Archive of Our Own ^beta

Chapter Text

— Да как же вы меня заебали! «Добрые роботы» то, «добрые роботы» се, блядь! — Нечаев настолько завелся после очередной стычки, которые в этом долбаном театре поджидали его практически на каждом шагу, что еще некоторое время безотчетно продолжал лупить топором тело уже поверженного им робота. — Такие добрые, что после вас кишки свои заебешься собирать обратно, ага!

Более-менее успокоился он только тогда, когда после очередного удара попросту не смог замахнуться еще одним, так как лезвие его оружия застряло в корпусе робота, которого он с таким старанием последние пару минут пытался покрошить в металлическую стружку. Отпустил рукоять и с громким «уф…» согнулся пополам, переводя дыхание.

— Ну-ну, товарищ майор, — смешливо вдруг отозвался ХРАЗ на очередную демонстрацию вспыльчивости его напарника, уже когда тот отдышался и снова выпрямился, — и этими губами вы целуете ребенка перед сном?

— Что-что? — Сергей приподнял брови и весело ухмыльнулся, наступая ботинком на голову внезапно напавшего на него со спины Рафика даже с большей силой, чем того требовалось, чтобы покрепче перехватить рукоять топора и наконец вытащить его. — Это еще одна лингвистическая ошибка от супер продвинутого, работающего без перебоев искусственного интеллекта?

— Нет, — ХРАЗ звучал как будто бы даже удивленно. — Я функционирую в штатном режиме.

Сергей закинул топор на плечо, резко нахмурившись.

— И что тогда ты про детей мне мелешь?

— Ну как же… — до этого момента он и не знал, что ИИ способен настолько убедительно изображать недоумение. — Вас дома разве не ждет дочь?

— Какая еще дочь? — на смену мимолетному веселью постепенно возращалось более привычное майору раздражение. Он поднял левую руку на уровень лица. — Ты что несешь, ХРАЗ?! Сломался, что ли?

— Ваша, товарищ майор, — тем не менее продолжал настаивать ХРАЗ, добавив полувопросительно и тем самым окончательно сбивая майора с толку. — Насколько я понимаю, сейчас ей должно быть около шести лет.

Эта железка что, решила над ним подшутить? С каких пор искусственный интеллект вообще на такое способен?

— Нет у меня никаких детей, — Сергей даже сбавил шаг, чтобы сосредоточиться на разговоре. Все равно предателю Петрову больше некуда бежать. Можно и потратить минуту-другую на бесполезный спор с перчаткой, с чего-то вдруг возомнившей его отцом-одиночкой. — Ни детей, ни жены, ты же знаешь!

— А мужа? — П-3 недоуменно моргнул, окончательно остановившись на месте под одной из цветастых афиш на стене.

Бесцеремонность вопроса ХРАЗа застала его врасплох. Очень уж это было неожиданно для чего-то, произведенного в СССР. С большей вероятностью это могло быть не любопытством, к которому робот попросту не может быть склонен, а попыткой выявить диссидента. Отношения двух мужчин его отечество не шибко-то и жаловало. И более-менее терпимо к однополым парам относились лишь в том случае, если те состояли из альфы и омеги, поскольку против биологии, как говорится, не попрешь. Но как бета, Сергей в тонкости этой темы никогда особо не вникал.

Ведь даже если вообразить себе тот невероятный мир, в котором товарищ Сеченов видит в нем больше, чем своего доверенного агента и названного сына, он прекрасно понимал, что они с Дмитрием Сергеевичем никогда бы не смогли быть вместе. Такие отношения нанесли бы большой репутационный ущерб его Волшебнику, даже если бы он был не бетой, а омегой. Или если бы сам Сеченов был оной, а он — альфой. Впрочем, о любом из этих раскладов не стоило задумываться пусть даже на секунду. Не то его разум вновь унесет в приторные кисельно-молочные дали всех этих «что, если» и «а где-то в другой жизни», а у него тут, между прочим, важное задание. Не до сослагательных наклонений и мыслей о несбыточном, пусть и таких приятных. Аж до сладкой боли в груди.

На лице Сергея на миг скользнула тень глубокой печали, но он тут же тряхнул головой и ворчливо отрезал:

— И мужа тоже. Че ты доебался-то до моей личной жизни?

После этих слов ХРАЗ молчал так долго, что поначалу майор решил, что он вообще не станет отвечать. Поэтому возобновил путь, теперь беспрестанно хмурясь.

— Виноват. Простите, — вскоре все же отозвался ХРАЗ в своем прежнем нейтральном тоне. — Это был неуместный вопрос.

— То-то же, — буркнул Сергей, принимая капитуляцию полимерного напарника и надеясь вот прямо сейчас выбросить этот странный разговор из головы. — Ладно, закрыли тему. Надо ускориться, пока Петров не потерял там последние крупицы адекватности, иначе придется тащить этого придурка на «Челомей» на плече.

Однако его надеждам не суждено было сбыться, и теперь он вообще не мог думать ни о чем другом, даже когда истеричный голос Петрова вновь принялся подгонять его в спину. ХРАЗ звучал уж слишком удивленно, чтобы списать все это на ошибку в его системе. Слишком конкретную ошибку: настаивал он почему-то именно на наличии у него дочери, да и возраст откуда-то взял, не с потолка же. Не говоря уже о том, что удивление это прозвучало до пугающего живым. И последнее настораживало майора едва ли не больше, чем весь этот разговор.

***

Голова бедного майора была готова просто лопнуть от лавины свалившейся на нее новой (старой и позабытой) информации. Ничто из этого никак не хотело в ней укладываться:

Его шеф планирует ни много ни мало поработить мир. Ну, по заверениям Филатовой.

Его напарница и близкая подруга, Екатерина Муравьёва, после своей смерти была воплощена в близняшках-телохранительницах Сеченова.

В его башку вживлен ебаный переключатель, в любой момент превращающий его в машину для убийств.

А его дочь…

Его дочь.

У него, ебаные ж вы пироги, есть ребенок.

Запись была остановлена уже как пять минут, за которые не прозвучало более ничего, кроме его тяжелого дыхания, но сам П-3, Плутоний, все еще слышал в голове непривычно напряженный голос Дмитрия Сергеевича.

«Агент Плутоний крайне агрессивно реагирует не только на то, что связано с событиями в Болгарии и смертью его напарницы, но и на все, что хоть как-то касается ее самой. В том числе, к моему глубокому сожалению, на свою четырехлетнюю дочь, которой погибшая Блесна приходилась крестной матерью, практически заменившей ей настоящую. Все попытки устранить причину этого потерпели неудачу. Дальнейшее хирургическое вмешательство может иметь крайне негативные последствия, начиная с необратимых нарушений в психике агента и заканчивая летальным исходом. На данный момент единственный возможный выход, который я вижу, это изолировать дочь от отца, устранив любую вероятность личного контакта. С этого дня девочка будет находиться на моем попечительстве до тех пор, пока состояние ее отца не стабилизируется медикаментозными и физиотерапевтическими методами достаточно для того, чтобы она не вызывала в агенте Плутонии деструктивную реакцию, способную нанести кому-то из них вред. А до того придется ее скрывать... И быть готовым к тому, что улучшения состояния Плутония может никогда не произойти…»

Никогда. Он может больше никогда не увидеть свою дочь. Ту, о которой еще десять минут назад он даже, блядь, не знал, потому что человек, которому он доверял больше, чем кому-либо, больше, чем даже себе, скрыл от него все.

Сергей уперся обоими кулаками в стол, низко опустив голову. Ему вновь вспомнился тот странный разговор с ХРАЗом. Нет. Не ХРАЗом. Харитоном, мать его, Захаровым. Еще одним сравшим на этику гениальным ученым, что знал о нем больше, чем он сам.

— Ты пока обдумай все, что сейчас услышал, — Филатова, о присутствии которой он уже успел забыть, сама напомнила о себе. Тем, что на миг подошла ближе, потянув к нему руку, будто хотела в утешении положить ту ему на плечо, но почти сразу же передумала. Умная девушка. — Я буду ждать тебя у лифта. Что бы ты ни решил…

Нечаев еще какое-то время вслушивался в удаляющийся цокот каблуков, а потом тихо позвал напарника. Хотя какой из него к хренам напарник? ХРАЗ оказался не сильно лучше всех остальных, вечно его обманывающих. Не лучше Дмитрия Сергеевича…

И от этого было особенно погано на душе.

— Харитон…

Захаров отозвался мгновенно, его электронный голос звучал странно мягко, от чего уголок его губ на миг дрогнул в скорее грустной, чем веселой ухмылке.
Небось совесть проснулась.

— Да?

— Ты знал все с самого начала? — у майора даже не было сил злиться, только желание разнести здесь все к ебени матери и забиться в какой-нибудь дальний угол, чтобы вдоволь пожалеть себя. Но он не злился, нет, что вы. Разве у него был повод?

— Не все… — будто защищаясь, ответил ХРАЗ. — Я знал о девочке, это так, но я был уверен, что она растет с вами.

— Так она что, Катина? — предположил Сергей без эмоций и особого интереса. — Мы все-таки были вместе?

— Нет. Она ваша.

Нечаев вспылил, огрызнувшись:

— Да это я уже понял!

— Я в этом не уверен, товарищ майор, — проигнорировав вспышку агрессии, все так же мягко отозвался его напарник. — Вам лучше присесть.

На сей раз без каких-либо пререканий П-3 сразу выполнил просьбу. Хотя он скорее не столько сел на стол, сколько рухнул на него. А после махнул рукой, положив левую на колено ладонью вверх.

— Ну давай, добей меня…

Хотя бы в этом плане ХРАЗ его не разочаровал:

— Это ваш ребенок, товарищ майор. Буквально. Хотя ваша напарница Екатерина действительно являлась альфой и физически это вполне возможно, насколько мы с Димой знаем, вас с ней всегда связывало строго товарищество. Я бы даже сказал, братско-сестринский его вид. Вы были очень близки, поэтому ее смерть так тяжело отразилась на вас.

Нечаев непонимающе нахмурился, согнув левую руку в локте, чтобы ХРАЗ оказался ближе.

— В смысле «мой» как… мой?

— Да, Сергей, — жгутики перчатки на миг удлинились, будто Харитон тоже хотел коснуться его поникшего плеча, но так же, как и Филатова, передумал в последний момент, втянув их обратно. Не зря ведь даже имя его использовал, засранец. Не поздновато ли изображать сострадание? — Его выносили и родили именно вы.

— Но как это воз… блядь, — Сергей издал нервный смешок. Недостающий фрагмент пазла наконец нашелся, и все сразу встало на места. Приобрело смысл, каким бы пугающим он ни казался сейчас. П-3 спросил с каким-то смирением то, что и так уже понял на каком-то подсознательном уровне:

— Я ведь не бета, да?

— Да, майор… — если бы Захаров все еще мог вздыхать, он бы вздохнул. — И признаюсь, я удивлен, что вы не помните даже об этом, хотя уже только при мне трижды приняли таблетки, что, судя по их составу, предотвращают риск начала у омеги течки в стрессовых ситуациях. Как вы знаете, я постоянно отслеживаю ваше состояние и отправляю данные о нем товарищу Сеченову. Эту функцию вашей полимерной перчатки может отключить только ее создатель, я подобными полномочиями не обладаю. Но благодаря ей я знаю, как функционирует весь ваш организм. Все его органы. В том числе репродуктивные.

Сергей мрачно усмехнулся, покачав опущенной головой.

Ах да, те самые таблетки, которые, по заверениям шефа, он должен был принимать в состоянии стресса, якобы они помогают от мигреней. По его же заверениям, пропускать хотя бы даже один их прием крайне нежелательно, и, конечно же, как и все, что говорил ему Дмитрий Сергеевич, майор вбил себе это в голову так же, как собственное полное имя.

Он сжал протез правой руки в кулак, пока тот не щелкнул опасно в ответ на такое обращение.

Те самые таблетки без этикетки, ни внешне, ни по вкусу не отличающиеся от какого-нибудь банального аспирина. Точно такие же, как и те, что он принимает раз в месяц, «чтобы твоя живая плоть не начала отторгать искусственные конечности, П-3». Только сейчас до майора начала доходить вся безысходность ситуации: Дмитрий Сергеевич контролировал не только содержание курса принимаемых им препаратов, но также имел на руках все результаты медицинских обследований. Нечаев никогда не возражал против этого, справедливо считая, что из них двоих все-таки Сеченов больше разбирается в медицине. Он думал, что ему скажут какие-то выписки со страшными незнакомыми названиями, чего не сможет простым и понятным языком объяснить его шеф? Очень, понимаешь, удобно! И как оказалось, не только для него…

Сам он тоже хорош, конечно. Там, где стоило бы задать вопрос, он только благодарно улыбался, разве что не светясь изнутри от чувства собственной важности: а как иначе, если такой вечно занятой Дмитрий Сергеевич находит время вот специально для него, чтобы следить за его состоянием и общим благополучием?

Наивный влюбленный идиот.

Да и точно ли это любовь, а не банальное буйство омежьих гормонов рядом с таким образцовым альфой? ХРАЗ отвлек его от уничижительных мыслей внезапным дополнением:

— К тому же Ваш шрам на животе…

— У меня на животе много шрамов, Харитон, — тихо отозвался Сергей, чувствуя себя так, будто на него разом навалилась вся усталость, что он когда-либо испытывал в своей жизни. — Как и по всему телу, в общем-то. С ним-то что?

— Такие шрамы остаются после кесарева сечения, товарищ майор…

Тяжело вздохнув, Сергей помассировал кожу между бровей пальцами правой руки.

— Ладно, ладно. Давай на секунду представим, что я не готов вот прямо сейчас поехать крышей только от одного факта, что у меня есть дочь, и ты ответишь мне на еще один вопрос: ты знаешь, кто вообще… — он запнулся, не веря в то, что действительно собирается это произнести, — кто альфа? Он или она тоже из «Аргентума»?

Кажется, у него начинался очередной приступ мигрени.

«Сейчас бы таблеточку от нее, да, Серёж?» — со злой иронией отозвалось подсознание еще и почему-то голосом Дмитрия Сергеевича, как будто одной только насмешки ему показалось мало.

— К сожалению, такой информацией я не располагаю. Более того, как вы можете видеть, она обладает наивысшей секретностью, поскольку ее нет даже здесь, в архиве. Однако у меня есть предположение, основанное на данном факте и на наблюдении за человеком, некогда бывшим мне близким другом, которого мы с вами оба прекрасно знаем… — а ведь получается, что нихуя не оба, — и оно вам не понравится…

На этих словах, столь очевидных, что озвучивать это самое предположение не было смысла, жгутики перчатки предусмотрительно скрылись за красной звездой. Нечаев воспользовался его спешной капитуляцией тем образом, что сокрушенно спрятал лицо в ладонях, из последний сил давя желание издать откровенный, близкий к животному вой. Такого глухого отчаяния он не испытывал, наверное, никогда в жизни, даже до амнезии — Сергей готов был на это поспорить. К чему он не был готов, так это к тому, что вся его новая жизнь окажется обманом от начала и до конца. В ней оставалась буквально лишь одна правдивая вещь, и по какой-то ебаной иронии судьбы она же — сама лживая. И теперь шефу предстоит во многом объясниться.

Chapter Text

И снова самый нелюбимый им момент дня в самом нелюбимом месте, наверное, во всей стране, если не мире — прихожей бывшей квартиры его Серёжи, которую он стабильно навещает каждый день в течение вот уже двух лет. Ведь это место всегда предзнаменовало скорое расставание. Сеченов присел перед дочерью на корточки, взяв ее за свободную от игрушки ладошку.

— Прости, моя звездочка, но папа снова должен уйти.

Грустно, но с пониманием Оля посмотрела на него своими теплыми карими глазами, но таким Серёжиным взглядом, что у альфы привычно заныло в груди. Еще ни разу не было такого, чтобы этот ее взгляд не разбивал ему сердце. Каждый чертов раз.

— Тебе понравилась твоя новая игрушка? — он кивнул на плюшевого зайчика, что был чуть ли не в половину роста Оли, прижимающей подарок к груди. Ее грустная мордашка на миг посветлела, одарив отца столь любимой им улыбкой, и девочка активно закивала головой.

— Вот и славно, — он улыбнулся ей в ответ и нежно отодвинул рукой черную челочку, целуя в лоб. — Я навещу тебя завтра.

— Пока, пап…

Не торопясь уходить, он задержал взгляд на ее лице, будто хотел запомнить его. На него печально смотрела словно бы маленькая кареглазая копия Сергея. Его крошечная птичка в золотой клетке. Он обязательно выпустит ее с запуском «Коллектива 2.0», и тогда уже никто в этой стране не скажет ему слова против. Даже если захочет.

Наконец выпрямившись, он не удержался от того, чтобы напоследок потрепать забавно фыркнувшую, но сразу немного повеселевшую от этого дочку по волосам.

— До завтра, Оленька.

За спиной послышался приглушенный закрывшейся дверью жизнерадостный голос Терешковой: «а теперь пора идти завтракать!». Дмитрий посмотрел на наручные часы. Где-то в два часа должна была прийти Светлана — единственная агентка «Аргентума», которой он доверял достаточно, чтобы просить ее присмотреть за дочерью и не бояться при этом распространения слухов. Сеченов вздохнул, поправил галстук и кивком головы приказал ожидавшей его на лестничной клетке Левой следовать за ним. Начинался новый и, пожалуй, самый важный день как для всего союза, так и для него самого. Если все пройдет удачно, Оле больше не понадобятся никакие няньки, потому что она наконец будет жить со своим отцом.

«А может быть, даже с двумя…» — промелькнула полная надежды мысль, которую на этот раз Дмитрий даже не стал отгонять, позволяя ей осесть приятным теплом между ребрами, потому что как никогда был близок к успеху.

***

Это надежда пошла трещинами, когда Серёжа перестал выходить на связь. Дмитрию больше не приходили отчеты о его состоянии. Автоматические отчеты, которые не мог отменить никто, кроме него. За прошедший час Сеченов успел надумать себе всякое, проработать сотню сценариев в голове один страшнее другого и накапать в свою кружку валокордина раза в два больше, чем, пожалуй, следовало. Все эти сценарии были разными, но сходились неизменно в одном — смерти П-3. Сколько же раз за сегодня он костерил себя за то, что вообще послал Сергея на это задание! Он прекрасно понимал, что оно опасно, но не подозревал, насколько. Предприятие 3826, его детище, теперь буквально одна большая братская могила для тысяч непревзойденных умов СССР. Конечно, возможности «Коллектива» частично нивелируют нанесенный научному сообществу ущерб, дав всем гражданам страны доступ к колоссальной базе самых разнообразных знаний, но это не вернет человеческие жизни. Это не вернет самую важную ему жизнь, если она все-таки была оборвана. В самый, черт бы все побрал, последний момент, чтобы строго по закону подлости!

Он ведь отправил Нечаева на это проклятое задание, потому что был совершенно в нем уверен. И ведь не прогадал. Да, конечно, П-3 пару раз оступился, но кто не совершает ошибок? К тому же эти даже не были критичными. Роботы отключены, Петров нейтрализован, Запад остался в неведении, а следовательно проекту «атомное сердце» больше ничто не угрожает. Нечаев его не подвел, как и всегда — от понимания этого тревогу Сеченова на время затмило всепоглощающее чувство гордости. И, конечно же, благодарности. Все было бы совсем замечательно, если бы не смерть товарища Молотова при весьма подозрительных обстоятельствах…

Дмитрий опустил усталый взгляд на отчет на столе с таким видом, будто надеялся, что тот сейчас напишет сам себя. Это лишь одна десятая часть того, что ему придется сделать, чтобы выиграть себе время до понедельника у Политбюро. Его подбадривала лишь мысль о том, что с запуском «Коллектива 2.0» все это станет неважным. Политиканы разом потеряют над ним всякую власть, не смогут и слова против сказать, когда он наконец заново обретет свою семью. Вот только если Серёжа не вернется, Сеченов не мог ручаться за то, что этот самый «Коллектив» и собственная жизнь не потеряют для него всякий смысл. Пускай они с Сергеем не были связаны меткой, чтобы при гибели партнера другой тоже оказался бы на грани жизни и смерти из-за разрыва связи, но в его возрасте это и не нужно было — случалось, что и более молодые люди умирали от разбитого сердца, даже если являлись бетами по вторичному полу.

Одна единственная мысль до сих пор удерживала академика от впадения в неистовство, от которого не был застрахован ни один альфа, как бы хорошо тот ни умел держать себя в руках. Он надеялся, что что-то произошло именно с перчаткой, а не ее владельцем. И пусть он сейчас в буквальном смысле выбирал между старым другом и возлюбленным, ему было не до моральной стороны вопроса. Он держался за надежду, потому что его Серёжа всегда любил говорить, что она умирает последней. От себя он подкрепил ее логикой для вящего спокойствия и большей убедительности.

В конце концов, П-3 было не так уж и легко сломить. Будучи омегой, его Серёжа мог дать фору любому альфе, не считая разве что тех, что состояли в «Аргентуме», потому что туда попадали лучшие из лучших. Нечаев однозначно был лучшим из омег — для Дмитрия так точно. За целых полвека своей жизни — а это огромный отрезок времени по людским меркам — он не встречал никого, кто волновал бы его сердце сильнее Сергея, которого он и заметил-то когда-то совершенно случайно. Да заметил так, что с тех пор больше не хотел замечать никого другого, как бы при этом ни бились за его внимание что женщины, что даже некоторые мужчины. Он же всегда смотрел только на Нечаева, тогда еще совсем зеленого оперативника, будто боялся потерять его из виду. Даже обзавелся пугающей поначалу мечтой присвоить того себе без остатка. В конечном итоге создать с ним семью, которая еще несколько лет назад не вошла бы и в десятку жизненных приоритетов академика и уже на тот момент заслуженного героя СССР, поскольку наука и работа стояли для него выше всего остального. Серёже хватило от силы пары неловких шуток и одной лучезарной улыбки, чтобы сместить их с этого постамента и стать центром его личной Вселенной.

Поначалу Дмитрий, конечно, негодовал. Списывал все на банальную физиологию. Втайне надеялся, что это гормональное и пройдет. И может, действительно бы прошло, если бы он не думал одно, а делал совершенно противоположное. Если бы отгораживался, а не всеми средствами подталкивал ближе к себе. Сначала определив простого омегу-оперативника в элитный отряд «Аргентум», удивив этим всех остальных, а потом в какой-то день уже в самом буквальном смысле притянув его к себе. За талию. Смеющегося, охотно целующего его в ответ и улыбающегося так, что даже сам академик чувствовал эту его улыбку губами. Как же давно это было… Теперь он даже просто видит улыбку на любимом, но вечно хмуром лице крайне редко.

Скрип дверей, широко распахнутых с такой силой, что они только чудом не врезались в стену, при своей агрессивности сейчас казался Дмитрию самым приятным звуком на свете. Ровно как и тяжелый топот ног, который он узнает на слух, наверное, из тысячи по одному только темпу и интервалам между шагами. Сразу оборачиваться однако он не стал, дождавшись, пока П-3 остановится в паре метров за его спиной. Дальше его не пропустили близняшки, видимо, расценив его агрессивное приближение за потенциальную угрозу хозяину. Только после этого Сеченов обернулся с идеально выверенным выражением вежливого интереса, окинув Сергея взглядом с ног до головы.

— Что тебя так задержало, сынок? — держать привычный нейтральный тон оказалось не так уж просто, когда сердце буквально бухает в груди от парадоксального коктейля из небывалого прилива облегчения и в то же время острой тревоги. Нечаев оказался живее всех живых, пусть и выглядел так, будто спустился в самый ад и вернулся обратно тем же путем. Но Дмитрий подсознательно чувствовал, что он вернулся другим не только снаружи, но и внутри. И хуже всего был его взгляд. Сеченова волновала не злость, а то, что пряталось прямо за ней. Разочарование.

Разочарование его омеги в нем.

— Да вот прогуляться решил. На маяк посмотреть. Слышал, его с самого Сахалина привезли, — если бы пассивной агрессией можно было нанести реальный вред, академик бы уже, скорее всего, был мертв от того ее количества, что майор вложил в свой ответ. — Впечатляет. Особенно подземные этажи.

— А что стало с твоей полимерной перчаткой? — он и сам не понимал, почему до сих пор продолжает весь этот фарс, еще больше удивлялся, как все еще умудрялся держать лицо. Серёжа ведь побывал в архиве. Он знает все.

— Вы про Харитона? — что тот только в лишний раз подтвердил своими словами, продемонстрировав ему раскуроченную левую ладонь. — А я его вырвал. Простите, конечно. Он же, вроде как, ваш друг, — на последнем слове он скривился, будто от зубной боли. — Хороших же вы друзей себе выбираете, Дмитрий Сергеевич, таких, что мечтают вас убить и рвут людей на части моими руками.

Рвут на части его руками? Дмитрий на миг скосил взгляд на доклад на столе, и его прошиб холодный пот. Этого он и боялся…

— Он… — Хотелось от души настучать себе по голове. Он так носился с этим «Коллективом», что даже не подумал о том, насколько далеко может зайти Харитон, если оставить его без личного присмотра. — Получил доступ к «Восходу»?

— Это тот модуль в моей башке, благодаря которому я нихуя не помню, зато отлично крошу людей в фарш? — Сергей явно и не думал давать ему какие-либо поблажки, говоря все в лоб. В ожидании объяснений сложил руки на широкой груди, вздымающейся теперь от тяжелого дыхания, словно он из последних сил сдерживал злобу.

— Серёжа, я…

Как и ожидалось, ему не дали и слова вставить.

— Ну уж нет. Говорить буду я, потому что хочу разобраться во всей этой хуйне прямо сейчас. Я ведь имею на это право? Или Харитон и все вокруг не так уж и пиздели, когда пытались убедить меня, что я для вас — просто игрушка, что должна открывать рот, только когда хозяин разрешит, и не задавать лишние вопросы?

Сеченов тяжело вздохнул. Так вот как чувствуют себя его подчиненные, когда сталкиваются с его гневом. Он слабо всплеснул руками.

— Конечно имеешь…

Близняшки получили приказ расступиться. Тем самым их хозяин буквально открыл спину, надеясь, что Нечаев хотя бы про себя отметит проявленное им доверие и хоть немного успокоится. Все внутри Дмитрия вопило от неправильности при виде такого Серёжи — абсолютно разбитого и злого на него. Его омега не должен так себя чувствовать, иначе это означает, что он, как его альфа, только что с треском провалился в самой главной своей задаче: «оберегать и делать свою пару счастливой». А его пара сейчас выглядела абсолютно противоположно задуманному. Несчастно и видя в нем угрозу, а не защитника. Будь он менее сдержанным альфой — точно бы завыл от безысходности. Вместо этого Сеченов просто понуро склонил голову, трусливо избегая чужого взгляда.

— Ну и отлично, — обогнув его, Сергей присел чуть левее напротив, прямо на стол, намекая тем самым, что разговор предстоит не короткий. В первую очередь вполне ожидаемо показал на себя. — Зачем все это? Почему нельзя было просто дать мне умереть, чем лепить из меня нового человека? Ну ладно я, хер с ним, неважно. Мой случай, наверное, и правда был не так безнадежен. Но хотя бы Катю вы могли оставить в покое после того, как стало ясно, что ей не помочь, вместо того, чтобы превращать ее в это… — он в негодовании махнул рукой в сторону близняшек, не способный даже подобрать слова, что в полной мере могли бы выразить это чувство еще и вербально, — это нечто!

— Сознание Екатерины не сохранилось, — вопреки твердости слов, Сеченов просто не мог сейчас поднять глаза на майора, приковав взгляд к отчету на столе. — Это, как ты выразился, «нечто» — всего лишь два андроида с ее профессиональными навыками…

— Ну вот откуда вам знать?!

Дмитрий хмыкнул, мысленно принимая свое поражение. Тут Сергей прав. Совершенно не откуда. Он просто надеялся на это, потому что думать о том, что своими действиями он обрек свою дорогую Катюшу на вечное заточение в теле андроида без свободы воли, но с полным осознанием своего положения, ему было банально страшно. Давненько же, однако, его не посещало чувство стыда.

— Молчите? Ясно все с вами, — фыркнул П-3, на что академик открыл было рот, чтобы сказать что-то в свое оправдание, но тут же его закрыл, понимая, что оправдываться тут, к сожалению, нечем. Ему действительно нечего сказать, и это при всем своем красноречии. Даже стыдно. — Ладно. Перейдем к следующему вопросу. Надеюсь, хоть на него вы сможете мне ответить. Потому что если нет, я не ручаюсь, что сейчас что-нибудь или даже кто-нибудь не вылетит в ваше любимое панорамное окошко.

Сгорбив плечи, Сергей оперся обеими ладонями о бедра, требовательно посмотрев на него исподлобья. Каким-то шестым чувством Сеченов уже знал, какой вопрос прозвучит дальше. И он пугал его заранее. Это опасная тропинка, на которую нельзя было сворачивать. Еще слишком рано. Нет никаких гарантий, что какое-нибудь случайно брошенное слово не спровоцирует вспышку неконтролируемой физической агрессии. Но если он сейчас откажется отвечать… даже полет из окна покажется ему исходом более благоприятным, чем окончательное разочарование в нем его истинной пары.

— Что насчет нас с вами? Что это было хоть? Служебный роман? Интрижка на одну ночь? — на следующем предположении его губы тронула горькая улыбка, контрастирующая с нарочито шутливым тоном. — Или, может быть, вовсе самая большая ошибка в вашей жизни? И дочь, выходит, тоже? — Сергей провел пятерней по волосам, издав неверящий смешок. — Ебучие пироги, я вынужден обращаться на «вы» к отцу собственного ребенка…

— Тебе не обязательно продолжать это делать… — несмело отозвался Дмитрий, втайне опасаясь, что сейчас получит отказ. Что Сергей больше не захочет иметь с ним ничего общего, потребует вернуть ему ребенка и вместе с Оленькой навсегда уйдет из его жизни. Сеченов не был уверен, что сможет его так просто отпустить, и прямо сейчас ненавидел себя за эти неправильные мысли. Боялся, насколько далеко сможет зайти, чтобы оставить свою семью рядом. Гнал мысли о том, что в случае чего его Серёжа ведь тоже был подключен к «Коллективу». — При посторонних это было вынужденной необходимостью, чтобы ни у кого не возникло лишних вопросов.

— Спасибо за позволение, — саркастично огрызнулся Сергей. Но от Дмитрия все равно не укрылось, как его спесь резко поубавилась. Нечаев упорно старался не подать виду, что столь легкое позволение действительно его удивило, кажется, даже приятно, но Сеченов слишком хорошо его знал. Они все-таки пара истинных, вне зависимости от того, есть ли у Сергея его метка или нет. Эта связь уже давно была сформирована на самом глубоком, духовном уровне. Закреплена появлением на свет их общего дитя.

— Ну так что, — Сергей запнулся с явной непривычки. И его внезапное смущение показалось бы Сеченову даже очаровательно забавным, если бы на него не давила тяжесть обстоятельств и нарастающего чувства вины. — Дима?

Что-то внутри него надломилось от этого обращения. Вскрыло старую рану, и, позабыв былую робость, Сеченов вскочил с места так резко, что стул под ним покачнулся.

— Ты не был для меня какой-то жалкой интрижкой! Даже думать об этом не смей! — впервые за время разговора он смотрел Сергею прямо в глаза. В них все еще было слишком много недоверия и обиды. Это больно. — Ты был… ты был и остаешься для меня всем. Думаешь, мне легко после всего, что между нами было, не иметь теперь возможности хотя бы даже коснуться тебя в лишний раз?!

— Так коснись, — Сергей спрыгнул со стола с грацией, присущей скорее смертельно опасному хищнику, чем человеку, стремительно врываясь в личное пространство невольно попятившегося назад академика. — Что тебе мешает?

— Отбой, — краем глаза заметив, как от этого движения напряглись близняшки, на автомате приказал Сеченов, а после обратился уже к Нечаеву, теперь нависавшему над ним всей своей внушительной фигурой так, что в нем ни в жизнь не заподозришь омегу, если не знать. — Не надо, Сергей…

То, что должно предполагалось приказом, прозвучало как надломленный шепот. Дмитрий прикрыл глаза, стараясь сопротивляться соблазну сделать еще один, последний шаг навстречу. Хотя тут и шага не оставалось. В такой близости он буквально ощущал жар, исходящий от чужого крепкого тела, слышал тяжелое дыхание. Еще слишком свежо и оттого болезненно было воспоминание о том, что если уткнуться носом в изгиб этой шеи, так заманчиво маячащей перед его глазами, — до сих пор не меченной укусом, к негодованию внутреннего альфы — за всем этим запахом застарелой крови, пороха, пота и машинного масла, который сейчас Дмитрия нисколько не беспокоил, можно почувствовать едва заметный под действием препаратов, сладкий запах омежьих феромонов, напоминающий смесь пломбира и сгущенного молока — любимого лакомства его Серёжи. Тот всегда был сладкоежкой и, что удивительно, остался им даже после того, как кардинально изменился практически во всем остальном. Он все так же пахнул летом, пусть даже сам теперь являлся воплощением суровой зимы.

Проигнорировав слабый протест и непривычно робкое для такого человека, как его шеф, предупреждение, Нечаев с нажимом повторил вопрос:

— Что мешало все это время?

— Ты, — Дмитрий поспешил пояснить, пока уже было нахмурившийся П-3 не воспринял ответ по-своему. — Мешало твое нестабильное состояние. Изначально ты приходил в бешенство от одного упоминания меня точно так же, как от упоминания событий в Болгарии, Блесны или дочери…

Почувствовав ладонь на плече, Дмитрий нервно сглотнул и замолк. Нечаев внимательно смотрел ему прямо в глаза. Его собственные, цвета пасмурного неба, тут же как будто прояснились от какой-то мысли, из-за которой он уставился на шефа так, словно не мог поверить.

— Погоди-погоди, то есть я правильно тебя понимаю: ты не смог восстановить мое отношение к родной дочери, потому что пытался в первую очередь восстановить его к себе? Блядь, да это самая альфячья хуйня, которую я слышал! — Сеченов на миг вжал голову в плечи от его эмоционального восклицания, будто в ожидании удара, хоть и знал, что его ни за что не последует. А после поник. Здесь сказать в свое оправдание ему было попросту нечего. Это для омег на первое место выходит чадо, альфы же устроены несколько иначе. Благо, на этот раз Сергей подостыл быстрее. — Нет, ну я понять не могу. Ради чего это все? Если ты даже не стал возобновлять эти отношения, и я для тебя теперь просто твой мальчик на побегушках. Какой в этом смысл-то? Чтобы я что… просто был?

— ДА! — теперь настал черед Нечаева удивленно отступать на шаг назад. На его памяти, как бы смешно это ни звучало с учетом некоторых факторов, Дмитрий Сергеевич еще никогда так не поднимал голос. Хотя это больше было похоже на крик.

— Просто чтобы ты БЫЛ! Чтобы ОСТАЛСЯ со мной! Хотя бы так! Как мой подчиненный и доверенный агент! — но Сеченов не был бы собой, если бы не вернул себе самообладание за считанные секунды, и теперь, глубоко дыша после эмоциональной вспышки, говорил хоть и так же страстно, но более не повышая тона. — Я… Я не мог жить без тебя, Серёжа, пойми же ты наконец! Я люблю нашу дочь всем сердцем, клянусь тебе, и я бы не оставил ее ни за что, даже если бы ты… — нет, он просто не мог это произнести, пусть все уже давно в прошлом. — Даже если бы я не смог тебя спасти… Но уже одна только мысль об этом меня убивает. Потому что ты самое важное, что есть в моей жизни! С тех самых пор, как я впервые тебя увидел, для меня на первом месте стоит не пресловутый «Коллектив», не космическая программа, не наша страна, не наука и даже, как бы тебя это справедливо ни злило, наша дочь. А ты… — Нечаев замер, будто робот, попавший под разряд шока, когда Дмитрий внезапно взял его за руки, явно ничуть не беспокоясь при этом, что те были в грязи и крови. Наплевав даже на собственные прежние опасения того, что слишком тесный контакт может вызвать у его омеги рецидив травматичных воспоминаний. — При восстановлении тебя после Болгарии первые две операции прошли неудачно. Ты продолжал агрессивно реагировать на одно только мое упоминание, и это буквально сводило меня с ума! После первой операции ты завелся просто потому, что я на эмоциях с того, что ты наконец очнулся, сглупил, кинувшись от радости тебя обнимать. Мне очень повезло, что ты был предусмотрительно привязан к кровати. После была еще одна попытка, тоже, как оказалось, неудачная, хотя поначалу мы приняли ее за успех. Мы просто разговаривали, и все, вроде бы, было в порядке, пока в какой-то момент ты снова не попытался наброситься на меня из-за одной невинной фразы, содержание которой я уже и не вспомню. Тогда-то я понял, что так ничего не выйдет. Что продолжать удалять лишь фрагменты воспоминаний в надежде правильно угадать тот самый и вырвать корень проблемы слишком рискованно, — от внимания Сергея не укрылось, как на этих словах Дмитрий чуть крепче сжал его руки в своих. Его взгляд наконец-то начал смягчаться. — Я понял, что единственный способ оставить тебя рядом со мной — это избавиться от всех фрагментов подчистую. И я не ошибся. Ты перестал на меня бросаться, только когда я стал для тебя никем, снова и уже навсегда…

Голова мужчины опустилась в бессилии. Он замолчал, ожидая ответ с видом, с которым смертники ждут давно известный им приговор. Но майор его удивил.

— По-моему, это твое «навсегда» уже давно закончилось, Дим… — вместо того, чтобы разразиться отборной и заслуженной бранью, Нечаев только пожурил его с мягкой улыбкой, зачем-то вдруг протягивая правую руку к его лицу. Как оказалось, чтобы стереть костяшкой пальца даже не замеченную академиком слезу. Сеченов удивленно моргнул, лишь после этого осознав, что плачет. Он-то был уверен, что выплакал все слезы еще два года назад. Однако же. Одним из самых больших заблуждений несведущих людей являлось убеждение, что альфы не способны на подобное проявление эмоций. Якобы это был удел более чувствительных по своей натуре омег. Но тот, кто так считает, просто никогда не видел агонии, в которой альфа оказывается при потере своей пары. За свою жизнь Дмитрий был критически близок к этому целых три раза, так что, по его же мнению, он вполне имел право на эмоции.

Даже голос Серёжи заметно смягчился, когда тот задавал следующий вопрос, осторожно приподнимая голову своего альфы обратно, чтобы вновь иметь возможность смотреть в эти теплые карие глаза, сейчас полные робкой надежды:

— Ну а с «Коллективом»-то что? В нем правда есть функция управления сознанием?

— Есть, — Дмитрий сокрушенно вздохнул, не видя смысла отрицать очевидное. Врать или хотя бы недоговаривать сейчас было бы непростительной ошибкой. Тем более в эти глаза, что наконец-то вновь глядят на него с прежней доверчивостью, которую он уже не раз посмел предать. Больше он этого себе не позволит. — Но я не собирался с помощью нее порабощать весь мир, как какой-то злодей из сказок, если это, что тебя беспокоит. Она попросту необходима для прогресса. И единственное возможное злоупотребление данной функцией для себя я вижу лишь в возможности с ее помощью больше не прятать мою семью от всего мира. С альфа-коннектором «Коллектива» я могу не опасаться того, что кто-то в Политбюро решит использовать тебя или нашу дочь в качестве рычага давления на меня. Это моя защита, не оружие…

— Допустим. Но зачем таблетки? — это Сергей спрашивал уже чуть ли не ласково. Тихо, будто боялся спугнуть эфемерность момента. — Для чего нужно было скрывать от меня, кто я есть. Да и от других тоже…

— Эгоизм.

— Что? — он посмотрел на Сеченова с искренним удивлением.

— Мой эгоизм, Серёжа, — хотя его протезы были заметно менее чувствительными, чем настоящие руки, в них все же имелась примитивная функция осязания, благодаря которой Нечаев почувствовал тепло от ладони, накрывшей его руку, так и лежащую на щеке Дмитрия, отчего его сердце забилось чаще. Большим пальцем Сеченов огладил сбитые костяшки, поясняя. — Стыдно признать, но я просто боялся, что со временем тебя у меня уведут. Я знаю, что сам ты считаешь себя монстром, но ты просто не видишь себя со стороны. Да, пускай ты огрубел после операции, стал вспыльчивее. Но ты все еще такой же добрый, верный, самоотверженный, в конце концов, очень красивый и сильный мужчина — ничто из этого не изменилось после того, как ты покинул операционный стол. Я не мог предотвратить возможность того, что ты найдешь себе кого-то еще, насовсем, так как помимо биологических факторов, опирающихся на твой вторичный пол, существую и такие, которые я не в силах изменить. Этими таблетками я всего лишь снизил вероятность того, что тобой заинтересуются другие альфы...

— Ну короче «ни себе, ни людям», — Нечаев не удержался от того, чтобы закатить глаза. Хотелось вдобавок обиженно буркнуть, что опасения Сеченова были пустыми, и все эти два года он даже смотреть в чью-либо сторону, кроме как его шефа, не хотел, но Сергей воздержался, чтобы не портить момент. Что вовсе не значило, что он не припомнит это одному обнаглевшему альфе потом. — Что ж, хотя бы честно…

Дмитрий кривовато усмехнулся, даже не думая отрицать справедливое обвинение. Вот уж за что он точно не собирался испытывать стыд. Да и гордость внутреннего альфы бы не позволила.

— Ну… и как девочку зовут хоть? — как-то смущенно спросил майор, что, на взгляд Димы, было абсолютно очаровательно.

— Ольга, — ответил он с улыбкой.

— Красивое имя…

— И сама она тоже очень красивая, любознательная, смышленая и добрая девочка. В общем, вся в тебя, — Дмитрий говорил об их ребенке с такой теплотой, что внутренний омега Сергея готов был вот-вот разразиться довольным мурчанием. Это было странное для него чувство. Новое. Но приятное.

— Мда уж. Судя по тому, на что Харитон чуть не уговорил меня, смышленость она переняла от тебя, — буркнул Сергей недовольно на самого себя, вызвав у альфы веселый смешок. — А фото у тебя случаем нет?

— Обижаешь, Серёж.

Сеченов действительно достал фотографию из внутреннего кармана жилетки. Взяв ее осторожно, словно она могла рассыпаться в его руках, Сергей жадно всмотрелся в содержимое. С фотографии на него смотрела черноволосая девочка лет пяти. Она широко улыбалась, из-за чего было заметно, что у нее отсутствует один молочный зуб, и неуклюже обнимала, судя по золотой курточке, Правую балерину, словно та была большой плюшевой игрушкой. Причем, у последней внезапно появилось лицо. Правда, нарисованное. С огромными глазами, щедро обрамленными пышными ресничками, и улыбкой в виде простой дуги, но с комично маленькими человеческими губами по середине. Заметив, что привлекло его внимание, Дмитрий решил с усмешкой прокомментировать:

— Маркер, кстати, оказался несмываемым…

Впервые за долгое время Нечаев звонко, искренне рассмеялся, но заметив абсолютно влюбленный взгляд Дмитрия Сергеевича, тут же смутился с непривычки, неловко кашлянув в кулак. Ему все еще было тяжело поверить, что каких-то пару лет назад его шеф смотрел так на него постоянно, а не только украдкой и лишь убедившись, что он не видит. А все-таки странно было ощущать себя одновременно и в самом кошмарном дне своей новой жизни, и вместе с тем самым счастливом. Он погладил большим пальцем личико так похожей на него девочки на фотографии и осторожно спросил, тщетно стараясь при этом не слишком тешить себя надеждами:

— Два года прошло, Дим. Неужели я правда не могу ее увидеть? Хотя бы разок. На тебя же я теперь нормально реагирую, разве нет? И на упоминания Кати тоже. Может, реабилитация все-таки подошла к концу, и я могу…

Взволнованная быстрая речь Нечаева прекратилась, только когда он почувствовал успокаивающие поглаживания ладонью по спине. Дмитрий кивнул, улыбаясь гораздо шире обычного. Это уже были не просто приподнятые уголки губ, а полноценная улыбка. Такие метаморфозы Сергею, признаться, очень нравились. А дальнейшие слова его альфы — и подавно.

— Это можно устроить, — кивнул Сеченов, поспешив уточнить. — Но только с ограничениями. Для первых визитов тебе придется носить магнитные наручники. Я не могу себе позволить, чтобы из-за моей сентиментальности с ней что-то случилось, пойми.

— Бля, да хоть на поводке в смирительной рубашке и наморднике меня туда тащи! — обрадовавшийся было Нечаев осекся, но не из-за мата. — Хотя нет. Так лучше не надо. Не хватало еще напугать малышку.

— Сергей, — нарочито сурово протянул Дмитрий, но все смазывала его так и просящаяся на лицо улыбка и совершенно осоловелый взгляд чуть ли не светящихся изнутри глаз, — не выражайся. И давай не будем впадать в крайности. Подобные меры — лишнее.

— Прости. Я просто… Волнуюсь, наверное… — с неловкой улыбкой признался майор, вновь опустив взгляд на фотографию в руках. — Может, подарок какой принести? А то неприлично как-то спустя столько лет отсутствия объявляться с пустыми руками. Что посоветуешь?

— Астрономическую энциклопедию, звездный атлас, игрушечную ракету… — без всяких раздумий начал перечислять Дмитрий. — В общем, выбери что-нибудь, связанное с космосом, и не ошибешься. Оленька очень им увлекается и души не чает в Терешковой. Даже мечтает когда-нибудь тоже, как она, полететь к звездам, представляешь?

— Не имею ни малейшего понятия, от кого это у нее…

Сеченов хрипло рассмеялся на его ироничное замечание, со счастливой улыбкой прижавшись щекой к плечу своего вновь приобретенного возлюбленного и теперь так же нежно, как и он, смотрел на фото в его руках. Отстраненно думая, что они обязательно должны будут сделать еще одну, семейную фотографию со всеми тремя. А может, и пятью — дочка просто обожает близняшек. Да и Серёже это наверняка понравится. А что простому альфе еще нужно-то для счастья?

Chapter Text

В долгожданный день запуска «Коллектива 2.0.» после произнесения торжественной речи для телевидения Сеченов не стал задерживаться в конференцзале даже на пять минут, несмотря на то, что именно к этому моменту он стремился последние пять лет. Результат — вот, чего он добивался. А этап празднования его волновал мало, особенно если его не с кем разделить. Харитон обернулся против него и пропал без вести, а Серёжа отказался присутствовать, сославшись на то, что он еще не купил подарок дочери. Оба, впрочем, понимали реальные причины его решения. Нечаеву требовалось время, чтобы свыкнуться с полученной о сущности обновленного «Коллектива» информацией, и Дмитрий уважал его выбор.

      Они договорились встретиться уже у двери квартиры, и Сеченов уже начинал опаздывать, поэтому наспех попрощался с облепившими его коллегами, чудом избежавшими, а то и пережившими вызванный предателем сбой, и направился на выход. Репортеры и политики всех мастей и важности старательно пытались его задержать: первые выкрикивали ему в спину вопросы в надежде побудить к даче дополнительного интервью, вторые — наступали уже спереди, с каким-то странным упорством стремясь пожать ему руку, будто без этого ритуала праздник потеряет львиную долю своего смысла. В иные дни на подобных мероприятиях Дмитрий, не имея возможности вот так же легко их покинуть, развлекал себя тем, что по лицам настаивающих на его внимании людей угадывал, кто из них искренне ищет с ним общения, а кто просто ведет какую-то свою игру. Но сегодня у него были дела поважнее. Люди поважнее. Благо, чтобы отвадить назойливых преследователей, Дмитрию хватило одной мысленной команды. Галдящая наперебой толпа не умолкала, дабы не вызывать подозрений у наблюдавших в отдалении людей, но при этом разошлась перед ним в стороны, подобно речному потоку, наткнувшемуся на камень, чтобы тотчас вновь сомкнуться у него за спиной. И через пару минут никто из них уже и не помнил, в какой момент они упустили академика из виду. Коллектив работал как часы. В том числе буквально. Большая стрелка на видимом лишь носителю «мысли» циферблате неумолимо приближалась к столбику условленного для встречи времени. Серёжа всегда был пунктуален, а значит, он уже его ждет.

      Лестничная клетка ничем не примечательной пятиэтажки дохнула на академика столь необходимой прохладой после добрых двадцати минут беготни. Лето в этом году выдалось жаркое, и от беспощадного солнцепека не спасала ни легкая рубашка с короткими рукавами, ни даже система климат-контроля на Челомее. К тому же Дмитрий немного запыхался, так как по пути забегал в лабораторию, дабы забрать необходимое устройство. Он мог бы приказать принести ему футляр с ним кому-нибудь из роботов, хотя бы той же Правой, что сопровождала его сегодня с самого утра, но всем, что касалось его дорогого омеги, Сеченов считал правильным заниматься лично. И вид того заставил Дмитрия невольно замереть на середине лестницы.

      — Знаешь, когда я перечислял тебе варианты подарков, я не имел в виду, что ты должен взять вообще все, — выгнув бровь, смешливо прокомментировал он увесистую клетчатую сумку на молнии в руке Сергея. — Планируешь купить себе звание самого любимого папы?

      — Ну вот, ты раскрыл весь мой план! — Засмеялся Нечаев, не подав виду, что чуть не испугался, когда Левая вдруг коснулась рукой его пальцев, намекая отпустить сумку, чтобы взять ее самой.

      Отойдя от секундного удивления от количества принесенных Серёжей подарков и поравнявшись с тем у двери, Сеченов вздохнул.

      — И, разумеется, ты решил самостоятельно таскать тяжести, несмотря на то, что я оставил Левую помогать тебе…

      — Ну Дим, сам знаешь, что людям нужно время, чтобы привыкнуть к этим твоим новшествам с мысленными командами роботам и прочей полезной хренью!

      Но привычным жестом сложивший на груди руки Дмитрий слишком хорошо его знал, чтобы купиться на такое оправдание. Не говоря уже о том, что оно рушилось об один общеизвестный факт.

      — Или ты просто не хотел напрягать Катю, несмотря на то, что это уже давно не она. Роботы ведь не перестали принимать вербальные команды с обновленнием «Коллектива», знаешь?

      Поняв, что его раскусили, Нечаев лишь неловко потер ладонью затылок, промолчав.

      — Ладно, — примирительно добавил Дмитрий с каким-то смирением, решив оставить этот разговор на потом. Правая открыла для него футляр. — Пришло время…

      Кивнув, Нечаев вытянул руки вперед. По лестничной клетке прокатился неприятный щелкающий звук магнитных наручников, сомкнувшихся на запястьях очередного «пленного».

      — Еще раз прости за это…

      — Да все нормально, правда, — Сергей пожал плечами, повертел скованными запястьями в стороны, для проверки изо всех сил попытался разомкнуть руки и удовлетворенно хмыкнул, про себя отмечая, что конструкция не поддалась даже на миллиметр. А после ухмыльнулся, хитро глядя на Сеченова исподлобья. — Хотя от утешительного поцелуя я бы все равно не отказался.

      Дмитрий улыбнулся, мягко наклоняя голову майора за затылок, чтобы исполнить его желание. С момента их разговора они почти не выпускали друг друга из объятий, целуясь долго, словно экспериментирующие подростки, а не двое взрослых мужчин, что уже давно прошли этот этап ухаживаний, но каждый поцелуй все еще ощущался как первый. Особенно для Сергея, что, к своему глубочайшему сожалению, уже и не помнил его. Впрочем, нынешние поцелуи не становились от этого менее приятными. Они были сладки и волновали сердце ничуть не хуже.

      С явной неохотой отстранившись через время, Дмитрий на выдохе спросил:

      — Ты готов?

      — Да честно говоря, не очень…

      — Все будет хорошо, Серёж. Она примет тебя, — отвернувшись, чтобы вставить ключ в замочную скважину, Сеченов в последний раз скользнул взглядом по битком набитой сумке в руке Левой. Ухмыльнувшись забавной мысли: и как только Серёжа умудрился это застегнуть? — Тем более с таким внушительным подспорьем.

      Когда первым, что мужчины увидели за открывшейся дверью, оказалась невысокая фигурка черноволосой девочки, Сеченов даже не удивился, мягко рассмеявшись. То ли они слишком громко говорили, то ли Оля уже какое-то время сидела и ждала их в коридоре. Его звездочка была девочкой многих талантов, но терпение в них не входило. Ну точно как у кое-кого…

      — Здравствуй, Оленька, — поприветствовал ее Дмитрий, проходя внутрь и разуваясь, чтобы омега не топтался в проходе. А то на беднягу без слез не взглянешь — как сильно он разволновался от вида дочки.  Благо, это была вполне естественная реакция. Никакой агрессии, ни даже намеков на нее в Нечаеве не наблюдалось. Но Сеченов все равно на всякий случай мысленно приказал близняшкам в случае любого резкого движения со стороны Сергея немедленно его схватить. Отдавать такой приказ было неприятно, но необходимо.

      — Это… папа Серёжа? — из застенчивости забыв о приветствии, поинтересовалась девчушка лет шести-семи на вид, во все глаза разглядывая такого огромного дядю с ног до головы. Тот, впрочем, отвечал ей тем же. Сергею даже сделалось немного неловко от того, насколько сильно он возвышался над этой крохой. Подумать только: а ведь когда-то она была еще меньше! Помещалась в одних ладонях, как котенок. В его ладонях. Как его, ебучие пироги, собственный ребенок.

      «Папа Серёжа» щекоткой пробежалось в груди майора и свернулось теплым клубочком под сердцем, где когда-то уже было вот это маленькое чудо с Димиными глазами. Он не был уверен, что медленно приземлился на колени вполне осознанно, чтобы не нависать своим внушительным ростом над таким крошечным хрупким созданием, а не просто потому, что протезы ног, как оказалось, тоже способны сбоить от избытка чувств.

      — Ты меня знаешь? — глупость вопроса дошла до Нечаева только после того, как он услышал его будто бы не от себя, а со стороны. Волнение отпускало его крайне неохотно. Но оно было скорее приятным, чем нет. Ведь перед приходом сюда майор по-настоящему боялся. Боялся, что заглянув в эти глазки не с фотографии, а вживую, ничего не почувствует. Что его проклятая, искалеченная не хуже его тела память сыграет над ним злую шутку, в самый неподходящий момент поставив его перед фактом, что она лишила его не только воспоминаний, но даже чувств. Однако перешагнув порог квартиры, едва взглянув в эти карие, теплые, как у нежно любимого им альфы, глаза, первое, что Сергей сделал, — это поклялся себе, что сделает для хозяйки этих чудесных любопытных бусинок что угодно. Даже умрет за нее, если потребуется.

      Впрочем, вот это ему кое-кто, скорее всего, не позволит.

      — Конечно знает, — ответил этот «кое-кто» за девочку.

      — Папа всегда о вас рассказывает! — все равно добавила от себя Оля. — Только он не говорил, какая у вас смешная борода.

      Серёжа растерянно коснулся колючего подбородка, замечая краем глаза, как Сеченов спрятал смешок в кулак. Осекшись, Сергей кивнул на наручники.

      — Прости, что я вот так…

      — Не извиняйтесь. Папа говорил, что это на всякий случай, потому что вы можете не нарочно кому-нибудь навредить, если окажетесь в состоянии… эм-м, эффекта?

      — Аффекта, звездочка, — с улыбкой поправил ее Дмитрий, погладив дочурку по волосам.

      Оленька насупилась.

      — Я так и сказала!

      — Да-да, я тоже слышал, — тут же подтвердил Нечаев, «незаметно» подмигнув довольно хихикнувшей девочке. Дмитрий удивленно приоткрыл рот, переводя взгляд с Сергея на Олю и обратно, но в итоге решил промолчать, признавая свое поражение. Эти двое сорванцов спелись друг с другом даже быстрее, чем он прогнозировал!

      — Сомневаюсь, что я в ее возрасте знал такие слова, — Нечаев с неверящей улыбкой покачал головой, многозначительно посмотрев на своего альфу. Мол, ну и чему вы тут ребенка учите, профессор?

      Тот лишь развел руками, будто не при делах.

      — Но согласись, это лучше, чем нецензурная лексика и всякая похабщина.

      «Ну-ну».

      — А вы… — неуверенно начала Оля, мгновенно привлекая внимание обоих.

      — Обращайся ко мне на «ты», — подбодрил ее Сергей. — Если, конечно, хочешь…

      Оля улыбнулась и, перекатываясь с пятки на носок, полюбопытствовала с плохо скрываемой надеждой:

      — А ты любишь мультики?

      — Люблю, конечно, — Нечаев важно кивнул. Будто нет ничего более разумеющегося, чем любовь взрослого почти сорокалетнего мужчины с богатым военным опытом к развлечениям для детей.

      — Ура! — все, лишь бы Оля почаще вот так подпрыгивала от радости. Впрочем, Сергей нисколько не кривил душой — мультики ему действительно нравились. — Значит, будем смотреть мультики! А то папа Дима их вообще не любит… — она так забавно по-взрослому сложила руки на груди, напоминая теперь уже маленькую копию не его, а Сеченова, что Сергей не мог не хохотнуть под вопросительный взгляд Дмитрия, от которого это сходство комично ускользнуло.

      Заключение дочери заставило того приподнять брови в удивлении.

      — С чего ты это взяла?

      — Потому что ты всегда под них засыпаешь! Еще и на самом интересном месте!

      От столь неожиданного ответа Серёжа фыркнул, с нескрываемой нежностью посмотрев снизу-вверх уже на Диму, очаровательно растерявшегося с ее слов.

      — Я думаю, причина немножко в другом, милая, — поспешил он защитить честь возлюбленного. — Твой папа просто очень устает на работе. Хотя я сотню раз говорил ему, что никуда она от него не убежит, если он будет уходить ближе к концу текущей смены, а не началу следующей.

      Он не видел, но точно знал, что в этот момент академик закатил глаза.

      — А ты устаешь?

      — Ну… скажем, так сильно, как он, — нечасто.

      — А почему?

      «Любопытная какая!» — усмехнулся про себя Сергей, уже предвкушая бомбардировку вопросами. Оленьке осталось только стать чуть смелее в его присутствии, и он уже точно не отделается от неуемного детского энтузиазма. Черт, он и не подозревал, что будет настолько хотеть наконец оказаться в подобной ситуации. Зато так он узнает свою малышку поближе, и она его — тоже. И когда-нибудь они снова станут одной семьей…

      — Это потому что я… — Сергей замялся, неуверенный, стоит ли ему рассказывать такое. Все-таки история не из приятных, а для детей — и вовсе страшилка. — Дим, может ты объяснишь? А то я сейчас еще ляпну какую-нибудь глупость.

      Выжидающий взгляд любопытных карих глазок поднялся на второго отца. Сеченов явно старался подбирать дальнейшие слова, чтобы ненароком не напугать малышку.

      — Видишь ли, Сергей немного сильнее обычного человека. В первую очередь, потому что он военный. Это те люди, которые, как ты знаешь, защищают нашу родину от всяких злодеев, — начал он. — Ну и вторая причина заключается в том, что по вине этих самых злодеев его руки и ноги ниже колен не совсем его. Это протезы, сделанные из стали и полимера, о котором я тебе уже рассказывал.

      Карие глазки удивленно округлились.

      — А что стало с настоящими? А тех злодеев наказали?

      — Я расскажу тебе, когда ты еще немного подрастешь, хорошо? — примирительно предложил Сеченов. Очень уж ему не хотелось, чтобы в свое повторное знакомство со вторым отцом малышка запомнила историю о том, как тот чуть не умер. Не говоря уже о кровавых подробностях, которые обязательно дорисует живое детское воображение, даже если он будет максимально осторожно пытаться поведать эту историю, опуская всю боль и грязь.

      Оля печально вздохнула на это условие.

      — Ну ладно…

      Дабы развеять грусть дочурки, Сергей попробовал ее впечатлить:

      — В общем, можно сказать, что я наполовину робот…

      И это не просто сработало, а превзошло все его ожидания. Оля весело запрыгала.

      — Ух ты, кру-у-уто! Папа-робот! Значит, ты можешь долго смотреть мультики и не уставать! Прямо как я. Пойдем-пойдем! — совершенно бесстрашно она потянула его за скованные руки. — Не будешь же ты весь день в коридоре сидеть!

      И в итоге убежала сама, не дождавшись жутко медлительных родителей. Ведь нужно было еще включить телевизор и найти нужный канал. Она бы предложила гостю чай, но не решилась, не уверенная, что с этими штуками на руках тот вообще сможет держать в них чашку. Ну ничего — как-нибудь в другой раз, когда он будет уже без них. Папа Дима же обещал, что к зиме папа Сергей уже точно их снимет, если все сложится хорошо.

      Экран пузатенького телевизора в зале зажегся, вызвав у девочки очередной радостный всклик:

      — Ой, как раз моя самая любимая серия!

      Дмитрий не мог перестать улыбаться. Давненько Оля не была настолько радостной.

      — С этим вот жутким зайцем? И ты совсем не боишься? У меня от этого робота всегда мурашки по коже. Он же жуткий что пиз… — собиравшийся уже было сесть Сергей чуть не промахнулся мимо дивана, заметив краем глаза предупреждающий взгляд своего альфы. — кхм, трындец.

      Присел уже с большей осторожностью, как мог с помехой в виде наручников нашаривая поверхность дивана под собой руками. Дмитрий последовал за ним, присаживаясь рядом, но так, чтобы между ними оставалось место для дочери, и теперь с теплотой смотрел на нее, предаваясь каким-то своим мыслям.

      — А чего мне бояться? — не заметив переглядывания родителей, все так же бодро защебетала девчушка, стоя на коленках перед телевизором, чтобы настроить звук. — Моя Алиса никогда на меня не ругалась. Даже когда я случайно разбила вазочку… И Левая с Правой тоже очень хорошие!

      — А Алиса это…

      — Терешкова, — слету пояснил Дмитрий. — Она сегодня на техобслуживании, — и добавил уже тише, наклонившись к уху Сергея. — Иначе бы заболтала тебя до смерти. Пришлось вот отправить.

      Нечаев фыркнул, легко представляя себе, какая это головная боль, когда тебе радостно щебечут сразу на два уха, даже если один из этих голосов тобой любим, и мысленно поблагодарил Диму за его заботу, проявляющуюся даже в таких мелочах.

      — Алиса самая лучшая! Она столько всего знает, особенно про космос! — поделилась Оля, чуть ли не с разбега плюхаясь на диван в пространство между родителями.

      И не отрывая взгляда от экрана, добавила как что-то само собой разумеющееся, беспечно болтая ножками:

      — Роботы не могут быть злыми сами по себе. Их ведь люди делают. И если робот плохой, значит кто-то просто хотел, чтобы он таким был.

      Нечаев с трудом воздержался от того, чтобы пораженно присвистнуть.

      — Я доходил до этой мысли гораздо дольше, чем ты, Оленька…

      Теперь стало неловко уже обоим взрослым. В кои-то веки даже Дмитрий не нашел что сказать. Благо, для Оли тема разговора явно была исчерпана. Мультфильм увлек ее с головой, несмотря на то, что она видела все эти серии сотни раз.

      Прекрасно отдавая себе отчет в том, что после он точно не отделается от очередного Оленькиного выговора за нелюбовь к мультикам, Сеченов все равно ни разу даже не взглянул на экран. Его слишком зачаровала совсем другая картина: семейной почти что идиллии. Для полной идиллии не хватало только снять с его Серёженьки эти проклятые наручники. Но, к счастью, в Дмитрии хватало терпения на всех троих. Он обязательно дождется. А пока он вполне себе счастлив и так: очень уж забавно было наблюдать за тем, как его звездочка то и дело переводит на Серёжу взгляд, то ли желая увидеть его реакцию на происходящее в мультике, то ли просто чтобы убедиться, что он тоже смотрит. Первое время Оля смущалась, когда (всегда) Нечаев ловил ее взгляд, будто чувствовал его на каких-то своих, омежьих инстинктах, но с каждой последующей серией приключений Волка и Зайца она все больше расслаблялась в его присутствии и максимум через час уже деловито копалась в принесенной Левой из коридора сумке, придирчиво разглядывая свои подарки.

      Сергей вздохнул с облегчением, когда дочь вынесла ему свой вердикт, смущенно пробормотав, что ей все понравилось. Не забыв, конечно же, про «спасибо». Ну а когда из нее пропала и эта робость, она живенько запрягла новоприобретенного отца собирать с ней металлический конструктор ракеты. И зрелище того, как Сергей растерянно хлопает глазами, сидя с кажущимся крохотным ключиком для закручивания гаек в скованных руках, и пытается осознать, как такая малявка смогла так непринужденно «построить» прожженного майора, Дмитрий впервые со дня возвращения его дорогого Плутония из мертвых смог засмеяться открыто и счастливо. Теперь все точно будет хорошо.