Chapter Text
Щит, верхняя часть черная, на ней золотой нож,
внизу на золотистом фоне рычащая черная звериная
(сочетающая в себе волчьи и медвежьи черты) голова в шлеме,
на шлеме — лебедь Зильбершванфлоссе
из официальной группы Камши Веры Викторовны
про герб рода фок Бермессер
Знаете, самое неприятное в том, чтобы быть оборотнем — это блохи. Откуда они? В человеческом облике ты отмыт до блеска, и шарф кружевной кипенно–белый, а перекинулся — так сразу зубами щелкаешь, чтобы их поймать.
Хотя вообще неплохо получилось. Меня ведь вешать собрались. Он/я — я стараюсь разделять свои человеческую и медвежью личности — повисел немного, мог бы и больше, мы, оборотни, создания крепкие, но к петлям потащили остальных, и он мне место уступил.
А уж висеть в петле 500-ми пессанами живого веса вообще неудобно и скучно. Некоторые, правда, утверждают, что после обращения во мне почти восемьсот пессан, но, врут, наверное. Он/я на взвешивании никогда не настаивал, и на том спасибо.
Поэтому резанул когтями по петле. Шмякнулся. Больно и обидно. Вешали меня на рее, а падать оттуда очень неприятно, даже если ты кот. А я не кот — я медведь. Мужик какой-то рядом стоял, с веревкой. Похоже, что с моей. Кричал громко, когда мое обращение увидел, ну я его когтями и задел. Уже не кричит.
Голова покатилась по палубе. Он/я будет недоволен — крови не любит.
А я потягиваюсь. Пора его/меня на свободу выпускать. Не люблю я эти человеческие разборки.
Или подождать еще? Редко ведь когда получается при хорошей погоде на солнце побыть. Что Дриксен, что Устричное море — это вам не юг. Ну да ладно. Оборачиваюсь.
На палубе Верной Звезды стояла мертвая тишина. К бортам боязливо жались все: и нападавшие, и атакованные, и даже те, кого собирались казнить. Причина — вот она, косолапо шла по палубе.
Непонятно откуда взявшийся солнечный зайчик, а ведь когда начинали, пасмурно было, игриво скакал по белой шерсти, когти стучали по палубе, а темные глаза не обещали людям ничего хорошего.
— Подстричь бы когти нужно, опять ругаться будет, — мысль эта, пришедшая в голову Говарду фок Хоссу, настолько не подходила к ситуации, что самому смешно стало. Хосс посмотрел на палубу — там лежала будто срезанная ножом голова палача.
Интересно, почему никто не обращает внимания, что родовое имя у Вернера происходит от сочетания слов Bär и Messer, то есть медведь и нож? И понимать это можно по-разному. Можно охотничий нож вспомнить, с которым не стыдно и на медведя пойти. Но ведь у медведя тоже есть ножи, то есть его когти. Там вон какие когти. Каждый коготь — не просто нож, а тот еще серп.
– А вот не нужно было на посулы мелкого Фельсенбурга вестись, — мстительно подумал Говард.
Огромный белый медведь еще раз вразвалку прошелся по палубе, подошел к Олафу Кальдмееру, втянул воздух, пошел дальше, потянулся, вздохнул … и вот на палубе снова стоял морская цаца, насмешка над всеми моряками Дриксен, Фридрихов любимец, трус, подлец и негодяй, утонченный граф Вернер фок Бермессер.
Он остановился прямо напротив Вальдеса. Напряженного, готового отражать атаку Вальдеса. Готового умереть, но защитить своего адмирала.
От этой мысли Хоссу снова стало смешно. Своим адмиралом для Вальдеса был Альмейда, которого здесь, по понятным причинам, не наблюдалось. А защищать Вальдес собрался адмирала цур зее кесарии Дриксен, вражеской Талигу державы, офицеров которой он только что намеревался повесить.
Ротгер положил руку на эфес. Вернер скептически усмехнулся, но отзеркалил жест: — Наверно, стоило бы привлечь медведя, чтобы уровнять наши шансы как фехтовальщиков, но я не буду.
В ответ Бермессера ударил порыв ветра, такой сильный, что граф едва устоял на ногах. Он отклонился, как будто уворачиваясь от удара, и рассмеялся: — А ведь я так до конца и не поверил, что кэцхен настолько любят вас, вице-адмирал. И как, они готовы принести себя на алтарь любви?
На палубе снова, словно неоткуда, появился медведь. Хосс сколько не пытался до этого, никогда не мог уловить сам момент превращения: когда вот он, еще Вернер, и вот на его месте уже оказывается медведь.
В этот раз медведь выглядел несколько иначе. Не обычный, пусть и очень опасный хищник, но все—таки живое существо, а откровенно инфернальная сущность, почему-то выбравшая для себя облик медведя.
Медведь повернул голову, принюхался, неожиданно махнул лапой, щелкнул зубами и что—то поймал. Это что-то пищало, отбивалось чаячьими крыльями, однако против медвежьих челюстей оно было бессильно.
Вальдес рванулся на помощь существу: — Отпусти ее! Ты, скотина!
Медведь, не глядя, отмахнулся, оттолкнув Бешеного, а изысканный Вернер, лишь слегка помятый палачом и петлей, снова возник на палубе.
— И что я получу взамен, господин вице-адмирал? Что вы можете предложить своему любимому Бе-Ме? Кажется, ведь именно так вы меня называете?
Особенно сильный порыв ветра снова ударил Вернера в грудь, в этот раз он не устоял и прокатился по палубе до борта. Поднялся, потряс головой совершенно по-медвежьи, сделал несколько шагов вперед, посмотрел на Вальдеса и скривил настолько медвежью ухмылку, насколько она была возможна на человеческом лице.
— Мы сейчас так корабли потопим, и все без результата. Надо бы на какой—то остров выйти. А там уже будем разбираться, кто у нас умный, а кто красивый. — Вернер замолчал и чуть позже мечтательно улыбнулся снова совершенно медвежьей ухмылкой: — А кто вкусный.
И обе команды сразу же вспомнили, что белые медведи — людоеды.
Говард задумался о времени, а именно о том, который сейчас час. Время было еще не позднее, но вокруг так стремительно темнело, как будто в свои права уже вовсю вступала ночь. В воздухе стояла какая—то пронзительная тишина.
Сначала Хосс отнес эту тишину на счет медведя, не каждый день видишь превращение адмирала в огромного хищника, а потом понял, что нет, не оно. Что-то другое, что-то происходит, что-то мы упустили.
Говард еще раз оглядел застывших друг напротив друга противников, других, стоявших на палубе. Все не отрывали от происходящего глаз. Потом он обернулся. И оцепенел.
Огромная волна, возникшая из ниоткуда, нависала над кораблем неотвратимой громадой. Казалось, еще мгновение, и она накроет корабль, и не станет ни его, и ни людей, находящихся на нем. Море смеялось над ними.
— Опасность! Хватайтесь за что-нибудь! – сбросив морок, закричал Хосс.
Вальдес взлетел на корму.
— Стой! Остановись, они тут не причем, — закричал он морю. – Оставь их! Мы уйдем.
Вернер встал рядом, его кружевной шарф бился на ветру, как белый флаг.
— Мы приносим извинения за то, что позволили своему конфликту задеть море. Не дело инфернальным сущностям решать свой спор на чужой территории. Позволь нам покинуть корабль и добраться до земли. Когда мы разрешим свои противоречия, мы принесем проигравшего в тебе в жертву. Сейчас мы с вице-адмиралом Ротгером Вальдесом на лодке дойдем до Кита и продолжим свой разговор там. А для наших людей просим пощады. Они тут не при чем.
Бермессер достал кортик и от всей души резанул ладонь. Кровь закапала в море: — Я клянусь!
Вальдес тоже разрезал руку: — И я клянусь!
Вельбот опустили за борт быстро. Хосс даже не до конца уловил, кто именно отдал приказ, и кто это приказ исполнил. Уж слишком все хотели избавиться и от опасных созданий, и от угрозы моря.
— А воду и еду им с собой положили? – уточнил Говард.
— Да на кой им еда! Кого прибьют, тем и закусят.
— Я сейчас тобой закушу, умник.
Хосс распорядился, чтобы в лодку погрузили воду и еду на несколько дней, запасную одежду, рыбацкие принадлежности и запас пороха.
Напряжённо наблюдая друг за другом, Бермессер и Вальдес спустились в вельбот.
— Стойте! — Звучный адмиральский голос остановил происходящее. – Из-за меня все началось, мне и заканчивать.
Олаф Кальдмеер легко спрыгнул в лодку. Хосс и сам не понял, как это произошло, но через секунду уже и он тоже стоял в лодке.
— Два на одного? Не выйдет. Нас тоже будет двое.
На борту Верной Звезды отчаянно вырывался из рук держащих его матросов граф Руперт фок Фельсенбург, и Говард похвалил себя за предусмотрительность. Нечего этому пацану тут делать, без него разберемся.
Переваливаясь на волнах с бока на бок, вельбот отходил от борта Верной Звезды.