Archive of Our Own ^beta

Chapter Text

Хоть мир «Saint Seiya» и начинался с приключений Сейи и его друзей, за тридцать лет своего существования он расширился и углубился. Появились приквелы, сиквелы, сайд-стори и пропущенные сцены, почти все из которых являются каноническими. Автор «Saint Seiya», Масами Курумада, добрый – он охотно даёт свой мир «поиграться» другим мангакам. В результате собрать все эти разрозненные части канона в единый таймлайн непросто даже фанатам серии. Но особенно сложной оказалась ситуация с преканонами – Священной Войной восемнадцатого века.

Эта война упоминалась уже в оригинальной манге «Saint Seiya», Бронзовые Святые встретили даже двоих ветеранов – Понтифика Шиона и Весы Доко, которые дали некоторую (очень ограниченную) информацию о событиях двухсотпятидесятилетней давности. Неудивительно, что сам Курумада и его последователи в конце концов решили осветить эти события.

Первой за события восемнадцатого века принялась Шиори Тешироги – её манга «Saint Seiya: The Lost Canvas» выходила в «Weekly Shōnen Champion» с 2006 по 2011 год (позже Тешироги дополнила её серией гайденов, раскрывающих истории отдельных персонажей). Тешироги начинала работу в тесном сотрудничестве с самим Курумадой и использовала некоторые его идеи, но позже их пути разошлись, и Курумада начал выпускать свою версию Священной Войны восемнадцатого века – мангу «Saint Seiya: Next Dimension» (выходила в том же «Weekly Shōnen Champion» тоже с 2006 года, но на февраль 2017 вышла всего 81 глава – выпуск манги часто прерывается на длительный отпуск). В результате в каноне «Saint Seiya» образовалось два альтернативных друг другу восемнадцатых века, каждый из которых можно считать приквелом к событиям основной манги. В фэндоме более «каноничной» принято считать версию «Next Dimension»– на том основании, что её пишет сам Курумада, бог этой вселенной, – но фактически ни один приквел событиям двадцатого века не противоречит.

Поскольку Тешироги начинала работу над мангой совместно с Курумадой, в «TLC» и «ND» есть общие персонажи и мотивы – Пегас Тенма, Алон (сосуд Аида) и тема их дружбы, но всех остальных персонажей (за исключением уже упомянутых ветеранов, появившихся в основной манге и перенесённых оттуда) и весь сюжет каждый из авторов строит свой. В том числе разные у Тешироги и Курумады Золотые Святые – двенадцать сильнейших защитников Афины, Святые зодиакальных созвездий. В оригинальной манге «Saint Seiya» образы Золотых Святых получились очень яркими и запоминающимися, каждый из них обладает уникальным характером, своей мотивацией и историей. И Тешироги, и Курумада в своих вариантах приквела попытались повторить это, создав такие же яркие образы, но они никак не могли удержаться от реверансов в сторону оригинальных Золотых Святых, заимствуя у них – кое-где внешность, кое-где определённые черты характера, кое-где сюжетную линию.

В этой аналитике автор попытался сравнить Золотых Святых восемнадцатого века, показанных Тешироги в «The Lost Canvas» и Курумадой в «Next Dimension» и определить, кто из них больше похож на «изначальный образец» – Золотых Святых двадцатого века, с которыми во время своих приключений встретились Бронзовые Святые во главе с Сейей.

Прежде чем начинать анализ отдельно каждого знака, стоит упомянуть две вещи.

Во-первых, у Курумады и Тешироги очевидно разное видение воинства Афины. Мораль Тешироги чёрно-белая – в «TLC» мы наблюдаем отрицательных Спектров Аида и безусловно положительных Святых – с правильными моральными ориентирами и идеалами, и даже отдельные случаи предательства или просто неправильных поступков Святых – это трагические ошибки либо манипуляции со стороны врагов, а не следствие их собственных недостатков. Курумада, в свою очередь, тяготеет скорее к чёрно-серой морали – да, его Святые сражаются за Афину, но среди них хватает предателей и подлецов, творящих зло вот просто потому что. Если у Тешироги разногласия среди Святых преимущественно носят мимолетный и бытовой характер, то у Курумады раскол Святых на фракции и даже полноценная гражданская война до смерти в Святилище не редкость, мы видим это и в «Saint Seiya», и в «Next Dimension». Конечно, это не может никак не повлиять на образы самых Святых.

Во-вторых, информации про Золотых Святых «TLC» гораздо больше, чем про «ND». Тешироги успела не только закончить свою мангу, но и выпустить по отдельному гайдену о приключениях каждого из них перед Священной Войной или после неё. Курумада же, в результате своих длительных хиатусов, показал последних двоих из своего Зодиака вот буквально в последних главах – Скорпион Экарлат появился только в 76 главе, а Стрелец Гештальт в 80 – уже после того, как команда «Saint Seiya» 2017 года выложила визитку. Но характер и истории их Курумада всё равно осветить успел, и разница между ними и Скорпионом Кардиа и Стрельцом Сизифом очевидна уже сейчас.

Chapter Text

Зодиакальный круг начинается с Овнов, но с Овнами особая ситуация, поэтому их оставим под конец, а аналитику начнём с Тельцов.

Если брать Тельцов как знак, то наиболее близким определением будет стереотипный «настоящий мужик» – сильный, решительный, волевой, но одновременно с этим – незлой, обладающий неплохим чувством юмора, дружелюбный и миролюбивый. Большой добряк – таковы все трое Тельцов, но всё-таки некоторые отличия в их образах есть.

С Альдебараном, Тельцом «Saint Seiya», зритель впервые встречается одновременно с главными героями – уже во время битвы в Святилище, во втором храме, где с ним сражается Пегас Сейя. Из этой битвы (и последующего общения Альдебарана с Овном Му) видно, что он не воспринимает Бронзовых Святых как врагов и вовсе не желает развязанной Понтификом Аресом гражданской войны. Сам бой Альдебарана с Сейей выглядит скорее как испытание для последнего и попытки пробудить в нём Седьмое Чувство, а вовсе не как серьёзная драка на смерть (позже Альдебаран признался Му, что это верность Сейи Афине поколебала его уверенность в том, что Бронзовые Святые – предатели, подлежащие уничтожению). Как следствие – Альдебарану удалось разойтись с главными героями миром и пережить эту богатую на смерти среди Золотых Святых арку. После неё он даже восстановил своей кровью Бронзовую материю (в манге – Пегаса, в аниме – Андромеды).
Позже, в арке Аида, Альдебаран играет гораздо менее весомую роль – в самом начале арки его убивает рядовой Спектр, но даже здесь делается упор на силу и стойкость Тельца: он продолжает защищать свой храм даже после смерти. В следующий (и последний) раз Альдебаран появляется в манге возле Стены Скорби, где собираются все Золотые Святые, чтобы открыть проход в Элизиум. Сравнительно с другими Золотыми Святыми, у Альдебарана мало экранного времени, и он играет не очень значимую роль для сюжета, но даже по этим нескольким появлениям о его характере можно судить с уверенностью. Альдебаран ярко демонстрирует все черты, перечисленные в начале раздела: его сила и несгибаемая воля показаны в бою с Сейей и особенно в его последней битве в арке Аида, его доброта и дружелюбие – в отношении к Бронзовым Святым (а в аниме-версии арки Аида эти его положительные черты были дополнительно подсвечены сценой с девочкой, которая дарила Альдебарану цветы – не играющая никакой роли для сюжета, эта сцена важна для понимания его характера, тех его черт, которые не видны за суровым обликом). Да и конфликтов с другими Золотыми Святыми у Альдебарана не было – даже с теми, чью идеологию он не разделял.

Телец «The Lost Canvas», Альдебаран (согласно версии Тешироги, «Альдебаран» – это общее имя всех Тельцов, которое они берут при получении своей материи, настоящее же имя её Тельца – Расгадо) в целом похож на свой прототип, но обладает некоторыми собственными яркими чертами. Во-первых, Расгадо нашёл для своей Тельцовой доброты прикладное применение: он заботится о детях-сиротах, которых война оставила без родителей и даже набирает себе среди них учеников. Во-вторых, через общение с этими сиротами в его образе проглядывает мотив, полностью отсутствовавший у оригинального Альдебарана. Альдебаран полностью доволен своей судьбой как Святого Афины, а вот некоторые разговоры Расгадо с учениками намекают на глубоко спрятанную в душе тоску по обычной жизни без войн и сражений. Он сражается за Афину, потому что это его долг; но и заботу о сиротах он тоже воспринимает как свой долг и сожалеет о том, что не может исполнять их одновременно. Наконец, Расгадо, несмотря на всё своё дружелюбие и ласковое отношение к ученикам (которые – как ясно показано в каноне – души в нём не чают), всё-таки некоторых конфликтов не чурается: так, он не доверяет Деве Асмите и даже делится своими подозрениями с другими Золотыми Святыми (правда, потом осознаёт и признаёт свою ошибку). Наконец, последняя (хотя, по мнению автора аналитики, одна из наиболее ярких) уникальная черта Расгадо – он пытается переубедить тех, кто, по его мнению, ошибается. Так, его аргументы оказываются настолько весомыми, что сражающийся с ним Спектр Бенну Кагахо, конечно, не меняет сторону сражения, но избавиться от сомнений уже не может. Если бы так же вёл себя оригинальный Альдебаран – Сейя, вместо того, чтобы пройти через его храм и дальше сражаться, безоговорочно принял бы сторону Понтифика Ареса.
Судьба же Расгадо удивительно похожа на судьбу Альдебарана: он не успел принять весомой роли в Священной Войне. Всё, что он сделал – провёл бой с Кагахо (во время которого тот не только услышал Расгадо, но и преисполнился к нему глубоким уважением – что в немалой степени предопределило дальнейшую судьбу самого Кагахо) и точно так же, как и Альдебаран, погиб в бою с рядовым Спектром, защищая Пегаса Тенму.

По сравнению с Альдебараном и особенно Расгадо образ Тельца «Next Dimension» Окса выглядит бледноватым. Первое, что бросается в глаза в его характере – законопослушность. Окс появляется в сюжете наказывающим Овна Шиона и Весы Доко за то, что те не смогли выполнить приказ и убить тело Аида. К сожалению, эта яркая черта оказывается единственной: обсудив с другими Золотыми Святыми возможность прихода Афины и став свидетелем этого, Окс исчезает из манги до момента, когда Пегас Тенма и Андромеда Шун пытаются пройти через храм Тельца. Окс не верит рассказам Шуна о будущем, но через храм их пропускает – не потому, что доверяет им, а потому, что снизу приближается гораздо более явная угроза в лице Судьи Преисподней, Спектра Гаруды Суйкё. Окс побеждает рядовых Спектров из отряда Суйкё, но проигрывает ему самому – точно так же, как Альдебаран, продолжая защищать свой храм даже после своей смерти (что отмечает даже сам Суйкё). Всего несколько появлений и стремительная гибель – такова судьба Тельца «Next Dimension», но даже из этого можно выудить информацию, касающуюся его характера. Во-первых, несмотря на то, что он вынужден наказывать Доко и Шиона, Окс явно не питает враждебности ни к ним, ни к вступившемуся за них Козерогу Изо – что подтверждает его типичное для Тельцов миролюбие. Во-вторых, очень показательно то, что он пропустил Тенму и Шуна, хоть и не верил им – это одновременно умение правильно расставлять приоритеты и доверие к остальным Золотым Святым: Окс просто знает, что если не остановит потенциальных предателей он, их остановит кто угодно из защитников оставшихся десяти храмов, а сам предпочитает сосредоточиться на более весомой угрозе. И, конечно, его смерть, снова подчёркивающая силу и стойкость Тельцов (сходство между ним и Альдебараном здесь подсвечивает сам Курумада: после смерти Окс стоит в той же позе, что и Альдебаран).

В целом, как видим, оба Тельца восемнадцатого века так или иначе базируются на образе Альдебарана: от него пошли эти характерные Тельцовые черты, и, хоть оба мангаки и попытались расцветить их новыми нюансами, но всё равно и за образом Расгадо, и за образом Окса явно проглядывает Альдебаран. Особенно это заметно при сравнении их сюжетной роли и судьбы: не считая отдельных деталей, они идентичны. Доверить Тельцам сюжетообразующую роль решились лишь авторы сиквела «Saint Seiya Omega», авторы же обоих приквелов предпочли пойти по проторённой колее – а жаль.

Chapter Text

Материю Близнецов в каноне традиционно получают лишь братья (а в «Saint Seiya Omega» – сёстры) близнецы. Саму материю и звание Святого Близнецов при этом получает старший брат, младший же заменяет его в случае смерти или предательства. Именно поэтому Близнецов в каноне двойной комплект: по паре в каждой временной линии. Поскольку старшие братья с детства растут с осознанием того, что они – Святые Близнецов, а младшие – что они тень и замена, сравнивать есть смысл не братьев попарно, а старших и младших между собой.

Общие черты Близнецов как зодиакального знака в нашем каноне – амбициозность (местами болезненная), ум, хитрость и коварство (каждый Святой Близнецов в любой момент времени держит как минимум туз в рукаве, как максимум – кинжал за пазухой), умение манипулировать людьми (и богами) и двойственность личности. Последнее – это вовсе визитная карточка канонных Близнецов, но проявляется у каждого по-разному.

Близнецы Сага, Святой Близнецов «Saint Seiya» – это просто-таки главный двигатель сюжета манги (а если прибавить к нему младшего брата Канона, то в каноне не останется ни единой арки, в которой они не приняли бы самую активную и сюжетообразующую роль). Исключая Весы Доко, Сага старший из всех Золотых Святых и на момент прихода в этот мир Афины – Саори Кидо – был уже почти совершеннолетним, что и помогло ему совершить всё то, что он совершил: убийство предыдущего Понтифика Шиона, покушение на убийство самой Афины и захват Святилища. Тринадцать лет Сага правил Святилищем под именем Понтифика Ареса, уничтожая всех инакомыслящих и объявив настоящую Афину и верных ей Святых предателями, но что именно заставило его пойти на все эти злодейства, главные герои не понимали очень долго.
Правда же в том, что Сага, по всей видимости, страдает психическим заболеванием – диссоциативным расстройством идентичности (расщеплением личности). Внутри него одновременно существуют два Саги: добрый Сага (настоящий Золотой Святой Близнецов) и злой Сага (Понтифик Арес). При смене личности у Саги меняется внешность: у доброго Саги волосы светлые (в манге) или синие (в аниме), у злого – чёрные и седые соответственно, а глаза наливаются кровью. Это изменение и позволяло Понтифику Аресу так долго вводить всех в заблуждение (даже другие Золотые Святые очень долго не ассоциировали его со Святым Близнецов). Во флэшбеках мы видим юного и ещё цельного Сагу: верного Афине, принципиального и в некоторой степени идеалистичного юношу. Принято считать, что расщепление личности Саги запустил Канон – своим предательством и словами о том, что внутри у Саги живёт демон, но автор ставит это под сомнение: вряд ли такие серьёзные проблемы могли спровоцировать всего лишь неосторожные слова. Скорее всего, проблемы у Саги были и раньше, а наблюдательный Канон просто обратил на них внимание и в пылу ссоры не мог их не упомянуть.
Так или иначе, на момент убийства Понтифика Шиона личность Саги уже полностью захвачена Аресом: по всей видимости, добрый Сага долгое время находился в подавленном состоянии, да и на момент арки Святилища всё его влияние на Ареса – попытки уговорить и одна подсказка Сейе. Все решения по-прежнему принимаются Аресом.
Главная и самая яркая черта Ареса – жажда власти. Он хочет власти и готов ради неё на всё. Его ум и хитрость, позволяющие ему столько лет оставаться непойманным и мастерски манипулировать остальными Золотыми Святыми, при необходимости стравливая их между собой, являются лишь инструментами, питающими главную его страсть – оставаться на троне любой ценой. Но даже в образе Ареса автору хотелось бы выделить два любопытных нюанса.
Первое – это его пристрастие к мытью. В начале манги и аниме мы множество раз видим Понтифика Ареса в бассейне, под водопадом – иногда создаётся впечатление, что он там живёт. В фэндоме об этом принято иронично говорить «пытается отмыть совесть», но, по мнению автора, это не так уж далеко от правды: как известно, излишнее стремление к чистоте является признаком невроза или даже психоза, а Сага и так глубоко нездоров. Возможно, его добрая половина действительно таким образом пытается избавиться от чувства вины из-за всего, что натворила тёмная?
Второе – это его смерть. Сага погиб в бою с Бронзовыми Святыми, наткнувшись грудью на навершие посоха Афины, Ники. Афина не ударила его: Сага сам набежал на это навершие, пытаясь её атаковать. Неужели он, отличный боец, что подтверждается предыдущими битвами, мог его не заметить? А если заметил – не было ли это замаскированное под гибель в бою самоубийство? Возможно, Сага сам не выдерживал тяжести своей двойственности и пытался избавиться от Ареса – пусть даже погибнув вместе с ним.
В арке Аида Сагу, вместе с остальными Золотыми Святыми, погибшими в битве в Святилище, воскрешает Аид, и здесь мы наконец можем увидеть изначальную личность Саги: Арес либо погиб, либо спит, так или иначе, он никак себя не проявляет. А вот Сага наконец-то раскрывается во всей красе: как хороший лидер, умелый командир и, что наиболее любопытно – верный Афине до последнего Святой. Именно тот, кто некогда пытался убить её, оказывается настолько фанатично ей предан, что не отступает ни на шаг от первоначального плана помощи ей, хоть и знает, чем это грозит ему – от ненависти оставшихся в живых Золотых Святых до окончательной смерти. Это удивляет на контрасте с Аресом, но стоит вспомнить того самого юного идеалиста из флэшбеков, наказавшего родного брата за одну идею о предательстве Афины – и становится понятно, что именно таким Сага и стал бы, если бы Ареса никогда не существовало.

В отличие от Саги, у Аспроса, старшего Святого Близнецов «The Lost Canvas», нет расщепления личности: он сам по себе двойственен. Имея всего одну цельную личность, Аспрос умудряется сочетать в себе с одной стороны любовь к Афине и младшему брату Дефтеросу и желание их защитить, с другой – жестокого эгоцентрика, прежде всего ищущего силы и готового на всё ради неё. Именно его амбициозность и желание быть лучшим становятся в итоге его слабостью: на них играет Мефистофель Йома, один из тёмных богов, постепенно убеждающий Аспроса, что младший брат хочет занять его место. Йома сеет раздор между братьями, сомнение и неуверенность в сердце Аспроса и таким образом склоняет его двойственную натуру в сторону тьмы. В результате Аспрос окончательно портит отношения с братом и в попытке достичь высочайшей позиции в Святилище – должности Понтифика – совершает покушение на Понтифика Сейджа руками брата. Однако вместо Сейджа Дефтерос убивает самого Аспроса. Но на этом его история не заканчивается: всё ещё во власти тёмной стороны своего характера и желания занять место Понтифика, Аспрос становится Спектром Аида и вынужден пройти долгий путь, сразившись с Дефтеросом и самим Мефистофелем Йомой, чтобы наконец-то разобраться в самом себе и причинах того, что его судьба сложилась именно так, как сложилась.
В образе Аспроса безусловно видно влияние Саги, но его от Саги отличает, по мнению автора, два существенных нюанса. Первый из них очевиден: Аспрос психически совершенно здоров, все его поступки – следствие не болезни, а собственного характера (в меньшей степени) и манипуляции Йомы (в большей: если бы не он, Аспрос бы, возможно, всю жизнь прожил доблестным и верным защитником Афины). Но сама история при этом очень похожа (жажда власти, переход на тёмную сторону, противостояние с братом). Второе – это окончание истории. Сага в конце вернулся на сторону Афины и проявил себя настоящим благородным Святым, это стало развязкой всей его линии. Развязкой линии Аспроса стало финальное противостояние с Йомой: Афина, если посмотреть, вообще играет в его истории не очень существенную роль. Это необычно для Святых Афины и именно это выделяет Аспроса: у него собственная история и собственная война, не как у Святого, а как у человека.

Близнецы Каин, старший Святой Близнецов «Next Dimension», очень отличается и от Саги и от Аспроса в главном и ключевом – он полностью положительный персонаж, воплощающий в себе верность Афине и желание её защитить, благородство и жажду справедливости – все те черты, что считаются эталонными для Святого. Именно таким его с первой же встречи представляет Курумада: он говорит об этом и прямым текстом, и через поступки Каина – так, тот очень негативно реагирует на амбициозные заявления младшего брата Авеля и всячески пытается заставить его бросить всякие низкие и подлые мысли. Долгое время Каин был вообще единственным полностью положительным Святым Близнецов в каноне (после появления в «Saint Seiya Omega» Близнецов Интегры их стало двое), но и тут всё не так-то просто.
Дело в том, что некоторые касающиеся Святых Близнецов в «Next Dimension» детали (например, то, что братья во плоти не появляются перед персонажами вместе, или тот факт, что они оба носят золотую материю Близнецов одновременно, хотя она существует всего в одном экземпляре) намекают на то, что нет никакого доброго Каина и злого Авеля – на самом деле Святой Близнецов всего один, страдающий расщеплением личности подобно Саге. Правдива ли эта теория, пока неизвестно, хотя намеков хватает. Кто из братьев реален, если она правдива, неизвестно тоже (хотя в одной из последних глав во флэшбеке с маленькими Золотыми Святыми показали ребёнка-Каина, что даёт новую пищу для размышлений). Сами братья, по всей видимости, уверены, что их двое – что делает этот случай ещё более тяжёлым, чем у Саги (тот-то твердо осознавал, что болен). Так или иначе, реверанс в сторону Саги и его двух личностей просматривается в любом случае – хоть в виде расщепления личности здесь, хоть в виде намеков на него. Правда, в отличие от Саги, Каин не сделал пока ничего сюжетообразующего, но то, как Тенма и Шун проходили храм Близнецов, очень напоминает соответствующий проход в арке Святилища в оригинальной манге – в чём автору видится очередная отсылка.

Как видим, отсылок на образ Саги хватает и у Аспроса, и у не до конца раскрытого Каина – но и Тешироги, и Курумада внесли в этот образ нечто своё. Тешироги вместо расщепления личности создала сложного и неоднозначного персонажа, Курумада ограничился персонажем попроще, воплощающим все положительные черты Святых – но полноценно оторвался в области сюжетных интриг и намеков. Все три получились интересными, уникальными, и, несмотря на название их зодиакального знака – вовсе не близнецами.

Ну а что же насчет младших братьев? Так ли отличаются друг от друга они, как старшие?

Близнецы Канон, младший Святой Близнецов «Saint Seiya», с самого начала изображался не самым положительным персонажем. Если юный Сага – верный Афине идеалист, то юный Канон уже тогда хотел власти и даже рискнул предложить брату свергнуть Афину. Сага не потерпел предательства от родного брата и заключил Канона в тюрьму на мысе Сунион, а в ходе ссоры с ним Канон и сказал те самые слова, которые принято считать подтолкнувшими Сагу к появлению тёмной половины – о демоне, который живёт внутри него, призывая Сагу перестать отрицать его существование. Виноват Канон в том, что случилось с Сагой или нет, доподлинно неизвестно: больше он участия в жизни Саги не принимал. В результате стечения обстоятельств вместо этого Канон пробудил спящего Посейдона и стал одним из его генералов. Но амбициозность Канона и тут сыграла свою роль: Канон задумал вечно держать Посейдона наполовину спящим в теле Джулиана Соло и править вместо него. План провалился: Посейдон пробудился, его самый верный генерал Сирен Сорренто раскрыл Канона, а после поражения Посейдона в бою с Афиной Канону оказалось некуда идти. Сага на тот момент был уже мёртв, в Святилище правила Афина, и Канон присягнул на верность ей. В каноне показано, что его решение перейти на сторону Афины было сознательным и обдуманным: уже во время боёв в Атлантиде Канон демонстрировал сомнения в выбранном пути и понемногу принимал идеалы Афины, а когда узнал, что пробудился Аид – решение защитить её стало для Канона самым естественным. Серьёзность его доказывает и то, что он не дрогнул при настоящей пытке, устроенной ему Скорпионом Мило специально, чтобы проверить его решимость: Канон всё равно твёрдо стоял на своём и в итоге доказал, что достоин унаследовать материю Близнецов после гибели брата. Никаких попыток манипулировать Афиной, как манипулировал Посейдоном, Канон не предпринимал: то ли он действительно так сильно изменился после всего пережитого, то ли (вариант скептический) просто не успел – в условиях войны с Аидом Канон был сразу же брошен на передовую, дошёл до Преисподней и погиб в бою с Виверном Радамантисом.
Помимо дважды испортившей Канону жизнь жажды власти и стремительной смены полярности перед войной с Аидом, в образе Канона примечательно ещё одно: это его отношения с братом. Сага, по всей видимости, Канона до его предательства любил, а вот за Каноном этого не видно. Впрочем, его трудно в этом винить: он рос в качестве копии, тени или замены, а с его амбициозностью и желанием власти такая роль никак не могла его устраивать. В арке Аида, когда воскрешенный Сага и Канон встречаются, разговор братьев больше всего похож на разговор двух совершенно посторонних людей: каких-либо тёплых чувств не видно ни с одной стороны. Братья окончательно отдалились друг от друга, а виной тому положение, в которое они были поставлены изначально, или всё, что они успели за свои жизни натворить – неизвестно.

В отличие от Канона, Дефтерос, брат Аспроса из «The Lost Canvas», брата любил, да и тот отвечал ему взаимностью. Изначально Дефтерос не страдал фирменной амбициозностью Близнецов и его вполне устраивала роль второго, тени великого и могущественного брата (это не так заметно в основной манге, но в гайдене Дефтероса превратилось в какую-то идею-фикс: там Дефтероса просто-таки заклинило на мысли «Я недостоин своего брата»), но тут всё испортил сам Аспрос – заведённый Йомой, он начал подозревать Дефтероса в том, о чём тот и помыслить не мог, и в итоге сам привёл его к тому, чего так сильно боялся. Заметив нездоровое властолюбие брата, Дефтерос попытался остановить его, Аспрос в ответ попытался заставить его убить Понтифика Сейджа, но Дефтерос впервые в жизни вышел из-под его власти и влияния и вместо Сейджа убил самого Аспроса, унаследовав его материю и став новым Святым Близнецов. Такие испытания плохо отразились на характере Дефтероса: он стал затворником, о нём даже ходили слухи, что он демон (надо сказать, небеспочвенные – в результате пережитого и в попытках стать сильнее Дефтерос стал холодным, жестоким и безжалостным). Присоединившись к Святым в ходе Священной Войны, Дефтерос снова столкнулся со старшим братом – и осознав, что в Аспросе не осталось ничего, кроме зла, попытался победить его, но проиграл.
Дефтерос – яркий пример того, как изначально хороший человек в итоге пережитых испытаний лишается всего человеческого. Долгое пребывание в роли пустого места, затем вынужденное убийство брата, неожиданно свалившаяся на плечи ответственность и новая встреча с братом, ставшим врагом – стоит ли удивляться, что в конце истории в Дефтеросе осталось очень мало от мальчика, любившего своего близнеца? Дефтерос всё ещё стремится защитить Афину, его связывают тёплые отношения с некоторыми Святыми, но всё равно основа его личности на момент Священной Войны – это демон, отбросивший человеческие чувства. Если Канон был отрицательным изначально, а в результате пережитого осознал свои ошибки, то Дефтерос изначально злым или жестоким не был. Он не стал антагонистом, но и положительным персонажем его назвать трудно, и в этом главная разница между ними.

Главная проблема с Близнецами Авелем, младшим Святым Близнецов из «Next Dimension» та же, что и с его старшим братом – пока непонятно, существует ли он вообще. Если в случае Каина был хотя бы флэшбек, где его нарисовали среди прочих маленьких Золотых Святых, то у Авеля нет и этого. Но реален он, или же он – одна из граней личности настоящего Святого Близнецов, характер у него свой и отличается от брата. Если Каин воплощает все положительные черты Святых, то Авель – это воплощение отрицательных черт Близнецов. Он властолюбивый, злой, коварный и жестокий – это всё видно буквально с первого же его появления, когда он упивается дракой, прямо говорит, что плевать хотел на Афину, и вообще, кажется, всего этого не стесняется. Кроме этих очевидных проявлений отрицательных черт у Авеля есть и одна положительная: он очень любит брата. Например, власти он хочет не для себя, а для Каина, именно Каину он обещает подарить мир – что Каин, в силу своей положительности, воспринимает без особой радости и даже рвется поучить брата кулаками. Как раз эти обещания власти над миром подтверждают, что Авель – циничное воплощение образа канонного Святого Близнецов, и даже если он ненастоящий, он всё равно очень вписывается в третий храм.

У младших Святых Близнецов общего ещё меньше, чем у старших: Канон пустил под откос всю жизнь, лишь перед смертью начав принимать правильные решения, за Дефтероса жизнь под откос пустили его брат и обстоятельства, Авель просто злой, но его это не волнует. Общего у них разве что изначальная позиция, старт, с которого начинали все трое, и ещё – образ старшего брата. Ведь как бы Канон не относился к Саге, он не начал воплощать свой безумный план сам, а доверил это брату, а значит – Сага всё-таки был для него фигурой более значительной, чем соперник. Но из этих общих деталей Тешироги и Курумада создали непохожих друг на друга и на Канона младших Святых Близнецов – которые, тем не менее, всё равно остаются представителями своего знака.

Chapter Text

Общих зодиакальных черт Раков автор приводить не будет: во-первых, Раки в каноне слишком разные, чтобы выделить среди них что-то общее (особенно, если в «The Lost Canvas» рассматривать не только Маниголдо, но и Понтифика Сейджа, который, как известно, в прошлом тоже Святой Рака), во-вторых – у одного из них вовсе нет никакой глубокой личности. Но обо всём по порядку.

Анализировать личность Рака Десмаска из «Saint Seiya» – занятие бессмысленное, поскольку Десмаск в каноне показан исключительно однобоко. Он серийный убийца и маньяк: его хобби – убивать людей, срезать у них лица и делать из этих лиц маски, которыми он потом украшает стены своего храма. Естественно, никаких других черт, кроме жестокости, кровожадности и не диссоциирующихся с таким образом жизни грубости и цинизма показано не было, да и общая атмосфера хоррора, сопровождающая Десмаска в каноне, к взглядам с другой стороны не располагает. Мы не знаем, изначально Десмаск был чудовищем, или его таким сделал Понтифик Арес, играя на его скрытых желаниях. Мы не знаем, каким Десмаск был раньше, когда только получал свою золотую Материю (интересная трактовка образа изначального Десмаска показана в аниме-сайд-стори «Saint Seiya: Soul of Gold»: там Десмаск, сохранив свои отрицательные черты, показан всё же как живой многогранный человек, а не как персонаж криминальной хроники – но это филлерное аниме, и этот Десмаск точно не авторства Курумады). Единственное, что известно доподлинно – даже золотая Материя Рака не выдержала всех злодейств, что он творил, и покинула своего хозяина, отказавшись служить ему дальше (что намекает на то, что раньше Десмаск так далеко не заходил – иначе Материя покинула бы его задолго до событий основного канона). Арка Аида добавила немного: как и остальные погибшие Золотые Святые, Десмаск был воскрешён Аидом и под предводительством Овна Шиона пытался помочь Афине, но глупо полез прямо в лоб на Аида и был вторично убит Виверном Радамантисом.
Единственное, что стоит отметить отдельно – дружбу с Рыбами Афродитой. В первой арке, арке Святилища, Десмаск никаких социальных связей не демонстрировал, но в арке Аида они с Афродитой сражаются бок о бок и держатся вместе. Что держит грубого кровожадного Десмаска рядом с утончённым изнеженным Афродитой – неизвестно, но это ещё один штрих к его не очень богатому портрету.

В отличие от Десмаска, Рак Маниголдо из «The Lost Canvas» – уже персонаж запоминающийся и обладающий яркой индивидуальностью. Изначальная его личность, по всей видимости, обладает всеми недостатками Десмаска минус убийства: Маниголдо груб, циничен и довольно-таки жесток. Но если Десмаск попал в злые руки Понтифика Ареса и стал убийцей, то Маниголдо угодил в добрые Понтифика Сейджа, который воспитал из него хоть и грубияна, но верного Святого Афины. Да, Маниголдо хамит, швыряется Святыми Единорога и зачастую не выбирает методов, но при этом у него очень четкие принципы и правильные моральные ориентиры – он не испугался Танатоса, одного из главных приспешников Аида, и победил его ценой собственной жизни.
Кроме основы характера, Тешироги взяла из образа Десмаска кое-что ещё: его дружбу с Афродитой. Маниголдо тоже не выглядит особенно общительным: в «The Lost Canvas» он показан общающимся только с Понтификом Сейджем и главными героями (впрочем, с Тенмой и его друзьями Маниголдо, несмотря на изначальные противоречия, нашёл общий язык быстро: то есть, в принципе общаться он умеет, просто не любит), но в своём гайдене Маниголдо выполняет задание вместе с Рыбами Альбафикой – и, несмотря на огромные проблемы последнего с социализацией, тоже умудряется найти с ним общий язык. Нельзя сказать, что они друзья, но сама идея такого неожиданного партнёрства явно почерпнута Тешироги из отношений Десмаска и Афродиты.
Кроме всего вышесказанного, автор хотел бы выделить еще одну уникальную черту Маниголдо, отличающую его не только от Десмаска, но и от Золотых Святых в целом: Маниголдо отличается редким для Святых жизнелюбием, он в целом оптимистичен, позитивно (несмотря на цинизм) смотрит на жизнь и ценит ее во всех проявлениях. Это одна из самых ярких его черт, и она уж точно принадлежит именно ему и не позаимствована у Десмаска.

Рак Дестолл из «Next Dimension» – внешне почти полная копия Десмаска. Его храм тоже наводит жуть, у него тоже странное хобби, связанное со смертью – только Дестолл коллекционирует гробы. Однако уже при следующем взгляде видно, что между ними есть немалая разница. Во-первых, Дестолл, в отличие от Десмаска, не груб – он скорее чудаковатый и даже немного манерный, достаточно посмотреть на его манеру общения с Шуном и Тенмой. Во-вторых, если Десмаска интересовала только смерть как таковая, то Дестолл неплохо подкован культурно: он разбирается в гробах, в похоронных ритуалах и традициях разных культур и вообще кажется довольно образованным во всём, что касается его хобби. Дестолл тоже безжалостен и тоже не собирается пропускать проникших в его храм героев с миром, но в процессе выбора им гроба для них и соответствующего похоронного ритуала куда больше заметна заинтересованность именно в этом, а не в самом убийстве. В итоге Дестолла никак нельзя назвать приятной личностью, но он уже способен вызвать некую симпатию или хотя бы интерес, а не только страх.

В итоге можно с уверенностью сказать, что и Маниголдо, и Дестолл созданы на основе Десмаска, но поскольку сам по себе Десмаск – персонаж однобокий и неприятный, и Тешироги, и Курумада настолько сильно переработали его образ, что в Раках восемнадцатого века от него немного осталось: у Маниголдо – грубость и общее впечатление как от хама, у Дестолла – неприятное хобби, связанное со смертью. В остальном же они вполне самостоятельные персонажи.

Chapter Text

Общие зодиакальные черты Львов – гордость, самоуверенность и верность Афине. Все трое отличаются этим в той или иной степени, но насколько они похожи между собой в остальном – сейчас рассмотрим.

Лев Айолия из «Saint Seiya» был первым Золотым Святым, кого встретили в своих приключениях Сейя и его друзья (имеется в виду, первым, кого они идентифицировали как Золотого Святого – потому что до него Дракон Ширю знал Весы Доко и Овна Му, а Лебедь Хёга – Водолея Камю, но ни один из этих троих в том, что он Золотой, Бронзовым Святым не признался), и первым Золотым Святым, чей характер был раскрыт в каноне. Айолия – младший брат Стрельца Айолоса, пытавшегося спасти Афину от Понтифика Ареса и за это объявленного им предателем. Айолос погиб, но Айолия всю жизнь жил с клеймом брата предателя, подозреваемый всеми. Как итог – Айолия готов на всё, чтобы доказать, что не похож на Айолоса, так что Понтифик Арес может вить из него верёвки – как, в общем, и любой, кто способен надавить на это больное место. Впрочем, глубоко под этим укоренившимся комплексом Айолия способен на трезвый взгляд на вещи: когда Саори Кидо при нём раскрывает себя как Афину, он находит в себе силы признать, что все годы в Святилище Понтифик Арес водил его за нос. Поступить дальновидно, впрочем, у Айолии не хватает то ли выдержки, то ли сообразительности: вместо того, чтобы рассказать о своём открытии другим Святым (пусть Золотые не доверяют ему, но есть ведь Серебряные, есть Орел Марин, с которой у Айолии очень тёплые дружеские отношения), Айолия идёт к Понтифику Аресу и начинает в лоб задавать неудобные вопросы. Тот реагирует техникой, принудительно возвращающей Айолию на его сторону – и это стоит жизни не Святому, но всё равно хорошему человеку. После этого и возвращения Афины Айолия понемногу привыкает к мысли о том, что Айолос герой, и справляется со старым комплексом, но желание доказать всем (и прежде всего – самому себе), что он достойный воин Афины, никуда не девается: в арке Аида Айолия действует опять очень импульсивно, необдуманно и под влиянием момента, да ещё и хамит пытавшемуся сдержать его Овну Му. Это всё характеризует Айолию как человека несдержанного и самоуверенного, хоть и настоящего Святого Афины, готового умереть ради неё.
Отдельно хочется отметить ещё вот какой феномен. Золотые Святые – очень популярные персонажи, но Айолия, пожалуй, популярнее всех. Почему-то авторы тех сайд-стори в нашем каноне, в центре которых именно приключения Золотых Святых, чаще всего выбирают в главные герои именно его (так, Айолия главный герой в «Saint Seiya: Soul of Gold», «Saint Seiya: Episoge G» и не главный, но один из главных в «Saint Seiya: Episode G Asassin»). Фэндом недоумевает по этому поводу, ну а автор аналитики предложит следующее объяснение: Айолия весьма похож на Сейю, героя, из-за которого это всё началось. У Сейи нет комплексов, но характер очень похож – он тоже импульсивен, самоуверен, тоже пытается доказать всем, что он чего-то стоит. Даже связанная с родственниками тайна в анамнезе присутствует. Может, в этом всё дело?..

Лев Регул, Золотой Святой Льва из «The Lost Canvas», наоборот, весьма умён и в бою прежде всего полагается на ум. Будучи самым младшим из Золотых Святых своего поколения (Регулу всего пятнадцать, он ровесник Бронзовых Святых, а почти все Золотые значительно старше него), Регул, тем не менее, считается одним из самых умных – и неоднократно демонстрирует это в бою, мгновенно просчитывая различные варианты и приспосабливаясь к манере боя противника. Юный гений, но если копнуть его душу – багаж у него ещё серьёзнее, чем у с малолетства обвиняемого в предательстве Айолии.
Регул – сын предыдущего Льва Илиаса и племянник Стрельца Сизифа. Он был рождён специально, чтобы стать Золотым Святым вместо умирающего отца, но, несмотря на это, отца искренне и верно любил. И когда Илиаса убил Виверн Радамантис, Регул остался один, а он тогда был совсем ребёнком. Смерть отца ударила по нему намного сильнее, чем он когда-либо осознал: она зациклила Регула на идее мести и навсегда лишила его способности к кому-то привязаться. Даже своего дядю и учителя Сизифа Регул, по сути, не любит. Действительно это отсутствие эмоций или просто холодное тактически просчитанное «нет смысла любить, если всё равно потеряешь» – неизвестно, но в любом случае это нездорово для пятнадцатилетнего мальчика. Регул выглядит позитивным и весёлым, но в бою с Радамантисом раскрывается, насколько он одинок и насколько его, на самом деле, кроме этой мести за отца ничего не волнует. Возможно, если бы у Регула появилась поддержка, способная вытащить его из этого состояния, в его жизни появилось бы что-то ещё, но он сам не подпускал никого близко, а те, кто мог бы ему помочь, за маской доброго позитивного мальчика не видели, насколько серьёзна его проблема. Они с Айолией весьма отличаются, но что-то общее в них есть: проблемы, более глубокие, чем кажется на первый взгляд.

Разительно отличается от них Лев Кайзер из «Next Dimension». Вот он – истинное воплощение Льва, гордый, самоуверенный и без малейших глубинных тайн и проблем. Кайзера нельзя назвать приятным собеседником: нетерпимый и бескомпромиссный, он не терпит возражений и отказывается верить чему-то, что не может увидеть собственными глазами. Так, он не верит ни в историю Шуна (хотя в рассказ о пришедших из будущего Святых вообще мало кто поверил сразу, здесь Кайзер не уникален), ни в предупреждение о предательстве Понтифика. Однако, несмотря на своё недоверие, Кайзер признаёт, что если слова о предательстве Понтифика окажутся правдой, он первым встанет сражаться против него – здесь Кайзер демонстрирует такую канонично-Львиную черту, как стремление к справедливости и желание поступать правильно несмотря на первоначальные заблуждения. Что касается боя – в драке с Шуном и позже с Икки Кайзер ведёт себя так же, как и Айолия – несдержанно и даже безрассудно.
Ещё одна характерная черта Кайзера – он, по всей видимости, любит животных. Так, у него живёт огромный лев Голди, и вряд ли Кайзер завёл его только потому, что лев – символ его знака. Голди сражается вместе с Кайзером, но тот, очевидно, относится к нему не как к оружию, а, скорее, как к напарнику.

Как видим, и Регул, и Кайзер похожи на Айолию, но в разных аспектах. Регул позаимствовал от него тяжёлое прошлое (и родственные связи со Стрельцами), а в образе Кайзера нашли отражение его характер и поведение – хотя пока никаких тайн и проблем у него не заметно. В итоге все три Льва похожи между собой, хоть и не являются близнецами ни в характере, ни в истории.

Chapter Text

Общие черты всех Святых Девы в каноне – отстраненность, рациональность, пренебрежение всем, что конкретный Святой Девы сочтёт несущественным, некая склонность к манипуляциям и сверхвысокое ЧСВ. Некоторые Святые Девы (например, «штатный Дева» Бронзовых Святых Шун или особенно Шиджима) обладают не всеми этими качествами или не проявляют их, но у большинства Дев они всё же очевидны.

Так, Дева Шака из «Saint Seiya» прямо назван в каноне «человеком, ближайшим к Богу», и, хоть звание сильнейшего Золотого Святого всё равно за Сагой, ведёт Шака себя соответствующе. Его совершенно не волнуют все эти разборки в Святилище, он с одинаковым равнодушием служит Понтифику Аресу и встречает прибывшую Афину. Создаётся впечатление, что Шака сражается не за идею, а за свой храм и сад, а тот факт, что он вступил в бой с объявленными предателями Бронзовыми Святыми только после того, как они сами на него напали, только укрепляет это мнение. Главное стремление Шаки – чтобы его не трогали, он ни с кем не дружит, не ссорится (во всех битвах Шаки, включая неудавшуюся тысячедневную битву с Айолией, инициатива исходит от противника) и вообще не общается. Хоть силы Шаки хватит, чтобы победить практически любого противника, он предпочитает делать так, чтобы враг либо сам отказался от боя, либо сам себя обезвредил – воздействующих на психику приёмов у него достаточно. Это, на взгляд автора, достаточно ярко его характеризует: такая позиция весьма выбивается из остальных Золотых Святых, которые в большинстве своём ценят хорошую драку с достойным противником.
Манипулятивные способности Шаки проявились уже в арке Аида, когда он вынудил Скорбную Троицу (Близнецов Сагу, Козерога Шуру и Водолея Камю) послужить его плану, нарушив запрет Афины. Шака подозревал, что у них есть скрытый план помимо озвученного «принести Аиду голову Афины», но наверняка не знал, и всё равно решился манипулировать потенциальными врагами.
Что хочется отметить отдельно – Шака буддист. В Святилище, где живёт самая настоящая мифологическая богиня, быть приверженцем другой религии выглядит ересью, но Шаку ничто не смущает. Возможно, это широта взглядов, возможно – пренебрежение кумирами, но скорее всего (если обратить внимание на то, что отношение Шаки к Афине скорее не восторженно-идеалистичное, а на равных) – и то, и другое.

Дева Асмита из «The Lost Canvas» на первый взгляд от Шаки не отличается ничем. Тоже «человек, ближайший к богу», так же отстранён, тоже буддист, любитель позапугивать других иллюзиями и тоже очень высокого о себе мнения. Но есть одно весомое отличие.
Шака в целом о человечестве не думает никак, оно его не волнует. Его нельзя назвать ни оптимистом, ни мизантропом – ему просто нет до всех этих людей никакого дела. А вот Асмита – мизантроп готовый. Он родился слепым, никогда не видел красок мира и из-за этого – и общей склонности смотреть на всё негативно – разочаровался в мире и людях. Асмита считает, что от людей не стоит ждать ничего хорошего, что они портят всё, к чему прикоснутся. Это не такая уж и редкая в нашем каноне мысль, но есть нюанс: обычно её высказывают антагонисты! А чтобы это открыто говорил сражающийся за Афину Святой – такого не бывало даже в Святилище двадцатого века при Понтифике Аресе. При этом Святой из Асмиты вполне приличный: он (конечно, с использованием своих мозголомных методов) мотивирует Пегаса Тенму сражаться и создаёт единственное эффективное оружие против Спектров, не жалея на это всего своего Космо – фактически, умирает за Афину. В каноне показано лишь, что Афина пыталась переубедить его и поменять его взгляд на мир, но не похоже, чтобы Асмита действительно проникся её речами. Начал проникаться – возможно, но не осознал до конца. И всё равно не отступил от своего долга, что характеризует его, пожалуй, наиболее ярко.

Дева Шиджима из «Next Dimension» кардинально отличается от Шаки и Асмиты. Он тоже буддист, но на этом сходство заканчивается. В отличие от остальных, главная ценность Шиджимы – это не он сам, а верность Афине. Шиджима выполняет в «Next Dimension» ту роль, которая обычно принадлежит Стрельцам – самого верного и преданного Святого, защитника Афины. Именно он берёт под свою защиту перерождённую Афину, оберегая её от предателя-Понтифика. Несмотря на многочисленные стычки с недругами (в лице самого Понтифика, Спектра Гаруды Суйкё и Рыб Кардинала), Шиджима всё равно не предаёт Афину. В его убеждениях одновременно его сила и его слабость: Шиджима выдерживает все испытания, что падают на него вместе с Афиной, но проигрывает битву за собственную Материю, оказавшись более слабым, чем его последователь, Шака – не исключено, что именно потому, что, в отличие от Шаки, ставит благо Афины выше, чем собственную силу.
Ещё хочется сказать, что в каноне Шиджиму называют «человек тишины», и это тоже ярко его характеризует. Шиджима всегда спокоен, никогда не теряет веру и не выходит из себя. Даже в самые трудные минуты он сохраняет хладнокровие – что, впрочем, в той или иной мере характерно для всех Дев.

Как итог, можно заметить, что Асмита похож на Шаку очень сильно: фактически, он и есть тот самый Шака, только слепой, чуть менее зацикленный на себе и чуть более разочарованный в человечестве. А вот Шиджима позаимствовал у Шаки лишь буддизм и спокойствие: все остальные наиболее яркие его черты Шаке не принадлежали.

Chapter Text

С Весами ситуация такая же, как и с Овнами, поэтому оставим их тоже напоследок, а пока перейдем от Дев сразу к Скорпионам.

В целом канонные Скорпионы отличаются горячностью, несдержанностью, любовью к дракам и импульсивностью в принятии решений – всеми этими чертами они похожи на Львов. Но есть и существенные отличия: Скорпионы менее склонны зацикливаться на негативе, и если Львы отличаются верностью Афине или идеалам, то Скорпионы верны своим друзьям, чему-то, что дорого для них – в этом смысле они гораздо более эгоистичны.

Скорпион Мило из «Saint Seiya» появляется в каноне в качестве верного слуги Понтифика Ареса и врага главных героев – именно он разрушает место тренировки Андромеды Шуна, остров Андромеды, и убивает его учителя (позже выясняется, что смерть учителя Шуна на Мило повесили несправедливо: остров он действительно разрушил, но его не убивал). Конечно, после такой новости для Шуна дело жизни разобраться с Мило самостоятельно, но по стечению обстоятельств в бой с ним вступает Лебедь Хёга. И именно в этом бою характер Мило раскрывается полнее всего на этом этапе канона.
Во-первых, Мило, как и любой другой Скорпион в этом каноне, отличается горячностью и импульсивностью: эти черты явно видны в драке. Во-вторых, в отличие от многих других персонажей, он не начинает бой с лёгких техник: нет, Мило сразу использует самое убойное из своего арсенала – Алые Иглы Антарес, из чего можно сделать вывод, что проигрывать он не любит. Но гораздо важнее не то, как он дерётся, а то, что он Хёге говорит. Мило объясняет Хёге мотивацию его учителя Водолея Камю, с которым тот сражался немного раньше, и исподволь помогает разобраться в отношении Хёги к Камю. Это свидетельствует о двух вещах сразу. Во-первых, Мило – друг Камю (об этом ещё будет сказано в части про Водолеев, но Камю очень закрытый и скрытный; если он рассказал или хотя бы намекнул Мило о своих истинных мотивах в бою с Хёгой, это может значить только то, что Мило достаточно близкий ему человек). Во-вторых, сам Мило, несмотря на внешнюю резкость, достаточно чуткий и обладает определённой эмпатией. Кроме того, Мило, когда видит решимость Хёги, сам признаёт себя проигравшим (хотя фактически он не проиграл: он ещё был способен сражаться, Хёга уже не стоял на ногах и точно не вынес бы ещё нескольких атак Мило) и исцеляет Хёгу, давая ему возможность идти дальше. То есть, несмотря на самолюбие и нелюбовь к признанию себя проигравшим, Мило действительно способен на это – когда считает это справедливым.
В следующий раз мы встречаем Мило в арке Аида, и там он ведёт себя в точности так же, как Айолия – бездумно кидается в бой, стремится нанести Спектрам как можно больше урона, невзирая на опасность и собственные раны. Но всё-таки два момента с Мило в арке Аида заслуживают более подробного рассмотрения. Первый – это его бой с Близнецами Каноном. На словах Мило всего лишь проверяет его решимость – насколько тот готов оставаться на стороне Афины несмотря ни на что, но в его словах и действиях проглядывает месть: Мило мстит Канону и за его собственное предательство, и вместо мести Саге. Но когда Канон выдерживает экзекуцию, Мило всё же находит в себе силы остановиться и принять его как Золотого Святого – значит, Мило умеет переступать через эмоции ради общего блага. Второй эпизод – это поведение Мило после гибели Афины. На её смерть все присутствовавшие там Золотые Святые отреагировали по-разному, но большинство из них плакали. А вот Мило кинулся душить Камю. Не Сагу, который держал кинжал, оборвавший жизнь богини – Камю, своего воскресшего из мертвых друга. Выглядело это не как осознанная попытка убить его, а скорее как жест отчаяния, своеобразное «Как вы могли, особенно ты, мой друг?» Но и на сей раз Мило не довёл начатое до конца: у него не хватило либо сил, либо решимости убить дорогого себе человека. Значит, его дружба с Камю во внутренней иерархии Мило стоит выше, чем даже необходимость отомстить за смерть своей богини.

Скорпион Кардиа из «The Lost Canvas» перенял наиболее яркие черты Мило, в первую очередь – горячность и любовь к сражениям. В одно из первых своих появлений в манге он предлагает своему другу, Водолею Дегелю, подраться с ним (дружба с Водолеем, как видим, тоже перекочевала из основной манги) и очень недоволен его отказом. Несмотря на это, он, очевидно, очень ценит Дегеля: отправившись вместе с ним на задание в город его детства и встретив там друга детства Дегеля, Юнити, Кардиа явно ревнует – настолько явно, что на это обращает внимание даже сам Дегель. Однако когда ситуация становится критичной – Юнити убивают на глазах Дегеля – Кардиа быстро забывает об этой ревности и полностью сосредотачивается на том, чтобы помочь другу не сорваться в истерику и не натворить необдуманных действий. Следовательно, несмотря на все чувства, Кардиа вполне способен, когда нужно, их обуздать. Кроме того, несмотря на внешнее легкомыслие, Кардиа ощущает свой долг: об этом говорит тот факт, что, даже умирая, Кардиа потратил остаток своего Космо, чтобы поддержать Юнити и помочь ему закончить то задание, выполнить которое были отправлены они с Дегелем. Что же касается поведения в бою, здесь Кардиа в точности похож на Мило – точно так же мало планирует, точно так же не тратит время на разогрев и использует самые сильные техники – даже если они самоубийственны. В этом Кардиа типичнейший Скорпион, в остальном же можно с уверенностью сказать, что он, как и Мило, лишь кажется поверхностным, а на самом деле значительно более сложен.

Скорпион Экарлат присутствует в «Next Dimension» всего несколько глав и полноценно раскрыться ещё не успел. Но Курумада уже успел показать нам некоторые ключевые для понимания персонажа детали.
Во-первых, Экарлат единственный из Золотых Святых сразу и безоговорочно поверил словам Дракона Ширю о том, что тот пришёл из будущего. Прочих не убеждали никакие аргументы, а для Экарлата достаточно было нескольких слов о Мило. Впрочем, не стоит считать его легковерным: то, что он поверил, что Ширю говорит правду, не значит, что он согласился ему помогать. Экарлат остаётся верен своим ценностям, которые (как и у остальных Скорпионов) являют собой не абстрактных Афину или справедливость, а конкретные чувства к конкретному человеку. В случае Экарлата это благодарность к Святому Змееносца, спасшему его от смерти, когда Экарлат был ребёнком: теперь, когда Змееносец пытается захватить власть над Святилищем (или кто-то другой пытается захватить власть над Святилищем, используя имя Змееносца: в манге этот момент пока не прояснён, но для Экарлата разницы всё равно нет), Экарлат остаётся на его стороне не потому, что считает его правым, а только из-за этой благодарности. Его внутренние сомнения отчётливо видны в диалоге с Ширю: Экарлат прямо говорит, что сомневается в правильности выбранного пути, но отступить не может – точно так же, как Мило не мог переступить через дружбу с Камю даже ради мести за Афину.
Помимо этого, примечателен и итог боя с Ширю: точно так же, как Мило в своё время признал победу Хёги, впечатлившись его упорством, так же Экарлат признал силу Ширю – и тоже исцелил его, чтобы тот мог продолжать свой путь.

Таким образом видим, что все три Скорпиона, несмотря на различия, весьма похожи. Они все на первый взгляд кажутся поверхностными и несдержанными любителями драк, но под этими масками скрываются эмпатия, умение ценить отношения с другими, умение признавать собственные ошибки и силу противников. Различия между ними – лишь в конкретных проявлениях всех этих черт и некоторых особенностях биографии и роли в сюжете.

Chapter Text

Прежде, чем начинать говорить о Стрельцах, надо сказать одну ключевую вещь.

Курумада – Стрелец.

На этом, собственно, можно закончить. Стрелец – Сейя, именно материя Стрельца – первое, за что сражаются главные герои в оригинальной манге, ещё до того, как узнают о том, что Саори Кидо – Афина. Стоит ли удивляться тому, что в образе Святого Стрельца у Курумады сосредоточены все идеалы Святого?

Квинтэссенцией этого идеала и является Стрелец Айолос в «Saint Seiya». Чтобы он не был совсем уж похож на Мэри-Сью, Курумаде хватило мастерства убить его ещё до начала основных событий манги. Но это мало повлияло на его образ: даже мёртвым, Айолос остаётся примером и идеалом для поколений будущих Святых и в первую очередь для Сейи, своего наследника. При жизни он тоже был безупречен: Айолос первым заподозрил, что Понтифик Арес несёт в себе зло, и успел остановить его раньше, чем тот убил возрождённую Афину. Это решение стоило Айолосу жизни: он был объявлен предателем и убит, хоть перед смертью и успел передать Афину Митсумасе Кидо, случайному путешественнику, оказавшемуся рядом. Айолосу повезло, что Митсумаса поверил в его дикую историю и не только вырастил Афину как Афину, а не просто свою внучку Саори Кидо, но и подготовил для неё защитников – Бронзовых Святых. Но своим героическим поступком и героической гибелью Айолос не ограничился: он и дальнейшем продолжал являться Бронзовым Святым и иногда своему брату, Льву Айолии, в виде призрака, вдохновляя их на подвиги и напутствуя быть такими же, как он – верными Афине, благородными, отважными и самоотверженными.
Во плоти Айолос в оригинальной истории появился всего раз: в конце арки Аида, когда вместе с остальными Золотыми Святыми разрушал Стену Скорби. Лишённый идеально-героического ореола, он оказался вполне обычным симпатичным юношей – дружелюбным и здравомыслящим. Что наталкивает на мысли: может, этот со всех сторон идеальный Святой, воплощение идеального Святого, которое мы видели в воспоминаниях и восприятии Бронзовых Святых – и есть это самое восприятие Сейи и его друзей? А сам по себе Айолос был именно таким – обычным хорошим человеком, однажды совершившим подвиг? Увы, в точности дать ответ на этот вопрос может, наверное, только Курумада.

Стрелец Сизиф из «The Lost Canvas» тоже тяготеет к идеальности, хотя настолько святым и безупречным уже не является. У него, в отличие от Айолоса, уже есть сомнения и даже собственная тяжёлая сюжетная линия, построенная на чувстве вины. Но всё равно то, что его образ имеет основой образ Айолоса, очевидно. Сизиф так же, как и Айолос, сыграл ключевую роль в судьбе Афины, забрав её в Святилище (правда, именно это позже заставило его мучиться на тему «я начал Священную Войну»), он точно так же – воплощение всего, что ценится в Святых – верности, благородства, жажды справедливости и отваги. Он тоже самый близкий Афине Святой, главный её защитник. И его, как и Айолоса, тоже связывают семейные узы со Святыми Льва: предыдущий Лев Илиас был старшим братом Сизифа, а нынешний, Лев Регулус – его племянник.
Отличия же в том, что Сизиф, во-первых, не настолько законопослушен, как Айолос – особенно это заметно в его гайдене, где показано его детство: Айолос с самого детства был идеален во всём, Сизиф же был тем ещё сорванцом в своё время. Во-вторых, Сизифу не чужды проблемы с самооценкой: например, он ставит себя значительно ниже своего брата Илиаса, считая, что никогда не станет таким же Святым, как он. Ну и, наконец, как уже было сказано ранее, Сизифа мучит чувство вины. Айолос своим поступком спас Афину, но прямо навредил, к примеру, своему брату, вынужденному всю жизнь жить с клеймом брата предателя – и он считает, что, даже не попытавшись никак оградить Айолию от этого, всё равно всё сделал правильно. Сизиф в начале Священной Войны не виноват: не его вина, что Аид выбрал в качестве сосуда именно брата Саши, Афины восемнадцатого века – и всё равно винит себя в этом, да так, что ставит себя едва ли не одну ступеньку со Спектрами. В этом ключевая разница между Айолосом и Сизифом: степень идеальности у них примерно одинакова, но вот отношение к редким отступлениям от неё – очень разное.

Очень выбивается из этого ряда Стрелец «Next Dimension» Гештальт. В манге он появился последним: в 80 главе (а глав на данный момент всего 81). Но даже сейчас уже хорошо видно, что никакой идеальностью там и не пахнет.
Первое, что бросается в глаза при знакомстве с Гештальтом – он кентавр. При том, что в каноне всегда щедро рассыпаны были мифологические божества, представителей нечеловеческих рас в нём раньше не было – на ролях Святых уж точно. Но позже нам раскрывают его историю, и становится понятно – кентавром Гештальт не родился. Когда-то он был обычным человеческим мальчиком и никак не мог завести друзей, и единственным его близким существом стала лошадь. Однажды лошадка заболела и умерла; Гештальт так горевал по единственному другу, что замучил Святого Змееносца, известного своими необычайными возможностями в Святилище, мольбами воскресить её. Тот долго отказывался, но в конце концов уступил и воскресил лошадь, как умел – соединив её тело с телом Гештальта. Тот воспринял это как подарок небес и благословение и стал фанатично предан Змееносцу – даже более фанатично, чем спасённый тем от смерти Скорпион Экарлат. Собственно, за этим фанатизмом в Гештальте больше ничего и не видно: он слепо предан Змееносцу, готов на всё ради его триумфа и не хочет даже слышать ни о какой Афине. Кстати, Айолос был так впечатлён таким не вписывающимся в каноны предшественником, что пронзил пространство и время и попытался лично привести Гештальта в чувство. Насколько успешно – пока непонятно, но, кажется, его совместные с Афиной старания всё-таки смогли пробудить что-то в Гештальте. В любом случае, уже сейчас очевидно, что Гештальт – не Айолос и не Сизиф, он не отличается ни их моралью, ни их поведением, да и Афину ни в грош не ставит.

Так что со Стрельцами получилась довольно парадоксальная ситуация: Курумада, от которого все ждали очередного сверхидеального Стрельца, новую версию Айолоса, сделал крутой поворот и выдал нечто совсем неожиданное, а вот Тешироги то ли прониклась образом Айолоса, то ли побоялась перечить идеалам канона, но пошла по проторённой дорожке. Так или иначе, ни Сизифа, ни Гештальта нельзя назвать скучными персонажами.

Chapter Text

Все Святые Козерога канона отличаются строгой дисциплиной, внутренним кодексом чести и непоколебимой верностью. А ещё все они – хозяева священного меча Экскалибура: некогда Афина вручила этот меч Козерогу, и с тех пор все, носящие эту материю, вместе с ней получают и его. Многое в упомянутом кодексе чести и даже самом самосознании Козерогов завязано именно на Экскалибуре и великой чести, которой они удостоены.

Козерог Шура из «Saint Seiya» – яркий пример того, к чему может привести уверенность в собственной избранности и непогрешимости. Как хозяин Экскалибура он уверен, что приказы Афины, удостоившей Козерогов такой чести, не подлежат ни малейшему сомнению: именно на этом играет Понтифик Арес, с лёгкостью обводя его вокруг пальца. Шуру можно заставить делать что угодно, если внушить ему, что это воля Афины. Парадоксально, но именно из-за этого самый законопослушный и покорный Афине из всех Золотых Святых натворил в Святилище едва ли не больше всего зла: так, именно Шура по приказу Понтифика Ареса убил обвинённого в измене Стрельца Айолоса. Прозрение далось Шуре очень тяжело: его одержимая идеей правильности своих поступков натура просто не могла принять тот факт, что его много лет водили за нос. Но Шура умеет ценить правду и тех, кто открывает ему глаза: он спас сделавшего это Дракона Ширю ценой собственной жизни и даже отдал ему самую свою большую ценность – Экскалибур (хотя Ширю даже не Козерог).
Именно из-за своей являющейся основой личности законопослушности и дисциплины, Шура, воскреснув в арке Аида, долго не мог переступить запрет и использовать запретную технику по требованию Шаки. Близнецы Сага согласился сразу, а вот правильный Шура долго колебался – и не из-за последствий, которые могло нести использование этой техники, а только лишь из-за того, что она запретна! Собственно, то, что правила и законы очень важны для Шуры, было видно и в арке Святилища, но этот случай – квинтэссенция этого отношения к авторитетам.
Кроме всего прочего, несмотря на уверенность в правильности своих действий, Шура явно ощущал вину перед Львом Айолией за убийство его брата. Он даже попытался поговорить с Айолией об этом в арке Аида, но тот грубо оборвал его, и Шура так и не смог попросить у него прощения. Это тоже яркая черта характера Шуры (и глобально – всех Козерогов): он прекрасно видит грань, за которой поступок выходит за рамки морали, но если кто-то, обладающий достаточным авторитетом, прикажет ему – Шура переступит через эту грань. Он будет мучиться от чувства вины потом, но против приказа не пойдёт и оспорить его тоже не попытается. Дисциплина и субординация у него в крови.

Похожими чертами обладает Козерог Эль Сид из «The Lost Canvas», с той разницей, что для него сверхценность – не воля Афины, а собственная сила. Да, он верный Святой и готов выполнить любой приказ, но главное для него – собственные тренировки. Причем сила ради силы, как у Близнецов Дефтероса, Эль Сиду не интересна: прежде всего ему нужно саморазвитие, тренировка дисциплины и превозмогание самого себя. В остальном же Эль Сид мало чем отличается от Шуры – он так же законопослушен, для него тоже во главе стоит свой собственный кодекс чести. С социальными связями у Эль Сида тоже не очень хорошо: он замкнут на себе и необщителен, не видит смысла в показном дружелюбии, но всё же к некоторым людям привязан: его связывают, по всей видимости, достаточно тёплые отношения со Стрельцом Сизифом (тот тоже довольно дисциплинирован, хоть и не в такой мере, как Эль Сид, и, видимо, поэтому Эль Сиду с ним комфортно), и у него есть целых три ученика, которые уважают своего мастера и считают его образцом для подражания. Но несмотря на эти небольшие различия, можно с уверенностью сказать, что, хоть проявления характеров у Шуры и Эль Сида разные, их суть остаётся неизменной.

Третий их астральный близнец – Козерог Изо из «Next Dimension». В его случае абстрактный кодекс чести стал конкретным самурайским Бусидо, но на общее впечатление от него как от типичного Козерога это не повлияло. В образе Изо мы имеем тот же Экскалибур, законопослушность, дисциплину и огромную верность Афине, а в качестве бонуса – попытки заставить окружающих тоже придерживаться его внутренних убеждений (так, Изо был свидетелем прихода Афины и верит Бронзовым Святым, но всё равно сражается с Лебедем Хёгой – исключительно чтобы проверить его верность Афине). Кроме конфликта с Хёгой Изо замечен в проявлении дедовщины к Весам Доко и Овну Шиону и даже в некотором стремлении покрасоваться: никто из остальных Козерогов не замечен в желании помахать Экскалибуром перед носом собеседника. Но помимо этих двух особых черт (желания покрасоваться и желания насильно принести всем свою мораль), Изо – типичный Козерог, мало отличающийся от остальных представителей своего знака.

Как вывод можно сказать, что Козероги – самый повторяющийся знак из всех Золотых Святых. Похоже, ни у Курумады, ни у Тешироги не нашлось желания или вдохновения привязать Экскалибур к другому характеру, поэтому и получились Изо и Эль Сид немного переделанными, но всё же копиями Шуры.

Chapter Text

Все Святые Водолея канона отличаются прежде всего хладнокровием. Они – ледяные Святые, их Космо и техники связаны с льдом, поэтому ничуть не удивительны их спокойствие, сдержанность и практически полное отсутствие эмоций. Но даже при таком холодном характере у каждого Водолея есть свои уникальные черты, которые не повторяются у остальных представителей знака.

Водолей Камю из «Saint Seiya» среди прочих Водолеев выделяется жестокостью. Да, Лебедь Хёга считает его добрым учителем, а Скорпион Мило – хорошим другом, но по сути с ними обоими Камю поступил довольно чёрство и бессердечно. Хёгу он вынудил дойти до предела сил, издеваясь над ним, лишая его всего ему дорогого и заставляя убить себя (и нанеся ему таким образом травму, от которой Хёга страдал ещё годы и годы спустя), а что касается Мило – его Камю втёмную заставил помогать с этим планом обучения Хёги. Из этого можно сделать первый, самый очевидный вывод: Камю очень плохо разбирается в сфере чувств, и у него очень слабая эмпатия. Он просто не понимает, где та грань, за которой мотивация превращается в издевательство, оставляющее долговременные психологические травмы. В связи с этим достаточно ироничен тот факт, что Камю дружит с Мило – как раз обладающим высокой эмпатией и хорошо понимающим чувства других.
Ещё в образе Камю интересен тот факт, что он – один из немногих Святых, кого совершенно не интересует развязанная Понтификом Аресом гражданская война в Святилище. Он не принимает ничью сторону: всё, что его интересует – обучение Хёги, из чего очевидно, что долг и результат для Камю важнее каких-то сиюминутных потрясений.
После воскрешения в арке Аида Камю демонстрирует ещё одну любопытную черту. В целом в этой арке он принимает выжидающе-наблюдающую позицию, что естественно для человека с его складом характера, но эпизод с Шакой достоин отдельного рассмотрения. Камю, как и Козерог Шура, отказывается по его просьбе применить против него запретную технику, и если в случае с Шурой причины этого лежат на поверхности – он дисциплинирован и отказывается переступать прямой запрет Афины – то Камю особой законопослушностью никогда не отличался. Он не бунтарь, но для него правила – это где-то в стороне, отдельно от него (такая позиция ясно читается из всего его поведения в арке Святилища). Так почему же Камю отказывается нарушать запрет сейчас? Автор аналитики склонен считать, что это прямо вытекает из двух предыдущих отмеченных особенностей: слабой эмпатии и стремления к результату. Камю не может по поведению Шаки понять, чего именно тот хочет, и боится получить неизвестный ему итог. Последствия применения техники известны, но Камю не понимает, какого результата ждать именно в этих обстоятельствах, и поэтому не рискует. Отсюда следует очередная характерная черта – осторожность (в том случае, когда она не касается последствий для человеческой психики: их Камю, как уже было сказано, не понимает и не воспринимает как нечто серьёзное).
Помимо этих характерных черт, Камю, безусловно, является типичным представителем Водолеев канона: он хладнокровен, сдержан, умён, скрытен и очень редко проявляет собственные эмоции – выражение «водолейский покерфейс» в фэндоме не на пустом месте взялось.

Водолей Дегель из «The Lost Canvas», в сущности, в сфере эмоций разбирается не намного лучше Камю, но, к счастью, никому этим серьёзных травм не нанёс. Прежде всего потому, что он, в отличие от Камю, не жестокий. Камю может давить на человека до тех пор, пока не передавит и тот не сломается, а вот Дегель даже начинать давить не будет. По его поведению в «TLC» очевидно, что он предпочитает решать конфликты миром – он никогда не отвечает даже на дружеские подначки Скорпиона Кардиа и, когда Кардиа начинает ревновать его к его другу детства Юнити, предпочитает развести их по углам, а не устраивать разбирательство. Дегель вообще достаточно необщительный: он легко находит общий язык (так, он довольно быстро вызвал доверие Близнецов Дефтероса в гайдене последнего), к нему многие хорошо относятся, ценя его ум и спокойствие, но по-настоящему близких друзей у него немного – фактически, только Кардиа.
В связи со всем вышесказанным особенно любопытна одна характерная черта Дегеля, которой, кроме него, не обладает больше никто из представителей этого знака. Камю умеет быть жестоким, но его жестокость холодно-расчётливая и преследует чёткие цели. Мистория, да и прочие представители Водолеев, не являющиеся объектами этой статьи (Хёга, Крест, Токисада) тоже могут демонстрировать жесткость в поведении, но всегда делают это с ясной головой. Дегель же иногда впадает в ярость, в которой совершенно перестает контролировать себя и свои силы. В манге это случилось с ним дважды: в первый раз, когда Радамантис убил Юнити на его глазах – тогда Кардиа смог уболтать Дегеля и заставить его успокоиться и действовать хладнокровно (кстати, тот факт, что Кардиа, сам обладающий горячим нравом, в этой ситуации не впал в ярость рядом с Дегелем и не растерялся, намекает на то, что он уже видел Дегеля таким и точно знает, что именно ему говорить). Второй раз Дегель потерял голову, когда увидел возрождающегося Посейдона – и тогда выплеск его ярости оказался настолько сильным, что Дегель смог поместить в Ледяной Гроб не только Посейдона, но и себя, и всю Атлантиду. Может быть, эти вспышки – это некая компенсация психики Дегеля за его обычно-миролюбивое поведение, но так или иначе – это его уникальная черта индивидуальности, которая ни у одного Водолея больше не встречается.

По сравнению с Камю и Дегелем Водолей Мистория из «Next Dimension» никаких ярких черт пока не проявил. Даже его нападение на упавшего в его храм после путешествия во времени Хёгу выглядит как защита храма, в большей степени характеризующая Мисторию как Святого Афины, чем как личность и Водолея. Но и типичные Водолейские черты в нём тоже видны: как и остальные Водолеи, Мистория сдержан, хладнокровен и не проявляет эмоций. Ещё он относительно недоверчив: он поверил Хёге, только когда его слова подтвердил Дева Шиджима, а до того готов был защищать свой храм до последнего. Кроме того, в последней, 81 главе Хёга назвал Мисторию эталоном Святого; что именно он имел в виду, пока точно неизвестно (возможно, флэшбек с разговором, который заставил Хёгу прийти к такому выводу, покажут после очередного хиатуса Курумады), но пока можно предположить, что Хёга говорил именно о том, как самоотверженно Мистория защищал свой храм и как разумно и взвешенно вёл себя во время этой защиты и последующего выяснения правды вместе с Шиджимой. Так или иначе, Мистория пока один из немногих Золотых Святых «Next Dimension», кто не замечен совершенно ни в чём предосудительном – ни в каких-либо сомнительных словах или действиях против Афины, ни в связях со Змееносцем. Кто знает, может после неоднозначного Камю и подозрительно сильно связанного с Посейдоном Дегеля мы наконец получим Святого Водолея без страха и упрека.

Как видно из сравнения, и Дегель, и Мистория построены на одной и той же основе – холодном, скрытном и сдержанном характере Камю. И Тешироги, и Курумада убрали из этой основы жестокость и чёрствость, добавили несколько своих особенностей – и в итоге получались трое родственных, но всё же разных персонажа.

Chapter Text

У Святых Рыб уникальных повторяющихся черт нет вовсе. Вернее, есть одна, но это не черта характера, увы. Это внешняя, физическая красота. В каноне прямо сказано, что Святой Рыб – прекраснейший в Святилище, а вот про характер не сказано ничего – поэтому Святые Рыб все разные, хоть и все красивы внешне.

Рыбы Афродита из «Saint Seiya» – пожалуй, единственный Святой Рыб, который свою красоту осознаёт и умеет ею пользоваться. Он прекрасно понимает, что его храм – последний рубеж защиты на пути к храмам Понтифика и Афины, поэтому не гнушается пускать в ход любые приёмы – в том числе очаровывать врага своей утонченной красотой. Кто испугается изнеженного, женственного юношу, пройдя дуболомов вроде Тельца, Льва или Козерога? Вот и Афродита это понимает – и использует на полную катушку.
Коварство – вообще отличительная черта Афродиты. Если есть возможность, он предпочитает вовсе не вступать в прямой бой, а попросту загнать врага в сад ядовитых роз или забросать разрушающими чёрными розами из-за угла. Но и в прямой стычке ему трудно найти равных, поэтому тот враг, который купится на внешность Афродиты и подпустит его слишком близко, самдураквиноват. Помимо коварства, Афродита отличается редкой жестокостью – ему совершенно чуждо милосердие или сострадание, он с лёгкостью убивает даже противников, которые не представляют для него никакой угрозы. Афродита вообще не очень волнуется из-за морально-этических проблем: он совершенно равнодушно выполнит любой приказ Понтифика Ареса. Что именно заставляет его так преданно служить Аресу – неизвестно, но очевидно, что эта служба отражается на характере Афродиты ещё хуже, превращая стервозного и коварного юношу в холодного и жестокого социопата. В арке Аида Афродита немногим человечнее: он атакует Овна Му безо всякой жалости, да и вообще всем своим видом демонстрирует лишь то, как его развлекает происходящее.
Ещё одна характерная черта Афродиты – самовлюбленность. Осознавая свою красоту, он не может относиться к ней равнодушно, поэтому регулярно демонстрирует нарциссизм.
Помимо службы Понтифику Аресу, Афродита связан с Раком Десмаском: в арке Аида они всё время держатся вместе, поддерживая друг друга. Возможно, они сошлись на почве общей для них жестокости, но так или иначе, Десмаск единственный если не друг, то приятель Афродиты, которого мы видим в каноне. В остальном он впечатления общительного человека не производит.

Рыбы Альбафика из «The Lost Canvas» тоже необщителен, но совершенно по другой причине. Он не ставит себя выше других: наоборот, Альбафика полон комплексов. С самого детства он рос в саду ядовитых роз, в итоге его кровь впитала их яд, и теперь Альбафика верит, что любое его прикосновение несёт смерть (в каноне, кстати, Альбафика несколько раз забывал об этом и бил врага кулаком по морде безо всяких дополнительных предосторожностей или заматывал человека своим окровавленным плащом… поэтому в фэндоме сложилось мнение, что он сильно преувеличивает масштаб катастрофы, но действительно ли это так, или эти моменты – элементарные ляпы мангаки, сказать в точности нельзя). Так это или нет, но из-за этого (и из-за того, что всю жизнь Альбафика прожил лишь с учителем либо в одиночестве) он откровенно боится людей. Альбафика прячет этот страх за маской равнодушия, но стоит кому-либо отнестись к нему дружелюбно – и он испуганно прячется в свой одинокий кокон. Так обжигались пытавшиеся его в своё время подружить Овен Шион, Рак Маниголдо и Агаша, но ни один из них в итоге не смог пробиться достаточно глубоко и выцарапать из-под комплексов настоящего Альбафику.
Кроме этих комплексов, в Альбафике очевидны спокойствие, благородство, стремление защитить тех, за кого он считает себя ответственным и некая наивность. В силу своего одиночества Альбафика почти не общался с людьми и в итоге почти не разбирается в нюансах человеческих взаимоотношений (так, он не видит и не осознаёт чувств Агаши и не понимает дружеского отношения Шиона). Несмотря на эти проблемы в общении, Альбафика заботится о встреченных на его пути детях: об Агаше, о Пефко, о Джокер. Учитывая его биографию, автору более вероятным кажется вариант, что Альбафика скорее видит в этих нуждающихся в помощи детях себя-маленького, чем в себе – родителя или опекуна, но вряд ли он осознает истинные мотивы этой заботы.
Кроме всего вышеперечисленного, Альбафика ещё и очень отважный – он не побоялся в одиночку сражаться с врагом, самым страшным на тот момент, и даже одержал над ним победу. Что же касается красоты – в отличие от Афродиты, который свою внешность ценит и любит, Альбафика, похоже, её вовсе не замечает – она не приносит ему ничего, пользоваться ею, как пользуется Афродита, он не умеет, поэтому и не обращает внимание. Так что можно сказать, что Альбафика – это противоположность Афродиты, объединенная с ним лишь тем самым единственным отличительным признаком – внешней красотой.

А вот кто действительно очень похож на Афродиту – так это Кардинал, Святой Рыб «Next Dimension». Мотивы, заставившие Афродиту служить Аресу, остались неясны, а вот Кардинал свою позицию насчёт предательства Афины и выбора стороны Понтифика в конфликте Святилища восемнадцатого века обозначил чётко: погоня за выгодой. Кардинал попросту боялся смерти и, услышав, что за голову Афины Аид дарует бессмертие, с чистой совестью переметнулся на его сторону. Он так откровенно-цинично излагает свою позицию, что не остается никакого сомнения – решение Кардинала взвешено и обдумано, это не сиюминутный порыв. Вследствие этого, Кардинал – единственный из Святых Рыб, кто совершил прямое покушение на Афину. В ходе всего этого происшествия он вёл себя очень похоже на Афродиту, только если жестокость Афродиты равнодушная, он просто выполняет приказы, попутно немного любуясь собой, то жестокость Кардинала – расчётливо-циничная, он явно рад тому, какой выбор сделал и как действует сейчас.
Пока что Кардинал – самый однозначно-отрицательный Золотой Святой «Next Dimension», и его схожесть с Афродитой в части жестокости и коварства только подчеркивает это.

Как итог – Кардинал позаимствован из Афродиты практически полностью, с повышением градуса злобы, а вот Альбафика – настолько нарочитая его противоположность, что закладываются подозрения, а не специально ли Тешироги это сделала. Но специально или нет – все три образа равно интересны и довольно-таки многогранны.

Chapter Text

Наконец-то, пройдя почти полный зодиакальный круг, мы добрались до тех двух персонажей – ветеранов Священной Войны восемнадцатого века – кто дожил до двадцатого. Это Овен Шион (в «Saint Seiya» уже Понтифик Шион) и Весы Доко. С ними одновременно и проще – потому что есть показанные в каноне характеры, есть их воспоминания – и сложнее, так как это уже не придумывание персонажа с нуля под свою историю, а вписывание в историю готовых характеров. Кто справился с этим лучше, судить не фэндому, но сравнить-то мы можем.

Итак, Овен Шион. С ним немного сложнее, так как на момент основных событий «Saint Seiya» он уже мёртв (убит Понтификом Аресом за тринадцать лет до них), а материю Овна носит Му, его ученик. Но в арке Аида Шион появляется во плоти, во главе воскрешённых Аидом Золотых Святых. Там Шион кажется властным, суровым, но спокойным и сдержанным лидером, способным и на решительные действия, и на дипломатические уговоры. Он называет Доко своим другом, твёрдой рукой руководит воскрешёнными Святыми и вообще демонстрирует удивительную выдержку и силу духа для мертвеца тринадцатилетней давности.

В «The Lost Canvas» Шион гораздо мягче. Он ещё не лидер, он добрый и светлый Святой, который со всеми дружит и практически не вступает в конфликты. Шион спокойный и позитивный, он не отчаивается даже после весомых неудач. Он тянется за более активным Доко, но не подчиняется ему: у них дружба на равных, несмотря на разницу в характерах. Сам по себе этот Шион, безусловно, прекрасен и достоин гордого звания Золотого Святого, но возникает закономерный вопрос: как из этого мягкого, совершенно не обладающего лидерскими качествами юноши получился тот самый властный и суровый Шион, которого мы видели в арке Аида? Двести пятьдесят лет на троне и кинжал в спину так сильно меняют характер?

У Курумады в «Next Dimension» Шион тоже не дотягивает по силе воли до оригинала, но тут он, по крайней мере, не настолько мягкий. Он всё ещё спокойнее и сдержаннее Доко, но уже проявляет кое-какие черты оригинального Шиона – например, умение приспосабливаться к изменяющейся ситуации (в арке Аида Шион ориентировался очень быстро, здесь тоже он мгновенно расставляет приоритеты и пропускает Шуна и Тенму, как только появляется более весомая угроза). Однако ему всё ещё не хватает сил сражаться со своими друзьями: в оригинальной истории он не мог толком драться с Доко, здесь он никак не может победить Суйкё. Так или иначе, Шион всё ещё юн, неопытен и не набрался лидерских умений, но этот Шион уже больше похож на того, которого мы видели в арке Аида.

Что касается Доко, он появился в самом начале «Saint Seiya» как Роши, старый учитель Ширю, и сопровождал главных героев до самого конца, до Элизиума. В образе Роши это не более чем стереотипный старый мастер, все мысли которого – о том, как бы передать ученику ещё какую-нибудь технику. Но в арке Аида, когда он появляется перед нами как Доко, он раскрывается с другой стороны – как опытный воин, решительный и готовый сражаться сам, а не только руками учеников. На фоне Шиона он кажется более активным, и что ещё немаловажно – он, очевидно, очень любит самого Шиона (сцена их прощания одна из самых трогательных в арке Аида). Такого персонажа очень трудно испортить, и ни Тешироги, ни Курумаде это не удалось.

Тешироги в «The Lost Canvas» безошибочно поймала эти самые яркие черты Доко: активность, решительность и желание передавать свои знания ученикам; вручила ему в качестве ученика Пегаса Тенму, главного героя, а в качестве лучшего друга – Шиона. И был бы Доко активным позитивным живчиком, тормошащим остальных Золотых Святых, если бы не его сюжетная роль. Если что и портит это воплощение Доко – его роль в сюжете. Он постоянно мелькает в кадре как напоминание для старых фанатов и учитель главного героя, но по сути для Священной Войны делает очень мало, и это рано или поздно начинает раздражать. Если бы Тешироги дала ему чуть больше активности, а не просто суеты – Доко, на взгляд автора аналитики, вышел бы совсем таким же, как в оригинале.

В «Next Dimension», собственно, Доко тоже воплощает в себе именно эти свои характерные черты. Он точно так же друг Шиона и молодой Золотой Святой. Учеников в этом варианте преканона у него нет, но Курумада читерно устроил ему встречу с Ширю, его учеником из двадцатого века. Как и следовало ожидать, эта встреча только подтвердила тот образ Доко, которого Курумада рисовал в оригинальном каноне и продолжил рисовать здесь: мудрого, но дружелюбного учителя, любящего делиться знаниями, величайшей радостью для которого является тот момент, когда ученик его превосходит.

Нельзя сказать, какой вариант Доко и Шиона лучше: у обоих свои достоинства, которых нет во втором. Но всё-таки связь с изначальными характерами Доко и Шиона, по мнению автора, лучше удалось передать именно Курумаде. Впрочем, ничего странного в этом нет, в конце концов, это ведь с самого начала были именно его персонажи?..

*

Напоследок автор упомянет то, о чём молчал всю статью. Внешность. Я намеренно не сравнивала внешность разных Золотых Святых и даже не упоминала её (кроме Рыб, у которых внешность является важной частью персонажной идентичности), но всё-таки сказать об этом надо. За копипаст внешности Золотых Святых 13 из 13 получает Шиори Тешироги. Её Золотые Святые настолько похожи на соответствующих им Золотых Святых изначального канона, что на некоторых фанартах отличить их можно лишь с помощью подписи. Да, как мы выяснили в этой статье, это – ещё не гарантия, что характеры персонажей тоже скопированы, но всё-таки ради вселенской справедливости и Афины – упомяну и это.

А для тех, кто, несмотря на эту статью, все еще путается в разнообразии наших канонных мужчин, автор сделал шпаргалку:
http://i.imgur.com/aQsyhLT.jpg