Work Text:
Очередной пропущенный от мамы. Уже 11. До рекорда осталось 4 звонка. Смс Ваня предпочёл не считать. Итак, можно понять, что уже штук 40. Нет, он не избалованная золотая молодёжь, которая любит трепать родителям нервы. Он лох, позорящий семью — Ваня приехал ко ВГИКу и не нашёл своей фамилии в списке поступивших. Он. Сын Янковского и Фандеры. Внук Янковского. И не прошёл ни в один театральный вуз Москвы. Не говоря уже о Питере, куда он сгонял с друзьями. Там он и дальше первых этапов не прошёл. Успокаивал себя, что Вахтанговскому методу в Москве будут учить лучше. Учить будут. Его друзей и подруг, кто этого хотел. А его нет. Он позвонил отцу, понимая, что все итак в курсе. Отец сказал, чтобы хотя бы к утру вернулся. Мать пообещал унять, на некоторое время. Хотелось пойти к дедушке, но не солидно взрослым лбам плакать. Может спросить, что стоит делать дальше. Но дедушке нездоровилось, они уехали с бабушкой в санаторий. Не звонить же расстраивать. Друзья многие уже поступили, не все хотели пойти в театральный, но всё же мечты сбылись у многих. Только не у него. И что теперь делать? Слушать весь вечер от матери, какой он неудачник?
На Фрунзенской набережной кипела вечерняя жизнь. Тусили неформалы, орала музыка из колонок. Кто-то танцевал брейк. Парочки сосались. Правильнее сказать, что целовались, но судя по тому, как они друг другу пытались гланды полечить... Гадость какая. На фоне всего этого парень с гитарой и чехлом выглядел как-то старомодно. Особенно выбранный им жанр. Хиты группы Сплин. Ваня ненавидел и хотел пройти мимо, когда вдруг вслушался в этот баритон и замер:
— Девочка с глазами из самого синего льда, — сам парень был голубоглазым, а кудри, выгоревшие на солнце, золотыми. Этакий Есенин нового времени.
— Тает под огнём пулемёта, — микрофона не было, но его голос было слышно через весь этот шум города.
— Должен же растаять хоть кто-то, — так странно видеть, что можно улыбаться, исполняя эту песню. — Скоро рассвет, выхода нет, ключ поверни и полетели!
А парень явно знал, как нужно петь. Дело не только в попадании в ноты и аккорды, он чувствовал, где нужно добавить больше эмоций, на пол тона запеть громче:
— Нужно писать в чью-то тетрадь кровью, как в метрополитене: «Выхода нет».
Когда кудряш допел, Ваня захлопал ему:
— Классный голос, но тебе вряд ли много дадут здесь.
— А я для бабла уже на Арбате успел напеть, пока местные не пригрозили морду набить. Я по фану. И для таких, как ты.
— Как я?
— Ну у тебя вид такой, будто ты сегодня бросишь всё и пойдёшь работать в Макдак.
— Я не прошёл отбор ни в один театральный. Хотел в школу МХАТа. Все ждали от меня поступления во ВГИК, но я провалился.
— Жалко, но радуйся, что родители не были против. Я с кем у нас в Щуке не говорю — все со скандалами пробивались на учебу.
— Так и думал, что ты или профессиональный певец, или актёр, — улыбка Вани вышла немного кривой. — Ладно, я пойду.
— Куда?
— Не знаю, — Янковский вздохнул. — Домой не хочу.
— Пошли тогда со мной, — парень стал собирать деньги в карманы, гитару спрятал в чехол.
— А куда?
— Это Москва. А мы на набережной. Куда ноги выведут.
Пришло новое смс от мамы. Ваня спрятал телефон глубже в карман.
— Пошли.
Они гуляли всю ночь по Москве под байки Тиши, этого парня звали Тихон, но звать себя так он запретил. Он уже успел сняться в кино и пропить первый гонорар. Вроде как будут снимать в каком-то блокбастере. Отношение к учебе Янковскому категорически не нравилось. Как это пары пропускать? Не пробовать этюды? Не тренировать артикуляцию, всё время выезжать на харизме? Хотя, чего Ваня тут умничает. Этот с харизмой и ленью уже закончил второй курс, а Ваня, весь из себя правильный и подготовленный, пролетел.
— Осуждаешь? — они пили вино из бутылки, сидя на Покровском мосту. — Сам знаю, что еблан тот ещё.
— Тебя еблана не исключили, значит, есть талант, и в тебе что-то видят. А во мне никто ничего не увидел, похоже.
Молчание. Визг молнии. Тихон достал гитару. Пару минут что-то с ней делал, а потом вдруг запел одну из любимых песен дедушки:
— А знаешь, все ещё будет!
Южный ветер ещё подует.
Ваня понимал, что со стороны похож на влюблённую школьницу. Но эта песня подходила Тихону куда больше, чем Сплин, который он пел у метро.
— И весну ещё наколдует, и память перелистает, — Тихон продолжал петь, вдруг повернувшись от реки к Ване. Поняв, что от него ждут, Янковский сделал глоток для храбрости и начал ему подпевать:
— И встретиться нас заставит,
И встретиться нас заставит,
И ещё меня на рассвете
Губы твои разбудят.
Они ещё долго бродили по Москве, затягивая эту песню по-новой в разных местах.
Счастье — что оно?
Та же птица:
Упустишь — и не поймаешь.
Может это очень киношно, но Ване было так хорошо петь забытую песню из юности любимого дедушки, пить дешёвое вино на автобусной остановке, прячась от летнего ливня с незнакомцем по имени Тиша.
А в клетке ему томиться
Тоже ведь не годится,
Трудно с ним, понимаешь?
Ваня так и не сказал ему своё имя. Не хотелось портить эту историю призрачной встречей когда-нибудь потом. Но поцеловаться по пьяни несколько раз никто же им не запретит? Вставать для этого на бордюр было волнующее, зато можно было зарыться во влажные кудряшки. Тихон урчал огромным портовым котом и явно был не против. Они пропустили рассвет: слишком уж целоваться понравилось.
* * *
И вот она, Карелия. Съёмки Огня. Куча опытных актёров и он, поздновато начинающий. Расставаться с шапочкой персонажа не хотелось. Добавляло уверенности.
— Здорова, — его вдруг встретил некто кудрявый, с бородой, уже в форме пожарного. — Я Тихон, но давай сразу Тиша. Ты тот самый Ванька Янковский?
В шоке моргнув, Ваня кивнул. Это был тот парень, что стоял и пел у метро, он даже не сомневался. Тот же голос и те же кудри. А у него скулы и нос поломанный, наверное, Тиша его не узнает. Тихон что-то ему показывал, а Ваня вдруг очень киношно и совсем неуместно тихонько запел:
— Улетаешь? Лети, пожалуйста…
Знаешь, как отпразднуем встречу!
Это было бы совсем киношно, если бы его узнали после этого. Наверно подумает, что потомок Янковских немного ку-ку. Но Тихон очень киношно в шоке моргнул и пробормотал:
— Это ж ты тогда у метро… Ванька!