сводились к ознакомлению с перечнем проблем, с которыми стоило обращаться к коренным магам или жрецам вуду. Тогда же начали читать спецкурс на эту тему и в Ильверморни, но после войны о нём опять забыли, так что Грейвза не удивила дремучесть Криденса в этом вопросе. Хотя подсознательно он готовился скорее к краткому пересказу всех имеющихся в доступных библиотеках трудов по нативной магии. 

Грейвз огляделся. Он впервые оказался в квартире Серебряного Листа в одиночестве и не смог побороть любопытство. Стены в комнате украшали ковры с узорами, по углам были развешаны амулеты и связки трав. Грейвз полагал, что большая часть всего этого — декорации, ведь Серебряный Лист, живя среди немагов, занималась знахарством. Соседи верили Норе Оук, как её называли, и часто обращались к ней, а не к врачам, которые стоили дороже, а помогали гораздо хуже. 

Амулеты Грейвз осмотрел, пытаясь угадать без применения магии, какие из них действительно настоящие, полистал пару стоявших на полке книг. На низком столике рядом с дверью лежали листовки, и вот они вызвали гораздо больший интерес. Персиваль не рассчитывал найти там очередные призывы от «Новых салемцев», потому что в Файв-Пойнтс те осмотрительно не совались, здесь чужаков не любили, но такие листовки были гораздо информативнее газет. Просто потому, что газеты освещали только забастовки, драки и убийства, а в листовках можно было найти и более насущные проблемы. Однако на серой и желтоватой бумаге были напечатаны лишь рекламные проспекты да одно обращение религиозного деятеля. Последнее Грейвз даже начал читать, но бросил после первой пары абзацев, обещавших очередные новые чудеса и грядущее великое прозрение. Ведьм жечь не призывают, и то хорошо. 

На лестнице послышались шаги, скрипнула дверь, и в комнате появились Серебряный Лист и Криденс Бэрбоун. По лицу равнодушному лицу Криденса Грейвз понял, что и здесь потерпел неудачу. Однако Серебряный Лист приобняла юношу за плечо — Грейвз удивился, что тот не отпрянул, — и попросила его сбегать за чем-нибудь к чаю. Криденс послушно кивнул и исчез. 

Серебряный Лист присела на один из стульев и махнула рукой, призывая Грейвза последовать её примеру. Грейвз ждал, пока она начнёт разговор сама. 

— Я ничем не могу ему помочь. Твой мальчик боится себя, хотя ему было даровано многое. 

— Благодарю тебя за труд, — Грейвз склонил голову. — Ты была его последней надеждой. 

— Не последней, — Серебряный Лист перебрала ожерелье на груди, словно обдумывая следующую фразу. — Пойми, мальчик — часть твоего мира и твоей магии. Я знаю, почему ты привёл его ко мне, хоть ты сам не понимаешь этого до конца. Только я не могу дать ему того, чего он жаждет. Он должен овладеть своим даром, но не мне быть его проводником. 

Он встал со стула, но Серебряный Лист положила ладонь на его предплечье. 

— Помни, я сказала: я не могу ему помочь. 

Криденса Грейвз нашёл быстро, тот уже бежал назад с пакетом под мышкой. Увидев Грейвза, он остановился. 

— Мы уходим, — сказал Грейвз. 

— Но как же... — Криденс растерянно посмотрел на пакет в руках. 

— Отнеси его Серебряному Листу и возвращайся. 

Бэрбоун вернулся довольно быстро. Несколько футов они прошли молча, и Криденс заговорил первым. 

— У меня остаётся пара недель, верно? Я надеюсь, что успею закончить работу в архиве для вас. Я постараюсь. 

Уже второй раз за день Грейвзу захотелось встряхнуть Криденса, чтобы он наконец начал реагировать на происходящее по-человечески. На его месте он бы рвал и метал, вцепился бы в глотку любому, чтобы только остаться и выполнять свою работу. И вот тут Персиваля осенило. Криденс Бэрбоун выполнял свою работу, ту, что была ему поручена. И пытался выполнить её максимально эффективно при учёте сложившихся обстоятельств. Бэрбоун понимал, причём куда яснее, чем Персиваль, что шансов на выигрыш в борьбе с системой у него нет, и потому просто собирался сделать то, что он делал, как можно лучше, пока у него ещё была возможность. Выходило, что мальчишка, которому ещё не исполнилось и двадцати, разобрался в ситуации гораздо лучше, чем глава департамента магического правопорядка. 

Однако это ещё не означало, что глава департамента магического правопорядка собирался пустить дело на самотёк. Он и так уже слегка вышел за рамки допустимых приличиями норм, устроив ради немагорождённого мелкого клерка целую бурю в департаменте. Бросить его сейчас означало бы сдаться на середине пути, а этого Персиваль Грейвз не терпел. У него было много отрицательных качеств, и неумение проигрывать к ним относилось в полной мере. Ибо на его должности и при его работе проигрывать нужно было уметь. Персиваль приучил себя к этому, но иногда, когда от этого не зависели судьбы магического мира, он поддавался старой слабости. 

Казалось, что он перепробовал все варианты на вверенной ему территории, но что-то крутилось на краю сознания. Фраза Серебряного Листа «Я не могу ему помочь». Нет, это был не выход. Одно дело — натаскивать на применение беспалочковой невербальной магии юных рвущихся в бой авроров, чем он занимался в своё время, и совсем другое — пытаться сладить с неизвестной неуправляемой силой, втиснутой в тело нескладного юноши. 

Но, в конце концов, чем он рискует? Парой-тройкой часов свободного времени в неделю? Перспективой быть размазанным по стене в подвальной комнате отчего дома? Ничего особенно страшного и принципиально нового в этих угрозах для Персиваля Грейвза не было. А вот отвоёванный у бестолкового закона маг и хороший аналитик — неплохая прибавка к жалованию, а главное — мысли об этом наконец-то перестанут мешать ему работать. 

— Мистер Бэрбоун, как насчёт того, чтобы попробовать ещё разок? 

Ему показалось, что Криденс пожал плечами.

— У кого? 

— У меня. Мерлина Великого я из вас точно не выращу, но терять вам всё равно уже нечего. 

Грейвз успел сделать пару шагов, когда понял, что Криденс остался у него за спиной. Персиваль обернулся. Юноша стоял, приоткрыв рот. Поймав взгляд Персиваля, рот он всё-таки закрыл, сглотнул и выдал: 

— Премного благодарю вас, сэр, — он запнулся, видимо, подбирая слово, и судя по всему, подобрал в итоге первое значащееся в его словаре в категории «подобающие вежливые ответы», — за вашу щедрость. 

Количество моральных усилий, затраченных Грейвзом на принятие этого решения, не шло ни в какое сравнение с тем, сколько усилий ему пришлось приложить сейчас, чтобы не расхохотаться. 

— Тогда начнём со следующей недели, — сказал он и уже привычным жестом положил Криденсу руку на плечо.

Chapter Text

Утром следующего дня господин начальник департамента магической безопасности пребывал в состоянии одновременно приподнятом и взвинченном. Грейвза тревожила ситуация с непонятными событиями в Фэллоне, и вовсе не потому, что где-то произошёл неконтролируемый всплеск магии. Если уж на то пошло, то из таких всплесков и состояла львиная доля работы его департамента. То какой-нибудь умелец попытается разобрать прадедушкин шкаф с секретом, и секрет полыхнёт на три этажа, то не в меру романтичный юноша переборщит с сотворением цветов для возлюбленной, то рванёт какая-нибудь подпольная гоблинская лаборатория. Это было в порядке вещей, опытные авроры разбирались с такими ситуациями, можно сказать, не доставая палочек, а обливиэйторы могли подправить память немагам, даже будучи в бессознательном состоянии после вчерашней попойки. Жалобы перебравшей огневиски главы отдела обливиэйторов Дельфины Дюпон на содержимое мозгов немагов Грейвз давно считал неотъемлемым атрибутом любого официального банкета в Конгрессе, таким же, как торжественная речь Серафины и отвратительный пунш. 

Но эти вышедшие из-под контроля Орхидеусы и гоблинское врождённое умение извлекать прибыль из всего незаконным путём были легко объяснимы логически. Старый, почти стопроцентно европейский и почти стопроцентно краденый артефакт в центре Невады волновал Грейвза именно своей нелогичностью. Ему неоткуда было там взяться, и некому, а главное, совершенно незачем было его там активировать. Непонятное, необъяснимое и нелогичное Грейвз перестал любить почти сразу после поступления на работу в Конгресс: это первые пару-тройку-дюжину раз непонятное создаёт приятное разнообразие в работе, а после сулит только лишнюю головную боль. 

С головной болью у Персиваля и так всё было в порядке, и в лишних источниках он не нуждался. Его головная боль сейчас имела вполне материальную и даже антропоморфную персонификацию и сидела парой этажей ниже в своём кабинете. Уже убедившись в почти болезненной пунктуальности Криденса Бэрбоуна, Грейвз был абсолютно уверен в том, что молодой человек полчаса как копается в архивных делах или в чём-то ещё столь же увлекательном, куда его послала воля Гидеона Шайдера. Вчерашнее решение взяться за обучение Бэрбоуна Грейвз считал принятым в несколько изменённом состоянии сознания, однако отказываться от него не планировал. Напротив, сейчас оно казалось ему ничуть не менее сумасбродным, но, в то же самое время, ничуть не менее верным. Оставалось восстановить в памяти старые навыки, всё-таки с преподаванием Грейвз не имел дела уже лет пять, а то и побольше. 

От мыслей его отвлекла бумажная мышь. Записка из отдела почты прямо-таки излучала недоумение. Дежурный сообщал, что на имя мистера Грейвза пришло письмо, однако птица отказывается отдавать его кому-либо в руки. Дежурный, по всей видимости, был новеньким, иначе ему было бы известно, что от некоторых птиц, принесших письмо мистеру Грейвзу «лично в руки», можно было и клювом схлопотать, причём довольно ощутимо. 

В почтовом было как всегда шумно. Отдел занимал два верхних этажа Конгресса полностью, потому что почты в Конгресс приходило не просто много, а неописуемо много. Это была не только официальная переписка, многие сотрудники предпочитали получать личные письма на рабочем месте, потому что проводили на нём гораздо больше времени, чем дома, к тому же в этом случае можно было не искать птицу, знающую адресата в лицо. Совы, филины, сычи и даже вороны сидели на длинных насестах, отделённых друг от друга сетчатыми или деревянными перегородками. Перед каждым стояли мисочки с водой и едой, и посланники деловито клевали, иногда перекрикиваясь и переругиваясь между собой. Возможно, если бы птиц здесь была всего пара десятков, то их общение происходило бы более чинно. Но несколько сотен крылатых почтальонов производили невероятное количество совершенно оглушительного шума. 

Дежурные в почтовом отделе были людьми необычайно спокойными и уравновешенными. Это было вполне объяснимо, Грейвз бы сошёл с ума в этом птичнике через пару часов, но служащие проводили здесь полный рабочий день, в три смены, и всегда были неизменно сдержаны, деловиты и приятно улыбчивы. Вся суматоха начиналась за дверями отдела, откуда письма разносили по адресатам. Сегодняшний дежурный, как и предполагал Грейвз, оказался новеньким: это было заметно по тому, что обычная для его коллег размеренность движений у него пока ещё отсутствовала. Завидев Грейвза, юноша вскочил и вытянулся по стойке «смирно». 

— Сэр, птица прибыла десять минут назад, она не давалась в руки, сэр, поэтому я вызвал вас, как было указано в инструкции, пункт... 

— Вы всё сделали верно, мистер... 

— Айвори, сэр! 

— Мистер Айвори. Спасибо. Где нарушитель спокойствия? 

Нарушитель спокойствия тут же слетел на подставленную Грейвзом руку. Им оказался крохотный взъерошенный сердитый сычик. Он сурово посмотрел на Персиваля и, как тому показалось, с явным неудовольствием протянул лапку, к которой было привязано письмо. Персиваль отвязал свиток и хотел было дать сычику лакомство, но птичка наградила его ещё одним недобрым взглядом и слетела с его руки на дальний насест. 

— Ответа ждёт, — прокомментировал Айвори, проводив сычика взглядом. 

Персиваль рассеянно кивнул и направился к выходу. На письме аккуратным почерком было выведено «Мистеру Грейвзу лично в руки», «лично» было подчёркнуто. Почерк Персиваль узнал. 

«Уважаемый мистер Грейвз, 

Прошу извинить меня за это письмо, однако мне стало известно о ваших поисках нашего общего знакомого. Поскольку я располагаю информацией о птицах, знающих нашего общего знакомого лично, я взял на себя смелость переправить ваше письмо ему, не привлекая лишнего внимания. К сожалению, не могу пока сообщить о том, добралось ли послание до адресата, но могу с уверенностью предположить, что он будет найден. 

С уважением, 
остающийся вашим другом, 
Каз».

Грейвз свернул письмо и усмехнулся. Значит, Август Ворме из «Обскурус букс», заказавший книгу Ньюту Скамандеру, имеет дело с «дружищем Казом». Персиваль бы не удивился и узнав, что Ольшевский как-то сотрудничает с самим Скамандером-младшим в обход Тесея. Лично с Ньютом Персиваль знаком не был, но, судя по рассказам Тесея, это был не самый общительный юноша на земле. На месте Ньютона Персиваль тоже не рвался бы делиться с братом абсолютно всем, учитывая любовь Тесея к взваливанию на себя решения чужих проблем, а вернее, того, что считал проблемами лично он. Тот факт, что по мнению всего остального человечества это проблемой могло не являться, Тесея не останавливал, бороться с его желанием принести в мир гармонию было так же невозможно, как с силой гравитации. 

Грейвз взялся за перо и написал такой же краткий ответ, в котором благодарил Казимира за оказанное содействие и вскользь описывал «умножитель продуктов» из Фэллона. Наложив на письмо заклятие, уничтожавшее его при вскрытии кем-либо, кроме того, кому оно было предназначено, Грейвз вновь поднялся в почтовый отдел. Стоило ему открыть дверь, как знакомый сычик спикировал к нему, нахохлился и протянул лапку. Даже тряхнул ей, поторапливая медлительного человека. Грейвз поневоле проникся к деловому сычику симпатией. 

Ответного письма от Скамандера-младшего теперь можно было ждать очень долго, Персиваль не рассчитывал получить его в качестве подарка к Рождеству. Ньютон наверняка забрался в какие-то дебри в поисках редких животных и подальше от людей, и его поиски могли затянуться на неопределённый период времени. 

Персиваль снял с полки тонкую книжицу с пышным заглавием «Краткий курс невербального и бестрансмиссивного чаротворчества». Открыл на первой странице, поморщился, пролистал дальше, скривился ещё больше и прицельно швырнул книжку в сторону шкафа, на полпути подправив её полёт при помощи «невербального бестрансмиссивного чаротворчества». Несмотря на то, что брошюра была написана человеком, которого Грейвз знал лично, и человек этот разбирался в магии если не как Мерлин, то немногим хуже, обучение владению магией по книгам Персиваль считал вещью довольно-таки бесполезной. По книге можно было выучить формулу и даже пасс, но овладеть невербальной магией, как и последующей её ступенью, магией беспалочковой, можно было на практике и только на практике. 

Однако на примете у Персиваля был как минимум один человек, который мог считать иначе, поэтому на выходе из кабинета он небрежным движением пальцев левитировал брошюру с полки и сунул в карман.

Брошюра попала в руки Криденса Бэрбоуна в обед, и Персиваль был уверен, что к вечеру она будет проштудирована и вызубрена наизусть, время на это юноша точно найдёт. 

Вечером того же дня Криденс дожидался Персиваля в уже знакомом проулке, переминаясь с ноги на ногу. При виде начальника приплясывать он перестал, но вид у него всё равно был не слишком бодрый. 

— Что, мистер Бэрбоун, согревающие чары в Ильверморни проходить перестали? — совершенно без задней мысли спросил Персиваль. 

Губы Бэрбоуна дрогнули и сжались, однако он шагнул к Грейвзу, вытянулся рядом, едва касаясь рукавом пальто мантии Персиваля, и осторожно посмотрел на него искоса. Грейвзу понадобилась доля секунды, чтобы сообразить, что парнишка ждёт аппарации. Смекалистый юноша, сразу понял, что заниматься они будут в месте, известном только Персивалю. Грейвз обхватил Бэрбоуна за плечо, накинул на него согревающие чары и после этого аппарировал. 

Снаружи родовое гнездо Грейвзов выглядело так же, как и десятки и сотни других домов, выстроенных сотни три лет назад и после этого подвергавшихся нескольким перестройкам. Массивное, внушительное строение из коричневого песчаника, увитое плющом и другими ползучими растениями так, что коричневый цвет был почти закрыт зеленью. Но это летом, сейчас зелень пожухла и увяла, повиснув на фасаде пародией на рождественские гирлянды, хоть до Рождества и оставался ещё почти месяц. Однако Криденсу вполне хватило, чтобы запрокинуть голову и изучать дом с таким восторгом, словно он увидел вблизи как минимум Камелот. 

В подвале дома было несколько обширных комнат, созданных с расчётом на то, чтобы пробиться в них можно было далеко не с первой Бомбарды. Выйти из них было столь же непросто, если их запереть снаружи. Первые заклинания Персивалю показывали именно здесь, когда он ещё даже не получил палочку и мог разве что выставить простейший инстинктивный щит. 

Когда Персиваль открыл перед Криденсом дверь в подвал, тот вздрогнул, но тут же выпрямил спину, чтобы замаскировать это движение. 

— Не бойтесь, мистер Бэрбоун, я не ем детей и младших сотрудников аврората. И в подвалах я их тоже на цепь не сажаю. 

За дверь Криденс рванул так, что едва не загремел вниз по крутой каменной лестнице. Персиваль запоздало пожалел, что пустил гостя вперёд, да ещё и того, с чьей ловкостью он был уже знаком. 

Помещение для тренировок представляло собой освещённую магическими огнями комнату с достаточно высокими, особенно по меркам подвала, потолками. Единственным предметом обстановки, помимо двери, был непроницаемый для магии сейф, куда складывали палочки и прочие волшебные предметы, которые не хотелось повредить в дружеской схватке и в то же время не хотелось держать далеко от себя. Персиваль помнил, как красочно могли выглядеть учебные бои, которые проводил отец, — с фейерверками заклинаний, рикошетом отлетавших от стен. Но, как отец часто ему повторял, страшно не то заклинание, которое производит много шума. Страшно то, которого не замечаешь. 

Именно с этой фразы Персиваль обычно начинал занятия с аврорами, многие из которых ещё страдали детской болезнью показушности. Фонтаном искр можно было напугать впечатлительных случайных нарушителей, застигнутых врасплох, а гоблину, вооружённому помимо заклинаний банальным немагическим револьвером, выстрелить это никоим образом бы не помешало. 

Бэрбоун остановился рядом с дверью и задумчиво изучал пол, поскольку больше изучать в тренировочном зале было нечего. И вот тут Грейвз понял одну очень интересную вещь: он ни разу не видел, как Криденс колдует, за исключением приснопамятного случая в переулке. В остальное время он только наблюдал за тем, как мистер Бэрбоун мастерски уклоняется от любой возможности применения магии. Значит, с этого и следовало начать. 

— Мистер Бэрбоун, — сказал Персиваль, аккуратно снимая пиджак, — покажите-ка мне какое-нибудь простейшее заклинание. 

Мистер Бэрбоун поднял на начальника жалобно-укоризненный взгляд. 

— Мистер Бэрбоун, — сказал Грейвз, перевешивая пиджак через локоть — он поздно сообразил, что повесить его здесь будет негде, — у нас не первый курс, вам не десять лет, а я не девица, на которую вам надо произвести впечатление шикарнейшим Ависом с десятком павлинов. 

У Криденса заалели скулы, и он полез в карман за палочкой с таким обречённым выражением лица, словно Грейз велел ему сотворить себе верёвку и табурет или, по крайней мере, тот самый Авис. Который Грейвз, к слову, терпеть не мог, потому что от простого Фините эти чёртовы птицы не исчезали и приходилось отлавливать их вручную, а популярность заклятия с «милыми пташками» сложно было переоценить. 

— Что... Что мне сотворить? — тихо спросил Криденс. 

— Да что угодно. С чего у нас учить начинают — Вингардиум Левиоса, Люмос, Акцио. Хочу посмотреть, как вы взаимодействуете с палочкой. 

Криденс что-то буркнул себе под нос и поднял палочку. Уже по одной позе Грейвз заподозрил неладное, а взглянув на то, как сжались пальцы Бэрбоуна на рукояти палочки, и каким сосредоточенным стало его лицо, он утвердился в мысли, что слово «неладное» описывает ситуацию довольно мягко. 

— Люмос! 

Кончик палочки Бэрбоуна затеплился едва заметным светом. Криденс бросил осторожный взгляд на своего наставника. 

— А поярче? — спросил Грейвз. 

Криденс сосредоточился ещё больше, и через мгновение Грейвз сильно пожалел о своём вопросе. Люмос Криденса Бэрбоуна можно было использовать в боевых целях, потому что сетчатка живого существа такое количество света вынести не могла. 

— Фините, — рявкнул Грейвз, зажмуриваясь. 

— Простите, мистер Грейвз, сэр, я не хотел... 

По-прежнему ничего не видевший Грейвз поднял руку, прекращая поток покаянных излияний. 

— Спокойно, мистер Бэрбоун. Кажется, я начинаю понимать вашу проблему. Вы любое заклинание так плохо контролируете? 

Криденс издал странный звук. 

— Обычно у меня всё получается просто очень слабо или не получается совсем. А сейчас я просто очень... очень... 

— Очень постарались, я понял. Впечатляет. 

Зрение наконец вернулось, Грейвз проморгался и различил образ Криденса Бэрбоуна, поникшего и страшно сконфуженного. 

— Давайте попробуем что-нибудь менее разрушительное, хотя, признаться, до вас я не думал, что отнесу к разряду разрушительных заклинаний безобидный Люмос. После Эскуро у вас одежда исчезает вместе с грязью? 

Криденс покрепче сжал палочку и отрицательно мотнул головой. 

— Это означает, что Эскуро вы предпочитаете не пользоваться? 

На этот раз ответом Грейвзу стал столь же энергичный кивок. Масштаб проблемы начал разворачиваться перед Персивалем в полном объёме. 

— Пойдём от обратного. Какими заклинаниями вы вообще пользуетесь? И посмотрите уже на меня, мистер Бэрбоун, я не принимаю у вас экзамен. И на что вы способны, я один раз... то есть уже два раза видел. 

— Акцио. Алохомора — иногда, двери в Конгрессе запирают на магические замки. Режущее, если ножа нет. Инсендио. Вингардиум Левиоса. 

— Ясно, — сказал Грейвз, скорее для того, чтобы собраться с мыслями, нежели потому, что ситуация прояснилась. 

В этот момент его внимание вновь привлекло то, как Бэрбоун держит палочку, — слишком крепко, так, что чуть не белеют костяшки пальцев. И тогда Грейвза осенило. 

— Мистер Бэрбоун, что у вас за палочка? 

— Сосна, девять дюймов, перо гром-птицы, — заученно выпалил Бэрбоун. 

Грейвз не полагал себя большим знатоком в природе палочек, но что-то подсказывало ему, что перо гром-птицы человеку вроде Бэрбоуна может и не подойти. Узоры на палочке говорили о том, что он имеет дело с работой Шикобы Волка, одного из немногих известных и принятых в обществе магов-индейцев, палочки которого были сильными, но весьма сложными в обращении. 

— Мистер Бэрбоун, это же ваша первая палочка? 

— Да, досталась на распределении в Ильверморни. В первый день. 

Слово «досталась» только укрепило подозрения Грейвза. 

— Хотите сказать, что палочку вы не выбирали? 

Криденс посмотрел в сторону и негромко ответил: 

— Нет, сэр. Не выбирал. Я взял одну из тех, что остались свободными после церемонии. 

— И вам даже в голову не пришло сказать кому-то из преподавателей, что палочка вам не подходит? Что вы не можете нормально колдовать? 

Криденс резко вздёрнул подбородок и неожиданно посмотрел Грейвзу в глаза. 

— Нет, сэр. Не пришло, сэр. Потому что никому нет дела, как колдует немагорождённый, обучающийся по дотации Конгресса. Немагорождённому и так повезло оказаться в школе магии, поэтому требовать чего-либо он не вправе. 

Выпалив это и явно устыдившись своей вспышки, Бэрбоун прикусил губу и ссутулился, словно пытаясь стать меньше. Грейвз потёр лоб. Да, очень, очень много факторов он не учёл, решив взяться за обучение стихийного немагорождённого мага Криденса Бэрбоуна. Сейчас вид у Криденса был совершенно потерянный, и Персиваль почти бездумно подошёл и похлопал его по плечу. 

— Ничего, мистер Бэрбоун. Возможно, без палочки дело пойдёт лучше. 

Сам он в это не слишком верил. Однако на Бэрбоуна прикосновение произвело почти магический эффект: юноша выпрямился и несмело, но всё-таки улыбнулся. 

— Итак, мистер Бэрбоун, сдайте палочку, — с этими словами Персиваль открыл сейф.

Захлопнув дверцу сейфа, Грейвз обернулся к своему свежеиспечённому ученику. С аврорами он обычно начинал просто: «Закройте глаза и представьте, что вам в голову летит подушка». Подушка и правда летела, трансфигурированная Персивалем и его помощниками, и обычно одному-двум новобранцам удавалось выставить инстинктивный щит сразу. С Бэрбоуном Персиваль рисковать не собирался хотя бы потому, что один раз уже стал очевидцем того, как работают инстинктивные щиты юного стихийного мага. Подушка бы точно не выжила, да и за себя Грейвзу было несколько неспокойно. Поэтому он зашёл с другой стороны. 

— Прочитали пособие, мистер Бэрбоун? 

— Да, сэр! — почти по-военному отчеканил тот. 

— Что-нибудь полезное для себя вынесли? 

Бэрбоун опять поник. 

— Совсем ничего? Вы меня удивляете, мистер Бэрбоун. 

— Там предлагается убрать палочку из процесса трансмиссии магической энергии, но в моём случае процесс трансмиссии идёт некорректно. 

— Это вам кто-то сказал, или вы сами пришли к такому выводу? 

— Сам, — мрачно подтвердил Бэрбоун. 

— А что вам сказала Серебряный Лист? Тоже про нарушение трансмиссивного процесса? 

— Нет, она... — Бэрбоун запнулся. — Простите, мистер Грейвз, сэр, но я не могу передать вам её слова. 

— Хорошо, не буду выведывать ваши с Серебряным Листом секреты. 

Сам Персиваль беспалочковой магии учился в детстве, и память об отцовских уроках почти стёрлась, как обучение чтению: да, чему-то учили, но чему именно — непонятно, а буквы в слова складываются, ничего сложного в этом нет. В столь нелюбимом Грейвзом пособии предлагалось установить контроль за передачей магии, обратившись всё к тому же набившему оскомину Вингардиум Левиоса. 

— Мистер Бэрбоун, у вас есть платок? 

Криденс снова покраснел и смущённо зашарил по карманам, явно что-то нащупал, но утолкал это что-то поглубже. 

— Н-нет, сэр. 

— Нет носового платка? — удивлённо уточнил Грейвз, но решил не развивать мысль, потому что цвет лица Криденса начал изменяться в опасно пунцовый. — Ладно, возьмите мой. 

Он протянул Криденсу свой платок, но выпустил его из пальцев чуть раньше, чем он коснулся руки юноши. Лёгкая ткань соскользнула с ладони и упала бы на пол, но что-то остановило её падение. 

— Ого! — сказал Грейвз, и платок быстро завершил начатое. 

С пола его моментально подхватил Криденс, по-прежнему красный от смущения. 

— Извините, сэр... 

— Мистер Бэрбоун, если вы будете извиняться за каждый свой жест, мы далеко не продвинемся. Если точнее, мы вообще никуда не продвинемся, так что установим правило: вы учитесь, я учу, неудачи — наш с вами рабочий процесс. Сейчас вам извиняться точно не за что, потому что, если мне не изменяет зрение, — «в чём я после вашего Люмоса не уверен», мысленно добавил он, — вы только что применили невербальную беспалочковую Левиосу. Давайте ещё раз. 

«Ещё раза» у Бэрбоуна не получилось, хотя он честно старался, и даже слишком старался, в течение последующего получаса. Извинения из него сыпались, как яблоки из дырявого мешка, и в конце концов Персиваль перестал его поправлять. На исходе часа безуспешных занятий Грейвз махнул рукой. 

— На сегодня достаточно, мистер Бэрбоун. Продолжим через пару дней. 

— А стоит, сэр? — едва слышно спросил Криденс. 

Грейвз сделал вид, что не услышал вопроса. 

Проводив Бэрбоуна, Персиваль плеснул себе коньяка и уселся в библиотеке, одной из немногих обжитых комнат дома. Гостей он к себе водил нечасто, если уж на то пошло, Криденс был одним из немногих, кто посетил его поместье за последние полгода. Тайной его местонахождение ни для кого не было, но в разряд близких друзей, которых приглашают домой, у Грейвза входило слишком мало людей. Вообще-то всех их можно было пересчитать по пальцам одной руки. И Персиваля такое положение вещей очень устраивало. 

Руки, домашний эльф Грейвза, заглянула в библиотеку, увидела хозяина с бокалом в руке, неодобрительно покачала головой, но исчезла прежде, чем Грейвз успел махнуть в её сторону. Через минуту под локтем у Персиваля материализовалось блюдце с тонко нарезанными ломтиками лимона. Недовольное хмыканье, сопровождавшее эту материализацию, Персиваль проигнорировал, переставил блюдце поближе к себе и запрокинул голову на спинку кресла. 

В чём была суть беспалочковой магии, если отбросить зубодробительные обороты из учебника? Ломтик лимона поднялся в воздух и закружился, как осенний лист, повинуясь ленивому движению пальца Грейвза. Персиваль прислушался к себе: надо открыться потоку силы внутри себя, довериться... Лимон шлёпнулся рядом с блюдцем.

Стоп. Персивалю показалось, что кто-то прочёл Ревелио, явив его взору то, что лежало на самом виду. 

Довериться. Криденс Бэрбоун с детства не доверял никому, включая себя. Он не доверял ни людям, ни магам, ни магии, не говоря уж о той непонятной и невероятной силе, что текла через его собственное тело. Значит, чтобы у мальчишки что-то получилось, он должен доверять. Желательно — себе, но на первое время пойдёт и Персиваль. На этом месте Грейвз горько усмехнулся. Он использовал этого мальчика в качестве приманки в расставленной на крупную дичь ловушке, и тот едва не поплатился за это жизнью. Не самый лучший старт для доверительных отношений, потому что Персиваль не верил, что Бэрбоун не сумел сопоставить нападение на себя с началом своего вольного или невольного сотрудничества с господином начальником департамента магической безопасности. И даже если он не показывал вида, в глубине души он должен был относиться к Персивалю с определённой долей настороженности. Но Персивалю нужно, чтобы парень освоил свою проклятую стихийную магию, значит, он этого добьётся.

На следующий день Персиваля разбудила Руки, сообщившая, что в окно стучится сова. Сова, прилетающая утром, не сулила ничего хорошего даже в день рождения — обычно по утрам прилетали совы от дальних родственников, которых Персиваль не любил, — а во взрослом возрасте она не сулила ничего хорошего вдвойне. Велев Руки открыть сове окно, Персиваль сразу надел брюки и рубашку. Дома он завтракал редко, а с новостями, которые принёс крылатый почтальон, времени на это не будет точно. 

Развернув листок, он понял, что не ошибся. «Су-Сити, Айова, артефакт». Аберфорт опять писал от руки, что означало крайнюю степень волнения. С очень дурным предчувствием Грейвз написал почти те же слова и отправил сову дальше, к Гидеону Шайдеру, хотя что-то подсказывало ему, что Шайдер уже в курсе. 

В кабинете у Аберфорта было многолюдно для семи часов утра. Помимо собственно хозяина кабинета, присутствовал Гидеон Шайдер, вызвавший у Грейвза неприятное ощущение того, что его снова опередили. Вид у Аберфорта, да, наверное, и у самого Грейвза, в отличие от вечно сумрачного Шайдера в неизменном чёрном сюртуке, был потрёпаный — какой и должен быть у людей, поднятых с постели на пару часов раньше ожидаемого. 

Стопка колдографий и пачка отчётов едва не врезались в Грейвза прямо в дверях, и он быстро начал их пролистывать, внимательно слушая доклад Аберфорта. Картина складывалась почти такая же, как в Фэллоне неделей раньше: магический всплеск в немагическом городе, только на этот раз еда у жителей города не умножалась. На этот раз в лодки к рыбакам начала выпрыгивать из воды рыба. Артефакт оказалось найти несколько сложнее, но он оказался братом-близнецом предыдущего. Не в том смысле, что их изготовил один и тот же мастер. Просто это вновь был слабый объект, представляющий собой эстетическую, историческую, художественную, — словом, любую ценность, кроме магической. 

— Дайте угадаю, — сказал Грейвз, — в наших реестрах эта штуковина не значится? 

— А вот и не угадал, — мрачно ответил Аберфорт. 

— Угадали, но с поправками, — уточнил Шайдер. 

Грейвз перевёл взгляд с начальника отдела надзора на старшего аналитика. Аберфорт обменялся взглядами с Шайдером и едва заметно пожал плечами, предоставляя аналитику право рассказа. 

— Данный артефакт действительно не зарегистрирован в наших реестрах, по крайней мере, пока мы его не обнаружили. Но обнаружили как минимум два артефакта со схожими свойствами, одним из которых владеет мистер Алпчёрч из Саванны, а второй хранится в Тенесси. Оба служат приманкой для рыбы. 

— Вариант того, что артефакт не был учтён, мы не рассматриваем? 

— У нас город немагов. Откуда там взяться артефакту? — вмешался Аберфорт. 

— Да, хороший вопрос — откуда там взяться артефакту? — подхватил Грейвз. — У нас есть какие-то мысли на этот счёт? 

— Кроме того, что кто-то его туда привёз, — никаких, — признал Беллсгрейв. 

— Городок не похож на туристический центр, — задумчиво сказал Грейвз. — Вряд ли через него проезжают сотни людей в день. 

— И нам кто-то выдаст разрешение на массовую легилименцию немагов, да? — Аберфорт посмотрел на Грейвза. 

— Массовую — нет, конечно. Но если попробовать прощупать в Фэллоне и здесь и потом сопоставить результаты, есть исчезающе малый шанс кого-то найти, — задумчиво сказал Грейвз. 

— Исчезающе малый — весьма оптимистичная оценка, мистер Грейвз, учитывая, что со времени первого происшествия у нас прошло больше недели, — спокойно констатировал Шайдер. — Я могу подсчитать статистически, сколько человек вам нужно будет обработать, чтобы иметь вероятность наткнуться на нужное и достаточно цельное воспоминание, но могу сразу сказать, что это не меньше, — Шайдер на секунду задумался, — пятидесяти двух человек в Фэллоне и ста семи — в Су-Сити. Это грубые прикидки, но конечное число будет отличаться не на порядок. 

Грейвзу некстати вспомнились статистические выкладки Бэрбоуна. Неудивительно, что он был единственным человеком, которому нравилось работать с Гидеоном Шайдером, и неудивительно, что Гидеона Шайдера беспокоила его судьба. 

— Спасибо, мистер Шайдер, общая картина мне ясна. 

Общая картина и правда была ясна и радовала Грейвза примерно в той же степени, как прямое попадание Ступефаем в солнечное сплетение и явление нунду в центре Манхэттена. Физически невозможно было расставить ловушки и маркеры в каждом захолустном городке, а неведомого устроителя чудес мотало по Штатам, как вольный ветер. Это если допустить, что устроитель был один. Если их было больше одного, ситуация усложнялась и упрощалась одновременно, потому что два человека — это всегда в два раза большая вероятность того, что кто-то из них допустит ошибку. Но вот заметить эту ошибку вовремя и успеть отреагировать было практически нереально, поскольку любитель магических аттракционов для немагов использовал артефакты как бомбы с часовым механизмом, мгновенно уходя с места событий. А ещё ему нужно было где-то забрать ворованные артефакты... 

— Погодите-ка, вы говорите, что у нас есть два объекта с такими же свойствами? — уточнил Грейвз. 

— Именно. Свойства не самые уникальные, любой более-менее прилежный ученик старше шестого курса справится с Джеминио, да и рыбу приманить несложно, — сказал Аберфорт. — Я даже больше скажу, такой артефакт зарядить мог бы кто-нибудь, кто приблизительно представляет себе, как они работают. Любой из присутствующих смог бы. 

— Значит, у нас действует кто-то, кто не разбирается в артефактах или в магии? — Грейвз задумчиво побарабанил пальцами по подлокотнику. 

— Я бы сказал, что этот человек является слабым магом, которому не под силу создать такой объект самостоятельно, — вдруг сказал Шайдер, некоторое время сидевший молча, — и довольно примерно представляющий себе, как они должны работать. И я бы сказал, что это человек, который знает толк в общении с немагами и знает, как произвести на них впечатление. И ещё, джентльмены, у меня для вас не очень хорошие новости: Су-Сити значительно больше Фэллона. А значит, этот человек будет увеличивать аудиторию своих зрителей и дальше. 

— И всё это ни на шаг не приближает нас к тому, чтобы этого человека отловить, — подытожил Беллсгрейв. 

— Как бы пораженчески это ни звучало, нам придётся ждать его следующего хода, — сказал Грейвз. — А пока неплохо бы выяснить, откуда берутся эти артефакты. 

«И тогда я выясню, куда делась Сфера света, столь сильно тревожащая некоторых моих знакомых», — мысленно прибавил он. 

Предметы, фигурировавшие в обоих делах о чудесах, могли попасть в Штаты по другим каналам, поскольку разобрать их было невозможно, да и бессмысленно: зеркало из Фэллона было небольшим, а приманка для рыбы и вовсе представляла собой крохотную подвеску из камня, судя по колдографии, действительно страшно древнюю. Ни один из артефактов списка Ольшевского пока нигде не проявлялся, и Грейвз одновременно надеялся и на то, что эта ситуация не изменится, и на обратное, поскольку в последнем случае их можно было бы отыскать.

После обеда Грейвз возвращался в МАКУСА в довольно мерзком состоянии духа, погружённый в собственные мысли, поэтому Криденса Бэрбоуна, маячащего у входа в переулок для аппарации, он заметил только тогда, когда едва не влетел в него. 

— Здравствуйте, мистер Грейвз, сэр, — выпалил Бэрбоун и затараторил заученной скороговоркой: — Я безмерно благодарен вам за то, что вы уделяете мне время, зная, как ценно оно при вашем графике и занимаемом вами посте, однако в прошлый раз вы не оговорили периодичность наших занятий. Если позволите, я бы хотел уточнить, когда... 

Грейвз уже привычным движением поднял руку, приостанавливая словесную пулемётную очередь, хотя ему стало даже интересно, на сколько бы у Криденса хватило дыхания: всю предыдущую тираду он выпалил единым духом. Юноша замер с приоткрытым ртом, быстро захлопнул его и преданно уставился на Грейвза. 

— Справедливый вопрос, мистер Бэрбоун, и я даже рад, что вы нашли время, чтобы меня подождать, — Персиваль попытался сообразить, что плохого ему сулит расписание на ближайшие несколько вечеров, и, подсчитав свободные часы, продолжил: — Скажем, сегодня после работы, около семи, вас устроит? 

— Благодарю, сэр, — Криденс вытянулся во фрунт и только что каблуками не щёлкнул. 

— Вольно, — не удержался Грейвз. — А теперь бегите, у вас наверняка в последнее время прибавилось работы. 

Бэрбоун помедлил долю секунды и даже вдохнул, собравшись что-то сказать, но, так и не произнеся ни одного лишнего слова, коротко поклонился Грейвзу и действительно убежал. Персиваль улыбнулся ему вслед, поправил скорпиона на воротнике и последовал за юношей. На свой этаж он поднимался уже в чуть менее мрачном настроении. 

На втором занятии Криденс чувствовал себя ещё неувереннее, чем на первом. Персиваль трансфигурировал себе и ему стулья, жестом пригласил присесть и начал: 

— Давайте установим правила. Первое: здесь я вам не «сэр», а просто «мистер Грейвз». Я не ваш начальник, а ваш преподаватель, причём преподаватель индивидуальный, что предполагает некоторое сокращение дистанции. Второе: вы слушаете меня безоговорочно, и если я говорю: «Упасть», вы сначала падаете и только потом можете позволить себе поинтересоваться, зачем. Третье: ругать за ошибки вас никто не собирается, поэтому вы не извиняетесь за то, что у вас что-то не вышло. Ясно? 

— Да, сэр, — с готовностью отозвался Криденс. 

— Оно и видно, — хмыкнул Грейвз. — Попробуем ещё раз. Ясно? 

— Да, мистер Грейвз, — отчеканил Криденс. 

То, что последнее «сэр» он явно задавил в себе ценой невероятных усилий, Персиваль решил оставить без внимания. 

Занятие стало почти точным повторением предыдущего, с той лишь разницей, что теперь Криденс сначала извинялся за в очередной раз упавший на пол платок, потом извинялся за то, что снова извиняется, и под конец окончательно сконфузился. Концентрации это явно не способствовало, и Грейвз решил переключиться с уже набившей оскомину Левиосы на Депульсо, трансфигурировав два мячика. Пару раз Криденсу удалось сдвинуть свой мячик с места, когда он повторял движения за Грейвзом, но в одиночку его старания опять сходили на нет. Вид у Криденса становился всё несчастнее и несчастнее, терпение у Грейвза истончалось всё больше и больше. 

Через час Грейвз поднялся со стула и сказал, что занятие окончено. Возможно, он ошибся и стоило сначала попробовать обучить Криденса не бояться палочковой магии, а уже потом переходить к беспалочковой. А возможно, он ошибся куда более масштабно и этот парень действительно был необучаем, или он — неподходящий учитель для него, что не сильно меняло дело. 

Наблюдая за тем, как Криденс одевается, Персиваль заметил аккуратный прямоугольник, торчащий из нагрудного кармана костюма юноши. 

— Смотрю, вы меня послушались и всё-таки обзавелись платком. Следующим шагом будет костюм под стать, и станете настоящим джентльменом. 

— Какой костюм? — спросил Криденс. 

Грейвз отступил на шаг и смерил его оценивающим взглядом. 

— Вам бы пошло что-нибудь однобортное. Только не твид. Присмотритесь к тёмно-серому, асфальтовому. Галстук из Ильверморни можете оставить, это даже мило. 

Криденс слушал его очень внимательно, только что не записывал. А потом коротко кивнул и сказал: 
— Спасибо, мистер Грейвз. 

Персиваль протянул ему руку. Криденс крепко пожал её и быстро сбежал вниз по ступеням крыльца. Закрыв за ним дверь, Персиваль задумчиво постучал по губам костяшкой пальца, постоял немного, недовольно поморщился и позвал Руки, чтобы она подавала ужин. 

Утреннее совещание у Серафины обещало выдаться бурным: предстояло доложить ей о неконтролируемых чудесах по всей форме. Персиваль понимал, что может передать право доклада Аберфорту, и тогда все услышат героическую сагу об обливиэйторах, не покладая рук вычищавших память у десятков людей, и сотрудниках департамента надзора, не менее героически прочёсывавших два городка под покровом ночи и дезиллюминационных заклинаний чуть ли не с лозами в руках в поисках спрятанных артефактов. В саге найдётся место и мудрому руководству героев, и воспеванию оперативности их действий, и превознесению своевременно принятых решений. В Беллсгрейве умер великий писатель или журналист, причём светской хроники, и волю себе он давал в выступлениях на публике. Присутствовать на них было интересно, к тому же всегда был шанс на то, что половина слушателей запутается в перипетиях аберфортовского изложения и не сможет сформулировать как минимум половину каверзных вопросов, которые могли бы быть заданы. 

Трибуну можно было предложить и Шайдеру. Тогда расчёт был бы другим: через три минуты его доклада половина слушателей просто уснёт. Плохо лишь то, что Шайдер мог бы уложить в эти три минуты основной массив информации. И Серафина наверняка магическим чарам статистики и аналитики не поддастся, а значит, начнёт выяснять весьма неприятные подробности из числа тех, что вот уже почти неделю не давали покоя самому Грейвзу. 

Так что бремя доклада господин начальник департамента магбезопасности взвалил на собственные плечи, продумав точки, в которых можно стратегически подставиться, вызвав очевидный огонь на себя, и места, которые лучше аккуратно обойти по касательной. Так, Грейвз совершенно не хотел фиксировать внимание общественности на происхождении артефактов, сосредоточившись на неуловимости преступника (Эбби предложил звать его Фокусником) и том, что пока утечки информации о чудесах удалось избежать. Если повезёт, то отдел обливиэйторов и «деза» вцепятся во вторую часть доклада, департамент расследований — в первую, а авроры зависнут где-нибудь посередине. В этом случае Персивалю удастся отстоять ядро межведомственной группы нетронутым и подобрать необходимых сотрудников по своему усмотрению, чтобы не пришлось насмерть биться из-за каждого желающего принести пользу и продемонстрировать собственную незаменимость. Грейвзу уже не раз приходилось оставлять за собой последнее слово, и сейчас главное было склонить на свою сторону Серафину, — вдвоём они бы справились. Он специально не заходил к госпоже президенту до совещания и даже не посылал ей никаких записок: у Серафины была аллергия на предварительные договорённости, к тому же она тщательно огораживала себя от любых намёков на использование личного положения в служебных целях. 

Морально готовый к битве, Персиваль спокойно вошёл в малый зал заседаний. Большая часть председателей департаментов, их заместителей и секретарей уже были на месте, Дельфина Дюпон из обливиэйторов помахала Грейвзу со своего места, Персиваль изобразил улыбку и сделал неопределённый жест ладонью в ответ. Без одной минуты девять задняя дверь распахнулась, и госпожа президент Серафина Пиквери, блистая очередным ослепительным нарядом, проследовала к председательскому месту. Она уселась в кресло, расправила юбки и ровно в девять утра коснулась небольшого гонга рядом с собой. Заседание началось. 

Слово Персивалю дали практически сразу же после оглашения повестки дня. Доклад прошёл по плану, Дельфина Дюпон сразу же подняла вопрос об увеличении числа мобильных бригад обливиэйторов и, как следствие, расширении их штата, Эван Колбрайт из департамента расследований возмутился, что магбезопасность опять взяла под свой контроль дело, которым должны заниматься они; комиссионер аврората Малкольм Майнус, толковый, но сильно не любящий публичные выступления человек, вставил пару слов про необходимость дополнительных тренировок авроров на случай чрезвычайных ситуаций. 

Межведомственную группу, занимающуюся делом, оставили в прежнем составе, но Колбрайт выбил себе разрешение присутствовать на ключевых совещаниях. Беллсгрейв, поймав взгляд Грейвза, на мгновение скорчил недовольную гримасу. По лицу Шайдера понять было нельзя ничего, оно было неподвижно, как деревянная морда льва на спинке кресла Серафины, и выражало примерно столько же приязни к окружающим. 

— А теперь перейдём к обсуждению вопросов вне повестки, — раздался звучный голос Серафины, в малом зале даже не пользовавшейся Сонорусом. — У кого-нибудь есть проблемы, требующие совместного обсуждения? 

Персиваль, обдумывавший перспективы общения с Колбрайтом, пропустил момент, когда со своего места поднялся Гидеон Шайдер. 

— Мой непосредственный подчинённый Криденс Бэрбоун был недавно зарегистрирован как стихийный маг, и ввиду ряда обстоятельств ему был вынесен вердикт о «кандалах Морганы». 

Зал удивлённо ахнул. Грейвз не ахнул только потому, что последние несколько секунд пытался сообразить, как ему поддержать Шайдера, и одновременно проникался к нему уважением: аналитик не мог не знать, что бумаги Бэрбоуна были подписаны лично Серафиной Пиквери, и сейчас выступал против неё в открытую. 

А Шайдер продолжил: 

— Криденс Бэрбоун не представляет опасности для окружающих в общепринятом смысле слова. Он не был зарегистрирован в качестве стихийного мага ни в детстве, ни во время обучения в Ильверморни. Это позволяет сделать вывод о том, что даже если стихийные всплески имели место, то остались незамеченными как магическим сообществом, так и немагами, а следовательно, не несли разрушительных последствий. Учитывая, что Криденс Бэрбоун до одиннадцати лет воспитывался в семье активного члена «Новых салемцев», полагаю, что о малейшем заметном проявлении магии в этих условиях стало бы известно незамедлительно. Молодой человек обладает выдающимися способностями аналитика, и исключение его из магического сообщества, которое предполагают «кандалы», нанесёт гораздо больший фактический и ощутимый вред, чем потенциальный вред, который теоретически могут представлять собой его стихийные магические способности. 

Шайдер сел, и Грейвз едва не захлопал ему. Гидеон, как всегда, сумел в нескольких предложениях сформулировать абсолютно всё, что требовалось сказать. Серафина кивнула старшему аналитику и подняла руку: 

— Боюсь, мистер Шайдер, что директива в отношении стихийной магии не допускает двусмысленности в толковании.

Мозг Персиваля вновь начал судорожную работу. Судьба странненького «сорокастраничного мальчика» глубоко безразлична всем, кроме троих из собравшихся в этом зале. Если сейчас вопрос будет закрыт — а он будет закрыт, он закрывается сейчас, в это самое мгновение, — то за Криденсом Бэрбоуном навсегда захлопнутся двери не только Вулворт Билдинг, но и любого здания в магическом мире, включая и дом самого Грейвза. Перед глазами встал Бэрбоун — сосредоточенный и собранный, улыбающийся, пожимающий ему руку. Бэрбоун, который не в состоянии сдвинуть с места мяч или поймать платок, но который легко устранил угрожавшего им человека. Бэрбоун, которого он уже использовал однажды, и тот едва не поплатился за это жизнью. Сердце Персиваля глухо стукнуло. «Ты идиот», — мысленно аттестовал себя Грейвз, поднимаясь со своего места. 

— Возражение, госпожа президент. Я беру Криденса Бэрбоуна под личную ответственность. 

Взгляд Серафины остановился на Персивале с едва заметным интересом. 

— Позвольте напомнить, мистер Грейвз, что закон един для всех. 

— Позвольте напомнить, госпожа президент, что согласно закону изоляция стихийного мага требуется только в том случае, если он не проходит обучение. 

— Согласно докладу Леонеллы Ингерфилд, она отказывается от обучения мистера Бэрбоуна. У кого же он учится? 

— У меня, — спокойно ответил Персиваль. 

По рядам пронёсся шёпот. Персиваль выждал пару секунд. 

— Полагаю, моя кандидатура сочтена удовлетворяющей условиям. 

Взгляд Серафины сделался отстранённо-непроницаемым. 

— Вполне. Принятие решения по делу Криденса Бэрбоуна, стихийного мага, откладывается до экзаменационного испытания. Возражения? Замечания? Объявляю заседание закрытым. 

Из зала заседаний Персиваль выходил со смешанным ощущением того, что только что собственными руками выкопал себе могилу — и одновременно вытащил из неё Криденса Бэрбоуна. Теперь главной задачей было в ближайшее время не лечь в эту самую могилу, причём уже вдвоём.

Chapter Text

Известие о том, что Персиваль Грейвз теперь является его наставником не тайно, а вполне явно и, более того, абсолютно официально, Криденс воспринял совершенно спокойно и даже как-то равнодушно. Персиваля это отсутствие эмоций даже задело, он ожидал радости, горящих глаз, выражения облегчения на лице, — но никак не сухого и протокольного «Благодарю вас, сэр, это огромная честь». И даже к «сэру» тут придраться было нельзя, потому что находились они в здании Конгресса, а там субординация вновь вступала в свои права в полной мере. 

На утренних планёрках, которые почему-то по-прежнему собирались в кабинете у Аберфорта, теперь присутствовал Эван Колбрайт, всем своим видом старающийся продемонстрировать, как много пользы он приносит обществу в целом и межведомственной группе в частности. Пока что польза от Колбрайта была только одна: в его присутствии планёрки заканчивались в два раза быстрее, чем раньше, даже Аберфорт умерял своё многословие, хотя Грейвз нутром чувствовал, как тяжело Беллсгрейву наступать на горло собственной песне. 

В сущности, делать пока было нечего, как они и предполагали. Оперативники Колбрайта вспахали носом землю там, где она уже была несколько раз перекопана местными аврорами, аналитиками и обливиэйторами, и ожидаемо не нашли ничего нового. Они же перетряхнули всех торговцев краденым от Чикаго до Калифорнии и опять-таки ожидаемо не нашли ничего касающегося дела, но навели большого шороху в криминальном мире. Стало спокойнее, потому что и скупщики, и воры, и даже гоблинская мафия притихли, как докси в совочке, но Грейвза это не радовало, скорее наоборот. Если отвлечь преступников от их привычных рутинных занятий, они могут приглядеть себе что-то поинтереснее на стороне, а сейчас на стороне творилось столько всего, что только успевай приглядываться. Похожие мысли явно посещали Гидеона Шайдера, который от утра к утру становился всё мрачнее даже по его меркам. 

Время для Бэрбоуна Грейвзу удалось выкроить только к концу недели, и то немного. Отчасти Персиваль даже нервничал перед занятием, поскольку сейчас не слишком хорошо себе представлял, что делать с этим добровольно подхваченным чемоданом без ручки: бросить Бэрбоуна он уже не мог по совокупности факторов, включая в том числе взваленные на себя протокольно обязательства, а учёба у того явно не задалась. Совета просить было не у кого, не писать же во все магические школы мира письма, размноженные под Джеминио, с общим содержанием: «Здравствуйте, я в прошлом боевой аврор, а теперь пытаюсь обучить чему-то стихийного мага, проявившегося в возрасте без малого двадцати лет. Что делать? Помогите! С уважением, П. Грейвз». 

В теории, такое письмо можно было бы отправить хотя бы Алпину Макфейлу, у того наверняка были личные контакты в Хогвартсе и за его пределами, возможно, он бы и смог связать Грейвза с кем-то знающим. Но чем ему мог помочь маг со стороны, даже гениальный преподаватель? Прислать очередную методичку о «методологии беспалочковой и бестрансмиссивной магии»? Не мотаться же ради Бэрбоуна в Европу, этого никто не поймёт, и в первую очередь не поймёт себя сам Персиваль. 

Бэрбоун дисциплинированно оказался на крыльце дома Персиваля в назначенное время, и тот заметил в нём всё ту же отстранённость, что и парой дней раньше. Что-то показалось Грейвзу знакомым, но память пока не подкидывала ничего похожего. Когда Криденс снял в прихожей пальто, Грейвз качнул головой: на юноше был костюм, такой, как он ему советовал. Да, явно из магазина готового платья и подогнанный по фигуре на скорую руку, но в любом случае он был гораздо лучше тех обносков, в которых Бэрбоун таскался до этого. По крайней мере, манжеты у этого пиджака не были общипаны, а брюки не лоснились от долгой и верной службы. Бэрбоун, поймав взгляд Персиваля, нервным движением отряхнул рукав и почти виновато произнёс: 

— Я последовал вашему совету, мистер Грейвз. 

— Правильно сделали, мистер Бэрбоун. Вам идёт. 

Последнее было сказано от души, в новом костюме Криденс Бэрбоун выглядел старше и солиднее. Персиваль бы даже сказал — привлекательнее, и в других обстоятельствах, быть может, даже озвучил бы это вслух. Вместо этого он сказал: 

— Постойте-ка минуту спокойно. 

Пара взмахов палочки — и талия пиджака стала чуть уже, а манжеты — на полдюйма короче. 

— Вот так совсем неплохо, — с удовольствием глядя на получившийся результат, произнёс Персиваль. — А теперь давайте работать. 

Пиджак Криденс снимал так, словно это была величайшая драгоценность. Рукава рубашки он закатывал примерно с тем же выражением лица. А вот палочку в сейф клал уже с видом человека, приготовившегося к пытке и в красках представившего себе все её подробности. 

Уже третье по счёту занятие не принесло почти ничего нового, за исключением одного момента. После очередного падения пера Персиваль гаркнул: 

— Расслабьтесь! 

Криденс вздрогнул, затравленно оглянулся на учителя — и перо впечаталось в потолок, да не просто впечаталось, а вплавилось, оставив после себя аккуратный тёмный силуэт. Всю свою сознательную жизнь Персиваль считал, что тренировочный зал заколдован на отражение любых заклинаний, и у него не было причин в этом усомниться ровно до сегодняшнего дня. 

— Отлично, мистер Бэрбоун, — сказал он. — Повторить сможете? 

Разумеется, повторить мистер Бэрбоун не смог, более того, до конца отведённого ему часа он не смог выжать из себя ни единой крупицы магии, как Персиваль ни старался. 

В третий раз после ухода Криденса Персиваль уселся в библиотеке в компании коньяка и начал размышлять. Магия Бэрбоуна была нестабильна, это было понятно и объяснимо. Непонятно и необъяснимо было другое: если бы подобные фокусы с украшением помещений выжжеными узорами Бэрбоун практиковал в Ильверморни, то сегодня у Персиваля было бы одной проблемой меньше. На стихийную магию проверяли и за меньшее, а в присутствии людей Криденс явно свои способности не демонстрировал. «Такое у меня бывает, когда я сильно переживаю за кого-то», кажется, так он сказал. Значит, если свидетели и были, то это были члены семьи, и явно не мать. От лидера «Новых салемцев» маг живым бы, может, и ушёл, но вот здоровым — вряд ли. Ладно, рассуждать о том, где и как Бэрбоун мог хвастать своими неклассическими талантами, оставаясь незамеченным, очень интересно и полезно для развития фантазии, но совершенно непродуктивно. 

Понять надо одну-единственную вещь: что такого произошло с Криденсом сейчас, чего с ним не происходило в Ильверморни, если он начал выдавать такие нетривиальные вещи, как боевой Люмос? Какой дестабилизирующий фактор мог внести разлад в его упорядоченную, как архивный каталог, душу? Вариантов на роль дестабилизирующего фактора напрашивалось всего два, по крайней мере, если исходить из известных данных: угроза «кандалов» и, собственно, наличие мистера Персиваля Грейвза. 

Выводы Персиваля не удивили, но и не обрадовали. Он не думал, что завоевать доверие Криденса Бэрбоуна будет делом пары дней, но ожидал, что его широкий жест, сделанный на глазах у всего Конгресса, хотя бы немного в этом поможет. И тут Персиваля осенило, когда он видел у Криденса такую же равнодушную реакцию на происходящее: в собственном кабинете, пару недель назад, в тот самый вечер, когда началась вся эта история. Криденс был так же неправдоподобно спокоен для того, кто только что убил человека. Видимо, это был его способ перенесения стресса — полное отключение эмоций. С осознанием этого факта Персивалю стало даже как-то немного полегче.

МАКУСА охватила обычная для последней недели перед Рождеством лихорадка. Казалось, о работе думать забыли все, кроме тех, кому предстояло закрывать годовые отчёты. Остальные занимались украшением кабинетов, выбором нарядов для рождественского бала, покупкой подарков для родни, друзей и сотрудников и прочими вещами, к работе имеющими столько же отношения, сколько вервольфы — к вегетарианству. Подготовкой к балу в этом году командовал Аксис Де Виро, поэтому Грейвз предвкушал зал, увешанный золотом и блестящей мишурой, и прочую милую сердцу ниффлеров атрибутику и заранее содрогался. 

Как несложно было догадаться, Персиваль Грейвз, глава департамента магической безопасности, входил в число тех немногих, кто даже за три дня до Рождества работал. Причём работал с утра и до позднего вечера, прекрасно осознавая, что заставить подчинённых сделать что-то сверхурочное сейчас не проще, чем уговорить портрет предка Гондульфуса Грейвза перестать называть себя «малышом». Куинни Голдштейн, забегавшая к нему каждый день, участливо приносила ему кофе и какие-то сладости, с трогательным упорством игнорируя тот факт, что сладкое Грейвз практически не ел. Вместе с кофе она приносила и новости из числа тех, что могли пригодиться в организации рабочего процесса: у кого из сотрудников сейчас сложный период жизни, кто, наоборот, рвётся в бой, а кому не мешала бы профилактическая беседа от начальства для стимуляции кипучей деятельности. Пару дней Куинни немного запиналась при пересказе очередных сплетен, но после настойчивого покашливания Грейвза доложила, что слухи о «сорокастраничном мальчике» и излишнем внимании, проявленном к нему высоким начальником, перешли из разряда «милый анекдот» в разряд «сплетни о чужой постели». Персиваль от души посмеялся, потому что считал, что в этом разряде они должны были оказаться гораздо раньше. Пусть лучше сплетничают о его постели, чем о его работе. 

За три дня до Рождества Персиваль осознал, который час, только взглянув на хронометр. Шёл первый час ночи, и если Персиваль планировал закончить изучение проклятого отчёта сегодня, то о том, чтобы идти на работу с утра, можно было и не думать, достаточно было бы просто подождать полчасика после окончания чтения. Поэтому Персиваль встал, распрямился, хрустнув костями, поморщился и накинул кейп. 

Как и почему ноги привели его к дверям аналитиков, Грейвз так и не понял, но в подобных случаях полагался на интуицию, прислушиваться к которой он, в отличие от многих, не считал зазорным. Если интуиция, выключившееся сознание, стечение обстоятельств или всё вышеуказанное разом зачем-то поставило его перед кабинетом отдела Шайдера, значит, на то были причины. Тем более что в кабинете горел свет. Грейвз толкнул дверь, и та бесшумно распахнулась. 

Свет горел над единственным столом, чему Грейвз даже не удивился. Он подошёл поближе, и вот тут уже поводов для удивления стало чуть больше. Пиджак Криденса Бэрбоуна аккуратно висел на вешалке, зацепленной за ручку шкафа, галстук обвивал вешалку вокруг крючка. Сам Криденс, в одной рубашке, с книгой в руках сидел на повёрнутом боком к столу стуле, закинув ноги на другой стул, явно позаимствованный для этой цели у соседа. Вид у Бэрбоуна был расслабленный и сонный. Грейвз кашлянул. 

Сделал он это явно зря, потому что Криденс встрепенулся, как неожиданно разбуженный человек, и вскочил, опрокинув стул, который немедленно упал на пол с оглушительным грохотом. 

— Добрый вечер, мистер Грейвз, сэр, — почти светским тоном, резко контрастировавшим с его совершенно неофициальным внешним видом, выдал Криденс.

— Скорее уж добрая ночь, — ответил Грейвз, оглядывая стол Криденса ещё раз. — И давно вы здесь ночуете, мистер Бэрбоун? 

Мистер Бэрбоун сглотнул, но поднял голову и посмотрел прямо на Грейвза: 

— Я просмотрел устав и правила организации рабочего процесса МАКУСА и нигде не нашёл запрета на то, чтобы оставаться на ночь на рабочем месте. 

— Не удивлён, что просмотрели, — сказал Грейвз. — И тем не менее, на вопрос вы не ответили: как давно? 

Криденс выждал немного и размеренно сообщил:

— Три дня, сегодня четвёртый. 

— У вас что-то случилось? 

— Нет, сэр. 

— А если подумать и ответить ещё раз? — Грейвз помедлил и добавил: — Всё-таки я ваш учитель и в некотором роде за вас отвечаю. 

Бэрбоун поджал губы и нахмурил брови, явно обдумывая ответ, но потом всё-таки произнёс: 

— У меня не нашлось денег на оплату квартиры. 

— У вас? Вы производите впечатление человека, держащего под контролем всё, кроме собственной магии. 

Бэрбоун сосредоточенно изучал предметы на своём столе, но те быстро закончились, и ему пришлось вновь посмотреть на Персиваля. 

— Я отдал слишком много за костюм, — наконец выдавил он. 

Грейвз ожидал десятка различных причин: потратился на подарки к Рождеству, купил билеты на финальный квиддичный матч или, в случае Бэрбоуна, скорее «накупил книг». Но костюм? Который, кстати сказать, он ему и посоветовал. Грейвз глубоко вздохнул и решил, что надо, наконец, начать соответствовать слухам о себе. 

— Собирайтесь, мистер Бэрбоун. 

Взгляд его ученика стал совсем растерянным. 

— Но, мистер Грейвз, я ведь не нарушаю...

— Не нарушаете. Собирайтесь. Помните наше второе условие? Сначала падаете, потом спрашиваете. 

Криденс коротко кивнул. На то, чтобы привести в порядок стол, вернуть на место соседский стул, осторожно снять с вешалки и надеть пиджак, взять в руки пальто и выпрямиться, выжидательно глядя на Грейвза, у него ушло чуть больше двух минут. 

— Идёмте, — махнул ему Грейвз. 

— Куда? — спросил Криденс, явно вложив в это короткое слово всю имевшуюся смелость. 

Грейвз посмотрел на него почти с нежностью. 

— Ко мне, куда ж ещё. 

«Горе вы моё», — мысленно прибавил он. 

Привести горе домой и расположить в свободной спальне оказалось даже легче, чем Грейвз предполагал. Он думал, что Бэрбоун начнёт сопротивляться, приводить списки причин, по которым он не может остановиться у Грейвза, потом — списки причин, по которым он не может спать нигде, кроме придверного коврика. Но не то на Криденса так повлияло упоминание пункта про полное доверие, не то на двух стульях, или что там Бэрбоун использовал вместо кровати, было настолько неудобно спать, но юноша ограничился довольно сдержанной благодарностью и выражением надежды, что он не причинит мистеру Грейвзу лишних неудобств. У мистера Грейвза язык чесался ответить, что по сравнению с уже причинёнными это сущие мелочи, но он ухитрился оставить этот комментарий при себе. 

Сам он лёг в постель почти сразу, чтобы не дать себе возможности задуматься о том, что сотворил. Усталость взяла своё, и уснул он почти мгновенно.

Утром он спустился к завтраку и замер на пороге, потому что открывшееся ему зрелище было если не последним, что он ожидал увидеть на собственной кухне, то явно находилось ближе к концу списка. Взгляд Грейвза упёрся в филейную часть Криденса Бэрбоуна, который мыл пол. На его кухне. Тряпкой. Вниз головой и задрав кверху то, на что сейчас Персиваль пытался не смотреть. Персиваль хлопнул глазами, надеясь на то, что ему примерещилось, и одновременно пытаясь понять, что именно в этой картине смотрится наиболее неуместно: чужие ягодицы или бодро гоняющая по полу воду тряпка, влекомая чужими руками. Руками. Тряпка. 

Персиваль тряхнул головой и вслух поинтересовался: 

— Мистер Бэрбоун, могу я уточнить, что вы делаете? 

Мистер Бэрбоун моментально распрямился и обернулся к Персивалю, раскрасневшийся и растрёпанный. Только сейчас Персиваль обратил внимание на то, что ноги Бэрбоуна были босы. 

— Я хотел помочь, мистер Грейвз. 

— Руки, — не оборачиваясь позвал Персиваль. 

— Да, мастер? 

Разумеется, Руки материализовалась на краешке стола. Странно было бы предположить, что домашний эльф была не в курсе того, что происходит на кухне вверенного ей дома. 

— Почему ты позволила нашему гостю заниматься грязной работой? 

— Гость очень хотел помыть пол, желание гостя дома — закон для Руки, — звонко отозвалась эльф. 

— Закон, значит, — вздохнул Грейвз. — Принеси гостю что-нибудь, чтобы он переоделся. 

— Хорошо, мастер. 

Руки исчезла, а Грейвз вновь перевёл взгляд на Бэрбоуна, который спокойно стоял перед ним, сжимая в руке тряпку. 

— Мистер Бэрбоун, — устало спросил Грейвз, — вы ведь наверняка знаете, что для подобных целей есть целый ряд заклинаний, причём несложных. 

— Конечно, мистер Грейвз, — Бэрбоун слегка пожал плечами, как человек, удивлённый, что ему оглашают прописные истины. — Но меня учили так. 

— В Ильверморни сменилась программа? — не выдержал Грейвз. 

— Нет. Это моя приёмная мать. 

— Завидую её педагогическому таланту. Её уроки вы усвоили так, что хватило на десять лет. Мне такого пока с вами добиться не удалось. 

Бэрбоун внимательно посмотрел на Грейвза и размеренно сказал: 

— Как педагог вы не сравнитесь с моей приёмной матерью, мистер Грейвз. И как человек тоже. Прошу прощения, — с этими словами он обошёл Персиваля, держа на отлёте мокрую тряпку, и вышел из кухни вслед за появившейся к тому времени на пороге Руки. 

Грейвз остался посреди кухни, сверкающей мокрым вымытым полом. Высушил он его просто чтобы чем-то заняться. 

— Руки! — позвал он снова. — Завтрак сегодня в этом доме будет, или гость не только полы мыл? 

— Гость изъявил желание приготовить завтрак, — прощебетала Руки. 

— И ты ему позволила? 

— Желание гостя дома... 

— ...повод для эльфа дома ничего не делать? 

Руки улыбнулась и мгновенно накрыла на стол на две персоны, выставив тарелки и тяжёлые фаянсовые кружки. В детстве Грейвз любил завтракать на кухне, прибегая сюда ранним утром, когда родители ещё спали. Потом, приезжая домой на каникулы, он так и не отказался от этой привычки — завтракать только в обществе домашних эльфов. А потом — одного домашнего эльфа, единственного отказавшегося уходить, когда он освободил их всех, оставшись полноправным владельцем дома. 

Спиной почувствовав чужой взгляд, Персиваль обернулся. Криденс Бэрбоун, обутый и одетый в потрёпанную, но явно одну из лучших своих рубашек и старые брюки, стоял в дверях. 

— Значит, уборку в чужом доме вы устраиваете без спроса, а для завтрака, которым гостей обычно угощают, вам требуется отдельное приглашение? — Не удержался Грейвз. — Тем более, мне доложили, что сегодняшний завтрак тоже ваших рук дело. 

— Извините, — сказал Криденс, хотя раскаяния в его голосе не чувствовалось. — Мне хотелось... 

— Бросьте, — махнул рукой Грейвз. — Вы первый гость в моём доме, который попытался сделать что-то полезное вместо того, чтобы что-нибудь разнести. Надо признать, что это приятное разнообразие. 

Тем временем Руки притащила сковороду с омлетом и жареным беконом и тарелку с тостами. Желудок подсказал Грейвзу, что есть ему это не стоит, но один взгляд, брошенный на Бэрбоуна, вынудил его не прислушиваться к голосу разума. Хотел же, чтобы Криденс ему доверял — надо сделать первый шаг к доверию. Даже если он грозит несварением. 

От омлета Персиваль ожидал худшего, хотя до стряпни Руки ему было очень далеко. 

— Спасибо, мистер Бэрбоун. На случай, если вы вдруг захотите чего-нибудь ещё, у нас в кладовой наверняка остались припасы, верно, Руки? 

— Конечно, мастер! 

Сначала Бэрбоун ел чинно, как на приёме у госпожи президента, но под конец завтрака уже уминал булочки с мёдом и маслом так, что Персиваль поневоле вспомнил школьные годы и правило «кто первый схватил, тот и молодец». От своей порции омлета и бекона он незаметно избавился с помощью Эванеско, — ещё одна полезная детская привычка, не раз спасавшая его от разнообразной еды условной съедобности. 

Когда с завтраком было покончено, Персиваль нанёс упреждающий удар: 

— Помогать Руки с мытьём посуды не нужно, если вы вдруг об этом подумали. 

По виду Бэрбоуна можно было понять, что именно об этом он и подумал, но тот быстро нашёлся: 

— Мистер Грейвз, если вы не против, я бы отправился в Конгресс пораньше, если вы не сочтёте это... 

— Не сочту, идите. Вечером тоже можете отправляться сюда, как только закончите работу, Руки вас впустит. 

Про себя Персиваль отметил, что Криденс правильно всё рассчитал. Появляться в Конгрессе вместе не стоит, а аппарировать он может и в одиночку. По крайней мере, Персиваль надеялся, что Бэрбоун именно аппарирует, а не добирается до центра Нью-Йорка каким-то иным, одному ему известным немагическим способом.

В Конгрессе всё было по-прежнему. Утреннее собрание в кабинете у Эбби, доклад о проделанной отделом расследований работе, полное отсутствие зацепок по делу. Плюс ежедневная рутина, которой с приближением конца года становилось всё больше: доклады, графики, отчёты и страшный сон Грейвза — предпраздничные интервью. 

Последнее он не любил даже больше, чем визиты в Ильверморни в качестве почётного гостя. Там, по крайней мере, обычно за ним следило чуть больше пары сотен человек, ничего нового по сравнению с расширенным заседанием Конгресса, а вопросы иногда бывали поинтереснее. Но журналисты, год от года не терявшие надежды взять «особенное интервью» у главы департамента магбезопасности, были гораздо хуже. Хотя бы потому, что глава департамента магбезопасности интересовал их в первую очередь как «шестой номер в списке самых завидных холостяков магической Америки». Года три назад Грейвз попробовал отгородиться от девицы из «Нью-Йоркского призрака», сославшись на срочные и неотложные дела, но вместо избавления получил не только девицу, но и беседу с Серафиной («номером один в списке самых завидных невест магической Америки»). Обозлённый Грейвз посулил Серафине, что в интервью он сообщит об их помолвке. Серафина деловито поинтересовалась, когда он сделал ей предложение, чтобы их показания для «Призрака» и «Ведьмополитена» не разошлись. 

Эбби, который на первых страницах газет не появлялся, от души потешался над Грейвзом и предлагал ему колдографии своей жены и двух дочек в качестве сюрприза для журналистов. Мол, представь сенсацию: после десяти лет молчания у Персиваля Грейвза обнаружилась тайная семья. Грейвз предложил не мелочиться, а продемонстрировать колдографию всей семьи, сделав сенсацию ещё интереснее: мистер Грейвз живёт тройным браком со своим старинным другом. Эбби пригляделся к выдержавшему на тот момент уже три интервью Грейвзу повнимательнее и осторожно спросил, шутит ли Персиваль. Сам Персиваль однозначно ответить на этот вопрос готов не был. 

В нынешней ситуации Грейвз, конечно, не мог рассчитывать на то, что о нём попросту забудут, но надеялся, что ему удастся отделаться повторением того же, что и в прошлом, и в позапрошлом году, с вариациями: да, конечно. Нет, не праздную. Да, работа. Нет, работа занимает всё моё время и я женат на ней или, по крайней мере, с ней обручён. Читательницы вряд ли могут на что-то рассчитывать, потому что встретиться с мистером Грейвзом, когда он не при исполнении, невозможно технически. Нет, совершенно не мешает, нет, не тяготится. Нет, никогда не задумывался и вряд ли задумается в ближайшие лет десять-пятнадцать. 

Однако в этом году журналисты подготовили сюрприз. Кому-то пришло в голову, что совместить «самую завидную невесту» и «самого завидного жениха» в одном пространстве — это отличная идея. Серафина зачем-то согласилась, Персиваль подозревал, что она решила за что-то ему отомстить и сделала это своим излюбленным способом — так, чтобы наблюдать за процессом с самого близкого расстояния. 

Для интервью им пришлось выбраться из здания Конгресса и отправиться в один из магических ресторанов на юге. Рестораном с простеньким по всем меркам названием «У Джованни» вот уже пять или шесть поколений управляла семья итальянских магов, о которой Грейвзу было известно как минимум то, что они через гоблинов продавали виски немагам. Делали они это аккуратно, поэтому магбезопасность смотрела на их дополнительный бизнес сквозь пальцы. Но готовили «У Джованни» неплохо, а интерьер полностью отвечал представлениям модных журналов о прекрасном. Они примерно совпадали и с представлениями Де Виро-младшего, которого Грейвз всегда вспоминал при виде излишней позолоты и насыщенных цветов, и неплохо гармонировали с нарядами Серафины. 

В отдельном кабинете с мебелью времён едва ли не Медичи их уже ждали. Журналистов было сразу двое: смутно знакомая Грейвзу девушка с цепким взглядом, представившаяся Алисией Уиллмаус, и смазливый молодой человек, держащий наготове самопишущее перо. Молодой человек назвался Горацием Флинтом, и Грейвз готов был поспорить с Серафиной, что это псевдоним. 

Серафина уселась в кресле абсолютно прямо, взирая на интервьюеров немного свысока. Персиваль позволил себе уронить руки на подлокотники и принять более непринуждённую позу: собственные колдографии в журналах ему обычно нравились, и нравились бы ещё больше, если бы не сопровождались страницами бессмысленного текста. 

Гораций взялся за Серафину, а Алисия начала задавать вопросы Персивалю, но они так быстро менялись ролями и вместе с тем меняли тему разговора, что Персивалю захотелось снабдить каждого методичкой по проведению допросов. Стандартный набор вопросов про детские воспоминания о семейных праздниках, о первом волшебстве, о школе. 

— Поговаривают, что у вас был роман в старших классах, — мило хлопнув ресницами, сказала Уиллмаус, обращаясь к Грейвзу. 

Грейвз вернул ей невинный взгляд. 

— Полагаю, те, кто об этом поговаривает, больше знают о нашей жизни, чем мы, поэтому лучше спросить у них. 

— Мистер Грейвз, как всегда, скрытен, — сказала Уиллмаус и обернулась к Серафине. — Вы, госпожа президент, тоже год за годом остаётесь для наших читателей таинственной фигурой. 

— Помилуйте, вся моя подноготная на виду, ведь я не раз баллотировалась в Конгресс, сомневаюсь, что осталась хоть секунда моей жизни, неизвестная прессе. 

— Вы льстите нашей осведомлённости, госпожа президент, — подобострастно улыбнулся Флинт. 

— Напротив, я всего лишь восхищаюсь вашим профессионализмом, — сдержанно улыбнулась Серафина. — Иной раз мне даже кажется, что подчинённым мистера Грейвза стоит взять у вас пару уроков по сбору информации. 

— А мне порой кажется, что мне проще взять на службу в Конгресс редакцию «Нью-йоркского призрака» целиком, — ответил Грейвз. 

— Получилось бы взаимовыгодное сотрудничество, — хихикнула Уиллмаус. — А теперь... — они с Горацием переглянулись, — вопрос очень личного свойства. Мистер Грейвз, опишите госпожу Пиквери тремя словами, — но как женщину, а не как президента. 

Грейвз бросил взгляд на Серафину. Та искоса взглянула на него и приподняла уголок губ. 

— Прекрасная, мудрая и безжалостная, — ответил Грейвз. 

— Безжалостная? — переспросил Гораций. 

— Если вы посмотрите на мисс Пиквери, вы поймёте, что это комплимент. 

— Госпожа президент, теперь ваша очередь. Мистер Грейвз как мужчина — опишите его. 

Серафина на мгновение прикрыла глаза, демонстрируя идеальный макияж. 

— Обворожительный, страстный и упрямый. 

— Вы действительно представляете собой идеальную пару на вершине нашего политического Олимпа, — вставила Алисия. — И нашим читателям очень хотелось бы знать, почему же столь влиятельные, понимающие друг друга с полуслова, иными словами — подходящие друг другу люди не перевели свои отношения в иное русло? 

— О, это просто, — рассмеялась Серафина. — Возможно, сложись наши карьеры иначе, наши места в списках завидных женихов и невест были бы пусты. Но и я, и мистер Грейвз придерживаемся одного и того же правила: отношения на работе недопустимы, ибо это мешает как первому, так и второму. Я права, мистер Грейвз? 

— Безусловно, — кивнул Персиваль, но странное выражение, мелькнувшее на мгновение в глазах Серафины, от него не ускользнуло.

Домой он попал почти засветло, что в нынешнем контексте означало «до того, как потушат ночные фонари». Первой реакцией на горящий в библиотеке свет был Ступефай, но Персиваль успел вовремя себя сдержать. В библиотеке обнаружился Криденс Бэрбоун, погружённый в чтение какого-то фолианта. Персиваль глянул на часы: начало первого. 

— Мистер Бэрбоун, не подумайте, что я контролирую ваш режим, но отчего вы не спите? 

Бэрбоун повернул к нему голову, растерянно моргая, как человек, которого оторвали от занятия, в которое он был полностью погружён. 

— Простите, мистер Грейвз, я нашёл у вас потрясающе интересный труд по истории нативной магии и взаимодействии её с законом Раппапорт. Я надеялся, что вы простите мне мою вольность, я просто не смог удержаться. 

— Те книги из этой библиотеки, которые вам не стоит читать, сами оттяпают вам руку при попытке это сделать. В остальном мой дом — ваш дом, — Грейзв специально использовал именно это выражение, и огонёк узнавания в глазах Криденса его порадовал. 

— Мистер Грейвз, скажите... — Криденс замялся. — Я пока прочёл не всё, но то, что уже успел, представляется мне довольно странным: согласно этому труду, нативная магия сама по себе является нарушением закона Раппапорт, поскольку нативы не считают нужным скрываться от немагов. Выходит, что корни её неприятия лежат именно в этом законе? В Британии и Японии такого нет? 

— Если бы всё было так просто, мистер Бэрбоун, — вздохнул Грейвз. 

Нативная магия и особенно закон Раппапорт никогда не входили в круг тем, которые Грейвз любил праздно обсуждать с друзьями за бокалом чего-нибудь покрепче. То, что их сейчас предстояло обсуждать на голодный желудок после тяжёлого рабочего дня и общения с журналистами, да ещё с носителем стихийной магии, не прибавляло желания в них углубляться. Отступать с честью на заранее подготовленные позиции Грейвз никогда не считал зазорным. 

— Мистер Бэрбоун, вы ужинали? 

Мистер Бэрбоун задумался, и Грейвз почти узнал в этой задумчивости себя лет двадцать назад. 

— Мне всё равно доделывать отчёт, поэтому поздний ужин мне не повредит, а вам тем более. Да, главное правило позднего ужина в этом доме — не попадаться на глаза Руки, иначе ужин перетечёт в завтрак. 

Обычно в такие моменты Грейвз брал что-то наугад из кладовой, куда Руки складировала наготовленное за день, набрасывая консервирующие чары. Оказалось, что способности Криденса к угадыванию гораздо выше, чем у хозяина дома, потому что он умудрился с потрясающей точностью насобирать полноценную трапезу, ориентируясь не иначе как по запаху, Грейвз даже Люмос зажечь не успел. 

После еды Грейвз пожелал гостю спокойной ночи и отправился в кабинет, вытряхивать из карманов уменьшенные стопки материалов и сортировать их в хронологическом порядке и в порядке убывания важности. Ежегодный доклад о нарушениях закона Раппапорт, так некстати упомянутого Криденсом, Грейвз составлял сам. Он мог доверить это десятку помощников и потом свести получившееся в единую таблицу, но помощники не обладали чутьём, которое позволяло поставить появление шишуги с некупированным хвостом в парке выше выявленной в немагическом спикизи партии огневиски вместо обычного виски. Что уж говорить о более сложных случаях. К тому же Грейвз считал мучительную головную боль, обычно преследовавшую его после ночи бумажной работы, невысокой платой за то, чтобы обновить в памяти все важные и громкие дела вкупе с небольшими и незаметными и заново выстроить в голове картину произошедшего за год. 

Он уже пролистал почти до середины папку за январь, сделав полтора десятка пометок: первые дни после Рождества и Нового года всегда были урожайными на нарушения. В бурном праздновании маги ничем не отличались от немагов, кроме разве что разрушительности последствий излишних возлияний. Обливиэйторы и репараторы в праздники работали сверхурочно, «деза» тоже сбивалась с ног, сочиняя правдоподобные объяснения исчезновению зданий, необычным животным в центре города, летающим людям и прочим диковинам. Январь 1926 года был относительно спокойным, всего пара крупных происшествий, после которых приходилось устраивать массовую правку памяти, в остальных случаях ограничивались лёгкими Конфундусами. 

Перо царапало очередную заметку, когда дверь в кабинет открылась. 

— Руки, не сейчас, — не поднимая головы, сказал Грейвз. 

— Мистер Грейвз, я пришёл помочь. 

Грейвз удивлённо воззрился на вошедшего, самопишущее перо чиркнуло по бумаге, выведя что-то неподцензурное. Криденс был одет во всё те же брюки и рубашку, заменявшие ему домашнюю одежду.

— С чего вы взяли, что мне нужна помощь? — «тем более ваша» Грейвз не добавил, хотя ему хотелось. 

— Вы работаете над отчётом по нарушениям закона Раппапорт, вы говорили за завтраком. Я занимался этими документами для мистера Шайдера. Я ориентируюсь в нарушениях за последний квартал. Я могу рассортировать их для вас. 

Грейвз поправил запонку, подумал и вытащил её из петель, повторил ту же операцию со второй. Бэрбоун стоял одной ногой на пороге, придерживая заколдованную на самостоятельное закрытие дверь, и выжидающе смотрел на Грейвза. Персиваль положил запонки перед собой и закатал рукава. 

— Вы ведь не уйдёте, правда, мистер Бэрбоун? — скорее для порядка, нежели нуждаясь в ответе, спросил он. 

Бэрбоун отрицательно мотнул головой, не спуская с него взгляда. Персиваль хмыкнул. На часах было два ночи, январь 1926-го был на середине, а бороться с упрямством Криденса Бэрбоуна сил всё равно не было. Тем более, насколько Персиваль успел изучить Криденса, тот легко простоял бы в дверях до рассвета, если не дать ему разрешения войти. Поэтому он просто кивнул ему на стоявшее ближе к рабочему столу кресло. 

Криденс подошёл к разложенным перед Персивалем папкам, безошибочно выбрал те, что относились к упомянутому им последнему кварталу года, взглядом спросил у хозяина кабинета разрешения взять лист бумаги и уселся. Но не в кресло, как предполагал Персиваль, а рядом с ним, на пол, складировав на кресле собранные материалы. Оглядел их и нахмурился, сосредоточенно осматриваясь вокруг. 

— Что-то нужно, мистер Бэрбоун? — поинтересовался Персиваль. 

Криденс хлопнул себя по груди, кивнул, но не Персивалю, а самому себе, и вытащил из нагрудного кармана рубашки ручку. Следующие два часа прошли в тишине, нарушаемой лишь скрипом перьев и шорохом страниц.

Ближе к четырём утра Персиваль откинулся на спинку стула, потянулся и призвал с кухни кофейник. Отпив кофе, Персиваль посмотрел на юношу: тот сидел в совершенно немыслимой позе, подтянув одно колено к подбородку, и, обложившись бумагами, сосредоточенно писал. Стопка покрытых ровными строками листов уже лежала рядом с ним. 

— Вам удобно? — спросил Персиваль. 

Бэрбоун моргнул и поднял глаза от бумаг. 

— Мне? Спасибо, мистер Грейвз, всё замечательно. 

— Кофе будете? Ставить его рядом с вами на пол мне показалось неудачной идеей. 

Криденс поднялся с пола и оказался рядом с Грейвзом. Он левитировал чашку юноше прямо в руки, и тот крепко обхватил её, грея пальцы. Персиваль прикинул, где в его доме может лежать плед, но в четыре утра мозг мыслил исключительно категориями «опасность нарушений закона по шкале нанесённого ущерба и осведомлённости немагов». Поэтому он просто набросил на плечи Бэрбоуну свой халат, в который тот вцепился свободной рукой. 

— Что-нибудь интересное нашли? — вполголоса спросил Персиваль. 

— Рутина, даже отчёты как под копирку, — коротко пожал плечами его непрошеный помощник. 

— То ли дело раньше. Исчезновения слонов, разделение людей, прохождения сквозь стену. 

— Исчезновения слонов? — переспросил Криденс. — Это же трюк Гудини? 

— Теперь все знают это как трюк Гудини, — Персиваль вытянул ноги и отпил кофе. — Громкое было дело. Однажды один весьма одарённый магически, но не слишком одарённый интеллектуально маг решил, что покажет всем, насколько мало умеет Гудини по сравнению с настоящим волшебником. И не нашёл ничего лучше, как сотворить слона. К счастью, на глазах у всех Гудини магическим образом сделал так, что слон исчез, и зрители запомнили это как потрясающее зрелище, о котором долго рассказывали и рассказывают до сих пор. 

— Но ведь Гудини не был магом? — уточнил Криденс. 

— Гудини — не был. Но в его команде работали обливиэйтор и человек из отдела дезинформации, сам по себе довольно талантливый маг. 

— То есть трюки Гудини на самом деле были магическими? 

— Отчасти, и от очень малой части. В основном его «удивительными фокусами» удавалось очень удачно прикрывать реальные нарушения закона Раппапорт. Немного умелой работы обливиэйтора — и вот у Гудини готово новое чудо. Там, где есть фальшивые чудеса, рано или поздно появляются настоящие. 

Криденс, казалось, забыл про кофе. Грейвз отставил свою чашку и вновь запустил самопишущее перо. 

За окнами чуть посветлело, но Персиваль и его помощник продолжали писать, изредка обмениваясь короткими репликами. Наконец Персиваль остановил своё перо, потёр глаза и словно впервые увидел сидящего на полу Бэрбоуна. 

— Давайте на сегодня закругляться. 

— Я не устал, сэр, — механически ответил Бэрбоун, не поднимая вихрастой головы от писанины. 

— Вы только что назвали меня «сэр». 

— Простите, мистер Грейвз. 

— Бэрбоун, — «мистер» сейчас казалось лишним, — довольно уже. Идите отдыхать. 

— Вы идите, мистер Грейвз, а я доделаю, мне немного осталось. 

Персиваль обошёл стол и присел на его край, нависнув над Криденсом. 

— Вот и зачем вы так убиваетесь? Благодарность можно выражать не только мытьём пола и бессонными ночами. 

Бэрбоун буркнул что-то неразборчивое себе под нос. 

— Что? — переспросил Грейвз. 

— Это не благодарность, — чуть громче сказал Бэрбоун. 

— Тогда зачем? 

— Затем, что вы — самый профессиональный человек из всех, кого я знаю. Самый лучший. И вы мне нравитесь. 

Наверное, Персивалю стоило пропустить мимо ушей последнюю реплику, как он часто делал в общении с Криденсом, но было шесть утра, он не спал уже почти сутки, и мальчишка, просидевший всю ночь с ним в одном кабинете, заслуживал большего. 

— Нахал вы, Бэрбоун, и упрямец, — только и произнёс он. — Но этим вы мне тоже нравитесь. А теперь идите спать, или я уложу вас сам, и это вам не понравится. 

Бэрбоун поднял лицо впервые за последние несколько минут — бледное, с синеватыми кругами вокруг тёмных глаз, пересохшие губы чуть приоткрыты. Персиваль слабо махнул рукой.

— Ступайте. И чтобы раньше обеда я вас не видел. 

Бэрбоун поднялся и пошёл к двери. Халат Персиваля, так и висевший на его плечах, тащился за ним, как шлейф. 

— Бэрбоун, — окликнул его Персиваль. 

Юноша медленно обернулся и так же медленно моргнул, с трудом разлепляя веки. 

— Спасибо, — сказал Персиваль. 

— Не за что, — прошелестел Бэрбоун. 

Дверь библиотеки захлопнулась с мягким стуком. Персиваль остался один. Он посмотрел на стопки исписанных листов, на разложенные бумаги и колдографии, на две чашки, одна из которых так и осталась стоять на полу, у ножки кресла. Грейвз пожал плечами, словно возражая самому себе в ответ на незаданный вопрос, улыбнулся, переставил чашку на стол и выключил свет.

Chapter Text

Криденс дисциплинированно проспал до полудня и спустился в кухню к обеду, который для обоих превратился в завтрак. Появился он в обнимку с аккуратно сложенным халатом Персиваля. 

— Доброе утро, — поприветствовал его Персиваль, отметив, что недосып не слишком сказался на его подопечном. — Я вам что сказал? Проспать не меньше восьми часов. По моим подсчётам, вы уложились в шесть. 

— Я мало сплю, мне правда хватило, — Криденс выставил халат впереди себя, словно щит. — Вот. Я не знал, куда его нужно положить. Спасибо. 

— Оставили бы себе, — сказал Персиваль, но по тому, как вспыхнул Криденс, понял, что сказал что-то не то. — Положите где угодно, Руки заберёт. Должна же она хоть чем-то заниматься, раз уж вы её от половины работы так великодушно освободили. 

— Мне просто нравится, — пробормотал Бэрбоун, усаживаясь за стол. 

— В вас погиб домовой эльф? 

— Нет, просто... ну... меня это успокаивает, — сказал Криденс, теребя край скатерти. 

— У всех свои маленькие хобби, — улыбнулся Грейвз. — Ваше не самое худшее. 

— А какое у вас? — спросил Криденс и бросил на Грейвза короткий взгляд. 

— Надо подумать, — протянул Грейвз. — Согласно мнению большинства, в качестве увлечения я довожу подчинённых до белого каления, разбиваю сердца прекрасным девам и коллекционирую платки с монограммами, если верить количеству мне подаренных. По моим собственным наблюдениям, в данный момент, судя по всему, моим основным хобби стало изучение стихийной магии и отдельных её носителей. Согласитесь, не самое скучное занятие. 

На этот раз Криденс даже не покраснел, и Грейвз счёл это хорошим знаком. 

Утро двадцать пятого декабря было прекрасным во всём, кроме того факта, что за ним должен был следовать вечер двадцать пятого декабря, он же — рождественский бал, на котором Грейвз обязан был присутствовать. Он поймал себя на мысли, что домашняя тренировка с Криденсом была бы неплохой альтернативой этому времяпрепровождению, но были вещи, с которыми не мог сражаться в одиночку даже великий и ужасный начальник департамента магической безопасности. К ним относился и протокол. 

— Бэрбоун, вы собираетесь на рождественский бал? — спросил он. 

— Нет, мистер Грейвз, — коротко ответил Криденс. 

— Отчего так? Если дело в костюме, то тут я легко смогу вам помочь. 

— Дело не в этом. Я не очень люблю рождественские балы. 

— И празднование Рождества? — Персиваль дождался едва заметного кивка. — Понимаю вас. Я тоже. 

— Вы? 

Оказалось, что удивить почти непрошибаемого Бэрбоуна совсем несложно. 

— Сейчас это для меня такая же работа, как и составление отчётов. С той лишь разницей, что после бала голова болит по другой причине. Так что, не пойдёте? 

— Моего отсутствия никто не заметит. 

Спорить с очевидным Персиваль не стал. 

— Чем займётесь? Прогуляетесь по городу? Навестите кого-нибудь знакомого? 

— А можно, я просто останусь дома? — поняв по лицу Персиваля, что ляпнул что-то не то, Криденс быстро поправился: — Я имел в виду, посижу тут, почитаю книги. Мне же нужно заниматься. 

— Оставайтесь, конечно. С голоду вы точно не умрёте, а библиотека у меня большая. Можете даже самостоятельно потренироваться, если захотите, подвал не заперт. 

Утреннюю идиллию нарушил стук в окно. Персиваль с удивлением открыл его, и в распахнутую створку ворвался стремительный шарик из перьев. Шарик сделал круг по кухне и затормозил на спинке стула. Грейвз с первого взгляда узнал своего старого приятеля — сычика. Тот с уже знакомым сердитым выражением протянул Грейвзу лапку с привязанным посланием. Как только свиток оказался в руках у Грейвза, сычик вспорхнул в воздух и вылетел в окно. 

— Значит, ответа сегодня не потребуется, — вслед сычику произнёс Грейвз. — Прошу извинить, — обратился он к Бэрбоуну и отправился в кабинет. 

Почерк на свитке отличался от того, что Персиваль видел в прошлый раз, да и надпись про «лично в руки» отсутствовала. Он развернул лист и с первой же строки понял, что один рождественский подарок в этом году всё-таки получил. 

«Здравствуйте, мистер Грейвз! 

Наверное, мой ответ вам уже не слишком пригодится, ведь вы отправили письмо довольно давно. 

Дрессировка магических существ — дело сложное и зачастую неоправданно жестокое. У большинства „дрессировщиков“ не хватает ума, чтобы брать тех из них, чья природная склонность будет отвечать сути трюков. Я не раз слышал о ворах, которые похищали детёнышей ниффлеров, чтобы они работали на них, но ниффлеры хватают только то, что видят, и специально искать что-то не будут. Фейри слишком своенравны, докси — ещё и зловредны, поэтому успешность такого предприятия под большим вопросом. Лукотрусы прекрасно открывают любые замки, но не способны вытащить предмет тяжелее себя, к тому же они довольно своеобразно трактуют любые объяснения. 

В поведении, которое описываете вы, я вижу не дрессировку. Это как если бы кто-то залез к животному в голову и управлял бы им, смотря его глазами. Такое невозможно даже под Империо, если допустить, что кто-то способен наложить Империо на кого-то, кроме человека. 

Надеюсь, я хотя бы немного вам помог. 

Письма мне можете пересылать через „Обскурус Букс“, обычно там знают, где меня искать. 

С наступающим Рождеством вас! 

Ньют Скамандер». 

Персиваль свернул короткое письмо, которое успел перечитать несколько раз. Скамандер-младший подтвердил его опасения по поводу того, что идея, которую он обсуждал с Аталантой Де Виро — о том, что артефакты воруют животные, — была тупиком. Однако иных вариантов он пока не видел, и сейчас ситуация повернулась так, что методы кражи артефактов явно отходили на второй план. На первом плане была проблема с тем, кто эти артефакты использовал. 

Рождественский бал приятно разочаровал Персиваля. Украшен зал был сдержанно и даже со вкусом: зелёное, красное и в меру золотого. Грейз решил было, что Де Виро наконец-то развил в себе чувство меры, но тут увидел Аксиса в сияющем алой отделкой сюртуке и убедился, что до Нью-Йорка чудеса пока не докатились. Сам Грейвз получил рекордно малое количество платков в подарок, его не заставляли надевать бумажную корону, а традиционный тост ограничился парой общих фраз и пожеланиями спокойствия и процветания. Даже под омелой в этот год его рискнула чмокнуть только Куинни Голдштейн, заработавшая полный ужаса взгляд от собственной сестры. Дельфина Дюпон заставила выпить с ней вместе, Абернати выпалил поздравление с Рождеством и сбежал. Персиваль обошёл зал, чокаясь со всеми желающими, издали отсалютовал бокалом кивнувшей ему Серафине, — и попал в медвежьи объятия Аберфорта. 

— Опять не справляешься с ролью души компании? 

— С ней справляешься ты, одной души этой компании более чем достаточно. 

— Только не говори, что ты уже собрался улизнуть домой и там поработать. 

— Эбби, иногда меня пугает осознание того, насколько хорошо ты меня знаешь. 

— Ты и Рождество — это притча во языцех. Ходят слухи, что ты шарахаешься от рождественской ели и шипишь на звезду в Централ-сквер. 

— А от серебра я, случайно, шипеть не начинаю? 

— Вот про серебро пока не слышал. 

— Ты поинтересуйся, поинтересуйся. Мало ли. Может, я ещё и в волка в полнолуние перекидываюсь, как знать. 

— Хорошая идея. Надо подбросить. Ладно, развлекайся. Или как ты называешь то, что ты делаешь. 

— И тебя с Рождеством, Эбби. 

— С Рождеством, Перси. Может, следующее всё-таки будешь не один встречать. 

Насчёт следующего Рождества Персиваль загадывать не собирался, но нынешнее ему явно предстояло встречать не в одиночестве. Праздновать он не собирался, но перспектива посидеть у камина и обсудить с Бэрбоуном прочитанное им за день казалась ему не такой уж плохой.

Вот только в библиотеке Бэрбоуна не оказалось, чему Персиваль несколько удивился. Дверь в подвал тоже была прикрыта, непохоже было, чтобы там кто-то был. Прислушавшись, он услышал голоса со стороны кухни и пошёл в ту сторону. 

За столом вполоборота стоял Криденс с ножом в руках, в другом углу кухни суетилась Руки. 

— Ловите! — звонко крикнула она, подбрасывая в воздух яблоко. 

Криденс с удивительной для него ловкостью подставил нож, и яблоко с хрустом нанизалось на него. Но Персиваля убедили не неожиданные акробатические способности ученика. Он готов был поклясться, что перед соприкосновением с ножом яблоко замедлило своё падение и немного изменило траекторию. 

— Уже лучше, — радостно сказала Руки, и они с Криденсом засмеялись. 

Смех у Бэрбоуна был хрипловатый, но смеялся он от души, весело и почти по-детски. Свободно. Как будто не было скованного юноши, стеснявшегося лишний раз уронить на пол перо во время тренировки, спрашивавшего разрешения почти для любого пустячного действия и без разрешения совершавшего гораздо более серьёзные поступки. Персиваль невольно улыбнулся, и тут-то его и заметили. 

— Мастер, мы готовим ужин, — отчиталась Руки. 

— Сложно не заметить, — ответил Персиваль. 

Криденс смотрел на него, по-прежнему сжимая нож в одной руке и прижимая яблоко к доске другой. 

— Что, опять используешь гостя в качестве наёмной силы? — с притворной строгостью спросил Персиваль, обращаясь к Руки. — Учти, продолжишь в таком духе — скормлю пятиногам. 

— Это сложноосуществимо, мистер Грейвз, — неожиданно подал голос Бэрбоун, и Грейвз недоумённо обернулся к нему. — Пятиноги — эндемики и проживают исключительно на острове Дрир. Перевозить Руки туда для исполнения вашей угрозы весьма сомнительно с точки зрения эффективного распределения времени. 

Пару секунд Грейвз смотрел на Бэрбоуна непонимающе, но в конце концов захохотал. К нему присоединилась и Руки, а после — и Криденс, всё-таки не удержавший убийственно серьёзное выражение лица. 

— Браво, Бэрбоун, — сквозь смех проговорил Грейвз, — браво! Вам удалось продемонстрировать уникальное явление — аналитический юмор. 

Руки попыталась отобрать у Криденса нож и доску, но тот неожиданно вцепился в них мёртвой хваткой. 

— Я закончу, если мистер Грейвз не против. 

— Можно подумать, мнение мистера Грейвза могло бы вас удержать, — фыркнул Персиваль. 

Оказалось, что мимика Криденса Бэрбоуна гораздо богаче, чем он демонстрировал до сего дня. Оказалось, что он умеет строить невинное выражение лица и хлопать глазами. Персиваль опять засмеялся и махнул рукой, мол, делайте что хотите, и сел с краю обеденного стола, предоставив Криденсу и Руки заканчивать приготовления. Расслабился Персиваль настолько, что даже позволил себе пару раз утащить кусочки ананаса из-под ножа у Руки и яблок с доски у Криденса. От Руки он ожидаемо получил по пальцам, как в детстве, от Криденса — неожиданно укоризненный взгляд, в ответ на который просто поднял обе ладони вверх, мол, сдаюсь и больше не буду. 

Через какое-то время Руки довольно бесцеремонно вытолкала из кухни обоих, велев переодеваться к ужину. Грейвзу переодеваться было откровенно лень, он хотел просто перекусить и лечь спать, сказывалась бессонная ночь, да и эффект Бодрящего зелья, выпитого перед балом, уже почти выветрился. Криденс, облачённый в свой единственный приличный костюм, торжественно застыл на пороге гостиной. 

— А ещё говорят, что меня подозревают в вампиризме. Это они вас не видели — в каждую комнату отдельно приглашать надо. Заходите, приглашаю, — Грейвз шевельнул ладонью, указывая на второе кресло, развёрнутое к камину. 

Стоявший за их спинами стол быстро наполнялся блюдами, тарелками, салатниками и соусниками. Криденс вертелся в кресле, пытаясь подглядеть за возникающей на скатерти посудой, но Руки по привычке накрывала на стол, будучи невидимой. Наконец невидимая Руки возвестила, что ужин готов и она просит всех к столу. 

Теперь обернулся и Грейвз, предыдущие несколько минут следивший только за Криденсом, казалось, растерявшим всю свою серьёзность и сосредоточенность. Оба посмотрели на стол, потом друг на друга. 

— Предполагается, что мы должны всё это съесть? — почему-то шёпотом спросил Криденс. 

— Хотя бы попробовать, — таким же шёпотом ответил Грейвз. 

— А это обязательно? 

— Вы разве не голодны? 

— Не очень. А вы? 

— Тем более. Тогда поступим так, — Грейвз подмигнул Криденсу и поманил со стола две тарелки, на каждую из которых накидал несколько канапе и по ломтику индейки. 

Одну тарелку он левитировал на колени Криденсу, вторую взял сам. 

— Налейте нам чего-нибудь на свой вкус, — сказал он и отвернулся от стола. 

Криденс осторожно отставил тарелку на низкий столик, стоявший между их креслами, и поднялся. Грейвз подавил разочарованный вздох. Конечно, одно проявление магии, да ещё, видимо, и не до конца осознанное, — повод для радости, но ждать, что Криденс начнёт направо и налево пользоваться магией сразу же после этого, было слишком самонадеянно. Хотя Грейвзу этого очень хотелось — проклятое Рождество заражало своей надеждой на чудесное разрешение проблем, хотя в реальности лишь только их приумножало. 

Тем временем Криденс вернулся с двумя бокалами. Грейвзу он протянул коньяк, себе налил сок. Коньяка не хотелось, но обижать не угадавшего Криденса хотелось ещё меньше, поэтому Грейвз поднял свой бокал: 

— С Рождеством! 

— И вас. 

«Мистеры» и фамилии сейчас казались совершенно ненужными, и Грейвз пригубил напиток. Криденс медленно что-то жевал, глядя в огонь, Грейвз тоже положил в рот кусочек хлеба с печенью и яблоком, не иначе, тем, что так самоотверженно нарезал Криденс. 

Криденс промокнул губы салфеткой и обернулся к Грейвзу. 

— Простите, у меня нет для вас подарка. 

— Мы уже выяснили, что оба не любим этот праздник, так что извиняться вам не за что. К тому же я тоже ничего вам не приготовил. 

— Вы приготовили. Вот это всё, — Криденс шевельнул рукой. — Я не знаю, как вас благодарить, мистер Грейвз. 

— Никак. И давайте закроем тему благодарностей раз и навсегда. Или вас в детстве приучили, что если вы сказали «спасибо» меньше десяти раз, то благодарность не считается достаточно выраженной? 

— Меня многому учили в детстве, — глухо ответил Криденс. — И этому в том числе. 

— И тому, что магия — зло, которого надо избегать? 

— Да. А ещё тому, что я урод, которого никто никогда не пустит дальше порога, — Криденс вдруг посмотрел Грейвзу в глаза тем самым прямым взглядом, с которым обычно говорил резкости, — и до вас у меня не было повода подвергать этот тезис сомнению. 

Что на это ответить, Персиваль не знал. Сказать Криденсу, что он — один из самых светлых встреченных им умов и один из самых необычных молодых людей, попадавших в поле его зрения за всё время работы в Конгрессе? Или то, что ему наверняка предстоит блестящая карьера, как только они разберутся с этим стихийномагическим недоразумением? Или то, что Персивалю уже давно не было так спокойно и — странно подумать — уютно с кем-то наедине? 

— Просто выбросьте этот тезис из головы, — вместо этого сказал Персиваль. — И никогда о нём не вспоминайте. По крайней мере, при мне. 

Во взгляде Криденса что-то смягчилось, и он просто кивнул. 

Ещё немного они посидели молча, пока Грейзв не почувствовал, что засыпает. Он обернулся к Криденсу и увидел, что тот уже дремлет, бережно придерживая на коленях тарелку с почти нетронутой едой. Персиваль забрал тарелку, переставил её на стол и встал рядом, глядя на Криденса, размышляя, что с ним делать: разбудить и отправить к себе или попробовать трансфигурировать ему кровать из кресла, чтобы мальчишка поспал спокойно. Криденс пошевелился, пытаясь устроиться поудобнее, приоткрыл сонные глаза и вновь закрыл их, что-то пробормотав. Персиваль вытащил палочку, как можно осторожнее провёл трансфигурацию, сделав из кресла подобие оттоманки. Криденс тут же свернулся калачиком, несмотря на то, что в костюме это было явно неудобно. После того, как на его плечах оказался плед, он поворочался и затих. 

Персиваль пошёл к себе, на ходу развязывая галстук и отгоняя мысль о том, что в бормотании Криденса ему почудилось собственное имя.

Воскресное утро для Персиваля началось как любое утро после Рождества: с огромной кипы поздравительных открыток и писем, причём некоторые из них требовали немедленного ответа. В кухне Криденса не оказалось, в гостиной тоже, Персиваль рассудил, что тот проснулся в кресле и отправился в свою комнату — досыпать. На его месте Персиваль поступил бы совершенно так же. Поэтому Персиваль с чистой совестью уселся в кабинете и начал разбирать почту, потому что с этим занятием ему бы не помог даже Криденс Бэрбоун. 

За час до полудня в дверь кабинета едва слышно постучали, и после разрешительного возгласа Грейвза его взору предстал Криденс. 

— Опять вас приглашать? — вздохнул Грейвз. 

Криденс слабо улыбнулся и сделал несколько шагов, оказавшись прямо перед столом. 

— Мистер Грейвз, я понимаю, что у вас множество дел, — он указал взглядом на стопки открыток, — но я только хотел спросить, не планируете ли вы со мной позаниматься? 

— Знаете, Бэрбоун, я просто мечтаю с вами позаниматься, только дайте мне ещё часок. 

— Тогда я пока почитаю, если можно. 

— Я вам хоть раз говорил «нельзя»? — Грейвз увидел, как сосредоточился Криденс, и быстро добавил: — Точное число реплик с указанием времени их произнесения можете не приводить. Просто идите читать. 

— Может быть, вам нужна помощь? 

— Нет, с этим вы мне точно не поможете, но за предложение спасибо. 

Через условленный час Грейвз зашёл в библиотеку и нашёл Криденса, читавшего всё тот же том по истории нативной магии. Не самое подходящее чтиво для юного стихийного мага, но к данному юному магу прилагались совершенно неукротимая любознательность и способность впитывать информацию в немыслимых объёмах. 

— Вот чего я не могу понять, — почти в пространство сказал Криденс, положив руку на прочитанную страницу, — почему вместо того, чтобы изучить чужую магию, её едва не объявили вне закона? Со мной учились несколько темнокожих магов, именно магов, не немагорождённых, но я не слышал ни от одного из них ни малейшего упоминания об их родной магии. Даже когда нам нужно было написать доклад о любимом историческом деятеле любой эпохи, никто из них не выбрал никого из своего народа. Это странно. 

— Нативная магия имеет свою специфику, и я не буду притворяться, что понимаю её. Никто её не понимает, кроме носителей. Вне закона объявлено вуду, та его часть, что связана с некромантическими ритуалами, они под запретом во всём мире, как любая подобная магия. Нативная магия проста, но ей почти невозможно научить. Автор книги, которую вы читаете, насколько помню, упоминал о нескольких магах, которым удалось овладеть частицами магии индейцев и познакомиться поближе с вуду. Однако их знаний не хватило даже для того, чтобы написать какое-то подобие учебника, они ограничились пространными и совершенно нечитаемыми книгами. Управление такой магией в корне отличалось от того, что умеем мы, и контролировать её не получалось. Её сочли слишком слабой. 

— Слабой? Здесь пишут о сдвинутых горах, повёрнутых руслах рек, призванной на помощь мощи подземного огня и молний, которые могли запросто перекроить весь континент. 

— Молоток тоже может нанести сильный удар, но никто не будет утверждать, что он эффективнее Депульсо. 

— Получается, дело было только в непонимании и неподконтрольности? 

— Зрите в корень, Бэрбоун. Помнится, изначально мы планировали позаниматься. 

Криденс тут же захлопнул книгу и вскочил с кресла.

В тренировочной комнате, после того как палочка Криденса была убрана в сейф, Персиваль обернулся к её хозяину, уже вставшему посреди комнаты. 

— Вы знакомы с квиддичем? 

Вопрос явно застал Бэрбоуна врасплох. 

— Конечно, мистер Грейвз. Он входит в программу. 

— Сами играли? 

— Только на уроках. 

— Кем? 

— Бладжером, — мрачно пошутил Криденс. — Обычно меня ставили вратарём, потому что меня не жалко было. А вы наверняка были в сборной? 

— Был, — кивнул Персиваль. 

— Охотником? 

— Вы удивитесь, но загонщиком. А теперь ловите. 

Грейвз кинул Криденсу квоффл, и тот с удивлением его поймал. Махнув палочкой, Грейвз создал в обоих концах комнаты по кольцу. 

— Сегодня мы с вами оба будем охотниками. Задача — забросить квоффл в кольцо, но главное — передать пас друг другу не менее трёх раз. Вопросы? 

— Мы будем делать это с помощью магии? 

— Увидите, — улыбнулся Грейвз. 

Первый пас Криденс поймал довольно удачно, а вот второй, чуть подкрученный Грейвзом, пропустил. Грейвз гонял своего ученика по комнате до тех пор, пока раскрасневшийся Криденс не начал подпрыгивать за мячом, совершенно не заботясь о том, упадёт он или нет. И тогда Грейвз начал крутить квоффл гораздо сильнее, посылая его на доли дюйма мимо пальцев Криденса. После нескольких дюжин пасов он наконец увидел то, зачем затеял всю эту игру: квоффл словно притянулся к пальцам его ученика, и тот торжествующе закинул его в кольцо. Во время следующего броска Грейвз затормозил мяч недалеко от себя и оттолкнул его, не касаясь пальцами, Криденс попробовал повторить его манёвр, но квоффл вместо того, чтобы остановиться, только разогнался сильнее и оказался в руках у свежеиспечённого охотника. Тот не растерялся и крутанул мяч в ответном броске так, что Грейвз едва сумел до него дотянуться. 

— Брейк! — Персиваль поднял мяч в воздух, тяжело дыша. 

Криденс, взъерошенный и мокрый, тоже хватал ртом воздух, согнувшись и уперевшись руками в колени. 

— Как себя чувствуете? — спросил Персиваль. 

— Лучше... не... бывает, — с трудом выдохнул Криденс. 

— Даю вам четверть часа на душ, и продолжим. 

— Всего пятнадцать минут? — удивлённо спросил Криденс. 

— О, да вы уже торгуетесь? — не менее удивлённо спросил Персиваль. 

Криденс пожал плечами и выбежал из зала, забыв забрать палочку из сейфа. Персиваль перебросил квоффл из руки в руку, резко развернулся вокруг своей оси и послал его в сторону дальнего кольца. Квоффл ударился об обод, но, повинуясь движению руки Персиваля, пролетел сквозь отверстие. 

Наскоро приняв душ, переодевшись и приведя себя в порядок, Персиваль спустился в подвал. Криденс уже ждал его, влажные волосы завивались крупным волнами, глаза блестели. Не удержавшись, Персиваль высушил шевелюру ученика Согревающим. 

Криденс подобрал с пола квоффл и вопросительно посмотрел на учителя. Персиваль обманным манёвром попробовал выбить мяч у Криденса из рук, но тот был начеку и ушёл от нападения. Лёгкий невербальный толчок застал Криденса врасплох, и тот упал на одно колено. Персиваль внимательно всматривался в его лицо. К счастью, оно выражало только недоумение. Криденс поднялся и получил второй толчок. Третий. В четвёртый раз он сосредоточенно выдохнул — и устоял на ногах. 

— Отлично, — сказал Персиваль. — Только что вы успешно выполнили первое задание курса для авроров. С третьего раза противодействовать невербальной магии удаётся хорошо если двум из десятка. Продолжим. Пока можете использовать вербальный компонент, если вам так легче. 

— Если честно, то не очень. Я... у меня получается само. Как... как импульс, понимаете? 

— Не буду притворяться, что понимаю. Если вам так легче — давайте так. Потом попробуем оформить ваши импульсы в что-то более классическое. 

Щиты у Криденса получались довольно сносные, особенно если принять во внимание, что они были далеки от формулы Протего. Персиваль наращивал мощность атакующих заклинаний, но Криденсу удавалось удержаться. На предложение попробовать атаковать Криденс помотал головой, и тогда Грейвз метнул в него квоффлом, посоветовав сосредоточиться на нём. 

Отбивать подгоняемый неоформленной, сырой магией Криденса квоффл оказалось немного сложнее, чем ожидал Персиваль, однако это на удивление больше напомнило ему игру в квиддич в школе. Пусть квоффл не бладжер, но и биты у Персиваля не было, а азарт игры постепенно захватывал и его, и Криденса.

В какой-то из этих моментов Персиваль и пропустил удар. А может, не пропустил, а чересчур сильный магический импульс просто пробил его не слишком прочный щит. Персиваль отлетел к стене, едва успев замедлить своё падение. 

Криденс оказался около него в мгновение ока, побелевшее лицо с тёмными провалами глаз было как маска — испуга, волнения, раскаяния. 

— Всё... всё нормально, — Персиваль попытался подняться. 

— Я... 

— Всё нормально. Жить буду. Моей вины тут больше, чем вашей. Самонадеянность погубила не одного аврора, как и недооценивание противника. Вы молодец. 

Руки, поддерживавшие плечи Персиваля, тряснись так, что он ощущал их дрожь. Криденс весь дрожал — вздрагивали губы, трепетали ресницы, глаза влажно блестели.

— Я мог... — прошептал Криденс так тихо, что Персиваль не услышал, а догадался о его словах. — Я мог... 

Персиваль оперся на локти и сел, глядя на Криденса, который уже смотрел не на него, а сквозь него, неразборчиво проговаривая бесконечный путаный монолог. Персиваль осторожно отвёл чужие руки и заглянул Криденсу в лицо, снизу вверх. Криденс начал раскачиваться вперёд и назад, по щекам бежали слёзы, он смотрел на свои ладони, сжатые в кулаки. 

Персиваль сделал единственное, что мог: он обнял Криденса за плечи и привлёк к себе. Гладил по спине, по волосам, чувствуя, как чужие пальцы вцепляются в его рубашку. 

— Всё хорошо, — говорил он. — Всё хорошо, Криденс. Всё нормально, ты молодец, ты смог преодолеть себя. Это обычная тренировка, я сам виноват, а ты молодец. 

Сколько он просидел так, обнимая Криденса, он не знал. Наконец дрожь под его руками утихла, Криденс отстранился и поднял лицо, по-прежнему бледное, мокрое от слёз. Но взгляд был твёрдым и уверенным. 

— Я больше не буду заниматься. Я опасен. Я заслужил «кандалы». 

— Будешь. Ещё как будешь, — взгляд Персиваля был таким же твёрдым, хотя руки помнили вздрагивающие плечи, а рубашка на груди была влажной. — Только посмей отказаться, только посмей струсить после первой же неудачи. 

— Это не трусость. 

— Это именно она. Ты считаешь, что я не способен оценить степень опасности? Если ты настолько низкого мнения о моём профессионализме, тогда хорошо. Дверь — там. 

Криденс закусил губу. 

— Простите. Я... 

— Ты испугался. Это понятно и объяснимо, странно было бы обратное. Я здесь именно для того, чтобы помочь тебе перестать бояться самого себя. Ты меня понимаешь? — он дотронулся до скулы Криденса, поворачивая его лицо к себе, глаза в глаза. 

Криденс выдержал его взгляд и кивнул. 

— Мы продолжим завтра, после работы. 

Персиваль поднялся с пола, стараясь не морщиться, и протянул руку Криденсу. Тот схватился за неё неожиданно крепко и, встав, задержал рукопожатие на пару мгновений. 

— Спасибо, мистер Грейвз. 

Персиваль в ответ тоже сжал его руку покрепче.

По виду почтового филина было понятно, что принес он вовсе не рождественскую открытку. Послание Грейвз разворачивал с нарастающим волнением. «Эшвилль, Северная Каролина». Ни «Приезжай срочно», ни «Чрезвычайная ситуация», никаких пояснений, которые, впрочем, Персивалю и не требовались. Он крикнул Криденсу из коридора, что его срочно вызывают в Конгресс, и аппарировал, едва ступив за порог. 

— Вода утратила свои свойства и превратилась у кого-то в сок, у кого-то в оранжад, у кого-то в вино, — Шайдер отложил краткий доклад, написанный местными. 

— И это видели... 

— Более восьмисот человек из афро-американской общины. Эшвилль — большой город, нам ещё повезло, — Аберфорт взъерошил волосы. — Мистер Шайдер был, увы, совершенно прав, этот мерзавец наращивает обороты. 

— Если мы имеем дело с одним человеком, — пробормотал Грейвз. — И это произошло в рождественскую ночь, когда немаги особенно восприимчивы к любым фокусам. 

— Тысяча человек видели волшебство, и только авроры ничего не видели? — кипятился Колбрайт. 

— Офис в Эшвилле состоит из двух человек, мистер Колбрайт, — сказал Аберфорт с интонацией человека, в который раз повторяющего прописную истину. 

— И у нас нет возможности расставить людей в каждом городе, да-да, я знаю, — раздражённо отозвался глава отдела расследований. 

— Должно быть что-то, что связывает эти места, — стукнул по столу Грейвз. — Мистер Шайдер, я понимаю, что вы уже перетряхнули все колдографии до последней точки, но, возможно, новые что-то вам дадут? 

— Вода превратилась в напитки в стаканах у людей, собравшихся на площади, — произнёс Шайдер. — В этот раз я вижу больше организованности в этой акции. До этого «чудеса» действовали на случайных людей, здесь же оно направлено на группу. Завтра у нас будет больше материалов, и я рассчитываю на то, что у нас в распоряжении уже появится артефакт. 

— Мистер Колбрайт, среди тех, кто был на площади в тот момент, были маги? — внезапно спросил Грейвз. 

— Да, пара членов местной религиозной общины темнокожих, на этой площади все были оттуда. 

— И они совсем-совсем ничего не видели? 

— Утверждают, что нет. Но это так себе маги, мистер Грейвз, религиозные и, по-моему, даже без диплома Ильверморни. 

— Как так? Отказники? 

— Отчисленные, — Колбрайт наконец добрался до двух тонких папок. — Нативы. Такие редко задерживаются в Ильверморни, не мне вам рассказывать. 

— Нативы не будут разговаривать с авроратом по душам, — произнёс Грейвз. 

— Эти поговорили. Но ничего не сказали — не видели, не слышали, просто стояли на площади со всеми. Предлагаете допрос под Веритасерумом? 

— У нас нет на него права. Нарушение закона Раппапорт серьёзное, но мы не можем утверждать, что эти двое к нему действительно причастны. 

— А когда это выяснится, будет уже поздно, — буркнул Колбрайт. 

— Если мы не будем соблюдать закон, то кто будет его соблюдать? — поднял голову Беллсгрейв. 

— Преступники точно не будут, — припечатал Эван Колбрайт, и Грейвз не смог с ним не согласиться. В глубине души. 

Наутро Персиваль не удержался и сам спустился к аналитикам. Аберфорту он послал мышь с предложением присоединиться к нему. Звать с собой Колбрайта совершенно не хотелось, он был слишком шумным для тихого аналитического отдела, да и, как ни странно было это ощущать, они с Беллсгрейвом действительно сработались с Гидеоном Шайдером. 

— Мы обнаружили одну интересную вещь, — сказал Шайдер, — и странно, что мы не обратили на это внимания раньше. 

Он указал на прикреплённую к стене карту, где были обозначены точки представлений Фокусника. По его знаку карта замерцала, обозначая контуры территорий. 

— Это не границы штатов, — вполголоса заметил Аберфорт. 

— Верно, мистер Беллсгрейв. Это границы резерваций индейцев. Все «чудеса» происходили достаточно близко к ним, в пределах менее чем дня пути для немага — и одной аппарации для мага. 

— Резервации разбросаны по всей стране, это может быть простым совпадением, — сказал Грейвз. 

— Вполне, — кивнул Шайдер. — Именно поэтому я говорю вам об этом в, так сказать, почти неофициальной обстановке. 

— Индейцы не пользуются артефактами, — сказал Беллсгрейв. — Если они не созданы ими самими. Но те два, что мы обнаружили, европейского происхождения. Как насчёт последнего? 

— Артефакта нет. Полагаем, что на этот раз Фокусник увёз его с собой, понадеявшись на то, что растворится в толпе. 

Аберфорт цокнул языком. 

— Значит, мы имеем дело с индейцем? 

— Вряд ли, индейца бы запомнили, — ответил Шайдер. 

— Значит, это должен был быть человек, который казался местным своим, несмотря на то, что не находился рядом с ними постоянно, — сказал Грейвз. — Итак, мы имеем: размножение еды, странно ведущую себя рыбу и меняющую свойства воду. 

Он рассеянно обвёл взглядом кабинет и поневоле остановился на Криденсе, который тут же отвёл глаза и начал очень быстро что-то писать. 

Кабинет Шайдера Персиваль покидал с ощущением вертящейся в голове очевидной мысли, которую он никак не мог поймать за хвост. Что-то очень знакомое. Что-то очевидное. Европейские артефакты, близость к индейским резервациям — хотя последнее он всё-таки склонен был считать скорее совпадением. Он решил запросить документы у отдела, отвечающего за надзор над нативной магией. Но отдел был крохотным, работали в нём сотрудники не семи пядей во лбу, и то скорее не работали, а отсиживали положенное время, поэтому ни на что особенно ценное Грейвз не рассчитывал. Он был уверен, что те же самые документы запросит и Шайдер для своих аналитиков, но Грейвз верил в озарения. 

Вечером он уже привычно расположился в кабинете, разложив перед собой скопированные материалы из отдела нативов. При одном взгляде на них у Персиваля начинало ломить в висках: доклад о применении разрешённой магии во время ритуала призыва дождя был написан настолько косноязычно, что казалось, будто автор переводил его с языка чероки. Грейвз даже глянул на подпись, возможно, сотрудник и впрямь был из коренных, но автором значился безликий Гэвин Беллоу. 

Криденс появился в кабинете настолько бесшумно, что Персиваль обнаружил его присутствие только в тот момент, когда долговязая фигура возникла прямо перед его столом. 

— М-мерлин, Криденс, — имя соскользнуло с языка совершенно привычно. — Перенял у Руки магию невидимости? 

«Ты» тоже теперь казалось совершенно естественным. 

— Вы снова работаете над сортировкой документов, возможно, я смогу чем-то помочь? Если информация не засекречена. 

— Криденс, это щедрое предложение, но ты мой ученик, а не мой секретарь. 

— Но если я буду полезен... 

— Уже поздно. Тебе пора спать. 

— Со всем уважением, мистер Грейвз, но я могу самостоятельно решать, когда мне ложиться спать. 

— Ты опять не оставишь меня в покое? 

Улыбка у Криденса была почти озорной. 

— Шантажист, — улыбнулся в ответ Персиваль. — Ладно, но учти, что ты сам предложил. Это документы из отдела надзора за нативной магией, надо посмотреть, выбивается ли что-то из общей картины. Всё выбивающееся показывай мне. 

— Понял, — кивнул Криденс и уже привычно уселся на пол около своего кресла. 

Пару раз Криденс вставал, чтобы показать Персивалю найденное, но тот чувствовал, что они проверяют пустышку. И всё равно та самая мысль, бившаяся где-то на задворках сознания, подсказывала, что он на правильном пути. 

С Криденсом дело и вправду шло быстрее, Персиваль протянул руку за очередной папкой и понял, что она последняя. Спустя несколько минут он взглянул на своего помощника, тот тоже закрыл конверт и поднял глаза на Персиваля. 

— Ничего? 

Криденс отрицательно мотнул головой, поморщился, положил ладони на шею и недовольно покрутил головой. 

— Тебе стоит подумать над тем, чтобы пользоваться таким великим изобретением человечества, как стул, — фыркнул Персиваль. — Иди сюда. 

Он поднялся с кресла и поманил Криденса к себе. Тот подошёл, вопросительно глядя на него. Персиваль обошёл его со спины и прикоснулся к напряжённым плечам. 

— Так тебе через пару лет придётся Болеутоляющее пить, — укоризненно сказал Персиваль, сжимая пальцы. 

Он никогда не считал себя мастером лечебной магии, но заживить мелкую царапину или, как сейчас, снять боль в затёкших мышцах мог. Он аккуратно провёл ладонями по плечам, позволяя магии литься через себя в чужое тело, вновь дотронулся до шеи и повторил движение ещё раз. И ещё. В следующий раз мышцы под его руками расслабились, и он услышал прерывистый вздох, отозвавшийся где-то под рёбрами. Сердце глухо стукнуло, и Персиваль словно увидел себя со стороны: он держит за плечи, нет, ещё интимнее, за обнажённую шею, юношу, который словно тает под его прикосновениями. И что ещё хуже — ему хочется продолжить движение собственных рук, почувствовать, как Криденс расслабляется ещё больше, доверяется ему, прижимается спиной, откидывает голову...

«Что ты делаешь, Персиваль? — набатом прозвучало в голове. — Это твой ученик. Это твой подчинённый». 

Пальцы Персиваля разжались, и он легко оттолкнул Криденса от себя. 

— Вот, — собственный голос звучал фальшиво и хрипло. — Должно стать лучше. 

Криденс повернул голову, но так и не взглянул на него. 

— Спасибо, мистер Грейвз, — глухо сказал он. — Я... пойду. 

Это был не вопрос. 

— Доброй ночи, — сказал Грейвз и почему-то вздрогнул от хлопка двери.

Утром Криденса не оказалось на кухне, и Грейвз был этому даже рад. После вчерашнего вечера он не знал, какими глазами будет на него смотреть. Кого он увидит — своего ученика, сообразительного и застенчивого для всех, но остроумного и самоуверенного для него? Или же молодого человека, которого Персиваль вчера едва не обнял? Нет, второе было невозможно, неправильно и нелепо. Он нравится Бэрбоуну, и он это знает, но пользоваться этим ради сиюминутного ощущения... чего? Уюта? Доверия? Тепла? Кому это принесёт пользу? Ему — точно нет. Бэрбоуну — тем более. Такое больше не повторится. Он будет чётко держать границы между учеником и учителем, и что-то с ним, Персивалем, не так, если он позволил себе оступиться впервые за много лет. Сказывалось ли напряжение последних дней, нервотрёпка с расследованием, раздражение от прежних неудач, эгоистичная радость за чужие успехи или всё в совокупности, но так или иначе надо было взять себя в руки. И он это сделает, как делал не раз. 

Вечером Бэрбоун дожидался его у точки аппарации. Сосредоточенное, серьёзное лицо, чуть прищуренные глаза. Абсолютно прямая спина и развёрнутые плечи. 

— Мистер Грейвз, я хотел поблагодарить вас за то, что вы сделали для меня в последнюю неделю, и за ваше гостеприимство. Я получил аванс и могу внести плату за квартиру. Вещи я забрал утром. Спасибо. 

Голос Бэрбоуна слегка дрогнул на последнем слове. А может, Персивалю показалось. 

— Не за что, — ответил Персиваль. — Но не думайте, что легко от меня отделаетесь и мы прекратим занятия. У вас начало прекрасно получаться. 

— Я и не думаю, — совершенно спокойно ответил Бэрбоун. — Вы от меня тоже не отделаетесь. 

И улыбнулся. 

Персиваль знал, что наигранный бодрый тон не обманул ни его, ни Бэрбоуна. Он понял это по внимательно изучавшим его тёмно-карим глазам. По этой уверенной улыбке. И по тому, что не смог назвать Бэрбоуна по имени.

Chapter Text

От момента, когда в дверь постучали, до момента, когда она распахнулась, прошла едва ли доля секунды. Грейвз поднял глаза. Перед ним стоял Криденс Бэрбоун, сжимающий в руках тонкую стопку листов. 

— Здравствуйте, мистер Грейвз, — сказал Бэрбоун и, не дожидаясь приглашения, положил бумаги на стол. 

На первом листе, явно заполненном при помощи самопишущего пера, красовались слова «Докладная записка», ниже — «лично в руки». В адресатах помимо самого Грейвза значилось три человека — Гидеон Шайдер, Аберфорт Беллсгрейв и Эван Колбрайт. 

— Что это? — спросил Грейвз. 

— Я сопоставил некоторые факты из того, что услышал во время вашего обсуждения, поскольку оно явно не было конфиденциальным, и пришёл к некоторым выводам. Я решил, что изложить их в виде докладной записки будет наиболее логичным и соответствующим правилам действием. 

— А если вкратце? 

— Перечисленные вами действия Фокусника, они чем-то напоминают чудеса, упомянутые в Евангелии. Это священный текст у немагов... 

— Спасибо, я не настолько дремуч, как кажусь. 

— Умножение хлебов, чудесный улов и обращение воды в вино в Кане Галилейской. 

— И больше этого сходства никто этого не заметил? 

— Я не знаю, — прямо ответил Криденс. — Но, насколько я понимаю, немагические религиозные книги магов не очень интересуют. 

— Хорошо. И что нам грозит дальше, согласно вашим священным текстам? 

— Самые распространённые чудеса — это всевозможные исцеления и воскрешение. 

— Исцеления и воскрешение... Спасибо. Точные цитаты из книг...

— Я включил их в отчёт. Правда, мне сложно было найти здесь Евангелия, поэтому я цитировал по памяти. 

— Не сомневаюсь: оригинал вы не исказили, — Грейвз улыбнулся Бэрбоуну. 

Тот ответил ему улыбкой — не застенчивой, а открытой улыбкой человека, сознающего, что сделал своё дело, и сделал его хорошо. 

После ухода Криденса Грейвз побарабанил пальцами по столу, погружаясь в размышления. Предметов с теми и иными целительными свойствами — пруд пруди, не говоря о банальной бытовой магии, хотя заживлением царапины вряд ли можно произвести неизгладимое впечатление на немагов. С воскрешением дело обстоит гораздо неприятнее, и чем больше об этом думаешь, тем неприятнее становится. Этим занимаются тёмные маги, хотя полноценным воскрешением их ритуалы обычно не заканчиваются. И даже тот тёмный маг, о котором Грейвз вспоминал чаще всего, пока не был замечен в подобном. Но кто сказал, что маг один? Связь между Фокусником и Гриндельвальдом очень зыбка, он даже пока не смог связать артефакты с европейскими кражами. Показушные выступления вполне в гриндельвальдовском духе, но он бы не стал размениваться на мелкие городки вроде Фэллона, и, насколько знал Грейвз, основной целью Гриндельвальда были вовсе не немаги. 

Как он и ожидал, слова «и что, кроме него, это некому было заметить?» были произнесены, но не вслух. В ответ на краткое изложение теории Криденса Аберфорт скептически поджал губы, Шайдер качнул головой, сказав, что вероятность крайне невелика, но сбрасывать её со счетов всё же не следует. 

Вызванный Эван Колбрайт взорвался почти сразу: 

— Аврорам предстоит прочесать все религиозные общины немагов? Вы хоть знаете, сколько их только в Бронксе? А во всей остальной стране? И как вы предлагаете нам это сделать? 

— Мистер Колбрайт, никто из здесь присутствующих не собирается учить вас делать вашу работу. Мы прекрасно знаем, что вы профессионал, — спокойно сказал Грейвз. 

Колбрайт прожёг взглядом сначала Грейвза, потом Шайдера и мрачно кивнул. 

— Это единственная наша нить на данный момент? 

— Увы, — ответил Грейвз. — Поэтому нам придётся следовать ей. Я думаю, не стоит напоминать, что всё это необходимо делать как можно незаметнее. Если мы вдруг наткнёмся на Фокусника или его подручных, последнее, что нам нужно — это спугнуть его. Никакой магии, которую легко засечь. Мы не знаем, какие ещё артефакты у него в распоряжении и на что он готов. 

Нельзя сказать, чтобы Грейвз не понимал раздражения главы отдела расследований. Фактически его задача сейчас сводилась к тому, чтобы отправить авроров по следу, которого нет, уподобив их детёнышам низзлов: они должны были вслепую тыкаться везде, где им почудится что-то подозрительное, но при этом им придётся сливаться с немагами. Отвратительно. Но это всё, что они могут. Эффективности в этом немногим больше, чем в сидении сложа руки, но сидеть сложа руки они не могут себе позволить. 

Ближе к вечеру Грейвз вновь перебирал материалы дела, почти бездумно, чтобы занять руки. Три артефакта. Три города. Три, грифон их дери, чуда, которые что-то должны значить для немагов. Индейские резервации, никак не связанные между собой и ничем не связанные с артефактами. Пальцы наткнулись на свиток — письмо Скамандера, и Грейвз машинально развернул его. «...как если бы кто-то залез к животному в голову и управлял бы им, смотря его глазами». 

Персиваль вскочил, опрокидывая стул. «Смотря его глазами». Индейская анимагия. Вот оно. Вот как похищались артефакты. Он же читал, давным-давно, в той же самой книге, которую листал Криденс. Индейские шаманы, которые следили за землями, соединяя своё зрение со зрением орлов и воронов, охраняли границы, вселяясь в тела медведей и волков. Анимагия, которую тогда считали низкой, недопустимой, почти неконтролируемой. 

В отделе по надзору за нативной магией должны быть списки зарегистрированных шаманов, пусть неполные, но хоть какие-то. В первую очередь надо проверить три резервации, рядом с которыми работал Фокусник. Вряд ли индейцы будут охотно сотрудничать с авроратом, но, по крайней мере, это хотя бы какая-то зацепка. И надо связаться с Примкнувшими, хотя с ними коренные общаются едва ли не сдержаннее, чем с представителями Конгресса. Серебряный Лист — пожалуй, она может что-то знать. 

Грейвз аппарировал в Файв-Пойнтс и вытащил из кармана часы — по ошибке те, что были связаны с монетой Криденса Бэрбоуна. Он хотел убрать их назад, последние пару недель стрелка вела себя спокойно, но что-то заставило его взглянуть повнимательнее. Стрелка стояла на границе между «умеренно опасно» и «опасно». 

— Куда же ты опять вляпался, — пробормотал Персиваль, вытаскивая из кармана карту и запуская следящее заклинание. 

Огонёк загорелся настолько близко, что Персиваль заподозрил самого себя в ошибке, он мог перепутать вектор и отследить прибор вместо маячка. Персиваль вгляделся повнимательнее. Указатель горел над домом Серебряного Листа. 

Бегущий по улицам человек мало кого удивлял в Файв-Пойнтс. Удивить могло разве что отсутствие копов у него за спиной. Множество вещей пронеслось в голове Персиваля, пока он мчался к дому Серебряного Листа: злость на себя, не сумевшего сложить элементарные факты, бывшие у него в руках всё это время, и злость на Криденса Бэрбоуна, решившего сыграть в героя с врагом гораздо сильнее и мудрее себя. Злость на то, что Криденс решился на этот шаг, прекрасно осознавая расстановку сил. Он не мог её не осознавать. 

Хлипкую дверь Персиваль вынес плечом, едва успев проверить, не стоят ли на ней охранные заклинания. 

Серебряный Лист держала Криденса за плечи, юноша стоял неподвижно, пребывая не то под гипнозом, не то под обездвиживающим заклятием. 

— Стой! — крикнул Персиваль. 

Женщина подняла руку с зажатым в ней предметом — свет из открытого окна мешал Персивалю разглядеть, что это. Одновременно с ней Криденс повернулся, делая шаг назад, вставая между Серебряным Листом и Персивалем. Его взгляд метался между ними обоими, но Персиваль знал: Криденсу грозит опасность. Здесь. Сейчас. 

Заклинание сорвалось с палочки Персиваля, Серебряный Лист сделала движение ладонью, суматошно взмахнул руками Криденс, открывая рот, чтобы что-то сказать, — но всё это утонуло во вспышке белого света. Персиваль наложил Протего вслепую, стараясь захватить то место, где стоял Криденс.

Когда зрение вернулось, Персиваль увидел Криденса — целого и невредимого. Серебряный Лист исчезла. Он бросился к юноше, схватил за плечи, не то проверяя, не ранен ли он, не то пытаясь ощутить его телесность. И следующим движением прижал его к себе, чувствуя сумасшедшее биение чужого сердца — и вторящее ему биение своего собственного. Чужие руки сомкнулись вокруг него, вжимаясь между лопатками, словно проплавляя одежду насквозь. 

Персиваль опомнился первым. Он оторвал Криденса от себя и, удерживая за плечи, почти закричал: 

— О чём ты думал? Почему ты не сказал мне? Что ты о себе возомнил? Ты не понимал, на что ты идёшь? Она могла оказаться кем угодно! 

— И оказалась, — закричал в ответ Криденс. — Но она не причинила бы мне вреда! А вам — да! Я не мог допустить, чтобы вы пострадали! А вы пошли бы за мной! И вы пошли! 

— С чего ты взял, что она не причинила бы тебе вреда? — уже спокойнее спросил Грейвз. 

— С того, что я такой же, как она. Во мне есть индейская кровь. Я натив. Она сказала мне это при первой встрече. И предупредила, чтобы я молчал об этом, что мне будет сложно и маги меня не примут. Я хотел... Я хотел спросить у неё, что мне делать, если меня действительно не примут. Думал, она может мне рассказать. Что мне она поверит. Но теперь... 

— Теперь она использовала портключ. Она хоть что-нибудь тебе сказала? 

Криденс пожал плечами. 

— Я не успел. Вы пришли и... Я испугался. Вас она могла и не пощадить, а я видел, я читал, что могут нативы. 

— За меня ты можешь не бояться, Криденс, — сказал Грейвз. 

— Не могу, — тихо, но чётко ответил Криденс. 

Теперь Грейвз мог оглядеться. Комната Серебряного Листа не изменилась с последнего его визита. Нужно вызвать отдел расследований, Колбрайту будет чем заняться. И нужно убрать отсюда Криденса, пока очередная вспышка его магии не привлекла дежурный патруль. 

— Аппарируй отсюда, и быстро, из любого переулка, чтобы не отследили, — сказал Грейвз. — В Конгресс, к себе домой, куда угодно. Здесь тебя быть не должно. 

— А вы? 

— А я останусь. Надо же как-то объяснить, почему здесь всё пропитано магией насквозь и куда делась хозяйка. Вариант «юный стихийный маг решил защитить боевого аврора при исполнении» поймут, но это совершенно не то, что нам нужно. 

Он не понял, почему Криденс вдруг улыбнулся, просто подтолкнул его к двери. Убедившись, что юноша вышел из дома, он активировал сигнал тревоги, который должен был сейчас отразиться на детекторе у дежурных авроров, и продолжил осматриваться. Почему-то он был уверен, что никаких артефактов у Серебряного Листа не найдётся, и единственная зацепка, которую он мог предъявить — это «опасность» на маячке Криденса. Не слишком удачная с точки зрения убедительности доказательной базы. Объяснять, почему и при каких обстоятельствах он повесил на своего ученика маячок, причём настолько неклассический, ему тоже совершенно не хотелось. Он задумчиво поворошил листки на столике. Забастовки, стачки, немажеские выборы, и желтоватые, из рыхлой бумаги, листовки, на которых красовались кресты. 

Последний лист Грейвз поднёс поближе к глазам и едва не засмеялся. Вот она, зацепка. Теперь они знают, где искать Фокусника. 

Авроры появились так, словно демонстрировали идеальное соблюдение всех правил захвата преступника: двое вошли в дверь с палочками наперевес и с выставленными щитами, один пролез через окно. Грейвз сделал знак «всё чисто», и в небольшой комнатке стало ещё теснее. Персиваль быстро выдал инструкции старшему группы, захватил листовку и аппарировал прямо из квартиры в Конгресс. 

Колбрайт был уже в курсе произошедшего, Серебряный Лист была объявлена в розыск, но Персиваль понимал, что если индианка не захочет, чтобы её нашли, её не найдут. Пусть она из Примкнувших, но кровь сильнее, и её спрячут. В принесённую Грейвзом листовку Эван вцепился так, что Персиваль испугался за её сохранность. В глазах Колбрайта загорелся огонь азарта, он был похож на взявшую след гончую. 

Маховики расследования раскручивались, и Персивалю оставалось только следить за их движением. Он ждал вороха отчётов от авроров и аналитиков, сведений от департамента Колбрайта, но сам пока не мог заниматься почти ничем. Он мог только ждать, и это раздражало его до крайности. 

Вечер плавно превратился в ночь, когда Грейвз дописал свой рапорт о произошедшем, постаравшись не выставить себя совсем уж идиотом, отправившимся к потенциальному подозреваемому без поддержки, даже не сообщив об этом в аврорат. Любому другому в этом случае господин начальник департамента магбезопасности выписал бы взыскание. Он же отделается несколькими неприятными вопросами на завтрашней планёрке и шуточками от Аберфорта как минимум до следующего Рождества. Персиваль глянул на часы — Криденс был в зоне «безопасно». А шутки Эбби он как-нибудь переживёт. 

Утреннее малое заседание Конгресса было неожиданно многолюдным: Колбрайт привёл с собой почти половину своего департамента, видимо, большую часть тех, кто вчера патрулировал улицы и занимался исследованием квартиры Серебряного Листа. У неё не было обнаружено почти ничего предосудительного, кроме нескольких сомнительных зелий и пары амулетов, которые она явно изготовила сама. Законом это не приветствовалось, но наказание ограничивалось штрафом. Пока что против неё говорило только два факта: попытка сопротивления представителю Конгресса и побег при помощи незарегистрированного портключа. Найденные листовки были косвенной уликой, но её тоже не сбрасывали со счетов до выяснения. 

Серафина велела держать её в курсе расследования и отпустила Колбрайта, открытым текстом сообщившего, что дорога каждая минута. Оставались рутинные вопросы, которые Грейвзу предстояло выслушать уже как главе департамента магбезопасности, а не как члену рабочей группы по чрезвычайной ситуации с потенциально серьёзным нарушением закона Раппапорт. 

Со своего места встала Леонелла Ингерфилд, и Персиваль почувствовал недоброе. 

— Дело стихийного мага Криденса Бэрбоуна, служащего отдела аналитики, — объявила Леонелла и обвела взглядом зал, остановившись на Грейвзе. — Мистер Грейвз, вас, как его официального наставника, я хочу поставить в известность, что испытание мистера Бэрбоуна назначено на двадцатое января, он должен будет продемонстрировать минимальные навыки контроля над своей магией, с применением палочки и без применения оной. В противном случае действие меры пресечения не изменится — «кандалы Морганы». К сожалению, при подобном развитии событий взыскание будет наложено и на вас. 

Мисс Ингерфилд послала ему сочувственную улыбку и села. Из зала Персиваль выходил в странном состоянии: Серафина никак не предупреждала его о том, что экзамен Криденса состоится так скоро. Тем более она ни словом не упоминала о таинственном «взыскании» в случае провала. Мадам президент могла за всеми своими многочисленными делами забыть послать сообщение начальнику департамента магбезопасности, но чтобы Серафина Пиквери так подставила Персиваля Грейвза? Такое ощущение, что у Серафины был зуб на Криденса Бэрбоуна лично или она пытается каким-то образом разлучить его с Персивалем. Он даже улыбнулся нелепости пришедшей в голову мысли, но она помимо воли начала крутиться в мозгу. 

Серафине никогда не было дела до его личной жизни, разве что в шутку, как на том интервью. Она наверняка догадывалась, что Грейвзу нравятся не только женщины, он полагал, что и у самой Серафины дела обстоят сходным образом: со своим полом было спокойнее морально, даже если и тяжелее с точки зрения конспирации. Но он забросил постоянные отношения довольно давно, как и Серафина. Вряд ли Серафина взяла на себя заботу о его моральном облике, да ещё настолько окольными путями. Она бы сказала прямо. Или намекнула бы так, что он бы всё понял. Как намекнула во время интервью. 

Всё складывалось до странного логично: документ, с которого начались проблемы Криденса, вышел за личной подписью Серафины. Его неудачи сразу же оборачиваются взысканиями. Грейвз берёт его под личную опеку — и вот уже проблемы начинают грозить самому Грейвзу. 

Да нет, ерунда. То он подозревает Эбби в связи с похищением артефактов, то теперь подозревает Серафину в кознях против какого-то мелкого клерка. Определённо, ему пора переходить с Бодрящего зелья на успокоительное. Даже лезть к Серафине с этим он сейчас не будет, тем более в последнее время она явно на взводе из-за этих событий. Разбираться с экзаменами Криденса он будет ближе к назначенной дате, пока что у них есть куда более насущные дела.

Авроры перевернули каждый камушек в Файв-Пойнтс и половину камней в Бронксе и вернулись с уловом. Листовки с той же эмблемой, что Персиваль нашёл у Серебряного Листа, обнаружились в окрестностях Гарлема. Изрядно помятый и даже немного забрызганный грязью листок сейчас лежал посреди стола Гидеона Шайдера в почти опустевшем кабинете. Задержался только Криденс, который тихо, не поднимая головы, работал за своим столом. Грейвз и Беллсгрейв изучали листок, и с каждой строкой их лица мрачнели всё больше. 

— Мальчик оказался прав, — наконец сказал Аберфорт, постучав пальцем по криво отпечатанным строчкам, как будто кто-то из присутствующих не в состоянии был прочесть написанное. 

«Узрите! Чудо, которое явил нам наш Спаситель, будет явлено снова! Придите, верящие, и будут взяты немощи ваши и унесены болезни!»

— Ну, хотя бы не воскрешение, — сказал Грейвз. 

— Да, это, конечно, просто гора с плеч, — отозвался Аберфорт. — Как мы планируем его накрывать? 

— Очень аккуратно, — ответил Грейвз. — Мы не знаем, что у него в запасе, мы понятия не имеем, какие артефакты у него в мешке и как он будет их применять. 

— Судя по тому, что мы знаем, его цель — именно демонстрация магии немагам, значит, его ничто не удержит от активации сильнейших заклинаний, — добавил Шайдер. — Скорее наоборот. 

— В идеале мы должны выяснить, чем он располагает. Но как это выяснить, не подходя к нему ближе, чем на сорок футов, чтобы не вызвать подозрений... — задумчиво сказал Грейвз. 

— Да, авроров к нему я бы не подпустил, если у него есть детекторы магической активности, мы получим большой «бум» вместо тихой законспирированной операции, — согласился Беллсгрейв. 

— Большой «бум» мы и так получим рано или поздно, — сказал Грейвз. — На листовках стоит 9 января. У нас меньше двух недель, даже если мы найдём подходящего агента для внедрения в религиозную общину. Что у нас есть по этому Элайдже Боне? 

— Немного: родился в Новом Орлеане, не закончил Ильверморни и работал среди немагов. Это всё. Вы что-то хотели, мистер Бэрбоун? 

Шайдер смотрел за спины коллегам по рабочей группе. Грейвз и Беллсгрейв обернулись. Криденс Бэрбоун стоял, аккуратно сложив руки перед собой, явно выжидая. 

— С вашего позволения, мистер Шайдер, я бы хотел предложить свою кандидатуру в качестве такого агента. 

— Что? — Аберфорт и Персиваль произнесли это хором. 

Гидеон Шайдер молча внимательно смотрел на своего подчинённого. Аберфорт переводил взгляд с Грейвза на Шайдера, пытаясь понять их реакцию. Персиваль опомнился первым. 

— Мистер Бэрбоун, вы считаете, что подходите для секретной операции лучше, чем квалифицированный аврор? 

— Да, сэр, — ответил Бэрбоун. — До одиннадцати лет я прожил в ультрарелигиозной семье. Я до сих пор помню наизусть большую часть корпуса священных текстов, от Библии до псалмов. Я знаю, как ведут себя в подобных общинах. И я знаю Гарлем, церковь, о которой вы говорите, находится недалеко от церкви «Новых салемцев». Я идеальный кандидат для этой работы. 

— Как бы странно это ни звучало, но в словах мистера Бэрбоуна есть рациональное зерно, — сказал Шайдер. 

— В словах мистера Бэрбоуна есть желание покончить жизнь самоубийством, — рявкнул Аберфорт и посмотрел на Персиваля. — Грейвз, ну ты хоть скажи, что это безумие! 

Персиваль взглянул на Криденса, тот смотрел на него, ожидая вердикта. Ситуация повторялась. Тогда он послал в пасть дракону ничего не подозревающего юношу. Сейчас юноша вызывался лезть в пасть дракону сам, добровольно, хотя и вряд ли осознавая опасность ситуации в полной мере. Готов ли он рискнуть им сейчас? Он вспомнил, какие чувства охватили его, когда он увидел маячок Криденса на доме Серебряного Листа, и что он ощутил, когда Криденс, живой и здоровый, оказался в его объятиях. Но сейчас нет места для сантиментов, и, похоже, Криденс понимает это так же, как и он. Слишком многое поставлено на карту, и в такие моменты, Персиваль это знал, люди, любые люди, неважно, близки они тебе или нет, превращаются в цифры и оценку вероятностей. 

— Мистер Бэрбоун, вы понимаете, на какой риск идёте? Вы не случайно окажетесь в центре боевой операции, как у вас бывало, вы будете один на один с опасным преступником. Малейшая ошибка — и исход событий может быть плачевным. 

— Я осознаю, мистер Грейвз, — ответил Криденс. — И я готов к такому риску. 

Персиваль повернулся к Аберфорту. 

— Как я понимаю, кандидата лучше мистера Бэрбоуна, да ещё в такие сжатые сроки, нам не найти. Ему не хватает полевого опыта, но он знаком с жизнью немагов лучше, чем любой из наших авроров, а сейчас это представляет собой едва ли не большую ценность. Нам придётся вписать его в операцию в качестве агента. 

Брови Аберфорта поползли вверх, он открыл и закрыл рот, как вытащенная из воды рыба, но взял себя в руки. 

— Когда будете составлять протокол, запишите, что я выступил против. 

— Разумеется, мистер Беллсгрейв, — немедленно откликнулся Шайдер. 

— Мистер Бэрбоун, мы составим план действий и завтра утром обговорим его с вами. Ступайте домой, вам предстоит тяжёлый день, и не один, — сказал Грейвз. 

Криденс коротко кивнул, уголки его губ дрогнули — ещё не улыбка, но намёк на неё. 

— Спасибо за оказанное доверие. 

Он исчез так быстро, словно со здания Конгресса сняли антиаппарационный барьер. Оставшиеся в кабинете принялись за разработку плана. Нужно было продумать легенду для Бэрбоуна, но Шайдер предложил предоставить это самому Криденсу. Он мог опереться на собственную историю, которая разошлась бы с легендой в мелких деталях. Рассказу о том, как притесняют его чистокровные маги, как ему не даётся обучение, как он скучает по детству и религии, Фокусник вполне мог поверить. Его судьба с большой вероятностью была похожа на судьбу Криденса. Грейвз согласился. Аберфорт молчал. 

Когда перешли к обсуждению контроля за операцией, Грейвз немного поколебался, стоит ли сообщать о маячке, но в конце концов всё же сказал, что возьмёт этот вопрос на себя. У авроров есть несколько стандартных точек аппарации в Гарлеме, в случае необходимости они окажутся там достаточно быстро. Хотя это было бы нежелательным развитием событий. 

Целью Бэрбоуна было подобраться к Фокуснику как можно ближе и по возможности выяснить, каким арсеналом тот располагает. Если удастся получить хотя бы намёк на то, каким образом он собирается сотворить своё новое чудо, то это будет огромной удачей. 

За оставшийся день, пока Бэрбоуна будут посвящать в детали операции, авроры должны будут собрать у немагов максимум косвенной информацию о свежеобъявившемся проповеднике. У Бэрбоуна должно быть представление, о чём говорят люди. Он должен справиться.

— Господа, я думаю, что с учётом сложившихся обстоятельств нам стоит последовать примеру мистера Бэрбоуна. Наша продуктивность уже почти на нуле, — заметил Шайдер. 

— Перси, можно тебя на минутку? — Аберфорт схватил Персиваля за рукав и вытащил из кабинета. Грейвза накрыло ощущением дежавю. 

— Ты в своём уме? — обычно в минуты волнения Аберфорт повышал голос, но сейчас он почти шипел. — Ты в своём уме, Перси? Мальчишку? В самое логово этого ненормального? Там, где мы не сможем ему помочь? 

— Во-первых, он не мальчишка. Он — взрослый человек, причём весьма одарённый. Во-вторых, он такой же служащий Конгресса, как и мы с тобой. В-третьих, он точно так же, как и мы с тобой, выполняет свою работу — охраняет безопасность страны. 

— Хорошо, он не мальчишка. Он служащий Конгресса. Но служащий — это не боевой аврор. Ты не посылаешь на эту операцию меня, Шайдера, Колбрайта. И сам на неё не идёшь. Да, мы не ориентируемся в мире немагов, как он. Но ты согласился на то, чтобы нас прикрыл Бэрбоун, который даже Протего на себя не наложит в случае опасности. Он пытается показать, что знает всё и вся, но он не представляет, каков этот риск на самом деле. 

— Он всё понимает. Гораздо лучше, чем ты думаешь. 

— Понимает он, как же. Ты разве не видишь, что парень на всё готов, только бы тебя впечатлить? Да он не то что к Фокуснику на проповедь — Гриндельвальда голыми руками ловить пойдёт, только бы учитель и наставник сказал доброе слово. Ты сам-то в его возрасте готов был с крыши спрыгнуть по одному кивку Филипа Тредвэя. А ты этим пользуешься и делаешь вид, что так и надо. 

— Не делай из Бэрбоуна дурачка, Аберфорт. 

— Это не дурь, это очарованность начальником. И что бы ты ни говорил, Персиваль, он ещё слишком молод и неопытен. Мы не сможем его защитить, вся эта операция не продумана, шансов на её успех немного. Ты ведёшь себя так, словно вокруг снова война и на амбразуру надо бросать любого, невзирая на последствия, лишь бы её закрыть. 

— Если земля вокруг тебя не покрыта трупами, это не значит, что войны нет. Она идёт. И если мы будем колебаться, то до трупов недалеко. 

Он ожидал очередной вспышки, но Аберфорт вдруг отступил на шаг и посмотрел на него так, словно видел впервые. 

— Ты окончательно потерялся, Персиваль, — сказал он, развернулся на каблуках и зашагал прочь по коридору. 

Персиваль посмотрел ему вслед. Аберфорт никогда не был полевым аврором. Войну он провёл в тылу, сбиваясь с ног и делая работу за десятерых. Без таких, как Аберфорт, они бы никогда не победили. Что бы там ни говорили, Персиваль прекрасно знал, что война ведётся в кабинетах росчерками перьев по бумаге ещё ожесточённее, чем по колено в грязи взмахами палочек. Но старина Эбби никогда не сталкивался с тем, чтобы от его решений зависела жизнь или смерть конкретного человека, или не одного человека, а десятка. Двух десятков. Сотни. Тысячи. Он никогда не был на месте Персиваля, да он бы и не выдержал на его месте. У Эбби была семья, у него были дети, и он никогда не понимал, почему Персиваль отказал себе в этом. Аберфорт искренне считал, что это была жертва. 

Дома Персиваль глотнул зелья Сна-без-сновидений, чтобы бесконечный хоровод мыслей оставил его хоть ненадолго. Персиваль чувствовал, что нити всех его расследований — европейские похищения, Фокусник и его фокусы, может быть, даже мерлинова Сфера света, — свиваются в тугой клубок. Он хотел размотать его, но, быть может, придётся его разрубать, как гордиев узел. Он мог только надеяться, что лезвие не попадёт на Криденса Бэрбоуна. И сейчас он как никогда ощущал собственное бессилие — что, если Криденс действительно столкнётся с опасностью, с которой не сможет совладать, а он не сможет вмешаться, потому что простора для действий их план почти не оставлял? Два часа назад предложение Криденса казалось ему единственным выходом, но не переоценил ли он — не Криденса, а себя? Зелье наконец подействовало, и сомнения Персиваля поглотила темнота. 

На инструктаж Криденс пришёл в старом костюме, прихватив с собой совершенно нелепую шляпу-канотье. Обычно вьющиеся волосы были выпрямлены и расчёсаны на прямой пробор — Персиваль был удивлён тем, насколько такая причёска уродовала неправильные, но привлекательные черты лица Криденса. Он внимательно выслушал сжатое изложение Шайдером своей легенды и потом вдруг словно что-то вспомнил. 

— Я могу случайно столкнуться со своей приёмной матерью и сёстрами. 

Грейвз насторожился, но Криденс тут же поправился: 

— Это ведь смешанная община, и сам Боне темнокожий. Нет, точно не столкнусь. Простите. 

— Хорошо, — сказал Грейвз. — Итак, ваше имя? 

Юноша внезапно ссутулился и словно стал меньше ростом, затравленно глянул на Грейвза исподлобья и, чуть запинаясь, произнёс: 

— Мозес Сайкс, сэр. 

Аберфорт, молчавший почти всё время, криво усмехнулся. 

— Его может узнать не только его бывшая семья, — заметил он. 

— Мистер Беллсгрейв совершенно прав, — сказал Шайдер. — Либо мистер Бэрбоун сейчас принимает Оборотное зелье, либо остаётся самим собой во всех смыслах. 

— Легенда при этом не потребуется... Но почти любой служащий Конгресса знает, что Бэрбоун тесно связан со мной, — задумчиво сказал Грейвз. 

— И многие знают, что у него сейчас серьёзные проблемы, — ответил Шайдер. — Отсутствие легенды в этом случае может оказаться большим плюсом, если мистер Бэрбоун достаточно убедительно её подаст. 

План был очень зыбким и держался на множестве «но», это понимали все собравшиеся в кабинете Грейвза. Однако другого плана у них не было, как и другого шанса. 

Персиваль передал Криденсу отчёты авроров — неупорядоченные, сбивчивые сводки, несколько минут назад вышедшие из-под самопишущих перьев со всеми оговорками и несоответствиями. Копию взял в руки Шайдер, и оба погрузились в чтение. Аберфорт листал отчёт так, словно это был случайно попавший ему в руки женский модный журнал. Грейвз знал, что мысли начальника департамента надзора сейчас заняты не изучением информационной среды, в которой Шайдер и Грейвз разбирались гораздо лучше. Беллсгрейв пытался придумать механизм, который смог бы обеспечить Криденсу хоть какую-то безопасность или хотя бы помочь спастись в случае, если ситуация станет совсем критической. Вдруг он встал и направился к двери, сделав знак, который можно было расшифровать как «не обращайте внимания». 

Криденсу для чтения хватило четверти часа, Шайдер закончил чуть позже. 

— Люди заинтересованы, но не слишком, потому что подобных шарлатанов слишком много и они объявляются едва ли не каждый месяц. Многие собираются в Гарлем девятого января, но вряд ли раньше. Молодой человек, который решит показаться в этой общине, вызовет интерес разве что тем, что он светлокожий, большая часть тамошних прихожан — темнокожие. Но у мистера Бэрбоуна есть козырь: он рос неподалёку, жизненные тяготы последнего месяца вынудили его вновь обратиться к религии, и он счёл увиденную листовку знаком. 

— Звучит убедительно, — кивнул Грейвз. — Готовы, мистер Бэрбоун? 

— Да, — просто ответил Криденс. 

Дверь скрипнула, появился Аберфорт с портсигаром в руках. Он протянул его Криденсу. 

— Портключ. Активируется одновременным нажатием на обе пружины. Вас выбросит в точку в Форест-парке. 

Грейвз вскинул на Аберфорта обрадованный взгляд:

— Портключ — отличная идея. Мы совсем забыли об очевидном. Спасибо! 

Беллсгрейв даже не взглянул на него в ответ, только похлопал Криденса по плечу. 

Через минуту Персиваль остался один на один со своим учеником, впервые с момента происшествия в доме Серебряного Листа. Оба молчали. Грейвз заговорил первым: 

— Криденс, монета, что я тебе подарил, она при тебе? 

Вместо ответа Криденс прикоснулся к левой стороне груди и кивнул. 

— Что бы ни случилось, постарайся не пользоваться своими силами. Я буду следить за тобой, в случае опасности мы постараемся тебя вытащить. 

— Или нет, если это будет представлять угрозу для операции, — сказал Криденс без надрыва и трагичности, просто констатируя факт. — Я понимаю. 

Грейвз поднялся, подошёл к Криденсу и крепко сжал его плечо. 

— Надеюсь, до этого не дойдёт. 

— Я тоже надеюсь. Но если всё закончится хорошо, вы сходите со мной в оперу? 

— Что? — Грейвз непонимающе нахмурился. 

— В оперу. На «Лоэнгрина». Я так и не смог на него попасть, когда вы мне посоветовали, и мне хотелось бы послушать его вместе с вами. 

— Криденс, о чём ты говоришь? 

— Мистер Грейвз, вы, наверное, считаете, что я не понимаю, на что иду, и что это всё игра в шпионов. Но я понимаю и прекрасно осознаю, что всё может закончиться... плачевно. Но я также понимаю, что, кроме меня, это сделать некому. И я просто хочу спросить сейчас, пока у меня есть возможность. 

— Предложить мне сходить с тобой в оперу? Серьёзно? 

— Да. 

— Давай поговорим об этом позже. Когда всё закончится. 

— Хорошо, — согласился Криденс. — Но вы пообещали. 

— Пообещал. 

Грейвз заставил себя улыбнуться. Аберфорт был неправ, с начала и до конца, считая Криденса романтиком, желающим поиграть в героя. Но и Персиваль тоже ошибался в мотивах Криденса. Оставалось только надеяться, чтобы эта ошибка не стала роковой.

Chapter Text

Следующие три дня события развивались настолько удачно, что Персиваль боялся этому верить, и даже всегда скептически настроенный Шайдер позволил себе заметить, что вся операция оказалась правильным ходом. Формально Криденс был отстранён от работы на время подготовки к экзамену, поэтому в Конгрессе он не появлялся. Он встречался с Грейвзом по вечерам, это было легко объяснимо, поскольку Грейвз по-прежнему был его наставником, но эти встречи происходили в людных местах среди немагов: на станции метро, в кафе, в парке. 

Криденс легко влился в общину прихожан церкви, где обосновался Фокусник Элайджа Боне. О его новогодней проповеди Криденс отозвался крайне невысоко — он путал цитаты, приписывал одни высказывания святых другим, но главным было не это: Боне слушали. Внимание своей паствы он захватывал целиком и полностью, с первых же слов. Грейвз заподозрил применение слабой магии внушения, но Криденс опроверг его предположение. Просто Боне говорил о том, что его слушатели хотели услышать. Он проповедовал о равенстве, о братстве, о несправедливости притеснений — пока что он говорил о цвете кожи и бедности, однако Криденс считал, что Боне имел в виду не только это. В его проповедях было место и туманным намёкам на чудеса, что узрят лишь истинно верующие, и что эти чудеса изменят их жизнь больше, чем они думают. 

Чуть сложнее оказалось подобраться к Фокуснику поближе. Почти всегда его окружала небольшая группка из воодушевлённых женщин и мужчин, наперебой приглашавших его в гости, спрашивающих у него совета и просто желающих выразить ему своё восхищение. У Криденса ушло два дня на то, чтобы пробиться из задних рядов этой группки в передние, не выходя из образа забитого застенчивого юноши. Однако когда ему это удалось, он произвёл на Боне неизгладимое впечатление. Как многие уроженцы Нового Орлеана, Боне был очень эмоционален, и молодой человек, восторженно цитирующий на память отрывки псалмов, описывая его проповеди, просто не мог ему не понравиться. Криденс вызвался помогать ему в подготовке к проповедям, и Боне согласился. Теперь оставалось самое сложное: Криденс должен был открыть Боне, что он маг. 

Во время встреч с Грейвзом Криденс вёл себя так, словно сидел на иголках — жестикулировал, вскакивал, снова садился. Со стороны у тех, кто за ними наблюдал, если таковые наблюдатели имелись, должно было сложиться впечатление, что наставник довёл своего ученика до белого каления. Грейвзу казалось, что Криденс переигрывает, но когда тот хватал его за запястье, словно в пылу беседы, Персиваль чувствовал успокаивающее пожатие. Ещё чего не хватало — мальчишка пытается успокоить его, Персиваля, который работал в аврорате тогда, когда это сокровище только-только училось ковылять под столом. 

Третьего января они встретились в кондитерской на границе с Гарлемом. 

— Сегодня мы должны повздорить всерьёз, — сказал Криденс. — И я расскажу Боне, кто я, сославшись на то, что порвал с магами окончательно. 

— Это прекрасно, — нахмурившись, ответил Персиваль. — Но как в этом случае ты планируешь передать нам то, что выяснишь? 

— Вы можете вызвать меня официальной совой, а я с ней пришлю вам ответ? — предложил Криденс и тоже нахмурился. 

— Слишком опасно, сову могут перехватить. Но ты прав, открывшись Боне, ты должен перестать встречаться со мной. Однако я могу зайти к тебе домой под тем же предлогом. 

— Хорошо, — Криденс повысил голос. — Даже не думайте! 

— Потише, юноша, — так же громко ответил Персиваль. 

— Не затыкайте мне рот! 

Криденс вскочил, заставив тех, кто не отреагировал на предыдущие реплики, обернуться в их сторону. На хлопок двери Персиваль поморщился, ему даже не пришлось это изображать. Возможно, сложись судьба Криденса иначе, он бы играл где-нибудь на подмостках, срывая аплодисменты. Но сейчас артистические способности Бэрбоуна — подумать только, кто бы мог заподозрить подобное в «сорокастраничном мальчике», — были всем, и ему в первую очередь, только на руку. 

Часы-индикатор лежали у Персиваля на столе, и он практически не спускал с них глаз. «Умеренно опасно» было вполне оптимистичной оценкой нынешнего положения Криденса, поэтому пока поводов для беспокойства не было. До девятого января оставалось ещё пять дней, надежда на то, что Криденс сумеет выяснить то, что им нужно, пока оставалась. Если же нет, то в субботу, восьмого января, церквушка в Гарлеме окажется под непроницаемым барьером, обливиэйторы будут чистить память всем, кто окажется в окрестностях, и дай-то Мерлин, чтобы у Элайджи Боне не оказалось при себе никаких боевых артефактов. Операция была утверждена и разрешение на её проведение было подписано, но все хотели обойтись малой кровью, особенно если учесть, что Фокусник выбрал для себя странное соседство с «Новыми салемцами». 

Сигнал тревоги заставил Грейвза подскочить. Общая тревога. Чрезвычайное происшествие, сопоставимое со взрывом, явлением фантастического существа на городских улицах или массовой гибелью магов или немагов. Он бросил взгляд на карту, уточнить место тревоги — и понял, что сигнал касался не Гарлема, а Ньюарка. Грейвз выдохнул почти с облегчением, но машинально перевёл взгляд на часы, и тут его сердце заколотилось. Криденс Бэрбоун сейчас находился в «большой опасности». Он проверил карту ещё раз — Криденс был там, где ему надлежало быть, в Гарлеме. В такие совпадения Грейвз не верил, но все отряды авроров, включая отряд у гарлемской церкви, сейчас должны были аппарировать в Ньюарк, потому что таков был порядок действий при общей тревоге подобного класса. Все, кроме начальника отдела магической безопасности, который сейчас отвечал за другую операцию. 

Снаружи церковь Фокусника была даже не похожа на церковь: маленькое узкое строение, словно сплющенное между стенами соседних домов. Только крест на фасаде и щит с цитатой рядом с дверью выдавали религиозное сооружение. Грейвз сжал в кармане палочку и попробовал определить наличие магии за дверью. Ничего. Пустота. Грейвзу показалось, что здание было накрыто каким-то барьером, который он не в состоянии определить, вполне возможно, это было действие очередного артефакта. Он вновь вытащил часы. Стрелка дрожала, неуклонно двигаясь вверх, к «смертельной опасности». «Или нет, если это будет угрожать операции», — прозвучал в голове Персиваля спокойный голос. Угроза Криденсу сейчас была угрозой самой операции. Неизвестно, что собирался сделать Фокусник, возможно, он был в шаге от того, чтобы активировать сильнейший артефакт, а Криденс пытался ему помешать и тем самым попал под удар. 

Он толкнул дверь церкви, и она открылась совершенно бесшумно. Высокое, залитое тусклым сероватым светом помещение с длинными рядами стульев и кафедрой у противоположной стены. Здесь негде было спрятаться, и Персиваль осторожно направился к двери у левой стены. Дверь была приоткрыта. 

Между полом и потолком, удерживаемый чужой силой, висел Криденс, словно пародия на распятую фигуру у себя за спиной. Диффиндо человек, стоявший вполоборота к Персивалю, отразил, даже не оборачиваясь, как и последующие Иммобилус и Инкарцеро. Когда человек наконец повернул к Грейвзу голову, тот уже знал, чьё лицо он увидит. 

Геллерт Гриндельвальд усмехнулся Грейвзу. 

— Мистер Грейвз. Приятно познакомиться лично. Вы за этим? — он подбросил на ладони какой-то предмет. — Или за этим? 

Криденс взлетел чуть выше, едва слышно застонав. Грейвз послал ещё одно Диффиндо, почти не надеясь на результат. 

— Это вас уже не интересует, полагаю, — с этими словами Гриндельвальд пнул ногой что-то лежавшее на полу, и Грейвз понял, что это тело Элайджи Боне. — На вас у меня тоже были планы, мистер Грейвз, так что... 

— Нет! 

Крик Криденса и ослепительная вспышка, чей-то вскрик, возможно, его собственный. 

А дальше была темнота.

— Я думал, вы не очнётесь. Уж простите за банальность. 

Персиваль лежал на чём-то довольно жёстком. Руки и ноги не были связаны, это он проверил в первую очередь. Но вот магия... С магией предстояло разобраться чуть позже. А пока Персиваль с трудом разлепил веки и сощурился от ударившего в глаза света. Сморгнув выступившие слёзы, он сфокусировал взгляд на сидевшем у его ложа человеке и вздрогнул всем телом. 

— Неважно выглядите? Наверное, со стороны вы казались себе большим красавцем, чем сейчас? О, простите, ссадины пришлось добавить для антуража, мало кто бы поверил, что вы выбрались из руин той церквушки совсем невредимым. В остальном я обращаюсь с вашей внешностью более чем аккуратно. 

На Персиваля смотрело его собственное лицо. Нет, не собственное: такой улыбки на своём лице Персиваль не видел никогда. И никогда он не видел в зеркале такого взгляда: острого, жёсткого, изучающего, пытающегося найти малейшую слабину. Он попытался сотворить Согревающие чары, но магия по-прежнему словно отсутствовала в его теле. 

— На вашем месте я бы не трудился, мой дорогой. Видите ли, я счёл вашу версию избавления от сильных магов весьма остроумной: «кандалы Морганы» — прекраснейшая вещь. Однако их наложение — штука хлопотная, к тому же я не уверен, что смогу их должным образом снять. Не подумайте, что я так беспокоюсь о вас, я никоим образом не пытаюсь выйти из облика самого жуткого мага обитаемого мира. «Кандалы» отгородят вас от меня насовсем, а мне не хотелось бы терять возможность временами болтать с вами по душам. Из того, что я о вас знаю, вы не представляетесь мне разговорчивым субъектом, поэтому я не исключаю, что наше с вами общение будет односторонним. Так что пришлось немного усовершенствовать древнюю формулу. 

— Вы всегда так многословны? — хрипло спросил Грейвз. 

В горле пересохло, словно он наглотался пыли. Возможно, так оно и было, если верить словам Гриндельвальда о взрыве. Взрыв. Криденс. Персиваль едва не поперхнулся вдохом. 

— Всего лишь стараюсь вас развлечь. Вижу, вы гадаете, что случилось с тем милым юношей. Признаться, я был приятно удивлён, когда узнал, что вы обзавелись собственным стихийным магом. Это было интересным дополнением к нашему с вами обмену. Да, что же с вашим мальчиком? Возможно, он погиб. Огромная, невосполнимая потеря. А возможно, я рассказал вашим подоспевшим коллегам, что молодой человек оказался пособником того несчастного идиота, взорвавшего церковь и погубившего их обоих. Или же ему, союзнику проклятого Фокусника, удалось сбежать, и теперь за ним охотится весь ваш аврорат. А может, он отделался парой ссадин, вышел из схватки героем и теперь считает меня вами, как считает весь остальной Конгресс? Быть может, я подправил ему память. А быть может, мне даже не пришлось этого делать. Какая версия нравится вам больше? 

Гриндельвальд улыбнулся Персивалю его же губами, поднялся со стула, небрежным жестом руки заставив последний исчезнуть, и вышел за дверь. Свет с его исчезновением не погас, и Персиваль уставился в потолок. На крошечный чёрный выжженный контур пера. 

Он был в своём собственном доме. В своём подвале. В той самой комнате, где провёл столько времени с Криденсом, который сейчас или жив, или мёртв, или тяжело ранен, или в бегах. Любая версия Гриндельвальда могла оказаться истиной, или же истиной было что-то иное. Персиваль сжал виски. Пытка надеждой и отчаянием, того и другого поровну. Это сведёт с ума гораздо надёжнее, чем бездна горя. И в то же время даст ему стимул жить, а не покончить с собой, если бы вдруг у него появилась такая мысль. Геллерт Гриндельвальд оказался более чем умелым манипулятором. 

Около часа — или Персивалю показалось, что прошло около часа, — он потратил на то, чтобы обследовать камеру. Сейф, который он теперь не мог открыть, был на месте. Его кровать была сплавлена в единый блок со стеной, представляя собой ступень из кирпича с наброшенной поверх парой одеял. Первое время Персиваль даже смутно надеялся, что Гриндельвальд оставил ему какой-нибудь металлический предмет, просто чтобы посмотреть, как он будет пытаться освободиться с его помощью. Но нет, всё его имущество состояло сейчас из двух одеял, подобия подушки, брюк без ремня, сорочки с расстёгнутыми рукавами и исподнего. Найденный в кармане брюк носовой платок он счёл издевательским штрихом. 

Он уселся на кровать и медленно, одно за одним, перебрал все известные ему заклинания, не обладавшие фатально разрушительным эффектом. Гриндельвальд сказал, что ему пришлось изменить формулу «кандалов», возможно, они дали трещину в каком-то случайном месте. Он знал, что выбраться отсюда, даже обладай он магией, было бы нереально: камера была изолирована так, чтобы из неё не прорвалось бы даже Адское пламя, вздумайся кому-нибудь его сотворить. 

Нет. Магия была надёжно отсечена от Персиваля — или он от неё. Когда он прочёл последнее, что пришло в голову, — Авифорс, то был готов завыть. Все эти часы, пока он пытался нащупать внутри хоть частицу магии, он гнал от себя единственную мысль: Криденс. Что с ним? Где он? Куда привела его непомерная самоуверенность Персиваля, рискнувшего его жизнью — и проигравшего? Он счёл Криденса достаточно взрослым и умелым, потому что ему было так удобнее, потому что он, Персиваль, решил, что его план должен сработать, потому что он отогнал мысль о том, что Криденс просто захотел показаться старше и опытнее, чем есть на самом деле. 

Он не сомневался, что если Криденс и жив, то с ним творится недоброе. Он ни на секунду не мог — не хотел? — допустить мысли о том, что Криденс не узнает в Гриндельвальде подмены. В противном случае он бы поднял на ноги весь Конгресс, дошёл бы до Серафины, если понадобится. Но Персиваль здесь, в собственном доме, а Гриндельвальд играет его роль. Значит, Криденс или мёртв, или действительно объявлен вне закона, сбежал и где-то прячется, одинокий и смертельно напуганный. В этом случае он рано или поздно придёт сюда. Обратится к Шайдеру. Что-нибудь придумает, Криденс умён. Вот только его ума не хватило, чтобы не оказаться в центре самоубийственного плана, а Персивалю не хватило выдержки и совести, чтобы признать этот план самоубийственным и не дать воплотить его в жизнь. 

Персиваль провалился в сон, не зная, сколько прошло времени. Когда он проснулся, у изголовья кровати на полу стоял поднос с едой. Он осмотрел тарелку с яичницей и беконом и понюхал остывший чай. Если бы Гриндельвальд собирался его убить, он бы сделал это иначе, чем ядом. Если бы он хотел напоить его Веритасерумом, он бы тоже сделал это, тем более, что вкус зелья не скрыть в обычном чае. Пока Персиваль нужен ему как источник знаний и, быть может, как игрушка. И пока Персиваль останется жив. 

Он принялся за еду, и с каждым глотком его всё сильнее одолевало воспоминание: яйца и бекон, на такой же тарелке, только тогда он их не съел. Он не стал думать о сентиментальных глупостях вроде того, что отдал бы всё, чтобы вернуться снова в то утро на кухне, с Криденсом и Руки. Он думал о том, что может сделать, чтобы повторение этого утра стало возможным. 

Руки наверняка нейтрализована, и хорошо, если она жива. В досье Гриндельвальда ничего не говорилось о его отношении к домашним эльфам, но если Руки осталась на свободе, то сейчас его дом переворачивала бы по кирпичику толпа авроров. Увы, но Руки, скорее всего, нет в живых. Он удивился тому, насколько спокойно принял эту мысль.

Гриндельвальд явился снова, и снова в его обличье. Во второй раз вид собственного лица раздражал и злил Грейвза вместо того, чтобы обескуражить, и Гриндельвальд не мог этого не заметить. 

— Я вижу, вы начали привыкать к моему облику. Жаль, не могу предоставить вам зеркала, мы наверняка интересно смотрелись бы вместе. Но ничего, могу вас порадовать: вам недолго осталось терпеть моё общество. Я почти собрал Сферу света, которую вы, полагаю, так долго искали, часть которой бедняжка Боне пытался использовать в качестве своей версии второго пришествия Христа. Не слишком аккуратно вышло с его стороны — пытаться прославиться за счёт принадлежащих мне вещей, не находите? Говорят, он собирался предъявить магглам меня в качестве нового спасителя, а это совершенно не входило в мои планы. Ох, простите, вы же говорите «немаги». Нет, не надейтесь, в Конгрессе я не допускаю подобных ошибок, я просто веселю вас. 

— Вам нужны от меня ещё какие-то сведения? 

— Да, вы бездонный кладезь, мой дорогой. В прошлый раз ваше бессознательное состояние оказало мне услугу, в этот даже не знаю, что вам предложить: легилименцию, Веритасерум или старое доброе Круцио? 

В своё время Персиваль Грейвз читал аврорам лекцию о том, что Веритасерум хоть и применяется в качестве основного средства для допросов, но на самом деле им не является. «Веритасерум верит в ту же истину, что и вы, — говорил им Персиваль, а они внимали каждому его слову, — убедите себя в том, что говорите правду, и зелье не станет препятствием. Это известно и преступникам. Поэтому одно простое Круцио бывает гораздо эффективнее пары-тройки Веритасерумов, к тому же оно не стоит ни пенни и для него нужна лишь палочка и готовность его применить, а уж за этим, поверьте, у ваших противников не заржавеет». 

— Полагаю, Веритасерума у вас нет, — спокойно сказал Персиваль. 

— Вы очень проницательный человек, — так же спокойно, без намёка на издёвку, ответил Гриндельвальд. 

Дни — по крайней мере, Персиваль считал, что это дни, — сменяли друг друга. Он считал их каждый раз после пробуждения и нового подноса с едой у кровати: один, два, четыре, семь. Ему показалось, что он сбился на одиннадцатом, и дальше он добавлял по две цифры — двенадцать-тринадцать, тринадцать-четырнадцать, просто чтобы не забыть. Гриндельвальд появлялся не каждый «день», но голода Персиваль не чувствовал, значит, трапезы ему доставляли регулярно. 

Он пытался занять чем-то не привыкший к праздности мозг: вспоминал детали старых дел, проигрывал в голове успешные операции, пытался вывести новый итог у тех, что успехом не увенчались. Но его мысли, как верные почтовые совы, возвращались к одной и той же точке — к последней операции. К тому, кто пал её жертвой. Персиваль всегда ненавидел слова «если бы» — они казалось ему прибежищем слабаков и неудачников, раз за разом переживающих собственные ошибки вместо того, чтобы извлечь из них урок и пойти дальше. Сейчас «если бы» стало его проклятием, и в отличие от Гриндельвальдовского Круцио или Легилименса оно было с ним постоянно. «Если бы» — что? Если бы потратил ещё день и попробовал продумать план тщательнее? Если бы отказался от настолько очевидного риска? Если бы сказал Криденсу и Шайдеру «нет», если бы прислушался к словам Аберфорта? Если бы оттолкнул Криденса раньше, дал ему понять, что между ними ничего быть не может, и Криденс оставил бы попытки произвести на него впечатление? Если бы, наоборот, позволил ему стать ближе, и тогда бы он никогда не отпустил его, хотя Криденс не простил бы ему этой чрезмерной опеки и защиты. Если бы. Если бы. Если бы. 

— Мы уже почти закончили последние приготовления... Я вижу, вам интересно, кто же такие «мы». Не думали же вы, что я совершил всё это в одиночку? Я могу многое, но мои способности, что бы там ни думали мои сторонники, далеко не безграничны. Но я окажу вам услугу — я не скажу вам. Я сам никогда не заглядывал в конец книги. Интрига должна мучить читателя до последней страницы. А вам всё равно нечем заняться, и мне действительно жаль, что ваш блестящий ум прозябает без задач. Вот вам новая: вычислить моего союзника в Конгрессе. Я даже дам вам подсказку: убийца — не всегда садовник, а украденное письмо чаще всего лежит на самом виду. 

После ухода Гриндельвальда Персиваль убедил себя уснуть. В последние дни это удавалось ему всё легче и легче: выбор между сном и хороводом бегающих по кругу мыслей становился всё очевиднее и очевиднее, хотя Персиваль ненавидел себя за это. Он постоянно подхлёстывал себя — если Криденс жив, то никто, кроме него, не поможет ему. Если Гриндельвальд ещё не развязал войну между Европой и Штатами, то Персиваль должен постараться выйти отсюда. Как угодно, но выйти. Не может же быть, чтобы Гриндельвальд в его облике не оступился ни разу, каким бы гениальным актёром он ни был, сколько бы знаний Персиваля он ни выкачал из его головы. Кто-то должен заметить: Аберфорт, Серафина, младшая Голдштейн, Абернати, въедливый, наблюдательный Шайдер, в конце концов. Он должен ждать и пытаться не сойти с ума. 

Он спал, когда дверь подвала распахнулась, и внутрь ворвался встрёпанный молодой человек, влекомый какой-то неведомой тварью. 

— Мистер Грейвз! — крикнул он. — Вы живы! Мы вас нашли!

Пока он валялся в больничном крыле, к нему не пускали никого. Однако когда он пытался выяснить, что же произошло на самом деле, чем закончилась та операция, как удалось найти его, все одинаково отводили глаза. «Убийца — не всегда садовник», — крутилось у него в голове. Он бесился едва ли не больше, чем в подвале собственного дома, потому что сейчас его не изводил загадками и ребусами противник, а держали в неведении безо всяких на то оснований. Впрочем, основания как раз были. Он бы тоже не стал снабжать информацией человека, побывавшего в руках Гриндельвальда, потому что всем было известно, что тот способен сотворить с чужой психикой. Но это не мешало ему изнывать от неведения. 

Гриндельвальдовскую версию «кандалов» с него смогли снять только к исходу второго дня. Упоение от ощущения магии, свободно струящейся через тело, было таким, словно он был лишён рук и они вдруг были даны ему заново. Он вырвался из палаты в тот же день, сказав, что в состоянии самостоятельно проследить за собой. Руки слегка тряслись, пока он трансфигурировал из больничной пижамы костюм, но получилось сносно. Первым делом ему нужна была палочка. 

О его самовольной выписке стало известно сразу же, и Абернати поймал его недалеко от лифта. 

— Мистер Грейвз, сэр, позвольте, — сказал он, подхватывая Персиваля под локоть. 

В голосе Абернати прорезались незнакомые властные нотки. Персиваль вырвал руку, но зашагал рядом. Похоже, его подозрения оправдывались. 

— Мне кто-нибудь даст представление о произошедшем, или я должен выпытывать информацию? 

— При всём уважении, мистер Грейвз, вы слишком долго общались с Геллертом Гриндельвальдом. У нас не может быть уверенности в том, что он не повлиял на вас. 

Да, Персиваль этого ожидал. Но всё равно вспылил. 

— О, теперь я — пособник Гриндельвальда? Кто ещё? Малькольм Майнус? Дельфина Дюпон? Эван Колбрайт? Аберфорт Беллсгрейв? Серафина Пиквери? 

Абернати отвёл глаза. 

— Мистер Грейвз, вам предлагают пройти полную проверку у ведущих легилиментов страны. Предлагают, мистер Грейвз. 

— Погодите-ка. Вы сейчас занимаете моё место? 

— Исполняю ваши обязанности, сэр. До, надеюсь, вашего возвращения. 

Проверка заняла почти весь следующий день. Веритасерум, легилименция, снова Веритасерум, какие-то заклинания, которые Грейвзу не были знакомы даже приблизительно. Если бы он был в состоянии, то попробовал бы тренировки ради вычислить их формулы, но сейчас это было ему не под силу. 

— Благодарим вас за то, что вы согласились на процедуру, мистер Грейвз, — обратился к нему один из проверявших — Грейвз с нарастающим беспокойством осознал, что не может вспомнить его имени. — Мы не нашли никаких следов вмешательства, никаких скрытых блоков и щитов, кроме многократной легилименции. Пару-тройку дней после процедуры у вас могут быть небольшие проблемы с памятью, но затем она должна восстановиться в полном объёме. 

Вздохнувший с облегчением Грейвз поблагодарил магов и покинул кабинет в сопровождении всё того же Абернати. 

— Если хотите, я могу вернуть вам ваши вещи, изъятые у... — Абернати на секунду запнулся, напомнив Грейвзу привычного себя, — Геллерта Гриндельвальда. 

— Разумеется, хочу, — откликнулся Грейвз. 

Все эти вещи он потом бросит в огонь, чтобы никогда больше не дотрагиваться до них. Ему даже не будет их жалко. А потом он отправится домой, дом не пострадал, но его бы он тоже, наверное, сжёг, если бы не одна радость: Руки осталась жива, Гриндельвальд изучал её так же, как и его. 

Абернати выложил перед Персивалем его вещи: запонки, булавка для галстука, двое часов — странно, Гриндельвальд носил с собой обе луковицы, видимо, для конспирации, — записная книжка, ручка. Не хватало только палочки, но она сейчас была для Грейвза бесполезна. Отнятая в честном бою, сейчас она принадлежала тому, кто пленил Гриндельвальда. 

— Мне нужна будет новая палочка, — сказал Грейвз. — И, мистер Абернати, я бы хотел увидеть отчёт об операции, в ходе которой я попал в плен. Я хочу знать, что случилось с Криденсом Бэрбоуном. 

Он наконец произнёс это вслух. 

Абернати поджал губы и зашуршал бумагами, Грейвз чувствовал, что его бывший подчинённый просто тянет время. 

— Что произошло? Расскажите своими словами, но отчёт я просмотрю, если позволите. 

— Авроры прибыли на место после сильнейшего взрыва. Их встретили вы... То есть Геллерт Гриндельвальд в вашем обличье. Он сообщил, что преступник Элайджа Боне погиб, пытаясь активировать сложный артефакт, и вместе с ним погиб Криденс Бэрбоун, оказавшийся его пособником. Однако мы обнаружили только тело Боне. Сейчас мы предполагаем, что Бэрбоун скрылся, однако не можем его обнаружить. К тому же в городе в это время начал бесчинствовать обскур, и все наши силы ушли на нейтрализацию последствий его действий. 

Сердце Персиваля стукнуло в груди так, что ему показалось, будто грудная клетка зазвенела. Если тела не оказалось, значит, Криденс действительно мог бежать. Тогда Гриндельвальд тоже искал его, ведь Криденс был единственным свидетелем, который мог рассказать правду о произошедшем. 

— Обскур? В Нью-Йорке? 

— Какой-то немагорождённый ребёнок, мы полагаем. Странное стечение обстоятельств, но именно этот обскур в некоторой степени помог задержать Гриндельвальда и был устранён в ходе этой операции. Вот, возьмите, мистер Грейвз, — Абернати протянул ему несколько увесистых стопок бумаг и колдографий. 

Сжимая в руке плотный пакет со своими вещами, Грейвз спустился в холл, через который ему предстояло попасть в отдел регистрации палочек. Он шёл, кивая и пожимая руки, но его не оставляло ощущение чего-то странного. Словно чего-то привычного не хватало в большом, знакомом с детства зале со статуями двенадцати первых авроров. Он даже нашёл глазами статую Гондульфуса Грейвза, повернулся к монументу Салемских ведьм и обомлел. Портрета Серафины, украшавшего холл вот уже седьмой год подряд, не было. Погибла? Убита в бою? Нет, тогда бы портрет был на месте, перечёркнутый траурной лентой. «Убийца — не всегда садовник, а украденное письмо чаще всего лежит на самом виду», — снова прозвучало в голове. У Персиваля дрогнули колени, и он почувствовал, как кто-то подхватил его под руку. 

— Никто не ожидал, мистер Грейвз. Для всех это был шок, но, конечно, не такой, как для вас. 

Куинни Голдштейн, перед которой он стоял сейчас безо всех своих ментальных щитов, кажется, впервые в жизни. 

— Я провожу вас к Тине, она, наверное, уже подготовила вам несколько палочек на выбор. 

— Спасибо, мисс Голдштейн, — выдохнул Персиваль. 

Лицо старшей Голдштейн выражало странную смесь эмоций. Здесь была и радость, и беспокойство, и что-то ещё, а по тому, как она рванулась ему навстречу, но быстро осеклась, Персиваль понял, что она, верно, хотела его обнять. Надо же, он и не подозревал в Порпентине такой привязанности к себе. 

Перед ним разложили две дюжины разных палочек, и Персиваль медленно повёл рукой вдоль их ряда. Он невольно вспомнил детство, приподнятое настроение, пляшущие на кончиках пальцев искры, которые словно тянули его к палочке, прослужившей ему после этого добрых три десятка лет. Рука дрогнула над палочкой средней длины, тёмно-коричневой, с заметными разводами. Он нахмурился, сделал ещё несколько движений, но ладонь вновь и вновь возвращалась именно к этой. Тонкая, сложная резьба покрывала рукоять и частично древко. Шикоба Волк, понял Грейвз. Перо гром-птицы внутри и... 

— Сосна, — сказала Тина Голдштейн. — Восемь и три десятых дюйма, перо гром-птицы. 

— Странно, — сказал Грейвз, поднимая палочку и делая ей простейший пасс на пробу. 

Сосна и перо гром-птицы, работа Шикобы. Он уже видел одну такую палочку, но никогда не думал, что будет держать в руках её подобие. 

Он не мог покинуть Конгресс, не посетив ещё одного места. Пусть он был вымотан до крайности, пусть падал с ног от усталости — но он должен был задать один-единственный вопрос. И даже если не получит ответа, молчание тоже скажет ему о многом. 

Его проводили в комнату для посещений, не в допросную, чему он был благодарен. Хотя он понимал, что скорее это была забота не о нём, а о его собеседнице. 

Серафина уселась за стол так же неспешно и грациозно, как если бы они находились в малом зале заседаний, а не в окружении охраны на тюремном этаже. Она сложила перед собой руки, кандалы на запястьях казались очередным экстравагантным дополнением её наряда. Она смотрела на Персиваля так, как умела смотреть только она: выжидающе, словно он прибыл к ней для очередного отчёта. Персиваль посмотрел в тёмные глаза и задал единственный вопрос, который стучал в висках всё это время: 

— Почему, Серафина? 

Серафина медленно прикрыла глаза. Когда она открыла их вновь, её взгляд стал тяжёлым и пронзительным. 

— Тебе никогда не понять, почему так поступила чёрная женщина.

К дверям своего дома Персиваль подходил со смешанными чувствами. Он даже немного удивился, когда замок открылся, подчиняясь прежнему заклинанию. В коридоре стояла Руки. 

— Мастер, — только и сказала она. 

Грейвз опустился на колени и обнял эльфа — и только в этот момент ощутил, что он дома. 

— Я всё вычистила и вымыла, — сказала Руки через пару секунд. — Я закрыла все комнаты, где был... он. 

— Спасибо, — искренне сказал Грейвз. 

Первым делом он принял ванну и только затем занял одну из обычно свободных комнат и, несколько неуклюже управляясь с новой палочкой, открыл первую папку из многих. 

Абернати изложил всё довольно чётко, практически ничего принципиально важного к тому, что Персиваль уже знал, материалы не добавили, за исключением одной детали: за похищением артефактов, обломки которых оседали в индейских резервациях, действительно стояла Серебряный Лист и двое её учеников-анимагов, управлявших животными. И тогда он взялся за вторую стопку: операция по нейтрализации обскура, неожиданно обернувшаяся задержанием Гриндельвальда. Почти все бумаги в первых папках были заверены его подписью — то есть подписью Гриндельвальда, его изображавшего. И тут Персиваль охнул, да так, что в комнате появилась встревоженная Руки. Он жестом показал эльфу, что всё в порядке, и судорожно начал перелистывать бумаги, а потом вскочил и схватился за пакет со своими вещами. 

Часы-индикатор были на месте, Персиваль открыл их дрожащими руками и всмотрелся в циферблат. Шансов было мало, исчезающе мало, но вдруг? Вдруг неведомая сила, принятая всеми за обскура, на самом деле — вырвавшаяся на свободу стихийная магия, которую не смог удержать в себе её обладатель? 

Он положил часы перед собой и продолжил чтение. Обскур словно защищал авроров от Гриндельвальда в его обличье, он нападал на него, даже выбил из его руки палочку, но... «Силами шести авроров, применивших Диффиндо и Экспульсо, 12 и 9 соответственно, неопознанная магическая субстанция была нейтрализована». 

Бесполезные часы упали на пол. Персиваль бездумно смотрел на стрелку, замершую у пустого сектора. Он просидел так несколько минут, просто глядя на неподвижный, ничего не значащий циферблат. И в этот момент стрелка дрогнула — едва заметно. Персиваль будто очнулся, подхватил часы с пола и всмотрелся в циферблат. Ему показалось, конечно же, но вдруг? Мозг отчаянно цеплялся за самую жалкую надежду, за её тень, за призрак. Персиваль расстелил на столе карту и прочёл формулу, связывавшую когда-то подаренную Криденсу монету, которую тот носил у сердца, и часы в руке Персиваля. Сигнальный огонёк указал на дом Персиваля. Персиваль сжал зубы и повторил формулу, взмахнув новой палочкой. Огонёк упорно плясал на том же месте, словно становясь ярче. Персиваль вновь посмотрел на часы, стрелка подрагивала, будто пытаясь сдвинуться с места. 

Персиваль вышел из дома, покинул зону, за которой фасад принимал вид обычного немажеского здания, обогнул квартал и вышел на пустырь, где вот уже два года ветшал остов недостроенного особняка. 

— Криденс, — тихо позвал он. — Криденс, ты здесь? Это я. 

Он то смотрел на часы, то всматривался в густую темноту, укрывшуюся под полуосыпавшимся сводом первого этажа. Персиваль вступил в эту темноту. 

— Криденс, пожалуйста. Отзовись. Я пришёл за тобой. Не бойся, Криденс. У тебя всё получится. 

Темнота шевельнулась. 

— Криденс, ты слышишь? Это я. Я... Возвращайся. Возвращайся... ко мне. Пожалуйста. 

Он говорил что-то ещё, почти не слыша себя, звал, просил. И вдруг темнота обхватила его плотным коконом, лишая зрения и слуха, не давая вздохнуть, крикнуть, шевельнуться — и отпустила. Персиваль упал на землю, часы покатились по раскрошенным камням. А рядом с ним ошмётки тьмы собирались в плотный комок, принимающий форму человеческого тела. 

Персиваль подхватил обнажённое тело, прислонился ухом к груди и услышал биение сердца. Чужие пальцы слабо сжались на его запястье, он склонился к пересохшим потрескавшимся губам. 

— Криденс, я здесь. Теперь всё будет хорошо. 

— ...дет, — прошептал Криденс, не открывая глаз, просто прислоняясь щекой к его груди. 

Персиваль обхватил его покрепче, но прежде, чем аппарировать, прижался лбом к перемазанному лбу. Криденс шевельнулся, чуть приподнял голову, и это движение заставило их губы на секунду соприкоснуться. Персиваль отстранился. Криденс на мгновение приоткрыл тёмные, почти лишённые белка глаза, слабо улыбнулся и прижался к Персивалю покрепче. 

— Тебе нужна новая палочка, — задумчиво сказал Персиваль, глядя на сидевшего на диване Криденса. 

— Знаешь, мне кажется, что не нужна, — Криденс сделал движение рукой, и со стола Персиваля мягко слетело несколько листов бумаги, чтобы упасть ему в руки. — Мне кажется, моя старая палочка, разлетевшаяся в пыль тогда, в церкви, каким-то образом вплавилась в то, чем я стал. Как и твоя монета. Теперь они часть меня. 

— Как удобно, — Персиваль шевельнул пальцами, и листы вернулись на стол. — Только вот на экзамене, который никто не отменял, тебе придётся продемонстрировать, как ты управляешься с палочкой, а не с её отсутствием. Мне с моей новой пока не очень привычно, но я тоже не хочу её менять. Погоди-ка, — он повернулся к Криденсу. — В протоколе было сказано, что Тина Голдштейн подобрала мою палочку при помощи Акцио, но не Экспеллиармуса. Значит, Гриндельвальд выронил её до этого. После твоего нападения. Если я всё правильно понимаю, то... 

Он встал и вытащил из секретера бархатный футляр. 

— Попробуй-ка. 

Криденс спустил босые ноги с дивана и сделал несколько неуверенных шагов. 

— Ты серьёзно? 

— А похоже, что я шучу? 

— У тебя иногда не поймёшь, — кривовато улыбнулся Криденс. 

— У тебя тоже, — Персиваль не удержался и потрепал его по отросшим кудрям. — Давай. В худшем случае она просто тебя не послушается. 

Чёрное дерево с перламутровым ободом на рукояти легло в ладонь Криденса. Он осторожно, словно палочка была сделана из стекла, сделал взмах. 

— Акцио, — тихо сказал он, будто спрашивая. 

Самопишущее перо вспорхнуло со стола и легло ему в руку. Криденс поднял на Персиваля изумлённый, неверящий взгляд — Персиваль помнил его. 

— Она... она слушается. 

— Значит, теперь она твоя. 

— Странно, — сказал Криденс. 

— Что странного? 

— Твоя палочка. Она почти такая же, как была у меня. 

— Я тоже об этом подумал, когда впервые взял её в руки. 

Криденс осторожно положил древко своей новой палочки на ладонь левой руки. 

— Знаешь, я читал, что в Европе, кажется, в Италии, в Средние века существовал такой обычай: после свадьбы влюблённые менялись палочками в знак того, что теперь они едины душой и телом, и если палочки признавали новых хозяев, то брак действительно был удачным. 

Он приложил палочку к груди, вдоль, и подошёл к Персивалю вплотную. Персивалю показалось, что он хочет что-то сказать, но Криденс лишь аккуратно коснулся губами его губ и отступил. 

— По-прежнему соблюдаешь субординацию дома? — улыбнулся Персиваль, сам сделал шаг вперёд и поймал губы Криденса настоящим, глубоким поцелуем. 

В глазах Криденса вспыхнули озорные огоньки. 

— Субординация? Хорошо, что ты напомнил! Я тут навёл кое-какие справки. В департаменте магбезопасности в браке состоят двенадцать человек, связанных отношениями «начальник-подчинённый», из них пять мужчин стоят на карьерной лестнице выше своих жён. В департаменте надзора за магическими кадрами таких семей уже девять, при этом начальниками над своими супругами является шестеро, гендерное распределение нас не интересует. В департаменте дезинформации немагов... 

— Криденс. 

— Что? — Криденс сделал невинное лицо. — Я лишь хотел сказать, что твоя предубеждённость по поводу неэтичности наших отношений с точки зрения субординационных соображений, поскольку ты являешься моим начальником, не имеет под собой оснований. Но если тебе это настолько принципиально, то я подам рапорт о переводе. 

— Куда? — с интересом спросил Персиваль. 

— В отдел защиты фантастических существ! 

Персиваль расхохотался. 

— А ведь я почти поверил! 

— А ведь я почти серьёзно! 

Персиваль отстранился от Криденса и, держа его за плечи, внимательно посмотрел в смеющиеся глаза. 

— Я ведь от тебя не отделаюсь, да? 

Криденс отрицательно покачал головой, пряча лукавую улыбку. 

— Так я и думал, — сказал Персиваль, привлекая его к себе.