Work Text:
Упаковка с хрустом и шуршанием разломилась на пластик и бумагу. Дик с сомнением посмотрел на обе половинки, сверился с инструкцией и запихал пластиковую подложку от сыра «Соберано» в правое из трех ведер. Оставалась яркая бумажная обертка.
— Берто! — закричал Ричард, задирая голову. — Альберто!
Одна из дверей в коридоре второго этажа приоткрылась, выпустив на темную деревянную лестницу шум южной марикьярской музыки, голоса и смех.
— Ну чтооооо?
— Куда выбрасывать бумагу? — смущенно, а оттого громко и грубовато закричал Дик.
— Там ведро с надписью «Бумага»!
— Как по-кэналлийски бумага?
— Синее, синее! — прокричали сверху. Дверь захлопнулась, приглушив музыку и снова отделив незадачливого дежурного по кухне от субботнего веселья.
— А бумага как все-таки? — спросил Ричард у затейливого узора на плитке пола. Тот устремился, изгибаясь, под стол и спрятался в тени скатерти.
Берто спустился минут через пятнадцать, отчего-то раскрасневшийся и веселый, одернул красную футболку, натянув ее на загорелый живот, отобрал у Ричарда пакет с апельсиновым соком и допил остатки залпом, перевернув его над головой. Сам пакет он скомкал и выбросил, не глядя, в большой мешок у двери.
— Подожди, — возмутился Дик, — надо же раскрутить, крышку отдельно, бумагу отдельно…
— Это фольгированная упаковка, — отмахнулся Берто. — Ее просто в смешанный мусор. Астрапова молния, вы что у себя там, в Манрике, мусор не сортируете?
— Я из Надора, — насупился Ричард. — Нет, у нас так не принято. А куда лампочки… Я поменял… И знаешь, там нужно развинтить колено под раковиной и почистить, но один я вряд ли справлюсь… Не поможешь?
— Помогу, — заверил его Берто, снова задрал футболку и вытер ее краем лицо. По смуглой щеке скользнул алый отблеск.
— Здорово! Спасибо! — обрадовался Дик. — Давай тогда…
— Но! — Берто запрыгнул на стол и теперь сидел там, болтая ногами и широко улыбаясь, — Не сегодня. Сегодня нельзя.
— Почему нельзя? — растерялся Дик. — Праздник? Как у гоганов? Нельзя работать?
— Нет, — поморщился Берто. — Нельзя сразу, сегодня. Мне так нельзя. Национальный менталитет, понимаешь, Надор? Не сегодня. Потом. Завтра. Маньяна.
— Маньяна, — бурчал Дик, рывками дергая огромный нежно-зеленый мешок с себя ростом по влажной после мытья мостовой в узком переулке Дидериха, самом популярном месте для студенческих резиденций в Алвасете. — Маньяна!
Мешок застрял краем между двух булыжников. Дик развернулся спиной вперед, пошире расставил ноги и с силой рванул его на себя. Нога скользнула по отполированному столетиями камню, и Дик непременно шлепнулся бы на задницу, поймав в объятия злополучный мусорный мешок, но тут случились сразу два совершенно непредвиденных обстоятельства. Первое — в совершенно пустом, как мог бы поклясться Дик, переулке кто-то громко и выразительно воскликнул «Каррьяра!». И второе — этот кто-то совершенно невообразимым образом почему-то оказался у Дика за спиной, точнее говоря, под спиной. То есть, Дик лежал на ком-то и крепко сжимал в руках лопнувший, разумеется, мусорный пакет. Спине Дика было горячо и мокро.
— Ой,— сказал Дик и зажмурился. — Созда… ой…
— Юноша, вас не затруднит с меня слезть? — осведомился приятный голос на талиг, но с мягким кэналлийском акцентом. — Надеюсь, вы понимаете, что это не вполне удобно?
Дик забарахтался, пытаясь встать, оперся обо что-то локтем, чем вызвал сдавленный вдох сквозь зубы и тихое кэналлийское проклятие, покраснел и беспомощно заскреб пятками по влажной мостовой — подошвы отчаянно скользили.
Незнакомец одним сильным движением поднялся вместе с Диком, поставил его на ноги и слегка встряхнул. Дик моргнул, отразившись в темных очках.
— Ой, — сказал он снова, разглядев влажное пятно на светло-голубой рубашке, — что же делать… подождите, пожалуйста, давайте, я сейчас выброшу ваш шадди, то есть, стаканчик, стаканчик, конечно, а потом мы зайдем ко мне, и мы вас переоденем, то есть, я хотел сказать, обсушим, это совсем рядом…
— Вы с ума сошли, юноша? — высокомерно осведомился незнакомец. — Куда это — к вам?
— Это не в смысле, что я приглашаю вас к себе, — заалел Дик, — то есть, я, конечно, приглашаю, потому что у вас затруднительное положение, и я…
— Полностью повинен в этом, — фыркнул кэналлиец и снял очки. Глаза у него были синие, как зимнее надорское небо, а может, так казалось из-за рубашки. Дик встал столбом, склонив голову к плечу и открыв рот.
— Юноша? — осведомился кэналлиец. — Вы намерены обсушить меня жаром дыхания?
— Я… — забормотал Дик, — я… Я сейчас, только одну минуту!
Он дернул злополучный мешок. Половина мусора высыпалась и разлетелась по мостовой.
— Никаких «Ой», юноша, — предупредил кэналлиец, решительно выбрасывая вперед руку. — Оставьте как есть. В конце концов мы здесь содержим вполне сносную службу уборки улиц, а пара проклятий на языке, которого вы даже толком не знаете, вам не навредит.
— Я учу, — пробормотал Ричард, — я на стажировке, моя группа…. Мы живем в резиденции с ребятами, вот здесь… Пожалуйста, примерно сто бье, вот эта дверь…
— И что же ваши однокурсники, — любезно осведомился кэналлиец, — их дела так же плохи, как ваши? Что у вас здесь, надорский квартал? Гетто?
— Нет, некоторые вообще хорошо говорят, Берто, он марикьяре, кошки, я забыл ключ… — Дик с таким неверием посмотрел на свой вывернутый карман, что кэналлиец закатил глаза. — Я сейчас позову, он услышит, — неуверенно сказал Дик, и чтобы не думать долго, поспешно заорал: — Берто! Альберто! Бертооооо!
Окно напротив с треском распахнулась, по мостовой разбежались солнечные зайчики. Почтенная эреа в папильотках прокричала что-то на кэналлийском и погрозила хрупким морщинистым кулаком в рыжеватых крупных веснушках, но разглядев стоявших, вдруг засмущалась и заулыбалась беззубым ртом.
— Ричард, ну ты что… — начал было Берто, пинком открыв дверь, уставился на человека за его спиной, вытаращил глаза и начал заикаться: — Ви…ва… вива, со…соберано…эс ун онор инкреибле…
— Ме ло имахино, — весело ответил кэналлиец, подталкивая Дика в спину. — Юноша, вы обещали мне помощь, и где же она? Я умру от простуды в мокрой рубашке!
— Так ведь жарко, — удивился было Дик, но быстро поправился: — Да, да, я понимаю, для вас эта жара привычна, наверное, вам даже прохладно. Проходите, пожалуйста, вот кухня, я только что все убрал… сегодня моя очередь убирать кухню… Я выносил мусор…
— Это мне уже хорошо известно, — с явным наслаждением ответил кэналлиец, устраиваясь на высоком кухонном табурете. — Берто, фуэра!
— Сссссссоберано, — шепотом ответил Альберто и мигом исчез.
— Я сейчас схожу за рубашкой, — сказал Дик. — Моя вам, наверное, не подойдет… но она сухая и чистая… вы не хотите выпить воды, жарко?
— Нет, — любезно улыбаясь, отказался кэналлиец. Он уперся подбородком в сложенные руки и теперь оглядывал кухню.
Дик покраснел и тихонько выругался, заметив на разделочной доске крошки и шкурку от хамона.
— Это ребята уже спускались, наверное, — забормотал он. — Я все убирал, честно, но кухня, здесь едят, и они все время… Вы не хотите шадди? У нас растворимый, я сейчас вам сделаю, вы же пролили свой…
— Нет.
— Может, хотите есть? Немного перекусить? Бутерброд с хамоном? Масла, правда, нет, но маргарин неплохой, из магазина Хуанес, это местная сеть, знаете, тут за углом…
— Нет.
— А… Ну, вы всегда так отвечаете? — Дик сжал руки в кулаки и попытался улыбнуться.
— Юноша, — кэналлиец совершенно не собирался облегчать ему задачу. — Если вы все же заставите себя сходить за обещанной мне рубашкой, слова “нет” вы не услышите.
— Я сейчас… Сейчас!
Дик бросился вверх по лестнице, ступеньки заскрипели под его весом. Сверху спускался Арно, смеясь и накручивая вьющуюся в кэналлийской влажности тугими кольцами прядь волос на палец.
— Ричард, — звонко выкрикнул он. — Берто несет какую-то чушь, сказал, что ты… А, — он осекся, посмотрев с середины лестницы вниз, в холл, плавно переходящий в кухню. Кэналлиец приветливо улыбнулся и слегка приподнял бровь. — Прошу прощения, — совсем другим тоном закончил Арно, почему-то развернулся и пошел обратно вверх по лестнице. Дик побежал за ним.
— Я выносил мусор, — торопливо заговорил он. — Смешанный. Я не уверен, что правильно понял, как по-кэналлийски бумага…
— Какой мусор, Ричард, — зашептал Арно, — ты что, ослеп?..
— Нет, я видел, что там разными цветами обозначено, — обиделся Дик, — но я же не знаю, какой для чего… Пусти, мне надо взять сухую рубашку!
Переодевался кэналлиец медленно и даже несколько рисуясь — неспешно расстегнул пуговицы на мокрой голубой рубашке, прилипшей к телу, небрежно обтерся и отшвырнул ее в сторону, на пол. Дик зачем-то поднял, держал ее в руках и не знал, что делать дальше. Рубашка пахла горьковатым запахом моря и сосновой смолой. Его собственная, белая, кажется, отцовская, со старомодно крупными манжетами на пуговицах и таким же крупным воротничком, была кэналлийцу заметно широковата в плечах. Тот погляделся в тщательно протертый Диком полированный кухонный шкаф, рассмеялся, закатал рукава и расстегнул верхнюю пуговицу так, что рубашка сползла с одного плеча.
Дик залился тяжелой алой краской смущения и стоял, не зная, ни куда деть собственные глаза, ни что делать с чужой рубашкой, благоухавшей у него руках.
— Благодарю, юноша, мне не часто удается поразвлечься, как великим правителям Юга в древности, заходя в дома простых горожан. Алва-ар-Заллах, основатель нынешней династии, часто вел себя подобным образом. Слыхали о таком?
— Да, да, я читал… В переводе, — начал было Дик. В горле пересохло, и он мучительно закашлялся.
— Я позвоню, — весело сказал кэналлиец, быстрым движением склонился сначала к одной, потом к другой щеке Дика, спрыгнул с табурета и… ушел.
С трудом переставляя задеревеневшие ноги, Дик дошел до дверей и проверил, что она закрылась — в конце концов, у ребят много ценных вещей, книги… Даже есть велосипед.
Вечером, когда длинные тени платанов доползли до окон резиденции и перекрыли, наконец, путь палящему зною, Дик валялся на кровати в своей комнате и зубрил грамматику, тщательно проговаривая окончания. Сердце его сладко обмирало, когда он представлял, как однажды снова встретит совершенно случайно где-нибудь невысокого синеглазого кэналлийца вновь и поразит его беглой речью… В том, что ни рубашка, ни запонки с драгоценными камнями тому не нужны, и он за ними не вернется, Дик почему-то не сомневался.
Стукнула дверь. Берто с таинственным лицом шагнул в комнату. За его спиной маячили Арно и привычно скептический Валентин.
— Ричард, — торжественно начал Берто. — Тебе соберано оставил сообщение, назвался Рубеном Аррохадо и велел позвонить ему в Паласио де Альборадо…
— Его зовут Рубен? — спросил Дик, почувствовал, что жарко краснеет, и смутился.
— Его зовут Рокэ Алва, соберано Кэналлоа, — скучным голосом разъяснил Валентин, а Арно почему-то ткнулся лбом в дверной косяк. — Но он предпочел назваться Рубеном. Рубеном Аррохадо.
— А… откуда вы знаете? — растерянно спросил Дик.
— Чтобы я не узнал голос соберано! — возмутился Берто.
— И ты бы узнал, Ричард, — добавил Валентин. — если бы слушал те Изломные речи, по которым нам преподавали фонетику еще в Олларии.
— Как это… — пробормотал Дик, отчаянно сжимая книгу. Корешок неприятно скрипел. — Как… и что же делать?
— То, что тебе велели. Позвонить, — рекомендовал Валентин. — Телефон внизу, у зеркала. Мы все останемся наверху.
— Но… — начал Арно.
— У нас много заданий, — прервал его Валентин и пошире распахнул дверь. Под его убеждающим взглядом Арно и Берто вышли из комнаты понуро, как провинившиеся школьники.
Дик упал спиной вперед на кровать, накрыл лицо книгой и застонал.
* * *
Стирка размочила пальцы, оставив на них складочки и морщинки, от утюга шел горячий пар, и Дик поминутно отскакивал от одолженной у Валентина светло-лиловой гладильной доски, чтобы не залить рубашку потом, обильно капавшим со лба. В клубах пара, пахнущего так и не отстиравшимся запахом сосновой смолы и моря, плясали кэналлийские кошки-дуэнде и усмехался синеглазый кэналлиец Рокэ Алва. То есть, Рубен Аррохадо, конечно, неизвестно, с чего ребята вдруг решили так над ним подшутить, будто он не понимает — невозможно так просто взять и встретить соберано Кэналлоа прямо здесь вот, в переулке Дидериха, в старом квартале за рыночной площадью.
Утюг остывал. Отглаженная рубашка голубела на доске. Отговорок больше не было. Дик решительно сжал челюсти и направился было вниз, к телефону, но на середине лестницы замер, постоял немного, бегом вернулся на второй этаж и взволнованно заколотил в соседскую дверь.
— Берто! Альберто! А как по-кэналлийски будет «бумага»?