Work Text:
“Когда идёт дождь
Когда в глаза свет
Проходящих мимо машин
И никого нет…”
ДДТ “Ты не один”
Иногда, несмотря на всю свою привязанность и любовь к брату, к ныне единственному важному для него человеку, Хирото испытывает острую потребность побыть одному. Не так, когда, выполняя очередной заказ, они вынужденно разделяются на пару часов. И не тогда, когда, распределяя бытовые обязанности, одному выпадает идти за покупками, а второму – домашняя рутина. Нет, этого недостаточно. Может быть потому, что занятые одним общим делом, даже на расстоянии они остаются вместе: телефон постоянно подаёт сигнал о новых сообщениях, дурацких и часто бессмысленных для чужих глаз, а когда надоедает мазать пальцами по сенсорным кнопкам или многообразия эмодзи оказывается недостаточно – раздаются звонки. Или наоборот. Порой, устав от чужой сутолоки, родной голос с привычными подколками, становится единственным, что удерживает от бессмысленного хамства. Возможно поэтому, когда необходимость разводит их в разные стороны, Хирото невольно кажется, что стоит обернуться, и он увидит знакомый до мелкой царапины возле бензобака байк и вольготно устроившегося на нём брата, который по очередной прихоти пропустил младшего вперёд, давая тому возможность самому выбрать маршрут. И это держит на плаву, когда приходится общаться с особенно въедливыми клиентами, полицией или ленивыми продавцами, и добавляет сил в драке, но бывают моменты, когда его разрывает от желания остаться в одиночестве хотя бы на час-другой. И чем дольше он отмахивается от этого странного чувства, тем больше в нём копится раздражение на мир в целом и на Масаки в частности. Он сдерживает себя как может, зная, что мягким его характер не назвал бы даже Будда, а при первой же возможности сбегает, пока скопившееся напряжение не вылилось в бессмысленную перепалку, после которой только хуже им обоим.
Впервые за последние дни проснувшись раньше Масаки, Хирото несколько минут лежит без движения, ожидая когда и брат откроет глаза. Обычно безмятежно спящий до полудня, в такие дни Масаки становится слишком чутким и реагирует на любой шорох и даже вздох. Словно бы подсознательно чувствует, что с Хирото что-то не так и неосознанно пытается опекать его даже во сне. Эта гиперопека душит хуже ошейника, только подстёгивая раздражение, а ещё, заставляет Хирото чувствовать себя каким-то ущербным. И вину перед братом за то, что не в силах даже объяснить словами. Но сегодня ему везёт: Масаки крепко спит, зарывшись лицом в подушку, отброшенное одеяло обиженно свисает с края кровати, и стоило бы поправить – в комнате не настолько тепло, – но тогда брат точно проснётся, а Хирото слишком боится упустить свой шанс на побег. На единственную возможность успеть вправить себе мозги на место до того, как он беспричинно сорвётся на Масаки, а потом ещё не один день будет молчаливо изводить себя, что снова не сумел сдержаться. Ведь это не вина брата, что у Хирото есть такой странный врождённый дефект.
Бесшумно выбравшись из постели, Хирото в сумерках находит стопку своих вещей на вешалке и, прихватив телефон, выскальзывает из комнаты в прохладу гостиной. Крадучись сдвинув дверь в ванную, он вооружается зубной щёткой и полотенцем и, осторожно ступая, проходит дальше на кухню. Под слабым напором воды, чтобы не шуметь лишний раз, быстро умывается и чистит зубы. После, споро переодевается в уличные вещи, обнаруживает, что в стопке нет футболки, и только тогда вспоминает, что вчера кинул её в стирку. Боясь разбудить Масаки, Хирото не рискует вернуться назад в комнату, довольствуясь домашней с уже истёршимся принтом Iron Maiden. Он спешит уйти, справедливо опасаясь любым неосторожным движением потревожить сон брата, и всё же перед тем, как покинуть квартиру, Хирото на миг замирает, упираясь тяжёлым виноватым взглядом в двойные ажурные двери их общей спальни.
Пожалуй, это звучит странно, что они всё ещё делят одну комнату на двоих, хотя даже подростками жили в разных. После повторной женитьбы отец Такеру и Масаки в короткие сроки сделал в доме небольшую перепланировку, чтобы у каждого — и у родных сыновей и у пасынка — была своя личная комната. Но после смерти родителей, когда весь их нехитро выстроенный быт разлетелся в щепки, Такеру, взяв на себя обязанность главы семьи, перевёз младших в крошечный дом, где единственная комната служила одновременно кухней, гостиной и спальней всем троим. Большую часть времени в тот период Такеру пропадал на разного рода подработках, пытаясь обеспечить младших, чтобы на тех не нацелились соц.службы и не лишили его права опеки, которую он выбил с таким трудом. Появляясь дома только поздно вечером, он быстро умывался, не привередничая ужинал тем, что ещё только учились готовить Масаки или Хирото, и засыпал, едва расстелив футон на полу. Чувствуя смутную тревогу, младшие устраивались на ночь по сторонам от брата, словно бы пытаясь таким образом отладить невидимую связь между ними троими и тем лишь острее ощущая, что с каждым днём она становится ещё немного тоньше.
Наверное поэтому, вселяясь в эту квартиру, как-то так само собой вышло, что Такеру занял комнату поменьше, а Масаки и Хирото досталась одна спальня на двоих. Довольно просторная, вмещающая в себя две широких кровати, комод, шкаф и вешало для уличных вещей. При желании её вполне можно разделить на две небольшие изолированные комнаты, но ни одному из них ещё ни разу не приходил такой вариант в голову. В постоянной гонке и драках с другими группировками, столкновениях с полицией или якудза, лучшим лекарством от бессонницы – видеть силуэт брата на соседней кровати.
Иногда, когда после особенно яростной стычки Хирото долго не может уснуть, он наблюдает, как Масаки ворочается на своей кровати и думает, что Такеру сделал ему бесценный дар. После смерти родителей, когда Такеру как-то неизбежно отдалился от них, Масаки, чувствуя себя потерянным без постоянного присутствия старшего брата в своей жизни, вылил всю свою привязанность на Хирото. Лишившись связующего звена в лице Такеру, им пришлось притираться друг к другу по-новому, тыкаясь слепыми котятами в собственные ошибки, но результат того стоил. Если Такеру стал для Хирото не только старшим братом, но в каком-то смысле кем-то вроде наставника, то Масаки, помимо роли брата, взвалил на себя тяжёлую роль лучшего и единственного друга. И пусть Хирото никогда не сможет подобрать слова, чтобы сказать об этом вслух, но не значит, что он не понимает и не ценит этого.
Остановившись на мосту, Хирото устраивается поперёк сиденья и упирается ногами в ограждение пешеходной части. С реки тянет освежающей прохладой и сыростью, прогоняя остатки сонливости и вызывая дрожь озноба по позвоночнику. Запахнув куртку и вооружившись бутылкой воды купленной по дороге, он делает небольшой глоток, наблюдая, как солнце отражается суетливыми бликами от речного зеркала и путается в перекладинах моста. Серое ветреное утро сгоняет на небе тучи, обещая такой же унылый день, и мысли Хирото, вторя непогоде, становятся густыми и тяжёлыми. Но едва он погружается в это бесконечное беспокойное болото, как его вырывает в настоящее энергичная дробь чужих шагов. Раздражённо цокая по асфальту классическими лодочками на низком каблуке, мимо спешит молодая женщина, одной рукой придерживая объёмную сумку на плече, а второй сжимая ладонь зевающего во весь рот пацана лет пяти. Его ярко-зелёный рюкзак в виде плюшевой лягушки приковывает внимание Хирото, и он провожает тот взглядом, пока мать с сыном пересекают мост. Может быть, по этой причине он вспоминает своё детство и в очередной раз задаётся вопросом – почему вместо того, чтобы спокойно спать или уже завтракать вместе с братом на светлой кухне, он сидит здесь и занимается кривым самоанализом.
Пусть до второго замужества матери он и был единственным ребёнком, но средства не позволяли роскоши, и жили они вдвоём в крохотной квартирке, постоянно на глазах друг у друга. Большая часть денег, что зарабатывала мать, уходили на оплату долгов отца. Почуяв наживу, ростовщики ломились к ним в дверь и днём и ночью. Никакие свидетельства о разводе или же заявления в полицию не останавливали этих людей разбивать им раз за разом окна и выламывать замки, забирая даже самое необходимое. Хирото, который на момент развода был совсем мелким и почти не помнил отца, хорошо запомнил время после и вынес из него примитивную истину – лучше бить самому, чем быть избитым. После четвёртого переезда ростовщики от них всё же отстали, но жильё побольше им всё так же было не по карману. И вечерами Хирото часто приходилось делать уроки за обеденным столом напротив матери, которая составляла сметы в одной мелкой строительной конторе и нередко брала работу на дом. К этому моменту костяшки на руках у Хирото уже фактически не заживали, а рёбра часто расцвечивали синяки. Единственное, что он быстро научился беречь, так это голову: зрение не вернёт ни один врач, а восстанавливать зубы слишком дорого. Мать, глядя на него, вздыхала, но в отличие от других родителей в подобных ситуациях не призывала немедленно прекратить, решать спор словами, быть терпимее и дружелюбнее. Единственное, о чём она просила, так это быть осторожнее и попытаться всё же закончить школу.
Хирото делает глоток холодной воды, когда замечает недовольный взгляд спешащего через мост типичного клерка. Это вызывает неприятную ассоциацию с родным отцом, который тоже когда-то был офисным служащим, пока не подсел на алкоголь и азартные игры. Чужой взгляд Хирото встречает своим, не скрывая в нём вспыхнувшего с воспоминаниями об отце бешенства, и незнакомец, изрядно струхнув и стушевавшись, спешит скорее пройти мимо, словно нарочно нелепо споткнувшись прямо напротив мотоцикла. Но Хирото, мысленно вернувшись к воспоминаниям о матери, уже не обращает на это никакого внимания.
Она всегда была честной с сыном, и когда в её жизни появился отец Такеру и Масаки – он узнал об этом первым. А немного позже, когда тот сделал ей предложение, она подсела вечером к Хирото, чтобы принять верное решение.
— Ты его любишь? – наивно спросил тогда Хирото, на что мать, всерьёз задумавшись на некоторое время, наконец искренне ответила:
— Не знаю. Но мне кажется, что он может и хочет о нас позаботиться.
Хирото, понимая как матери нужна поддержка, после ночи раздумий всё же согласился, про себя решив, что постарается не доставлять неприятностей, но сближаться с семьёй Амамия не будет. Вот только Такеру решил по-своему. Обманчиво мягкий и терпеливый, он легко уступил место новой хозяйке в доме, но несмотря на замкнутость и ершистость Хирото, отступать от новообразовавшегося брата был не намерен. Причину такой настойчивости Хирото не знает до сих пор и, признаться, никогда не стремился узнать. Но теперь, когда Такеру больше нет, он жалеет, что так и не решился спросить, почему тот стал возиться с ним в ущерб родному брату. Ведь не мог же он всерьёз повестись на шелуху из наносной беззаботности, бесконечных улыбок и незатейливых шуток.
Прохожих на мосту прибавляется, как и машин. В очередной раз поймав на себе любопытные взгляды хихикающих старшеклассниц, Хирото понимает, что пора двигаться дальше. Пристроив початую бутылку воды в глубокий внутренний карман косухи, он надевает цветные очки и плавно трогается с места. Интуитивно выбирая маршрут, автоматически переключая передачи, он тормозит на светофорах, маневрирует в ещё редком потоке машин и думает, думает, думает.
Порой Хирото не может отделаться от ощущения, что занял чужое место, и Масаки следовало бы ненавидеть его. Вот только брат на подобное предположение зашёлся кашлем от попавшего не в то горло кофе, смотрел ошарашено и долго не мог подобрать ответ. И ещё несколько дней после Хирото ловил на себе задумчивые взгляды и избегал осторожные попытки расспросить, что же он имел в виду. Этот момент напомнил ему об очевидной истине, что они всё же два разных человека, каждый со своими чувствами, мыслями и мировосприятием. И, на самом деле, Масаки бывает так же сложно его понять, как и любому другому. Вот только, в отличие от других, он всегда стремится к этому, и Хирото иногда забывает, каких должно быть усилий это ему стоит. Суммируя все свои размышления, Хирото резюмировал, что не все свои мысли стоит говорить вслух. Тем более брату.
Едва Хирото пришёл к такому выводу, как Масаки начал забрасывать его бесконечным количеством вопросов, тянуть в разные стороны и тормошить по любому поводу. До тех пор, пока Хирото привычно не огрызнулся, устав от бесконечного мельтешения, и не замкнулся в себе. В тот момент ему казалось, что это лишь подчеркнуло, насколько они с Масаки разные: Хирото легко устаёт от суеты и посторонних, а брату, видимо, часто не хватает общения. И когда Масаки в следующий раз попытался вытащить его в бар, Хирото не стал удерживать того дома, а выпроводил с искренним пожеланием хорошо провести время. После чего, слоняясь по квартире и не зная к чему себя применить, старался удержаться, чтобы не начать спамить в общем с братом чате. Он ощущал себя драконом, который не может расстаться с дорогим сердцу сокровищем, но быть обузой претило, и он сдержался: и от звонка, и от готовой вырасти в гору Фудзи тревоги, и от ненависти к неизвестному визави Масаки. Но не прошло и часа, как Масаки позвонил сам.
Хирото потребовалось ещё несколько подобных случаев, прежде чем он провёл параллели и понял, что все его попытки отойти в сторону и не мешать брату заканчиваются примерно одинаково. После этого он больше не пытался решать за двоих. Быть может, окружающие и правы, называя его эгоистом, вот только Масаки не меньший эгоист и не стал бы делать что-то, что ему не по душе.
В своих блужданиях по городу Хирото минует районы SWORD и останавливается в порту, но, заприметив вдалеке вычурные тачки Майти, срывается дальше. Сегодня у него нет настроения драться и доказывать, кто сильнее. Вся эта психологическая муть его изрядно вымотала, он морально устал, подавлен и расстроен. А ещё - злится. И в таком состоянии, когда настроение колеблется от полного безразличия до ярости, он может наделать немало дичи. Хуже, как показал один случай, только страх.
В тот раз они с Масаки разделились, чтобы успеть выполнить два очень денежных заказа. Накануне они разнесли в драке корт с уличной едой и, чтобы замять дело, выплатили хозяину маленького трейлера приличную компенсацию. Да и байки после той заварушки не мешало бы подлатать по мелочи. В общем, деньги были нужны и, чтобы не потерять заказчиков, они решили ехать раздельно. К тому же, на первый взгляд, доставки должны были пройти спокойно и, ради разнообразия, так и случилось. Единственное, Хирото пришлось ехать в соседнюю префектуру, а вторую посылку, которую предстояло везти через Маленькую Азию в соседний городок, Масаки оставил себе. Путь ему предстоял короче, и к возвращению Хирото Масаки уже должен был быть дома. Вот только дома его не оказалось.
Хирото метался из комнаты в комнату в попытке найти следы брата, но по всем признакам тот домой ещё не возвращался. Его телефон сначала сбрасывал звонки, а затем и вовсе прислал невнятную смс, что он занят и перезвонит сам. Фраза была настолько не в его духе, что Хирото, глядя на неё, почувствовал, как внутренности стягивает тугим узлом. Но словно этого было недостаточно, следом поступил входящий вызов. Хирото торопливо мазнул по экрану пальцем, а прижав телефон к уху, подумал, что нажал что-то не то: на другом конце провода молчали, лишь тихий невнятный шорох был ответом на все вопросы. После чего вызов сбросили и номер Масаки стал недоступен.
В тот момент все чувства Хирото притупились, остался только всепоглощающий животный ужас. Он лихорадочно пытался вспомнить, кому они перешли дорогу в последнее время, в надежде, что это даст ему направление, где искать брата, но мысли метались испуганными птахами и не давали ни единой подсказки, кто бы мог решиться категорично расправиться с братьями Амамия. Плохо соображая, что происходит, он привалился к чему-то спиной и, задыхаясь, дёрнул ворот тонкой хенли. Ткань обиженно всхлипнула, по полу зазвенели выпавшие из застёжки ворота кнопки, а в руках осталась порванная вместе с футболкой цепочка. Медальон — амулет подаренный Масаки на прошлое день рождения — соскользнул со свободно повисшего конца и глухо ударился о пол у ног Хирото. Несмотря на сотни бытовых ритуалов, Хирото никогда не считал себя суеверным, но тогда не мог отделаться от мысли, что это плохой знак. Стремительно наклонившись, он подобрал амулет и до боли сжал в кулаке, словно бы надеясь этим остановить ощущение надвигающейся беды. Может быть, из-за впившихся в ладонь граней ему вдруг вспомнился последний адресат: интеллигентный пожилой мужчина, которому Хирото доставил аккуратную коробку с якобы антикварной книгой. И у Масаки посылка была не менее странной: обычный почтовый конверт с ключ-картой. Две странных посылки за раз, с хорошей оплатой — не слишком ли много совпадений? Хирото бросился к столу, заваленному рабочей документацией, и принялся бессистемно перебирать бумаги в поисках адреса, куда нужно было отвезти конверт. Оглушенный, он не услышал, как во входной двери повернулся ключ, и обернулся, только когда заметил движение сбоку.
Масаки был похож на промокшего до нитки пса, который затем хорошо высох. Хирото метнулся к нему не в силах оставаться на месте и принялся осматривать, ощупывать, пытаясь оценить ущерб.
— Как ты? – севший голос плохо слушался, но Масаки его понял и, с удивлением стряхнув с себя руки Хирото, осторожно, как с душевнобольным уточнил:
— А что со мной должно быть?
— Ты не отвечал на звонки. – Надеясь, что его трясёт не так очевидно, как он это ощущает, едва разлепив губы, ответил Хирото. – И та смс…
— А ты мне звонил? – живо заинтересовался Масаки и с энтузиазмом полез в карман за телефоном.
И Хирото сорвало. Он сам не понял, как пальцы сжались в кулак, а тот метнулся Масаки в переносицу. Нос брат спас, но на подставленной скуле стремительно стал наливаться синяк. Дальнейшее Хирото запомнил плохо: он что-то кричал, хаотично нанося удары, Масаки на глазах менялся в лице, что-то пытался ответить, уворачивался, а подгадав момент, скрутил Хирото руки и прижал к себе, укачивая, как ребёнка. Сначала стоя, а после, не выпуская младшего брата из рук, утянул их обоих на пол.
Сколько они провели в таком положении, Хирото не знал. В какой-то момент накрывшая его удушающая пелена страха спала, и он расслышал спокойный голос Масаки, который неторопливо о чём-то рассказывал:
— …думал потихоньку проеду, а в итоге застрял в пробке. Потом дорогу вообще перекрыли и…
— Перекрыли? – начиная улавливать смысл сказанного, сипло переспросил Хирото и неловко завозился в кольце рук.
Масаки немного расслабил хватку, ровно настолько, чтобы Хирото смог принять более удобное положение, но выбраться до конца не дал. Улыбнулся, наблюдая сверху, как тот скованно пытается устроиться, и начал свой рассказ заново.
Оказалось, что доставка и впрямь прошла тихо и спокойно. Адресат без проволочек забрал конверт, поблагодарил и на этом они распрощались. А уже на обратном пути Масаки попал под дождь, который быстро перерос в ливень, а затем и вовсе в шторм. Дорогу затопило, самые настойчивые продолжали медленно пробираться вперёд, но далеко впереди произошла авария, и движение вскоре совсем встало. Масаки ещё пару часов проторчал в пробке, сворачивать было некуда, а при первой же возможности слез с мотоцикла и по обочине дотолкал его до забитой машинами стоянки. И только там, в запруженной людьми забегаловке, обнаружил, что карман куртки, где лежал телефон, полон воды. Дорогой девайс, не выдержав такого надругательства, отключился и в ближайшее время на все попытки его реанимировать реагировал упрекающим чёрным экраном. Много позже, видимо, наконец-то просохнув, он всё же включился, но дозвониться до Хирото у Масаки не вышло: связь постоянно пропадала или абонент был недоступен. Поэтому, как только дождь стих и открыли дорогу, Масаки ехал домой без остановок.
Тем же вечером Хирото вызвался приготовить карри. Знакомые действия успокаивали, а методичная работа ножом придавала уверенности. Вскоре крупно нарезанная морковь отправилась в сковороду к уже тушащемуся мясу, и по кухне поплыл аппетитный аромат. Включив попутно чайник, Хирото придирчиво выбрал яблоко из сетки с фруктами и обернулся к брату. Масаки, забравшись с ногами на стул, всё ещё с полотенцем на шее после душа с интересом исследователя возился со своим сломанным телефоном. Пакет со льдом таял возле его локтя.
— Лёд приложи, – буркнул Хирото, всё ещё чувствуя себя не в своей тарелке после сегодняшнего срыва.
— А? – Масаки на секунду оторвался от экрана смартфона, взглянул на пакет со льдом, пихнул тот локтём, освобождая себе больше места, и беспечно отмахнулся. – Да ладно тебе! Лучше сюда посмотри. – И с победным видом первооткрывателя развернул экран к Хирото. – Здесь есть готовые быстрые ответы, и вот тот, что пришёл тебе. Но самое любопытное, что в отправленных у меня он так и не значится. – Масаки задумался. – Интересно, а оплату за него тогда сняли?
Бросив мимолётный взгляд на экран, Хирото едва слышно фыркнул и вернулся к готовке. Добавил в сковороду бульон, скинул с разделочной доски уже нарезанный картофель в миску и принялся за яблоко.
Масаки, которому к этому моменту уже наскучило возиться с телефоном, встал, закинул в морозилку то, что осталось ото льда, и, заглянув через плечо Хирото, убедившись, что тот уже заканчивает возиться с подготовкой овощей, потянулся в сушилку за кружками.
А два дня спустя, когда Такеру неожиданно вернулся домой, Хирото впервые осознал, что даже не подумал позвонить тому в поисках совета или помощи, когда решил, что Масаки попал в передрягу. Возможно, всё дело было в том, что за последний год аники совсем отдалился от них. Он то неожиданно объявлялся на два-три дня дома, то пропадал на неделю-другую. И когда Масаки на вопрос про синяк лишь отмахнулся, Хирото показалось это закономерным. На самом деле, Масаки ещё раньше перестал делиться с Такеру наболевшим и давно привык нести ответственность за свои решения и решения оставленного на его попечение младшего.
Тогда, сидя на тесной кухне, Хирото впервые понял, что Масаки давно прекратил рассчитывать на старшего брата и слепо доверять ему. Что, в отличие от Хирото, он в некотором смысле давно повзрослел и, вполне возможно, больше не нуждался в их семье так же сильно.
После этого в жизни Хирото наступил самый неприятный период. Ощущая себя бесполезным и навязанным, он стал дерганным и раздражительным сверх меры. И ещё более замкнутым. Иногда дело даже доходило до ссор. Как правило, из-за какой-нибудь мелочи, и оттого было ещё более обидно. Но Масаки, немного успокоившись, всякий раз дожимал до примирения, всё также не спешил отпускать Хирото по работе в одиночестве, а кокетничающих официанток, если они выдавали в адрес младшего нелестный комментарий, резко отшивал.
— Может, нам переехать? – спросил как-то Масаки, вытирая руки промасленной тряпкой.
— Зачем? – вскинулся Хирото, который убирал в этот момент инструменты в кофр. И, чуть более агрессивно, чем нужно, добавил: – И куда?
— Мест много, – философски заметил Масаки. Немного подумал и предложил: – В тот же Токио, например. А можно вообще в Штаты.
— И что мы там будем делать? – не скрывая скепсиса, уточнил Хирото.
— Как что? – Масаки уже загорелся идеей и принялся генерировать варианты. – Можем попытаться покорить Голливуд. Или попробовать себя в реслинге. Принять участие в боях ММА, открыть бар у дороги…
Рассеянно слушая растущий на глазах перечень, Хирото в действительности думал только об одном: что на самом деле скрывается за предложением Масаки? Обычное желание перемен? Или всё же Хирото сумел достать его настолько, что он хочет убраться от него подальше?
— Хирото-кун? – вернул его в реальность голос Масаки. Хирото поднял на него взгляд, и Масаки наигранно-возмущённо добавил: – Ты совсем не слушаешь старшего брата!
— Мне нравится здесь, – проигнорировав его упрёк, ответил Хирото.
— Что, – Масаки посмотрел на него с весёлым интересом, – прям здесь? – Он обвёл взглядом небольшой бокс, который уже несколько лет служил им гаражом. По одной стене пристроился металлический стеллаж, заставленный инструментами, деталями и расходниками, по другой — рядом со сваленными в угол шинами выстроились в ряд четыре разномастные канистры. У самого входа стояла собранная из паллет лавка, на которой сейчас в кучу лежали их куртки.
— Мне нравится наша квартира, – упрямо повторил Хирото, зная, что брат и с первого раза его прекрасно понял. Но Хирото сказал ещё не всё, что хотел. – Жить там. – Хирото сделал над собой усилие и закончил. – Вместе.
— Жить вместе можно не только в этой квартире, – ласково заметил Масаки, не сводя с Хирото внимательных умных глаз. А дождавшись дёрганого кивка в ответ, со вкусом потянулся и решил. – Ну, раз так, то надо отловить домовладельца. Меня достал промерзающий по зиме угол, пусть ремонтирует или снижает аренду.
И Хирото впервые за долгое время наконец-то отпустило. Действуя больше по наитию, чем вкладывая в это какой-то глубокий сакральный смысл, он сменил стрижку и украшения, сделал ещё один прокол в ухе и новую татуировку под левой ключицей. Он словно бы собирал себя заново из этих небольших и, на первый взгляд, будто бы ничего не значащих деталей, внутренне замирая и прислушиваясь после каждого шага.
Эти недолгие месяцы, пожалуй, были единственными по-настоящему мирными и светлыми на его памяти. Но, как это обычно бывает, едва он привык к хрупкому ощущению покоя, как всё резко разлетелось на куски.
В тот день, возвращаясь поздно вечером после выполненной работы, Масаки предложил поужинать в раменной по пути, чтобы потом не тянуть дома время, а сразу лечь спать. Последние недели выдались особенно загруженными, что компенсировалось только хорошим заработком. Учитывая, что они работали сами по себе и на себя, этот факт играл немаловажную роль. За периодами, когда от заказчиков не было отбоя, всегда неизбежно шли дни вынужденного простоя. И затянуться такое затишье могло на неопределённый срок.
Потрёпанная временем, хотя и опрятная раменная была заполнена почти полностью, несмотря на то, что время шло к закрытию. Хозяева, уже глубоко пожилая чета, сами готовили лапшу, чем выгодно отличались от других подобных заведений. Лениво потягивая холодную воду в ожидании заказа, Хирото со своего места с интересом наблюдал, как старик ловко вымешивает тесто узловатыми руками, а его жена бойко разносит тарелки посетителям. Многие, видимо, были завсегдатаями, по-свойски перекидываясь с хозяевами новостями, но и чужаков разного сорта тоже хватало.
Почувствовав на себе взгляд брата, Хирото обернулся к Масаки, и тот, пойманный на разглядывании, улыбнулся:
— Неплохое местечко, правда?
Хирото хмыкнул:
— Ты даже не знаешь, как они готовят, – заметил он. Впрочем, возражать на самом деле не хотелось. Место было довольно уютным, готовящаяся еда аппетитно пахла, и Масаки, уставший, но сейчас расслабленно сидящий рядом, добавлял заведению свои плюсы.
— Вечно ты сомневаешься в старшем брате. – Притворно обиженно надулся Масаки, на что Хирото привычно фыркнул и отвернулся. – Вот только лицом ты и хорош, – подразнивая, усмехнулся Масаки. – Особенно в профиль.
Чем брату так приглянулся его профиль, Хирото не понимал, но Масаки вообще умел хвалить щедро и искренне. Хирото же такие вещи давались с трудом, и порой это изрядно угнетало. Но сегодня его заразил шутливый настрой Масаки, и коротко улыбнувшись, он ответил ему в тон:
— Значит, за ужин платишь ты.
— Чего? – возмущённо выдохнул Масаки, ловко удерживая серьёзное лицо, хотя уголки губ уже подрагивали.
— Я же дал полюбоваться своим профилем, – поднимаясь из-за стола, парировал Хирото.
— Ну знаешь! – почти восхищённо протянул Маски ему вслед и всё же засмеялся.
Всё так же едва заметно улыбаясь, Хирото завернул в плохо освещённый коридор, ведущий в туалет, где к нему вдруг метнулось что-то тёмное, и на Хирото налетела какая-то девица. После чего сразу попыталась прошмыгнуть мимо. Но Хирото, отступив на пару шагов и тем самым преградив ей путь, нахмурился и, не сводя с неё глаз, хлопнул себя ладонью по карманам, проверяя, что деньги и телефон на месте. Убедившись, что всё в порядке, он обошёл застывшую истуканом девчонку и сразу же забыл про неё. Но, как оказалось, зря.
Позже, расплатившись за два ужина, Хирото вышел на стоянку к припаркованным мотоциклам и там, к немалому удивлению, обнаружил, что его уже поджидают.
В тусклом свете фонаря группа подвыпивших молодых парней из раменной, по виду типичные работяги, мрачно и решительно взяла его в кольцо. Хирото окинул их расслабленным взглядом и выжидательно склонил голову к плечу: обычно ему нечего было делить с простыми людьми; как правило, их дороги шли параллельно друг другу и лишний раз не пересекались. Что, впрочем, не означало, что он будет их щадить в случае нападения. Но то ли из-за его спокойствия, то ли из-за алкоголя парни всё ещё мешкали, и Хирото, досадливо цыкнув, убрал руки в карманы куртки. Людей перед ним это почему-то разозлило и подстегнуло действовать. Один из них, по виду самый крепкий, вышел немного вперёд и резко гаркнул:
— Урод! Какого чёрта ты полез к Юко?! Руки переломаю!
Хирото прищурился, прислушиваясь к незнакомому говору, а когда понял, о чём говорит здоровяк перед ним, презрительно фыркнул:
— К ней? – Он кивнул в сторону ютящейся возле автомата с напитками невыразительной девчонки. И вдруг сообразил, что уже видел её – это она налетела на него в коридоре.
— Козёл! – в тот же момент рявкнул кто-то сбоку и кинулся на него.
Никто не соблюдал киношный принцип очерёдности: одновременно с первым с другой стороны на Хирото сразу же бросился второй. Уклонившись от первых атак, Хирото повёл головой и плечами, разминая шею, и, не сдерживаясь, принялся бить в ответ. Защитники Юко, видимо, не привыкшие к серьёзным дракам, быстро сдулись, ругая на все лады городских ублюдков, которые привыкли распускать руки. И на этом, наверное, они бы и разошлись, но один из группы, дёрганный сутулый пацан, который всё это время приплясывал на месте и выкрикивал бессмысленные оскорбления, пока другие пытались отстоять честь подруги, вдруг кинулся к Хирото со спины.
— Дзиро! – испуганно окликнул дёрганного один из компании. Хирото, расслышав предупреждение в его голосе, успел обернуться и отступить от направленного ему в печень ножа. Дешёвого кухонного ножа с цветной ручкой, купленного на какой-нибудь распродаже в супермаркете. Нож зацепился кончиком за край футболки, и Дзиро, завизжав в каком-то истеричном возбуждении, рванул нож дальше, разрезав-разорвав часть футболки и немного оцарапав кожу. И снова замахнулся для удара, но в этот момент откуда-то сбоку к нему метнулась разъярённая тень, отшвырнула его от Хирото на асфальт и бросилась следом.
В следующую секунду Масаки резко опустил тяжёлый подкованный железом каблук на запястье руки с ножом и раздробил парню кости. Дзиро взвыл от боли, пытаясь сжаться в комок, но Масаки сильным пинком опрокинул его на спину, прижал ему грудь коленом и принялся методично забивать. По-другому это нельзя было назвать. И именно осознание, что Масаки будет бить, пока придавленное к земле тело будет скулить и дёргаться, заставило Хирото броситься к брату.
Он перехватил руки Масаки под локти, заставляя завести их назад, и едва уклонился от удара головой в челюсть.
— Масаки! – крикнул он, пытаясь дозваться до брата и одновременно оттащить его от елозящего по земле Дзиро.
Признав Хирото, Масаки прекратил вырываться, а вместо этого примерился и пнул поскуливающего Дзиро в рёбра. Раздался хруст или Хирото показалось, но парень истерично зарыдал, исступленно задёргавшись на земле.
— Масаки, – тихо позвал брата Хирото, почти уткнувшись носом ему в волосы, – Масаки.
И брат, ещё немного упираясь, всё же позволил увести себя к стоящим поблизости мотоциклам. Один раз оглянувшись, Хирото успел заметить, что девчонка сбежала, как и большая часть подвыпившей компании. Хотя двое, один из которых здоровяк, неуверенно переминались неподалёку от избитого приятеля. Впрочем, у Хирото осталось впечатление, что выходка Дзиро была для них неожиданностью, и теперь, резко протрезвев от шока, они плохо представляли, что делать дальше.
За весь оставшийся путь до дома, включая и подъём по лестнице, Масаки не сделал ни единого лишнего движения и не сказал ни слова. Только закрыв за собой дверь квартиры и включив свет в маленьком коридоре, он всё так же молча перехватил Хирото за плечо, разворачивая к себе, отодвинул в сторону полу куртки и задрал футболку. Оценив царапину, он устало опустился на ступень пола квартиры.
Замешкавшись на секунду, Хирото опустился рядом. Ему казалось, он чувствует, как в венах Масаки всё ещё бушует страх снова потерять кого-то из семьи, что он чувствует его кислый привкус во рту и болезненный запах. Хирото хотелось сказать, что всё обошлось, что они вляпывались в переделки и похуже, но он слишком хорошо знал этот страх, и знал, что так просто тот не отступит. Вместо праздной болтовни Хирото стянул куртку, пристроил её рядом и повалился на колени брата, ткнувшись щекой в грубую ткань джинсов. Через какое-то время Масаки пошевелился, сгреб его в охапку и прижался лбом к плечу. Хирото слышал его слишком глубокое дыхание, ощущал тепло через тонкую ткань футболки и, замерев, ждал.
Ждать пришлось долго. Спина начала ныть от неудобного положения, но Хирото продолжал лежать на коленях брата и в какой-то момент Масаки сжал его ещё крепче, как-то по-простудному задышал, а ещё через некоторое время Хирото почувствовал горячие капли влаги на своей шее.
Хирото сворачивает на заправку и, ожидая, когда наполнится бак, думает, что тогда страх за младшего брата вскрыл в Масаки надрыв, который тот слишком долго держал в себе: боль из-за смерти родителей и обиду на Такеру, который оставил его с этой болью один на один. Ведь Такеру был слишком занят тем, что пытался удержать сводного брата от глупостей, пока родной, не доставляя хлопот, послушно отошёл на второй план. Возможно в тот день в их маленьком коридоре Масаки, кроме погибших отца и мачехи, оплакивал и родную мать, которая бросила его ещё ребёнком, и предавшего его позже старшего брата.
Убирая пистолет колонки на место, Хирото кажется, что Масаки ещё тогда окончательно отпустил Такеру. Что всё это время он подспудно ожидал от аники очередного предательства, и когда тот спустя несколько месяцев исчез, это не сильно его удивило. Если придерживаться фактов, то и искать Такеру Масаки стал лишь потому, что на этом настаивал Хирото.
И всё же, трогаясь с места думает Хирото, он уверен, что Масаки всегда любил брата. И любит до сих пор. Но если быть честным, Хирото сомневается, что смог бы так же: продолжать считать близким человека, который так глубоко ранил. Даже на своём месте Хирото не может понять, что чувствует по отношению к Такеру теперь, когда первая боль от потери немного улеглась.
Два года назад, когда они искали Такеру, Хирото думал, что найдя аники, первым делом хорошенько приложит его о стену и спросит прямо в лицо:
— Как ты мог предать его снова? Как ты мог оставить его одного?
А если бы тот заикнулся, что Масаки остался не один, то Хирото бы его всё-таки ударил. Потому что в тот период он не мог отделаться от ощущения, что Такеру осознанно давно навешал Масаки ответственность за другого человека, чтобы много лет после опустевшее место не так бросалось в глаза. Что Хирото, на самом деле, не более чем подделка.
Но когда они нашли аники, Хирото было не до вопросов. Удерживая на руках умирающего брата, Хирото вдруг ясно осознал, что все поступки Такеру были продиктованы его выбором. Что, несмотря на все его слова, он так и не смог пережить смерть родителей и по-настоящему двигаться дальше. Что он очень давно выбрал мёртвых и это был лишь вопрос времени, когда он сам уйдёт вслед за ними.
Моросящий дождь догоняет Хирото на трассе, и он вдруг понимает, что с момента его побега из дома прошёл уже не один час. Тревога толкается в рёбра, и Хирото, поспешно съехав на обочину, вынимает из кармана телефон, чтобы убедиться, что тот, разрядившись, давно отключился. Дождь, словно в издёвку, становится всё сильнее, перерастая в ливень, и Хирото, заложив крутой разворот, быстро набирает скорость, торопясь вернуться домой, и думает только о том, что Масаки ненавидит дождь. И быть один.
Выжимая газ, Хирото злится на собственную оплошность и, как никогда ярко, представляет, как выглядят его побеги в глазах Масаки, которому ребёнком довелось смотреть вслед уезжающей на такси матери, подростком – в спину Такеру, слишком занятого новообразовавшимся младшим, а позже на задние огни машины коронёра, которая навсегда забрала их родителей, скрывшись за пеленой дождя.
Холодные капли пробираются за шиворот, и Хирото вспоминает, как Масаки, рассеянно наблюдая за бесконечным потоком за окном гостиницы, заметил, что вся их семья, хочется им или нет, связана с дождём, что сама их фамилия несёт в себе его частичку. Но Хирото сам себе больше напоминает снег, который только и может что обжигать холодом.
Вливаясь в общий поток машин, минуя перекрёстки, Хирото даёт себе обещание попытаться объяснить Масаки своё странное желание иногда побыть в одиночестве. Он не уверен, что сможет, но должен постараться, потому что Масаки не заслужил всего этого дерьма. Потому что Хирото слишком дорожит им и боится потерять. Потому что, как и Такеру, он тоже сделал свой выбор.
В квартире тихо. Хирото торопливо сбрасывает обувь в коридоре и, стягивая по дороге мокрую куртку, проходит дальше, оставляя за собой небольшие лужицы. В робкой надежде он всё же заглядывает в их общую с Масаки спальню, но лишь убеждается, что брат давно встал и в комнате его нет.
Прежде чем толкнуть дверь в комнату Такеру, Хирото медлит несколько мгновений, но потом, разозлившись на свою нерешительность, резко поворачивает ручку и входит внутрь.
На фоне светлого прямоугольника окна кажется, что фигура Масаки, устроившегося на подоконнике, словно бы подсвечивается по краю. Он сидит, ссутулившись и свесив ноги наружу, непривычно притихший, больше напоминая свою искажённую тень, и Хирото становится не по себе.
— Масаки, – тихо зовёт Хирото, осторожно подходя ближе, словно боится спугнуть.
Масаки слегка поворачивается в его сторону и, механически улыбаясь одними губами, рассеянно отмечает:
— А, ты приехал? – И в его вопросе Хирото слышится эхо непонимания, обиды и боли.
— Да, – подтверждает Хирото, подходит вплотную и видит в расфокусированном взгляде брата отражение идущего на улице дождя.
— Уже ел? – спрашивает Масаки и, словно нехотя, забирается обратно в комнату.
Хирото замечает в его руках кружку с давно остывшим чаем, уже подёрнувшегося неприятной плёнкой, что оставляет тёмный ободок осадка на стенках.
— Нет, – честно отвечает Хирото и, подавшись вперёд, вытаскивает кружку из судорожно сведённых пальцев, не глядя отставляет её в сторону на заваленный бумагами стол, и крепко обнимает непривычно острую сейчас фигуру брата.
Масаки замирает от подобной выходки, невольно вызывая ассоциацию с бродячим псом, который уже перестал доверять людям. Но Хирото не даёт отстраниться, вжимается всем собой, дышит в шею, делится своим теплом и впитывает в себя все его переживания, биение сердца и тихие вздохи. Так близко слышно, что Масаки немного свистит носом из-за смещённой в постоянных драках перегородки.
Хирото держит до тех пор, пока тело Масаки не расслабляется в его руках, снова становясь знакомым и родным. И тогда он ложит Масаки ладонь на затылок, понуждает наклонить голову, скрадывая этим разницу в росте, и прижимается лбом ко лбу.
— Я дома, – говорит Хирото, с надеждой вглядываясь в брата, и Масаки наконец-то улыбается по-настоящему. Так, что проступают ямочки на щеках.
— С возвращением.