Archive of Our Own ^beta

Chapter Text

Лицо Кастиэля, отталкивающего его руку, отвергающего даже возможность вернуться и все по-настоящему исправить, стоит у Дина перед глазами, несмотря на обжигающую боль в руке, где под кожей бьется проклятая душа Бенни. Конечно, выбраться из Чистилища — как глоток свежего воздуха, пусть Дина и выбрасывает из портала в какой-то лесной глуши. Но он замечает это только краем сознания, потому что он, черт возьми, опять потерял своего ангела. И теперь тот едва ли вернется: Бенни ясно дал понять, что выбраться из Чистилища может только человек.

А Кастиэль, к сожалению, не человек, и Дин впервые об этом жалеет. Он не жалел даже тогда, когда Бенни говорил: Кастиэль как чертов фонарь, гигантская сияющая вывеска «Тут» для всех монстров, обитающих в Чистилище.

Руку обжигает более яростно, и Дин рычит:

— Черт побери, Бенни, да иду я.

Душа Бенни под кожей мерцает оранжевым, и Дин со вздохом опускает рукава рубашки. Ему отчаянно хочется переодеться — от рубашки воняет так, будто он в ней год шарахался по лесу.

Вообще, возможно, что примерно так оно и было: Кастиэля они с Бенни искали чертовски долго. Вот же упрямый сукин сын. Неужели Дин его искал только для того, чтобы оставить в Чистилище на верную смерть?

«А я предупреждал, приятель, не надо было это делать. Надо было сразу валить», — голос Бенни Дин слышит прямо в своей голове и раздраженно закатывает глаза, замечая себе под нос:

— Я как долбаная говорящая с призраками.

«Ты в курсе, что не обязательно говорить вслух, чтобы я тебя услышал?»

«Сделай одолжение, помолчи, пока я не верну тебе тело, ладненько?» — мысленно просит Дин и замирает, прислушиваясь.

«Что? Я молчу, как ты и попросил», — раздраженно отзывается в итоге Бенни.

— Вот и молчи, — бурчит Дин и идет, как он надеется, в сторону трассы.

Чувство, что что-то не так, преследует Дина всю дорогу до могилы Бенни. Водитель грузовика, согласившийся его подвезти, поглядывал на Дина как-то косо весь их путь, но на классическую байку «отстал от группы в походе, заблудился» будто купился. Только сказал с подозрением:

— Небезопасное вы место для похода выбрали.

Дин не стал уточнять и просить телефон, чтобы позвонить Сэму.

Сэму он звонит с автомата на заправке, стащив пару монет из копилки с чаевыми для местного продавца. У Сэма неожиданно занято, и когда Дин пробует пару других номеров, слышит ровно то же самое — частые гудки в трубке.

В конце концов Дин решает, что свяжется с братом позже, и судя по жару под кожей — это верный выбор.

В конце концов вернуть Бенни оказывается не так уж сложно. Дин ожидает подвоха до последнего, но вот они оба стоят над пустой могилой и обнимаются как давние друзья. Сказал бы кто Дину год назад, что он будет считать вампира своим другом, он рассмеялся бы шутнику в лицо и, возможно, дал по лицу — в превентивных целях.

Что именно не так, замечает Бенни, когда они заходят в первый попавшийся бар. Дин все еще надеется как-то связаться с Сэмом, а Бенни нужно время, чтобы привыкнуть к современному миру. В конце концов, он пробыл в Чистилище довольно долго.

— А мир и вправду сильно изменился, — говорит Бенни, глядя в заламинированное меню на столе. Это обычное барное меню — с пятнами от соуса и потрепанными углами. Дин ухмыляется:

— Прогресс, приятель.

— Ты не говорил, что мир изменился настолько, — укоризненно замечает Бенни и стучит пальцем по нижним строчкам меню — сразу под пивом пяти сортов, что не так плохо для бара хрен пойми где.

Дин недоуменно опускает взгляд и давится воздухом:

— Что?!

— Для тебя это, видимо, тоже сюрприз, — роняет Бенни и машет официантке в короткой юбке. — Хэй, мисс, а насколько кровь у вас действительно в ассортименте?

— Донорская, первая положительная, — без энтузиазма отвечает официантка. — И были еще остатки второй отрицательной. Для вегетарианцев — только говяжья.

— Что тут, нахрен, произошло, — только и находит что сказать Дин, а Бенни с непрошибаемым видом заказывает пинту первой положительной. Девушка приносит их заказ — пинта крови, две картошки фри и два бургера (один настолько слабой прожарки, что наверняка еще способен мычать) и пиво. Официантка ставит все это на стол так буднично, будто к ней каждый день заходят вампиры.

Дин думает, что картинка с клыками и когтями в красном кругу на двери заведения — не просто тупая наклейка. Но с каких пор у вампиров есть полуподпольные бары? И какова вообще вероятность попасть именно в такой, когда ты едва вернулся из Чистилища, да еще и под ручку с настоящим, мать его, кровососом?

А потом Дин видит бегущую строчку в выпуске новостей по безмолвно работающему телевизору и понимает, что ему нужно что-то покрепче пива.

Потому что рыжая девица с микрофоном рассказывает, что в Иллинойсе открывается отделение партии «Оборотни за равенство». И какого лешего об этом сообщают в чертовых вечерних новостях?!

Дин выпивает несколько стаканов виски в этот вечер, но так и не может дозвониться до Сэма.

Дин хорошо знает своего брата — настолько хорошо, что может найти его где угодно. Но в этот раз его навыки детектива и отличного старшего брата даже не требуются. Сэм находит себя сам: да что там, его лицо мелькает в новостях так часто, как не мелькало никогда. Даже тогда, когда их обоих разыскивали по подозрению в серии жестоких убийств.

Утром Дин смотрит шоу, которое снимают в светлой студии с фальшивыми чашками кофе на столе, где Сэм — в костюме, с причесанными и наверняка залаченными лохмами — болтает с блондинкой в синем платье о том, как важна социальная и политическая активность сверхъестественных существ. Днем Сэм — уже в другом костюме, но все такой же прилизанный — появляется в сюжете о митинге в Техасе, где выступают против введения в законодательство такого понятия как «сверхъестественное существо». Хотя плакаты, которые держат техасцы, по мнению Дина, больше похожи на призывы к массовому геноциду: «Монстрам здесь не место», «Они воровали и убивали наших детей, а вы предлагаете им поправку в Конституцию», «Убийца значит убийца». Сэм выходит на связь для комментария по Скайпу (Дин мысленно вычеркивает Техас из возможных мест пребывания брата), он кажется уставшим, но говорит уверенно и серьезно:

— У протестующих есть основания к опасениям и сомнениям. Но точно такие же основания были бы, протестуй сверхъестественные существа против нас, людей, или черные против белых. Библия учит нас не судить — то есть не осуждать, кем бы ни был субъект перед нами. То, что Гитлер управлял Германией, не значит, что все немцы желают смерти евреям. Точно так же весь род сверхъестественных существ не должен отвечать за деяния преступных элементов.

Дину кажется, что он сошел с ума или Бенни что-то напутал, и их вышвырнуло в параллельную вселенную.

Еще больше сомнений в адекватности и реальности происходящего у него появляется вечером. Дин в это время едет в угнанной тачке по шоссе. Потрепанный «Форд» — это не Импала, и Дин никак не может расслабиться — обычно за рулем он позволяет себе не думать, просто ехать — поворот за поворотом, знак за знаком, миля за милей. Но «Фордик» кашляет, когда Дин прибавляет скорость или, наоборот, жмет на педаль тормоза. Он издает неправильные звуки, и часть Дина — та, что когда-то, не очень долго, мечтала об обычной жизни и всерьез думала о карьере автомеханика — хочет остановиться на обочине и разобраться, что работает не так, откуда эта дурная нотка в моторе.

Это желание Дин глушит радио — ловит чертовски плохо, поймать волну со старым роком не выходит, и играет какая-то глупая попса. Когда Дин проезжает знак, предупреждающий о крутом повороте, бодрый женский голос сообщает:

— С вами была Карли Рэй Джепсен и ее Call Me Maybe. И знаете, я бы ей позвонила. Но на часах уже семь вечера, а значит, пора немного поговорить о политике, глобальном потеплении и кампании «Существа тоже люди». И проводят вас в этот дивный новый мир мой коллега и бессменный ведущий вечерних новостей Морган Мор и его гость! Мор, представишь парня сам?

— Да, Стейси, спасибо, — доносится из динамиков мужской голос. Дин слушает вполуха, потому что он в пути уже шесть часов и порядком задолбался. Сэм, скорее всего, в гребаной Калифорнии, а до нее Дину добираться еще через два с половиной штата. Голос Моргана Мора сжирают помехи, когда Дин выезжает ненадолго из зоны, где нормально ловит радио.

А когда треск прекращается, Дин слышит совсем другой голос — который он едва ли забудет, потому что обладатель этого голоса — конченый мудак, не сумевший скопировать крутые ковбойские сапоги доктора Секси.

— ...и мы не можем легально оказывать сверхъестественным существам медицинскую и юридическую помощь. Если Конгресс проголосует против поправки о сверхъестественных существах и поддержит противников интеграции наших сообществ, это приведет к столкновениям внутри общества, — говорит архангел чертов Габриэль, и Дин едва не съезжает с дороги в кювет от одних лишь звуков его голоса.

Дин помнит то тупое видео, которое оставил им с Сэмом на память Габриэль. И этот ублюдок должен быть мертв, а не вещать по радио о равноправии и толерантности к монстрам. Конечно, его тела никто не видел, но с какой стати Габриэлю притворяться и пропадать с радаров всех и вся на несколько лет?

Впрочем, вспоминая нежелание Габриэля вмешиваться в грызню между его пернатой родней и его попытки убедить Дина и Сэма покориться якобы предначертанному, Дин не понимает, какого вообще черта они с братом повелись на эту жалостливую историю о трагической гибели в схватке с Люцифером? Черт, да этот парень пошло шевелил усами и развлекался с девочками! Как его вообще можно принимать всерьез?

Стейси и Морган Мор с радио, похоже, с Дином не согласны. Хотя едва ли они в курсе, кто такой Габриэль на самом деле. Если мир знает и правду об ангелах, то как этот мир еще держится?

Запутавшись в своих рассуждениях, Дин пропускает почти весь диалог и включается, только когда Габриэль говорит:

— Поэтому Сэм Винчестер и остальные хранители знаний должны получить шанс выступить перед Конгрессом в следующую пятницу.

— Надеемся, что в Вашингтоне к вам прислушаются. А для тех, кто настроился на нашу волну недавно, напоминаем: у нас в студии был Габриэль Лоуки, общественный активист из Миссури.

— Ну да, как же, из Миссури, — ворчит Дин и все-таки тормозит на обочине, но уже не для того, чтобы перебрать чужой «Форд», а чтобы повнимательнее изучить карту и найти какой-нибудь заброшенный ангар, гараж или склад. Смысл ехать в чертову Калифорнию наобум через три штата, когда можно воспользоваться ангельским телепортом?

...Габриэль появляется в круге священного пламени и брезгливо морщит нос, глядя на огонь. Взгляд на Дина он поднимает только после этого и вскидывает брови в удивлении:

— Довольно странно для шейпшифтера прикидываться Дином Винчестером, когда весь мир считает, что он мертв.

— Не менее странно разгуливать по Земле архангелу, который пару лет как должен быть мертв.

— Туше, Дино, — фыркает Габриэль. — Вежливость — это не твое.

— Кто бы говорил о вежливости, ты как-то убил меня сотню раз, а еще зарядил мою брату по яйцам в японском шоу, — отзывается Дин и поливает пламя водой из бутылки. Огонь с шипением угасает — всего в одном месте, но этого хватает, чтобы Габриэль мог переступить через границы круга. Что он и делает — перешагивает через линию священного огня, замирает на расстоянии от Дина и недовольно скрещивает на груди руки.

— Не пробовал позвонить?

— Сэм теперь нарасхват.

— Точно. Кастиэль? — Габриэль спрашивает, словно невзначай, вскользь, но его глаза опасно щурятся — как будто Дину нужно лишнее напоминание, что архангел-трикстер — это почти непобедимая для человека мощь.

Дин теряется. Он не знает, что сказать. Ответить, что Кастиэль мертв, логичнее всего, едва ли у него есть шансы выжить после того, какой шум они наделали в Чистилище, но этому противится все существо Дина.

— Что с вами произошло? — спрашивает Габриэль уже мягче, и Дин не понимает, когда тот вообще научился таким интонациям. Габриэль — мудак, лжец и любитель поиграть на нервах, но никак не понимающий и сочувствующий пернатый придурок. На эту роль даже Кастиэль тянет с натяжкой.

— Пришлось прогуляться по Чистилищу, — отвечает, помедлив, Дин. — Кас, он... Он не выбрался. Отпустил мою руку в последний момент, глупый дурак.

— Как мило, пока мы тут имели дело с кучей дерьма, ты устраивал романтичные прогулки с моим младшим братом, — язвительно тянет Габриэль и резко меняет тон, повышая голос: — И ты позволил ему остаться в чертовом Чистилище одному?! — От его голоса, кажется, вибрируют стены, а Дину просто очень, очень тошно.

— Он не оставил мне выбора, — отвечает Дин, срываясь на привычную пассивную агрессию.

Габриэль буравит его напряженным взглядом несколько долгих секунд. Дин успевает пожалеть, что разорвал круг, — теперь пернатый мудак может свалить в любой момент и бросить его без ответов. А еще у Дина чертовски першит в горле. Он неловко кашляет, и Габриэль закатывает глаза — будто Дин пытается давить ему на жалость.

— Поболтаешь с младшим братом, пока я разберусь, что именно ты сделал с моим? — любезным до ноющих зубов тоном предлагает Габриэль, и Дин порывисто кивает.

В просторной комнате Дин оказывается в ту же секунду. Он не сразу понимает, где именно очутился, потому что после путешествий на ангельском такси у него постоянно кружится голова. Но обстановка вокруг с претензией на шик, будто он в каком-то отеле, — четыре звезды, не меньше. Это неприятно напоминает о пиршестве богов в отеле, куда их будто вечность назад занесло вместе с Сэмом.

Сэм тоже тут, спасибо, Габриэль не отправил его к черту на рога. У Сэма на лице какая-то подозрительная гримаса, но Дина больше сбивает, что его брат опять одет в костюм — уже третий, который Дин на нем видит с возвращения из Чистилища.

Краем глаза он успевает заметить еще несколько знакомых лиц на просторном и слишком марком светлом диване — Чарли, Гарт, охотники из Теннесси Клайв и Льюис, — пока руки брата не толкают его в стену.

— Это очень плохая шутка, клянусь, я...

— Расслабься, йети, это правда твой тупой старший брат, — неприятным тоном сообщает Габриэль. — Справитесь с семейным воссоединением без меня? — и не дожидаясь ответа, он исчезает с шелестом крыльев.

Дин думает, что чертовски скучает по этому звуку — по хлопанью крыльев Кастиэля за спиной.

— Дин? — растерянно переспрашивает Сэм, и в его глазах читается почти паника. — Но... как?..

— Лучше ты мне объясни, какого дьявола в барах наливают кровь, а по телеку рассказывают про партию оборотней. Мир что, сошел с ума? Еще скажи, что ты завел собаку, а Саша Грей ушла из порно.

В комнате повисает звенящая тишина, которую рушит нервным хихиканьем Чарли:

— Знаешь, Винчестер, а ты попал в яблочко по всем трем пунктам.

И Дин, черт побери, не знает, что изумляет его больше. Спустя час он понимает: чертова собака, потому что Сэм пустил ее в Импалу. И она, судя по всему, ездила на переднем сидении — шерсть этой псины повсюду. Дин мысленно прикидывает, сколько ему придется заплатить за чистку салона Детки, а потом замечает гребаный айпод, подключенный к магнитоле. Так что даже собака уже не кажется таким уж большим злом.

Chapter Text

Дин пропадал в Чистилище даже не полный год, а мир за это время и впрямь перевернулся с ног на голову. Дин рассеянно думает об этом, пока сидит за уличным столиком кофейни и пьет самый дорогой в его жизни кофе из картонного стаканчика напротив студии NBC, где у Сэма очередная запись. Перед входом стоит толпа с плакатами, у многих лица скрыты за тканевыми масками и балаклавами. Пятеро охранников держат их на отдалении, растянув красную оградительную ленту, но Дин думает — задумай кто по-настоящему эффектную демонстрацию своего мнения, охранники бы не справились и с этой кучкой придурков. Достаточно одного коктейля Молотова, чтобы все полетело к черту.

Несколько минивэнов крупных телеканалов стоят на другой стороне улицы. Операторы снимают людей с плакатами, репортеры говорят на камеру что-то о возможных провокациях, — Дин слышал, как две репортерши обсуждали это в очереди за кофе.

На соседний стул падает Чарли. Ее глаза скрывают солнцезащитные очки, ее волосы растрепаны, и она чертовски заразительно зевает. На стаканчике в ее руках красуется имя «Кристи» и приписан номер телефона. Дин ухмыляется: хотя бы что-то не меняется, и официантки, бариста или кто там эта Кристи все еще оставляют свои номера таким вот способом.

— Спасем мир, говорили они, — насмешливо тянет Чарли. — Поможешь залезть в комп к Роману и свободна.

— Как тебя занесло в охотничье дерьмо? — спрашивает Дин, наблюдая за парнем с плакатом «Монстры не могут выбирать президента». Тот присоединился к группе у входа недавно и теперь активно пытается пробиться в первый ряд, поближе к одному из охранников. У парня с плакатом на спине рюкзак, и Дину кажется, что тот слишком его бережет — его движения скупы и скованы, даже когда он раздвигает людей локтями, чтобы пройти.

— Мы не говорим, что охотники, — фыркает Чарли. — Гейб где-то откопал легенду о хранителях знаний — теперь у нас штаб-квартира в их бункере. Так что мы все стали хранителями знаний. Говорят, ваш с Сэмом дед был из их числа. Мне понравилось, как по-книжному пафосно это звучит, — она пожимает плечами. — Пока тебя не было, Дин, случилось очень многое.

— Я уже понял, — отзывается он. Сэм вчера рассказал: после того, как они с Кастиэлем расправились с Диком Романом, империя левиафанов рухнула. Но люди — обычные люди — ничего не забыли. Ни странности последних месяцев, ни помешательство из-за еды и ощущение, что всем промыли мозги. Возможно, все осталось бы как раньше, если бы кто-то не слил в сеть записи с камер наблюдения, на которых левиафаны показывают свое истинное лицо и съедают человека.

— Я нашла Сэма, когда в новостях показали еще одно видео, с вами. И оказалось, что охотникам не помешает хакер. А потом пришел Гейб и вручил Сэму ключ от бункера.

— Мило, — кривится Дин, потому что Габриэль — и то, что он всем, кажется, нравится, — бесит его точно так же, как и раньше.

— Гейб очень нам помог, — замечает Чарли, но Дин не отвечает — потому что в толпе перед входом в здание, куда час назад зашел Сэм, что-то происходит. Подозрительный парень с плакатом проходит все-таки ближе и почти теряется среди других людей — если бы Дин не следил за ним, то сейчас ни за что не отыскал бы и не обратил внимания. Но Дин следил, и он видит, что парень отдает свой плакат соседу и нагибается — так, что его яркая желтая хипстерская шапка исчезает из поля зрения. В это же время несколько человек отделяются от толпы и расходятся в разные стороны.

Дин поднимается, оставляя кофе Чарли, и идет к толпе мимо двух патрульных машин со скучающими полицейскими. Один из копов кажется Дину неплохим парнем, но Дин не умеет говорить с полицейскими и не бесить их. Так что он просто проходит мимо и проталкивается через людей, не извиняясь, если наступает кому-то на ноги. Дин не любитель фанатиков, а для него все, кто выходят на улицы с плакатами, попадают под это определение. Так что он не собирается быть милым.

Парня в желтой шапке Дин замечает, когда до красной ленты и охранников еще метра три. Желтошапочного окружают довольно плотным кольцом с расчетом на то, чтобы охране его было не увидеть. Дина пару раз заносило на концерты — из тех, где слэм становится не забавой, а способом выживания, и где особо чокнутые парни поджигают петарды. Так что он знает такой способ не привлекать внимание охраны, но исполнение у парня в желтой шапке и его дружков — максимум на четверочку.

Дин проталкивается через людей, прикидываясь дурачком, объясняя, что стоял во-он там и отходил отлить. На это не всегда покупаются, но ему везет. Так что Дин хватает за плечо парня в желтой шапочке как раз в тот момент, когда он соединяет какие-то провода в рюкзаке.

«Уж лучше бы это был коктейль Молотова», — думает Дин и бьет дернувшегося парня по челюсти.

— ...Я не для того убил Дика Романа, чтобы какие-то малолетние идиоты взрывали людей и угрожали моему брату, — объясняется Дин спустя полчаса перед тем не самым плохим копом, но его все равно усаживают в патрульную машину с закованными руками — рядом с парнем в желтой шапке.

— Браво, Винчестер, браво, — саркастично замечает Клайв, когда Дин заходит вместе с Сэмом в их номер в гостинице. Дин надеется, что они наконец-то смогут отсюда свалить — да, он провел в четырехзвездочной гостинице Лос-Анджелеса только одну ночь, но этого оказалось достаточно, чтобы понять: не спал в гостиницах, лучше и не начинать. У Дина все чесалось от порошка, которым стирают местное белье, и он долго не мог уснуть, потому что здесь слишком хорошая звукоизоляция. В Чистилище они с Бенни и Кастиэлем по очереди дежурили, чтобы их никто не застал врасплох. Дину приходилось спать на пожухлых и вонючих листьях, и это было, мать его, отвратительно, но теперь он едва может заснуть на удобной кровати.

Кастиэль наверняка сказал бы, что с ним происходит. Но Кастиэля нет, Кастиэль остался в Чистилище, а делиться тем, что было с ним в этот год, с Сэмом Дину не хочется. Сэм хлебнул своего дерьма. Правда, засранец, завел девушку и собаку, и Дин теперь в полном праве беспокоиться, в хороших ли руках оказался его брат, потому что в его представлении, если уж и заводить с кем-то роман, то с тем, кто будет рядом, кто будет поддерживать во всем. Но что-то этой загадочной Амелии здесь, в Лос-Анджелесе, с Сэмом нет. А тут даже чертов Габриэль и Клайв!

Клайв, из всех охотников в мире, черт бы побрал дивный новый мир.

— Завали, — огрызается Дин и устало падает на слишком белый диван. В этом отеле все слишком прилично, слишком аккуратно, и Дин чувствует себя неуместно.

— Ты звезда Ютьюба, — ухмыляется Клайв и машет телефоном, на экране которого — вот же черт — и правда Дин, который размахивает руками, укладывая дружков парня в желтой шапке. — Хотя я удивлен, что здесь так мало комментов о твоей смазливой мордашке.

— Удивлен, что ты умеешь читать, — рычит Дин и думает, что уж лучше бы он общался с Габриэлем, чем с Клайвом. По крайней мере, с Габриэлем Дин не трахался в порядке эксперимента в семнадцать. Клайв потом заявил, что с таким отцом, как Джон Винчестер, Дин никогда не найдет в себе смелости выйти из шкафа, за что получил кулаком в нос и удостоился места номер один в списке самых ненавистных Дину людей в мире.

— Парни, не надо, — просит Сэм и стягивает галстук. — Дин, чем ты только думал? А если бы бомба в рюкзаке этого парня взорвалась?

— Кажется, я как раз помешал этому случиться, — ворчит Дин. — Ну подумаешь, засветился в паре сюжетов на ТВ. Сэмми, расслабься, я не испорчу тебе политическую карьеру одним этим. Хотя я все еще не до конца понимаю, как это произошло. За год от охотника на монстров до их защитника перед правительством? И ты реально веришь во всю эту чушь?

Сэм тяжело вздыхает и падает рядом с Дином на диван. Клайв бросает на них взгляд и, поджав губы, выходит на балкон покурить. Дин, наверное, никогда не привыкнет к тому, что у его брата теперь такое влияние.

— Мы говорили об этом сотню раз, Дин, — у Сэма немного раздраженный голос, но он не смотрит на Дина этим своим «ты тупой и несешь херню» взглядом, за что тот ему признателен. Сэм — хороший брат, и Дин не уверен, что смог бы так же терпеливо вводить его в курс дела, поменяйся они вдруг местами. Хотя, если бы это Сэм пропал в Чистилище, и Дину пришлось иметь дело со всем этим дерьмом с раскрытием людям правды, он бы облажался. Дин знает, что Сэм умнее, ловчее и хитрее. Если кто-то и смог бы не допустить информационной катастрофы, то только он. И судя по тому, что Дин видит сейчас вокруг, у Сэма это выходит весьма и весьма неплохо.

— Не все они на самом деле монстры. Со многими можно договориться, можно прийти к компромиссу, — говорит Сэм, и Дин даже не может с ним поспорить. Раньше мог бы, но не сейчас, когда он спасся из Чистилища благодаря помощи вампира. Не сейчас, когда он действительно зовет этого вампира своим другом. Черт побери, да Дин даже Кастиэля так никогда не называл в своих мыслях.

Хотя Кастиэль — это другое.

— Да, но... Ты же не хуже меня знаешь, сколько тварей скрываются в тени и не могут быть человечнее, потому что они просто-напросто не так думают, у них другие инстинкты и желания, — Дин спорит исключительно из упрямства.

— Точно так же не все люди способны жить по закону, — роняет Сэм, и Дин фыркает:

— У вас с Гейбом что, один спичрайтер?

Сэм почему-то краснеет и пихает Дина локтем в бок.

— Иди к черту. Придурок.

Дин закатывает глаза:

— Сучка.

— Я рад, что ты выбрался, — говорит Сэм и делает виноватое лицо: — Я знаю, что должен был тебя искать, но...

— Если бы ты меня не искал, потому что завел собаку и девушку, я бы не обрадовался. Но это, — Дин разводит руками, не зная, как объяснить, — это уважительная причина, Сэмми. Без обид.

— Отлично, — облегченно выдыхает Сэм и предлагает: — По пиву? Я знаю, как ты хочешь отсюда свалить, Дин, но мы пока не можем.

— Еще несколько занудных встреч и выступлений по ТВ? — фыркает Дин, не отказываясь, впрочем, от пива.

Сэм усмехается, достает две бутылки из мини-бара (пожалуй, лучшее, что есть в этом отеле, по мнению Дина), откручивает крышки и протягивает одну из бутылок Дину.

— Не только у меня, — говорит Сэм и ухмыляется еще шире, когда Дин давится глотком пива и кашляет, вытирая рот.

— В каком это, нахрен, смысле?

— Ты не можешь орать на камеру, что убил Дика Романа ака главного мудака, по мнению всей Америки, и отсидеться за кулисами. Чарли говорит, что на роликах с тобой уже больше миллиона просмотров.

— А Чарли у нас что, политтехнолог? — немного панически переспрашивает Дин, и Сэм смеется:

— Нет, она замещает на этом месте Гейба. Но, уверен, он согласится с ней, когда вернется. Ты знаешь, они удивительно легко нашли общий язык.

— Ты, я смотрю, тоже.

— Придурок, — снова фыркает Сэм и салютует бутылкой: — Не отвертишься, Дин. Мы сделаем из тебя звезду.

— Не об этом я мечтал, когда выбирался из Чистилища, — неосторожно замечает Дин, и Сэм, конечно же, цепляется за эту тему. Дин понимает, правда, он знает, каково это — быть по другую сторону. У него самого был миллион вопросов после того, как Сэм вернулся из адской клетки. С их историей они удивительно упорно избегают разговоров на травмирующие темы, и Дин понимает, что это не здорово. Но он не может, не хочет ломать эту их традицию. Что было в Чистилище, осталось в Чистилище.

По крайней мере, пока Габриэль не покажет свою наглую физиономию и не расскажет, узнал ли что-то о судьбе Кастиэля.

— Как ты смог выжить там один? Так долго? — спрашивает Сэм, и Дин ненавидит себя за то, что уходит от ответа:

— Легко, Сэмми, я же очешуенен, — Дин ухмыляется и пьет пиво, показывая, что разговор окончен. Сэм понимает, что он просто отмалчивается, и недовольно хмурится, качает головой. Но Дин правда не может говорить об этом. Он лучше снова рассказал бы Сэму про Ад, чем про Чистилище.

В конце концов, в Аду он был один, а в Чистилище — потерял ангела.

— Постарайся быть более милым с прессой, — просит его Сэм. — Нам завтра нужно быть в телестудии в девять утра, запись для вечернего шоу на Fox.

— Почему вечернее шоу записывают по утрам? — стонет Дин.

— Жизнь вообще несправедлива, — без тени сочувствия отзывается Сэм.

Сэм просит Дина надеть костюм, повязать галстук и вести себя прилично. Сам он тарабанил какую-то чушь перед зеркалом, сжимая зубами пробку и уверяя, что это не помешательство, а обычная тренировка дикции — «Тебе тоже не помешает, Дин». Дин не против надеть костюм, если нужно по делу прикинуться агентом ФБР, но он категорически против того, чтобы его в таком виде показывали вечером на Fox. Дин немного паникует, думая о том, что ему придется говорить какую-то политкорректную херню перед камерами. И он просто хочет чувствовать себя в этот момент комфортно.

Поэтому они с Сэмом представляют собой странное зрелище, когда поднимаются в телестудию Fox. Сэм — весь такой серьезный парень в костюме адвоката и с адвокатским же выражением на лице (Дин видел пару серий «Форс-Мажоров», он знает, о чем говорит). Дин же в обычных джинсах и рубашке в клетку — обычный парень («Это костюм дровосека или дальнобойщика?» — съязвил Клайв перед тем, как они с Сэмом ушли на съемки).

Ведущий — приятный мужик с первой сединой в волосах и подвижной мимикой — представляется Терри. Он жмет Дину руку с таким энтузиазмом, что Дин паникует еще больше — особенно, когда замечает камеры, софиты и живую, мать ее, аудиторию.

— Мог бы и предупредить, — вполголоса замечает Дин, пока ему вешают петличку на рубашку.

— Тогда ты точно отказался бы прийти, — в тон ему отвечает Сэм.

Все идет неплохо. Дин — мастер травить байки, он охмурил так не одну девицу в баре, да и мужики частенько слушают его, открыв рот. У Дина снова ощущение дежавю: когда они с Сэмом были в воображаемом телевидении Габриэля, им нужно было подыгрывать. То же самое происходит и сейчас, так что Дин даже думает, что зря паниковал. А потом Терри говорит:

— С Диком Романом и левиафанами понятно. Но каково это — побывать в Чистилище?

Дин неловко смеется и говорит:

— Лучше спроси, Терри, каково вернуться в мир и узнать, что все изменилось.

Сэм поддакивает:

— Дин, наверное, единственный, для кого все это — митинги, поправка в Конституцию и донорская кровь в меню баров — абсолютный сюрприз.

— Если, конечно, не проснулся какой-нибудь старый коматозник, — вставляет Дин, и в зале слышатся смешки, хотя табличку «СМЕХ» в воздух не подняли. — У меня был непростой год, и, конечно, я не думал, что все будет настолько странным. Представляете мое удивление: моего брата показывают во всех новостях, но не как преступника, а Саша Грей ушла из порно.

На этот раз табличку «СМЕХ» поднимают, Терри смеется в кулак, а Сэм закатывает глаза. Но Дин действительно находит это забавным: что теперь, чтобы посмотреть на Сашу Грей, нужно пойти в клуб на ее диджейский сет. Это едва ли не страннее, чем все остальное, серьезно (не считая собаки, но это личные загоны Дина).

Правда, подумать об этом или сморозить еще какую-нибудь не очень смешную глупость Дин не успевает: он даже сквозь фальшивый смех аудитории слышит знакомый звук хлопающих крыльев и чувствует запах озона, сопровождающий только одних существ в мире. Софиты слепят, но Дин может различить две фигуры возле задернутых кулис — и на одной из них точно надет потрепанный тренч. Тренч, который Дин возил в багажнике Импалы, до последнего надеясь непонятно на что.

— Извините, — говорит Дин и срывается с диванчика для гостей, не дожидаясь, пока Терри объявит рекламную паузу.

Кастиэля Дин сгребает в объятья под прицелом нескольких камер в прямом эфире, но ему абсолютно, совершенно плевать. Потому что Кастиэль неловко поднимает руки и обнимает его в ответ, и это — единственное, что вообще имеет для Дина значение.

— Живучий ты засранец, — бормочет он и чувствует невероятное облегчение, когда Кастиэль говорит:

— Я рад, что ты в порядке, Дин.

Дин смеется:

— Никогда не меняйся, чувак, никогда.

— Мои попытки пока ни к чему хорошему не приводили.

— Оставь это дерьмо Чистилищу, Кас, — советует Дин и только тогда разрывает объятья, но не отступая от Кастиэля ни на шаг, будто не он когда-то постоянно напоминал ангелу о личном пространстве.

Габриэль вытаскивает изо рта чупа-чупс с пошлым хлюпаньем, корчит рожу и замечает:

— Не думал, что ты настолько сентиментален, Дино.

Кастиэль закатывает глаза одновременно с Дином, и Габриэль фыркает:

— Спелись окончательно, птенчики. Поболтайте, а я пойду спасать положение, — и Габриэль врывается в прямой эфир шоу так естественно, будто был для этого рожден. Дин даже восхитился бы, но гораздо больше он впечатлен тем, что Габриэль каким-то образом сумел вытащить Кастиэля из Чистилища.

— Пошли отсюда, — говорит Дин и уводит Кастиэля прочь, — кажется, внизу в фойе он видел автомат с дрянным кофе, а это именно то, что ему сейчас нужно. Кастиэль идет за Дином, и от одного лишь звука его шагов Дину становится легче дышать — а он и не подозревал, что у него были с этим проблемы.

Chapter Text

Дин подозревает неладное, когда чертов Клайв пялится на Кастиэля, даже не моргая. Они наконец-то собираются свалить из Лос-Анджелеса в тот самый бункер, который Чарли гордо зовет штаб-квартирой, и Дин забирает у Сэма ключи от Импалы и отправляет его на заднее сиденье вместе с увязавшимся за ними Габриэлем. Дин удивляется, почему тот просто не прилетит к бункеру на своих межпространственных крыльях, но Габриэль только подмигивает и говорит:

— Ты же не просишь об этом своего ангела.

Вот тогда Дин и замечает взгляд Клайва — пристальный, удивленный и очень, очень нехороший. Они с Льюисом и Чарли едут на своей машине, банальном и приметном джипе, и Дин заранее сочувствует Чарли: Клайв мудак, а Льюис — зануда.

— Удивлен твоим выбором, Винчестер, — говорит Клайв, и Дину хочется вмазать ему по челюсти, потому что, пусть Клайв и ошибается в своих выводах, он не имеет никакого права смотреть на Кастиэля так.

— Не твое... — начинает было Дин, но его обрывает Кастиэль, успокаивающе опуская ладонь ему на плечо.

— Не думаю, что Дина интересует твое мнение, — роняет Кастиэль неожиданно резким тоном. Дин даже ждет, что сейчас снова увидит тени от его крыльев — столько скрытой угрозы в голосе Кастиэля. Но тот как-то очень по-человечески усмехается и добавляет: — Ты же не считаешь себя лучшим выбором? Это было бы слишком самонадеянно.

Габриэль аплодирует, и пока Клайв подбирает слова, нелепо приоткрыв рот, Дин командует:

— Валим отсюда. Кас, ты садишься вперед.

— Не говори после этого, что у тебя нет любимчиков, — ворчит Сэм, но Дин только пожимает плечами и спешит завести машину.

Звук мотора Импалы — музыка для его ушей. Дин поглаживает руль, игнорируя комментарии Габриэля, что им с машиной стоит уединиться, и выезжает с парковки. Кастиэль копается в бардачке и показывает Дину кассету, вопросительно склонив голову. И Дин вдруг думает, что вот так могло бы быть всегда: он ведет Импалу по дорогам Америки, а Кастиэль выбирает музыку — из его, Дина, кассет.

Из динамиков вырываются ноты Thunderstuck, и Дин впервые с момента возвращения из Чистилища чувствует, что действительно дома. Он подпевает AC/DC себе под нос, выезжая на дорогу, которая уведет из прочь из Калифорнии.

До бункера хранителей знаний они добираются ночью. Дин в это время отсыпается на заднем сиденье, Сэм сопит рядом, откинув голову назад, а Габриэль строчит кому-то сообщения, перебравшись вперед. Кастиэль останавливает Импалу у железной двери, смотрит пристально на возвышающуюся над входом в бункер заброшенную с виду электростанцию и бросает озадаченный взгляд на Габриэля:

— Как мы не замечали это место раньше? Тут столько...

— Силы? — переспрашивает Габриэль. — О, братишка, ты придешь в восторг от того, что скрыто за этой дверью. Но здесь повсюду защита — найти бункер можно только по прямой наводке, особенно нам.

— Мы приехали? — бормочет, не открывая глаз Сэм, и Дин пихает его в бок чисто из вредности.

— Проснись и пой, Саманта, — тянет он, и Сэм раздраженно вздыхает.

— Быстро мы.

— Мы немного ускорили процесс, — признается Кастиэль. Дин качает головой:

— Чтобы я еще раз пустил тебя за руль.

— Пустишь, — фыркает Габриэль и первым выходит из машины.

...Бункер хранителей знаний огромный, и Дин не уверен, что хоть кто-то уже обошел его весь и заглянул в каждую комнату. Общая зона — просторный зал, стол с картой мира и древней подсветкой — плавно перетекает в библиотеку с еще несколькими столами. Сейчас все столы заняты: за ними с ноутбуками сидят незнакомые Дину люди. По полу тянутся провода, и вся эта атмосфера бесконечного перестука клавиш, горящих огоньков на карте мира и записок, которые люди за компьютерами передают друг другу, отчего-то напоминает Дину военные советы времен Второй мировой, которые порой показывают в фильмах. Только с шифровальными машинками вместо компьютеров.

— Баннеры готовы! — объявляет, появляясь откуда-то сбоку, щуплый парнишка в брюках и белой рубашке. У парнишки азиатский разрез глаз и лицо ботаника — из тех, что почти наверняка оказываются в итоге важными шишками. — Ты, помоги все занести, — командует Дину парнишка и бесцеремонно подталкивает его в спину, в сторону библиотеки.

— Что? Ты вообще кто, пацан? — озадаченно спрашивает Дин, и парнишка окидывает его пристальным взглядом и в изумлении оборачивается к людям за столами:

— Эй, кто притащил сюда сталкера?

— Хэй-хэй, Кевин, это не сталкер, — Сэм заходит в зал, и Дин наконец-то видит его не в костюме — Сэм переоделся в домашние штаны и футболку, на его шее висит мокрое полотенце, а его волосы растрепаны так, что Дину хочется предложить ему розовые заколочки и назвать принцессой.

Парнишка — Кевин — с сомнением косится на Дина.

— Дин Винчестер, — представляется, подмигивая, Дин, и Кевин округляет глаза в удивлении:

— Выбрался из Чистилища?

— Почему все в курсе, что я был в Чистилище? — возмущается Дин. Сэм смеется:

— После твоего фееричного выступления на Fox об этом знает вся страна, Дин. Это Кевин Трен, и он...

— Пророк, — заканчивает за Сэма Кевин и с энтузиазмом пожимает Дину руку. — Наслышан о тебе. Рад, что тебя там не прикончили.

— Пророк? — переспрашивает Дин, чувствуя, что его голова вот-вот лопнет от количества новой информации.

— Долгая история, — замечает Сэм. — А это, — он обводит рукой комнату, и люди за столами на мгновение поднимают на него взгляды, — наша маленькая команда аналитиков.

Оказывается, бункер действительно штаб-квартира — вот только Дин никак не возьмет в толк, каким образом все эти люди совмещают слежку за политическими сводками, аналитику популярности Сэма Винчестера у американцев, проводят соцопросы о поправке в Конституцию и координируют монстров.

— Это мы подсказали оборотням создать партию, — довольно сообщает Дину Кевин и все-таки тащит его за баннерами в библиотеку, в углу которой громоздится потоковый принтер.

На следующее утро Дин попадает не иначе как в самое пекло гонки за общественным мнением. В кухне бункера толпятся люди, среди которых Дин замечает Сэма, Гарта и Чарли, Джоди и Габриэля. Псина тоже тут — лохматая, с длинной шерстью и повышенной любвеобильностью, требует, чтобы Чарли чесала ее живот, что та и делает, приговаривая «Хороший мальчик».

На кухонном столе вместо еды почему-то лежат какие-то листы со статьями и графиками, и Габриэль потрясает в воздухе одним из них, настойчивым тоном уверяя:

— Мы должны это использовать. Его вывели в тренды Твиттера!

— Он ни за что не согласится, — спорит Сэм. — Одно дело пару раз выступить по телеку, но это... Гейб, не...

— У нас есть рычаг давления, — заявляет Габриэль. — Знаешь, такой чудной парень в тренче.

— Что здесь происходит? — подает голос Дин, и Сэм предупредительно качает головой, прежде чем обернуться к Дину.

— Небольшое совещание перед завтраком. Ничего особенного.

— Нда, только я что-то вижу совещание, но не вижу завтрака, — замечает Дин и протискивается мимо пары незнакомых людей к холодильнику. Он открывает дверцу, чувствуя, как ему в спину пялятся несколько пар глаз.

— Серьезно, Сэмми? А есть что-то, кроме кроличьей еды? — возмущенно спрашивает он, игнорируя перешептывания. На его вопрос никто не отвечает, даже Чарли — предательница, — и Дин со вздохом поворачивается ко всем. — Ладно, я не идиот, я понял, что вы тут сплетничали обо мне, девочки. Без обид, — добавляет он, кивая Чарли, Джоди и какой-то незнакомой шатенке с незапоминающимся лицом. — В чем дело?

— Твое нелепое очарование очаровало Америку, — с ухмылкой отвечает Габриэль и снова машет этими листами. — Ты в трендах Твиттера уже сутки, и твою тупую рожу разместили на первой полосе несколько таблоидов. А в New York Times выкатили «аналитику», не готовят ли тебя к выборам президента восемнадцатого года. Там есть даже гипотеза, что ты — проект русских хакеров.

Дин молча таращится на Габриэля, отбирает у него листы и так же молча пялится в графики, кем-то милостиво озаглавленные «Популярность Дина Винчестера». Он в растерянности переводит взгляд с графиков на Габриэля и обратно и в итоге со вздохом говорит:

— Знаете что, я послушаю, что вы тут собирались сделать, но только после нормального завтрака и хотя бы одной кружки кофе. И куда опять делся чертов ангел?

Габриэль хихикает:

— У него особое партзадание.

И в этот момент Кастиэль появляется рядом с Дином шорохом крыльев, а в руках у него пакет, из которого до Дина доносится великолепный, сногсшибательный запах хорошего вишневого пирога. Кастиэль бросает на Габриэля недовольный взгляд и сообщает:

— Это последний раз, когда я хожу в магазин.

— Чего это? Ты справляешься с этими лучше Сэма, — замечает Дин, забирая у него пакет и вытаскивая не только пирог, но и нормальные, черт побери, продукты — из которых можно сделать самый адекватный американский завтрак, а не это все диетическое, что так любит Сэм.

Кастиэль напряженно поводит плечами и объясняет:

— Меня трижды спросили о тебе, Дин, и я не уверен, что намерения этих людей были чисты.

— Я же говорю, ты проснулся популярным, — тянет с ухмылочкой Габриэль и как-то удивительно резво выгоняет почти всех из кухни. Остаются только он, Сэм, незнакомая шатенка и Кастиэль. Шатенка завоевывает в глазах Дина пару очков, потому что заряжает кофемашину.

— Спасибо, Амелия, — говорит ей Сэм, и Дин замирает со сковородой в руках.

— Это и есть та самая Амелия? — неверяще уточняет он, и девушка — Амелия — бросает на него удивленный взгляд.

— Да, я Амелия, — подтверждает она, поколебавшись, и спешит уйти из кухни, оставляя перед кофемашиной очередь из трех кружек.

Дин думает, что она странная, и что Сэм мог найти кого-то получше — они ведь совсем не смотрятся вместе. Да у Сэма с Габриэлем химии больше, чем с этой Амелией.

Сэм неловко прокашливается и говорит, пока Дин греет на сковороде масло и жарит бекон:

— Мы хотим предложить тебе выступить на нескольких митингах. Цифры показывают, что тебя готовы послушать даже на юге. Ты в трендах Твиттера даже по Техасу.

— Потому что я говорил не эту вашу занудную политкорректную херню, а рассказывал, как убивал монстров, — замечает Дин.

— Да, только твои обнимашки с моим младшим братом подпортили статистику, — роняет Габриэль. Кастиэль хмурится — Дин слышит это по его голосу, ему даже не нужно отвлекаться от плиты:

— Почему это может что-то испортить?

— Потому что, дитя цветов, Техас — не самый толерантный штат, — иронично отвечает Габриэль, и Дин оборачивается, угрожающе тыча в него промасленной лопаткой, с которой на пол капает жир от бекона:

— Не порти мне ангела. Не слушай его, Кас.

Кастиэль бросает на Дина какой-то странный взгляд и уточняет:

— То есть наша встреча бросила тень на твою гетеросексуальность?

Дин чертыхается и восклицает:

— Черт побери, довольно сложно бросить тень на то, чего нет! Как мы вообще пришли к этой теме?

Кастиэль отчего-то выглядит довольным, а у Сэма на лице написано такое странное выражение, которое Дин даже не берется расшифровывать. Так что он закатывает глаза, неодобрительно косясь на хихикающего Габриэля, и напоминает:

— Сэмми, моей сиреной был мужик, тебя вообще ничто не смутило?

— Но...

Дин неловко поводит плечами и замечает:

— Не такое большое дело.

Бекон на плите напоминает о себе шкворчанием, и Дин возвращается к своему будущему завтраку, в который раз за это утро игнорируя взгляды, сверлящие его спину.

Chapter Text

— Смерть монстрам! Смерть монстрам! Смерть монстрам! — скандируют люди на улице и потрясают кулаками в воздухе. Они облепили выставленные на площади ограждения, но пока не пытаются перелезть — полиция стоит перед ними с дубинками внушительной цепью.

Накрапывает дождь, и Дин с самого утра задается вопросом, какого черта Оклахома зовется югом, если здесь бывает такая дрянная промозглая погода — ветер бил по окнам гостиницы всю ночь.

По другую сторону оцепления уже час стоит другая толпа — они держат плакаты со значком мира и надписями: «Мой брат вампир, и я его люблю», «Выйду замуж за вервольфа» и еще более странное «Каждой твари по паре». Толпа одобрительно гудит под речь Сэма — тот на сцене уже минут двадцать, и Дин со своего места за колонками видит, что раздражающая морось уже промочила его волосы настолько, что шевелюра Сэма больше напоминает прическу книжного профессора Снейпа.

Кастиэль вздыхает рядом и замечает:

— Эти люди ведь совсем не понимают, о чем на самом деле говорит им Сэм.

— Думаешь? — саркастично переспрашивает Дин, но Кастиэль привычно не считывает сарказм и серьезно отвечает:

— Я могу слышать их мысли, Дин, они очень громкие. И довольно... грязные.

— Плохая идея собирать митинг из кучки чокнутых хиппи и романтичных девиц, — говорит Дин.

Сэм, как назло, заканчивает свою речь, срывая аплодисменты, и Дин нехотя поднимается — ему в лицо тут же прилетает порыв ветра.

— Мой брат и человек, освободивший нас от левиафанов, — Дин Винчестер! — представляет его Сэм, и кто-то, черт побери, визжит — тем самым противным дельфиньим звуком, на который срываются некоторые девчонки на концертах.

— Как я выгляжу? — зачем-то спрашивает Дин у Кастиэля, и тот с убийственной честностью в голосе отвечает:

— Прекрасно, Дин.

Кастиэль смотрит на него в своей привычной манере, не оставляя пространства для маневра пристальностью взгляда, и Дин неловко кашляет в кулак, бормочет невразумительное:

— Ага, эм, спасибо, чувак, — и выходит под моросящий дождь, чтобы забрать у Сэма микрофон.

Почему кто-то решил, что Дин хорош в публичных выступлениях? Он смотрит на толпу людей перед сценой, и у него кружится голова, как будто бы он оказался в чертовом самолете. Ему что-то кричат, но Дин теряется: да, Сэм пихнул ему накануне заготовленную речь, но Дин, если честно, просто пробежался по ней взглядом и засунул в бардачок Импалы, да так там и оставил.

Сэм жестами показывает ему что-то ободряющее, прячась за колонками, что довольно смешно, потому что он такая дылда, что его все равно видно. Кастиэль смотрит, склонив голову набок, и как-то мягко улыбается — редкое, чертовски редкое зрелище, от которого что-то ноет в груди.

Но это действует отрезвляюще, и Дин делает то, что умеет лучше всего: импровизирует.

— Привет всем, да, это я убил Дика Романа, — начинает он и морщится, когда люди с глупыми плакатами кричат и аплодируют. — Да-да, знаю, это круто и все такое. Но я бы хотел поговорить не с вами, простите, девочки, — он подмигивает и спиной чувствует испепеляющий взгляд Сэма. — У меня, конечно, была речь. Знаете, о том, как важно быть людьми в любой ситуации, улыбаться всем, несмотря на цвет кожи, количество зубов, наличие когтей или ориентацию. Но мне кажется, об этом вам уже рассказал мой брат Сэм. Да и кто угодно другой — на каждом канале сейчас столько лицемеров, которые цепляют к себе флаги и идеи, которые на самом деле не разделяют. Все это дерьмо не для меня.

Разговоры перед сценой стихают, и на него смотрят в замешательстве. Дин ухмыляется и, приложив ладонь козырьком ко лбу, смотрит на противоположный конец площади, где свистят и улюлюкают, упорно скандируя:

— Смерть монстрам!

Дин подхватывает:

— Смерть монстрам! Смерть монстрам! Да, звучит агрессивнее, чем «Миру мир». Эй, вы, за ограждением, меня слышно? Я хочу рассказать вам одну историю — именно вам, потому что я сам ходил раньше по планете и думал: «Смерть монстрам!» Ну или как-то так, если в общих чертах.

— Нам не нужна твоя мораль! — выкрикивает какой-то мужик из толпы по другую сторону ограждения. Он размахивает флагом с символикой неонацистов.

— Вот это сила легких, впечатляет, — замечает Дин. — Слушай, приятель, я тебя понимаю. Если бы я спокойно чинил себе всю жизнь автомобили и пил с приятелем пиво в баре, а потом мне сказали, что монстры существуют, выглядят так же, как мы, и что монстром вообще может быть каждый... Ну, я бы скорее всего оказался на твоем месте. Но вот какая штука. Я отрубал головы не всем монстрам, которых встречал. И об одном из них я вам расскажу — это вампир, и его я встретил в Чистилище.

Дин берет паузу, чтобы собраться, и продолжает:

— Чистилище — это не место для увеселительной прогулки. Туда попадают монстры и только монстры, годами привыкшие скрываться и выживать, грабя и убивая. Немного напоминает выходцев из гетто, верно? Они обозлены, они голодны, они измотаны. Конечно же, человек для них — самая главная цель и мишень. Да, человека можно съесть, выпить или что угодно. Но еще человек — это билет на свободу, вот такой вот парадокс. И мне повезло встретить этого вампира, — назовем его Ленни, вы же не думаете, что я скажу его настоящее имя? Ленни открыл мне глаза: у монстров тоже могут быть понятные нам, людям, желания и привязанности. У Ленни была жена, он хотел ее спасти и готов был ради этого пройти через настоящую мясорубку в Чистилище. И заодно спасти мне жизнь — раз или двадцать, но кто такое считает. Я стою тут только потому, что оказалось: с монстрами можно договориться. С ними можно сосуществовать. Они отличаются от нас только тем, что мы находимся на разных звеньях пищевой цепочки. Но Ленни с удовольствием пьет донорскую кровь, и ему совсем не нужно ловить людей в подворотне и раздирать им горло.

— Херня! — выкрикивает кто-то, и Дин показывает в ответ средний палец.

— Херня — это становиться теми монстрами, против которых вы там выступаете, — замечает Дин и уходит со сцены, бросив микрофон в руки растерянному парню, который отвечал за организацию этого митинга. Тот предсказуемо микрофон не ловит, и он со стуком падает на сцену, издавая противный высокий звук.

— Ты феерический придурок, — говорит обалделым голосом Сэм и хлопает Дина по плечу. — Что еще за Ленни?

— Друг, — коротко отвечает Дин, и Сэм возвращается на сцену, чтобы добавить пару слов: например, о том, что не нужно называть вампиров и вервольфов монстрами, «потому что это не политкорректно, Дин».

Кастиэль уводит Дина прочь, и почему-то их никто вокруг не замечает.

В номере очередного отеля тихо и темно — из-за плотных штор не пробивается даже свет фар проезжающих мимо автомобилей. Дин ворочается с боку на бок и никак не может устроиться так, чтобы легко заснуть. В голову лезут дурацкие мысли — вроде того, не случится ли гражданской войны и не устроят ли южане вторую сегрегацию после того, как Конгресс рассмотрит поправку о сверхъестественных существах. Дину странно, что опасение этого занимает его мысли почти как тревога по поводу очередного Апокалипсиса. Абсурд, но Дину кажется, что остановить Апокалипсис проще, чем договориться с Конгрессом и недовольными упертыми консерваторами.

Черт возьми, да Дин даже ни разу в жизни не ходил на выборы, а тут — Конгресс.

— Я могу тебя усыпить, если хочешь, — звучит вдруг голос Кастиэля, и Дин невольно подскакивает на кровати. Кастиэль — в неизменном тренче, костюме и перекрученном галстуке — сидит в кресле у окна и держит в руках книгу. Дин невольно задумывается, как давно он там сидит: шороха его крыльев он не слышал. А этот звук его мозг способен зарегистрировать даже в самом утомленном состоянии.

— Кас, твою мать, — выдыхает Дин и в раздражении больше на себя, чем на кого-то еще, трет лицо ладонями. — Почему ты здесь?

— Я могу уйти, — Кастиэль откладывает книгу на стол и начинает подниматься, но Дин мотает головой:

— Я не об этом спросил.

— У меня обычно нет своего номера, — замечает Кастиэль, усаживаясь обратно в кресло. — Габриэль остановился в номере Сэма, и я подумал...

— Гейб у Сэма, ха? — Дин усмехается и качает головой. — Они меня действительно принимают за идиота. К тому же, еще и слепого.

Кастиэль хмурится — Дин едва может разглядеть его лицо, но отлично знает, что между бровей у него сейчас тревожная морщинка. Дин так хорошо знает повадки Кастиэля, что не сомневается — выражение его лица он может угадывать по голосу. Хотя для большинства, даже для Сэма, Кастиэль как будто обычно говорит безэмоционально, но Дин знает, на что обращать внимание, к чему прислушиваться. Особенно сейчас — после Чистилища.

— Я все хотел спросить, — начинает Дин. — Почему ты меня оттолкнул? Почему выпустил мою руку?

— Ты знаешь, почему, — бормочет Кастиэль, и Дин чертыхается:

— Ни хрена я не знаю, Кас. Ты не хотел возвращаться, я помню, но...

— Я сделал очень большую ошибку, Дин. Я погубил сотни ангелов, и еще больше — людей. Я заставил тебя думать, что считаю тебя ничего не значащим ничтожеством. Я согрешил, Дин, я должен был понести наказание. Это... должно было быть искуплением.

— Глупость не может быть искуплением, — чересчур агрессивным тоном замечает Дин, но Кастиэль даже не меняется в лице. Дин со вздохом выбирается из-под одеяла и подходит, шлепая босыми ногами по полу, к Кастиэлю — так близко, что их колени почти соприкасаются. Дин каким-то автоматическим, едва ли осознанным движением поправляет смявшийся ворот его тренча и мягко говорит: — Искупление, Кас, — это исправить свои ошибки. Страдания и жертвенность окупаются только в Библии. В настоящем, реальном мире все иначе.

— Габриэль сказал мне почти то же самое, — сообщает Кастиэль. — В более резких выражениях.

— Я готов терпеть этого засранца только за то, что он вовремя вытащил тебя из Чистилища, — признается Дин. — Мне снится твой взгляд. В тот момент, когда ты оттолкнул мою руку и остался там. Я, мать его, прошел через Ад, я видел уйму всякого дерьма, но снится мне именно это. Я просыпаюсь с мыслью, что тебя нет. Это отстойная мысль, Кас. Она мне не нравится.

— Прости, — выдыхает Кастиэль. — Я не хотел, чтобы ты так себя чувствовал.

Он сцепляет руки в замок, как будто не знает, куда их деть, но смотрит прямо на Дина. И с этого расстояния он даже может видеть лицо Кастиэля — тревожные тени под глазами, которые так и не исчезли после возвращения из Чистилища, напряженный излом губ и взгляд, который больше говорит об упрямой убежденности в собственной правоте, чем о каком-то раскаянии.

Дин думает, что это даже немного иронично, то, как Кастиэль раз за разом наступает на одни и те же грабли гордыни и уязвленных принципов.

— Однажды ты сказал, что пошел против воли Небес ради меня, — напоминает Дин. — Но это — твоя жизнь, твое искупление или что угодно еще — должно быть ради тебя самого, хорошо? Не из жалости к себе, не из сожалений, груза ответственности или чувства долга. Ради. Тебя. Самого, — с расстановкой произносит Дин и наклоняется, чтобы оставить на губах Кастиэля поцелуй. Их губы едва соприкасаются, а Дину кажется, что он с головой погрузился в кипящую лаву.

Когда Кастиэль смотрит ему в глаза, будто прямо в душу, до Дина как-то резко доходит нелепость всей ситуации: он отчитал ангела, стоя перед ним в одних трусах, и будто этого мало — поцеловал. Он делает шаг назад, но расстояние между ними меньше не становится, потому что Кастиэль поднимается из облюбованного им кресла тут же, словно его к Дину притягивает магнитом.

— Не так плохо бунтовать ради того, чья душа так прекрасна, — говорит Кастиэль севшим на полтона голосом, и от его тембра у Дина по спине бегут мурашки.

— Так ты это имел в виду на митинге, — зачем-то говорит Дин, и Кастиэль вздыхает, закатывая глаза:

— Нет, Дин, я говорил не только об этом, — и подается вперед, чтобы поцеловать Дина уже по-настоящему. И — уау — он действительно многому научился у разносчика пиццы. Дин даже завидует Мег на какой-то короткий миг, а потом ему становится не до этого — рука Кастиэля ложится на его плечо, в том самом месте, где после Ада осталась отметина от его ладони, и Дин как-то особенно ясно понимает, к чему все идет.

В конце концов Дин засыпает как убитый, и кому какое дело, что происходит это уже под утро и в объятиях прижимающегося к нему обнаженного ангела.

Chapter Text

Когда Дин заходит в кухню бункера, Сэм сидит за столом и с хмурым видом смотрит сюжет из Теннесси, где группа радикалов ворвалась в церковь во время свадебной церемонии и устроила стрельбу. Стреляли хаотично, просто из-за слуха, что кто-то в семье невесты — из монстров. Кадры выглядят безобразно, и даже Дин чувствует комок подкатывающей тошноты в горле.

— Пять человек находятся в тяжелом состоянии в больнице, в том числе священник, — рассказывает строго одетая ведущая новостного выпуска. — Двое погибли на месте. Есть ли среди пострадавших или погибших молодожены, достоверно неизвестно, но очевидцы сообщили, что невесту увезли из церкви парамедики. На этих кадрах...

Дин тащит с тарелки Сэма тост и захлопывает крышку ноутбука. Сэм возмущается:

— Чувак!

— Не хочу портить утро, — объясняет Дин и запускает кофемашину, откусывая от тоста сразу почти половину. — Мы что, теперь охотимся на людей?

— Не охотимся, а занимаемся урегулированием конфликтов, — поправляет его Сэм и болезненно кривит губы. — Это же сумасшествие, Дин. Они ведь наверняка были даже не правы, невеста выглядела совершенно нормально, да и в городе все было спокойно.

— Я ни в коем случае не оправдываю насилие, — предупреждает Дин. — Но ты не можешь делать вывод о девчонке по одной только ее фотке в выпуске новостей.

— И ты думаешь, что это было бы нормально, будь...

— Нет, Сэмми, я этого не говорил, — Дин с укором тычет в него остатком тоста. — Это ты сделал такой вывод. Ты меня демонизируешь. Или так говорить теперь тоже не политкорректно?

— Возможно, — Сэм строит раздраженное лицо. — У нас пять дней до заседания Конгресса, и я просто... Ничего ведь не изменится толком, даже если примут поправку.

— Почему нет? — Дин пожимает плечами и салютует Сэму кружкой с кофе. — Сам посуди: они задумаются, прежде чем хвататься за оружие.

— И ты в это веришь? Ты, из всех людей?

— Откуда столько сомнения в людях, Сэмми? — Дин хмыкает. — Слушай, я знаю, что для тебя вся эта тема — такая же идея-фикс, как мое желание отыскать отца несколько лет назад. Я делал все, что мог, теперь все, что можешь, делаешь ты.

— После Чистилища тебя подозрительно тянет на философию и задушевные разговоры, — замечает Сэм. — На тебя не похоже.

Это звучит как приглашение к откровенному разговору, но Дин по-прежнему не хочет говорить с Сэмом о Чистилище. Одно дело рассказать пару эпизодов о Бенни, и совсем другое — позволить кому-то еще анализировать его поступки. Дин не готов говорить о Чистилище, потому что не готов признавать хоть перед кем-то, что мудак-Клайв был прав, когда говорил, что Дин скорее похоронит часть себя, чем позволит делать то, что хочется.

Вот только правдой это было до Чистилища, и смятые простыни в комнате Дина и очаровательно сопящий в подушку Кастиэль этому одно из самых красноречивых доказательств.

Дин просто хочет сменить тему, поэтому роняет:

— А на тебя не похоже придумывать себе воображаемую девушку, чтобы прикрыть задницу. Амелия вообще в курсе, что она вроде как с тобой встречается?

Сэм — вот же засранец — даже не краснеет, только вскидывает брови, будто собирается все отрицать с завидным упорством.

— Брось, — тянет Дин. — Я, может, не умный брат, но у меня есть глаза. Эта Амелия тебе никто. В отличие от одного мудака-архангела.

— И давно ты понял? — в голосе Сэма все же звучат неуверенные нотки, и Дин фыркает:

— Сложил два и два после того, как он вернул Каса. Я думал, ты волновался из-за всей этой шумихи, но когда Гейб появился в студии, ты расслабился.

— Ты же даже не смотрел на меня!

— Смотрел. Когда мы с Касом спустились вниз. У автоматов с кофе висят телевизоры, знаешь ли. Ты на него пялился, Сэмми. И ваши с ним гляделки очевидны для всех, у кого есть глаза.

У Сэма все-таки алеют скулы, и Дин усмехается:

— Неужели даже не будешь все отрицать?

— Я не ты, — бурчит в ответ Сэм, поднимая крышку ноутбука, словно разговор окончен. Дин чувствует себя победителем в этой короткой перепалке, но, чтобы внести ясность, добавляет:

— У нас с Касом все отлично, спасибо, что спросил.

Сэм давится своим чаем, и Дин от души хлопает его по спине.

С приближением дня слушания в Конгрессе бункер все больше походит не на воинскую штаб-квартиру, а на избирательный штаб. Свернутые в рулоны баннеры захламляют общую зону вместе с коробками, набитыми под завязку значками, лентами и наклейками — с когтями и клыками, точно такую же эмблему Дин видел на дверях бара, куда они заходили вместе с Бенни. Стук клавиш будто становится громче с каждым часом и прерывается только пару раз в день, когда Чарли проводит короткие летучки с аналитиками и теми несчастными, которых посадили мониторить социальные сети и строчить промонстровые комментарии.

Дин наблюдает за всем этим, облокотившись о перила неподалеку от входа в бункер. Гарт, вернувшийся пару часов назад из коммуны вервольфов в Алабаме, стоит рядом, уронив голову на руки. Он расстроен, потому что в Алабаме новость о существовании сверхъестественного восприняли не так оптимистично, как всем хотелось бы. И вокруг коммуны выстроили блокпосты, пропуская через них только людей, — оказывается, и это еще одна новость для Дина, за этот год люди научились вычислять монстров по составу крови. Не всех, конечно, но экспресс-анализы заставляют сдавать на каждом транспортном узле в консервативно настроенных штатах. И на таких вот блокпостах, которых по всей Америке становится все больше. Где-то, как в Алабаме, все настолько плохо, что монстров отрезают от средств к существованию. Дин думает, что они еще не бросились уничтожать людей только каким-то чудом.

— В Бримингеме предлагают признать незаконными все браки со сверхъестественными существами, — говорит Гарт, и его голос едва не тонет в стрекоте клавиатурных очередей. — А в Атланте требуют проводить дополнительные тесты для спортсменов. На выявление примесей сверхъестественных существ.

— Зато в Силиконовой долине выпустили приложение для знакомств с монстрами, — сообщает ему Дин. — Чарли говорит, его уже заметили в Эпл-сторе, две сотни тысяч скачиваний.

— Быть сверхъестественным существом в две тысячи двенадцатом — отстой, — стонет Гарт, но с интересом уточняет: — А что там с приложением?

— Обычная фигня для знакомств, — пожимает плечами Дин. — Но ставлю десятку, там пока настоящих монстров — процентов пять. Едва ли кто-то из них в Техасе или Оклахоме захочет засветить свое лицо.

Гарт морщится:

— Видел сюжет с той свадьбы в Теннесси. Что говорит Гейб?

— Что мы в жопе. — Габриэль появляется за их спинами с хлопаньем крыльев. — Мой знакомый в Вашингтоне говорит, что Конгресс может объявить о переносе рассмотрения поправки. Отец невесты из Теннесси, оказывается, довольно активный республиканец, его даже выдвигали в сенаторы.

— И почему перенос — это плохо? — Дин вопросительно смотрит на Габриэля, и тот качает головой, цокая языком:

— Ты совсем ничего не смыслишь в политике.

— Меня смущает, что в ней что-то смыслишь ты, — замечает Дин. — Невольно задумываешься, кто отправил старину Эйба в театр.

Габриэль изумленно смеется:

— Это самое неожиданное предположение, Дино.

В это время из библиотеки выскакивает с ноутбуком под мышкой Кевин — он сгоняет с места одного из аналитиков, подключает свой ноутбук к проводу, тянущемуся к проектору, и просит:

— Соберите всех и выключите свет, через две минуты экстренный выпуск новостей.

— ...Из-за ЧП в Теннесси Конгрессом Соединенных штатов Америки принято решение перенести заседание, посвященное поправке о сверхъестественных существах, — говорит ведущий CNN, пока на экран сбоку выводят кадры из церкви. Габриэль чертыхается у Дина над ухом, но никак не комментирует. — Оно состоится завтра в полдень. Уже сегодня в Вашингтон начали съезжаться...

Кевин убавляет звук и объявляет:

— Они не собираются давать нам слово.

— Значит, нам нужно привлечь к себе внимание, — предлагает Сэм. Чарли добавляет:

— Я могу хакнуть их и устроить им прямую трансляцию из бункера.

— Чтобы нас обвинили в кибертерроризме? — скептически роняет Габриэль. — Уж лучше поднять шумиху в прессе. И прямо сейчас.

— А почему бы нам не отправиться в Вашингтон и не добиться выступления в Конгрессе лично? — подает голос Кастиэль, и Дин тут же находит его взглядом — тот стоит на пороге библиотеки, держит потрепанный книжный том в руках и всем своим видом напоминает университетского профессора.

— И не только нам, — подхватывает Дин. — Мы же можем позвать тех монстров, которые уже показали себя с хорошей стороны.

— Сверхъестественных существ, Дин, — дотошно поправляет его Сэм.

— Да без разницы, — он отмахивается. — Если поднять их сейчас, то кто-то наверняка успеет добраться.

— А кого-то можем доставить и мы с Габриэлем, — добавляет Кастиэль. Габриэль фыркает, перевешивается через перила, плечом оттесняя Дину в сторону, и спорит:

— Братишка, я в извозчики не нанимался!

— А ради Сэма? — с милой улыбкой уточняет Дин вполголоса, и Габриэль корчит ему рожу.

— Ладно-ладно, кого-нибудь доставлю, — соглашается он и явно намеренно наступает Дину на ногу, когда тот не очень убедительно прячет смех за кашлем.

Чарли хлопает в ладоши и командует своей армии компьютерных червей:

— Тогда вперед. Тони, ищи дружественные кланы в Филадельфии и Мичигане, Кэри — на тебе, прости, Теннесси и Кентукки, Стив...

— А ты, Дино, позвони своему другу Бенни, — говорит Габриэль, и Дин с удивлением смотрит на него:

— Откуда ты знаешь его настоящее имя? Я не...

— Ты не говорил, но помнишь, кого я вытащил из Чистилища? — Габриэль усмехается и исчезает прежде, чем Дин успевает ответить.

Бенни отвечает на его звонок после третьего гудка, насмешливо слушает все Диновы объяснения и обещает:

— Без проблем, бро. Я как раз в Вирджинии.

О том, что в Вирджинии же Клайв и Льюис, Дин не вспоминает.

Chapter Text

Габриэль, кажется, считает, что раз Дин все знает, то не нужно соблюдать приличия. По крайней мере, Дин хочет надеяться, что приличия не соблюдает в первую очередь он, а не его младший брат, с которым Габриэль целуется на общей кухне бункера. Дин застает их после того, как отвозит Чарли и Гарта в аэропорт, — в пять утра, по подсвеченной одними фонарями дороге.

Дин ненавидит ранние подъемы. Он уже не в том возрасте, чтобы легко вставать и не потирать ноющее на утреннюю прохладу плечо, которое он выбивал несколько раз в драках с монстрами. Это утро какое-то особенно холодное и промозглое, и Дин идет из гаража бункера в сторону кухни, чувствуя тупую ноющую боль в плече.

А потом видит Габриэля на коленях своего младшего брата и, черт побери, кажется даже их стояки, и утро стремительно бьет все рекорды паршивости.

— Вашу мать, ну не за кухонным же столом! — возмущается Дин. — Мы здесь готовим и едим, у вас что, нет совсем ничего святого?

Сэму достает деликатности, чтобы промолчать и виновато потупиться, но Габриэль едко тянет:

— Что, Дино, завидуешь?

— Было бы чему, коротышка, — фыркает Дин и проходит мимо них к кофемашине — ее он успел полюбить за несколько дней в бункере самой светлой и искренней любовью.

— Не строй из себя неженку, — говорит все-таки Сэм. — За жизнь с тобой под одной крышей, Дин, я видел и не такое.

— Справедливо, — поддакивает ему Габриэль.

— Но мы пойдем и... — начинает Сэм, но Дин отрицательно качает головой, делает глоток кофе и требует:

— Никакого «мы пойдем». Как это у вас вообще случилось? Я вернулся больше недели назад, а до сих пор не знаю, что сподвигло самого ушлого из архангелов ввязаться во всю эту историю с монстрами.

Дин садится за стол прямо напротив них, устраивается поудобнее и, с шумом отхлебывая кофе, вопросительно смотрит на Габриэля. Тот неохотно перетекает с колен Сэма на соседний стул и уточняет:

— Ты не поверишь, если я скажу, что просто хотел залезть твоему брату в штаны?

— Гейб! — восклицает Сэм.

— Фу, — одновременно с ним кривится Дин. — Звучит похоже на тебя, но нет. Карты на стол, Гейб.

Габриэль молча смотрит на Дина какое-то время, потом со вздохом достает из воздуха наполненную конфетами миску и, шурша фантиками, говорит:

— Вскоре после вашего с Касом ухода в закат до меня дошли слухи, что на Небесах снова не все спокойно. И что ангелы пытаются найти скрижали — письмена, записанные со слов Бога. Я не собирался вмешиваться — у меня была чудесная вилла на Сицилии, коктейли каждый вечер и покер по субботам. Но этот йети, — Габриэль толкает Сэма плечом, — начал мелькать на экранах с Кевином. Все ангелы знают имена пророков, а с вашим винчестеровским везением нетрудно было догадаться, что Сэм втянул в разборки с участием всех существ мира не просто тезку, а самого настоящего пророка. И раз это понял я, то поняли бы и другие.

— Так парнишка — ключ к этим скрижалям? — уточняет Дин.

— Оказалось, да, — невесело усмехается Сэм. — Мы чуть не потеряли его дважды и никак не могли взять в толк, почему за ним охотятся и демоны, и ангелы. А потом появился Гейб.

— И вручил тебе ключ от своего сердца, — приторным голосом заканчивает за него Габриэль, но тут же меняет тон на более серьезный: — Я не хочу, чтобы мои братья и сестры устроили очередную войну. Вы с Сэмом сломали к чертям всю предопределенность, и я подумал: мне нравится жить в этом мире. Я не хочу, чтобы его разрушили.

— Поэтому вы спрятали Кевина в бункере, — кивает Дин. — Надеюсь, скрижали вы сюда не притащили?

Габриэль ухмыляется:

— О, я спрятал их в очень надежном месте. Оттуда так просто не выберешься. — Он с намеком смотрит на Дина.

— Но там же проходной двор из монстров. — Дин прикидывает, что монстры могут сделать со скрижалями за шанс выбраться, за шанс вернуться к обычной жизни и старым-добрым убийствам слабых ради выживания. — Это...

— Мы с Кастиэлем все предусмотрели, не волнуйся, — Габриэль подмигивает. — Так что очередная война ангелов и демонов нам не грозит. Во всяком случае пока.

— Слабое утешение, — роняет Сэм и со вздохом тянет Габриэля за собой. — Мы все-таки пойдем, Дин.

— Чтоб больше вас на кухне в таком виде не было, — грозится им вслед Дин и остается допивать кофе в тишине. Его ждет чертовски долгий день.

Бенни не отвечает на звонки, хотя уже должен быть не только в Вашингтоне, но и у Капитолия. Это тревожит не только Дина, но и остальных: Сэм то и дело поглядывает на часы, бросая на Дина вопросительные взгляды, Габриэль шуршит обертками конфет в два раза больше обычного, и даже Кастиэль хмурится, выглядывая в окно.

Охрана пропустила их в Капитолий без проблем, хотя формально пропуск был выписан только на имя Сэма. Но Габриэль не просто так сотни лет морочил людям головы, чтобы его остановила пара дотошных охранников. Так что они вчетвером сидят в неброско обставленной комнате в ожидании, когда же их пригласят.

До полудня остается все меньше времени.

Сэм нервным жестом поправляет галстук и прокашливается:

— У нас же получится, да?

Дин, который не может сидеть на месте и просто ждать, замирает у окна рядом с Кастиэлем и смотрит, как в отдалении, за забором, Чарли кричит в мегафон, чтобы скоординировать толпу монстров и им сочувствующих. Где-то там Гарт выдает плакаты, некоторые из которых уже растянуты вдоль забора. Дин щурится, чтобы разобрать надпись на одном из них: «Оставьте Средневековье в прошлом! Нет новой охоте на ведьм!» Довольно иронично, учитывая, что с ведьмами обычно больше всего проблем.

— Получится, — уверяет он Сэма, хотя на самом деле никакой особой веры во все эти законодательные игры у него нет. Нельзя заставить людей изменить свое мнение в одночасье, уж это Дин знает как никто. Ему потребовались годы и несколько тяжелых жизненных уроков, чтобы понять: мир не делится на черное и белое. Все это — изменение мира и примирение людей и монстров — рискует затянуться на годы. Хотя с поправкой, конечно, будет немного проще. По крайней мере, монстры не останутся без работы, крыши над головой и возможности жить со своими семьями, кланами, стаями или как там еще называются все их объединения.

— Мы проделали огромную работу, — замечает Габриэль. — Если соцопросы Чарли верны, нас поддерживают шестьдесят три процента американцев.

— Вот только оставшиеся тридцать семь готовы перегрызть нам глотки, — роняет Дин и снова набирает номер Бенни. Механический голос автоответчика сообщает:

— Вы позвонили Бенджамину Лафиту, сейчас он не может ответить на ваш звонок. Вы можете оставить сообщение после звукового сигнала. — В трубке раздается равнодушный писк.

— Черт, Бенни, куда ты пропал? — вполголоса выдыхает Дин и сбрасывает вызов.

— По-прежнему ничего? — Сэм снова косится на часы. — Девять минут.

— Я могу его найти, — предлагает Кастиэль уже во второй раз за то время, что они внутри Капитолия. — Бенни не защищен от ангелов, так что...

— Ты тоже нужен здесь, — спорит Габриэль.

— Не так, как Бенни, если ты не задумал устроить публичную демонстрацию крыльев, — Кастиэль закатывает глаза. — Бенни здесь нужнее.

— Восемь минут, — со вздохом замечает Сэм и бросает на Габриэля умоляющий взгляд. — Почему ты так против, чтобы...

— Потому что, Сэмми, пропавший участник нашей делегации — это проблема. Он почти наверняка попал в неприятности. А мы не можем рисковать репутацией...

— Да в задницу твою репутацию, — рычит Дин. — Бенни вытащил меня из Чистилища. И если я могу что-то сделать...

— Вот ты точно никуда не пойдешь, — Габриэль нехорошо щурится и ожесточенно сминает в руке фантик от мини-батончика «Марс». — Если ты не выступишь перед палатой представителей...

Дин бросает на Кастиэля вопросительный взгляд, и тот едва заметно кивает. Дин усмехается:

— Сверим часы, Сэмми. Мы будем здесь через пять минут вместе с Бенни, гарантирую.

И Кастиэль уносит Дина прочь из Капитолия, прежде чем Габриэль успевает сказать хоть слово.

— ...Вот дерьмо! — ругается Дин, неловко приземляясь на что-то скользкое и неприятно чавкающее. От падения его удерживают только руки Кастиэля, крепко ухватившие его за плечи.

Дина немного мутит — уже почти привычно, и он сплевывает вязкую слюну на пол.

— Бенни и правда попал в неприятности, — замечает слишком спокойным тоном Кастиэль. Дин с ним согласен — где бы они ни оказались, слово «неприятности» подходит этому месту больше всего. Потому что скользким и неприятно чавкающим оказался ковер — некогда пушистый и наверняка уютный, а сейчас пропитанный кровью. Кровь вообще повсюду — пятна и следы от окровавленных рук покрывают обивку дивана, бурые брызги уже подсохшей крови на стенах и даже потолке. Пол усыпан осколками стекла.

Дин жалеет, что не взял с собой пушку на встречу с Конгрессом, — в глубине дома слышатся шаги и неразборчивая речь, и пушка точно пригодилась бы. Кастиэль прикладывает палец к губам и неслышно идет вперед, сжимая в руке свой клинок. Дин в который раз думает, что надо бы расспросить его, как ангелы так лихо прячут клинки в рукавах, и взять ответ на вооружение.

Пока что он может вооружиться разве что кочергой от камина, что в принципе не так уж плохо.

Они проходят через гостиную, минуют коридор и замирают возле двух дверей: та, что слева, закрыта, и на ней красуется кровавый смазанный след от ладони, а дверь справа чуть приоткрыта и из-под нее в коридор падает тонкая полоска света. Говорят именно за этой дверью, и Дин хмурится, когда наконец-то разбирает слова:

— Я не трону девчонку, если ты публично возьмешь на себя вину.

И вот какая штука — этот ублюдский голос Дин знает. Кастиэль тоже его узнает и первым врывается в комнату.

В этой комнате когда-то жил ребенок — к потолку приклеены светящиеся звезды, на стенах висят постеры со «Звездными войнами», — и Дин только надеется, что кровь в гостиной не этого ребенка. Клайв держит нож у горла девушки в униформе с бейджиком, девушка дрожит, по ее щекам текут слезы, и она едва слышно просит:

— Пожалуйста, не надо, не надо...

Бенни здесь же — он сжимает в руке мачете и скалится, показывая клыки.

— Один шаг, Винчестер, и ей конец, — предупреждает Клайв, бросая на них с Кастиэлем взгляд. — Тебя, придурок, это тоже касается.

— Какого хрена, Клайв? — Дин косится взгляд на часы — у них осталось три минуты на все про все.

— Я из Теннесси, — бросает Клайв. — И я знаю тех людей, которых в вашей толерантной к монстрам Америке будущего готовы линчевать за то, что они просто хотели очистить город. Разве ради этого мы охотились, Дин? Ради этого рисковали собой? Чтобы потом переобуться и защищать тех, для кого люди — всего лишь ходячие стейки?

— Отпусти Элизабет, — шипит Бенни. — Клянусь, если она пострадает...

— Что, убьешь меня? Выпьешь мою кровь? — ухмыляется Клайв. — А твоя правнучка в курсе, кто ты такой?

— Отпусти девушку, — говорит вежливым тоном Кастиэль, и Дин замечает, как он поудобнее перехватывает клинок.

— Я перережу ей горло быстрее, чем ты двинешься с места, — роняет Клайв с чувством превосходства в голосе.

— Ты просто болтливый лживый мудак, Клайв, — замечает Дин, опуская на пол кочергу и делая шаг в его сторону. — Чего ты, по-твоему, добьешься, если Бенни сделает то, о чем ты его просишь?

— Стой, где стоишь, мать твою, — выкрикивает Клайв, буравя Дина взглядом. Его секундного смещения фокуса хватает Кастиэлю, чтобы исчезнуть и появиться у Клайва за спиной, вырубая его одним прикосновением пальцев.

Бенни спешит подхватить Элизабет и прижать к себе, успокаивающе поглаживая по вздрагивающей от слез спине.

— Правнучка? — одними губами переспрашивает Дин. Бенни, кивнув, криво улыбается.

Кастиэль связывает руки Клайва поясом от своего тренча и замечает:

— Нам нужно было быть в Конгрессе минуту назад.

— Но мы же не можем взять этого с собой? — Дин с брезгливым видом кивает на Клайва. Кастиэль в задумчивости смотрит на него, будто что-то подсчитывая, и говорит:

— У меня есть одна идея.

...Они появляются перед Конгрессом с пятиминутным опозданием, за которое в другой ситуации Сэм точно проел бы Дину плешь, а Габриэль снова запер в каком-нибудь тупом телешоу или заставил пару-тройку раз умереть. Но Диново чувство времени явно не номер один в списке вопросов.

Потому что Кастиэль держит за шиворот связанного Клайва, одежда которого вся в бурых и алых пятнах, Дин оставляет кровавые следы от обуви на полу, а Бенни все еще обнимает перепуганную Элизабет с мачете в руках. Так что их появление со стопроцентной вероятностью гарантирует им первые полосы завтрашних газет.

Все четыреста пятьдесят членов нижней палаты Конгресса хранят молчание несколько долгих секунд, а Сэм из-за трибуны смотрит на заявившуюся с опозданием пятерку, округлив глаза. Габриэль изображает фейспалм, качая головой, и Дин спешит громко объявить:

— Это не то, чем кажется, господа э-э-э заседатели!

После этого все приходит в движение: к ним с разных сторон просторного зала бегут охранники, поднимается гвалт, в котором Дин точно слышит что-то о террористической угрозе.

Chapter Text

Выступление в защиту сверхъестественных существ перед Конгрессом в конечном счете не летит к черту благодаря Кастиэлю и его неожиданным навыкам обращения с телефоном и камерой в нем. Дин до этого момента был уверен, что Кастиэль только и знает, как набирать номер телефона (его, Дина, ну или на крайний случай — Сэма), да писать сообщения, простые сообщения, даже не в какой-нибудь мессенджер. Один раз Дин получил от Кастиэля mms — нечто размытое, темное, неуловимо напоминающие карман тренча. Конечно, карман Дин изнутри не видел, но представить, как тот может выглядеть, мог.

Так что видео, которое Кастиэль умудрился записать где-то между их с Дином заходом в комнату, где Клайв шантажировал Бенни, и их появлением в Конгрессе, — сюрприз и для Дина. Конечно, половину перекрывает все тот же карман тренча, но разобрать, кто на записи кто, — вполне реально.

Впечатление портит разве что то, что Дина, Бенни и даже Элизабет успевают схватить и заковать в наручники. Клайва охранники не трогают, наверное, только потому, что тот и так связан. Дин особенно гордится тем, как его носок смотрится в роли кляпа — Клайв, пусть и в отключке — спасибо ангельскому моджо, — но очнуться может в любой момент. И это не тот человек, которому стоит открывать рот в Конгрессе в такой важный день.

— Если поправку не примут, общество погрузится в хаос, а случай в Теннесси станет не единственным, — говорит Сэм, когда Габриэль с деланно скромной улыбкой останавливает видео на моменте, где Бенни обнимает Элизабет, — их видно в правом краю экрана. — После того, через что мы прошли, многие говорят о новой охоте на ведьм и вспоминают о средневековой инквизиции. Все это вы уже слышали, если у вас есть радио, телевизор или доступ в интернет. И я уверен, вы прекрасно понимаете, какими последствиями нам грозит охота на ведьм. Поэтому я не буду говорить об этом, я хочу сказать о другом.

Сэм выдерживает почти театральную паузу и продолжает, указывая на экран, где все еще видно Бенни и Элизабет:

— Это пример того, что мы — люди и сверхъестественные существа — нужны друг другу. Это не вопрос выживания видов, это вопрос развития и эволюции. Это вопрос свободы. Вампир на этом видео защищал свою семью. Он выбрался из Чистилища ради женщины, которую любил. И в этом мы похожи. И мы, и сверхъестественные существа хотим одного: возможности жить в мире со своими близкими. И разве можно отказывать им в защите и избирательном праве только из-за того, что их организм работает иначе и требует иного питания? Да, они другой вид, есть десятки, сотни других видов, но они разумны. И мы можем прийти к компромиссу. В конце концов, как может Америка называть себя столпом демократии, если мы лишим прав и свобод сверхъестественных существ, которые живут по нашим, человеческим законам и с уважением относятся социальным нормам?

Речи Сэма аплодируют, некоторые даже стоя, и Дин в этот момент думает, что у его брата действительно могло сложиться с адвокатурой, если бы его не втянуло по самую голову в семейный бизнес.

Палата представителей поддерживает поправку большинством голосов, и следующее утро весь бункер встречает с головной болью. Дин просыпается в пол-одиннадцатого утра и чувствует себя так, будто его переехал асфальтоукладочный каток. События вчерашнего дня проносятся в его голове обрывками.

Он помнит, что митинг, который организовала команда Чарли, продолжался еще несколько часов, даже после того, как в новостях появились результаты рассмотрения законопроекта. Что вечером кто-то даже запускал фейерверки. Сэму пришлось выступить перед людьми и дать несколько комментариев для журналистов. Репортеры пытались достать и Дина с Бенни и Кастиэлем, но они отделались малой кровью, свалив все представительские функции на Габриэля, которому, кажется, только в радость было лишний раз поболтать на камеру.

Как они все оказались в бункере, мозг Дина воспроизводить отказывается, зато воспоминание о Габриэле, с помпой открывающем отвратительно сладкое шампанское, стоит перед глазами очень четко. Дин, кажется, возмутился его выбором, достал из багажника Импалы пару бутылок виски, а потом оказалось, что Кевин запасся таким количеством алкоголя, что не выпила бы и рота солдат.

Так что у них много поводов для похмелья.

Дин медитирует над кружкой горького, без крошки сахара, кофе, когда в кухню, зевая во весь рот, заходит Сэм в обнимку с ноутбуком.

— Ботаник, — вяло замечает Дин и наблюдает, как Сэм включает чайник, смотрит на батарею баночек со всяким чаем и в итоге останавливается перед кофемашиной.

— Я боюсь смотреть новости, — признается Сэм, когда опускается за стол и ставит на него ноутбук. Дин вопросительно мычит, и Сэм объясняет, отпивая свой кофе: — Не хочу знать, сколько беспорядков мы спровоцировали.

— Сэмми, ты слишком грузишься для похмельного утра, — бормочет Дин и поворачивает ноутбук к себе, открывая стартовую Гугла. — Выбирай. CNN, BBC, региональные новости?

— Начни с федеральных, — просит Сэм и устраивается головой на сгибе локтя. Его спутанные после сна волосы падают на лицо, но Сэм на это даже не реагирует, а Дин некстати вспоминает, что гордится своим братом, и решает не шутить про заколки для принцесс.

— Так, федеральные, — Дин сонно моргает в экран, пытаясь сосредоточиться. — В Китае построили самую протяженную в мире скоростную железнодорожную магистраль.

— Дин, — стонет Сэм. — Еще новости шоу-бизнеса почитай.

— Тут еще есть про конец света по календарю майя, — сообщает Дин, и Сэм бросает на него раздраженный взгляд, сдувая закрывшую глаза прядь. Дин фыркает: — Ладно-ладно. Вот, например: «Аналитики ожидают беспрецедентный сверхъестественный каминг-аут после того, как нижняя палата Конгресса поддержала поправку о сверхъестественных существах. Эксперты предполагают, что в высших правительственных кругах может быть до пяти процентов существ». Интересно, кто у них эксперты? Экстрасенсы?

— Пока не так плохо, — замечает Сэм. — Еще что?

— Мой любимый New York Times пишет, что Америка должна подать пример всем остальным государствам и наставить мир на путь толерантности к монстрам, — Дин морщится. — Это же не значит, что теперь войска в условный Ирак будут вводить не для защиты мирного населения и борьбы с терроризмом, а для продвижения монстров?

— Крестовые походы, думаешь? — с сомнением хмыкает Сэм.

— Это же политики, — Дин пожимает плечами. — От них всего можно ожидать. — Он листает новостную ленту по тегу «поправка о сверхъестественных существах» и кривится, когда в подборке попадается первое сообщение о массовых беспорядках. — А вот и радикальная повестка. Какой-то парень открыл стрельбу в студгородке в Северной Каролине, пишут, что до этого писал в Твиттере, что вычислил нескольких монстров в своем кампусе. Был ли он прав в своих подозрениях, не уточняют, но не думаю, что обычные пули взяли бы монстров, о которых может подумать студент-первогодка.

Сэм ругается сквозь зубы.

— Еще?

— Погромы в Чикаго и Чарлстоне, несколько стихийных митингов в Техасе и Луизиане... — Дин листает ленту ниже и вскидывает брови в изумлении: — Очешуеть.

— Что там? — Сэм заинтересованно поднимает голову и с видимым усилием садится прямо.

— Очешуеть, — повторяет Дин. — Саша Грей объявила, что она — Сьеви.

— Чего? — переспрашивает Сэм. — Какая еще... почему...

— Сьеви, Сэмми, скандинавская, мать ее, богиня!

— Та самая Саша Грей?

— Ты знаешь какую-то еще Сашу Грей? — Дин корчит брату рожу и цитирует: — «Бывшая порноактриса Саша Грей совершила неожиданный сверхъестественный каминг-аут во время своего выступления в Нью-Йорке с диджейским сетом. По признанию бывшей порноактрисы, она — скандинавская покровительница любви между мужчинами и женщинами по имени Сьеви. Поклонники Саши Грей уже запустили флешмоб в ее поддержку, а следом за ней себя раскрыли еще несколько человек, в том числе актер Арми Хаммер и Дуэйн „Скала“ Джонсон». Только меня раздражает этот их «сверхъестественный каминг-аут»? Неужели нельзя было придумать какой-то другой термин?

Сэм молчит так долго, что Дину становится не по себе. А потом Сэм смеется — каким-то нервным, нездоровым смехом, сквозь который Дин едва разбирает:

— Поверить не могу... скандинавская богиня... Интересно, — роняет Сэм, вдруг успокоившись. — А Гейб в курсе?

— Точно, он же прикидывался Локи, — Дин хмурится. — Мне, кстати, всегда было любопытно. А что он сделал с настоящим Локи?

— Кажется, отправил в другую вселенную, — пожимает плечами Сэм и хихикает. — Он как-то говорил, что пытался перетрикстерить Трикстера. Они вроде как сдружились на почве проблем с семьей и признанием, и Гейб отправил его в какую-то другую реальность. Еще он что-то говорил о крокодилах, но это я уже не понял.

Дин смотрит на него с сомнением:

— И все-таки, как ты вообще умудрился с ним связаться? Он же...

— Гейб милый, если привыкнуть к его чувству юмора, — пожимает плечами Сэм. — И он... не знаю, напоминает мне, что иногда чудеса случаются?

— Самая сентиментальная чушь, что я от тебя слышал.

— Это не я стал звездой Тумблера, тискаясь с парнем перед камерами, — мстительно замечает Сэм.

— Какой еще Тумблер? — хмурится Дин, и Сэм, ухмыляясь так, будто он придумал эту соцсеть, показывает ему, что такое Тумблер. Конечно же, на примере постов, где Дин обнимает Кастиэля в студии вечернего шоу Fox, и пары кадров с митинга перед Капитолием, — а Дин и не подозревал, что их в тот момент вообще снимали. Неловкости добавляет Бенни, который заходит в кухню, с любопытством заглядывает в ноутбук и комментирует:

— Ну наконец-то.

В конце концов Дин думает, что Сэм понабрался сволочизма от Габриэля, а еще — что зря он вообще поднял эту тему. Кажется, с архангелом с отбитым чувством юмора ему придется просто смириться.

Дин терпеть не может публичные выступления, хоть Сэм и Габриэль и подкалывают его, что он мог бы пойти в стендап со своей манерой вечно забивать на приготовленную заранее речь и уходить, почти швыряя на пол микрофон. Сейчас, оглядываясь назад, он вообще не представляет, почему был так уверен, что с заседанием Конгресса все закончится, по крайней мере, для него. Потому что по факту все становится только хуже, и если раньше Дин мотался по стране с поддельными документами агента ФБР и полным багажником оружия, то теперь ему приходится делать то же самое, но без оружия (ладно, почти без оружия), с документами, где написано его настоящее имя, и бесконечными распечатками текстов, которые пишет Габриэль и которые Дин не учит. В багажнике Импалы теперь лежат значки с эмблемой, которую Дин впервые увидел на дверях бара на окраине мира в Луизиане.

Им с Сэмом приходится выступать на митингах и маршах едва ли не каждую неделю, и Дин думает, что даже в кошмарном сне не мог себе представить такой поворот своей биографии. Он чувствует себя странно, когда с ним здороваются абсолютно незнакомые люди и предлагают бесплатный кофе. И ему чуть менее странно, когда его не пускают в некоторые бары, предлагая «любителю монстров» уйти, пока не наваляли. Хотя само понятие «любителя монстров» кажется ему нелепым и даже в чем-то оскорбительным.

Потому что, давайте честно, Дин Винчестер в курсе, что не все монстры на самом деле являются таковыми, но это не означает, что он стал их любить.

Хотя иногда он все же сомневается в верности этого убеждения. Например, когда приходится объяснять молодым вервольфам, совсем еще щенкам, что не стоит рассказывать в школе о том, кто они на самом деле. Или когда приходится в коротких перерывах между дурацкой политической активностью выслеживать мудаков, которые угрожают вполне безобидным юным ведьмам. Или в те дни, которые Дин проводит за кружкой пива в компании вампиров, которые организовали содружество поиска пропавших людей и уже спасли пару жизней.

Дин сомневается, так ли он не любит монстров, когда Клайва судят за убийство семьи в Вирджинии и своего напарника Льюиса и похищение Элизабет. Он не то чтобы следит за новостями по его делу. И не то чтобы его волновала участь этого мудака. Просто Бенни держит его в курсе, потому что знает, как в глубине души Дину хочется немного позлорадствовать.

— ...Я поведу, — говорит Кастиэль, когда они заканчивают с очередным выступлением в Кентукки. Дин с благодарностью хлопает его по плечу и без колебания отдает ключи от Импалы. Он устраивается на переднем пассажирском месте и надеется уснуть — все эти митинги изматывают даже без костюмов и галстуков. Сегодняшний был особенно тяжелым: в Лексингтоне накануне отрубили голову вампирше, которая оказалась женой мэра, сразу после демонстрации в поддержку расширения списка способов умерщвления приговоренных к смерти. Дин думает, что это гениально, как и попытки привлечь монстров к поиску лекарств от неизлечимых или плохо излечимых болезней. Об этом и говорили на митинге в Лексингтоне, и несколько радикалов попытались устроить провокацию.

Так что Дин чертовски, просто невероятно измотан. Он ерзает, пытаясь устроиться поудобнее, пока Кастиэль заводит машину и включает кассету Led Zeppelin ровно на том уровне громкости, под который можно заснуть.

— Спасибо, — бормочет Дин и закрывает глаза, но сон никак не идет, несмотря на лучший выбор музыки и шум дороги.

— Это ведь теперь никогда не кончится? — спрашивает он Кастиэля, когда тот меняет сторону кассеты.

Кастиэль медлит с ответом, и Дин приоткрывает глаза, бросая на него немного мутный взгляд. Тот выглядит расслабленным, даже не хмурится в непонимании, и Дин торопит:

— Кас?

— Все когда-нибудь кончается, Дин, — замечает Кастиэль. — Сегодня людей волнуют монстры, завтра они узнают о чем-то еще, что перевернет их мир с ног на голову, и о монстрах забудут. Может, не совсем забудут, но больше не будут выходить из-за одного лишь факта их существования на такие массовые марши и демонстрации.

— Боюсь, одной моей жизни на это не хватит, — хмыкает Дин. — Потому что такие люди, как Клайв, никогда не исчезнут.

— Но это не значит, что они победят, — роняет Кастиэль.

— Не значит. — Дин смотрит на деревья, мимо которых они проезжают, и на далекие огни какого-то небольшого городка вдалеке. — Просто... Знаешь, это все так подходит Сэму, но так не подходит мне... Я привык делать что-то, а не чесать языком и подбирать слова. Я не чувствую себя на своем месте.

Говорить это Кастиэлю легко, как никому другому. Кастиэль — это безопасность, потому что он и сам прекрасно знает, каково это — не знать, где твое место в новом мире. Они оба успели побыть верными сыновьями, изгоями, бунтарями и даже мессиями. Кастиэль, конечно, хлебнул всего больше Дина, и тому до сих пор иногда снится, как Кастиэль отталкивает его руку у самого выхода из Чистилища. Дин ненавидит эти сны, потому что просыпается после них в холодном поту, и если Кастиэля вдруг нет рядом, на расстоянии вытянутой руки, ему кажется, что того и правда больше нет.

Порой Дин думает, что все могло быть хуже — во много раз хуже. Кастиэль мог не вернуться из Чистилища, Габриэль мог не узнать, что Небеса ищут скрижали, а Сэм мог не встретить Кевина вовремя, чтобы спрятать его от всех. Мир мог оказаться на грани очередного конца света, в конце концов, не зря же его обещали майя — они были не так плохи в предсказании будущего, как может показаться.

И на самом деле Дин во многом рад тому, как все обернулось. По крайней мере, его брат жив и счастлив со своей новой карьерой и архангелом, а у Дина есть Кастиэль. Просто ему кажется, что он мог бы сделать намного больше, чем делает сейчас. И это ощущение растет с каждым днем, когда Дин видит очередные новости о нападениях и арестах, а радикалы получают голос в СМИ или обзаводятся неожиданной популярностью в блогосфере. Дина порой тошнит от того, как много времени теперь приходится торчать в Интернете.

— Мы не можем знать, что будет дальше, — замечает Кастиэль и улыбается Дину той редкой улыбкой, в которой, как тому кажется, прячется вся уверенность в будущем и свободе воли. — Но я знаю тебя, Дин, и ты из тех, кто не сдается и ищет пути.

Дин усмехается:

— Мой послужной список говорит скорее об обратном. Я сломался в Аду, я позволил пернатым ублюдкам забрать Адама, я бы сдался перед той встречей с Люцифером... Помнишь, ты еще нехило так меня отделал. И был прав, совершенно, абсолютно прав.

— Дин, — обрывает его Кастиэль и говорит строгим тоном: — Когда я вернулся из Чистилища, ты сказал мне, чтобы все свое дерьмо я оставил там. Мне кажется, тебе стоит последовать своему же совету.

Плеер в этот момент переключается на The Song Remains the Same, и Дин фыркает, качая головой.

— Говоришь, мы не знаем, что будет дальше? Вдруг Чак все еще пишет свои стремные книжки с нами в главной роли?

— Уверен, что это просто совпадение, — отвечает Кастиэль и нажимает на перемотку. — К черту предопределенность и повторы.

Включающаяся следом Since I’ve Been Loving You вызывает на лице Кастиэля легкое раздражение, и он тянется, чтобы перемотать и ее, но Дин жмет на «стоп» и переключает магнитолу в режим радио. Из динамиков Импалы доносится смутно знакомая попсовая мелодия, и Кастиэль хмурится, в недоумении глядя на Дина.

— К черту предопределенность, — объясняет тот и с ухмылкой подпевает Тейлор Свифт и ее I Knew You Were Trouble: — Но я подумал, как дьявол может подталкивать к человеку, который так похож на ангела, когда улыбается тебе?..

Кастиэль издает какой-то крякающий звук и смеется так, что Дину кажется — он видит в его глазах задорные искры.

— Не спрашивай, откуда я это знаю, — веселым тоном просит Дин.

— И не думал, — ухмыляется Кастиэль и прибавляет громкость.

Под сопровождение радио, ненавязчивой болтовни диджеев и песни Рианны, Кэти Перри и Келли Кларксон они едут еще пару часов, пока не находят на трассе мотель — из тех, в которых Винчестеры останавливались, кажется, уже вечность назад. В них редко бывают выглаженные простыни, совсем нет бесплатных мини-баров, а порой и достаточного количества горячей воды. Но это — что-то привычное, знакомое им обоим, и необходимая пауза на пути. Дин думает, что иногда для того, чтобы идти вперед нужно вернуться назад, и уверенным шагом пересекает крохотную парковку вместе с Кастиэлем, плечом к плечу.

Мотель настолько обычный, что если закрыть глаза, то можно представить: они приехали в очередной маленький городок с населением едва за тысячу человек, коих немало рассыпано по США, выслеживают какого-нибудь ругару или буйного призрака. Ничего сложного, никакой политики, никаких заморочек. Простое дело в духе «посолить и сжечь». Дину хочется хоть на один вечер прикинуться, что мир не изменился, остался прежним, и что демоны не пытаются устроиться страховщиками, банкирами и коллекторами, а просто заключают банальные сделки на перекрестках, соблазняя людей несбыточными мечтами.

Если сонная тучная женщина за стойкой администратора их и узнает, то виду не подает. Только спрашивает скучающим тоном, пойдет ли им один номер, и записывает в регистрационную книгу под чужими именами.

И когда Кастиэль целует Дина еще на лестнице по пути к их номеру на втором этаже, он уже не думает ни о судьбах мира, ни о своей собственной роли в этой новой реальности. Потому что Кастиэль прав: они не знают, что будет завтра. А Дин и так потерял слишком много времени впустую. Он не хочет потерять его еще больше. И вот какое дело: оказывается, совсем не обязательно охотиться на монстров и спасать мир от Апокалипсиса, чтобы чувствовать себя хоть сколько-нибудь нужным и, может, чуточку счастливым. Для этого всего-то и нужно, что честно посмотреть в лицо своим страхам и желаниям и сделать выбор.

Дин свой выбор сделал: через неделю с небольшим после спасения из Чистилища, в номере отеля, где никак не мог уснуть. Выбор Дина — это Кастиэль, и пусть весь мир летит к чертям, но в одном Дин уверен на все сто процентов: Кастиэль всегда будет на его стороне. Если ради чего-то и стоит постараться, то точно ради этого.