Work Text:
Слева, у большого зеркала в пол, куда Хорхе обычно, входя в дом, швырял сумку, стоял аккуратный столик с изогнутыми ножками и сложной мозаикой из смальты на столешнице. Хорхе поднял брови и аккуратно пристроил сумку рядом. Потом подумал и переставил к другой стене.
В доме уютно пахло едой, со второго этажа тянуло свежей краской — неужели все-таки перекрасили спальню? — и все же что-то было не так.
— Я дома, — осторожно сказал Хорхе, цепким взглядом окидывая полупустой первый этаж: без стен, отделяющих столовую от кухни или гостиной, и с таким минимумом мебели, словно их обокрали. Единственной отвоеванной Хорхе вещью крупнее подставки для вина был диван, в день покупки которого оскорбленный его видом и формами Леонард заявил, что, если к этому чудовищу добавится еще и телевизор, он съедет. На переезд Леонарда оказался совершенно не согласен Лионель, и телевизор остался в магазине, а Хорхе — с диваном, с которого не на что было смотреть. Кроме Лионеля, конечно, который, как в поговорке про ласковое дитя, умудрялся извлечь пользу из любого конфликта и на чудовищном диване с удовольствием валялся вместе с Хорхе, а мещанские привычки порицал вместе с Лео.
Спустя какое-то время под потолком появился убирающийся экран, в стенах — многочисленные хитро спрятанные колонки, и «шантажом и подкупом», как назвал это Лионель, Леонарда удалось приманить на запись скрипичного концерта в каком-то фельпском театре, о котором все говорили с придыханием. День, когда они валялись на диване втроем, обнимаясь и пересмеиваясь, Хорхе берег в памяти как один из самых драгоценных и даже был согласен терпеть завывание скрипок, которое эти двое почему-то считали прекрасным. Прекрасным был шорох осыпающегося песка в залитой вечерним светом пустыне и тихий свист малышки-чинчиллах из-за заросшего колючками пригорка, но скрипки тоже можно было вынести, если к ним прилагалось такое.
Теперь на диване лежало что-то траурно-черное, поблескивающее в свете сложного многоярусного освещения, которым Леонард дорожил чуть ли не больше, чем встроенной в каждую стену звуковой системой.
— Что происходит? — спросил Хорхе у Мани, наблюдавшей за ним из своей витрины с привычным осуждением. — Нет, я вижу, что это не мой чемодан с вещами, выставленный на лестницу, но все же…
Мани насмешливо присвистнула, привстав на задние лапы, и, словно отозвавшись на ее зов, со второго этажа сбежал Лео, засмеялся, обнял Хорхе за шею, увернулся от попытки втянуть его в поцелуй подольше и скомандовал:
— Быстро, быстро в душ и одеваться! У нас мало времени!
— У нас мало времени для чего? — уточнил Хорхе. Радар, определяющий неприятности, завывал громко и пронзительно. — И где Ли?
— Сейчас придет, я его отправил постричься, — заявил Леонард так, словно это была самая обычная вещь на свете. — Сегодня все должны хорошо выглядеть!
Хорхе попытался представить Ли выглядящим плохо и не смог.
— А что у нас сегодня, Лео? Тебе вручают статуэтку золотого дракона за особый вклад в сохранность тессории?
— Да разве от этого неблагодарного народа дождешься, — вздохнул Леонард. — Не нервируй меня, пожалуйста, начинай собираться. С этими волосами, конечно, ничего не сделать, но, может, ты согласишься хотя бы убрать их в хвост? Твои фамильные драгоценности я забрал из королевского альмасена. Очень красивый обручальный браслет, между прочим! Но с тобой я на многое не рассчитываю, хотя бы кольцо и запонки. Хорхе, отомри!
Хорхе подошел к дивану и с тренированным вниманием разведчика осмотрел аккуратно водруженное на его спинку нечто.
— Фрак? — спросил он, изо всех сил стараясь держаться в рамках допустимых в городе децибел.
— Не драматизируй! — поморщился Леонард. — Это смокинг.
— Король умер? — поинтересовался Хорхе.
Леонард вздохнул.
— Мы идем в театр.
— Король умер в театре? — поразился Хорхе.
— Прекрати паясничать! — заорал Леонард.
Румянец стремительно залил его скулы и шею, и Хорхе все-таки не удержал руки при себе, схватил его за поджарую задницу и с силой прижал к своим бедрам, зарываясь лицом в рыжие волосы.
— Лео, пожалуйста, — зашептал он. — Ну какой мне театр! Давай останемся дома, я так давно не был с вами…
— Секс, — прошипел, выворачиваясь, Леонард, — единственное и дешевое развлечение плебеев! Вот им-то они и занимаются, поскольку все остальное им недоступно! А ты сейчас же приведешь себя в порядок, побреешься и оденешься нормально!
Хорхе глубоко вздохнул, разжимая руки. Леонард вырвался и несколько раз пригладил волосы, возмущенно глядя на него.
— Понятно, почему Ли сбежал, — с тоской сказал Хорхе. — Все самые острые фазы конфликтов эта змея умудряется пересидеть где-то в другом месте и явиться, когда буря уже улеглась. Я могу пойти в форме хотя бы?
— Нет, — отрезал Леонард.
— В парадной, — попытался еще раз Хорхе. — У меня и ордена есть.
— Я знаю, — ядовито сказал Леонард. — Твои ордена стоили мне язвы и прединфарктного состояния. Наденешь нормальный смокинг.
— Не надену, — заупрямился Хорхе. — Их по мерке шьют, мне может не подойти.
— Серьезно? — восхитился Леонард. — То есть мы не знаем твое тело до миллиметра, да? И клянусь золото-валютным резервом королевства, ты или надеваешь смокинг, или я не поленюсь найти платье своей племянницы! Розовый после летней формы для тебя цвет не новый, не сойдется — ну так спущенные плечи это самый что ни на есть классический фасон для премьеры. И поверь мне, Хорхе, в платье я одену не только тебя, но и весь твой полк! Не сомневайся во мне!
— О! — сказал Хорхе и оглянулся на Мани в поисках поддержки. Та смотрела с усталым разочарованием. — О! В тебе, Лео, я не сомневаюсь ни минуты. Я думаю, что будет с шадами, когда в розовое платье с открытыми плечами ты оденешь, к примеру, светлокудрого Арно Савиньяка. И что скажут об этом двое его братьев. Или Ричард Окделл…
— А я говорил, что он будет упираться до последнего, — заявил Лионель, закрывая за собой входную дверь. Выглядел он, не то как королевский офицер середины прошлого круга, не то как солист популярной группы, на концерты которой ходили племянницы Леонарда. — Но я готов внести решающий аргумент.
— В решающем аргументе мне уже отказали, — мрачно сказал Хорхе. — Моя гибель от чрезмерно длительного воздержания будет на вашей совести! Впрочем, что я говорю. Откуда она у вас!
— Да, насчет совести это, конечно, перебор, — согласился Лионель, целуя его и шепча прямо в губы: — Но я предлагаю компромисс — только первое действие.
— Это не компромисс, я еще ни на одно не согласился, — возмутился Хорхе. — Работай лучше, крокодил багряноземельский. Предложи что-нибудь, от чего я не смогу отказаться! — Он резко выставил ладонь в сторону Леонарда отрицающим жестом: — Нет, Лео! То, что даешь мне ты, я честно отрабатываю.
— А я заберу Окделла на двухнедельную стажировку в посольстве: круглосуточная охрана, бронированное здание и полная библиотека душеспасительных книжек, — прошептал ему в ухо Лионель. По плечам разбежались колючие мурашки.
— Слишком щедро! — прищурился Хорхе. — Где подвох?
— А за два действия, — вдохновенно продолжил Лионель, — я заберу еще и Арно.
— Больше похоже на подготовку теракта, — жестко сказал Хорхе. — Нет. Не подходит. Подотчетные мне люди останутся там, где я могу их защитить. Следующее предложение!
— Хорошо, — смиренно сказал Лионель. — Тогда лично освященные его высокопреосвященством четки для малышки Лионеллы, о которых она молится уже второй год и которые Лео при всех его связях и возможностях не смог ей достать.
Леонард ахнул. Хорхе закусил губу.
— А ты смог?
— А я был удостоен аудиенции нашего пресвятейшего по вопросу защиты верующих в Создателя в Багряных землях, — скромно сказал Лионель. — Впрочем, я не одобряю религиозного воспитания детей. Четки гранатовые, ничего с ними не случится. Передадим ей на восемнадцатилетие, когда она уже семь раз сменит убеждения, выкрасит волосы в зеленый и наколет татуировку на губе. Будет забавно.
— Змея, — с тоской протянул Хорхе. — Туальба ядовитая. Лео, перестань так дышать, ты тоже уже понял, что на этом месте я сдамся. Можно хотя бы рубашку без запонок?
— Хорхе, — строго сказал все еще прерывисто дышащий Леонард. — Это — королевский театр.
— Все-таки смокинг? — с легким разочарованием уточнил Лионель. — Не фрак?
***
Стены Королевского Ружского театра были выкрашены в темный цвет обожженной глины, — словно и не уезжал из пустыни,— впрочем, отделанная золотом лепнина и сияние алатского хрусталя светильников настраивали на совсем иной лад. Лионель беспрестанно с кем-то раскланивался, Леонард, какой-то особенно, по-юношески стройный в своем костюме, легко взбежал по невысокой сияющей зеркалами и позолотой лестнице к ложам бенуара и открыл четвертую своим ключом.
— Красавец, — с тоской сказал Хорхе, проводив глазами его поджарый зад.
— Да, — согласился Лионель. — И богач. Знаешь, сколько стоит закрытая ложа бенуара? Может, тебе приударить за ним? И нет, Хорхе, в театре нельзя трахаться. Даже в ложе.
— Не надо держать меня за дикаря! — возмутился Хорхе. — Совсем нельзя? Она же закрытая.
— Причем она закрытая даже со стороны зала, — невозмутимо сказал Лионель. — Нет. Совсем нельзя. Вина?
— Нет, я отвык, — отказался Хорхе. — Почему столько охраны, будут их величества?
— Где? — изумился Лионель, проследил за направлением взгляда Хорхе и закивал: — Да, да, ты прав. Действительно, охрана. А я теряю квалификацию или, может, расслабился в Олларии. Катарина покровительствует Школе искусств, выделяет несколько королевских стипендий для самых талантливых, так что Фердинанду придется потерпеть. Видишь, не ты один страдаешь. Но есть и хорошая новость: дипломанты еще слишком юные для взрослых партий, у них упрощенные постановки, короткие. И они выдержат, и ты. Никто не упадет замертво.
— Упадет? — недоуменно переспросил Хорхе. Мимо текли дамы и девицы с обнаженными плечами, свет переливался на шелках и бархате, с Лионелем постоянно кто-то здоровался, и он кивал в ответ. — Почему упадет? Подожди, это что, балет? Ли, да каких кошек происходит? Да, я знаю, что вы оба любите эти немыслимые завывания, которые опера, но балет? Балет?
— Это дипломный спектакль, — коротко сказал Лионель и улыбнулся кому-то у него за спиной. — Дети старались. Прояви уважение.
— Да чьи дети-то? — зашипел Хорхе, и в этот момент кто-то профессионально легко коснулся его руки. Девчонки из охраны королевы в дополнительном представлении не нуждались: они передвигались и исчезали с глаз при свете дня так легко, что Хорхе доверил бы им и дежурство на открытых участках пустыни.
— Полковник Дьегаррон, — тихий вежливый голос, абсолютная уверенность. — Ее величество просит вас найти возможность заглянуть к ней перед началом спектакля. Понимая его важность для вас, ее величество не намерена задерживать вас надолго.
— Меня? — переспросил Хорхе и оглянулся на Лионеля. — Вы не… — Нет, офицеры такого уровня не ошибаются, подобное предположение оскорбительно. Сжав зубы, Хорхе коротко, по-военному наклонил голову.
— Прошу со мной, — прошелестела девчонка и оперлась на его руку, как счастливая спутница блестящего кавалера: алое платье в пол с непременными спущенными плечами, перчатки до локтя, высокая прическа.
Хорхе усмехнулся и мстительно приобнял ее за бедро, скользнув пальцами по ремню спрятанной под платьем кобуры. Она фыркнула и прижалась ближе.
Королева Катарина сидела на низком диванчике в заставленной цветами аванложе: черное закрытое платье, худенькие руки, унизанные тяжелыми кольцами пальцы.
— Мы счастливы видеть, что вы смогли подарить нам несколько минут вашего драгоценного отпуска в столице, среди семьи и друзей, маркиз, — пролепетала она, подавая руку без перчатки.
Неимоверным усилием воли вспомнив жалкие ошметки курса этикета в Лаик, Хорхе коснулся губами одного из колец.
— Ваше величество оказывает мне огромную честь, — оттарабанил он.
— Это честь для нас, что нам служат такие люди, как вы, маркиз, — грустно сказала она. — Впрочем, о ваших заслугах на ратном поприще скажет мой супруг, мужчинам проще говорить о войне и подвигах друг с другом. — Хорхе вспомнил разнеженного толстяка Фердинанда и с трудом удержался от ухмылки. — Нам же остается искусство, оно бесконечно, как бесконечна жизнь, которую дает женщина, и как память, которую она хранит. Вы разбираетесь в балете?
— Нисколько, ваше величество, — пробормотал он, совершенно теряясь.
Королева не будет звать просто так, но чего, пресвятые лапки закатных кошек, она хочет?
— Я тоже, — с мученической улыбкой сказала Катарина. — Но у меня есть несколько приемов. Когда обсуждают любого танцовщика, всегда можно сказать, что вращения очень хороши, уверенные, без потери баланса. Никаких разногласий с темпами. Можно похвалить высокий прыжок, прекрасный апломб, фиксированные позы. Это ведь красиво даже на взгляд простого зрителя, не правда ли?
— Безусловно, — ошеломленно сказал Хорхе, совершенно потеряв нить этого странного разговора.
Катарина нежно улыбнулась, потупив глазки.
— Я бы держала вас подле себя вечно, но у вас сегодня важный день, и я не смею мешать вам. Пусть этот вечер запомнится вам надолго.
Хорхе поклонился и вышел, терзаемый самыми нехорошими предчувствиями. Катарина — союзница Лионеля. Она предупреждает. О чем, кошки раздери? О чем?!
Пока он пробирался сияющими коридорами и лестницами обратно, зал взорвался ревом и аплодисментами. Значит, прибыл Фердинанд, и их величества появились в королевской ложе. Хорхе ускорился, уворачиваясь от сияющих лиц и усыпанных пудрой обнаженных плеч. На Лионеля будут смотреть, на Леонарда тоже, он не может опоздать к началу, создавая им неловкость… Он остановился так резко, что кто-то влетел в него сзади и рассыпался в извинениях, которые Хорхе даже не услышал. Лионель сказал, у них закрытая ложа. На спектакле, где присутствует королевская чета. Да что, кошки их всех сожри, происходит?
В ложу он вошел с самым бесстрастным лицом, на какое только был способен, старательно не заметив их быстрых настороженных взглядов, и, чтобы что-то делать, запустил руку в корзину с фруктами, которую переставил на обтянутый красным бархатом барьер.
— Бинокль? — предложил Леонард, и Хорхе поперхнулся виноградиной.
— Да ты что, Лео! У меня все в порядке со зрением, а эта коробка только что над сценой не нависает. Что я там должен разглядывать?
— Увертюра, — тихо сказал Лионель.
Хорхе перевел это как «все заткнулись!» и, кажется, не ошибся.
Танцы действительно оказались довольно короткими. На сцену выбегали совсем маленькие одинаково одетые девочки, старательно тянущие носочки, их сменяли девицы постарше в гальтарских туниках, потом появились подростки в пачках, старательно перебирающие мощными ногами в белых колготках. Их передвижение сопровождал дробный перестук.
— Эйнрехтские туфли, — сказал Леонард так, словно это что-то объясняло.
Из-за кулис появилось четверо парней в обтягивающих лосинах и коротких куртках, Хорхе узнал первые такты «Кэналлийского стрелка», вздохнул и принялся рассматривать лепнину на колоннах. Роспись потолка в полумраке было не видно. В партере зааплодировали. Хорхе перевел скучающий взгляд на сцену: там остался только один из парней, а навстречу ему из кулисы вышла, дробно стуча эйнрехтскими туфлями, девочка в пышной синей пачке.
— Па-де-де из «Падения Кабитэлы», — сказал Леонард, с силой комкая в руке свой платок. — Рамиро и Октавия. Технически у партнера очень сложная партия.
— М-м, — сказал Хорхе и из уважения к непонятным терзаниям Леонарда посмотрел на сцену еще раз. А потом еще раз. Потом он молча протянул руку, и Леонард быстро вложил в его ладонь чуть влажный бинокль. Лионель вскочил, когда Хорхе аккуратно пристроил изящную вещицу на барьер и встал.
— Раз, — сказал Лионель, втискивая ему в руку бокал «Девичьей слезы». Хорхе выпил залпом, попытался оттереть его плечом, но это и в спокойном состоянии ему никогда не удавалось. — Два, — сказал Лионель, протягивая ему второй бокал. — Успокойся, сядь и веди себя прилично, это Королевский театр, а не офицерский бар на краю обитаемого мира.
Хорхе посмотрел на королевскую ложу. Катарина улыбалась, прижимая к глазам платочек. «Рамиро» на сцене поднял свою «Октавию», распластавшуюся в нелепой позе, не удержал, и она скользнула по его рукам вниз. Леонард громко ахнул, зажав рот рукой. Парень на сцене подхватил девчонку у самого пола, осторожно поставил и раскрутил, поддерживая за талию.
Лионель взял его за плечо.
— Спокойно, Лео, он справился.
Воспользовавшись тем, что они отвлеклись друг на друга, Хорхе открыл дверь ложи и вышел.
***
Данар тихо плескал в каменную набережную Соборного острова, стемнело быстро и незаметно, зажглись оранжевые фонари. Хорхе сел на ступени собора Святой Октавии, привалился к колонне и начал бездумно смотреть, как по темной глади воды носятся туда-сюда крохотные прогулочные лодочки.
— Не сиди на камнях, яйца отморозишь, — хрипло сказал Бласко и прислонился к колонне над его головой.
— Это моя реплика, — отозвался Хорхе. — Придумай себе свою.
— Хорошо, — легко согласился тот. — Это дорогущий пиджак для приемов и премьер, прояви уважение и достань его из-под задницы.
— А, так чему-то тебя Лео все-таки научил, — хмыкнул Хорхе.
— Научил, — тихо сказал Бласко. — Что мне не обязательно быть тобой. Я могу попробовать стать кем-то другим.
— Захватывающая перспектива, — зло сказал Хорхе. — Для начала, перестань говорить моими словами. И кем, например?
Бласко не ответил. Он тихо спустился на ту же ступеньку, что и Хорхе, и сел на корточки, ковыряя пальцем разъеденный водой и временем белый камень.
— Ты едва свою девчонку не уронил, — сказал Хорхе.
— Да, это самый страшный кошмар любого солиста, — кивнул Бласко. — И вот я так сразу, в первый выход. В присутствии короля. Да еще с тобой в зале. А когда я ее на плече по сцене носил, ее пачка мне все время в рот лезла. Но у меня потом вращения хорошо вышли, почти безупречно, хотя мэтр, конечно, все равно заявит, что недокрутил. Мне сказали, ты ушел и не видел?
— Не видел, — согласился Хорхе. — И не слышал. Ничего не слышал об этом. За все два с половиной года. Почему, Бласко?
— Ну, может, потому что ты ни разу не спросил? — говорил младший тихо, но твердо: вцепился в свои позиции и сдавать их не собирается. Леонард и его вечная трогательная готовность стоять на своем до конца так явственно проступили в манерах Бласко, что Хорхе не выдержал и улыбнулся.
— А это, может, потому, что я отдал тебя другу, которому верил, и не беспокоился о твоем образовании?
— У меня хорошее образование, ты можешь не беспокоиться и дальше! — вскинулся Бласко. — Королевская школа искусств лучшая в Золотых Землях! И у меня именная стипендия!
«Все-таки они еще подростки, с болезненной ранимостью человека без кожи, с этой вечной настороженностью, — тоскливо подумал Хорхе. — И пока я занимался чужим мальчишкой, Леонард занимался моим. А мне и в голову не пришло, что на выходе получится совсем не то, чего я ожидал».
— От королевы стипендия? — спросил он, вздохнув.
— Да! — с вызовом крикнул Бласко и вдруг замер, сжав кулаки и уставившись застывшим взглядом прямо перед собой.
— Начало доходить, — констатировал Хорхе, вставая. — Пойдем, пройдемся. Расскажешь своему тупому бесчувственному братцу, как это вообще вышло.
— Да тут нечего рассказывать, — пробормотал Бласко, и Хорхе вдруг понял, что они одного роста, просто брат намного тоньше. — Эр Леонард вообще, наверное, единственный человек на свете, который спросил у своего воспитанника, чего тот хочет. Ты вот у своего спрашивал?
— Создатель, нет! — возмутился Хорхе. — Не хватало слушать ваши потрясающие идеи, которые еще четыреста сорок раз переменятся за четыре Излома! Я стрелок, значит, парень, который учится у меня, будет стрелком, что тут непонятного!
Бласко вздохнул с неизъяснимым терпением.
— Да, — сказал он, оглянувшись на толпу хихикающих девчонок в коротких юбках. — У тебя так. А он меня спросил, чем бы я хотел заниматься на самом деле, вместо того, чтобы умирать в Финансовой академии. И сказал, что подготовка очень дорогая, но, если мне хватит воли, он готов платить, чтобы я смог поступить через год в Королевскую школу искусств и даже получить внешнее финансирование. Зачем ты мне сказал про королеву, я же думал, что я сам добился! Девчонок в балете много, а вот парней не очень, за нами пристально следят. Если чего-то стоишь, будут перекупать и переманивать. Эр Савиньяк просил ее величество, да?
Хорхе потер виски. Статуи святых над темной водой Данара смотрели с тихим смирением, горели фонарики маленьких кафе, пахло выпечкой.
— У меня голова болит, когда я начинаю об этом думать. Я надеялся, что хотя бы ты будешь нормальным.
— Нормальным, как ты? — уточнил Бласко. — Ты вообще с двумя мужиками живешь.
— И шиншиллой, — согласился Хорхе. — Но разница между мной и тобой в том, что любому, кто мне это скажет, я с легкостью прострелю горло хоть с другого берега Данара. А ты? Хочешь, зайдем съесть что-нибудь.
— Да, — согласился Бласко. — Тебе надо. Ты же весь день по городу мотался в расстроенных чувствах. А глупый ребенок после этого я. И позвонил бы им, они же переживают. Это я знаю, где у нас с тобой тайные места в Олларии были, пока я торчал в Лаик, как твой оловянный солдатик. Они-то нет. И, кстати, эр Леонард после спектакля ни слова у меня о тебе не спросил, он не смешивает эти вещи. На всякий случай. Если ты вдруг чувствуешь себя преданным. Вот здесь прекрасная кухня, рыба. У тебя в твоей пустыне такого точно нет.
— Ты любишь рыбу? — удивился Хорхе.
— Нет, это просто белок, — отмахнулся Бласко. — И мне сейчас уже нельзя, есть будешь один. Ненадолго, ладно? Мне завтра к шести к станку. Это тяжелая работа, хотя тебе и кажется, что я выбрал ерунду.
Рыба благоухала травами и перцем, ветер пах водорослями, облепившими лодочные причалы. Бласко сидел с прямой спиной и смотрел исподлобья, настороженно и робко, напоминая Ричарда в первые дни.
— Чем тебя развлечь? — спросил он. — Хореографическое училище почти военное, там тоже мало что происходит. Могу рассказать, как не успел разбить новые туфли и оттанцевал шестичасовой класс с приглашенным мастером: девчонки менялись, а партнеров только двое было. Эр Лионель мне потом ноги бинтовал. Я стеснялся жутко, а он сказал, что сам танцевал в детстве, это правда?
— А я не знаю, — с ужасом ответил Хорхе. Рыба приобрела отчетливый признак горечи, от которой так недалеко было до вины.
— Ты много чего не знаешь, — сказал Бласко, вертя в руках кольцо от салфетки. Черная спортивная куртка с белой эмблемой Королевской школы искусств висела на стуле, сливаясь с сумерками, а руки неожиданно для Хорхе оказались мускулистыми и крепкими. — Знал, например, как обо мне дома еще, в Дьегарроне, говорили, что я тебе не брат по крови? Мы не похожи совсем, и сколько отцу было, когда он второй раз женился? Пятьдесят два ведь уже. — Хорхе мученически закатил глаза, а Бласко засмеялся. — Подожди, самое главное впереди. Лучшая сплетня Кэналлоа, что я — твой сын. Вы ведь с моей матерью почти ровесниками были. Я даже верил какое-то время. Долго.
— Милосердный Создатель, — простонал Хорхе. — А хорошо бы вернуться в прошлый Круг и усекать языки за пустую болтовню.
— Так что я рад, что ты живешь с двумя мужиками, — весело закончил Бласко. — И шиншиллой. Прости, что я так сказал, не надо было.
— Бласко, — сказал Хорхе, потянувшись вперед, чтобы взять его за руку. — В каком месте ты непохож на меня, упрямый глупый мечтатель? Прости, что я пропустил половину твоего дипломного спектакля. Что будет дальше? Тебя возьмут в театр?
— Ну, если нет, — брат пожал плечами, — я останусь без средств и перееду к эру Леонарду, окончательно загубив тебе всю жизнь, включая личную. Ты, кстати, не хочешь все-таки ему позвонить?
— Я, Бласко, — медленно, растягивая слова, сказал Хорхе, — сейчас думаю о том, что предложил тебе быть собой, а не мной, не нашим отцом и не дедом, именно Леонард Манрик, человек, которого его собственный отец обтачивал точно по размеру подходящего их семье поста. Нет, я не буду звонить. У меня есть ключи.
***
— Так. — Лионель, сложив руки на груди, внимательно оглядел его с ног до головы. — Эпическая сцена «возвращение». Пьян?
— Нет, — мягко ответил Хорхе. — И не голоден. И эта обтягивающая черная футболка на тебе не вызывает во мне никаких посторонних желаний, кроме, разве что, желания задать пару вопросов.
— Мне, — уточнил из-за его спины Леонард. — Вопросов мне, Хорхе, верно? Зайдешь или будем стоять в дверях?
— Лео, — все так же мягко продолжил Хорхе, легко, стелющимся профессиональным шагом обойдя не успевшего вмешаться Лионеля и прихватив Леонарда за пояс. — Скажи мне, как ты видишь обязанности эра? И какое место в них занимает связь с родственниками воспитанника?
Леонард отодвинул его, прошел вглубь полутемной комнаты и сел, закинув ногу на ногу, на диван. На его, Хорхе, диван!
— Я — хороший эр, — совершенно спокойно заявил он. — Я все сделал правильно. Я помог мальчику добиться того, чего он на самом деле хотел, и у меня было достаточно денег, чтобы не перекрывать ему возможности из-за нелепых материальных затруднений.
— Это у меня материальные затруднения? — опешил Хорхе.
— Ты просто не хочешь знать, сколько это стоило, — пробормотал Лионель.
Леонард гордо вскинул голову.
— Допустим, — отчего-то копируя Эмиля Савиньяка, сказал Хорхе. — А что мы будем делать, когда детка передумает танцевать под софитами в туфлях с лентами и решит, что он был создан природой для иного?
— О, я бы не переживал об этом, — заявил Лионель. — К нашему возрасту танцовщики уже заканчивают профессиональную карьеру, а половина жизни еще впереди. Чем захочет, тем и займется.
— Хорхе, — попытался Леонард. На его щеках медленно распускался алый румянец волнения. — Это ведь совершенно другой, прекрасный и волнующий мир. Не надо считать его чем-то недостойным просто потому, что ты грубый материалист. Это очищающий людские души катарсис, это чувства…
— Какие, к кошкиной матери, чувства? — прошипел Хорхе. — Чувство жжения в промежности от тесных обтягивающих колготок?
Леонард закатил глаза.
— Хорошо. Лионель, когда играет, вызывает у тебя какие чувства?
— Лионель у меня всегда вызывает одинаковые чувства, — рявкнул Хорхе. — Во что играет?
— И это желание трахнуть, — вполголоса пробормотал Лионель, подошел, устроился на диване с ногами и картинно закрыл глаза ладонью.
— На пианино играет, кретин дубиноголовый! — заорал Леонард, совершенно алый от шеи до лба.— Вот эта непонятная коробка с клавишами у нас тут зачем стоит!
— Я не знаю, зачем она тут стоит! — проорал в ответ Хорхе. — У вас вообще куча вещей без всякого назначения, для какой-то непонятной «красоты»! — Он развернулся к Лионелю: — Ты что, играешь?
— И вот я бы еще хотел услышать, почему он об этом не знает? — добавил все еще красный Леонард. — Ты стесняешься, что ли? Давай, к инструменту! Порази мастерством!
— Ну вот он и не знает, потому что я всегда понимал, что его таким не поразить, — начал Лионель, открыв глаза и щурясь на сияющий разноцветными гранями багряноземельский светильник. — И я давно не практиковался… — Он поймал взгляд Леонарда и покорно встал. — Хорошо. Будет неидеально, но какое-то представление можно составить…
Он открыл инкрустированную крышку небольшого темно-красного инструмента, вздохнул, растирая пальцы, взял несколько аккордов словно на пробу, и заиграл в хорошем темпе «Левый берег Данара». Хорхе уставился на него, вытаращив глаза, потом перевел взгляд на Леонарда.
— Когда? — спросил он громким шепотом. — Когда у него было время этому учиться?
— В детстве и юности! — зло ответил Леонард. — Теперь скажи, что ты не знаешь, как Эмиль пилит на скрипке. Со скоростью своего вертолета! Обучение музыке, живописи, танцу требует времени, упорства и денег, Хорхе. Достаточно больших денег и времени, свободного от их зарабатывания в поте лица. Это и есть хорошее образование, понятно? Ну что? Как он играет? Вызывает какие-нибудь еще чувства, кроме твоих основных?
— Вызывает! — прошипел Хорхе. — Оторопь, в основном.
Лионель доиграл, аккуратно закрыл крышку и развернулся, облокотившись спиной на инструмент и вытянув ноги.
— Я говорил, что его этим не проймешь. Он такое не уважает.
— Уважаю, — возмутился Хорхе. — Я тоже играю на гитаре. Но как дополнение! Неожиданное и приятное умение вдобавок к нормальной мужской профессии!
Леонард закатил глаза и принялся перечислять:
— Фок Линдерман, Д’Альи, Ратдольт…
— Ратдольт был офицером гвардии, — ухватился за знакомое имя Хорхе. — А уж потом и в свободное время — всем остальным.
— Ладно, — засмеялся Лионель. — Тут мы не преуспели. Скверно проработанная аргументация, Лео. Переходим к тяжелой артиллерии? Секс?
— Я не собираюсь с вами спать, — категорически отказался Хорхе. — Ты — предатель, а ты — пособник. И я совершенно не представляю, как исправить то, что вы натворили. Сплю я сегодня на своем прекрасном отдельном диване!
— Отдельным он станет, когда мы его тебе наложенным платежом в Зегину перешлем, — кротко сказал Лионель. — Лео, ты слышал? На диване!
— У меня после этого дивана всегда шея болит, — капризно сказал Леонард. — Он недостаточно жесткий. Мы, кстати, спальню перекрасили, ты не хочешь посмотреть? Нет? Ну что поделать, на диване, так на диване.
***
Шум во дворе стоял такой, словно садился грузовой вертолет. Рамиро потоптался в дверях, снял берет, вытер им лицо, снова надел. Хорхе поднял глаза от плана подземных коридоров Аль-Найи и сделал приглашающий жест:
— Что ты хотел, Мири?
Тот откашлялся, осторожно глянул из-под ресниц на афишу Королевского театра, пришпиленную у Хорхе за спиной, и хрипло поинтересовался:
— Командир, ты там это. В столицах, ну. По театрам ходишь. Мы со всем уважением, но как бы…
— Что как бы? — уточнил Хорхе.
— Очень недешевое развлечение, если для простых, — пробубнил Рамиро. — Я там посмотрел, билеты от двух тысяч таллов, это ж как бы месячное довольствие за штуку…
— Сколько? — поразился Хорхе.
— Я так и подумал, что ты не знаешь, — ухмыльнулся Рамиро. — У тебя же там это. Младший, да? Им же дают билеты для родных там, да? Если, может…
— Может, — улыбнулся Хорхе, прикидывая, когда у Рамиро увольнение. — Два? Девчонку хочешь сводить?
— Нет, — степенно сказал Рамиро. — Это для Диего, он такое любит. А я-то ни кошки не разбираюсь.
Благоразумно решив не уточнять, с кем же пойдет Диего, Хорхе потянулся за гражданским телефоном.
— Хорхе, только быстро, у меня репетиция, — прошептал в трубке Бласко, чуть задыхаясь.
— У тебя репетиции чаще, чем у меня операции, — ответил Хорхе. — Возьми мне два билета на Осенний Излом, восходящая звезда.
— Почему два? — удивился Бласко. — Три?
— Нет, я не приду, — отказался Хорхе. — Я все еще переживаю стадию отрицания и надеюсь, что ты образумишься, став обычным скучным клерком в тессории. Может, к Зимнему дозрею.
— Дозреешь — сообщи, — рассмеялся брат и отключился.
— Готово, — сказал Хорхе, поднимаясь. — Да каких кошек там происходит-то, что за экскурсия в Закат?
Огромный, похожий на наглотавшегося воды кита грузовой вертолет как раз поднимался и ложился на курс вглубь материка. А посреди двора, медленно покрываясь серой пылью, стоял диван: большой, удобный и мягкий, видавший лучшие дни в жизни Хорхе Дьегаррона и худшие тоже.
Хорхе вдохнул и не смог выдохнуть. Рамиро потоптался у него за спиной, откашлялся, осторожно вложил ему в руку гарнитуру и деликатно отошел.
Негнущимися пальцами Хорхе вызвал адъютанта и замер, глядя, как закатное солнце подсвечивает взметнувшийся вслед вертолету песок над барханами.
— Хавьер, — справиться с собой удалось не с первого раза. — Дигаду, прямо сейчас, никаких «позже» и «в другое время», это понятно?
Несколько долгих минут в наступившей тишине Хорхе прислушивался к тому, как замерзают, отмирая, все его внутренние органы, как холодно и пусто становится в животе, как ледяной ветер подбирается к сердцу.
— Сейчас крайне неудачное время, — резко сказал в его правом ухе Лионель.
— Это — развод? — спросил Хорхе и замолчал. Нужно было выдержать лицо, пошутить насчет раздела имущества и спросить, где его треть, не ограничивается же она диваном.
Хорхе молчал.
Лионель тоже.
Когда Хорхе показалось, что его захлестнуло с головой черной песчаной бурей, Лионель наконец сказал:
— А, Создатель! Лео купил новый диван! Сказал, что согласен терпеть твои сцены, они освежают, но диван нужен пожестче, а то у него спина потом болит. Хорхе? И, наверное, придется перекрашивать стены внизу, потому что цвет теперь не подходит. Хорхе?
— Да чтоб вас кошки жрали! — заорал Хорхе. — Со всеми вашими выходками!
— Просто тебе стоило бы уже больше нам доверять, — беспечно сказал Лионель. — Мы бы не оставили тебя с одним диваном. В конце концов, еще же счета за корм для Мани и два десятка танцевальных туфель твоего брата.
Медленно, стараясь дышать спокойно и не касаться черной дыры в груди под формой, Хорхе прошел к дивану, сел и откинул голову, закрыв глаза. Что-то схватило его за штанину, полезло вверх, тревожно свистя, и маленькая серо-рыжая чинчиллах устроилась у него на коленях, с глубоким осуждением заглядывая в лицо.
— А ты раньше внутри базы никогда не воплощалась, — сказал ей Хорхе, запуская руки в густую шерсть. — Ты знаешь, мне кажется, я больше не могу. Я не справляюсь с их шуточками, с их проектами, со всем, во что они превратили мою жизнь.
Мани насмешливо присвистнула и повернулась к нему спиной, зарываясь мордочкой между колен.
— Что? — переспросил Хорхе. — Как их можно после этого не любить? Ну, знаешь!
Пыль улеглась. Ребята деликатно проходили под арками здания, во двор не совался никто. Хорхе вздохнул и вытянулся на диване во весь рост, устроив Мани на груди. Та посмотрела на него с бесконечным терпением и подвернула хвост, щекоча ему анэмово яблоко.
***
Изломный прием во дворце был обставлен с обычной для протокольных мероприятий с присутствием короля роскошью, звенели бокалы, переговаривались малоприятные и по большей части незнакомые Хорхе люди. Леонард с кислым незаинтересованным лицом бился не на жизнь, а на смерть с фельпским хранителем казны, и не знай Хорхе подробностей об изматывающей трехмесячной подготовке, ни за что бы не заподозрил, насколько важна их скучающая болтовня. Лионель, только что разговаривавший с делегацией шадов у самого трона, куда-то исчез. Хорхе поставил на поднос пробегавшего мимо официанта один бокал, а со столика взял другой. Пить он отвык совершенно, но надо было чем-то занимать руки.
— Полковник Дьегаррон! — приветствовали его гаденько улыбающиеся Феншо-младший и начистивший по парадному случаю единственную медаль Заль. — С дебютом вашего брата в столичном театре вы стали чаще появляться в Олларии! Наши поздравления!
Хорхе сдержанно улыбнулся, отсалютовав им бокалом, но господа не собирались униматься.
— Трудно представить, чтобы вы, с вашим выдающимся опытом сложных наземных операций, нашли время, чтобы разобраться в тонкостях балетного искусства!
— Ну что вы, господа, я совершеннейший профан в области прекрасного, такой же, как и вы, — ответил Хорхе. Тренированная память стремительно счищала засыпавший тот уже далекий день песок, услужливо поднимая на поверхность запах гиацинтов, худенькие руки, пальцы в тяжелых перстнях… — Но, мне кажется, нельзя не согласиться, что вращения Бласко очень хороши. Уверенные, без потери баланса. Никаких разногласий с темпами. Можно похвалить высокий прыжок, великолепный апломб и фиксированные позы, но знатоки могут вообразить, будто это оттого, что я его брат. Прошу извинить!
— Катарина — прекрасный союзник, — вполголоса сказал за его спиной невесть откуда взявшийся Лионель. — Вот теперь и ты оценил. Кстати, она велит тебе зайти, пойдем. У нее соревнование с фельпским театром, которое она принимает близко к сердцу. Думаю, речь пойдет о том, чтобы ты перестал гнобить бриллиант в ее короне и дал Бласко спокойно защищать интересы Талига тем оружием, которым он умеет.
— Кабиллах всевидящий и милосердный, — с чувством сказал Хорхе, — спасибо! Спасибо, что перевел заранее, а то я вечно у нее на аудиенциях, как слепой, глухой и тупой — ничего не понимаю.
— Вечно у нее на аудиенциях, как это звучит! — восхитился Лионель и положил руку ему на локоть. — Идем, и постарайся сделать вид, что мы не ищем укромный альков где-нибудь за шторами.
— Жаль, что не ищем, — вздохнул Хорхе и вернул нетронутый бокал на поднос.
Фельпский хранитель казны посмотрел им вслед молящим взглядом погибающего.