Work Text:
Чжоу Цзышу проснулся в темноте, вздрогнув, тяжело дыша.
Он не слышал ни пения птиц, ни мерного звука шагов на улице, так что утро, должно быть, еще не наступило. Его меридианы пульсировали; ци пробиралась по ним медленно, с трудом, и его конечности были как будто сведены судорогой, точно белье, которое прачка, чтобы отжать, выкрутила слишком сильно. Глухая боль в его груди не пронзала его изнуряюще, словно острые иглы, как это было в час быка, и это означало, к счастью, что скоро восход.
- Лао Вэнь? – позвал он нерешительно и сразу почувствовал себя глупым из-за этого. Вэнь Кэсин, должно быть, давно ушёл в свои комнаты по соседству и лёг спать.
Во рту было сухо, словно его набили хлопком, и голова болела от похмелья. Он осторожно поднёс к носу рукав своих нижних одежд. По крайней мере от него не несло алкоголем. Наверное, он вымылся или надел новые одежды для сна; его память была точно изрешеченная дырками простыня, и он не в силах был толком вспомнить предыдущий вечер.
Его глаза почти привыкли к темноте, и он выбрался из постели, со стоном волоча свое истерзанное болью тело к низкому столу, чтобы хотя бы попытаться медитировать. Слуги оставили миску сушеного арахиса, когда убирали посуду прошлой ночью, и он закинул один себе в рот. Арахис был отвратительно безвкусным, словно повар забыл его посолить. Неважно. Попробуй он сейчас съесть что-то более существенное, его желудок этого не вынесет.
Приняв позу лотоса, он снова закрыл глаза и сосредоточился на течении ци в собственном теле. Он выждет, пока гвозди успокоятся, и наступит утро.
--
В комнате ещё было темно, когда он снова открыл глаза, хотя прошло по крайней мере четыре часа. От долгого сидения в одной позе его ноги онемели, но гвозди больше не дрожали, а меридианы не вспыхивали болью. Что ж, рассвет.
Онемение покалывало его ноги, словно маленькие иглы, когда он встал, чуть покачиваясь, чтобы распахнуть окно и посмотреть на улицу внизу. Когда многоцветье рынка показалось ему выцветшим, словно он смотрел сквозь потревоженные воды реки, волосы на его затылке встали дыбом от тревоги.
- Лао Вэнь, - позвал он снова, напряжённый, как и раньше утром, и его голос звучал словно из-под толщи воды. – Лао Вэнь!
Дверь в его комнату открылась с далёким глухим звуком, и на его плечах оказались руки, удерживающие его прямо.
- В нормальной ситуации мне польстило бы, что ты так отчаянно зовёшь меня из спальни, А-Сюй. – Вэнь Кэсин говорил шутя, но голос его был тихим и ровным, и Чжоу Цзышу теперь знал, что это означает тревогу. – А-Сюй, что такое?
Это начало конца, подумал Чжоу Цзышу с паническим отчаянием, поднимавшимся из глубин его существа, точно стайка вспуганных птиц.
А потом он моргнул, и чёрные точки постепенно исчезли с периферии его зрения, и цвета нехотя вернулись в этот мир, словно художник добавил краски к наброску. Он чувствовал тёплое дыхание Вэнь Кэсина на своих щеках. Вэнь Кэсин заметил, как он расслабился, но продолжил держать его за плечи, помог ему опуститься на пол возле низкого стола.
- А-Сюй, - снова позвал Вэнь Кэсин, - что случилось?
Чжоу Цзышу дал волю собственным эмоциям, впитывая мелодию голоса Вэнь Кэсина, как страдающий от жажды глотал бы воду. Потом он закрыл глаза, приказал своему сердцу уняться и глубоко вдохнул.
Он не мог позволить Вэнь Кэсину узнать о гвоздях по той же причине, по какой Вэнь Кэсин стремился скрыть, кем был на самом деле. Расстояние и маски делали всё безопасным, перила на мосту через пропасть, дна которой нельзя было разглядеть. Он отодвинул прочь от себя тихий голос, который в глубине его головы говорил ему прыгай всякий раз, как Вэнь Кэсин прикасался к нему.
- Я… это мои внутренние повреждения. Отчего-то разыгрались, – сказал он хриплым, ровным голосом. – Не нужно беспокоиться. Я в порядке.
Вэнь Кэсин нежно провёл кончиками пальцев по щеке Чжоу Цзышу, чтобы тот поднял на него взгляд.
- А-Сюй, тебе становится хуже? Ты ведь скажешь мне, если тебе будет хуже, правда?
Чжоу Цзышу взял Вэнь Кэсина за запястье и опустил его руку. Покачал головой.
- Я скажу, - солгал он.
--
С каждым днём ощущения не возвращались всё дольше. Он не повторял больше своей ошибки и не звал Вэнь Кэсина снова.
--
Прошли дни, а потом неделя, пока однажды ночью они не оказались в схватке с разбойниками, кричавшими что-то о Чэнлине, о кристальной броне, и Чжоу Цзышу пошатнулся на ногах, которые ничего не чувствовали уже два дня. Он поднял взгляд и увидел ужас в глазах Вэнь Кэсина, а потом опустил его снова, к испачканной алым ране от ножа поперек своего живота, боль от которой он не мог почувствовать.
Лицо Вэнь Кэсина внушало ужас, на нём было написано что-то беспощадное, словно у бешеного пса, и последним, что Чжоу Цзышу увидел, прежде чем погрузиться в темноту, было распоротое его веером горло главаря нападавших. Он закрыл глаза и услышал крики.
А потом холодные пальцы Вэнь Кэсина в темноте взяли его за запястье, и он почувствовал, как вторая рука обвилась вокруг его талии, и Вэнь Кэсин потащил его обратно на постоялый двор.
Чжоу Цзышу больше не чувствовал его запаха.
Он не чувствовал запаха Вэнь Кэсина, не чувствовал его даже тогда, когда они вместе стояли, замерев, на его балконе, и тёплый свет комнаты прогнал чёрный дым, заволокший глаза Чжоу Цзышу. Вэнь Кэсин усадил их обоих на постель. Он был так близко; его руки были на его запястье и талии, держали крепко, но даже ровный ритм его пульса доносился словно издалека. Чжоу Цзышу чувствовал себя кораблем, который относили прочь волны.
- А-Сюй, твоя рана…
- Мне нужно почувствовать тебя, - быстро проговорил Чжоу Цзышу, его язык был слишком большим и неповоротливым для его рта, - позволь мне…
Пальцами, в которых ещё покалывало, он схватился за ворот мягких шёлковых верхних одежд Вэнь Кэсина, которые для подёрнутого мглой зрения Чжоу Цзышу были больше не мягкого цвета ивовых листьев, но тусклого цвета пепла. Вэнь Кэсин безропотно наклонился вперед, позволил Чжоу Цзышу спрятать лицо в изгибе своей шеи и глубоко вдохнуть.
Он едва ли мог почувствовать запах цветочного парфюма Вэнь Кэсина, словно он зашёл в комнату, которую тот покинул несколькими минутами ранее. Сложная смесь вины и облегчения и Вэнь Кэсина, чьё имя замерло в его горле влажным комом и пролилось слезами, тёплыми и бесформенными, заставившими Вэнь Кэсина гладить его по волосам и мягко поцеловать его в макушку так, как, Чжоу Цзышу запоздало понял, он всегда хотел, чтобы тот сделал.
Вэнь Кэсин просто держал его, не говоря ни слова, это было совсем на него непохоже, до тех пор, пока Чжоу Цзышу не взял себя в руки и не вытер слёзы рукавами своих одежд.
- Мои органы чувств отказывают, Лао Вэнь, - сказал он хрипло и прямо и, наверное, немного жестоко. Он прервался и глубоко вдохнул. Вэнь Кэсин замер, не говоря ни слова, в его распахнутых чёрных глазах были преданность вперемешку со страданием, при виде которых всё существо Чжоу Цзышу затопило жгучим стыдом. – Я умираю.
Вэнь Кэсина словно кипятком обожгло. Чжоу Цзышу отчаянно хотел, чтобы маска бессердечности, которую он носил однажды как глава Тянь Чуан, была на нём сейчас, если бы только она могла приглушить пронзающую его сердце боль, которая мучила его сейчас. словно восьмой вбитый гвоздь.
- Я люблю тебя, А-Сюй, - вдруг выпалил Вэнь Кэсин, словно эти слова выбило из него вместе с дыханием, - боги, я люблю тебя.
- Ты не можешь, - сказал Чжоу Цзышу прежде, чем успел обдумать ответ. – Ты заслуживаешь кого-то лучшего, чем призрак.
Руки Вэнь Кэсина оставили волосы Чжоу Цзышу и вцепились вместо этого в ворот его одежд так, словно, если бы он мог привязать его к себе, время бы помиловало Чжоу Цзышу. Он засмеялся, влажный звук, похожий больше на рыдания.
- Тогда это делает нас обоих призраками. Что за обречённую пару мы составили!
Он вздохнул. Чжоу Цзышу почти заплакал снова при виде его покорно опущенных плеч.
- Если я не могу любить тебя, позволь мне хотя бы позаботиться о тебе.
Одна из его рук оказалась прижата к ножевой ране Чжоу Цзышу через его одежды. Чжоу Цзышу почувствовал, как та затягивается от благословенно прохладной ци, заполнившей его меридианы.
- Это из-за гвоздей в моей груди, - услышал он собственный голос. – По одному для каждого моего меридиана, кроме последнего. Я вообще не собирался тебе говорить.
Рука Вэнь Кэсина замерла над животом Чжоу Цзышу. Он накрыл своей ладонью другую руку Вэнь Кэсина, всё ещё сжимавшую ворот его одежд, и мягко повёл её вниз, распахивая их так, что шрамы от двух верхних гвоздей стали видны. Рука Вэнь Кэсина лежала ровно поперёк его груди.
- Почему я зову тебя своей родственной душой, Лао Вэнь, - продолжил Чжоу Цзышу, - если ты никогда не сможешь быть моим?
- Я могу быть твоим, А-Сюй, - прошептал Вэнь Кэсин совсем рядом.
- Я причиню тебе боль, - сказал Чжоу Цзышу с колотящимся сердцем. Он закрыл глаза, когда Вэнь Кэсин толкнул его на постель, и его руки всё ещё были на его животе и груди.
- Делай, как хочешь, - прошептал Вэнь Кэсин напротив его губ и поцеловал его.
--
Утром Чжоу Цзышу проснулся в объятьях Вэнь Кэсина, но не мог почувствовать тепла чужих рук.