Chapter Text
— Да уж.
Натаниэль останавливается в дверном проеме, скрещивает руки на груди и изучает светловолосое недоразумение, назначенное на позицию запасного голкипера. Эндрю Миньярд смотрит исподлобья, у него злой и колючий взгляд, стиснутые губы, взлохмаченные волосы. Ссадина на лице, в уголке губ — запекшаяся кровь, костяшки пальцев сбиты. Наверняка еще полно синяков, спрятанных под одеждой, но Натаниэлю это не интересно. Он видит не человека, а гору проблем, невовремя упавшую на его плечи.
Если бы Кевин не сбежал к лисам под хвост, о команде из Пальметто никто бы и не узнал. Всего с десяток паршивых игроков, с которыми постоянно случается какая-то дичь; Дэй был там все равно что царь среди шпаны — такой же неуместный, — но привлек к ним внимание. Еще весной, в конце сезона, Рико собрал приближенных, чтобы пройтись по каждому, тогда-то и выяснилось, какая репутация у худшей половины команды, и кого из них прямо в глаза зовут чудовищем.
Шансы встретить лисов вживую были ничтожными — даже с учетом Кевина они играли херово, лишая себя мизерного шанса подняться по турнирной таблице и выйти против «Воронов».
И вот один из них сидит посреди вороньей раздевалки и бесстрашно ухмыляется Натаниэлю в лицо.
— В черном-черном доме, в черной-черной комнате… стоял черный-черный хуй, — насмешливый голос прерывается, Эндрю проводит языком по зубам, проверяя, какой из них расшатался.
«Гнездо» вовсе не похоже на детскую страшилку, если к нему привыкнуть. Черная мебель — это стильно. Помогает сосредоточиться, не отвлекает; к тому же, у черного есть множество оттенков. Не хватает разве что окон, которые можно распахнуть и обнаружить реальный мир, полный свободы и ветра, но у них обычно не так много лишнего времени, чтобы наслаждаться видом. На тупые шуточки времени у них тоже нет.
— Ты в курсе, кто я?
— Хуй, — повторяет Эндрю, но его по-детски дебильный протест не находит должного отклика. Чтобы пронять Натаниэля нужно что-то серьезнее.
Он называет свое имя, вкратце рассказывает про заведенные у «Воронов» порядки — так, словно у них появился самый обыкновенный новичок. Правила поведения в «Гнезде» и вне его, стандартный распорядок дня, график тренировок, иерархия в команде и прочие нюансы. Где-то на середине монолога Миньярд закрывает глаза и притворяется спящим, но Натаниэль заканчивает лишь когда все основное уже сказано.
— Если чего не запомнил — твои проблемы. Никто не будет с тобой церемониться.
— Нахуй надо. — Чудовище отвечает, не меняя позы. — Я тут ненадолго.
— Это ты так думаешь, — Натаниэль пожимает плечами. — Ты здесь, пока тренер Морияма этого хочет.
— Перехочет. Не та команда, за которую я стал бы играть.
— Большинство студентов отдало бы что угодно, чтобы хоть на одну тренировку к нам попасть.
— Вот и звали бы сюда это большинство.
— Но Кевину за каким-то хером понадобился ты. Лично я думаю, что тебе здесь не место. На фоне других бездарей ты выглядел неплохим вратарем, но против Рико, Дженкинса или Уильямса не продержишься и десяти минут. Тебя стоило нагнуть и заставить драить сортиры, но вместо этого ты наденешь форму, встанешь на ворота и даже рта не раскроешь, чтобы пожаловаться.
— Серьезно? Ну так заставь меня.
В этот момент Натаниэль едва сдерживается, чтобы не разбить Миньярду нос в ответ на лениво-дерзкий взгляд и насмешливый голос. Бравада в стиле «совсем тебя не боюсь» его не трогает, он злится, потому что новый голкипер попал под его ответственность и займет место Жана, уехавшего во Францию. Натаниэлю придется возиться с чудовищем, дрессировать его и учить манерам, ведь если этого не сделать — достанется обоим. Но прямо сейчас ему кажется, что Миньярд только рад подраться, и Натаниэль сделает ему одолжение, если начнет первым.
Ну уж нет.
Кулаки наконец разжимаются. Всё, что Натаниэль себе позволяет — это ледяной отцовский взгляд, выражение лица, с которым Балтиморский мясник занимался любимым делом.
— Я? Брось, Миньярд. Ты здесь, а значит, тебя уже заставили. Помни об этом и переодевайся — тренировка через десять минут.
***
Дни превращаются в настоящую пытку, отдохнуть от которой удается разве что на лекциях в университете и той части тренировок, которая проходит в тренажерном зале. Миньярд не выходит из «Гнезда», и Натаниэлю все равно, бегает он на дорожке или спит на гимнастическом мате — главное, чтобы во второй половине дня надевал форму и вставал на ворота. О том, чтобы участвовать в обсуждении игры, изучать тактику противников и просматривать видео чужих матчей речь вообще не идет, но тренер и не рассчитывает вовлечь новичка в общий поток. Все чересчур заняты Кевином, туда уходит максимум усилий и внимания, и поэтому Натаниэль остается с проблемой один на один, когда дело доходит до тренировок.
А когда тренер подводит ежедневный итог, достается им обоим. Натаниэль старается изо всех сил — не пропускает нападающих за линию третьей четверти, вминает их в борта, перехватывает мяч, — но все это не имеет никакого смысла, ведь ворота никто не защищает. Миньярд стоит с безразличным видом, опирается на клюшку, а сигнальные лампы за его спиной то и дело загораются красным. Гол, гол, гол. Он лишь морщится, когда мяч попадает не в стену, а в него, но даже не пытается уклониться.
Синяки на бедрах и боках болят постоянно, не дают высыпаться. Натаниэля мучает чувство несправедливости: вина полностью лежит на Миньярде, а наказывают их одинаково, но так заведено в «Воронах», и так же было у них с Жаном, хотя они старались друг друга не подводить, в отличие от…
Кажется, будто всякий раз у Миньярда злорадство в глазах, когда он выдерживает очередной удар клюшкой. Словно не чувствует боли и ему на все наплевать.
И это может продолжаться еще долго, но к концу второй недели Натаниэль оказывается там, где меньше всего хотел — в кабинете у тренера Мориямы. Трудно не догадаться, о чем пойдет разговор, и потому Натаниэль начинает первым:
— Вы сами все видите. С ним невозможно работать.
— Но в Пальметто работали, — замечает японец, сохраняя ледяное спокойствие.
— Там наверняка совсем другие условия. Никакой команды, все на расслабоне, а он еще был под крылом Кевина. А я — не Кевин, я не могу на него повлиять.
— Я не хочу слышать твоих «не могу». — Тренер не повышает голоса, но в его интонации, в усилившемся акценте, слышится опасность, которую в «Гнезде» легко распознает каждый. — Он будет играть, и он будет играть хорошо. И меня не интересует, как ты этого добьешься.
Короткий, но тяжелый разговор. Натаниэль не слышит ни единой угрозы, но тревожная тень таится под каждым словом тренера; его нельзя разочаровывать, если хочешь остаться в команде. Натаниэль не просто хочет — ему это необходимо, и следующую ночь он спит еще хуже, пытаясь изобрести хоть какой-нибудь способ найти с Миньярдом контакт.
После утренней тренировки и завтрака Натаниэль заходит в противоположное крыло «Гнезда», толкает незапертую дверь. В комнате Миньярда четыре места, но сейчас из соседей там только Ричер, сидит за столом с двумя раскрытыми учебниками. Натаниэль кивает ему, и то ли просит, то ли командует:
— Выйди.
— Класс. — Ричер вздыхает, но поднимается, забирая с собой книгу. Каждому известно, что происходит у Натаниэля с новичком, и Ричер не хочет оказаться между ними.
Миньярд лежит на кровати, одетый полностью в черное. Расслабленная поза и закинутые за голову руки, как будто он на курорте, и только взгляд, как обычно, полон злости.
— Чего тебе, номер три? Уже соскучился?
— Нам пора поговорить.
— Ха.
— Я не знаю, как тебя вынудили подписать контракт, я в твои личные дела не собираюсь лезть, но пинать хуи ты больше не можешь. Это не только тебе вредит, но и мне.
— Срать я на тебя хотел.
— Да я знаю. Но мне вот на себя не срать, а я с тобой в одной лодке.
— Соболезную.
— Поэтому давай договоримся. — Натаниэль делает паузу, выкладывая свой главный козырь. — Чего ты хочешь?
В «Воронах» у Миньярда нет никаких прав, одни запреты, а Натаниэль, наоборот, обладает рядом привилегий, которыми мог бы поделиться. Он чувствует себя сдавшимся, задавая вопрос, и ощущение только усиливается, когда Миньярд садится на кровати, а неприязнь в его взгляде сменяется интересом.
— Хочу выходить наружу.
Быстрый и конкретный ответ. Как будто Миньярд давно ждал чего-то подобного и теперь добился своего.
— Наружу?
— Что непонятно? Я не крот какой, чтоб под землей сидеть.
Над этим приходится подумать. Натаниэль стоит молча, рассматривает лицо Миньярда: у него разбита бровь и губа, на шее синяк — значит, подрался с соседями. Трое на одного, но чудовище не остановилось перед численным преимуществом, и Натаниэль невольно удивляется его упертости и бесстрашию.
— Я должен убедиться, что ты настроен серьезно, — наконец говорит он. — Сегодня на тренировке.
Миньярд не отвечает ни словами, ни кивком, но ложится обратно на кровать и закрывает глаза, показывая, что разговор окончен. Больше Натаниэлю нечего здесь делать, и он выходит, по-новому глядя на темные коридоры «Гнезда».
Неподготовленному человеку тут действительно непросто, но команда не проводит много времени в общежитие. Тренажерный зал и стадион, конечно, не имеют окон, но все здесь — студенты университета Эдгара Аллана, потому выбираются на лекции и в город, когда есть время. Все, кроме Миньярда, который пока что бонусов не заслужил и вынужден жить взаперти. Натаниэлю не жаль его — если бы приложил усилия, все бы изменилось, — но компромисс выглядит справедливым. Оба получат не то, в чем нуждаются, но то, чего хотят.
До вечера они больше не разговаривают, хотя пересекаются во время обеда, в раздевалке и на разминке перед тренировкой. Потом Миньярд ждет очереди на скамье, а Натаниэль следит за игрой с места у борта, пока тренер не меняет состав, давая им выйти на поле. Застегивая шлем, Натаниэль бросает на вратаря единственный взгляд — хочется напомнить об уговоре, но вокруг слишком много лишних ушей, и он молчит.
Поведение Миньярда вправду меняется. Видно, что он следит за игрой, перемещается, предугадывая траекторию мяча, пытается блокировать удары. Самый минимум, который требуется от голкипера; он даже не пробует общаться с защитниками или отбивать мяч так, чтобы его удобно было перехватывать и пасовать. Некоторые голы он по-прежнему пропускает, ведь уровень нападающих намного выше, чем у всех лисов вместе взятых, но теперь составу противника хотя бы нужно прилагать усилия.
К концу тренировки Натаниэль устает больше обычного, но чувствует себя довольным. Это не победа, но шаг на пути к ней; им все еще приходится собирать мячи по полю и приводить в порядок раздевалку в качестве наказания, зато никто больше не замахивается в их сторону клюшкой.
После душа Натаниэля клонит в сон, но в пустой раздевалке его ждут. Он молча натягивает толстовку с эмблемой «Воронов», влазит в кроссовки, не завязывая шнурки, а пряча их под язычок, и в последнюю очередь накидывает на влажные волосы капюшон. Миньярд свою часть сделки выполнил — по крайней мере, на время одной тренировки, — и теперь очередь за ним.
— Запоминай дорогу. Обратно не поведу.
В коридорах светло и шумно. Некоторые двери неплотно закрыты, за ними смеются и разговаривают, где-то звучит музыка или энергичный голос спортивного комментатора. Все почти как в обычном общежитии, если сделать скидку на цвет. Они проходят жилые сектора насквозь, сворачивают на пожарную лестницу и поднимаются вверх. Затем попадают на последний ярус трибун, огибают четверть стадиона, погруженного в темноту, пока не оказываются перед одной из башен.
Натаниэль показывает кодовый замок на служебной двери, дает Миньярду увидеть комбинацию, прикрывает за собой створку. Внутри оглушающе тихо, непроглядно темно, приходится достать мобильник и фонариком светить на бетонные ступени. Восемь пролетов вверх, короткий проход и еще один замок; подсвеченные зеленым кнопки тонко пищат под пальцем, Натаниэль дергает металлическую ручку, и дверь открывается в ночное небо.
Они над изогнутой крышей стадиона, чьи границы виднеются благодаря точечным светильникам у краев. Дальше раскинулся город — мерцающие оранжевым и желтым окна, проблесковые огни на высотках, неоновые пиксели вывесок. Наверху звезды, бледный полумесяц, легкие облака. Натаниэль сворачивает влево, огибает стену входного бокса, потому что прямо на дверь направлена камера, и только потом расслабляется, засовывая руки в карманы.
— Это все, что я могу сейчас сделать. — Он не смотрит на Миньярда, пока говорит, но следит за ним краем глаза, чтобы не оставлять за спиной. — Они узнают, если ты выйдешь из здания.
— И так ведь узнают.
Натаниэль кивает. Электронная система зафиксирует, что кто-то вводил код на двух служебных дверях. При необходимости охрана проверит камеры, и их легко обнаружат. Однако он ходит сюда не первый месяц, а никто пока ничего не сказал, и Натаниэля вполне устраивает эта тенденция.
— Не делай ничего тупого, и все будет в порядке. — Он не может пообещать этого, но все равно предупреждает. — Ты ведь хотел «наружу».
Миньярд бродит по крыше, осматривается. На фоне неба виднеются темные силуэты остальных башен, один этаж на каждую, чтобы спрятать подъемные механизмы лифтов, генераторы и спутниковые антенны. Каменные борта всего по колено, в каждом углу сливные отверстия для дождевой воды; кое-где проходят сдвоенные электрические кабели в плотной изоляции, прикрепленные друг к другу жгутами. Натаниэлю тут любоваться не на что, он давно изучил это место как свои пять пальцев, и уже собирается уйти, но его останавливает негромкий оклик:
— Эй, Веснински.
По спине пробегает холодок. Надевая форму, он каждый раз видит эту фамилию, но слышит ее не так часто, поэтому не успел привыкнуть. «Веснински» — это кто-то очень похожий на него, но в два раза старше, монстр, запертый в тюремных стенах и глядящий из зеркала. Натаниэль оборачивается, капюшон скрывает его лицо в тени, поэтому Миньярд ничего не замечает.
— Сигарету дай.
— В «Воронах» не курят, — хрипло отвечает Натаниэль, напоминая одно из многочисленных «нельзя», которые озвучил для новичка в первый день.
— Откуда тут тогда целая банка с окурками?
Проклятие. Он не подумал заранее. Знал, что Миньярд курил, и мог бы использовать сигареты как еще один предмет обмена, но уже слишком поздно. Натаниэль подходит к углу крыши, где смыкаются два борта, достает жестянку, спрятанную в ливневке и закрытую пластиковой крышкой — от дождя. Перед тем, как бросить Миньярду мятую пачку, проверяет остаток: с десяток сигарет и дешевая биковская зажигалка.
Будто не куревом делится, а частью самого себя. Прежде Натаниэль никого не приводил в башню, считая ее своим личным местом, где после трудного дня можно расслабиться, подышать никотином и подумать. Но больше ему нечего было предложить — за ворота «Эвермора» Миньярда никто бы не выпустил без разрешения тренера, как ни старайся, и потому Натаниэль отдал ему все, что мог.
Несколько раз щелкает зажигалка, на подбитом лице Миньярда появляются оранжевые отблески, через секунду оно снова в темноте. Сизый дым растворяется в небе.
— Будешь?
— Я сваливаю. — Натаниэль качает головой. — Спрячь потом обратно.
Он оставляет за спиной чужого человека, металлическую дверь, восемь темных лестничных пролетов и коридоры «Гнезда», душные и тесные после открытого пространства. Спать больше не хочется, но он раздевается и ложится в кровать, и думает о том, чем первые уступки могут обернуться в дальнейшем.
***
В следующий раз Натаниэль поднимается на крышу через неделю, в конце особенно утомительного дня. Сворачивает налево от последней двери, проходит пару шагов и останавливается, замечая темный силуэт на узком бетонном борту. Несколько секунд уходит на то, чтобы узнать его, лишь потом Натаниэль расслабляется.
— Думал, ты все уже выкурил.
Миньярд делает глубокую затяжку, и кончик его сигареты разгорается сильнее.
— Ну да.
— Тогда откуда? — Натаниэль подходит ближе: рядом валяется зеленая пачка «Ньюпорта», и Миньярд подталкивает ее дальше, словно предлагая угоститься.
— Выиграл.
— Круто.
Он не торопится садиться рядом, достает сигарету и зажимает между губами. Непривычно стоять здесь не в одиночестве, но Миньярд на тренировке и Миньярд на крыше — будто два разных человека. Этот хоть мало, но разговаривает, не огрызается как собака на Натаниэля, который упрямо пытается выжать из него больше старания, уже ничего не предлагая взамен.
— Почему ты так ненавидишь «Воронов»?
Вопрос предельно прост, ведь Миньярд никогда не хотел попасть в команду, но хочется понять причину.
— Да мне плевать на вас.
— На «нас» ты имеешь в виду.
— Ты в курсе, что нам не обязательно общаться? — тяжелый взгляд упирается в Натаниэля, но он только пожимает плечами:
— Тогда уходи.
Пару минут они молча курят, не двигаясь с места. Миньярд вдавливает окурок в бетон, берет новую сигарету, и Натаниэль воспринимает это как шанс:
— Так почему?
Опять возникает пауза, холодная благодаря зимнему воздуху. Натаниэль поглубже натягивает капюшон, прячет в карман незанятую руку, и терпеливо ждет ответ.
— Не люблю экси. Скучная игра.
— Ты неплохо играл в «Лисах» как для человека, которому скучно. Немного усилий, и здесь ты тоже мог бы стать одним из лучших.
— Нахер мне это надо? — искренне удивляется Миньярд. — Я в этом гадюшнике ненадолго.
— С чего ты взял?
— Сам посмотри. Морияма не поставит меня на поле во время игры — побоится, что я всё солью, и будет прав. На тренировках из-за меня проблемы. Кретин, который захотел меня здесь, ни на шаг не отходит от Рико. Я бесполезен и только делаю всё хуже.
— И ты думаешь, тебя отпустят с миром?..
Натаниэль ощущает некоторое сочувствие, поняв, что Миньярд действительно надеялся на простой исход. Словно тренер убедится в его непригодности и вышвырнет за ворота, позволив идти на все четыре стороны.
— Не прикончат же они меня.
— Нет, конечно, — голос начинает звучать чуть мягче, но в этом виновата глубокая затяжка. — Но повесят на тебя что-нибудь и упекут за решетку.
Холод пробирает до костей, намекая, что пора закругляться. Натаниэль садится на борт, вжимает в него сигарету и сбрасывает окурок в почти полную банку.
— Это всего на три года, — говорит он. — Знаю, здесь тяжело. Но потерпеть несколько лет — и любая дверь будет тебе открыта. Игроки из «Воронов» нарасхват по всему миру, без шуток. Просто притворись своим, и сразу станет проще.
— Кому ты рассказываешь, Веснински, мне или себе?
На этот раз Миньярд уходит первым, а Натаниэль остается сидеть на краю крыши со стеклянным взглядом, мерзнущими руками и болезненным ощущением чужой правоты.
***
Когда удается застать Кевина одного, Натаниэль хватает его за локоть и бесцеремонно тянет к дальнему столику в студенческом кафетерии. Столешница завалена подносами с грязными тарелками и бумажным мусором, но Натаниэль заставляет Кевина сесть, чтобы не быть таким приметным, и сразу на него набрасывается:
— Какого хера, Дэй?!
— Чего?
— Какого хера ты притащил ко мне эту головную боль?
— А… — Кевин вздыхает, устало трет лицо. Обычно он на две головы выше Натаниэля, но сидя кажется маленьким и потерянным, буквально изможденным. — Я не думал, что… Я тогда много чего Рико наговорил.
Натаниэль не задает дополнительных вопросов, но сверлит Кевина взглядом, и тот сдается, объясняя:
— Ну, что никуда не пойду без него, типа он мой друг. В таком роде. Потом Рико сказал, что Эндрю в больнице, с таблеток снимается, это почти как наркота. А после больницы его сюда и притащили, меня больше не спрашивал никто. Ты же знаешь Рико — он вбил себе в голову. А Эндрю теперь со мной даже не общается.
— Пиздец, Кевин. Ну так скажи Рико, чтобы отправил его обратно.
— Сам скажи, Нэйт, — ухмыляется Кевин. — Вон же он.
Появившийся из-за угла Рико безошибочно находит взглядом цель. Холодные глаза, волосы гладко зачесаны, узкая черная водолазка; он идет, и люди перед ним расступаются, украдкой смотрят вслед. Запал Натаниэля чуть угасает — от Рико веет угрозой не хуже, чем от его дяди, и с этим следует считаться.
— В чем тут дело?
Номер один, два и три. Обычно в этом составе они собираются только для интервью и фотографий — общественность должна видеть в них лучших друзей, чувствовать уверенность и поддержку. Все трое отлично умеют улыбаться на публику, хлопать друг друга по плечам и обнимать для якобы случайных кадров. Сейчас на них направлены не объективы, а взгляды, и поэтому нужно держать лицо — у каждого в кафетерии есть смартфон и твиттер.
— Узнавал, как дела у Кевина. — В последний момент Натаниэль давит в себе желание упомянуть Миньярда снова. — Он неважно выглядит.
— С каких пор это твоя проблема?
Рико кладет ладонь Кевину на предплечье — жест собственника, от которого Дэй чуть напрягается. Что же между ними происходит, когда они остаются вдвоем, думает Натаниэль, и как мог Кевин сам этого захотеть?
— Скоро игра, — объясняет Натаниэль. — Первая для Кевина, значит, будут пресс-конференции и интервью. Если вы хотите устроить все это без меня, то не проблема…
— Нет, — Рико немного смягчается, выражение лица становится почти приятным. — Мы будем втроем, как и всегда. Нэйт прав, Кевин, тебе надо собраться.
— Я собран.
— Хорошо бы Жан вернулся. — Чужая рука исчезает с предплечья Кевина, и тот поднимается, но Рико даже на его фоне продолжает выглядеть главным. — Позвоню ему позже, узнаю, как дела. А на днях мы с вами сходим в какой-нибудь клуб, бросим кость папарацци. Я договорюсь с тренером и закажу шмотки.
Рико разворачивается, Натаниэль уходит следом, Кевин за ним, последний в строю. Спиной чувствуется его взгляд — предостерегающий, мрачный, — потому что у них появился секрет, неизвестный Рико Морияме, и каким бы мизерным он ни был, иметь его все равно опасно, если Натаниэлю хочется видеть обе руки целыми.
***
Пятничная игра проходит с большим успехом. Трибуны «Эвермора» полны, прожекторы светят на максимум, обе парковки забиты до отказа, ближе всего стоят фургоны телевидения с крупными логотипами на боках. В городском парке через дорогу организована фан-зона с большим экраном, и к следующему утру там остается только мертвая трава и горы мусора.
Лицо Кевина на каждом углу — широкая улыбка, четкая двойка на скуле, вид победителя. Даже Рико показывают реже, а ведь он забил целых пять голов, тогда как Кевину удался всего один при четырех ударах по воротам за половину тайма, которую он провел на поле. Тренер не выпускает его надолго: только перед перерывом, чтобы подогреть настрой толпы. «Вороны» победили бы и без Кевина, ведь до серьезных столкновений с командами из большой тройки еще несколько месяцев. Зато теперь каждому ясно — Кевин на своем месте и постепенно набирает форму.
Натаниэль едва не обманывается, глядя на то, как второй нападающий блистает на поле. Кевин буквально излучает жизнь и удовольствие от игры, и на всех интервью он как живой комок энергии, заряжающий всех вокруг. Его обожает публика, любят камеры, и даже товарищи по команде становятся намного добрее, хотя до сих пор относились с подозрением, как к перебежчику, ненадежному звену.
Обсуждая игру поздним вечером в общем холле, Натаниэль ощущает себя как в детстве, когда им всем было около тринадцати, и серьезная беда еще не ударила ни по кому из них. Значение имела только любимая игра и очередная победа, и путь в будущее казался сияющим и понятным.
Пытаясь подольше удержать ускользающее чувство счастья, Натаниэль поднимается на крышу, чтобы покурить перед сном. Сегодня Миньярда нет — его весь день продержали в «Гнезде», не выпустив даже на скамью запасных, — но о чужом присутствии напоминают мелочи вроде незнакомых окурков и оставленной не на месте банки с сигаретами. Натаниэль делает пару затяжек — «Ньюпорт» чересчур крепкий и голова приятно кружится, — засовывает недокуренную сигарету обратно, на следующий раз, и возвращается, не проведя наверху и десяти минут.
На следующий день, в субботу, вся команда получает выходной, но для Рико, Кевина и Натаниэля это не развлечение, а официальный обед с пресс-конференцией, который заканчивается усталостью и головной болью. Вечером он буквально валится в постель, готовый уснуть в одежде, и почти не вздрагивает, когда дверь его комнаты резко распахивается.
— Эй, Веснински.
Благодаря изнурению ему даже не противно, но он все равно отвечает:
— «Нэйт» звучит намного короче.
— Мне нужно позвонить. Дай телефон.
— А я думал, ты хочешь поздравить меня с победой.
Миньярд толкает кроссовком дверь, и та закрывается с легким стуком. Комнаты в «Гнезде» не запираются изнутри — требование Тэцудзи Мориямы, — и Миньярд решает проблему, прислонившись к двери спиной.
— Ага, поздравляю, — голос звучит безразлично. — Так что?
Мобильник Миньярда наверняка хранится в кабинете тренера — связь с внешним миром тоже привилегия, которую в «Воронах» нужно заслужить. У него бы это давно получилось, но Миньярд делает все, чтобы не заработать ни единого очка в глазах Мориямы, и, похоже, не собирается ничего менять.
— Неа.
— Блять.
— Чего у соседей не попросил?
Миньярд отмалчивается, но Натаниэлю и так понятно:
— Не хочешь, чтобы они знали… Смотри-ка, это типа знак доверия или что?
— Какой, нахуй, знак? Я сейчас тебя вырублю и так позвоню.
— Ага, удачи. — Натаниэль с легкостью протягивает смартфон. — Без пароля только девять-один-один.
Еще немного, и будет слышно, как от злости у Миньярда скрипят зубы. Он садится на кровать Жана и опирается локтями о колени. Тяжелый взгляд невольно заставляет отвернуться, и Натаниэль притворяется, что заскучал, а заодно пытается увидеть комнату глазами того, кто оказался в ней впервые. Как и везде, тут много черного, но на полу серый ковер, а на стенах цветные фотографии команды и открытки из разных городов. Полки Жана забиты книгами на французском, у Натаниэля в основном старые диски с музыкой — со времен, когда еще были плееры, — и спортивные сувениры. Неоновая эмблема «Воронов» над кроватью: когда-то она светилась всеми цветами радуги, но батарейки давно сели.
В тишине Натаниэля клонит в сон. Он ерзает, устраиваясь поудобнее, прячет в ладони зевок и почти закрывает глаза, когда Миньярд не выдерживает:
— Давай договоримся.
По тону слышно, с каким трудом даются ему эти слова. Натаниэль задумчиво разглядывает его, несколько язвительных фраз вертятся на языке, но он слишком устал для словесной пикировки.
— Не стоит. Мне надоели эти игры. Тебе не нужна команда, а Кевин и так себя прекрасно чувствует. Поговори с ним — он только рад будет от тебя избавиться. А я устал, так что убирайся, и дверь за собой закрой.
Естественно, дверь остается распахнутой настежь.
***
Натаниэль замечает перемену на следующий день, во время отработки пассов. Уже середина тренировки, он весь взмок и вымотался, когда тренер обновляет группы — половина уходит на пробежку, другая становится в широкий круг по центру поля. Эндрю среди последних, его место напротив Натаниэля; обычно он безучастно стоит, опираясь о клюшку, но сегодня следит за стремительным движением мяча.
Кевин пасует на Ричера через правый борт, мяч отскакивает от пола и летит вверх под острым углом, так что Натаниэль едва успевает перехватить его сеткой и отправить налево, в плексигласовую дверь. Не самый удачный бросок, сложная траектория, но Миньярд неожиданно дергается вперед и ловит мяч на излете, направив вверх, чтобы рикошет получился от потолка. Остальные продолжают по очереди, первым выбывает Вильямс, пропустивший подачу, еще через несколько кругов мяч бьет Ричера в грудь, и тот тоже выходит. Натаниэль сдается, когда их остается четверо. Со скамьи он наблюдает за тем, как Кевин, Миньярд и Дженкинс делают все более резкие и сложные удары, пытаясь друг друга переиграть, и только сейчас понимает, насколько чертов Миньярд действительно талантлив.
Из него получился бы первоклассный игрок. Может, даже лучше вспыльчивого Рико — на поле важно спокойствие и концентрация, а Миньярд сосредоточен и не делает лишних движений. Минут через десять он тоже выбывает, наконец совершая ошибку, но в этот раз его не наказывают, а просто отпускают на перерыв.
Затем тренер разбивает воронов на команды для полного тайма, и Миньярд первым оказывается на воротах. Обычно Натаниэль стоит в защите одновременно с ним, но сегодня есть шанс понаблюдать со стороны, и он сразу замечает разницу. Миньярд действительно играет. Двигается в зоне ворот, предопределяя траекторию мяча, блокирует сложные удары, подает не как попало, а ближе к центру и нападающим. Натаниэль не слышит голосов, но видит, как шевелятся его губы, когда перед пасом он предупреждает полузащитника, которому предназначен бросок.
— Что это с ним? — Спрашивает Кевин, тоже ожидающий на скамье запасных.
— Думал, это вы поговорили, — признается Натаниэль, не сводя с ворот взгляда.
— Нет.
Он следит за игрой до конца тайма, потом составы меняются, и он выходит на поле. Миньярд, перед тем, как скрыться за перегородкой, салютует двумя пальцами от виска, но ничего не говорит.
Трудно признать, но работа Миньярда впечатляет. Теперь понятно, почему тренер Тэцудзи не спешит выпереть его из команды, надеясь получить еще одного полноценного ворона. Если бы Миньярд с самого начала играл так, он уже стал бы на равных с остальными; но пока Натаниэль не торопится с выводами. Это всего одна тренировка, и он хочет узнать, надолго ли хватит неожиданного энтузиазма.
На следующий день все повторяется, и через один тоже. Они не разговаривают, разве что перебрасываясь командами во время матча; Натаниэлю легко играется при мысли, что ворота на самом деле защищены, и наконец он чувствует себя спокойно и уверенно. Их больше не наказывают, не оставляют поздним вечером для уборки, а тренер одобрительно кивает, перехватывая его взгляд. Только Миньярд по-прежнему молчит, словно сказал уже достаточно и передал ход.
Удается выдержать еще сутки, но затем любопытство берет верх и приводит на крышу сразу после душа. Темное небо на закате остается пурпурным, порывистый ветер треплет волосы и не дает зажечь сигарету с первого раза. От нее остается лишь половина, когда рядом бесшумно появляется силуэт, а чужая рука тянется за пачкой.
Натаниэль достает телефон, снимает блокировку и протягивает вперед. Пару секунд Миньярд не шевелится, как будто передумал и не примет подачек из гордости, но все-таки забирает мобильник и отходит к краю крыши.
Хотя бы его будет слышно, думает Натаниэль, усаживаясь поудобнее и еще не зная, что весь разговор пройдет на немецком, так что ему не удастся разобрать ни единого слова. В школе он учил французский, в университете Эдгара Аллана взял курс испанского, и теперь пытается уловить хоть что-то — имя, место, — но безуспешно. Миньярд возвращает телефон с ухмылкой, без благодарности, и приходится спросить:
— Кому ты звонил?
Сперва кажется, что Миньярд продолжит игру в молчанку, но тот, глубоко затянувшись, отвечает:
— Брату.
О его семье Натаниэль помнит не так уж много. Сирота, почти всю жизнь провел в детском доме и приемных семьях, из родственников только брат, который тоже играет в экси. Кевину и тренеру известно куда больше, но расспрашивать других Натаниэль не любит, ему по вкусу узнавать все самому.
— Каково это — иметь близнеца? Говорят, между близнецами есть типа связь и все такое.
— Не у нас. Мы не очень близки.
— Как его зовут?
В уме что-то вертится, Натаниэль читал список лисов, но успел забыть за ненадобностью. А еще ему просто хочется поддержать разговор, пока собеседник расположен к общению.
— Аарон.
— У него все хорошо?
Миньярд приподнимает бровь, и приходится объяснить:
— Не просто же так ты ему звонил.
Спрашивать напрямую бессмысленно, но Натаниэлю хочется выяснить чуть больше если не о предмете разговора, то о самом Миньярде. Последние несколько дней серьезно повлияли на мнение о нем, и Натаниэль заинтригован этой личностью куда больше, чем раньше. И не только потому, как Миньярд играл, а из-за тактики поведения, которую выбрал, чтобы на него повлиять.
— Многовато вопросов, номер три. С чего мне с тобой откровенничать?
— Просто так.
— Ну да.
— С кем еще тебе тут поговорить? — Натаниэль пожимает плечами. — К тому же, мне интересно.
— А мне интересно, как поживает твой папаша-убийца.
На холодном ветру становится невыносимо жарко. Пульс учащается, потеют руки, Натаниэлю хочется сбежать, но он не может двинуть ни единым мускулом, пока Миньярд разглядывает его, медленно выдыхая дым. О родителях известно многим — отец бизнесмен, мать домохозяйка, — но правду знает три человека: тренер, Рико и Кевин. Легко понять, кто из них проболтался, но злости нет — вместо нее накатывает страх, который тяжело перебороть.
Глубокий вдох, медленный выдох. В «Эверморе» безопасно, и он уже взрослый, а Балтиморский мясник за решеткой. Все в порядке. Все под контролем.
— Ты неплохо осведомлен.
— Ага.
— Он в тюрьме, — Натаниэль говорит то, что должен в таких случаях. — Конкуренты его подставили.
— В самом деле?
Губы шевелятся, пытаясь что-то произнести, но не выходит издать ни единого звука. Натаниэль помнит слишком хорошо, что происходило в действительности, и к такому повороту беседы он не готов.
Миньярд опускается на борт в паре метров левее, несколько минут они молча курят; Натаниэль смотрит в одну точку, его тело все еще сковано напряжением, а кровь бурлит от крупной дозы адреналина. Сейчас я выдохну, думает он, и уйду. Через минуту. Через пару минут.
— Брат был наркоманом. — Негромкий голос вскрывает тишину, заставляет повернуть голову. — Тяжело оказалось его вытащить. Он вроде бросил, но в Пальметто я мог контролировать его, а сейчас не могу.
Голосовые связки не слушаются, Натаниэль может только вопросительно посмотреть, но Миньярд понимает без слов и ухмыляется:
— С кем тебе еще поговорить?..
***
Зима движется к концу, крыша леденеет под снегом, но они не перестают приходить, хотя задерживаются ненадолго. Миньярд приносит сигареты, Натаниэлю удается достать упаковку пива, горьковатого и такого холодного, что сводит зубы. Несколько раз он делится мобильником, пока Эндрю не получает обратно свой телефон, — да, как-то незаметно из «чудовища» и «Миньярда» он превращается в «Эндрю», хотя и не возвращает любезности.
Проходит выездная игра; все два часа в автобусе Натаниэль слушает музыку, а Эндрю дремлет рядом, отвернувшись к окну. Его по-прежнему держат в запасе, хотя он отлично показывает себя на тренировках. Когда старший Морияма вызывает Натаниэля и спрашивает, готов ли новичок выйти на поле, приходится сказать «нет».
— Лучше чтобы он попросил об этом сам, — объясняет он и думает, что Эндрю не попросит никогда.
Спустя неделю они сталкиваются один на один в раздевалке, и Эндрю говорит:
— Смотри.
В его руке белая магнитная карта с кьюар-кодом — пропуск, позволяющий покидать «Гнездо». Натаниэль невольно улыбается, но придерживает поздравления при себе, потому что Эндрю добавляет:
— Он приказал не выходить одному, но черта с два.
— Он может это проверить, — речь, конечно, о Тэцудзи. — Когда мы выходим, нужно сканировать пропуск каждого. Если увидит, что ты один, заберет вместе с телефоном.
Эндрю недовольно умолкает, но вскоре находит вариант:
— Просканируешь вместе со мной и останешься тут.
— И возвращаться тоже надо вместе.
— Тогда я возьму твою карту с собой.
— Еще чего, — возмущается Натаниэль и скрещивает на груди руки.
— Дебильные правила.
Запретов и ограничений у «Воронов» действительно много, но и безопасность на высоте. Несколько раз на игроков нападали на улицах, потому ходят они только вместе, чтобы справиться с любой ситуацией — не подраться, а успеть позвонить охране. В позапрошлом году кто-то из новичков поскользнулся в ванной и разбил голову, с тех пор жилые комнаты не запираются изнутри. После пары игр в «Гнездо» пробирались журналисты, и Тэцудзи установил камеры и кодовые замки, чтобы не пускать посторонних.
— Придется идти вместе, Веснински. Потом созвонимся, чтобы вернуться одновременно.
Натаниэль слегка удивляется. Город для Эндрю незнакомый, у него здесь не может быть друзей, да и тяжело представить рядом с таким человеком друга. Куда же он собирается один?.. Хочется отказаться, но Эндрю провел взаперти несколько месяцев и ему необходим глоток свободы.
— Когда?
— Сейчас, чего ждать-то.
Натаниэль одевается потеплее, натягивает шапку и напоследок заклеивает пластырем примечательную тройку, чтобы остаться неузнанным. Не то чтобы фанаты караулили воронов под дверью, но лучше лишний раз не рисковать. Он нечасто выбирается в город, обычно не покидает студенческой территории, иногда ходит с большой компанией в кафе или кино, чтобы развеяться. В последний раз наедине он гулял с девушкой, но из свиданий не вышло ничего хорошего, и Натаниэлю даже не жаль.
Выйдя наружу, они двигаются бок о бок вдоль высокой стены «Эвермора», сворачивают и останавливаются рядом с автобусной остановкой на углу.
— Куда пойдешь? — интересуется Натаниэль, пряча замерзшие ладони поглубже в карманы.
— Так, прогуляюсь. Ты?
Он пожимает плечами, оглядывает улицы. Здесь мало прохожих, но постоянно снуют автомобили, в парке мерцает скудная иллюминация, за ним видно высотки и алые огни светофоров. Голые деревья, переполненные урны, лайтборды с рекламой «Экситс»… Ближайший кинотеатр в четырех кварталах, но Натаниэлю туда не хочется, как не хочется ни в одно из известных мест, особенно в одиночестве.
— Да я никуда не собирался, — признается он. — Хочешь, пойду с тобой?
По лицу Миньярда видно, что это далеко от истинных его желаний, но все-таки он не запрещает:
— Я в бар. Давай, если ты платишь.
Тонкий лед на лужах трескается под кроссовками, машины притормаживают на переходах, мигают поворотники. Натаниэль забраковывает две ближайшие забегаловки — они спортивные, с липкими полами и кислым запахом пива, с выкрученным на полную громкость матчем высшей лиги по экси. Дальше от стадиона наконец попадается место поприличнее, они подходят к бару и сразу берут по шоту, чтобы согреться. Потом Натаниэль заказывает джин с тоником, а Эндрю выбирает текилу — каждую стопку закусывает лимоном и не морщится. И, кажется, не пьянеет.
— Повезло, что нас не проверяют на алкоголь. — Натаниэль успевает перехватить последний ломтик лимона прямо перед чужими пальцами.
— Главное, не подскажи ему.
— Если завалишься пьяным, он сам догадается ввести новое правило.
— Учту. — Эндрю делает знак официанту, и тот наливает еще ряд из шотов текилы, подкладывает свежий лимон.
Натаниэль отказывается от повторного коктейля, в его стакане постепенно тает лед, пальцы мокнут от конденсата. Минут десять они сидят молча, но вскоре тишина, разбавленная музыкой и чужими разговорами, начинает надоедать.
— Что ты задумал? — он ударяет носком кроссовка по соседнему стулу, привлекая внимание.
— Как следует набраться за твой счет, — хмыкает Эндрю.
— Да я не об этом же.
— Тогда ничего особенного. Плыву по течению.
— Правда?
— Не совсем.
— Ты ведь не собираешься оставаться?
— Морияма послал тебя за мной шпионить, или что? — огрызается Миньярд, и Натаниэлю приходится объяснить:
— Мне самому интересно. Ты начал круто играть, тренер вполне доволен, но мне не кажется, что ты на самом деле изменил мнение. Поэтому я думаю, что ты не будешь оставаться здесь слишком долго.
— А ты будешь?
Натаниэль вспоминает тот разговор, когда сам убеждал Миньярда потерпеть несколько лет ради будущей выгоды. Дорога не из легких, но многие выбирают ее из практичных соображений, и Натаниэль в том числе.
— Здесь не так плохо, если любишь экси. И парни в основном нормальные.
— Скажи это Кевину и его руке.
— Это было исключение! Рико просто вспылил, он сам не ожидал, что так выйдет.
Воспоминания о том дне до сих пор свежи: Натаниэль был одним из немногих, кто видел, что произошло между «сыновьями экси», и что случилось после. Рико всегда легко поддавался эмоциям и был в ярости, он накинулся на Кевина, но потом, когда раздался крик, все переменилось. Тэцудзи вызванивал личного врача, ругался на японском, Рико ни на шаг не отходил от побелевшего Кевина, и сам был таким же бледным. Слезы безостановочно текли у него по щекам, когда он просил прощения.
Натаниэль предпочел бы не знать истины, верить в зимний отдых в горах, где произошел несчастный случай, как представила это пресса.
— Он не святой, — из груди вырывается вздох. — Но не делай из него дьявола.
— Какой тут дьявол? Так — обычный богатый уёбок.
Разговор на этом заканчивается сам собой. Натаниэль не в настроении доказывать и спорить, а Миньярд отлично чувствует себя с третьей линией шотов. К полуночи они собираются обратно, перекидываются малозначительными фразами, а уже в «Гнезде», сворачивая в свое крыло, Натаниэль механически желает спокойной ночи, в ответ получая «угу».
И ночь правда проходит спокойно: жизнь рушится только утром, с появлением Рико и новостями, которые он приносит.