Work Text:
Ван Ибо редко болеет, у него попросту нет времени болеть. От простуды можно закинуться проверенными таблетками, царапины залепить лейкопластырем, а от болей в желудке помогает суспензия, выписанная еще корейским врачом в незапамятные времена.
Некогда болеть.
Точка.
Если в редких случаях все же приходится идти в больницу, обращаться к проверенному врачу, Ибо молчит. Отвечает на вопросы, конечно, но большей частью в беседе Юй Баоху, Юй-лаоши, и доктора не участвует. Они и без него все знают, в проблемах чужого организма ориентируются лучше Ибо, а он заглянул так, чтобы добрый доктор Цзи Юлунь с лысеющей макушкой мог его прослушать, посмотреть горло, сказать, что надо поберечься, иначе можно загреметь в больницу с переутомлением. Ибо кивает, как болванчик в сувенирных лавках, и думает, что он обязательно отдохнет, как только закончит съемки DDU, завершит серию рекламных фотосетов, еще скоро переезжать в Хэндянь из-за новой драмы, а значит доброго доктора Цзи он не увидит три месяца или больше.
Такова его жизнь, Ибо ей полностью доволен, а с плохим самочувствием он привык справляться подручными средствами и быстро забывать об этом. У него нет времени, чтобы остановиться, замедлить бег вперед, когда еще столько работы, и вставать уже через пять часов, так что можно я пойду в гостиницу или хотя бы в машину, Цзи-иши?
• ────── ۵ ────── •
Съемки дорамы начинаются спустя две недели, приходится мотаться между Хэндянем и Чанша, иногда залетать в Нанкин для рекламных фотосессий. Желудок напоминает о себе все чаще, потому что нормально питаться выходит только во время перерывов между сценами, однако на улице лето, палит солнце, ветер устроил забастовку, и от этого даже в сон не клонит, аппетит же окончательно сбегает. Ибо иногда круглые сутки остается голодным, только выпивает не одну бутылку воды с лимоном.
Он умудряется подцепить насморк из-за кондиционера, ходит какое-то время с салфетками, но это не беда, главное, что температуры нет. Мелькает однажды мысль о возможном обмороке, однако режиссер велит готовиться к новой сцене, и мысль растворяется под палящим солнцем Хэндяня.
К концу съемок, через четыре с половиной месяца, посреди встречи с коллегами по DDU Ибо тошнит на безупречно выглаженные брюки Ван Ханя только что съеденным обедом. Он чувствует, как реальность плывет, в ушах жужжит рой мушек, перед глазами цветные пятна, хотя в Чанша намного прохладнее, так что вряд ли виноват солнечный удар.
Ибо приходит в себя на диванчике в одной из гримерок, Да-лаоши и Хань-гэ встревоженно наблюдают за ним. С громким скрипом открывается желтая дверь, и внутрь проходят не менее обеспокоенные Фэн-гэ и Гао Тяньхэ, несут воду и влажные полотенца. Юй-лаоши, к счастью, нет.
— А-Бо, как ты? — по-отечески сурово интересуется Хань-гэ и нервным движением поправляет очки.
Ибо тупо отмечает, что брюки он сменил на простые спортивные штаны, пиджака нет, а у рубашки закатаны рукава. Фэн-гэ садится с другой стороны и участливо гладит по плечу.
— Пришел в себя? Держи, сделай пару глотков.
Пока Ибо пьет, смывая противное ощущение тошноты, Да-лаоши качает головой.
— Ну и напугал ты нас, парень, — бормочет он. — Ты когда последний раз спал?
Ибо закрывает бутылку и пытается вспомнить. Кажется, он вздремнул этой ночью пару часов, а нормальный полноценный сон… ну, когда-то был, наверное, в начале этого года, когда он ездил на целых четыре дня к родителям.
Желудок неприятно давит, тело горит, да и общее состояние по ощущениям оставляет желать лучшего. Впрочем, это не так важно, плохо, что он сорвал график, теперь придется нагонять.
— Продюсеры согласились пустить в это воскресенье запасной эпизод из Италии, — Хань-гэ будто читает его мысли. Он поправляет очки и смотрит строго, но тепло. — А-Бо, съезди к врачу, иначе убьешь желудок. Ничего хорошего из этого не выйдет.
Ибо хочет отмахнуться, сказать, что все с ним в порядке, просто минутная слабость и сейчас пройдет, но стоит пошевелиться, как голова снова идет кругом и во рту появляется привкус желчи.
Наверное, и правда надо к врачу сходить, а потом поспать хотя бы часа четыре.
Тогда все пройдет.
• ────── ۵ ────── •
От Юй-лаоши Ибо с удивлением узнает, что Цзи-иши уволился, а на его место пришел молодой специалист, которого уже ввели в курс дела.
— Веди себя прилично, — шепчет Юй-лаоши, перед тем как открыть дверь.
Кабинет знакомый, только сейчас на подоконнике стоят цветы, и нежная зелень успокаивает раздраженные глаза. На столе тоже перемены: вместо кучи бумажек кружка с веселыми принтом — черный и белый кролики на зеленом лугу, — фоторамка, фигурка Человека-паука. Документы, впрочем, тоже есть, с другой стороны, и их не так уж много по сравнению с тем, что было у доброго доктора Цзи.
И вот она, главная перемена — новый врач действительно молод, на вид ровесник Ибо, возможно, на год-два старше, не больше. На бейдже выбито имя: Сяо Чжань, терапевт.
«Сяо Чжань, — думает Ибо, — Сяо Чжань».
У Сяо Чжаня темные волосы, яркие глаза за круглыми очками, тонкие запястья, потрясающая улыбка и столько родинок, что сходу не сосчитать. Ему идет белый халат, из-под которого выглядывает светлая футболка. На мгновение Ибо кажется, что он на съемках очередного фильма и вторую главную роль играет этот человек.
Сяо Чжань, да.
Краем уха Ибо слышит, как Юй-лаоши заводит привычную песню, перечисляя знакомые болячки, но Сяо-иши останавливает его жестом в самом начале и мягко улыбается.
— Я бы хотел поговорить с пациентом с глазу на глаз, — говорит он, а Ибо мерещится зов сирены, за которым он готов пойти куда угодно.
Юй-лаоши пытается возразить, однако Ибо хрипло замечает, что он может справиться и один, вряд ли Сяо-иши его съест. В ответ Юй-лаоши посылает страшный взгляд, но все же выходит, всем видом показывая, что готов вернуться сию же секунду.
Когда закрывается дверь, Сяо-иши снимает очки, медленно протирают их, надевает обратно и улыбается, только теперь в его улыбке все метели мира. Сам он солнце, сияющее над заснеженной равниной, так что Ибо невольно распрямляет спину и чувствует себя нашкодившим мальчишкой.
— Сяо Ван, — доброжелательно начинает разговор Сяо-иши, — сколько вам лет?
— Д-двадцать два, — отвечает сбитый с толку Ибо. Двадцать три ему исполнится в августе, через полторы недели.
— Значит, уже совершеннолетний и можете законно сыграть свадьбу. — Сяо-иши что-то открывает на мониторе, черные строчки отражаются в линзах очков. — Так почему же вы, сяо Ван, так быстро хотите истощить организм? Или в планах у вас провести две трети жизни под капельницей? Вижу, в юности вы еще и миокардит перенесли. Запущенная простуда, не один раз, к слову, проблемы с желудком — надеюсь, это все еще обычный гастрит, — общее переутомление.
Ибо разве что не скрежещет зубами, потому что ненавидит, когда его отчитывают, а Сяо-иши делает это прямо сейчас. Спасибо, что Юй-лаоши в коридоре, иначе было бы вдвойне стыдно. Некстати вспоминается, что на врача учатся долго, гораздо дольше, чем на обычные специальности, а значит вряд ли Сяо Чжаню двадцать четыре. Двадцать пять? Двадцать шесть? И держится уверенно, как профессионал.
Ибо думает, что нужно сосредоточиться на другом, но в итоге безбожно залипает на родинке под пухлой губой. Не иначе все-таки словил солнечный удар, другого объяснения, почему так ведет, у него нет.
— Сяо Ван?
Ибо вздрагивает и криво улыбается.
— Много работы, — как обычно говорит он. — Некогда болеть.
— Зато время слечь или умереть есть всегда, я вас понял.
Это звучит… странно. Ибо моргает пару раз, а потом понимает, что Сяо-иши пристально на него смотрит и чуть улыбается, буквально уголками губ.
— Я пропишут вам таблетки от гастрита, — наконец говорит Сяо-иши и тянется к голубым стикерам, а затем вытаскивает рецептурный бланк. — Если не хотите заработать язву, пересмотрите свой рацион и график питания. Видел, что на шоу вы пробуете разную пищу, так что мой вам совет: воздержитесь от жирного и всего, что выглядит подозрительно и непривычно для вас. Хорошо, если найдете ресторан домашней кухни, где готовят легкие и диетические блюда.
Ибо слушает и кивает, тоскливо размышляя, что ни одно из предписаний выполнить не получится. Он как-то пытался, но ненормированный рабочий день заставляет играть по своим правилам.
— Кроме того, — продолжает писать Сяо-иши, такой красивый, солнечный, умный, — постарайтесь спать минимум шесть часов. Этого мало, но лучше, чем прежде.
— Не выйдет, — пожимает плечами Ибо. — Работа.
Сяо-иши отрывается от бланка и обворожительно улыбается.
— Тогда я вас украду и запру у себя в квартире, — буднично говорит он, — потому что у вас такой вид, будто вы сейчас здесь упадете в обморок. В лучшем случае доберетесь до машины и там заснете.
Ибо старается держать рот закрытым, потом что внутри воет от восторга. Точно солнечный удар… и солнце это сидит перед ним. Ибо не думал прежде, что так бывает, что может вот так внезапно накрыть с головой, как цунами, и теперь тащит лишь вперед, сметая все на пути.
— И что вы предлагаете? — все же выдавливает Ибо, на что Сяо-иши протягивает ему рецептурный бланк и стикер. На стикере номер телефона, а еще дата следующего приема.
— Для начала вы позовете Юй-лаоши, и я объясню ему ситуацию, — говорит он. — Вы подождете в коридоре. Вам принесут крепкий сладкий чай, потому что давление низкое, а пульс зашкаливает.
Пульс и правда высокий, Ибо чувствует, как быстро стучит сердце, только давление вряд ли в этом виновато. Он смотрит на номер телефона и уже хочет спросить, но Сяо-иши опережает.
— Это номер моего знакомого, он отличный гастроэнтеролог, запишитесь к нему. Скажите, что направил Сяо Чжань. Надо выяснить, что с вашим желудком, а до тех пор старайтесь выполнять мои рекомендации. — Сяо-иши наклоняется вперед, почти ложится грудью на стол, и Ибо невольно тоже тянется к нему, чтобы не пропустить ни слова.
— Я не должен так говорить, — шепчет Сяо-иши и внезапно выглядит смущенным, — однако меня всегда расстраивают пациенты, которые хороши собой, умны, талантливы и из-за этого не думают о здоровье. Ведь если вы будете здоровы, то сможете куда больше.
— А если я не сумею выполнить рекомендации, вы меня накажете? — тоже шепотом спрашивает Ибо, не особо задумываясь о словах.
— Украду и отшлепаю, а потом лишу сладкого, — на грани слуха отвечает Сяо-иши.
Ибо с восторгом отмечает, как у него алеют уши и скулы.
Кажется, с этим врачом они поладят гораздо лучше. По крайней мере, Ибо намерен сделать все, чтобы попасть на следующий прием — придется сдвинуть фотосъемку, но Юй-лаоши умеет творить чудеса. Может статься, в итоге он узнает о Сяо-иши что-нибудь еще, а там… вдруг Сяо-иши умеет готовить и согласится передавать обеды?
Планы у Ибо большие, впрочем, он привык добиваться своего.
— А как же послушать легкие и проверить горло? — напоследок интересуется он. Уходить не хочется, но, кажется, обычных процедур ждать не стоит.
Сяо-иши безмятежно улыбается.
— А у меня нестандартный подход. Будете хорошим мальчиком, я вас потрогаю на следующем приеме.
• ────── ۵ ────── •
За неделю до следующего приема, назначенного на тридцатое июля, Ибо успевает выяснить о Сяо Чжане новые подробности. Сяо-иши двадцать восемь, день рождения у него пятого (вот так совпадение!) октября. Родился в Чунцине, после университета работал в чунцинской городской поликлинике, а затем, месяц назад, ему предложили повышение с переводом в Пекин.
Правда, никто не предупредил Сяо-иши, что предстоит работать с таким необязательным и безалаберным пациентом, как Ван Ибо.
Благодаря Юй-лаоши Ибо узнает, что в больнице Сяо Чжаня любят: он готов прийти на помощь, угощает медсестер фруктами, для детей в кармане всегда лежит свежий гематоген, да и в целом добрый и светлый человек.
Идеальный.
Становится еще интереснее, так что Ибо для разнообразия просит Юй-лаоши действительно записаться к гастроэнтерологу, а еще подыскать хороший ресторан, чтобы обедать нормально. Юй-лаоши смотрит на него так, будто Ибо пообещал свергнуть партию и стать императором. Даже тянется проверить, нет ли температуры, но Ибо уворачивается и самым постыдным способом сбегает на очередные съемки. В конце концов, может, Сяо-иши прав, может, надо хоть немного дать организму передохнуть и восстановить силы.
К гастроэнтерологу он приезжает на прием в четверг. Его встречает невысокий улыбчивый человек, но улыбка у него другая, за ней сразу заметен оскал чертовски острых клыков. Ибо чувствует себя не слишком уютно, а когда замечает помощника доктора, вовсе хочет развернуться и сбежать. Цзи Ли — так гласит бейдж — развалился на стуле и лениво размахивает веером. Под рукой у него карты Таро, на экране монитора открыта игрушка; такое ощущение, что он пришел сюда отвлечься от мирских забот, а не работать.
Гастроэнтеролог Чжу Цзаньцзинь как будто не замечает расхлябанного поведения своего напарника, как ни в чем не бывало готовит программу для гастроскопии, поправляет на высокой кушетке маленькую подушечку и снова улыбается.
— Ложитесь, — просит Чжу-иши. — Чжань-лаоши передал мне ваши данные и карточку, гастрит вам подтвердили, и, судя по лицу, так все и осталось. Но проверить никогда лишним не будет. Цзи Ли, помогай.
Цзи Ли медленно складывает веер, пока Ибо ложится на кушетку и пытается унять внезапный мандраж. Он всей душой ненавидит гастроскопию, такое ощущение, будто глотает живую змею, которая всеми силами пытается вырваться на волю. Горло потом долго болит, никакие пастилки не помогают, еще и чувство тошноты преследует его после процедуры не один час.
Чжу-иши деловито задирает футболку и сильными пальцами прощупывает брюшную полость, гладит ее, давит в некоторых местах, рисует странные круги над желудком. Потом кивает и просит сесть. Цзи Ли подходит ближе, у него в руках баллончик с замораживающим спреем, и Ибо уже жалеет, что согласился на это.
Горло немеет постепенно, язык кажется неповоротливым и тяжелым. Ибо укладывается на левый бок, на него слегка наваливается Цзи Ли, фиксируя руки. Совсем немного, как бы говоря: я доверяю, но на всякий случай придержу. Ибо глубоко дышит носом, рот широко открыт.
Когда внутрь продвигается кишка, он с трудом сглатывает и вдруг выхватывает знакомое имя. Оказывается, Цзи Ли все это время что-то рассказывал; Ибо невольно опять сглатывает, дышит носом, но теперь прислушивается к словам Цзи Ли. Тот беспечно рассказывает какую-то историю о путешествии в захудалый городок, куда отправились трое друзей: он, Чжу Цзаньцзинь и Сяо Чжань.
— Лао Чжань забавно сморщил нос, когда мы проезжали мимо стада, — болтает Цзи Ли, — хотя воняло будь здоров. Лао Чжань не неженка, он как-то труп вскрывал, и то его тогда проняло, стадо, в смысле. А я вообще свалился в обморок. И ни у кого из нас нашатыря не оказалось, лао Чжу в аптеку деревенскую ломился, чуть дверь не вынес. А лао Чжань меня держал и по щекам хлопал сначала. Он на вид тонкий, но рука у него тяжелая, ух.
Ибо помимо воли представляет ладонь Сяо Чжаня на своем бедре и шумно втягивает воздух.
Цзи Ли издает странный звук, будто хочет захихикать, но не может, потому что Ибо пациент вообще-то.
Чжу-иши тем временем заканчивает процедуру и вынимает кишку.
— Вы молодец, — искренне хвалит он. — Цзи Ли, подай Ван-лаоши пастилки.
Пастилки оказываются с лимоном и медом, ужасно вкусные. Еще Ибо успевает заметить многозначительную улыбку Цзи Ли, прежде чем тот опять раскрывает веер. Кажется, к Сяо-иши будет парочка вопросов.
Чжу-иши подтверждает гастрит, добавляет еще одни таблетки плюс новую суспензию — и отпускает с миром, напоследок еще улыбается:
— Думаю, диету вам Чжань-лаоши подберет самостоятельно. Руки у него золотые.
У Ибо остается стойкое ощущение, будто ему только что сосватали будущего мужа. Не то чтобы он против, конечно.
• ────── ۵ ────── •
С обедами тоже налаживается, причем очень неожиданно. Полностью соблюдать график, разумеется, не выходит, работа по-прежнему вносит свои коррективы, однако теперь Юй-лаоши исправно передает отличное подогретое диетическое блюдо. Каждый день они разные, порции достаточно большие, чтобы наесться, но не огромные, так что Ибо съедает все до последней крошки, а затем ждет ужина.
В машине поставлен маленький холодильник, где хранится еда. После приема у гастроэнтеролога Ибо смотрит на обед: лапшичный суп и куриные котлеты в молочном соусе с пюре из шпината; на ужин в судке его ждет мясной рулет с рисом и зеленью. Хлеб исключительно белый из пшеницы, в углу холодильника ждет своего часа вишневый кисель, а еще Юй-лаоши привез сегодня десерт — впервые за четыре дня — медовое запеченное яблоко. Кто бы раньше сказал Ибо, что диета при гастрите может быть такой питательной и вкусной, он давно бы прислушался к советам Цзи-иши.
— Что это за чудесный ресторан домашней кухни? — интересуется Ибо, пока уплетает обед. То, что домашняя кухня, можно не сомневаться: есть в блюдах нечто такое, что напоминает о семье, оставшейся в далеком Лояне.
Юй-лаоши странно на него косится и пожимает плечами.
— Да так, нашелся один. Маленький, но хороший и недорогой, как видишь. Бесплатный, можно сказать.
Ибо удивленно приподнимает брови, отставляя судок из-под супа и тянет к себе коробочку с пюре и котлетами. Даже разогретые в бытовой микроволновке магазина, котлеты пахнут божественно, и пюре мягкое, не чета тем, что готовят в кафе, где раньше заказывали еду.
Он много чего перепробовал с коллегами по DDU, в том числе разную экзотику, даже отважился как-то похрустеть гусеницей, но вот такая простая еда, пусть не традиционная китайская, насыщает быстрее и надежнее. Правда, потом клонит в сон, однако с этим всегда можно справиться.
Так что спустя неделю Ибо чувствует себя заметно лучше и на прием едва ли не спешит. Юй-лаоши на этот раз даже не заходит, остается в коридоре на стульчике потягивать купленный в автомате кофе. Ибо стучится — на всякий случай, вдруг у Сяо-иши другой пациент, в конце концов, он же не его личный врач, и действительно: из кабинета выходит очень милая девушка в светлом цветочном платье.
— Извините, — тепло улыбается она, — что-то мы заболтались. Надеюсь, вы недолго ждете. Чжань-Чжань не виноват, не ругайтесь на него.
И уходит, только цокают невысокие каблучки по больничному кафелю.
«Чжань-Чжань, — думает Ибо, глядя ей вслед. — Чжань-Чжань, значит».
В добытой информации нигде не говорилось, что Сяо-иши женат, но девушка у него вполне может быть. Он как-то не подумал об этом, даже не рассматривал подобный вариант, и реальность сваливается, как снег посреди жаркого лета. Так что в кабинет Ибо проходит уже не такой веселый и улыбается вяло в ответ на яркую улыбку Сяо-иши.
— Что-то случилось, сяо Ван? — участливо спрашивает тот, знаком предлагая сесть. — Извините, мы немного потерялись во времени. Если вы хотите написать жалобу, я могу дать листок и ручку.
«Какая вам жалоба, — тоскливо думает Ибо, не сводя взгляда с проклятой родинки. Он следит, как двигаются пухлые губы, и внутренне обмирает снова, точно в первый раз. — Разве можно пожаловаться на солнце?»
Не дождавшись ответа, Сяо-иши чуть хмурится и встает из-за стола. Он подходит ближе с компактным тонометром.
— Палец…
Ибо молча кладет в тонометр, похожий на маленького крокодильчика, средний палец. Не нарочно, правда, но Сяо-иши вдруг чуть улыбается, а потом сосредоточенно смотрит на прыгающие цифры.
— Пульс в норме, — удовлетворенно говорит он таким тоном, словно это его заслуга.
А потом.
А затем.
А после.
Он снимает с шеи стетоскоп и спокойно просит:
— Поднимите кофту, мне нужно вас послушать.
В этот момент у Ибо что-то перегорает в мозге, что-то очень важное, при этом кажется, что мозг переселяется ниже. Он сглатывает, встает и послушно задирает кофту. В кабинете прохладно, после уличной жары хорошо, но кожа мгновенно покрывается мурашками. «То ли еще будет, раздумывает Ибо, облизывая враз пересохшие губы, — то ли еще будет».
Сяо-иши ростом немного выше, поэтому Ибо смотрит снизу вверх, совсем чуть-чуть, но этого достаточно, чтобы ощутить себя… даже не кроликом перед удавом, кроликам удавы не нравятся ни как друзья, ни как потенциальные партнеры. А вот Ибо Сяо-иши определенно нравится, и желание просто узнать друг друга поближе плавно перетекает узнать друг друга как можно ближе, Сяо-иши, вы же доктор, смотрите меня всего.
Ибо кусает губы.
Штука, которую прикладывают к груди, холодит так, что на затылке волосы встают дыбом.
— Ох, извините, — Сяо-иши подносит металл ко рту и дышит несколько раз, однако смотрит прямо в глаза.
Ибо думает, что не выйдет живым после этого приема, потому что единственное, чего ему сейчас хочется, чтобы Сяо-иши, солнечный, красивый, чудесный, привлекательный, сексуальный Сяо-иши так же подышал ему рот. Искусственное дыхание не такая уж плохая вещь, если подумать.
Металл действительно становится теплее, и теперь Сяо-иши сосредотачивается на том, что слышит. Пульс бьется у Ибо в ушах, сердце колотится о грудную клетку, как птица в силках, но удержать себя не получается. Ибо дышит ртом, выдыхает медленно, вдыхает глубоко и размышляет, что в кабинете есть весомый недостаток: сюда забыли поставить кушетку, на которой можно было бы полежать вдвоем. Просто вдвоем.
Он не помнит даже, чтобы когда-нибудь хотел кого-то с такой силой. Хотел сразу и без остатка, полностью, в безраздельное владение. Почему-то Ибо не сомневается, что в постели Сяо-иши такой же, как на работе, а еще наверняка ласковый и отзывчивый. И громкий, он должен быть громким.
Потом Ибо поворачивается спиной, и реальность бросает в него кирпичом. На столике в углу, куда он не смотрел обычно, лежит забытая светло-розовая кофточка, а рядом стоит заботливо упакованная в фольгу посуда из-под обеда. Тарелки явно из дома: в кафе и ресторанах предпочитают пластик, а здесь надежная керамика, которую либо с собой берешь утром, либо приносит тот, с кем вместе живешь.
Чжань-Чжань.
Вероятно, Сяо-иши далеко не одинок, просто к каждому клиенту у него свой подход. Наверняка от Цзи-иши узнал о том, какой Ван Ибо безалаберный, и решил пойти ва-банк. Врачебная гордость вряд ли меньше, чем гордость айдола.
— Сяо Ван? — обеспокоенно зовет его Сяо-иши.
Ибо медленно моргает, он не сразу понимает, что осмотр закончен и можно опустить кофту. Он убирает было руки, но Сяо-иши останавливает и просит снова повернуться.
— Свежая царапина. Откуда?
— Скейтборд. — Было время с утра немного покататься до самолета, но неудачно зацепил сидение и проехался животом, даже футболка не спасла.
Сяо-иши качает головой.
— Постойте так.
Он вытаскивает антисептик и обезболивающий лейкопластырь. Аккуратно протирает ваткой царапину, лепит пластырь и осторожно его разглаживает, чтобы не причинить боль.
Руки у Сяо-иши теплые, словно и правда внутри у него солнце, бежит по венам-артериям и согревает всех, кто оказывается достаточно близко. Ибо бездумно перехватывает пальцы и чуть сжимает. Понимает, что сделал, через секунду, но Сяо-иши только выпрямляется и опять смотрит в глаза.
Ибо никогда особо не верил в надежду. То есть надеялся в детстве, что родители подарят ему лего или крутую машинку, но потом отказался от этого чувства, потому что знает — итог на сто процентов зависит от него. И все-таки сейчас надежда вспыхивает, как взрыв сверхновой: а вдруг, а может, ну пожалуйста…
— Сяо Ван, — тихо говорит Сяо-иши и на этом замолкает. Руку он по-прежнему не отнимает, и Ибо сжимает чуть крепче, а потом наглеет и переплетает пальцы.
— Извините, — хрипит Ибо. — Я просто… не знаю, не знал, что так… в первый раз так, клянусь, просто…
Он даже не боится слов, что выпрыгивают из его рта, прямолинейность живет в нем с детства, и смысла искоренять ее нет. Ибо жадно следит, как Сяо-иши чуть шире открывает глаза, будто пораженный этими словами, этим почти признанием, а следом вдруг успокаивается и улыбается нежно-нежно.
— Что же вы делаете, сяо Ван, — шепчет он.
— Я не знаю, — признается так же тихо Ибо и подается вперед.
Не для поцелуя, нет: прижимается лбом к чужому плечу, так и не выпуская руку. Теплая ладонь ложится ему на загривок, поглаживает круговыми движениями, и Ибо чувствует, как напряжение отпускает. Его не оттолкнули — его же не оттолкнули, правда? — и это самое главное, самое лучшее в этот момент.
Они стоят так минут пять, может, семь, а потом в дверь раздается деликатный стук, и слышится голос Юй-лаоши.
— Ван-лаоши, через час у вас съемка, а нам еще ехать. Вы закончили?
Слава небожителям, он не заглядывает, потому что иначе Ибо вцепился бы в Сяо-иши и не отпустил. А так можно тихо выдохнуть и признать, что Ван Ибо все-таки ответственный человек и любит свою работу.
— Вам пора, сяо Ван, — замечает ласково Сяо-иши, но почему-то смотрит грустно. Он освобождает руку и возвращается к столу, черкает что-то на стикере, а потом отдает его Ибо. — Это мой номер. Если вам станет плохо, можете мне позвонить, я подскажу, что принять.
Или приеду, но этого он не говорит, однако Ибо все прекрасно понимает.
— Благодарю, Сяо-иши, — церемонно кланяется Ибо, поправляет кофту и выходит в коридор.
Судя по неопределенному выражению лица Юй-лаоши, тот догадывается, что происходило в кабинете. Но это не важно, все не важно, потому что стикер с номером телефона крепко зажат в руке.
• ────── ۵ ────── •
Они не видятся больше месяца. Ибо занят работой, снова практически не спит, к тому же осень приходит слякотная и неприятная. Впереди опять съемки дорамы, на этот раз не очень длинной, всего на пятнадцать серий, но придется ехать аж в Харбин, где температура еще ниже.
Ибо тоскливо глядит на билеты. Из Харбина толком вырваться не получится, хотя у него запланированы пара рекламных фотосессий и DDU никто не отменял. Однако какое-то дурацкое предчувствие вгрызается в нутро противной мошкой, кусает и кусает, а прибить ее не получается. За пару дней до отлета он начинает шмыгать носом, устает больше обычного, и ощущение подступающей простуды убивает и без того отвратительное настроение.
Юй-лаоши в аэропорту долго смотрит на него, потом достает телефон и отходит в сторону.
Ибо не обращает на это внимания: кутается в куртку, намереваясь хоть немного подремать. Думать ни о чем не хочется, лучше бы вернуться в пекинскую квартиру и проспать часов двенадцать, а потом еще сутки валять дурака. Родители на день рождения подарили огромный набор лего, который так и стоит неоткрытым. На скейтборд пришли новые наклейки, шлемы надо бы протереть.
И еще позвонить Сяо-иши, чтобы таблетки подсказал, потому что старые перестали вдруг работать. По крайней мере, сейчас ни разу не помогают.
Номер Сяо-иши забит в телефон, Ибо иногда открывал его и думал позвонить, просто так позвонить, что-нибудь спросить, но в итоге не решился, а потом снова затянула круговерть работы. И вот теперь он здесь, в сентябре.
Октябрь!..
Ибо вяло моргает и судорожно пытается вспомнить число. Съемки начинаются первого октября, однако прилетают все за неделю, значит сегодня какое?.. Еще двадцать второе. У Сяо-иши день рождения пятого числа.
Ибо криво улыбается своим мыслям и натягивает съехавшую куртку на плечи. Харбин далеко от Пекина, слишком далеко, хотя можно попробовать подыскать подарок сразу, как прилетит на место. Сяо-иши его не поздравлял, но это нормально, Ибо и не ждал. Может, его не оттолкнули, но это не значит, что они стали кем-то большим, нежели врач и пациент. До этого еще долгий путь.
Юй-лаоши возвращается назад и обеспокоенно трогает лоб. Ибо даже не отмахивается от его руки, так знает, что температуры нет, он бы почувствовал, будь все иначе.
— Не горячий, уже хорошо, — Юй-лаоши садится рядом. Охрана тоже бродит поблизости, внимательно осматривает вип-зал. Фанатки облепили вход, однако сюда их никто не пропустит, можно немного выдохнуть. Впрочем, Ибо сейчас плевать, плевать буквально на все, даже на дораму, в которой вроде как будут гонки на мотоциклах по ночному городу.
До посадки еще три часа, и он все же умудряется задремать. Просыпается от того, что кто-то с грохотом падает в соседнее кресло. Ибо готов уничтожить наглеца одним взглядом, но замирает, когда видит Сяо-иши. Тот старается отдышаться, похоже, очень торопился: волосы растрепаны, лицо красное, очки немного сбились, курточка вот-вот выпадет из рук. Так странно видеть его не в белом халате, а в черной водолазке с высоким горлом и синих джинсах.
Прежде чем Ибо произносит хоть слово, голос подает Юй-лаоши.
— Прошу прощения еще раз, что выдернули вас из отпуска, Сяо-иши, — говорит он. — Однако сами понимаете…
— Вы... все объяснили, — выдыхает Сяо-иши и бросает многострадальную куртку на спинку. — Хотя это было неожиданно, и лучше бы вам в другой раз предупреждать меня заранее.
Ибо выхватывает из его слов ровно одну фразу: «в другой раз». Значит, другой раз будет, точно будет, определенно будет. Но еще, кажется, кто-то сказал об отпуске?
— Что это значит? — требовательно спрашивает Ибо у Юй-лаоши, потому что ни черта не понимает.
— По контракту мы имеем право взять Сяо-иши с собой как личного врача, — невозмутимо говорит Юй-лаоши.
— Что? — Ибо трясет головой. — Но Цзи-иши…
— В контракте с Цзи-иши такой строки не было. — Юй-лаоши достает бутылку с водой из своей сумки и делает глоток, прежде чем продолжает. — В новый договор с Сяо-иши мы добавили эту строчку с его согласия. Конечно, директор больницы также уведомлен об этом и поставил свою подпись под необходимыми документами.
Ибо на мгновение прикрывает глаза, иначе они определенно выпадут из орбит.
— Ван Ибо, — тише говорит Юй-лаоши, — агентство может позволить себе такое. Это раз. Никому больше не хочется, чтобы ты блевал на брюки Ван-лаоши или кому-то другому. Это два. Все понятно?
Ибо просто кивает, потому что сейчас может думать лишь о том, что Сяо-иши будет поблизости все два месяца, которые он проведет в Харбине. Рядом. Они будут жить в соседних номерах? Наверняка их поселят рядом, чтобы Сяо-иши в случае чего мог быстро среагировать и прийти на помощь. Ведь так? Так?
— Боюсь предположить, о чем ты думаешь, — бормочет Юй-лаоши совсем тихо-тихо и снова делает глоток. — Не сожри его.
Ибо нравится это слово. Сожрать. Да, примерно что-то такое он и хочет сделать.
Пока они ждут объявления посадки, Ибо может только улыбаться. Сяо-иши строго смотрит на него, трогает лоб, проверяет давление и пульс, а затем протягивает таблетку.
— Противовирусное на всякий случай, — объясняет он, а затем лично укутывает Ибо и даже отдает ему свой мягкий бежевый шарф ручной вязки. — Это для горла, держи его в тепле. Шарф не колется, честное слово, Лу-Лу специально подбирала мягкую пряжу.
Ибо старается удержать лицо, он умеет это делать, но Сяо-иши все-таки ему улыбается нежно-нежно и наклоняется к самому уху.
— Лу-Лу — моя подруга детства, старшая сестра, можно сказать. У вас, сяо Ван, такое странное выражение лица, когда вы ревнуете.
Ибо косится в сторону Юй-лаоши, однако тот безмятежно читает какую-то книгу на английском и ничего не слышит. Или только делает вид, но не важно, впрочем.
Сяо-иши теперь улыбается дразняще и вдруг подмигивает, а потом откидывается в кресле. Он кладет руки на подлокотники, накидывает куртку так, что рук не видно, и Ибо не сдерживается, опять обхватывает чужую ладонь, скрытую от посторонних глаз плотным нейлоном. В ответ чувствует теплое рукопожатие, так что уже без зазрения совести вновь переплетает пальцы.
Так они ждут объявления о начале посадки.
В Харбине идет противный холодный дождь, который частично отпугнул фанатов, но все равно Ибо добирается до машины бегом. Сяо-иши едет в другом автомобиле, так не хватает его тепла, однако Ибо взрослый мальчик и может дожить до гостиницы. Честное слово, он сможет.
Их номера действительно рядом, и Сяо-иши лично выбирает из меню диетические блюда, просит класть как меньше перца для Ван-лаоши, да и себе заказывает обычные баоцзы с капустой.
Ужин проходит в молчании. Ибо не знает, что думать, что сделать, он нервничает и выбирает либо поцеловать, либо начать серьезный разговор, однако Сяо-иши решает по-своему.
— Выпейте это, — велит он, протягивая маленькую таблетку. — Тоже противовирусное, но действует сильнее. И сразу ложитесь спать. Так и быть, я укрою вас одеялом и дождусь, пока вы заснете.
Ибо показательно надувает щеки.
— Я не ребенок, — ворчит он, однако таблетку глотает не жуя. Действовать лекарство начинает практически сразу: наваливается сонливость, сказывается еще усталость после долгого перелета, так что Ибо ползет в душ, натягивает пижамные штаны и забирается в постель. Сяо-иши, который за этим внимательно наблюдает, перестает волновать в тот момент, как голова касается подушки.
— Спокойной ночи, — шепчет ласковый теплый голос.
Ибо еще чувствует нечто, похожее на прикосновение губ к виску, а затем проваливается в сон.
• ────── ۵ ────── •
Съемки проходят на удивление бодро. Ибо ждал, что ему будет не очень комфортно, к тому же среди актеров практически никого из знакомых, но нет, находится молодежь, которая с восторгом отзывается о мотоциклах, так что Ибо с радостью поддерживает разговор.
Сяо-иши тоже иногда присутствует на съемочной площадке и помогает местным докторам. Чаще к врачам обращаются ассистенты и помощники, которые таскают реквизит, проверяют площадки, а иногда роняют на себя плохо установленное освещение или мотоциклы. Такие неприятности случаются на каждой съемке, в этом нет ничего удивительного. Но Ибо, когда видит, как улыбается Сяо-иши милой девочке, которая поцарапала пальчик, хочет подойти и то ли покусать девочку, то ли увести Сяо-иши на край света, где они будут вдвоем.
Ван Ибо собственник, кто бы мог подумать.
Он, конечно, несправедлив и к милой девочке-ассистентке, и ко всем остальным, потому что к врачам обращаются с действительно серьезными царапинами и ранами, когда требуется остановить кровь, потому что так работать дальше нельзя. Но все равно собственничество и ревность заключили соглашение и будоражат кровь, потому Ибо отдается съемкам еще сильнее.
Ночью, когда планируется снимать заезд уличных гонок, по сюжету запрещенных в городе, Сяо-иши тоже не спит, хмуро следит за подготовкой, а потом сам подходит к Ибо.
— Надеюсь, это безопасно, сяо Ван, — говорит он и поправляет на Ибо тонкую джинсовую куртку. Дует промозглый осенний ветер, несмотря на то, что еще только третье октября. Дождя, к счастью, нет. Заезд решили снять в первую очередь, чтобы потом не помешало внезапное ухудшение погоды, о котором предупреждают синоптики.
— Если что, Сяо-иши придет ко мне на помощь, — шутит Ибо.
— Просто вернитесь ко мне, — внезапно просит Сяо-иши и поспешно возвращается к коллегам, которые толпятся в стороне и тоже выглядят встревоженными.
На самом деле Ибо предлагали доверить эту работу каскадеру, но он отказался, потому что не собирается упускать возможность прокатиться самому, почувствовать мотоцикл всем своим телом, приручить опасного зверя и разогнаться так сильно, как позволит сценарий. Он любит это ощущение свободы, он не боится железного коня, который послушен его воле.
Ничего необычного, все в порядке.
Снимают в один заход, Ибо послушно гонит по заранее изученной трассе, обгоняет сериальных соперников и приходит первым. Вот и все, ничего не случилось, это было даже слишком легко, но адреналин кипит, и теперь он точно долго не уснет.
Когда Ибо поворачивается в сторону врачей, Сяо-иши среди них нет.
Позже выясняется, что тот дождался окончания заезда и, убедившись, что с подопечным все нормально, поспешил вернуться в гостиницу, чтобы заказать поздний ужин. Ибо узнает об этом намного позже, когда выцепляет Юй-лаоши и только что не трясет его, как грушу, ради ответов.
В номере Сяо-иши оказывается темно, в номере Ибо горит ночник, расправлена кровать, на столике теплый ужин — овощной салат и курица по-кантонски без грамма перца. Ибо перебарывает в себе желание ворваться в соседний номер и расцеловать этого невозможного человека. Обнять его и больше никогда не выпускать из объятий. Но он просто раздевается, идет в душ, а когда выходит обратно в номер, видит в кресле вольготно развалившегося Юй-лаоши.
— Наконец я могу немного выдохнуть, — говорит тот, пока Ибо ест салат. — Всего лишь надо было подыскать подходящего врача, и посмотри какие перемены. Правда, мне кажется, у тебя появилась вторая мать.
Ибо хмыкает, но ничего не говорит.
— Но ты видишь в нем не мать, — понятливо кивает Юй-лаоши. Он негромко вздыхает и улыбается вдруг устало, но вполне дружелюбно. — Возможно, и доктор тоже видит в тебе не совсем пациента. Вряд ли он каждому пациенту лично готовит обеды и ужины, да еще и десерты иногда.
Ибо чуть не давится курицей и ошалело смотрит на Юй-лаоши, а тот смеется.
— Он не просил сохранить это в тайне, я сам не говорил. Я спрашивал у него, есть ли на примете ресторан, а он сказал, что может готовить лично, все равно на себя готовит, может еще одну порцию сделать. А-Шань забирал твой обед и ужин каждое утро.
Желание ворваться в соседний номер становится лишь сильнее, и кажется, это опять написано у него на лице, потому что Юй-лаоши грозит пальцем.
— Не смей будить Сяо-иши, утром ему скажешь, что думаешь. Доедай и ложись спать, Ван-лаоши.
Вот только утром пересечься не получается, потому что Сяо-иши ни свет ни заря убежал куда-то по делам, а Ибо посмотрел расписание и понял, что пятого числа улетает на съемки в Чанша. Его роль на этот раз минимальна, но все равно необходимо присутствовать, вернется только ночью седьмого октября, а значит о подарке придется думать сейчас.
Сложно сделать подарок человеку, которого толком не знаешь, хотя вроде и проводишь рядом много времени. Однако вне съемок Ибо редко видит Сяо-иши, тот словно нарочно держится немного поодаль, но при этом улыбается все так же нежно и греет в самые нужные моменты.
И все же.
Ибо зарывается с головой в интернет, когда выдается свободная минутка. Он шерстит сайты с подарками, судорожно пытаясь придумать, что бы можно было подарить, и замирает, когда на сайте местного ювелирного видит кулон — золотого дракона, спрятавшего под брюхом золотое солнце.
Солнце.
В три щелчка Ибо заказывает кулон, подбирает цепочку и оплачивает доставку на имя Сяо Чжаня. Покупка совершена, так что в Чанша он отправляется с легким сердцем. Сяо-иши остается в Харбине, как договорились, ему мотаться по стране смысла особого нет, да и съемки продолжаются. И все равно Сяо-иши за полчаса до отъезда приходит в номер, но останавливается на пороге, закрывая дверь. Ибо уже собрался, почти оделся, он сидит на кровати и чего-то ждет, но Сяо-иши только смотрит горько и нежно. Он в линзах и оттого выглядит почти беззащитным.
— Что-то случилось?..
— Думаю, действительно ли нужен здесь. — Сяо-иши качает головой. — Я рад, что вы здоровы, сяо Ван, однако моя помощь…
— Я бы питался опять какой-нибудь дрянью без вас, — неловко шутит Ибо, судорожно соображая, что еще сказать. Он не думал, что Сяо-иши может тяготиться поездкой, в которой ему и правда нечем толком заняться, только помогать коллегам на съемочной площадке да изучать меню.
Сяо-иши опять непонятно молчит, а потом вздыхает.
— Я просто не думал… — бормочет он и трясет головой. — Нет, ничего. Удачного полета, сяо Ван.
Он открывает дверь, но Ибо едва ли не прыжком оказывается рядом. Что-то происходит, определенно, только не очень понятно. Поэтому Ибо предпочитает прямолинейность, чтобы избежать недомолвок и недопонимания.
— Сяо-иши, — тихо зовет он, удерживая рукой дверь, — Сяо-иши, расскажите мне, что вас тревожит.
Сяо-иши вновь оборачивается, и они оказываются буквально нос к носу. Ибо тут же прикипает взглядом к родинке под губой. Интересно, какая она на вкус? Гладкая? Шершавая? Сладкая? Он не понимает, что тянется вперед, но Сяо-иши встречает его на полпути, целует в уголок губ, лижет языком и вдруг усмехается, как самый хитрый гуй из Диюя.
Ибо смотрит на него круглыми глазами, а потом мстительно проходится языком по родинке, задевая нижнюю губу. Все-таки гладкая и отдает сладостью, как он и думал.
— Хороший мальчик, — шепчет Сяо-иши.
— Вы обещали меня потрогать, если я буду хорошим мальчиком, — хрипит Ибо.
— Разве я не сдержал обещание? — Сяо-иши прислоняется спиной к двери и смотрит лукаво. — Кажется, ваши легкие я проверил, как и обещал.
— Вы трогали меня этой штукой, а не руками, — возражает Ибо. Голова идет кругом, внутри все бурлит, и жажда прикоснуться вновь, наконец распробовать толкает на глупые поступки.
Вот только.
Время.
Стук в дверь раздается ровно в тот момент, когда Ибо готов послать к чертям весь мир. Сяо-иши удивленным не выглядит, вежливо отступает в сторону, когда дверь открывается, и на пороге возникает Юй-лаоши, за его спиной маячит охрана.
— Время, Ван-лаоши, — деловито напоминает он. — Идем.
Секунд пять Ибо обдумывает план: около Харбина протекает река, рядом лес, и труп можно вывезти незаметно. Но без Юй-лаоши Сяо-иши бы здесь сейчас не было, так что придется смириться и отложить… все.
Юй-лаоши едва заметно улыбается, как будто точно знает, чему помешал.
Ибо в этот момент ненавидит примерно весь мир, даже Сяо-иши, который точно рассчитал время, чтобы прийти.
• ────── ۵ ────── •
В Чанша время тянется ужасно медленно. Оказавшись в павильоне для съемок DDU, Ибо отбрасывает сомнения и звонит Сяо-иши, чтобы поздравить с днем рождения, однако абонент внезапно вне зоны доступа.
«Ладно, — думает Ибо, — хорошо». В конце концов, скорее всего Сяо-иши на съемочной площадке в каких-нибудь дебрях, где связь не ловит. Даже в столь просвещенный век хватает отдаленных мест, где можно остаться без доступа к интернету или звонкам.
Проблема в том, что и потом телефон недоступен, как будто Сяо-иши закинул мобильный далеко-далеко. А может, просто не хочет никого слышать. Да Чжанвэй в какой-то момент интересуется, все ли в порядке, потому что Ибо не расстается с телефоном ни на секунду. В конце концов его приходится отдать Юй-лаоши, потому что для встречи с гостями нужны свободные руки, а микрофон в зубы не возьмешь.
Съемки заканчиваются почти в одиннадцать, завтра нужно выезжать в поля, только Ибо весь извелся. У него нет ни единого варианта, как связаться с Сяо-иши, разве что поменять билет на шестое число, но он и так улетает поздним вечером, раньше просто вырваться не сумеет.
В двенадцать ровно, когда Ибо силится заснуть на жесткой кровати в гостиничном номере, раздается звонок.
— Извините, что разбудил, — шепчет в трубке ласковый голос. — Хотел пожелать спокойной ночи.
— Сяо-иши. — Ибо делает свет ночника чуть ярче и облегченно выдыхает. — Я пытался дозвониться до вас целый день, а вы были вне сети.
— Я знаю.
Нежный приглушенный смех взламывает грудную клетку без ножа и крючьев. Ибо почти задыхается, когда слышит его, он помимо воли представляет, как ловит этот смех губами, впитывает его всем существом.
— Все нормально? — голос не слушается, но Ибо не в том состоянии, чтобы задумываться.
— Да, — мягко отвечает Сяо-иши. — Сяо Ван… я получил ваш подарок.
Ибо задерживает дыхание. Он и сам не знает, чего ждет, только подспудно чувствует, что должно быть продолжение. Возможно, от кулона откажутся, возможно, спросят, зачем это, у них же деловые отношения, возможно, пожурят.
Но Сяо-иши, как обычно, поступает по-своему.
— Вы сами наденете кулон мне на шею, — все так же мягко шепчет он, словно мурлычет. — Я буду ждать вашего возвращения.
— Сяо-иши…
— Спокойной ночи, — ласково желает тот и, не дожидаясь ответа, отключается.
Ибо долго смотрит в желтоватый из-за света ночника потолок номера, а потом переворачивается и беззвучно кричит в подушку.
• ────── ۵ ────── •
Харбин встречает его мелкой противной моросью. К счастью, опасные сцены отсняты, а остальному дождь не помеха. Ибо, пока едет в гостиницу, пытается сделать вид, что его действительно волнуют съемки, но внутри все дрожит от волнения и желания как можно скорее увидеть Сяо-иши. Он не знает, что скажет при встрече, обычно действия говорят за него, только сейчас еще хочется и озвучить то, что чувствует. Хотя бы попытаться выразить словами, раз уж прямолинейность его конек.
Хотя кого он обманывает, конечно. Лучшим решением будет поцеловать, а дальше они разберутся.
Все идет не по плану.
Конечно не по плану, кто бы сомневался.
Фанаты на этот раз плевать хотели на погоду, их стало как будто больше, они стоят плотной стеной, держа наготове телефоны. Ибо стискивает ручку дверцы. Выходить сейчас нельзя, даже охрана не спасет от толпы, которая возомнила, что вправе распоряжаться его жизнью. Юй-лаоши пытается договориться с охраной гостиницы, но там на смене всего несколько человек, и их авторитета определенно не хватит, чтобы справиться с этим многоголовым шакальим отродьем.
Юй-лаоши опять кому-то звонит, потом снова и снова, и наконец Ибо слышит, как он бронирует номер в маленьком отеле на другом конце города.
— Сяо-иши, — вскидывается Ибо, — он же там!
— Я перекину Сяо-иши адрес, — сухо отвечает Юй-лаоши. Он показывает что-то на экране водителю, и тот, коротко кивнув, трогает машину с места.
Ибо откидывается назад. Его начинает мутить от происходящего; не то чтобы подобное происходит в первый раз, но неужели можно привыкнуть? Фанаты наверняка следуют за ними, бегут к своим машинам, только охрана Ибо давно научилась сбрасывать хвост. Разве что следящие маячки…
Сердце колотится громко и настырно, из-за резких поворотов тошнота волнами поднимается к горлу. Это еще не паническая атака, но ее преддверие. Ибо знает, Ибо это переживал, когда одного из ассистентов едва не задавили, а он, храбрый малый, грудью стоял и не давал сумасшедшему фанату проехать.
Даже не фанату.
Фанатику.
Ибо знает, что все крупные звезды с этим живут. Он тоже выживет, он не сломается, только нервы уже ни к черту, и кажется, все рекомендации Сяо-иши пойдут насмарку.
Каким-то чудом Ибо не выворачивает наизнанку в машине. Это происходит в номере, он едва успевает добраться до совмещенной ванной комнаты, где его тошнит желчью и мерзким кофе из аэропорта. Юй-лаоши помогает подняться и дойти до кровати. Он заметно обеспокоен — и зол, как все демоны Диюя, но даже он понимает, что полностью решить проблему с сумасшедшими фанатами не удастся. Имя им — легион, а Ибо слишком популярен, чтобы его не замечали и не жаждали разорвать на кусочки просто затем, чтобы хвастаться подружкам: смотрите, у меня есть кусочек Ван Ибо.
Ибо дышит как можно медленнее. Во рту мерзкий привкус, тошнота все еще где-то у горла, он лежит, но голова идет кругом. Он не знает, сколько так проходит времени, он потерялся даже в пространстве, где уж тут отследить минуты или часы? Перед глазами то и дело все расплывается, но Ибо страшится закрыть глаза, потому что будет темно, а он боится темноты, очень боится, в голове же не оставишь свет или не включишь телевизор.
В какой момент появляется Сяо-иши, Ибо не отслеживает. Скорее всего это просто выдумка, галлюцинация, такая желанная, но недостижимая мечта. Ибо хочет прикоснуться, чтобы убедиться в реальности, однако Сяо-иши тут же исчезает. Ибо протестующе рычит и пытается сдвинуть неповоротливое тело, но не успевает: Сяо-иши возвращается и помогает ему сесть.
— Я здесь, — шепчет он. — Все хорошо. Слышите, сяо Ван? Все теперь будет хорошо, тех людей наказала полиция, вы в безопасности, я о вас позабочусь.
Ибо льнет к теплым рукам, как к спасательному кругу, тянется на голос, к солнцу, что сияет внутри Сяо-иши.
— Давайте снимем кофту… вот так, да.
На мгновение становится темно, пока кофту тянут наверх. Ибо вздрагивает, всхлипывает помимо воли, и через пару мгновений его заключают в самые надежные объятия.
— Дышите, — говорит строгий, но ласковый голос. — Давайте. Вдох… выдох… Раз и два, раз и два. Вот так, молодец.
Ибо дышит. Он не сразу понимает, что на самом деле закрыл глаза, однако под веками не темно, там солнце, там улыбка Сяо-иши, и он тоже неосознанно растягивает губы. Страх понемногу отпускает, в голове проясняется — становится намного легче, и в конце концов он делает глубокий вдох.
Он открывает глаза и сразу видит сосредоточенное лицо Сяо-иши без очков. Тот смешивает что-то в стакане, но, замечая взгляд, чуть улыбается, хотя в глазах плещется вся тревога мира.
— Как вы себя чувствуете, сяо Ван?
— Как будто меня пожевали и выплюнули, — вяло шутит Ибо и щурится. — Когда вы приехали?
— Я выехал из гостиницы сразу, как мне скинули новый адрес. На такси получилось быстро добраться. — Сяо-иши протягивает стакан. — Выпейте, здесь в основном витамины и капля успокоительного. Юй-лаоши рассказал мне, что случилось. Я подумаю, как с этим можно бороться.
Вода сладковатая на вкус и здорово освежает. Сердце практически вернулось к прежнему ритму, и Ибо слабо улыбается.
— Спасибо, что вы здесь, — говорит он.
— Таково условие контракта, — отзывается Сяо-иши, пока убирает лекарства в сумку.
Ибо кусает губу. Он все еще чувствует слабость, поэтому едва не падает с кровати, пытаясь дотянуться до тумбочки у стены. Сяо-иши его ловит, и только сейчас Ибо замечает влажные пряди, замызганные края джинсов, надетую задом наперед вязаную зеленую кофту. У дверей брошены сумка и куртка. Судя по всему, Сяо-иши даже не заходил к себе в номер, сразу пришел сюда.
Ибо выдыхает через нос и дергает Сяо-иши за рукав кофты. Тот вопросительно приподнимает бровь, но послушно садится на край постели.
— Что такое, сяо Ван? Что-то болит?
— Нет. Спасибо, что помогли, — Ибо снова выдыхает и криво улыбается. — Редко встретишь врача, так радеющего за своего пациента.
— Но это же вы, сяо Ван, — просто отвечает Сяо-иши. — Такой юный, такой талантливый, такой искренний. Вы удивительный человек, сяо Ван, и я хочу быть всецело на вашей стороне.
Ибо не успевает ответить, как Сяо-иши встает и отходит к сумке. Он выуживает из бокового кармана дорогую даже на вид коробочку и возвращается обратно. Коробочку он протягивает Ибо, а сам поворачивается спиной и наклоняет голову, подставляя шею.
— Наденьте же кулон, сяо Ван, — глухо просит он.
У Ибо слегка трясутся руки, когда он вынимает золотую цепочку со сложным плетением. Дракон обнимает солнце, защищая его от любых невзгод, а солнце тепло блестит даже в свете ночника. Ибо подползает ближе, руки все так же трясутся. Ему кажется, будто он надевает кольцо на безымянный палец — или ошейник, но в любом случае Сяо-иши принимает все добровольно. С замочком приходится повозиться, пальцы кажутся пухлыми и неловкими, но наконец цепочка застегнута. Ибо еще касается теплой кожи, мимолетно гладит у кромки роста волос и отползает обратно.
Он почти забыл, что еще полчаса назад — или сколько прошло? — не мог пошевелиться. Теперь внутри сжимается пружина, его почти ломает от желания прикоснуться, присвоить, даже слабость кажется лишь эхом неслучившейся паники.
Сяо-иши поворачивается к нему. Кулон светится, как светятся его почти черные глаза. Ибо завороженно тянется вперед, но попадает вновь в крепкие объятия, а потом Сяо-иши изворачивается, и они падают на кровать.
Они лежат теперь на боку, лицом друг другу. Ибо тихо дышит, просто смотрит, опустив руку на чужую талию. Сяо-иши положил правую руку себе под голову, а второй мягко убирает челку со лба Ибо.
— Если бы я мог, — шепчет он, — лежал бы так вечно. Но вам нужно отдохнуть, сяо Ван. Я оставлю свет и включу телевизор, а вы спите крепко.
— С вами я буду спать крепче, — тоже шепотом возражает Ибо. Он стискивает чужую талию в попытке привлечь ближе, но Сяо-иши не двигается с места. Вместо этого тянется вперед и прижимается губами ко лбу. Ибо жмурится от неожиданности и чуть не стонет от разочарования, однако Сяо-иши медленно ускользает, как прекрасный сон.
Ибо хочет броситься вдогонку, только тело вновь наливается тяжестью, слабость возвращается победительницей и прижимает его к кровати неподъемным весом.
— Сяо-иши, — слабо зовет Ибо напоследок. Опять хмурится, а потом, как наскоро слепленный снежок, бросает в удаляющуюся спину: — Чжань-гэ.
Сяо-иши замирает. Он стоит так с минуту, но в конце концов подхватывает вещи и быстро уходит. По мнению Ибо, это напоминает бегство.
• ────── ۵ ────── •
Оставшееся время в Харбине сливается в один непрекращающийся день, наполненный моросью и окриками режиссеров. Единственными исключениями становятся встреча с коллегами в Чанша да короткие фотосъемки в Нанкине. Сяо-иши держится поблизости, рукой подать, но Ибо как никогда отчетливо видит высокую стену между ними. Стена не из кирпича, она серая, как дождь, сплошной монолит, и простирается до неба. Ибо не знает, чем объяснить ее появление, однако погода, съемки и вездесущие фанаты не дают толком вздохнуть. Силы придают теплые невесомые поцелуи, которые случаются, когда он почти засыпает. Ибо не уверен, сон это или явь, но теплые губы каждый вечер на мгновение прижимаются к макушке, к прядями, еще куда придется, и этого хватает, чтобы крепко спать всю ночь без сновидений.
В начале декабря они возвращаются в Пекин, где дороги вновь расходятся. Сяо-иши официально прощается еще в зале аэропорта, напоминает о соблюдении диеты, а потом уходит. Даже не оборачивается, хотя Ибо этого ждет.
Ладно, думает Ибо, номер телефона у него есть и стоит на кнопке быстрого вызова. Так что не все потеряно.
Затем начинается подготовка к Новому году, и Ибо теряется в днях. Запись концерта, запись DDU, реклама, песни, танцы, фокусы, улыбнитесь, вас снимает далеко не скрытая камера. Диета летит псу под хвост, туда же отправляются отдых и сон. Ибо загоняется так, что когда у него идет носом кровь, он минут пять смотрит на красные капли и не может сообразить, что же это такое.
Кровь, к счастью, останавливают быстро, он на всякий случай закидывается таблетками от простуды, ест витамины и дремлет в перерывах в машине. Новогодний концерт в этом году выпадает на выходные, так что зрителей ожидается много, но большинство выступлений записываются заранее. Ибо практически перестает спать, зато для рождественского концерта двадцать пятого декабря все равно выглядит бодрым и веселым, спасибо гримерам, которые спрятали пугающую бледность и синяки под глазами. Концерт проходит на ура, но Юй-лаоши выглядит ужасно взволнованным, когда Ибо, кое-как натянув повседневную одежду, вываливается из гримерки.
— Ты похож на мертвеца, — замечает Юй-лаоши, пока ведет его до машины у черного входа. — Уверен, что нормально себя чувствуешь?
— Устал просто, — отмахивается Ибо. — Отвезите меня домой.
Он спит целых пять часов, а потом снова едет на фотосъемку, затем на вторую, после надо записать рекламное обращение, штук пять, не меньше. Чем ближе новый год, тем больше забот у него, но к тридцатому декабря все долги розданы, так что можно выдохнуть ненадолго.
Или нет.
Потому что в ночь на тридцатое Ибо просыпается от того, что горит. Внутри будто разведен демонический огонь, по венам разлилась слабость, и он едва может вспомнить, где у него аптечка. Параллельно Ибо нажимает вызов, с трудом попадая по цифрам: тело противится любому движению. Длинные гудки сменяются хрипловатым после сна голосом через два удара сердца.
— Сяо Ван?..
Ибо открывает рот, но с ужасом понимает, что не может издать ни звука. Он что-то мычит, и — какое счастье! — Сяо-иши понимает, насколько все плохо.
— Скоро буду.
Ибо кажется, что проходит вечность, прежде чем щелкает замок на входной двери, а в комнату вбегает Сяо-иши. Ибо отстраненно замечает на чужой щеке след от подушки и опять проваливается в подобие сна, даже не задумываясь, как легко посторонний человек вошел в его квартиру. Он просыпается урывками, пытается сосредоточиться, однако мозг отказывается работать, он тоже горит вместе с сознанием и телом. Только когда его переворачивают на живот, оттягивают пижамные штаны и делают укол в ягодицу, Ибо проваливается во тьму окончательно.
• ────── ۵ ────── •
Снов он не видит, только черноту, но в этой тьме где-то высоко светит теплое солнце, которое не дает ему утонуть. Иногда ему хочется отпустить себя и позволить упасть на дно, однако солнце крепко его держит.
У солнца сильные горячие руки, каждое прикосновение как ожог, но это позволяет оставаться на плаву, несмотря на ехидное злое пламя и тяжесть в груди. Все его тело, кажется, весит, как Эверест или все горы Китая вместе взятые. Иногда солнце возвращает его в реальность, тогда оно светит ярче и выхватывает отдельные части общей картины: растворенные в воде таблетки, уколы, прохладное полотенце, особенно часто — мягкие поцелуи и тихий напевный голос. Слов не разобрать, однако Ибо идет на этот голос, как корабль во время бури на свет маяка.
Он не тонет.
Не тонет.
Не.
Тонет.
Когда Ибо медленно открывает глаза, на улице царит ночь. В комнате включен ночник, только даже он прикрыт двумя полотенцами, поэтому сохраняется приятный сумрак на грани с темнотой. И все же Ибо видит очертания предметов, видит, что в мягком кресле в углу, куда здорово забираться с ногами, чтобы протереть драгоценные шлемы, кто-то есть, видит, что этот кто-то дремлет, склонив голову и скрестив руки на груди.
Сяо-иши.
— С-Сяо… иши… — сипло шепчет Ибо. Слова цепляются за горло, не желают быть озвученными, и он с трудом проталкивает их сначала на язык, а затем на губы. — С-Сяо…
Сяо-иши по-прежнему дремлет, уткнувшись виском в уголок спинки. на нем вновь нет очков, отчего он выглядит совсем юным. Ибо собирает те крохотные остатки сил, что копились все то время, пока он плавал в океане тьмы, и зовет настолько громко, насколько позволяет зудящее горло:
— Чжань-гэ!..
Ласковое имя похоже на воронье карканье, однако это срабатывает: Сяо-иши вскидывается и каким-то образом оказывается у постели, Ибо не фиксирует его шаги. Просто вот Сяо-иши в кресле поднимает голову, а вот он уже рядом и обеспокоенно трогает лоб.
— Ч-что… — Ибо силится задать самый простой вопрос, только сознание снова начинает плыть, и он цепляется за ощущения. Рука Сяо-иши на этот раз прохладная, тепло спряталось в подушечках пальцев, где мелко бьется пульс.
— Сяо Ван? — негромко зовет его Сяо-иши.
Ибо заставляет себя вновь открыть глаза. У него болит все тело, но он на удивление чувствует себя... почти живым? Он привык не обращать на боль внимания, главное дальше работать, а синяки и царапины заживут сами. Более серьезные раны, конечно, лучше обработать, но потом он сразу выходит обратно на танцпол или съемочную площадку.
Ничто не должно мешать работе, она всегда во главе угла.
— Сяо Ван? — голос Сяо-иши доносится, как сквозь вату. Ибо цепляется за него снова и снова, однако не может удержаться и вновь соскальзывает в океан тьмы.
На этот раз забвение длится гораздо меньше, хотя когда он заново открывает глаза, тоже темно. На мгновение кажется, что он вернулся в прошлое: Сяо-иши все так же дремлет в кресле, прижавшись виском к углу спинки. Только руки теперь лежат на коленях. Ибо прислушивается к ощущениям и удовлетворенно кивает в мыслях: кажется, ему стало полегче, хотя тело все такое же неповоротливое, горло зудит, а внутренности обжигает пламя Диюя. Но как-то все равно… свободнее. Больше не кажется, что он готов упасть на дно без попытки спастись.
На этот раз Ибо сразу зовет:
— Чжань… гэ!..
Сяо-иши опять вскидывает голову и вновь неведомым образом оказывается рядом, зато теперь в приглушенном свете ночника Ибо видит огромные синяки и общий усталый вид. На мгновение ему становится даже совестно, но слабость сжирает это ощущение и удобнее укладывается на груди, растекается по телу вязкой массой.
— Сяо Ван?
— Чжань-гэ, — шепчет увереннее Ибо. — Ч-что… к-как-кое…
— Еще тридцать первое, — тихо отвечает Сяо-иши и берет его за руку. Замолкает на минуту, пока считает пульс, потом добавляет: — Ты вовремя проснулся, осталось минут пятнадцать до нового года.
Ибо слабо улыбается. Он прикрывает глаза, когда Сяо-иши уходит за таблетками, и думает, что проснулся и правда вовремя, жаль, родителям позвонить не получится. Не стоит их волновать попусту своим простуженным горлом. Или наоборот, размышляет Ибо. Возможно, как раз стоит позвонить, поздравить, потому что без звонка, без этой маленькой традиции мама будет беспокоиться вдвойне, а то и втройне сильнее.
Он послушно пьет все лекарства, глотает противную на вкус таблетку от кашля и успевает поймать Сяо-иши за руку, прежде чем тот уходит на кухню.
— Спасибо, — сипло шепчет Ибо. Он переплетает пальцы и улыбается уголком губ. — Я слышал, что... как встретишь новый год... так его и проведешь.
Сяо-иши тихо смеется, но руку не отнимает.
— Честно говоря, сяо Ван, меня не прельщает мысль, что вы будете болеть целый год. Будьте здоровы, пожалуйста.
— Об-бязательно, — Ибо улыбается в ответ так ласково, как может. — Но… — он медлит, подбирая правильные слов, — но, Чж-жань-гэ, я встречаю новый год с человеком, который мне нравится. Разве это плохо?
Сяо-иши молчит невыносимо долгие секунд десять, а потом тихонько вздыхает и чуть сильнее сжимает пальцы.
— Это хорошо, — шепчет он, — это очень хорошо, сяо Ван.
И целует.
В щеку.
— Это обещание, — негромко говорит он, предупреждая бессильное возмущение Ибо, — выздоравливай, пожалуйста, Бо-ди.
Ибо честно держит его руку и борется со сном, пока часы на телефоне не бьют двенадцать часов. В минуту первого он вновь сдается слабости и засыпает, успевая подумать, что все-таки не позвонит родителям.
• ────── ۵ ────── •
Постепенно болезнь отступает, день за днем сдает позиции. Родители, конечно распереживались, услышав сиплый шепот первого января, но Ибо заверил, что за ним присматривает личный врач, опытный и суровый.
— Спуску не дает мне, — сипит Ибо в трубку, пока Сяо-иши тактично гремит чем-то на кухне. — Я только сплю, пью таблетки и ем.
— Правильно, — одобряет мама. — Отдыхай. Иногда полезно ненадолго остановиться, а-Бо.
Третьего числа Ибо пытается самостоятельно добраться до ванной. Он идет медленно, держится около стены, но колени уже не подгибаются, как было вчера. До этого момента Сяо-иши буквально на себе его таскал, однако больше слабым выглядеть не хочется.
Сяо-иши, к слову, стоит в коридоре и внимательно следит за каждым шагом — оказывается, он в спешке оставил дома очки, поэтому приходится носить линзы, но так даже лучше.. Ибо то и дело косит взглядом, а потом не сдерживается и ехидничает:
— Вам понравилось меня водить под ручку?
— Кто знает, когда вам понадобится помощь, — невозмутимо отвечает Сяо-иши. — Вдруг вы сейчас дойдете и все, силы закончатся.
— Так не терпится залезть ко мне в штаны? — продолжает зубоскалить Ибо, а у самого начинают трястись поджилки. Все-таки он не до конца восстановился, так что этот поход напоминает восхождение на Эверест.
Сяо-иши хохочет и смотрит лукаво из-под ресниц.
— Неужели сяо Ван такой большой мальчик, что удержать можно только в четыре руки?
Ибо помимо воли заливается краской, уши обжигает смущением, зато внезапно появляются силы доползти до ванной и захлопнуть дверь.
Сяо-иши продолжается необидно смеяться, но загвоздка в том, что Ибо действительно приходится сначала отдышаться. Обратно он возвращается в гордом одиночестве и почти уверенным шагом, только что держится рукой за стенку, но это сущие детали.
С каждым днем он крепнет все больше, слабость съеживается, трусливо поджимает хвост и в конце концов убегает, забирая с собой температуру и кашель. Еще беспокоит насморк, но от него тоже вскоре останется напоминание.
Ибо, которому осточертело до чертиков лежать в кровати, седьмого числа встает достаточно рано и делает на пробу несколько движений. Тело вновь ему послушно, оно подчиняется каждой мысли, так что Ибо прыгает, разминается и вспоминает последний поставленный танец. Полностью повторить не получается из-за недостатка места — вот если бы кровать отодвинуть в угол и убрать тумбочку, то тогда все бы точно вышло! — а потом Ибо замечает Сяо-иши в дверном проходе.
— Смотрите! — он широко улыбается и делает оборот, но вместо одобрения слышит громко хлопнувшую дверь.
С минуту Ибо разглядывает ручку. Она до сих пор не утратила первоначальный, магазинный блеск, но оказывается, даже на ней есть потертости и маленькая царапина, которую не заметишь, если не приглядываться.
На всякий случай Ибо оглядывает себя, однако все в порядке, он даже одет прилично и вряд ли чем-то мог смутить Сяо-иши. Значит, дело в другом. Он идет через гостиную в гостевую комнату, переступает порог и замирает, когда видит, как Сяо-иши педантично складывает вещи на постели. Спортивная сумка у его ног открыта и пока пуста, но это вопрос времени.
— Сяо-иши, — непонимающе окликает его Ибо, — что случилось?..
— Судя по всему, в моем присутствии вы больше не нуждаетесь, — отрывисто отвечает тот, продолжая складывать футболку. Она уже была сложена, но, кажется, Сяо-иши необходимо занять руки.
— Почему… почему вы так считаете?
Сяо-иши замирает, делает глубокий вдох и наконец смотрит на Ибо. В его глазах гнев, он поджимает губы, кажется, сдерживая упреки. Ибо невольно выставляет щит, потому что не чувствует себя виноватым.
— Что я вчера говорил вам, сяо Ван? — обманчиво спокойным тоном спрашивает Сяо-иши.
— Постельный режим, — отвечает Ибо. — Но у меня сегодня тоже нет температуры, я себя отлично чувствую. И, честно говоря, мне осточертело лежать без дела. Слишком долгая остановка, время двигаться вперед.
— Неужели? — раздраженно фыркает Сяо-иши. Всегда такой спокойный, сейчас он похож на солнце с протуберанцами, на солнце, которое пышет гневом и способно сожрать всю галактику, не обращая внимания на то, что на одной из планет есть жизнь. — Мы вчера с вами обсуждали этот момент. Что сегодня вам еще необходимо отлежаться, потому что стоит дать слабину — болезнь вернется.
— Вы перестраховываетесь, — бросает Ибо. Он тоже начинает злиться, ведь сколько можно валяться в постели, он и правда себя отлично чувствует, он больше не тонет во снах. Тело затекло, тело требует движений. — Вы не понимаете, что я так больше не могу.
— Конечно, — ядовито тянет Сяо-иши. — Слава богу! — выплевывает он, складывая руки на груди. — Наконец-то я могу вернуться домой, нормально выспаться и не думать, как же вы здесь. Соберусь на дежурство без проблем.
— Хорошая мысль, — огрызается Ибо. Он разворачивается и выходит из комнаты, чеканя шаг, возвращается в спальню, где с размаху валится на постель лицом в одеяло. В груди клокочет неожиданно вспыхнувшее раздражение, он вздыхает, чувствуя в ногах знакомую слабость. Хочется свернуться в клубок и спрятаться под одеяло, сделать вид, что не было… Можно ли назвать это ссорой? Ибо умом понимает, почему Сяо-иши разозлился — они действительно вчера обговорили, что еще день необходимо провести в постели. Но утро выдалось солнечным, настроение было отличным, ноги сами понесли его в танец.
Так было всегда, с самого детства, он не может и не хочет противиться тяге танцевать, двигаться, спешить вперед, испытывать себя раз за разом не на прочность, а на талант. Сможет ли освоить прыжки с парашютом? Подчинит ли мотоцикл? Научится показывать фокусы? А вон то, то и то — сколько времени и терпения понадобится, чтобы довести новое умение до совершенства?
Да, на этот раз пришлось притормозить, потому что дошел до границы возможностей тела, но потерять еще сутки?..
Ибо вздыхает и переворачивается на спину. Он разглядывает белый потолок в надежде увидеть там правильный ответ, только крепнет подозрение, что правильного ответа в их ситуации не существует. Вместо этого память подбрасывает слова Сяо-иши о том, что он наконец-то нормально выспится, и Ибо вспоминает, как даже этой ночью Сяо-иши принес ему воду, потому что горло жутко пересохло. Угадал каким-то шестым чувством, пришел сам, кажется, сказал, что после таблетки всегда хочется пить — вечером растворил что-то тонизирующее и восстанавливающее силы, Ибо не запомнил название.
Во сколько это было? Часа два или три? Почему Сяо-иши не спал?
Чувство вины пробирается к сердцу мурлыкающей кошкой, у которой острые коготки. Не больно, скорее неприятно. Ибо трет глаза и рывком встает. Нужно поговорить, попробовать объяснить, сказать хоть что-то, потому что ощущение неправильности происходящего наваливается на плечи.
Впрочем, Ибо не успевает выйти за порог, как сталкивается с Сяо-иши. Тот выглядит жутко усталым, синяки под глазами никуда не делись. Всегда солнечный даже в гневе, сейчас он похож на хмурые облака, руки у него холодные, понимает Ибо, когда скорее машинально, чем осознанно сплетает пальцы.
— Извините, — первым говорит Сяо-иши. В тоне ни грамма эмоций, ни света, ни злости, словно кто-то щелкнул тумблером, — я не имел права говорить с вами на повышенных тонах. И вообще не имел права вам указывать, что делать.
— Я тоже виноват, — примирительно отзывается Ибо и подступает ближе. – Сяо-иши… Чжань-гэ, прости меня, пожалуйста. Ты устал, а я так обрадовался привычной легкости, что забыл все твои наставления.
Он ждет, что Сяо-иши начнет ехидничать, посмотрит лукаво из-под ресниц, однако ничего из этого не происходит. Как обычно, впрочем, но сейчас Ибо предпочел бы оказаться правым, потому что Сяо-иши только качает головой и негромко объясняет:
— Вы тоже правы, сяо Ван. Я действительно перестраховался и забылся. Я хотел посадить льва в клетку, чтобы его рана зажила окончательно, но Юй-лаоши не раз говорил, что вы не можете жить без движения. Вероятно, именно этого вам не хватает для полного выздоровления, а я не понял.
— В этом нет вашей вины, — заверяет Ибо. Сяо-иши кротко улыбается, а потом вдруг задумчиво хмыкает:
— Такое впечатление, будто мы семейная пара и только что преодолели первый кризис.
— Успешно преодолели. – Ибо подступает еще ближе, хотя чувствует, как от такого сравнения алеют уши. Но к демонам смущение, ему дали обещание в новогоднюю ночь, и он намерен его стребовать. Или… Он стоит с Сяо-иши почти нос к носу, тот смотрит неожиданно открыто, словно ждет чего-то. Ибо криво ухмыляется и целует.
В щеку.
— Это мое обещание, — говорит он, а внутри восторженно кричит, когда Сяо-иши вдруг сконфуженно моргает. Похоже, и его можно удивить. Ибо облизывает губы и стремится закрепить успех. — Кстати… Я был плохим мальчиком, а вы, помнится, обещали наказать меня, если я не буду соблюдать ваши рекомендации.
Сяо-иши молчит, смущенный и весь красный. Ибо смотрит вниз, смотрит на чужие руки в своих ладонях. Он хочет поцеловать каждый палец, но вместо этого поднимает правую руку Сяо-иши и припадает ртом к костяшке указательного пальца. Коротко лижет, потом переходит к следующей, доходит до костяшки мизинца, возвращается к большому пальцу — и проводит по нему языком, от ногтя до запястья. Раз, второй, третий, он вылизывает тыльную сторону ладони, не в силах остановиться, прикусывает верхнюю часть запястья, целует выступающую косточку и замирает, когда слышит странный приглушенный звук.
Ибо поднимает голову — Сяо-иши так прокусил губу, что кровь стекла на подбородок. Ибо не дает себе времени подумать: тянется, слизывает кровь и тут же отступает, потому что иначе он поцелует Сяо-иши, обязательно поцелует, залижет ранку, вылижет горячий рот, присвоит все, до чего потянется.
Что-то подсказывает ему — Сяо-иши не будет против.
Вспоминаются слова Юй-лаоши, его просьба не сожрать нового врача. Проблема в том, что Ибо хочет этого больше всего на свете, и он знает, что это взаимно, однако именно поэтому торопиться не станет.
Из мыслей его выдергивает незамысловатая ласка. Сяо-иши почти невесомо гладит по щеке левой рукой, проводит пальцами по линии челюсти, ведет по шее, а потом оглаживает кадык. Ибо громко сглатывает, когда Сяо-иши накрывает его шею ладонью, обхватывает пальцами, будто широкий плотный ошейник. Руки у него, наконец теплые, солнце опять ярко сияет, обжигает, но Ибо рад обжигаться снова и снова. Он тянется к этому солнцу с отчетливым намерением сгореть здесь и сейчас, если придется.
Но Сяо-иши убирает руку, с видимым сожалением высвобождает вылизанные пальцы из крепкой хватки и отступает. Он все еще смущен, шея красная, Ибо старается запомнить этот образ, чтобы вспоминать грядущими одинокими ночами, а Сяо-иши тем временем говорит:
— Что ж… я все же пойду собираться?..
Естественно, никуда он не уходит, потому что рот человеку дан не только для того, чтобы есть, но и чтобы говорить. В итоге они приходят к компромиссу: Сяо-иши остается до девятого числа, а Ибо возвращается в постель, однако имеет право выполнять в течение дня упражнения, главное не сильно нагружать только-только избавившийся от болезни организм.
Оставшийся день проходит в тишине. Ибо исправно пьет последние лекарства и немного занимается, Сяо-иши в гостевой комнате читает. Читал, по крайней мере, потому что когда в пятом часу Ибо заглядывает к нему, тот крепко спит.
На следующий день Ибо просыпается незадолго до завтрака. Он лежит несколько минут, прислушиваясь к звукам в квартире. Раньше стояла тишина, только бормотал телевизор в гостиной, создавая видимость чужого присутствия. Сейчас телевизор молчит, зато на кухне что-то шипит, тихо стучит нож о разделочную доску, слышны мягкие шаги. Скрипит дверца шкафчика, отодвигается стул, звенят случайно задетые стаканы. Можно даже различить бормотание Сяо-иши, если прислушаться сильнее.
Это все похоже на дом.
На настоящий дом, где всегда ждут, где примут любым, где обнимут в знак поддержки или протянут руку помощи.
Ибо сглатывает вставший в горле комок и на цыпочках пробирается в ванную, захватив свежую одежду. Его наверняка услышат, но это не важно, на самом-то деле. Просто не хочется привлекать внимание сразу же.
Когда с утренними процедурами закончено, Ибо идет на кухню. Стол почти накрыт: чай заварен, посуда расставлена, лишь тарелка с оладьями около плиты, и Сяо-иши ловко наливает в сковороду новую порцию теста. Сегодня он в знакомых домашних брюках, но майка — о, Ибо знает эту майку, потому что ее подарил давно один из спонсоров. Тот факт, что Сяо-иши надел его майку, заводит особенно сильно, так что Ибо в три шага преодолевает расстояние до плиты и прижимается грудью к выступающим лопаткам, обнимает со спины, удобно устраивая ладони на теплом животе.
Сяо-иши как ни в чем не бывало поворачивает голову и целует его куда-то во влажные после душа пряди.
— Доброе утро, — говорит он. — Извините, сяо Ван, я вчера так бесцеремонно заснул.
Ибо фыркает и опирается подбородком о плечо. Как будто это важно, главное, чтобы Сяо-иши выспался, а таблетки и самому выпить можно.
— Вы так заботитесь обо мне, Сяо-иши, — бубнит Ибо, вдыхая теплый домашний запах. Он не может пока дать ему названия, это просто дом, в который хочется возвращаться.
— И мне даже за это не платят, — шутит Сяо-иши. Он ловко переворачивает оладьи.
— Вам мало платят?
— Могли бы больше, но так и быть, я не стану с вас спрашивать плату за обеды и ужины.
Звучит, как шутка, наверняка это она и есть, но Ибо думает, что стоит проверить контракт. Сяо-иши, почувствовав его задумчивость, выключает плиту и поворачивается в объятиях, чтобы посмотреть в глаза.
— Что такое, сяо Ван, — по-лисьему хитро ухмыляется он, — обдумываете новую строчку в договоре?
— Думаю, что если вам мало платят, я могу расплатиться с вами и собой, — бездумно отвечает Ибо и скалится. — Как вам такой вариант?
Сяо-иши вдруг становится серьезным. По-настоящему серьезным, черты лица заостряются, а из глаз уходит ласковое солнце.
— Сяо Ван, — негромко говорит он, — вы же понимаете, что мои слова о контракте и деньгах только шутки, не больше, и что вы не обязаны отдаваться мне просто потому, что хотите таким образом расплатиться за помощь?
Ибо смотрит на него такого, вновь непривычного, и кивает. Он хочет сказать, что все понимает, конечно, он же не дурак, чтобы предлагать подобное всерьез. Если они окажутся в постели, то обоюдному желанию.
Вместо этого он делает предложение:
— Переезжайте… переезжай ко мне, Чжань-гэ.
Сяо-иши удивленно вскидывает брови и хмыкает.
— Вот так сразу? А как же цветы, конфеты, первый поцелуй на третьем свидании?
— Цветы и конфеты куплю, — реагирует Ибо и делает маленький шажок. Теперь они почти соприкасаются бедрами. — Свидание, кстати, уже четвертое, а поцелуя до сих пор не было. Как же так, Чжань-гэ?
Сяо-иши молчит бесконечную минуту, а затем решительно кивает.
— Вы правы, — мягко улыбается он.
Он ведет теплыми ладонями по предплечьям, ласкает плечи, шею и наконец осторожно обхватывает пальцами лицо.
И целует.
Целует по-настоящему.
Наконец-то.
Ибо издает облегченный стон. Он даже не думал, что так ждал этого, но вот они целуются, и внутри разгорается пламя, которое до этого светило ровным пламенем где-то в самом укромном уголке. Под ребрами становится горячо, колени подгибаются, Ибо хватает Сяо-иши за плечи, прижимается ближе и беззастенчиво стонет в поцелуй, потому что это так хорошо, так ярко, это даже не бабочки в животе, это что-то большее, обжигающее и как он до сих пор жил без этого знания.
Сяо-иши так чудесно прогибается в пояснице, когда Ибо неосознанно напирает, целует жадно, вылизывает горячий рот, трогает языком все — зубы, небо, чужой язык — и хочет еще, еще, еще. Это как воздух, словно он дышал суррогатом, а теперь ему дали распробовать кислород, от которого невозможно оторваться. Ибо не замечает, что стискивает плечи до синяков, впрочем, Сяо-иши не пытается вырваться, скользит руками по ребрам, кладет руки на спину и сминает свежую футболку.
Тарелка с оладьями остается жива каким-то чудом, потому что они едва не сталкивают ее на пол. К счастью, вовремя приходят в себя и в четыре руки отодвигают завтрак дальше от края. Ибо не знает, как выглядит, но подозревает что примерно, как Сяо-иши — раскрасневшийся, растрепанный, зацелованный.
У Сяо-иши припухли губы, он смотрит шало, но силится прийти в себя. Ибо не позволяет: обнимает тут же и кладет голову на плечо, пытаясь успокоить отчаянно бьющееся сердце. Сердце Сяо-иши тоже колотится громко, это лучший звук, самая прекрасная песня, Ибо хочет танцевать под эту мелодию примерно вечность. Жадный огонь внутри ненадолго усмирен, однако этот демон скоро потребует свое вновь.
Не то чтобы Ибо против.
Он очень даже «за» повторить и, возможно, пойти дальше.
— Бо-ди, Бо-ди, — ласково шепчет Сяо-иши… Чжань-гэ. — Почему же ты такой, откуда ты такой солнечный, такой яркий и жадный.
— Чжань-гэ будит во мне жадность, — тихо отзывается Ибо и целует в удобно подставленную шею, там, где бьется жилка. — Я жаден до Чжань-гэ, больше никого и не нужно.
Кулон на шее как будто светится сам по себе. Ибо накрывает его рукой, а сверху опускается ладонь Чжань-гэ. Они молчат какое-то время, потом Чжань-гэ вздыхает и чуть отодвигается, заглядывает в глаза.
— Ты уверен? — спрашивает он. — Бо-ди, ты уверен, что хочешь видеть меня в своей квартире постоянно? Я не такой уж хороший партнер, если честно. Невеста от меня сбежала.
— Потому что ты был предназначен мне, — ухмыляется Ибо и снова целует шею. — Я уверен, Чжань-гэ. Сразу и навсегда.
Сразу.
И навсегда.