Work Text:
Доктору Рацио очень сильно нравится работать на «Корме Освоения».
Несмотря на его нелюбовь к большому скоплению людей, предпочитающих безобразный и безграничный гедонизм всякой работе, ему удалось поправить свои отношения с господином Скрюллумом и сгладить некоторые углы в их коммуникации друг с другом. Как оказывается, этот господин – поприятнее некоторых личностей окажется, со своими располагающими к себе манерами и беспристрастным отношением к Виртуальной вселенной, и, соответственно, готовностью улучшать её и открывать её возможности в тех аспектах, о которых, так называемые гении, и не подозревали.
Гордость распирает его широкую грудь, а квадратная улыбка на его лице – великий этому показатель.
Тем не менее, как бы сильно ему не нравилось работать над столь увлекательным проектом, всё же он чисто логически не мог себя изолировать от остального мира, усевшись за компьютер. Это было бы очень глупо и бессмысленно. Его создали человеком, а человек, прежде всего – существо социальное.
Но с кем же ему тогда коммуницировать? С Рыцарем Красоты, от чьего красноречия голова кружится, и даже не в самом приятном смысле? С Галактическим рейнджером, чей принцип доктор Рацио бы с радостью изучил, только вот этические соображения (коими он одарён, к большому счастью) этого просто не позволяют? Или с Первопроходицей, что отчаянно пыталась чирикать часами ранее птицам-оригами?
Безусловно, у него есть другой кандидат на эту роль – подходящий по всем параметрам, живущий в его разуме достаточно долго, чтобы начать платить за аренду.
Но Веритасу не нравится общаться с голограммой; за годы использования технологии и получения степени в информатике, он никак не смог променять такие простые, обывательские, но человеческие приоритеты как бумажная книга, или встреча с глазу на глаз. С таким успехом, он может просто набрать избранный у него в телефоне контакт, но что это изменит? Какие чувства он вкладывает в этот пустой трепет, ежели не имеется возможности заглянуть в глаза, способные загипнотизировать любого?
Он стоит у барной стойки, за его спиной – небольшая сцена, на которой обычно одиноко и тоскливо играют ожившие музыкальные инструменты, ожидая, когда же к ним заглянет какая-нибудь дева, одарённая певчим голоском, по типу госпожи Зарянки. Но сейчас там никого нет. Вообще, в этой маленькой «конуре» даже бармена нет, ибо уважаемый господин Авантюрин, стоящий перед ним в качестве голограммы (судя по всему, не желающий расставаться со своим “больничным”), пожелал провести самый приватный разговор.
Доктор Рацио надеется, что на этот раз – без пистолетов.
— Вы отвлекли меня от работы над Расходящейся вселенной, картёжник. Очень надеюсь, что причина тому – достаточно важная, в противном случае – не вижу смысла церемониться, продолжим наслаждаться нашим отпуском, – отчеканивает Веритас, положив свою книгу на барную стойку, краем глаза заметив движение в бледно-бирюзовой голограмме, порой мигающей.
— Вы же сами назвали это только что отпуском, док, так почему бы к нему не относиться подобающим образом? Вы, я знаю, человек принципиальный и не любите тратить время, но посмотрите! – Авантюрин взмахивает руками, и самодовольная улыбка с его лица не намеревает пропадать, — Мы самым дипломатическим образом выкроили себе местечко на этом корабле, и Вы нисколечко не хотите насладиться здешней выпивкой? Где же Ваши манеры, доктор Рацио? Браво, сегодня – всё за мой счёт.
Веритас выглядывает на него исподлобья, его тонкие брови выстраивают вопросительную, можно даже сказать, насмешливую гримасу на слова партнёра.
— Я не люблю пить, – отрезает весьма холодно доктор, проведя нежными подушечками пальцев по чистой поверхности барной стойки; хотя бы здесь санитарных норм никто не нарушает, а это не радовать просто не может.
— Да ну? – у Авантюрина глаза округляются, а уголок губы вздёрнут, когда он низко смеётся, делая шаг вперёд. Он тигром на охоте уменьшает дистанцию между ними, но доктор Рацио с места не сдвигается, со скептицизмом и любопытством продолжая наблюдать за его действиями, анализируя их. Что в голове у картёжника – Эонам не под силу угадать, от того каждая их встреча ощущается по-новому развлекательной. Аналогии с едой проводить – преступление, но Авантюрин – наслаждение для любого гурмана, — Какое несчастье, док, я ведь уже по рекомендации одного Галактического рейнджера нам оформил «Хинномскую равнину», а вы вот так отказываетесь от моего предложения.
Доктор Рацио принимается массировать межбровную складку, а затем прыскает от смеха, задирая высоко нос.
— Простите, нисколько не сомневаюсь в технологиях Корпорации Межзвёздного Мира, позволяющих им воспроизводить такое объёмное изображение, но давайте будем честны, в каком сценарии Вы, а точнее Ваша голограмма, сможет распивать алкоголь на борту? – высказывается он, скрестив вдруг недовольно руки на груди.
Но только Веритас свою речь заканчивает, как картинка собеседника, совсем внезапно, пропадает.
Зато его глаза накрывают чьи-то шаловливые руки, запах которых он узнает, даже если его лишат всех пяти чувств разом. Пальцами он тут же касается худеньких рук, на что ему отвечают всё тем же самодовольным смешком. Доктор Рацио точно чувствует, как Авантюрин своим горячим дыханием обдаёт его затылок. Ах, а ведь их совершенно не щадящая картёжника разница в росте играет здесь большую роль! Небось на носочки встал, да напрягся весь.
— Вы же знаете, я не люблю тактильность без резкой на то причины, – на одном дыхании выговаривает эрудит, тем не менее, не убирая своих пальцев с авантюриновых рук.
— А я не люблю, когда Вы, мой милый доктор, имеете наглость меня недооценивать, – полушёпотом ему отвечают, но теперь чётче.
— Прошу извинить, что задел Вашу гордость, но не могли бы Вы кончить этот детский сад? – поджимая презрительно губы, цедит Веритас и, в конце концов, хлопает хорошенько товарища по его рукам, чем вызывает у него негромкое «ой!». Как сладка победа на губах, и послаще любых амфореусовых вин будет.
Доктор Рацио разворачивается, одаривая угрюмым взглядом Авантюрина, еле стоящего на ногах, явно сгорающего от нетерпения. И всё-таки... Приятно от того, что картёжник перестал прятать себя всего хотя бы от него, имея возможность в любой момент дать слабину и опереться о него. Веритас для многих был учителем, для других – доктором, но именно титул «островка безопасности» согревал его сердце и заставлял его трепетать так, как только может. Поистине чудесные ощущения.
— Получили ответ на свой вопрос, док? – играючи качнув головой в сторону, Авантюрин щурит лисьи глаза и, не дожидаясь ответа, широким шагом доходит до барной стойки, конечно же не забывая упереться изящно тонким запястьем в бок. Точно павлин. Не хватает только распушить богатый цветами хвост и заполонить эту комнату яркими перьями, которые Веритас бы точно сохранил; он никогда не станет отрицать, что этот мужчина – настоящее очарование, и не только с эстетической точки зрения.
Только директор склоняется, как достаёт долгожданную для него бутылку и громко ставит её на стойку, рядом с двумя стаканами, что до этого момента ожидали своего звёздного часа, и сам плюхается рядом, закинув ногу на другую.
— ...Как напыщенно, – доктор Рацио это выговаривает, отведя любопытный взгляд. До чего курьёзная у них сложилась ситуация, однако.
— Простите, мне казалось, Вы меня принимаете таким, какой я есть? – драматично положив руку себе на сердце, интересуется у него Авантюрин, с фальшивой обидой на влажных губах.
— Я и не говорил, что мне это не нравится, – невозмутимо усевшись за барную стойку, совсем недалеко от вальяжно рассевшегося Авантюрина, признаётся доктор Рацио, обхватив пальцами средних размеров винтажный бокал. В детстве ему особенно когда нравилось мотать головой и смотреть на такие под разными углами, дабы найти тот, при котором видна будет радуга. Чисто теоретически, ему никто не мешает к этой детской забаве прибегнуть вновь, только странно это будет, наверное.
Да и интересен ли ему этот стакан вообще, когда перед глазами сам топ-менеджер отдела стратегических инвестиций, потягивающий такой дорогой напиток, с искрами в глазах?
— Не отрицаю Вашего гостеприимства, но Вы действительно меня пригласили исключительно для того, чтобы выпить? – Веритас склоняется над бокалом пахнущего пойла; оно не пахнет дурью – исключительной резкостью, и только он вдыхает его, как горло заливает обжигающий пар. Он уже начинает догадываться, о каком это Галактическом рейнджере минутой ранее говорил его друг.
— Вы что, никогда не смотрели детективных фильмов, где после завершения каждой миссии, детективы пропускают по стаканчику в баре, доктор? – сгорбившись над ним, спрашивает снова Авантюрин полушёпотом.
— А мы – детективы?
— Конечно, ещё какие!
Они обдают тёплым дыханием лица друг-друга, полуприкрытый взор размылся где-то на пятьдесят пять процентов под действием спиртного, и доктор Рацио начинает понимать, какой из него отвратительный просто собутыльник. К такому жаргону прибегать – дело неприличное, но невыносимо сложно опираться о кулак подбородком, пока румянец густыми красками играет на его обычно угрюмом лице.
Впрочем, раскрепоститься перед Авантюрином – действительно вещь приятная. Особенно, когда он пьяно смеётся над всем, что роняют ошалевшие уста доктора.
— С Вами, добрый доктор, пить надо почаще, уж Ваше лицо – забава, послаще любого джекпота будет, – лениво спускаясь с барной стойки, опустив предварительно свой пустой стакан на неё, мужчина встаёт ему за спину, но Веритас на это не обращает абсолютно никакого внимания.
— Льстите... Вы так мне в доверие пытаетесь войти? – сонно прикрывая глаза, он всё старается чётко выговаривать свои слова, но половина из них остаётся на дне стакана, который он так отчаянно «дегустировал» все системных тридцать минут. Или больше? Стрелки часов здесь танцуют в архаичном танце, а тянуться за мобильником ощущается испытанием похуже сизифского.
Вдруг, одна тонкая ладонь картёжника ложится ему на расслабленное плечо, а второе – шаловливыми пальцами хватается за подбородок нежно, но хватка – уверенная. Поразительно, что между ними нет никаких пистолетов, но Веритас чувствует то же напряжение, которое испытал в тот роковой день. Надо ему воды попить.
— Мне казалось, что я – уже, – Авантюрин ощущается ближе, а весь этот разговор – в сто раз интимнее, сокровеннее. Даже во всех своих одеждах, доктор Рацио ощущает себя абсолютно голым перед его губами, влажными и убийственно манящими в приглушённом свете.
Как вино, они выдерживают нужную им абсолютно паузу, а затем – уста встречаются в желанных объятьях, и поцелуй их весь такой мажущий, хаотичный и совершенно некрасивый, если красота определяется в правилах. Веритас прикрывает глаза, полностью отдаваясь этим ощущениям, не брезгуя даже чужими слюнями, что стекают по его подбородку. Стаканчик он отпускает, чтобы сжать исхудавшие бока Авантюрина, чтобы руками прогуляться по рельефу его тела и, наконец, остановиться на желанных бёдрах, которые он безо всякого стеснения поглаживает, довольствуясь сладким мычанием ему в губы.
И Авантюрин совершенно не медлит; его тонкие пальцы то зарываются в фиолетовые кудри, влажные от пота, то оттягивают их, настоящий проказник. Ткань кожаных перчаток ощущается волшебно на горячей коже, и Веритас сам не может сдержать слабого стона, на который ему отвечают смешком. Голова кружится от обилия эмоций, и чтобы не сойти с ума в край, ему приходится положить руку на грудь коллеге, совсем мягко его отталкивая, с громким выдохом.
Авантюрин его понимает и совершенно не осуждает, только усмехается и тяжело дышит, оперевшись о несчастную барную стойку, погружаясь фалангами пальцев уже в свои светлые пряди, стараясь поправить причёску. Озорными глазками он, впрочем, то и дело стреляет в сторону доктора Рацио, который весь покраснел, не то от алкогольного опьянения, не то от страстного поцелуя.
— Вам принести воды, док? – оперевшись о стену, с плавучей улыбкой на лице интересуется мужчина достаточно громко.
Ему отвечают кивком, что совершенно не в духе говорливого Веритаса Рацио.