Work Text:
Лицо у матери Жизели походит на промасленную голову темного ривейнского сыра с плесенью, обтянутую тканью. В орлейской армии такие преподносят шевалье как — взятку — подарок.
Мать Жизель пахнет церковными благовониями: ладаном и маслами от нее несет просто будь здоров, аж глаза слезятся. То-то Павус от нее шарахается — мать Жизель как ходячий семейный склеп, да еще и наставления читает.
— Я давно за вами наблюдаю, Блэкволл, — мурлычет мать Жизель, подхватывая его под локоть и впиваясь, как почтовый ворон в кожаную перчатку — не стряхнуть. — Вы набожный человек. Молитесь, часто бываете на службах.
Часто бывает он только в скайхолдском саду. Но кто ж виноват, что мать Жизель облюбовала его себе под гнездо.
— А я ведь все вижу: у вас на плечах тяжкий грех, который нужно замолить перед Создателем. Но вы все молчите и не делитесь им даже на исповедях. Как же Церковь поможет, если даже не знает, куда смотреть?
— В дела Серых Стражей ей смотреть и не нужно, — ворчит Блэкволл и дергает локтем, но мать Жизель только хватается еще крепче. Не успел убраться подальше, вот же пропасть! — Они не для исповеди, госпожа. И не для ушей посторонних.
Если она ко всем так назойливо сует нос за пазуху, то не удивительно, что Павус по вечерам отлеживается в таверне да за винцом — не иначе как столкнулся на лестнице лишний раз.
— Гордыня, Блэкволл, вот что в вас говорит вместо истинных слов, которых ждут Создатель и невеста его Андрасте, — напирает мать Жизель. И от ее цепких пальцев, похоже, нужна броня попрочнее. Стеганый поддоспешник уже не спасает. — Ибо Церковь не может быть посторонней. С благословения Андрасте она — мать и отец всему сущему, та, к кому мы приходим, когда оступились.
Оступился пока Блэкволл только на лестнице — и то, потому что идет быстро, а мать Жизель за ним никак не успевает. Но и отставать все никак не желает.
И ведь что-то же ей от него понадобилось, раз каждое утро покоя не дает. Да какой там Церкви с него толк? Сколько весит слово последнего в Орлее Серого Стража? Много даст его поручительство, когда будут выбирать новую Верховную Жрицу?
Ну нет, один раз в политику уже влез, хватит.
— Вы слушаете меня, Блэкволл?
— Прости, госпожа, после твоих слов многое пришло на ум.
— Так поделитесь же своими мыслями с Создателем! — разве что ногами не топает.
Стражники у ворот тронного зала старательно косят по сторонам. Ну как точно не в первый раз тут такое. Спросить бы Павуса, каким вином он запивает все эти проповеди, вдруг подскажет что.
— Если вам так тяжело говорить, начните с простого: напишите, — продолжает мать Жизель. — Расскажите бумаге, а мы поделимся с Ним вашими заботами сами.
Ну да, как же, сегодня же Блэкволл зайдет к писчему и надиктует нечто вроде:
«Дорогой Создатель!
Не отвлекает ли тебя Церковь своими настойчивыми молитвами от благочестивых дел с невестой твой Андрасте?»
А потом отнесет матери Жизель — зачитать вечером на службе, — и сядет ждать ответа. Вот уж признание так признание, Создателю точно понравится. К тому же, Блэкволла это и правда заботит: Хиира еще как обрадуется, если от орлейской знати, постоянно требующей внимания, можно будет отговориться волей Создателя.
И никто ее больше не вытащит из покоев посреди ночи. И посреди дня. И утром — с лежака на втором этаже конюшен.
Пожалуй, можно даже добавить куплет в Песнь Света.
— Прости, госпожа, Вестница вызвала мне к себе. — Блэкволл указывает на ристалище во внутреннем дворе. — Я должен идти.
Мать Жизель только вздыхает:
— Как пожелает Вестница. — Она, наконец, отступает. Кажется, по каменному полу тронного зала застучали кованые сапоги Павуса. Ну держись, бедняга. — Подумайте о моих словах, Блэкволл, — бросает она на прощание.
А во внутреннем дворе, на ристалище, снова поединок: Хиира сошлась с Железным Быком. Отмахали тяжелыми молотами, в двух местах проломили ограду, вот-вот пообломают мечи, скинут доспехи и пойдут в рукопашную.
Блэкволл спускается по каменной лестнице и присоединяется к солдатам. Болеют — кто за кого, и радостно вопят, как малые дети, когда Хиира и Железный Бык припадают к земле и наклоняют головы.
Навряд ли всерьез решили бодаться.
«Всеведущий Создатель!
Бывало ли так, что у всеблагой невесты твоей Андрасте случался зуд, и вы ничем не могли его унять?»
У Хииры иногда чешутся рога. Приходится снимать металлические наконечники и накладывать вместо них припарки. Или чесать об стены.
«Премудрый Создатель!
Любит ли благословенная невеста твоя Андрасте зажевать цветы перед ужином?»
Хиира — любит. Особенно, как подзавянут: объедает, начиная с зеленых стеблей и листьев, а потом долго растирает меж зубов лепестки.
Блэкволл находит это бесконечно очаровательным.
Ведь в саду-то мать Жизель в него и вцепилась: Блэкволл по утрам собирает ей букетики горных трав и цветов, пока преподобные матери читают заутреню.
Хиира и Железный Бык расходятся в стороны, закончив поединок. Она находит глазами Блэкволла и, широко улыбнувшись, перебрасывает на плечо толстую, туго заплетенную белую косу. На пушистом белом конце звенят металлические крючки.
Свою косу Хиира не гнушается использовать и в бою.
«Милостивый Создатель!
Доводилось ли тебе наблюдать, как могучая невеста твоя Андрасте душит своих врагов волосами? Доводилось ли ей душить волосами тебя? Не в бою, конечно же, а во время благочестивых дел ваших?»
Хиира останавливается у ограждения напротив Блэкволла и, тяжело привалившись к перекладинам, — дерево скрипит, — смахивает пот со лба.
— Вот ты где! — От Хииры волнами исходит жар — стынет боевая ярость, драконья кровь. Она обмахивается рукой и смеется своим низким, рокочущим голосом: — Что, мать Жизель и тебе не дает покоя? Тоже проповеди читает? Блюсти честь Серых Стражей не требовала?
Прежде чем Блэкволл успевает ответить, — да было бы что там блюсти! — Хиира наклоняется ближе к нему и предлагает:
— Забудь ее глупости, бери свой меч и давай биться! Устроим старую-добрую свалку. А потом хочу поплескаться в той лохани у тебя в конюшнях. Ну, как тебе? — у нее блестят глаза и под темно-серой кожей цветет румянец.
«Всесильный Создатель!
История, бывает, скрывает подробности, а люди, пишущие ее, умалчивают правду. Скажи, как есть: рогата ли твоя пречистая невеста?»
Пора бы Блэкволлу смастерить себе деревянную табуретку, если хоть раз хочет поцеловать свою леди и не вставать для этого на цыпочки.
— С радостью, госпожа моя.
«Дорогой Создатель!
Если нет — то ну и дурак же ты»