Chapter Text
О том, что Нила прокляли знал лишь его лучший друг.
О том, что проклятие наслала его собственная мать не знал никто.
***
Вместо того чтобы подбодрить и успокоить своего и без того нервного ребенка перед первой поездкой в Хогвартс — как будто он и так не пережил достаточно дерьма — Мэри Хэтфорд прокляла его. Из чистого желания защитить, конечно же. Она сказала, что это для его же блага, так будет лучше. Ему надо сосредоточиться на учебе и не забивать голову всякими глупостями. Привязанность — это слабость, а слабостью могут воспользоваться.
Честно говоря, Нил уже тогда начал подозревать о невменяемости матери. Предпосылок было предостаточно, но если ваш бывший и мертвый — слава Мерлину за это — муж по совместительству тайный Пожиратель Смерти, и любил использовать непростительные заклинания на жене и сыне — чего вы ожидали от Мэри? Что она не сойдет с ума к тому моменту, когда вернется в Англию к семье Хэтфордов? Звучало как нечто невозможное. Нил в этом убедился окончательно, когда параноидальная мать на законодательном уровне сменила ему имя. Не то чтобы он сам не горел желанием избавиться от фамилии Веснински и всего, что связывало его с отцом, но все же.
Проклятие определенно было лишним, думал Нил.
Он помнил, как одиннадцатилетним сидел в темном уголке общей гостиной гриффиндора с раскрытой на коленях книгой, где описывалось проклятие, которое на него так любезно наслала мать.
Mors per amorem .
Смерть от любви.
Как поэтично и глупо. Дело в том, что Мэри Хэтфорд была абсолютно уверена лишь в двух вещах: Натан Веснински — конченный ублюдок, и первая влюбленность никогда не бывает взаимной. Стоило ли вообще что-то объяснять?
В описании проклятия было много терминов, и сказано все красиво, вот только юный мозг Нила запомнил лишь суть: когда он влюбится, невзаимные чувства медленно, но очень болезненно убьют его. Симптомы простые: сначала эмоциональные, которые доведут его до тяжелой депрессии, а затем и физические. От описания боли, которую ему предстояло испытать, волосы на шее вставали дыбом. Слабость во всем теле быстро приведет к тому, что наступит агония — внутренние органы постепенно начнут отказывать. Трудно дышать, трудно двигаться, говорить и соображать. Кульминацией всего станет смерть к концу месяца. Он просто… завянет, как цветок без воды и солнца.
Это казалось глупостью. Нил даже расслабился, когда дочитал до конца. Все не так страшно, как он первоначально думал. У проклятия нет контрзаклятия, его невозможно снять, но есть куда более действенный способ. Ему просто не надо влюбляться. Это не сложно, учитывая, что в одиннадцать лет его уж точно не интересовали всякие там девчонки или мальчишки. Одно только представление о поцелуях вызывало в нем отвращение. Как можно засунуть свой язык в чей-то рот? Звучало отвратительно.
Да, решительно тогда кивнул Нил сам себе. Он никогда не влюбится. Его это не интересовало, и он был в полной безопасности.
Или он так думал.
— Ты опять это делаешь, — бормотал Мэтт, не отрывая взгляда от эссе по чарам.
Нил вздрогнул, выныривая из воспоминаний о том, каким наивным идиотом он был пять лет назад. В библиотеке стояла тишина, мягкая и умиротворяющая. Тут и там был слышен скрип пера о бумагу, тихое перелистывание страниц древних книг, и шепот студентов под неодобрительными взглядами некоторых когтевранцев. Солнечный свет проникал сквозь витражные окна, заливая причудливыми бликами их стол.
— Делаю что? — вполголоса спросил Нил.
Перед ним лежал увесистый том старинных заклинаний, рядом — полупустой пергамент. Мозг упорно отказывался сосредоточиться на домашнем задании. За последний час Нил написал едва ли три строчки.
— Думаешь о… твоей проблеме, — чуть слышно прошептал Мэтт, оглянувшись по сторонам.
Нил закатил глаза, тихо фыркнув себе под нос. Раньше это казалось забавным — их кодовая фраза о проклятии Нила, — ведь что это такое, как не проблема? Сейчас уже не так смешно. Может, потому что прижилось, а возможно, — уже давно перестало быть проблемой и перешло в разряд настоящей катастрофы. В любом случае горький привкус на языке, после услышанной или произнесенной фразы, с каждым разом становился сильнее.
— С чего ты взял? — меланхолично поинтересовался он.
Мэтт приподнял бровь и многозначительно посмотрел на грудь Нила. Нил опустил голову, и мысленно устало чертыхнулся. Его рука — предательница — теребила в пальцах непримечательный кулон, который он носил на шее с двенадцати лет. Кулон висел на золотой цепочке, и был сделан из чистого янтаря, — цвет которого поразительно напоминал чьи-то карие глаза, но об этом Нил старался не думать, — с гордо выгравированной буквой "Х" посередине. Кто бы знал, что это старая побрякушка семьи Хэтфордов когда-то станет причиной, почему Нил до сих пор не мертв.
— Ты всегда его трогаешь, когда думаешь о проклятии или о… о нем , — без надобности указал на очевидное Мэтт, еще раз оглянувшись по сторонам, чтобы убедиться, что никто не подслушивал.
Нил глубоко вздохнул и поджал губы, передернув плечами.
— Я не думал о нем, — слабо возразил он.
Взгляд Мэтта стал острее. Он выпрямился на стуле и обеспокоенно взглянул на Нила. Об эссе по чарам на какое-то время забыли.
— У тебя же нет никаких симптомов, верно?
Где-то вдалеке мадам Пинс — грозная библиотекарша Хогвартса — злобно шикнула на особо громких студентов из пуффендуя. Тихий смех прекратился, вновь окутывая библиотеку безмолвием.
— Нет, Мэтт, — закатил глаза Нил, красноречиво указывая на кулон. — У меня есть это, помнишь?
Иногда его лучший друг вел себя, как наседка, но кто мог его винить? Мэтт кивнул, расслабляясь, и вновь потянулся к перу, окунув его предварительно в чернила. Сделав паузу, он нерешительно посмотрел на Нила.
— Остался всего год, — осторожно напомнил Мэтт, закусив губу. — Скоро он выпустится, и может быть, когда больше не придется видеть его повсюду, твои чувства пройдут?
Нил сглотнул и уткнулся взглядом в открытую книгу перед собой. Слова расплывались, и не имели никакого смысла. Кулон на груди слабо пульсировал магией, напоминая, как опасно было задумываться о чувствах.
— Я не думаю, что они пройдут, — на выдохе прошептал он.
Потому что, казалось, он будет любить его вечно.
Нил не возражал, если честно. Пока он не умирал, все в порядке.
Мэтт, однако, только вздохнул, бросив на него взгляд полный жалости.
***
После того, как Нил твердо решил никогда не влюбляться, проклятие перестало его беспокоить. Длилось блаженное существование и принятие действительности только три дня, но затем одному идиоту необходимо было пересечься с ним взглядом. Нил не мог с точностью утверждать, что все началось именно тогда, но это был первый раз, когда что-то острым лезвием кольнуло в сердце.
Напуганный и нервный он следовал за другими первокурсниками на занятие по зельям, не отрывая взгляда от каменного пола. В переполненном студентами коридоре он то и дело натыкался на чужие локти и ноги. Это бесило, честно говоря. Сильнее прижимая к себе сумку с учебниками, он осторожно поднял голову, мысленно спрашивая Мерлина, как долго продлится эта пытка. Нил чуть ли не застонал от облегчения, когда понял, что они уже спустились в подземелья. К несчастью для него, профессор еще не пришел, а недалеко от класса зельеварения, был еще один — класс истории магии.
Вокруг было слишком много студентов, на вид старше их на год или два. Нил еще не успел с кем-то познакомиться со своего курса, поэтому ежился в одиночестве от громких звуков, и жался к стене, стараясь стать невидимкой. Взгляд его исподлобья блуждал по коридору, пока не наткнулся на светловолосого мальчика у противоположной стены. Он был невысоким и худым — почти таким же тощим, как и Нил, — на плечи небрежно накинута мантия с эмблемой змеи на груди. Значит, слизеринец. Неудивительно, что чуть дальше по коридору несколько детей уже огрызались друг на друга. Как всем известно, гриффиндор и слизерин не ладят.
Нил же с капелькой изумления и восхищения наблюдал за тем, как незнакомый мальчик, казалось, вообще не обращал ни на что внимания. Расслабленно он прислонился к стене, голова откинута назад, глаза закрыты. Он был совершенно не тронут шумом вокруг себя. Нил также заметил, что другие дети старались к нему не приближаться — это немного сбило с толку и вызвало несколько вопросов. Факелы бросали приятный теплый оттенок на кожу мальчика, и Нил думал, что при свете солнца он и вовсе сияет. Странная была мысль, но он не задержался на ней.
Возможно, Нил смотрел слишком пристально, и именно из-за этого мальчик внезапно открыл глаза и безошибочно нашел его взгляд. Поза перестала быть расслабленной, плечи незнакомца напряглись. Нил слегка прищурился, пытаясь сквозь тускло освещенный коридор рассмотреть цвет глаз мальчика, который сейчас, казалось, смотрел на него слегка угрожающе. Нил сильнее прижал сумку к груди, пытаясь то ли защититься, то ли заземлиться — непонятно.
И именно тогда он почувствовал свой первый толчок в груди, заставивший его поморщиться от боли. Это и близко не стояло с круциатусом, который использовал на нем отец за малейшие проступки, но боль все равно была острой и неожиданной. Он отвернулся от мальчика, стараясь дышать ровно и не понимая, какого черта происходило.
Когда несколько минут спустя профессор Морияма запустил их в класс, Нил все еще спиной чувствовал чужой угрожающий — как он думал — взгляд. Ему это решительно не понравилось.
А после все так быстро завертелось, закрутилось, и события стремительно разворачивались, что мысли о странной боли и светловолосом мальчике отошли на второй план. Нил так и не смог — потому что, честно говоря, даже не пытался — сблизиться с кем-то из однокурсников. Письма матери с наставлениями, — пропитанные легким безумием — и напоминаниями о том, что ему категорически запрещено доверять кому-бы то ни было, совсем не помогали в этом деле. Его соседи по комнате вели себя подчеркнуто дружелюбно, но близко не подходили. Может быть, из-за уродливого шрама на щеке, или угрюмого взгляда Нила на всех вокруг, или черт его знал, почему еще. И так получилось, что первые дни пребывания в Хогвартсе он оставался одиночкой, и планировал, что так и пройдут все семь лет учебы.
А затем вдруг парень, старше на год, подошел к нему в общей гостиной гриффиндора, представился Мэттом, и объявил его своим лучшим другом. Серьезно, так и было. Без преувеличения.
— Привет! — сказал тогда мальчик, высокий, как Статуя Свободы, и с улыбкой на лице, способной затмить само солнце. — Меня зовут Мэтт! Ты теперь мой лучший друг!
Неудивительно, что Нил тогда застыл на пару ударов сердца, совершенно ошеломленный и удивленный. В следующее мгновение он проскочил мимо более крупного мальчика и скрылся в своей комнате до конца дня. Мэтт не сдавался, упорно пытаясь сблизиться с Нилом. Нил думал, что это из-за жалости. Определенно из-за нее. Он же везде сидел один: в общей комнате, в Большом Зале, в библиотеке — не стоило удивляться тому, что такой добрейшей души человек, как Мэтт, вдруг предложил свою дружбу.
Нил поначалу старался избегать его — отвали, Мэтт, хватит смеяться, — но потом вроде как сдался. Мальчик не выглядел опасным, он вообще, честно говоря, очень напоминал Нилу собаку-переростка. Бдительность постепенно ослабевала, а со временем он и вовсе стал позволять себе улыбки и легкий смех в присутствии Мэтта. К ужасу Мэри, хотя ей и не обязательно было об этом знать, спустя несколько месяцев Нил действительно стал считать Мэтта лучшим — и единственным — другом.
Где-то между выполнением домашки и тайным похождениям на кухню после отбоя, Нил рассказал Мэтту несколько крупиц правды про отца — обезумевшего психопата, параноидальную мать, и несколько месяцев жизни с дядей Стюартом. Мэтт ему сочувственно кивал, на некоторых моментах справедливо злился, а после обнял со всей силы так, что аж кости трещали, а перед глазами пелена стояла. Или слезы, но Нил в этом не признался бы даже под империусом.
Параллельно с новоприобретенной цветущей дружбой Нила и Мэтта, происходили и другие вещи. Эндрю Миньярд, например.
В то утро Нил банально проспал, потому несся по коридорам сломя голову, боясь опоздать на защиту от темных искусств. Не снижая скорости и не глядя по сторонам, он повернул за угол и врезался в чье-то тело. С глухим звуком и тихим оханьем он повалился на задницу, потирая ушибленное плечо.
— Смотри куда бежишь, придурок, — раздалось сверху рычание.
Морщась от дискомфортной боли, Нил поднял взгляд и нахмурился.
— О, это ты, — тупо сказал он, медленно поднимаясь.
Перед ним стоял тот маленький светловолосый мальчик, которого он видел несколько дней назад. Между его бровей была заметна хмурость, а взгляд карих глаз прожигал Нила насквозь. Его руки скрещены на груди в угрожающем жесте, квадратная челюсть с пухлыми щечками демонстративно сжата. При словах Нила мальчик нахмурился еще сильнее.
— Ты ожидал кого-то другого? — спросил он все так же раздраженно.
Нил стушевался, отряхивая мантию от пыли.
— Нет. Не то чтобы я вообще кого-то ожидал! — возразил он. — Я не хотел в тебя налетать, я просто опаздываю!
Мальчик не выглядел впечатленным.
— Ты идиот.
Справедливости ради — этому придурку тоже не стоило идти рядом со стеной. Коридор широкий, можно и по середине пройти. Так что Нил не без оснований возмутился, чувствуя собственное зарождающееся раздражение.
— Ты глупый? Это буквально не моя вина! Откуда мне было знать, что за углом кто-то есть?
Нил правда не знал, как так получилось, но если бы не проходящий мимо профессор по чарам, дело дошло бы до драки. Слово за слово, оскорбление за оскорблением, и вот уже руки чесались разукрасить милое лицо светловолосого мальчика, и плевать, что некоторые комментарии были довольно забавны. Судя по покрасневшим щекам и жару в глазах его оппонента — желание было взаимным. К сожалению, закончилось все тем, что с их факультетов сняли по пять баллов, — на которые Нилу было глубоко плевать, — и отправили на занятия. Нил, конечно, опоздал в свой класс и это, определенно, вина светловолосого придурка.
Когда он повернул за угол, все еще размышляя о том, как сильно он хотел бы ударить Эндрю Миньярда, — имя которого легко выскользнуло у профессора, пока он отчитывал их за безрассудство, — возомнившего о себе черти что, случился второй толчок в груди.
***
Со временем Нил понял, что немного одержим.
Эндрю Миньярд, казалось, был повсюду, и Нил каждый раз смотрел на него. Что-то было в этом щупленьком мальчике, что притягивало взгляд. Возможно, то, как другие дети обходили его стороной. Или может быть, спокойное и безэмоциональное лицо, на фоне жизнерадостных и гиперактивных подростков. После той стычки в коридоре Нил увидел его в Большом Зале. Какое было удивление, когда за столом когтеврана он заметил еще одного мальчика, почти — почти — идентичного тому, которым интересовался Нил. Близнецы значит.
Он сразу решил, что тот, который когтевранец его не слишком заботит.
Стычки в коридоре имели тенденцию повторяться. Не всегда, когда кто-то в кого-то врезался. Иногда они просто проходили мимо и на ходу кидали друг другу, здороваясь:
— Идиот.
— Придурок.
Нил всегда после этого шел с мрачной улыбкой на лице весь оставшийся путь.
Жизнь текла своим чередом. Постепенно Нил расслаблялся, не думая каждую минуту об отце и жизни, которую они с радостью оставили в Америке. Шрамы на сердце медленно заживали, с поддержкой Мэтта боль забывалась. Он все еще не мог скрыть вздрагивание от слишком громких звуков, и все еще не мог побороть паранойю, когда на него кто-то долго смотрел, и ежился каждый раз, когда профессор по полетам — Дэвид Ваймак, по телосложению очень напоминавший Натана — проходил рядом, но в целом жизнь налаживалась.
Пока Мэтт, во время очередной тирады Нила о том, какой Эндрю придурок, небрежно не упомянул:
— Звучит так, будто он тебе нравится, — со смешком выдал он, задумчиво хмурясь на волшебные шахматы.
Нил остановился на полуслове, широко распахнутыми глазами смотря на друга. Его рот то открывался, то закрывался. Что за бред? Ему не нравился Эндрю Миньярд! Этот мальчик был грубым, нелюдимым, с сухим юмором и вообще полнейшим мудаком! Да, может быть, они чем-то были похожи, но это ничего не значило. Нил не хотел с ним дружить. Эндрю Миньярд был его… врагом? Нил мысленно поморщился. Ему, черт возьми, одиннадцать лет, какие враги? Но Эндрю Миньярд своей персоной изрядно щекотал нервишки Нила.
— Он мне не нравится, — ощетинился он после паузы.
— Да, если ты так говоришь, — красноречиво закатил глаза Мэтт.
Нил еще больше набычился.
— Это правда! — было нестерпимое желание топнуть ногой, но они сидели за столиком в самом углу гостиной, и это выглядело бы совсем смешно, так что пришлось воздержаться. — Буквально вчера он поставил мне подножку! Я чуть не разбил нос!
Мэтт с победным воскликом поставил шах и мат, гордо расправляя плечи. Несколько учеников, слоняющихся по гостиной, обернулись на громкий победный вой, но Мэтт одарил их такой широкой улыбкой, что те в ответ показали большие пальцы, поздравляя с победой, и быстро потеряли интерес. Нил нетерпеливо прокашлялся.
— Мэтт.
— Мм? — рассеянно спросил Мэтт, с трудом отводя взгляд от темнокожей девочки, сидящей на диванчике у камина. — Что?
— Ты слышал, что я сказал? — проворчал Нил, скрещивая руки на груди. — Мне не нравится, — он понизил голос, — Эндрю Миньярд! Он придурок.
Мэтт, как показалось Нилу, страдальчески вздохнул.
— Хорошо.
— Я серьезно, — продолжал Нил. — Он невыносимый, глупый, и совершенно нелепый!
— Угу.
— И он постоянно выводит меня из себя!
— Да.
— На прошлой неделе он пытался меня отравить!
Мэтт не удержался и усмехнулся, но быстро скрыл это покашливанием, когда Нил впился в него злобным взглядом.
— Нил, он не пытался тебя отравить.
— Я уверен, что да, — возразил Нил. — Мой тыквенный сок был таким сладким, что если бы я сделал еще один глоток — сразу умер бы от переизбытка сахара!
На мгновение наступила тишина. Нил внутренне поежился, вспомнив вкус приторного напитка.
— Ты бы не умер, — снова вздохнул Мэтт.
— Не факт, — проворчал Нил.
Портрет в гостиную открылся, пропуская несколько старшекурсников, смех и запах морозного дня. Нил ощутил тоску. Ему очень нравилось летать на метле, но первокурсником запрещалось играть в квиддич. Он надеялся, что в следующем году попадет в команду.
— Кевин сказал, что Эндрю тоже иногда говорит о тебе.
Голос Мэтта прорвался сквозь его тоскливые мысли. Нил резко выпрямился на стуле.
— Эндрю говорит обо мне? — взволнованно спросил Нил. Затем он нахмурился. — Подожди, кто такой Кевин?
Мэтт недоверчиво моргнул.
— Друг Эндрю? Слизеринец? — Нил продолжал хмуриться. — Высокий чувак, постоянно тусующийся с Эндрю?
— О! — Нил кивнул. — Кевин.
Ага, он вспомнил. Мальчик, наверное, одногодка Эндрю. Высокий, как Эйфелевая Башня, и с лицом, будто он все время страдает запором. Хотя, Нил обращал на него внимания лишь мельком, и то, когда они сталкивались в коридоре и Кевин стоял где-то за спиной Эндрю. Может быть, из-за их стычек у мальчика и было такое лицо.
— Слушай, вы с Эндрю очень похожи, — осторожно начал Мэтт. — Лично я вообще не удивлюсь, если вы однажды станете друзьями, — и добавил зачем-то: — Кевин тоже так думает.
Нил так сильно нахмурился, что у него заболел лоб.
— Я не хочу дружить с Эндрю!
— А что хочешь? — Мэтт пошевелил бровями. — Поцеловать его милые щечки?
На секунду Нил был в абсолютном ужасе.
— Какого Мерлина, Мэтт? — воскликнул он. — У Эндрю Миньярда не милые щечки! — затем он осознал остальную часть. — И фу! Я не хочу его целовать!
Нил невпечатленно смотрел, как следующие три минуты или около того, Мэтт громко и заливисто хохотал.
— Извини, — выдохнул Мэтт, вытирая слезы.
— Нет, — пробубнил Нил, поджимая губы.
— Нил, — заскулил Мэтт, прерываясь хихиканьем, — все еще звучит так, будто он тебе нравится. Ах, юная влюбленность…
Было ощущение, словно на Нила вылили ведро ледяной воды.
— Я не влюблен!
Его сердце застучало слишком громко. Было удивительно, что больше никто этого не услышал.
— Мне тоже кое-кто нравится, — прошептал Мэтт, наклоняясь над столом и взглядом показывая на девочку у камина.
Нила он, очевидно, не слышал.
— Мэтт, — натянутым голосом сказал Нил. — Мне нельзя влюбляться. Это убьет меня.
Мэтт мечтательно вздохнул, последний раз посмотрев на однокурсницу, и повернулся к другу с нежным выражением лица.
— Это не убьет тебя, — мягко сказал он. — Чувствовать влюбленность — это нормально.
— Во-первых, мне одиннадцать! — напомнил Нил. — Какая, к Мерлину, влюбленность?! Во-вторых, я не преувеличиваю. Я буквально умру, если мне кто-то понравится.
То, что он еще жив, очевидно, означало, что Эндрю ему не нравится, верно? Что-то в его тоне, видимо, подсказало Мэтту, что он говорил серьезно. Атмосфера легких передразниваний улетучилась. Выпрямившись, Мэтт с опаской посмотрел на него.
— Что ты имеешь в виду?
Нил поджал губы и уткнулся взглядом в стол, сцепив руки на коленях. Он не знал, стоило ли рассказывать Мэтту о проклятии. Вспомнив, что неизвестные толчки и боль в сердце становились все чаще — слава Мерлину, что это продолжалось лишь несколько секунд — Нил вдруг испугался. А что, если… если уже что-то начиналось?
Резко вскочив со стула, напугав этим Мэтта, Нил схватил друга за запястье, потянув к выходу из гостиной.
— Не здесь.
В тот день Нил рассказал Мэтту о своем щепетильном положении. Он не стал упоминать, что это сделала его мать. Мэтт и так уже казался достаточно шокированным, прислонившись к стене какого-то заброшенного чулана на третьем этаже, куда его притащил Нил.
— Это ужасно! — выдохнул Мэтт. — Самое худшее проклятье!
Нил не стал напоминать, что отец пытал его круциатусом.
— Все в порядке, — пожал он плечами. — Мне просто нельзя влюбляться.
— Нет, это не нормально! — возмутился Мэтт. — Ты не можешь это контролировать, как ты можешь быть уверен, что не влюбишься?
— Я… я просто не смотрю на других таким образом, — слабо возразил Нил, подавляя вспышку карих глаз на краю сознания. — Мне это не интересно.
Мэтт драматично взмахнул руками.
— Тебе одиннадцать. Это пока тебе не интересно! Мне тоже было все равно, пока в этом году после каникул я не увидел Дэн…
— Дэн?
Если бы его друг мог краснеть, сейчас был бы подходящий момент.
— Ну, моя однокурсница, — с неловким смешком сказал Мэтт, потирая шею. — Она очень красивая, и такая умная… В следующем году она, скорее всего, станет капитаном гриффиндорской команды по квиддичу.
Брови Нила полезли на лоб.
— Ей же будет всего тринадцать.
— Ага, круто, да? — засиял Мэтт. — Такая молодая, а уже капитан!
Нил улыбнулся. Приятно было видеть, как его лучший друг с таким трепетом рассказывал о человеке, который ему нравился. Мэтт, однако, быстро закончил, встрепенувшись и возвращаясь к насущному.
— Итак, проклятие.
Тему мусолили долго, но ни к какому решению не пришли. И лишь спустя год, когда Нил уже учился на втором курсе, рассекал воздух на метле в команде гриффиндора, и успешно перебрасывался оскорблениями с Эндрю при каждой встрече, Мэтт вдруг спросил:
— А что насчет Блокировщика Проклятий?
Только спустя несколько лет Нил понял, почему Мэтт не мог оставить это в покое. Его лучший друг, смотря на перебранки Нила и Эндрю, уже тогда догадывался, чем в итоге это может закончиться. Двенадцатилетний Нил, однако, лишь раздражался в ответ.
— Проклятие нельзя снять, — сквозь зубы выдавил он. — Либо смерть, либо не влюбляться.
— Нет, нет, послушай, — взволнованно перебил Мэтт. — Есть заклинание…
— Не сработает, — категорично сказал Нил.
— Сработает, — возразил Мэтт, даже слегка обиженно. — Я провел кое-какое исследование…
Нил тоже на каникулах пытался. Пока Мэри его не засекла. Вырванные клочья волос, обезумевшее лицо матери и поцарапанные, ушибленные руки показали ему, что лучше смириться. Вполне злобными словами до него донесли, что это проклятие — единственное, что может гарантировать ему безопасность. Нил в это не поверил, но не желал больше так гневать мать. Это того не стоило. Тем более, что он все равно не собирается влюбляться.
— …и нашел упоминание об этом заклинании! — закончил Мэтт.
Нил моргнул. Всю речь своего друга он прослушал. Честно говоря, время Мэтт выбрал не самое удачное. Сегодня гриффиндор — снова — проиграл в игре против слизерина. У них вообще статистика была забавной. Их команда выигрывала каждый третий матч, и к раздражению Нила — за которым скрывалось восхищение, но в этом он не признался бы никогда, — выигрывала только потому, что Эндрю в эти матчи отсиживался на трибунах. Если Эндрю защищал кольца, в паре с Кевином Дэем в роли охотника — победить их было невозможно, как бы другая команда не старалась.
Так что да, настроение было паршивым, и Мэтт с упоминанием проклятия совсем не помогал.
— Что за заклинание? — застонал Нил, натягивая мантию, чтобы наконец покинуть пустую раздевалку, и выйти в морозный день.
Если повезет, — а он не верил в удачу, — в гостиной все будут слишком заняты предстоящими сборами на рождественские каникулы, и он сможет посидеть у камина в одиночестве.
— Блокировщик Проклятий, — терпеливо повторил Мэтт, подстраиваясь под короткие шаги Нила. — Зачаровывает магический предмет, который не позволяет любому проклятию активироваться.
Нил справедливо фыркнул, ежась от пронзительного ветра.
— Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой.
— Я тоже так подумал, — мудро кивнул Мэтт, — но в библиотеке моей семьи собраны только достоверные источники. Так что я уверен, все получится.
Нил скосил взгляд на друга.
— И в чем подвох?
Мэтт замялся.
— Я… не знаю самого заклинания, — когда Нил уже насмешливо открыл рот, Мэтт продолжил, обороняясь: — но я знаю, где его найти!
У подножия лестниц Хогвартса они остановились. Щеки и нос Нила покраснели от холода; рыжие непослушные пряди волос растрепались из-под шапки, щекоча лоб и скулы. Тепла катастрофически не хватало. Хотелось поскорее попасть в гостиную, но заканчивать этот разговор там было бы глупо.
— И где?
Мэтт наклонился ближе, осмотрелся по сторонам и прошептал:
— В запретной секции.
— В запретной секции, — тупо повторил Нил, почему-то даже не удивившись.
Вспышка светлых волос на периферии глаз привлекла его внимание. Эндрю Миньярд собственной персоной неспешно вышел из Большого Зала, на ходу откусывая от булочки в руках. Заметив Нила и Мэтта, стоящих посреди холла, он лениво усмехнулся и отсалютовал им двумя пальцами, направляясь в сторону подземелий. Нил стиснул зубы. Какой возмутительный мерзавец! Так открыто излучал свое превосходство, прекрасно отдавая себе отчет в том, что именно он — причина, по которой команда Нила сегодня проиграла. Ублюдок!
Сердце на короткое мгновение сжалось так сильно, что перехватило вместе с собой и дыхание. Зрение на одну чертову секунду потемнело, и горло судорожно сдавило в приступе удушья. К счастью, это быстро закончилось. К сожалению, это случалось все чаще и чаще.
— Хорошо, — запыхавшись сказал Нил, провожая маленькую фигуру Эндрю взглядом. — Давай найдем способ пробраться в запретную секцию.
***
На втором курсе они перерывают половину библиотеки, попадают в запретную секцию, крадут несколько ингредиентов у профессора зельеварения и, используя фамильный кулон Хэтфордов, проводят ритуал, связывая его с заклинанием. Они создают амулет, который гарантирует Нилу защиту от проклятия. Теперь, если он влюбится, все его чувства будут притуплены, являя из себя лишь малую долю того, что он на самом деле испытывает. Это словно обжигающий холодом снег, покрытый коркой льда. Словно айсберг, где над поверхностью океана видна лишь маленькая часть от истинного размера.
Пока Нил носит амулет, магия, заключенная в нем, защищает его. И так будет всегда, пока кулон висит на его шее.
Теперь Нил в полной безопасности.
Это, конечно же, не значит, что он вдруг собирается влюбляться.
***
На третьем курсе, как говорится, дерьмо попало в вентилятор. Произошло сразу несколько вещей, но давайте обо всем по порядку.
Однажды пасмурным осенним утром Нил плелся на завтрак, слушая краем уха ворчание Мэтта о предстоящем матче против слизерина. Подавляя зевоту они зашли в Большой Зал, по привычке занимая места с самого края длинного стола. Подперев голову кулаком, Нил потянулся к кувшину с соком, и едва успел отодвинуть кубок в сторону, когда в зал ворвались совы с утренней почтой. Перед ним, на еще пустую тарелку, упала газета "Ежедневного пророка", а сверху письмо с фамильной печатью семьи Хэтфордов. Газету Мэтт быстро забрал себе, а Нил уставился на письмо.
Он подавил вздох. С каждым годом разговаривать с матерью становилось все сложнее. Ее безумие немного выходило из-под контроля, и даже дядя Стюарт начинал опасаться, ненавязчиво намекая сестре посетить больницу Святого Мунго. Мэри, конечно, отрицала, что у нее не все в порядке с головой. Письма ее, однако, никогда не приносили ничего хорошего. Она либо в помешательской форме напоминала, чтобы Нил не делал глупостей, либо писала всякий бред о тайных заговорах вокруг их семьи. Что было в принципе не исключено, но все равно напоминали записки сумасшедшего.
Решив разобраться с этим позже, Нил спрятал письмо во внутренний карман мантии и только затем заметил, что шум в зале стал громче. Ученики о чем-то возбужденно перешептывались; кто-то даже охал и шокировано вздыхал. Нил мельком огляделся и понял, что глаза почти всех присутствующих прикованы к новостной статье в "Ежедневном пророке". Мэтт напротив него издал задыхающийся звук.
— Что? — с любопытством нахмурился Нил.
— Черт, чувак, мне жаль.
Морщинка между бровей стала еще глубже, когда Нил перегнулся через стол и забрал газету из не сопротивляющихся рук Мэтта. Воздух резко покинул его легкие, когда он сразу увидел кричащий заголовок, напечатанный заглавными буквами на первой полосе.
СЫН ПОЖИРАТЕЛЯ СМЕРТИ
А ниже фотография. Фотография того, кого Нил даже если попытался бы, не смог забыть. Фотография того, кто мучил его годами, превратив все детство в настоящий ад. Натан Веснински с дерьмовой ухмылкой красовался на первой полосе "Пророка", вызывая дрожь во всем теле. Нил замер. Внутренности заледенели, мешая сделать полноценный вдох. Слова перед глазами расплывались, но суть он уловил: кто-то слил "Пророку" всю подноготную его жизни.
— Нил? — обеспокоенно позвал Мэтт.
Костяшки его пальцев побледнели, когда он с силой сжал бумажную газету. С трудом Нил оторвал взгляд от фотографии своего самого страшного кошмара, и еще раз пробежался по тексту. Какой-то ученик Хогвартса поговорил с журналисткой, выразив опасение, что сын такого опасного человека учился вместе с ним. Натаниэль Веснински, — Нила чуть не стошнило, когда он дошел до упоминания своего старого имени, — если учесть внешнюю схожесть со своим отцом, и детство проведенное в доме с жестоким человеком, мог и сам стать таким же. Этот таинственный ученик — долбанный ублюдок — даже рассказал, что Нил часто ввязывался в драки на территории школы. Это, черт возьми, не правда! Единственный, с кем иногда дрался Нил — это Миньярд. И то ни о какой садистской жестокости не могло быть и речи. Так… юношеские разборки.
— Это правда? — кто-то крикнул.
Нил медленно поднял взгляд. Все ученики — от первокурсников до семикурсников, от гриффиндора до когтеврана — смотрели на него во все глаза, выражая разные степени шока, удивления и страха . Шепот становился громче, перерастая в полноценные крики.
— Тебя действительно зовут Натаниэль?
— Ты жил в доме с убийцей?!
— А что, если он пойдет по стопам отца?
— Что он забыл здесь?
— Мне он всегда казался странным…
Нил чувствовал себя онемевшим. Он так старательно скрывал свое прошлое, чтобы просто какой-то маленький ублюдок взял и раскрыл это все в одной жалкой статейке "Ежедневного Пророка".
— Гребанный Мерлин, — напряженно пробормотал Мэтт, стискивая челюсть, исподлобья смотря поверх его головы на особо громких студентов.
Черт возьми, он так рад, что рассказал всю правду Мэтту еще на первом курсе. Нил не знал, что бы он делал, если бы и его лучший друг сейчас выглядел таким же шокированным, как и остальные.
— ВЕРНИТЕСЬ К СВОЕМУ ЗАВТРАКУ! — прогремел на весь зал голос Ваймака, и тише, так, что Нил это уловил, лишь прочитав по губам, мужчина добавил: — Засранцы.
Шум не прекратился в сию же секунду, но постепенно стал тише. Многие все еще с интересом пялились на него, как на какого-нибудь циркового уродца. Нил сглотнул и стиснул зубы. Схватив свою сумку, он вскочил со скамьи. Рядом сидящие однокурсники вздрогнули — Нил закатил глаза.
— У меня чары, увидимся позже, — сказал он Мэтту.
— Нил…
— Все в порядке, — проворчал он, разворачиваясь.
Выходил из зала Нил в абсолютной тишине, но как только двери за ним закрылись, он услышал как шум возобновился и стал еще громче, чем раньше. Глубоко вздохнув, он запустил руки в рыжие волосы и потянул несколько прядей. Письмо в кармане обжигало.
***
Шепот студентов следовал за ним везде, куда бы он ни пошел. Несколько дней спустя Нил от этого изрядно устал. Казалось, каждый второй решил сделать своей миссией — подойти и узнать, правда ли все то, о чем писал "Пророк". Это раздражало. Мысленно он хлопал себя по плечу, когда в очередной раз ему удалось сдержаться и не послать какое-нибудь особо-мерзкое заклинание в лицо любопытного студента.
Может быть, ему стоило. Может быть, тогда все оставили бы его в покое.
— Ты сломаешь свой мозг, если будешь так усердно думать.
Нил подпрыгнул, когда из темноты раздался голос. Астрономическая башня в это время всегда пустовала — пары начнутся только ночью, вечером еще недостаточно темно. Уже на протяжении трех лет это — его идеальное место, чтобы побыть одному. С чего ради какой-то идиот решил нарушить эту традицию?
Обернувшись, Нил мысленно застонал. Ну, конечно. Чертов Эндрю Миньярд.
— Что ты здесь делаешь? — ощетинился он.
Эндрю едва взглянул на него, подходя к краю башни. Воспользовавшись паузой, Нил осторожно осмотрел его. Время шло, годы летели, и из щупленького мальчика Эндрю превращался в юношу. Не было больше тощего тела. Сыграл ли роль квиддич или гены, но плечи Эндрю значительно стали шире. Из-за свободного кроя мантии трудно было сказать, насколько Миньярд нарастил мышцы, но судя по тому, как сильно ткань обтягивала плечи — наверное, прилично. Нил не понимал, почему эта мысль его немного взволновала.
Лицо у Эндрю все еще было мягким из-за пухлых щек. В темноте Нил не видел так хорошо, но что-то подсказывало ему, что парень не страдал вечной проблемой подростков — прыщами. А если и страдал, ему явно было все равно на такие мелочи. Несмотря на свою нелюдимость, Миньярд пользовался популярностью у кучки — как подозревал Нил — на голову больных студенток. Девочкам всегда нравились плохие парни, а Эндрю Миньярд производил впечатление именно такого парня. Опасного, интригующего и недосягаемого.
Лишь рост у него почти не изменился, но со стороны Нила было бы лицемерием, если бы он стал насмехаться над этим. Все его одноклассники, кроме девушек, уже опережали его на голову, а то и больше. Конечно, это не мешало ему радоваться тому факту, что он не самый низкий в Хогвартсе. Не считая первокурсников, разумеется, но вряд ли это достижение.
— Пялишься, — произнес Эндрю, опираясь на ограждение.
Нил фыркнул и отвернулся, приковывая свой взор к горизонту. Уходить он не спешил. Если Миньярду так приспичило быть здесь, пусть терпит его компанию. Не то чтобы он планировал разговаривать или типа того. Ему вполне было комфортно в тишине, спасибо.
— Так значит, отец — Пожиратель смерти?
Конечно, Миньярду любопытно. Всем было любопытно, с чего Нил взял, что Эндрю станет исключением? Может быть, он даже специально отыскал его, чтобы из первых уст узнать подробности, а затем давить на открытые раны, принося еще большую боль. От этой мысли стало дурно. Скосив взгляд, Нил огрызнулся:
— Какое тебе дело?
Эндрю выглядел совершенно не затронутым его грубостью. Вяло пожав плечами, он едва заметно вздохнул, не отрывая взгляда от шикарного вида перед собой.
— Побалуй меня подробностями.
Нил от такой наглости, честно говоря, охренел.
— С чего вдруг? — праведно возмутился он.
Тогда Эндрю повернулся, опираясь локтями на ограждение. Нил стоял через одну каменную колонну от него, схватившись руками за собственные железные перила, и внезапно, под внимательным и пристальным взглядом, он почувствовал, как желудок трепетно сжался, а кулон на шее слабо запульсировал, посылая волну тепла по всему телу. Эндрю же не знал, в каком недоумении от собственной реакции на такое внимание находился Нил, потому продолжал изучать его взглядом. Наконец, через минуту полной тишины, он сказал:
— Я отвечу на любой твой вопрос, если ты расскажешь обо всей этой истории.
И пожал плечами, так небрежно, словно не предлагал человеку, с которым уже три года ввязывался в драки и перепалки, правду, преподнесенную на блюдечке. Нил соврал бы, если бы сказал, что его это не заинтриговало. У него было много вопросов к Эндрю Миньярду. Например, почему будучи, несомненно, лучшим вратарем за всю историю Хогвартса, он выглядел таким скучающим на каждом матче? Или почему другие ученики боялись его и остерегались? До Нила доходили слухи, что Эндрю еще до того, как поступил в Хогвартс, убил какого-то магла мощным выбросом магии, но никто, казалось, не знал, правда ли это. Его так же интересовало, почему Эндрю вел себя так, будто ему на все плевать, когда, очевидно, это не так? Нил знал, что это фасад. Может быть, лицо у Миньярда и не менялось никогда, но глаза не скрывали бушующий огонь, способный поглотить целиком, если подойти слишком близко.
Вопросов было много, но готов ли Нил в ответ отдать частичку своей правды? Мэтт — единственный, кто знал всю историю его жизни, но Мэтт так же являлся его лучшим другом, неизменной константой уже на протяжении трех лет. О доверии к Миньярду и речи не шло, но… внезапно Нил осознал, что и Эндрю являлся постоянной частью его жизни. В хорошие дни — стычки с ним приносили удовлетворение и адреналин, растекающийся по венам. В плохие же — разбитые костяшки, которые отвлекали от особо худших кошмаров, крутящихся в голове. Все разочарование и усталость можно было выплеснуть в драке — не применяя магию, а по-магловски, кулаками — и отпустить боль, хотя бы на мгновение. Их драки были освобождением.
И, вдруг понял Нил, Эндрю, казалось, всегда знал, когда у него плохой день. И это… это осознание что-то сделало с его сердцем.
В следующую секунду он отшатнулся, больно врезавшись плечом в каменную колонну. Глаза цвета лазури широко раскрылись, вглядываясь и ничего не видя перед собой. Воздух с шумом покинул его легкие, и Эндрю, вроде бы, обеспокоенный сделал шаг вперед, но все, на чем сумел сконцентрироваться Нил — это обжигающая, яростная, защищающая магия, пульсирующая в амулете. Не приносящая боль, а скорее предупреждающая.
Черт возьми…
В один момент ему казалось, что он задыхался, а мгновением позже — все закончилось. Воздух больше не душил его. В глазах не плясали черные точки, которые на фоне темноты Нил даже не сразу осознал, что мучили его. Сердце все еще было готово выпрыгнуть из груди и отдаться в руки мальчика напротив. Все тело Нила пронзила дрожь, посылая волны то тепла, то холода. Мурашки пробежали по шее, заставляя отлепиться от стены. Ветер завывал, пронзая своим морозом, но едва ли это было хуже, чем уже себя чувствовал Нил. Он все равно дрожащими руками постарался укутаться в мантию и успокоиться. Не помогло — он все так же дрожал, как осенний лист на ветру.
— Джостен? — осторожно спросил Эндрю, делая еще один шаг ближе.
Нил вскинул голову. Он не знал, какое выражение лица было у него в тот момент. Возможно, дикие распахнутые глаза, приоткрытый в скорой истерике рот, и безумный взгляд, полный страха и ужаса, но Эндрю вдруг еще больше нахмурился, не скрывая волнения.
— Что, черт возьми, с тобой происходит?
— Я… я в порядке, — не с первой попытки, но ему удалось прохрипеть.
Когда Эндрю, явно не веря, подошел ближе, Нил быстро обогнул его дугой и направился к выходу, желая сбежать, как можно скорее. Какой же он гребаный идиот. Паника поднималась из желудка прямиком в горло, затуманивая способность взять себя в руки и не вести себя, как полнейший придурок. Остановившись у лестницы, он обернулся. Эндрю откровенно выглядел сбитым с толку резким побегом. Нил открыл рот, чтобы что-то сказать, хотя бы вежливое: "Мне надо идти, увидимся", но язык отказывался шевелиться. Капля пота скатилась по спине.
Поджав губы, так ничего и не сказав, он покачал головой и скрылся в темноте, на всех порах направляясь в гриффиндорскую башню.
***
— Я ожидаю от вас честной игры, — "Засранцы" Ваймак не добавил, но Нил подозревал, что это подразумевалось.
(Это всегда подразумевалось).
Пока тренер продолжал напутственную речь, которая не менялась на протяжении уже нескольких лет, включающая в себя правила, долю мотивации и немного угроз, Нил стоял напротив команды соперников и возбужденно качался на пятках, крепко сжимая в ладони древко метлы. Ему не терпелось скорее оказаться в воздухе, под свист ветра рассекать воздух, пытаясь забить команде соперников как можно больше очков. Матч еще не начался, а толпа, казалось, уже сходила с ума. Как и каждую игру гриффиндора против слизерина.
— Твоя метла недостаточно хороша, — вдруг сказал Кевин напротив него, задумчиво хмурясь. — Она слишком тяжелая, чтобы плавно скользить при особо трудных маневрах. Предыдущая была лучше. Возможно, тебе стоит…
— Отвали, Дэй, — фыркнул Нил.
Во всем Хогвартсе только Кевин мог посоперничать с Нилом в любви к квиддичу, и Нил к его комментариям, осуждению, советам — что угодно — привык еще в прошлом году. Это поначалу он воспринимал в штыки, пока не понял, что Кевин искренне и до тошноты предан игре, желая каждого сделать лучше. Просто манера преподносить свои наставления у него слишком… мудацкая, хоть и сделана без злого умысла.
Новую метлу Нилу подарил дядя на день рождения. Предыдущая сломалась в конце прошлого года, когда он не особо удачно приземлился по завершении матча. К черту Кевина за то, что смеет критиковать метлу — из новой коллекции, между прочим, — и которая пусть и не для изворотливых маневров, зато очень быстрая. Нил уже ни раз в матчах против других факультетов доказал, что скорость может быть решающим фактором.
— Ой, Кевин, — раздался притворный шепот, который, конечно, услышали все, — ты бы был осторожнее. Разве не слышал? Натаниэль провел детство с психопатом, кто знает, что он унаследовал от своего отца.
Слизеринцы захихикали. Команда гриффиндора — надо отдать им должное, единственные люди, кто никак не реагировал на новость об отце Нила и, казалось, их вообще не заботила эта часть, — моментально ощетинилась. Ваймак продолжал устало толкать речь, не замечая разворачивающейся катастрофы перед собой. Мэтт и вовсе рядом с Нилом набычился, выпрямляя спину.
Нил же перевел ледяной взгляд на говорившего.
Рико — еще одно слово и Нил применит непростительное — Морияма. Гребаный ублюдок, со второго курса сидящей занозой в заднице Нила.
Наверное, стоило упомянуть раньше этого заносчивого мудака, но Нил не считал нужным вообще уделять ему хоть какое-то внимание. Придурок имел манию величия, считая, что раз он племянник профессора, ему принадлежал Хогвартс, и все должны перед ним пресмыкаться. У кого было хоть немного соображающих клеток мозга, понимали, что Рико не более, чем пыль под ногами. У его прихлебателей, очевидно, не было такой роскоши, от чего Нилу их даже жаль порой.
— Я понимаю, что тебе тяжело усвоить такую простую информацию, но меня зовут Нил.
Кевин напряженно вздохнул, кидая умоляющие взгляды на Ваймака. Мужчина потирал переносицу, все еще бубня о правилах. Эндрю в конце ряда опирался на метлу и выглядел более, чем скучающим, но когда Рико только открыл рот, вся его поза стала жестче. Нил старался не воспринимать этот жест, как готовность к защите и нападению. Глупо было думать, что Эндрю собирался защитить его.
— Хм, странно, — промычал Рико. — Когда я разговаривал с той журналисткой, я точно помню, что предоставил ей проверенные факты, — он зубасто ухмыльнулся. — Натаниэль.
На мгновение стало тише. Грудь Нила тяжело вздымалась. Ему казалось, что он был в шаге от того, чтобы разукрасить гребаное лицо Рико Мориямы.
— Это ты растрепал "Пророку"? — сквозь зубы выдавил он.
— Ну, конечно, — как тупому пояснил Рико. — Как я мог молчать? Это было бы нечестно по отношению к другим ученикам. Они должны знать, что учатся с будущим психопатом. У вас это наследственное, да? Твой отец, да и я слышал, что твоя мать…
— Нил! — ахнул Мэтт, когда нос Мориямы хрустнул, а кровь залила подбородок.
Их сразу кинулись разнимать, но Нил успел нанести еще пару ударов. Костяшки пальцев заныли, когда его твердый кулак врезался в мягкую плоть живота Рико. Нил надеялся, что это было болезненно для ублюдка. Из его собственной губы стекала тоненькая струйка крови, когда удар прилетел ему в ответ, но удовлетворение, которое он чувствовал, наблюдая за сморщенным лицом этого мудака стоило слабой щиплющей боли.
— Прекратите! Вы что, совсем охренели?! — кричал Ваймак.
Только сейчас Нил осознал, что чьи-то крепкие руки держали его поперек туловища, не давая вырваться. Рико тоже кто-то держал, пока он плевался словами, словно ядом, намереваясь добраться до Нила.
— Ты пожалеешь об этом!
Тяжело дыша, Нил огрызнулся в ответ:
— Подойди ко мне еще раз и я покажу, чему научил меня отец!
В глазах Рико на секунду мелькнул страх, прежде чем он начал вырываться с удвоенной силой. В ту же секунду перед Нилом материализовалось тело, закрывая от угрожающих воплей. Мэтт стоял перед ним с поднятой палочкой и прямой спиной, готовый защищать, если потребуется.
Нил моментально замер, шире распахнув глаза. Если… если Мэтт сейчас перед ним, то кто… кто держал его?
Он скосил взгляд вниз и увидел руки, облаченные в зеленую квиддичную форму. Грудь, к которой его прижали, равномерно поднималась и опускалась, и Нил вдруг сосредоточился на этом ритме, стараясь подражать ему. С очень нехорошим предчувствием — и сердцем, улетевшем в пятки — он медленно обернулся.
Крики, ругательства и весь остальной мир внезапно перестали существовать. Отошли на второй план, являя из себя не более, чем фоновый шум, на который и внимания не следовало обращать.
Эндрю Миньярд держал его в своих руках.
Глаза, такие яркие, теплые и грозные при свете солнечного дня, смотрели на Рико с чистой ненавистью и презрением, пока руки сжимали туловище Нила, даже когда он уже перестал вырываться.
Воздух покинул его легкие, взъерошив несколько упавших светлых прядей на чужом лбу. Нил почувствовал себя бескостным, а знакомое ощущение сдавливания в груди вернулось. Он приветствовал это, как старого друга. После недавнего случая на Астрономической башне больше не было больно. Пульсации амулета просачивались в каждый его нерв, но не приносили вместе с собой удушающих ощущений. Теперь это были лишь короткие всплески — напоминание, что он под защитой.
А затем Эндрю повернул голову и они оказались нос к носу. Нил сглотнул, и хорошо, что его уже держали, иначе в противном случае ноги бы давно отказали. Никогда прежде — не считая драк, но там было не до этого — они не были так близко друг к другу. В этот раз Нил позволил себе хорошенько рассмотреть это лицо, замечая бледные веснушки, создающие причудливые созвездие на мягких щеках и носу. Глаза, так близко к нему находящиеся, и смотрящие только на него, пленили, манили, и завораживали своей интенсивностью.
В горле пересохло. Директор вместе с профессором Мориямой спешили по полю к их группе. Ваймак продолжал ворчать, а Кевин и Дэн о чем-то спорили в стороне, хоть Кевин и не пытался защитить Рико. Мэтт все еще закрывал его — и Эндрю — от посторонних глаз. Зрители на трибунах кричали, возмущались, аплодировали — создавали еще больше шума, чем на самой игре.
Все это не имело значения.
Все, о чем подумал Нил, когда резко вырвался из рук Эндрю — это то, что он в настоящем дерьме. Потому что, во-первых, он не хотел вырываться из сильных и теплых рук, которые крепко, но осторожно прижимали его к себе. Во-вторых, когда он рявкнул Эндрю: "Отвали, придурок!" — он… не был зол или типа того. Он был смущен. Он знал это по тому, как чувствовал, что лицо нагревалось — и дело было не в полуденном солнце.
Растерянный, он лишь вполуха слушал, как его отчитывают. Рука потянулась к шее и схватила кулон, сжимая его в ладони.
Осознание поразило его, как круциатус — резко, сильно и невыносимо болезненно.
***
Тот год был тяжелым. Все узнали, кем был отец Нила. За драку на поле его отстранили от игры на несколько месяцев. И в добавок ко всему — он осознал, что влюблен.
Чувства расцветали в его сердце, — а может, жили там уже давно. Мэтт, например, был ни капли не удивлен.
Да, он определенно был в полном дерьме.
***
К шестому курсу уже каждый ученик Хогвартса знал, что Нил Джостен и Эндрю Миньярд ненавидели друг друга. Об этом также было прекрасно известно профессорам, привидениям, портретам и домовым эльфам. Даже Гремучая Ива, черт возьми, и то, казалось, знала об этом. Нил к такому выводу пришел, когда однажды они по глупости спорили рядом с ней. Может быть, конечно, ей просто не понравились крики или кипящее раздражение в воздухе, но она тогда протянула свои могучие, сильные, ебучие ветки, и раскидала их двоих в разные стороны. Оба остались с ушибами, ссадинами и общей ненавистью к гребаному дереву.
Нил не знал, был ли виноват в натянутых отношениях амулет, защищающий от проклятья и заставляющий вместо теплых чувств проявлять излишнюю саркастичность, которая никогда не доводила его до добра, или он просто был мудаком сам по себе. На самом деле, второй вариант казался более правдоподобным, но Нилу, честно говоря, было все равно.
Факт оставался фактом: с Эндрю Миньярдом они терпеть друг друга не могли.
— Он невыносим! — рычал Нил.
— Ага, — Мэтт глубоко вздохнул.
— Просто придурок!
— Угу.
— Абсолютный мудак!
— Да.
— Ты даже не спросишь, что он сделал? — Нил резко остановился посреди коридора.
Мэтт прошел еще несколько шагов и только потом заметил, что друга рядом нет. Нил скрестил руки на груди и чуть ли ногой не притоптывал, выжидательно уставившись на него. Мэтт терпеливо вздохнул.
— Что он сделал? — послушно уточнил он.
— Я рад, что ты спросил, — довольно кивнул Нил, но тут же помрачнел. — Миньярд, — выплюнул он фамилию, словно проклятие, — целовался с каким-то слизеринцем!
Брови Мэтта поползли на лоб, рот шокировано приоткрылся. Нил остался удовлетворен тем, что смог донести до друга весь масштаб катастрофы — то есть, весь масштаб того, каким восхитительным мерзавцем был Эндрю Миньярд, конечно, он это имел в виду. Кивнув самому себе, он молча кипя возобновил шаг, следуя в библиотеку. Мэтт спустя секунду догнал его.
— Ты, — осторожно начал он, — застукал их или?..
Нил фыркнул и на мгновение смутился.
— Нет, — нехотя ответил он. — Просто слышал, как Элисон говорила…
Мэтт громко застонал, перебивая все, что хотел сказать Нил. Очень грубо. Нил надулся.
— Давай, братан, — расстроенно скулил Мэтт. — Ты знаешь, какая сплетница Элисон. С какого перепугу ты ей вдруг веришь?
— Она говорила очень убедительно, — сообщил Нил.
Ему не нужно было смотреть на друга, чтобы понять, что тот сейчас испепелял его недоверчивым взглядом.
— Да ну? — насмешливо фыркнул Мэтт. — Элисон сама их видела или что?
— Ну, нет, но…
— Черт, Нил. В этой школе даже посмотреть на кого-то нельзя, чтобы Элисон не перевернула это с ног на голову, выставив все так, будто эти двое трахались в чулане для метел. Ты это прекрасно знаешь, — прыснул Мэтт. — Тем более, без обид, конечно, но Эндрю не выглядит так, будто вообще заинтересован в поцелуях.
Сердце Нила на секунду сжалось, но вместе с возмущением пришла и крошечная надежда, что это могло оказаться правдой. Он сразу же отогнал от себя эту мысль, приказывая не вестись на поводу запретных желаний. С одной стороны, Нил немного расстроен от идеи того, что Миньярд не заинтересован в поцелуях. С другой стороны, Нил при любом раскладе в пролете, так что какая разница. Хорошо, что и другим не достанется, но…
— Это не правда, — слабо возразил он. — Миньярд такой же подросток, как и все остальные. К тому же, — тише добавил Нил, — очень красивый. У него толпа поклонников. С кем-нибудь, да он точно целуется в чулане для метел.
Где-то на середине предложения Нил вновь ощутил раздражение, которое разъедало его внутренности с того самого момента, как он услышал — подслушал — разговор Элисон и каких-то двух других студенток из гриффиндора. Она сказала, что кто-то видел, как из потайной ниши, — о которой, разумеется, знали все — Эндрю Миньярд выходил с каким-то семикурсником из слизерина. Оба были взлохмаченные и довольные. Тут Нил на секунду запнулся, потому что ему сложно было представить Эндрю Миньярда довольным чем-либо. Но сейчас это не важно. Важно то, что все следы указывали на то, чем именно занимались двое подростков в темной нише в полупустом коридоре. Нил был лучшим в классе по арифметике, и найти ответ из такого простого уравнения не показалось сложным.
— Слушай, да что угодно могло там произойти! — воскликнул Мэтт, когда Нил вкратце пересказал слова Элисон. — Они могли подраться или поспорить, или просто повздорить! Они даже могли соревноваться, кто дольше задержит дыхание!
Нил скептически глянул на друга.
— Серьезно?
— Эй, не надо так смотреть! — Мэтт нахмурился. — На пятом курсе мы с Сетом играли в эту игру, — его плечи мрачно ссутулились. — Он все время выигрывал. Я думаю, он жульничал…
Повернув за очередной поворот, — потому что Хогвартс был сплошным лабиринтом — Нил в кого-то врезался. Зубы заскрипели от той силы, с которой он сжал челюсть. Не надо было поднимать глаз от пола, чтобы знать, на кого Нил налетел. За все шесть лет учебы, был только один человек, тенденцию в которого он имел врезаться.
— Миньярд, — холодно поприветствовал он.
Если слизеринец и был удивлен более пассивно-агрессивному приему, чем обычно — он этого не показал.
— Джостен.
Мэтт громко и протяжно вздохнул.
— Привет, Эндрю, привет, Кевин.
— Привет, Бойд, — кивнул Кевин, как показалось Нилу, тоже немного разочарованный от этой встречи посреди коридора.
Нилу было все равно. Увидев Миньярда — такого, блядь, спокойного, безмятежного, будто бы и не он всего несколько часов назад сосался с каким-то придурком, — он ощутил, как волна холодной ярости скручивала его желудок.
— Как дела? — насмешливо спросил он, и не дожидаясь ответа тут же продолжил: — Успел еще кого-нибудь затащить в потайную нишу?
Слова были пропитаны не только насмешкой, но и болью. К счастью, этого никто не заметил. Эндрю во всяком случае выглядел сбитым с толку, и Нил ненавидел то, что смог разглядеть эти эмоции сквозь безразличное выражение лица. Ненавидел, потому что за столько лет уже успел изучить и запомнить каждое движение бровей, и то, что оно означало. К черту Эндрю Миньярда. К черту влюбленность Нила в него.
— Не знаю, какого хрена тебя это волнует, но ни в какую нишу я никого не затаскиваю, — сухо ответил Эндрю.
Кевин неловко прочистил горло.
— Нил, — Мэтт дернул его за рукав мантии.
Нил проигнорировал друга.
— Ну да, конечно, — фыркнул Нил. — Не стесняйся, можешь похвастаться. Мы все с радостью выслушаем о твоих подвигах.
— О моих подвигах, — недоверчиво повторил Эндрю.
— Ага, — Нил скрестил руки на груди, чтобы не видно было, как они дрожали. — Много человек там побывало?
— Что ты несешь, — прошептал Мэтт, закрывая лицо руками.
— Ты что, пил? — в то же время удивленно спросил Кевин.
Эндрю же просто смотрел. Его внимательный взгляд блуждал по лицу Нила, посылая мурашки по позвоночнику своей сосредоточенностью. Сердце билось где-то в горле и краска заливала шею, грозясь перейти и на щеки. Амулет посылал сигналы тревоги, но к этому Нил уже привык. Несколько лет он непрерывно ощущал чужеродную магию, пульсирующую в кулоне, которая держала его чувства под контролем.
Или нет, если судить по тому, что сейчас происходило. Дикий зверь в его груди рычал, плевался и бился о ребра, словно загнанный в клетку. Зверь хотел найти выход из ловушки, в которую сам же себя и загнал. Зверь хотел, чтобы человек, несший ответственность за все его переживания, ощутил такую же боль.
— О чем ты, блядь, говоришь? — спокойно спросил Эндрю.
Это было невозможно, но Нил вдруг почувствовал, как еще больше начал злиться. Миньярд, черт возьми, прекрасно понимал, о чем говорил Нил. Зачем строить из себя идиота?
Где-то на подкорках сознания возникла мысль, что обычно Эндрю так себя не вел. Он не уходил от ответа, не юлил и никогда не приукрашивал правду, какой бы горькой или нежеланной она ни была.
— Ты знаешь, о чем я, но забей, — Нил резко пожал плечами. — Понимаю, трудно, наверное, запомнить их всех.
Эндрю, в один из редких моментов проявления эмоций, закатил глаза.
— На последнем матче тебя ударило бладжером или что? Сходи в больничное крыло, проверь голову.
— У меня все в порядке, спасибо, — огрызнулся Нил, сжимая кулаки.
— Тогда какие проблемы?
— Никакие, — прорычал Нил.
Эндрю многозначительно поднял бровь.
— Тогда почему ты ведешь себя, как идиот? — он сделал вид, что задумался. — А, подожди. Ты же всегда ведешь себя, как идиот.
Нил сделал угрожающий шаг вперед. Когда они стояли так близко друг к другу, как сейчас, Нил всегда приятно поражался их разницей в росте, которая была не такой уж и большой. Обычно ему приходилось поднимать голову, чтобы посмотреть в глаза собеседнику, но не в случае с Эндрю Миньярдом, нет. На Эндрю Миньярда было легко и приятно смотреть, не совершая при этом каких-либо дополнительных движений. Какая-то часть его к тому же была в восторге от того, как идеально их рост подходил друг к другу.
Сейчас, несмотря на раздражение, Нил вновь ощутил благоговейный трепет от близости к Эндрю. Обоняние уловило слабый запах хвои, сигарет и какого-то магловского одеколона, который на секунду затмил его разум, полностью окутав приятными нотками, характерными лишь для Эндрю.
Эндрю, Эндрю, Эндрю — беспристрастно пело его сердце на протяжении многих лет. Нил не думал, что это когда-нибудь прекратится. Он не хотел, чтобы это прекращалось. Быть влюбленным в этого парня казалось самым естественным, что он делал в своей жизни.
Эндрю Миньярд стоял перед ним с невпечатленным взглядом, совершенно равнодушный к тому, что в данный момент Нил представлял из себя сплошное раздражение, злость, агрессию и тоску, собранное в одном флаконе.
— Очень зрело, — сказал Нил, проигнорировав весьма справедливое фырканье Мэтта. Ну да, он сам назвал Миньярда идиотом минут пять назад, но это другое. — Наверное, обидно, быть лучшим в квиддиче, но абсолютным придурком за пределами поля?
Где-то на фоне Кевин проворчал себе под нос что-то о том, что Эндрю НЕ лучший на поле, но благоразумно вовремя заткнулся, не желая продолжать спор о… о чем бы он ни был. Нил смотрел горящими глазами, чувствуя, как сердце колотилось в груди, а кончики пальцев леденели. Ему хотелось подраться. Ему хотелось выплеснуть свое разочарование и ревность на причине этого разочарования и ревности. Ему хотелось, чтобы Эндрю тоже было больно.
Но Эндрю…
Эндрю не клюнул на приманку. Эндрю, казалось, закончил с разговором, хотя обычно давал именно то, что хотел Нил от их встреч — возможность побиться кулаками. В этот раз что-то было не так. В один момент все его лицо преобразилось — Нил не понял, что оно было открытым, пока не случилось обратное. Это было похоже на удар в солнечное сплетение.
— Выпей успокоительного и перестань вести себя, как мудак, — посоветовал Эндрю и обогнул его дугой, продолжая путь по коридору как ни в чем не бывало.
Кевин поджал губы и поспешил за ним, кивнув Мэтту на прощание.
— Да пошел ты! — крикнул Нил в спину Эндрю.
Эндрю, не оборачиваясь, поднял большой палец вверх. Нил зарычал. Какой придурок.
— Нил.
— Что? — рявкнул он, повернувшись к Мэтту.
Мэтт ожидал его с приподнятыми бровями.
— Без обид, но ты действительно ведешь себя, как мудак.
Нил открыл рот, чтобы возмутиться, но тут же закрыл его обратно. Плечи поникли. Черт. Он раздосадованно зарычал и потер лицо ладонями.
— Блядь.
— Угу…
Нил глубоко вздохнул. Постепенно раздражение сходило на нет, оставляя после себя негодование и досаду. Объективно он понимал, что сам виноват. Позволил языку идти на поводу ревности, но черт. Как же неприятно было смотреть на удаляющуюся спину Эндрю, который при других таких же обстоятельствах всегда отвечал колкостью на колкость. Всегда потакал негласным желанием Нила подраться. Сейчас Эндрю словно выключил его из своего окружения. Словно вышвырнул из своей жизни, за ненадобностью. Он словно… словно больше не находил Нила достаточно интересным.
И вот это. Это было самое страшное.
***
— Минутку тишины, пожалуйста, — директор МакГонагалл прочистила горло, обращаясь к студентам за завтраком. — Пока профессор Добсон на больничном и не сможет проводить уроки по прорицаниям, будут некоторые изменения в расписании. Обратите внимание, что несколько пар могут быть совмещены с другим курсом или факультетом. Обновленное расписание появятся в ваших гостиных. Спасибо за внимание, приятного завтрака.
Взмахнув палочкой, чтобы голос ее больше не раздавался на весь Большой зал, она спокойно удалилась к другим преподавателям. Студенты принялись оживленно переговариваться, обсуждая неожиданные новости. Нилу было плевать. Вместо того, чтобы осмыслить сказанные директором слова, он предпочел поговорить с Мэттом о предстоящем международном матче по квиддичу.
Может быть, ему все-таки стоило как следует послушать директрису.
Может быть, он бы не был так сильно удивлен, придя на пару по зельеварению и встретив там никого иного, как Эндрю Миньярда — и эм, конечно, других семикурсников-слизеринцев, — если бы вдумался в слова, сказанные директором.
— Какого хрена? — пробормотал он себе под нос.
После пятого курса зельеварение не обязательно для изучения. Предмет выбирали лишь те, чья будущая профессия тем или иным образом затрагивала эту науку. Было не так уж много студентов, решивших продолжить изучение зельеварения. Тем не менее, соединив два факультета шестого и седьмого курса, просторный класс стал выглядеть слишком тесным и маленьким для такого количества человек. Нил — не удивительно и, честно говоря, вполне ожидаемо, — хотел стать разрушителем проклятий. Ему важно было знать не только заклинания, но и разбираться в зельеварении. Сейчас он очень, очень жалел о своем выборе.
Студенты подчеркнуто игнорировали присутствие другого факультета, предпочитая переговариваться между собой. Гриффиндор как всегда был шумным и возбужденным, тогда как слизеринцы вели себя более сдержанно и холодно. Нил застрял у входа в класс, осматривая всю эту картину, и мысленно спрашивая Мерлина, за что ему такое наказание. Видеть Миньярда в коридорах недостаточно? Теперь у них еще и совмещенная пара?
Эндрю его еще не заметил. Парень скучающе стоял за партой, наклонив голову в сторону Кевина, который ему о чем-то вполголоса оживленно рассказывал. Нил вдруг задумался. Эти двое всегда были близки… очень близки. Нил вообще кроме Аарона и Кевина никогда никого не видел рядом с Эндрю. Была еще Рене — пуффендуйка с седьмого курса, но это было так редко, что стало уже легендой, байкой, рассказанной в темноте. Может быть, они тайно встречались. Нил не совсем знал, кого имел в виду: Рене или Кевина. Но, скорее всего, кого-то из них, да. Эндрю выглядел абсолютно расслабленным и спокойным в компании этих двоих. Вполне вероятно, что кто-то из них…
— Мистер Джостен, — елейным тоном прозвучал голос профессора Мориямы за спиной, — вам особое приглашение нужно?
Нил вздрогнул и едва заметно поморщился, заставляя себя отвести взгляд от Миньярда. Осмотрев класс на наличие свободных мест, он почувствовал, как сердце упало в желудок, когда он их нашел. В последнем ряду — его любимое место — был один пустой стол. Вот только рядом стояла Марисса, которая на протяжении последних нескольких лет делала Нилу недвусмысленные намеки. Покоя не будет, если он встанет рядом с ней. Было еще одно свободное место — на искосок от той парты, где стояли Миньярд и Дэй перед собственными пустыми котлами.
За неимением лучшей альтернативы, Нил на неустойчивых ногах прошел к этой парте, кидая свою сумку с учебниками на пол. Рядом с ним стоял другой гриффиндорец — сосед по комнате, который ему приветственно кивнул, сразу отводя взгляд на котел перед собой. Нил вздохнул. Столько лет прошло, а люди до сих пор боялись, что в один момент Нил вспыхнет, как магловская спичка, и обрушится на них карой небесной, оправдывая звание сына Пожирателя Смерти.
Это так чертовски утомляло.
— Сегодня вы будете варить сложное зелье, уровня профессиональных зельеваров, — без предисловий сказал профессор Морияма, осматривая учеников осуждающим взглядом.
Класс затих, шепот прекратился. Многие выпрямились на своих местах, едва сумев скрыть дергающиеся в презрении лица. Неудивительно. Профессор Морияма никому не нравился. Не то чтобы безосновательно. Удовлетворенно кивнув тем временем, профессор взмахнул палочкой. На доске стали появляться записи: ингредиенты и инструкция по варке.
— Напиток Живой Смерти, — сухо подсказал мужчина. — Страница сто сорок пять, — когда никто не шелохнулся, он рявкнул: — Десять минут на ознакомление.
Ученики встрепенулись. Гриффиндорцы поспешно принялись открывать учебники и искать нужную страницу. Слизеринцы же более спокойно отнеслись к указаниям. Если они и боялись своего декана — они этого никогда не показывали.
Ровно десять минут — как и было сказано — студенты изучали зелье, которое сегодня предстояло варить. Нил нахмурился, зацепившись за одну часть в описании, которая не давала покоя. И словно прочитав его мысли, профессор сухим тоном объяснил всему классу:
— Зелье остро реагирует на чужеродную магию. У вас ничего не получится, если ваши эмоции не будут под контролем, или если рядом присутствует сильная магия, — взмахнув палочкой, произнося под нос какое-то заклинание, Морияма нахмурился. Взгляд его серых пронзительных глаз остановился на побледневшем Ниле. — Мистер Джостен!
— Что? — сквозь зубы выдавил Нил.
Взгляд мужчины стал еще острее. Поджав губы, он неодобрительно и с ноткой какого-то злорадства в глазах осмотрел Нила. Кто-то из студентов усмехнулся. Если собственному факультету Морияма делал поблажки, то с гриффиндором разговор всегда был коротким. Наказания, отработки и снятия баллов — основной язык, на котором профессор общался. И Нил понятия не имел, почему — может быть, ублюдочный Рико все уши прожужжал дяде, какой Нил Джостен плохой, что отбирает предназначенное ему все внимание в квиддиче себе, — но старший Морияма, казалось, всегда недолюбливал Нила больше всего. Ничего удивительного в том, что и сейчас он сцепился именно с ним — не было.
— От вас исходит очень мощная магия, — сообщил профессор, приподняв бровь. — Что бы это ни было, вам нужно избавиться от этого при варке.
Нил застыл. Он же… он же не имел в виду амулет? Может быть, было что-то еще?
— Наверное его отец оставил какой-то темный след на нем, — фыркнул кто-то из слизеринцев.
Блядь, лучше бы это было так. Нил надеялся, что это так. С сухостью во рту он наблюдал за тем, как профессор вышел из-за своего стола и двинулся вдоль рядов к его месту, при каждом шаге стуча тростью по деревянному полу.
— Ну? — нетерпеливо спросил он, остановившись у парты.
— Что "ну"? — огрызнулся Нил, чувствуя раздражение, которое подпитывается страхом.
Мужчина недобро прищурился, студенты начали перешептываться. Бедный сосед Нила по парте нервно переминался с ноги на ногу, медленно отодвигаясь все дальше и дальше от неминуемой катастрофы. Слизеринцы усмехались, не скрывая издевки и злорадства. Нил стиснул зубы так сильно, что это причинило боль.
— Что у вас на шее? — спросил Морияма, после еще одного взмаха палочкой.
Нил сглотнул, чувствуя легкое головокружение. Его завтрак просился наружу.
— Ничего.
Профессор неодобрительно вздохнул. Его ноздри непривлекательно раздулись при этом движении.
— Вам нужно снять все украшения, — медленно, как идиоту объяснил он.
Кто-то откровенно уже смеялся, веселясь с этой ситуации, совсем не подозревая, как сердце Нила бешено колотилось в груди. Снять кулон? Единственное, что все еще позволяло ему жить? Невольно его взгляд скосился в сторону, за плечо профессора. Эндрю стоял, прислонившись бедром к столу, и внимательно наблюдал за ним. В его взгляде отчетливо улавливалось любопытство, несмотря на апатичный вид и совершенно скучающую позу. Янтарные глаза всегда выдавали его истинные эмоции. Всегда пленили своей яркостью и наличием огня, способного сжечь все вокруг. Нил почувствовал слабость, и тут же встрепенулся, вспомнив почему было важно не снимать чертов амулет.
— Нет.
Челюсть мужчины дрогнула, вена на лбу вздулась. В этот момент они с племянником были очень похожи и, если доводить до белого каления Рико было забавным, то Тетсуи Морияму — слишком опасно. Нил, к сожалению, никогда не мог вовремя остановиться. Сейчас — тем более. Разъяренный от непослушания взгляд пугал куда меньше перспективы того, что ждало его, если он лишится единственной защиты от проклятия. Не смущали и смешки вместе с колкостями, летящими со стороны слизеринцев.
— Может быть — эта побрякушка досталась ему от отца, — кто-то усмехнулся.
— Ага, — насмешливо протянул другой студент, не пытаясь быть тихим, — в ней, наверное, заключена какая-то темная магия. Что с него еще взять-то?
Морияма бросил на них взгляд, но не такой пылкий, каким он наградил Нила.
— Я отстраню вас от занятий, если вы не избавитесь от этой вещи, — почти спокойно произнес он.
Возмущение забурлило в желудке, вырываясь наружу вместе со словами:
— Вы не можете отстранить меня!
Но взгляд профессора убедил его в том, что именно это он и сделает.
— Я уверен, вашей матери не понравится вести о том, что ее сын срывает урок и не желает выполнять простые задания, — тон был холодным, но внутренности Нила стали еще ледянее. — Мне бы очень не хотелось беспокоить ее в Святом Мунго.
Гребаный Мерлин! Уши Нила загорелись, когда слизеринцы вновь захихикали. Зубы скрипели друг об друга. Это тоже давно перестало быть секретом. Все тот же "Ежедневный пророк" опубликовал еще в прошлом году нашумевшую сенсационную статью. "Ха! Жена Натана Веснински не выдержала всех пыток со стороны мужа и сошла с ума! Более подробную информацию читайте на странице четыре. А теперь к погоде." Блядство.
Мэри не совсем чокнулась, по правде говоря. Иногда сознание прояснялось, но все равно с каждым разом становилось все хуже. Паранойя была такой сильной, что магия внутри ее сердца начала блокировать сознание, создавая какой-то причудливый выдуманный мир, защищая от всего настоящего. Но проблески адекватности иногда проявлялись. Нил знал, что любые стрессовые ситуации — и жизнь его матери окажется на волоске. Мозг однажды не выдержит путешествия из мира фантазий в реальность и обратно.
Письмо из школы вполне могло бы ухудшить и без того безнадежное состояние. Нил не мог допустить, чтобы его мать умерла из-за него. Он не мог быть причиной этого. Он не простил бы себя.
Морияма протянул руку ладонью вверх. Во взгляде его сквозило ликование.
— Не волнуйтесь, мистер Джостен. Я отдам вам эту вещицу после занятий.
Да, когда она уже станет бесполезной.
Нил сглатывает горький комок в горле. Его рука — лишь слегка трясущаяся — схватила кулон, пульсирующий на шее. Испарина покрыла его лоб. Озноб прошелся по всему телу. Нил закрыл глаза на мгновение, задумавшись лишь на секунду о том, что, черт возьми, он делал. Обратного пути не будет.
Стоило ли оно того?
На чашах весов две жизни. Чья дороже?
Профессор Морияма выглядит все более нетерпеливым. Схватив одеревенелыми пальцами сердцевину кулона, Нил в последний раз сжал его в ладони. Магия приветствовала его, беспокойно посылая вибрации вокруг себя. Чувствуя взгляд Эндрю, словно легкое прикосновение к своей коже, он резко дернул амулет, срывая с шеи единственное, что гарантировало ему безопасность.
Он успел схватиться за стол, прежде чем его ноги подкосились.
Нил был не готов к этому.
Изменение произошли моментально.
Пока профессор удовлетворенно кивал — какой блядский ублюдок, — а студенты фыркали и усмехались, Нил задыхался, но этого, казалось, никто не замечал.
— Чего вы ждете? — уточнил Морияма у студентов, возвращаясь к учительскому столу. — Ингредиенты в шкафу, можете приступать.
Нил его не слышал. Студенты поспешили свериться с нужными ингредиентами и отправились в кладовку. Нил этого не видел.
Все чувства, до этого тихо тлеющие в груди, вдруг обрушились на него, взрываясь перед глазами яркими красками. Ему не хватало воздуха. Обжигающие привязанность, интерес, страсть, тоска и любовь разгоняли кровь по венам, заставляя внутренности трепетать от переизбытка чувств. Он чувствовал. Он чувствовал, чувствовал, чувствовал. Он задыхался, но в то же время, будто впервые за многие годы сделал вдох. Невидимые оковы словно спали, освобождая все то, что так долго скрывалось.
Сердце стучало еще громче, еще сильнее, еще тверже для одного конкретного человека. Сердце скулило, металось, скучало, требуя внимание одного конкретного слизеринца. Сердце ощущало себя в кои то веки целым и свободным и…
…и ему осталось жить всего месяц.
Нил медленно выдохнул, когда черные пятна перестали танцевать перед глазами. Студенты приступали к своим зельям. Профессор Морияма негромко что-то объяснял первым рядам. Нил очень осторожно, не делая резких движений, поднял взгляд.
Эндрю все еще смотрел на него. Его прищуренные — такие красивые — карие глаза смотрели на руки Нила. Нил моргнул и тоже посмотрел вниз: ладони сжимали парту с такой силой, что невооруженным взглядом было заметно, как побелели костяшки его пальцев. Он сглотнул — движение получилось судорожным — и, когда встретился взглядом с Эндрю, выдохнул с шумом, хватаясь по привычке за амулет, которого, запоздало вспомнил, больше нет на его шее.
Защиты больше нет.
Он собирался умереть из-за любви к Эндрю Миньярду.