Work Text:
Джона унесли в жарко натопленную комнату в покоях, предназначенных для командующего Восточным Дозором.
Само собой подразумевалось, что их займет королева, но когда Джона, застывшего в оледеневшей одежде, принесли в замок, Дейенерис распорядилась отнести его туда.
Сама же села у окна в общей зале и замерла, глядя остановившимся взглядом на снег.
— Моя королева…
Джорах подошел совсем не слышно и остановился чуть позади. Его глубокий голос звучал так мягко, что Дени не сразу поняла, что слышит его наяву, а не воображает в своей голове, как часто делала до этого.
Она повернула голову и встретилась с ним взглядом.
Он понимает, — подумала она. — Он один в целом свете видел, как родились мои дети, он знает, через что я прошла. Он один понимает, чего мне это стоит.
— Он был такой красивый, — прошептала Дени, едва удерживаясь от слез. — Молочно-белый, а рожки золотые. И самый послушный, ты помнишь?
— Я… если бы я только мог его вернуть, ваше величество. Даже ценой своей жизни, я бы сделал это.
Джорах стоял чуть поодаль, словно не решаясь подойти ближе. Слишком холодный, слишком отстраненный, чтобы Дени могла это вынести.
— Нет, — она схватила его за руку. — Что ты говоришь! Я потеряла дракона, которого считала сыном, но тебя я не променяла бы на него. Не говори так. Никогда.
Она с неожиданной для самой себя злостью оттолкнула его руку и снова отвернулась к окну.
По ее щекам все-таки потекли слезы, которые она не смахивала.
— Дейенерис, — он все-таки подошел ближе, сел рядом, и нежно коснулся ее волос, — он был самый послушный, я это помню. Самый маленький из всех, и самый ласковый.
Дени повернулась к Джораху и уткнулась в его грубые ладони мокрым лицом. В эту секунду ее не заботило, что на них смотрят все, собравшиеся в общем зале погреться у очага, не думала она и о том, что Джорах может истолковать ее слабость превратно…
Нет, он не может, — поняла она в ту же секунду, как эта мысль пришла ей в голову. — Он не воспользуется моей потерей, в этом она могла быть уверена, как в собственном дыхании.
Она плакала и плакала, а Джорах обнимал ее, гладил ее по волосам, говорил еще что-то о Визерионе и драконах, о костре, в котором они родились, в Красной пустыне, в которой едва не умерли, о Кварте и Доме Бессмертных, и о многом другом, до тех пор, пока не спустилась ночь, в комнате стемнело. Очаг слабо тлел, все остальные давно разошлись, и ничего, кроме тихого голоса Джораха совсем рядом и далеких жалобных криков ее оставшихся драконов где-то снаружи, Дени не слышала.
— Джон, — сказала она, когда, наконец, слезы у нее закончились. — Если бы не он, мы бы улетели, мой сын был бы жив…
Слабые красноватые отблески от очага падали на хмурое лицо Джораха, его сведенные брови и напряженные скулы.
— Нет, Дейенерис, — ответил он после паузы. — Виноват в том, что случилось, не Джон, а это чудовище.
— Король Ночи! — Дени сама не понимала, почему вздохнула с облегчением, после этого ответа Джораха. — Да. И я отомщу. За своего сына Виезриона я уничтожу это ледяное существо. Я должна.
Она сжала в своих руках пальцы Джораха и почувствовала как он легонько пожал их в ответ.
— Джон, он… — она вдруг смутилась и почувствовала, как горят щеки. — С ним все в порядке?
— С ним все будет хорошо, ваше величество, — сказал Джорах, поднимаясь.
Дени тоже встала. Ее скорбь не стала меньше, еще нет. Но ей стало легче.
И она подумала о Джоне, о своем страхе за него, пронзавшем ее ледяными иглами сильнее, чем холодный зимний ветер.
— Я пойду к нему, — сказала она вслух, но тут же осеклась и с опаской вгляделась в лицо Джораха. Тот посмотрел на нее серьезно и спокойно, и едва заметно кивнул.
Дени почти уже вышла из комнаты, оставив своего советника и друга сидеть одного у гаснущих углей, но в последний момент обернулась и прошептала:
— Спасибо.