Archive of Our Own ^beta

Chapter Text

Новоявленного наследника мрака Андрей увидел издалека ещё на подходе к Большой Дмитровке. Тот шёл, то и дело озираясь по сторонам, а от прохожих шарахался как от чумы. Впрочем, Андрей помнил, как люди на самом деле шарахались от чумы и как бесполезно это было — дурацкое всё-таки сравнение…

Он поболтал ногами, неспешно докурил. Сидеть на крыше пятиэтажки было удобно, но не слишком: к городу осторожно, готовясь напасть в самый неожиданный момент, подкрадывался май, и крыша медленно и неизбежно нагревалась.

Всего пару недель назад Андрей стал стражем-хранителем Михаила Горшенёва, которого мрак выбрал своим будущим владыкой, но и этих двух недель хватило с лихвой. Пусть они и казались ровесниками, Андрей честно сомневался, отложился ли в голове Михи (это сокращение он предпочитал) хоть какой-то жизненный опыт — тот разве что неплохо махал кулаками и играл на гитаре.

Миха его пока не замечал. Порой Андрей шёл за ним след в след, наблюдая и посмеиваясь, но выбирал то облик строгой подтянутой дамы в очках и сарафане в пол, то пропитого одутловатого мужичка с длинной таксой на поводке. Подмену Миха не просёк — то ли Генрих, начальник русского отдела мрака, ещё не научил его смотреть сквозь личины, то ли просто по невнимательности.

Мрак добрался до Михи позже обычного, и это настораживало. Обычно тех, кто мог хоть как-то пригодиться и обладал мощным даром, стражи мрака забирали ещё тринадцатилетками, а тут на тебе — семнадцать. То ли ждали, пока силы Михи развернутся во всю мощь, то ли что… Так или иначе, не очень-то разумно с их стороны. Дерьмовенько.

Насколько Андрей знал, мрак ничего не делал без умысла — но какой умысел был в том, чтобы просрать четыре года обучения, не понимал, хоть убей.

А уж если учесть, сколько на самом деле надо времени, чтобы воспитать хорошего стража… Он вспомнил, как только через шестьсот лет непрерывных занятий освоил первую боевую маголодию, и тяжело вздохнул.

Флейта на поясе вдруг накалилась, предупреждая об опасности. Андрей выхватил её из кобуры, короткой пронзительной трелью набросил на себя невидимость и легко соскользнул с крыши, разворачивая крылья.

Пятый этаж был всё-таки хреновой идеей — выйти из падения получилось лишь у самой земли.

Он набрал высоту, не торопясь полетел за Михой, и лишь чуть позже, убедившись, что всё ещё невидим, приземлился парой метров дальше и заставил крылья исчезнуть. Вокруг было спокойно — слишком спокойно, нахмурился Андрей, такое затишье, как известно, влекло за собой только бурю…

— О, вьюноша! — услышал он незнакомый восторженный голос. — Какие мы мужественные! Какие плечистенькие, а! Дайте бицепс пощупаю?

Дорогу Михе преградила девушка, будто сошедшая с плаката в стиле пин-ап. Короткие шорты, внушительный начёс, алая помада. Девушка широко и неестественно улыбалась, отставив в сторону ножку в красной туфельке.

Андрей только хмыкнул. Суккуб, ясное дело. Низших слуг мрака в Москве были тысячи — только успевай зачищать. Многие стражи света по незнанию недооценивали и манерных суккубов, и хитрых пластилиновых комиссионеров — вот только Андрей помнил, сколько эйдосов эти шустрики ежемесячно приносят в резиденцию русского отдела.

— Ну пощупайте, — великодушно разрешил Миха, и Андрей едва удержался, чтобы хлопнуть себя ладонью по лбу.

Да кто ж вступает в беседу с суккубом, чтоб его! Маголодией надо шарашить ещё на подходе, а если нет флейты — то подпускать лишь на расстояние, подходящее для широкого, размашистого взмаха клинком.

Изворотливый мудачок в обличье девушки щебетал не переставая, Миха откровенно млел. Андрей и не заметил, как они завернули в узкий тёмный проулок. Флейта в руке так и просила пустить её в ход, но рано, рано… Вот если этот тип начнёт выклянчивать у Михи эйдос — другое дело.

Прикосновение холодного лезвия к щеке рывком выдернуло его из грёзы о расправе над суккубом.

— Я думал, не сдать ли тебя Генриху, — сказал Миха. Меч в его руке не дрожал. — Кто ты такой, мать твою, и какого чёрта за мной таскаешься уже две недели?

— Невидимость-то сначала можно снять?

— Можно.

В голосе Михи прорезались властные нотки, и это Андрею очень не понравилось. Значит, мрак уже задурил ему голову рассказами о невероятной власти, которая придёт, стоит ему занять трон в Тартаре. Вот только никто, конечно, не спешил признаваться, что управлять мраком по-прежнему будет горбун Иоганн, канцелярская крыса, способная обставить и славных бойцов, и придворных интриганов… Ловко, нечего сказать.

Вглядываясь в его лицо, Андрей думал: неужели Миха и впрямь не догадывается, что ему уготовили судьбу марионетки? Должно быть, хорошенько надавили на самолюбие — уж это мрак умел как никто другой.

Суккуб благополучно испарился, оставив после себя лёгкий запах парфюма «Шанель номер пять» и душок селёдки.

— Ну и кто тебя подослал, ё-моё? — спросил Миха подозрительно, едва получив возможность рассмотреть его с головы до ног. — Иоганн небось? Да, Генрих предупреждал, что ему нужен мой эйдос…

— Хреново предупреждал, если говоришь об этом вслух посреди улицы, — не выдержал Андрей.

Разумеется, Иоганну нужен был эйдос. Повелитель мрака при живой душе — немыслимо! На трон Тартара садишься лишь полностью лишённым искры, обладающей невероятной силой, а уж в чьём дархе потом твой эйдос окажется — дело десятое.

Андрей не сомневался, что Иоганн спал и видел, как скармливает душу Михи этой прожорливой сосульке, что принял бы за украшение лишь полный дурак. Дархи были живыми — и эйдосы глотали с большой охотой. А дальше всё просто: чем больше коллекция в твоём дархе, тем ты сильнее.

— За эти две недели я мог убить тебя раз пятнадцать.

— Так уж и пятнадцать, — Андрей чуть улыбнулся. — Ты аккуратнее с мечом, кстати. Если выступит кровь…

— Да знаю я.

Миха с явным раздражением убрал меч в ножны. Первый клинок мрака, принадлежавший когда-то самому Кводнону, бывшему владыке, отличался непомерным аппетитом и несгибаемой волей. Кого-то послабее Михи он разрубил бы без колебаний, да и нынешнему владельцу едва ли подчинялся полностью — скорее умело притворился, чтобы пролить как можно больше крови.

Снова ощутив её вкус — особенно если речь шла о крови светлого стража! — меч бы не остановился. Андрею совсем не улыбалось быть убитым в день, когда он только познакомился со своим многострадальным подопечным.

— Значит, ты не от Иоганна… — кивнул Миха. — А от кого тогда? Ведьмак с Лысой Горы?

Андрей расхохотался.

— Ага, — согласился он. — Именно с Лысой Горы.

Лёгкое прикосновение губ к бронзовой подвеске заставило крылья вновь развернуться во всей их красе. Миха умолк на полуслове; в глотке у него что-то булькнуло. И неудивительно — в ширину крылья занимали почти весь проулок.

— Так ты страж света!

— Твой страж-хранитель, — подтвердил Андрей. — Меня Андреем зовут.

— А не трындишь? — спросил Миха с подозрением. — Я знаю, какие имена обычно стражи света носят. Троил, Клавдий, Беренарий… Какой, на хрен, Андрей?

Тот только развёл руками — ну, мол, вот такой.

Андрей и сам догадывался, что выглядит не так, как привыкли представлять светлых. Волосы торчали во все стороны, живя собственной жизнью, чёрных перьев в крыльях было никак не меньше четверти, да и шмотки так себе — потрёпанная куртка, украшенная десятками нашивок, и джинсы с прорехами. Светлее некуда.

В Эдеме на него вечно косились. Может, поэтому Троил и поспешил сплавить его в человеческий мир.

— Я вроде как наследник мрака, слышь, — Миха неловко улыбнулся, и Андрей почувствовал, что былое напряжение куда-то улетучилось. — И тут ко мне прикрепляют стража света? Странновато.

— Хранитель есть у всех, кто ещё не лишён эйдоса. Образовательная минутка на нашем канале.

— Выёбываешься, — сказал Миха без намёка на укор.

— Разумеется.

***

Дом номер тринадцать на Большой Дмитровке выглядел обычной развалиной, но Андрей догадывался: многочисленные комиссионеры и суккубы на службе у Генриха подсуетились, чтобы внутри всё было совсем иначе.

О главе русского отдела мрака он знал немного — но всё, что знал, было не по душе. Первый мечник, зарубивший немало и светлых, и своих же тёмных. Ценитель шахмат — ну ладно, это ещё куда ни шло. Поговаривали, что из каждой бывшей возлюбленной Генрих сделал восковую фигуру.

Не удержавшись, Андрей спросил про фигуры у Михи.

— Ну да, — кивнул тот, — в дальней комнате стоят. Генрих так-то не любит, чтобы туда заходили, но я спёр у него ключ. Одна ведьма какая-то, вторая вроде была из стражей, третья ваша, светлая…

Андрея передёрнуло — он сам не понял, от того факта, что убитые возлюбленные всё-таки существовали, или от лёгкости, с которой Миха об этом говорил. Всё-таки мрак проникал в сердце быстрее, чем можно было предположить.

— И ещё, ты это… — Миха вдруг замялся. — Флейту лучше убери подальше. Тут пара златокрылых патрулировала район недавно, похоже, гнали кого-то из наших…

— И чего?

— Да ничё. Тот, кого они преследовали, вовремя свалил, а Генрих как раз хотел развеяться. Принёс потом их крылья.

Андрей рефлекторно коснулся медальона на цепочке. Хоть у него подвеска и была бронзовой, закрывая глаза, он вспоминал, как выглядели другие, рангом выше — изящные, из чистого золота. Страшно представить, что кто-то лишился жизни, чтобы потом их крыльями завладел барон мрака.

Трофеи значили для тёмных слишком много.

— Кстати, — с любопытством сказал Миха, — а сколько тебе лет? Ну раз ты страж…

— Семнадцать.

— Прям как мне, ё-моё!

— Семнадцать тысяч, — добавил Андрей и засмеялся, глядя, как лицо Михи вытягивается точно в замедленной съёмке. Чертовски потешное зрелище, как ни крути. — Но по меркам света, конечно, прям как тебе. У нас где-то до тридцати ты щегол щеглом, если только не умудрился перевестись в златокрылые раньше.

— А что надо, чтобы перевестись…

Миха не договорил. По его телу прошла судорога, лицо исказилось. Он поднял ладони, стиснул виски так сильно, будто в его голову, не особо заботясь об аккуратности, ломился опытный телепат. Скорее всего, так оно и было.

— Он злится, — сквозь зубы пояснил Миха. — Я просто шлялся долго, ну вот и…

Быстро осмотревшись и удостоверившись, что за ними не наблюдают, Андрей вскинул флейту и заиграл. Маголодия не могла перекрыть Генриху доступ к сознанию Михи — силы были неравны, как ни пыжься, — но неплохо избавляла от боли.

Асфальт у него под ногами пересекла большая трещина. Дом за строительной сеткой, казалось, содрогнулся. Погасший фонарь на столбе брызнул осколками. Из носа у Андрея хлынула кровь, но он упрямо держался и отнял флейту от губ, лишь заметив, что Миха больше не кривится от невыносимых страданий.

— Зря ты около резиденции мрака-то, — процедил Миха. — Генрих теперь на говно изойдёт.

— Пусть исходит.

Андрей следом за ним пролез в дыру в строительной сетке. Дом номер тринадцать казался безобидным, но как страж света он безошибочно чувствовал тьму, которая окутывала здание от самой крыши до фундамента. В ушах зашумело. Андрею почудилось, что мертвецы, нашедшие последний приют на земле под резиденцией мрака, стонут и кричат, и он тряхнул головой, отгоняя наваждение.

— Ты чё там? — с беспокойством обернулся Миха. — Быстрей давай.

Дощатые полы поскрипывали под ногами. Внутри царили полумрак и тишина, лишь едва слышно шумел маленький домашний фонтан. Его Андрей увидел издалека, а приблизившись, не поверил своим глазам — вино! По комнате полз одуряющий запах перебродившего винограда.

— Это Хозяйка прикупила, — Миха быстро наклонился, подставил рот под тонкую винную струйку.

— Я думал, хозяин резиденции — Генрих?

— Не, это у неё вместо имени. Как её зовут по-настоящему, лучше не спрашивай. Я как-то полез — такое было!

— Какое? — предчувствуя недоброе, спросил Андрей.

— Ну… Крючило меня, стоило какое-нибудь девчачье имя упомянуть, вот и всё! В животе режет, блюёшь дальше чем видишь… Неделю мучился.

Паршиво. Сглаз, да ещё какой сильный! Подобный трюк, насколько знал Андрей, могла провернуть только потомственная тёмная ведьма, причём наверняка проклятая. Таинственная Хозяйка, кем бы она ни была, уже ему не нравилась. К тому же ведьмы отличались дерьмовым характером: Генрих — барон мрака, и в случае конфликта схлестнётся с ним по всем правилам, а вот она… Тут и не поймёшь, откуда прилетело.

— Да ты чё приуныл-то, ё-моё! — Миха хлопнул его по плечу. — Она классная. Двигай дальше.

Помедлив, он распахнул тяжёлую, обитую чёрной кожей дверь. Внутри за широким письменным столом сидела женщина в красном, чей возраст Андрей не сумел бы определить, даже если бы очень захотел. На первый взгляд — чуть за тридцать, а на второй…

Женщина подняла глаза. Правый был ярко-голубым, левый — абсолютно белым.

— Как вы и говорили, барон, — улыбнулась она и неожиданно подмигнула ему. — Стоит отвернуться, и вот Горшок уже тащит к нашему порогу какого-то светленького… Может, мы его это самое?

Она чиркнула пальцем по горлу.

— Оставь, Хозяйка.

Из тени вышел Генрих. Прежде Андрей видел его лишь на старых рисунках. Вживую, одетый по современной моде, он казался не таким внушительным, но верить первому впечатлению не стоило.

Высокий и крепкий, он двигался мягко, даже как-то лениво, но в каждом жесте ощущалась могучая, древняя сила. Длинные седые волосы были собраны в хвост. Правую щёку пересекал шрам, который змеился и ниже, по шее, исчезая под воротником рубашки.

— Ну, светлый, — проговорил он, словно не замечая Миху. Голос у него был низкий, с хрипотцой, — какими судьбами в нашей скромной резиденции?

— Меня изгнали.

Миха выпучил глаза, не скрывая удивления, а вот Генрих только прищурился. Андрей усмехнулся про себя: значит, запущенная цепочка слухов дошла до Москвы. Никто в жизни не поверил бы, что младшего стража добровольно отпустили в человеческий мир, чтобы приглядывать за наследником мрака. К тому же заяви он об этом прямо — и Генрих, не колеблясь ни секунды, снесёт ему голову.

Генеральный страж света Троил разработал простой, но чертовски эффективный план, позволяющий добраться до Михи — сперва добить и без того не блестящую репутацию Андрея, а потом исчезнуть из Эдема. По указу Троила тот свистнул из эдемского хранилища пару ценных артефактов, которые и помогли бежать. Добравшись до Москвы, Андрей обнаружил, что патрули златокрылых повсюду — и они определённо искали его.

— Вот как, — Генрих не изменился в лице, но Андрею показалось, что его взгляд потеплел на одну сотую градуса. — Ты, выходит, и есть тот эдемский вор. Слышал, тебе удалось даже ранить личного помощника Троила при бегстве.

— Есть такое, — пробормотал Андрей.

За это ему было стыдно до сих пор. В последний миг он заслонился вещью, которую держал в руках — щитом Персея, — и маголодия златокрылого ожидаемо срикошетила. Боевая, многократно усиленная чарами щита, она свалила помощника Троила с ног, а Андрей тут же сорвался с места, боясь оборачиваться.

Теперь он испытал мимолётное облегчение: выходит, всё-таки ранил, а не убил.

Троил велел ему втереться к Генриху в доверие, чтобы быть как можно ближе к Михе, иначе тот будет навсегда потерян для света. Сейчас же у него ещё оставался шанс: пусть Миху воспитывал барон мрака, с эйдосом в груди можно было выбрать и другой путь. Однако нельзя просто сказать человеку: «Повернись к свету!» — и ожидать, что он послушается.

Оставалось одно: быть рядом, мягко наставлять, показывать, что жизнь бывает и другой. Сказать по правде, Андрей вовсе не был уверен, что преуспеет, но выбора ему не оставили.

— Неплохо для младшего стража, — одобрил Генрих. — А ты что скажешь, синьор помидор? Оставим его себе? Или…

Он усмехнулся, и Миха вновь поднёс ладонь к виску. Андрей не сомневался, что перед глазами у него сейчас проносились видения, посланные Генрихом, и они были далеки от приятных.

— Нет, — выдавил Миха с усилием. — Этого не надо.

Генрих отвернулся.

— Ну и славно, — ответил он на удивление мирно. — Сегодня твой день, светлый. К счастью, мне в любом случае был нужен один из вас. Едва ли кто-то, кроме тебя, согласился бы сотрудничать добровольно. И ещё, пожалуй, в качестве вступительного взноса я заберу у тебя щит Персея.

— Он принадлежит свету, а не мне, — голос Андрея дрогнул.

— Боюсь, уже нет, раз ты так ловко позаимствовал его у света. Поэтому завтра тебе лучше доставить щит прямо в резиденцию. А пока иди, выбери себе какую-нибудь свободную комнату. На втором этаже их полно… С остальными клоунами нашего цирка, так и быть, можешь познакомиться позже.

Миха потянул его за рукав на второй этаж, и Андрей послушно двинулся следом. Хотелось обернуться, но внутренний голос подсказывал, что прямо сейчас Генрих изучает его так тщательно, что лучше не сталкиваться с ним взглядом.

— Вот и заебись, — сказал Миха. — Добро пожаловать, что ли.

Chapter Text

Потянулись дни, совершенно не похожие один на другой, полные событий и вещей, которые свели бы с ума любого человека — а младшего стража вроде Андрея они просто оставляли с открытым ртом. В резиденции мрака то и дело творилась чертовщина, выходящая за рамки понимания.

Прежде ему доводилось краем уха слышать, что Миха был не единственным учеником Генриха — дар Кводнона был слишком велик, чтобы его вместил один человек, а потому ещё три младенца при рождении впитали его силу точно губку, чтобы семнадцать лет спустя мрак отыскал и их.

Первым Андрей познакомился с Сашей, который, впрочем, предпочитал прозвище Балу. У него были плохо высветленные волосы — не классический оттенок блонд, а скорее ярко-жёлтый, — и толстовка, доходящая почти до колен. Поначалу Балу отнёсся к Андрею с недоверием, но быстро расслабился.

О даре Балу свет не знал ровным счётом ничего, однако вскоре Андрею довелось увидеть его в деле собственными глазами.

— Лучше бы нашим канцеляриям, конечно, заключить перемирие, — с фальшивым участием сказал Генрих, заметив Андрея у входа в большой зал, где в самом центре чуть покачивалась от напряжения фигурка Балу. — Когда мальчишка научится чему-нибудь дельному, златокрылые взвоют.

Балу вскинул голову. Широкие, с тяжёлыми деревянными рамами окна распахнулись, повинуясь его воле, ветер заполнил зал и лихо сорвал со стены портрет горбуна Иоганна в парадном одеянии. Иоганн настаивал, чтобы изображения висели в каждом доме, связанном с мраком — нарисованные скалящиеся карлики, конечно, подслушивали и немедленно сообщали обо всём настоящему.

— Так он управляет ветром, — присвистнул Андрей. — Красиво.

— Ветром? — Генрих взглянул на него с лёгким презрением. — Бери выше, светлый. Воздухом!

Андрей затаил дыхание. Такую бы силу да в мирное русло… Он не сомневался, что вскоре Балу и сам сможет вызвать ветер, если захочет. Сражаться с ним в небе не получится. Один порыв в нужном направлении — и златокрылый камнем рухнет вниз. Но мраку, конечно, этого будет мало.

Живо представив, как Балу одним лишь усилием воли выкачивает весь воздух из лёгких противника, Андрей нахмурился. Совершенное оружие — знай перековывай как тебе нужно.

Единственной девчонкой среди учеников мрака была Маша. Только она, услышав, что Андрей светлый страж, отнеслась к нему безо всякого подозрения — напротив, загорелась интересом и принялась расспрашивать о жизни в Эдеме.

У неё было выразительное живое лицо, которое то и дело озаряла улыбка. Маша красилась тёмной, почти чёрной помадой, носила тяжёлые ботинки и длинную юбку в клеточку — как-то Миха шепнул Андрею, что под ней скрываются лёгкие ножны с коротким, но очень острым кинжалом, — и не расставалась с любимой скрипкой.

— Думала в консерваторию поступать, — сказала она как-то, и в её голосе Андрею почудилось сожаление. — Но, как видишь, у этой сомнительной конторки на всех нас другие планы.

Музыка Маши завораживала — и именно в этом, как понял Андрей, и заключался её дар. Со скрипкой в руках она становилась заклинательницей змей, которая могла даже чёрную мамбу заставить двигаться в такт мелодии. Иногда чары, конечно, давали сбой, но Маша не отчаивалась: Андрей быстро понял, что она упрямее и усидчивее остальных учеников мрака.

— Ты посмотри на неё, — проговорил Генрих негромко, глядя, как мелодией Маша скручивает комиссионеров, наступающих на неё со всех сторон, в пластилиновые косички. — Готов поспорить, думает, что всё дело в скрипке.

— А разве скрипка не решает? — крикнула Маша.

Она на миг оторвалась от игры, и комиссионеры попёрли с удвоенной силой, однако следующее же движение смычка затормозило их. Маша довольно улыбалась. Со лба её градом катил пот.

— Что скрипка! — отмахнулся Генрих. — Это всего лишь вещь, пусть вещь и неплохая, явно созданная мастером, который знает своё дело. Со временем ты сможешь играть на любом инструменте, а если его не будет под рукой — выстукивать мелодию пальцами, и этого будет достаточно. Кроме того, есть и голос… Когда разовьёшь дар, хватит и того, чтобы промычать знакомый мотив.

— Уверены?

— Даже не сомневайся, — кивнул он. — Однажды я отрежу тебе язык, свяжу руки и выставлю против нескольких стражей из Нижнего Тартара, тогда увидишь.

Маша хихикнула, давая понять, что оценила шутку, но как-то нервно. Сказать по правде, Андрей подозревал, что Генрих вовсе не шутил — у барона мрака, получившего возможность воспитать учеников, с юмором вообще было туговато.

Последним из троицы был Ренегат — ещё один Саша, который, как и Балу, предпочитал прозвище. Все остальные звали его Реником, и только Миха в записках, которые летали по резиденции вместо смс-ок, принципиально писал «Ренегад». Не опечатка, а ценное, так сказать, уточнение.

Его Андрей откровенно не понимал. На первый взгляд Реник был само дружелюбие, но порой принимался занудствовать так, что доходило и до серьёзных споров, и до коротких и яростных потасовок.

— Душнишь, Реник, — говорила Маша в такие минуты. Рука её многозначительно скользила к подолу, туда, где ждал своего часа кинжал.

Дар у него был интересный. Поначалу Андрею казалось, что тот работает как отражение, но на самом деле способности, которые получил Реник, являли собой нечто более сложное и мощное. Его силы — силы тёмного стража, разумеется, — видоизменялись, подстраивались под ту магию, которой он хотел овладеть. Конечно, пока Реник лишь хватал по верхам, но Андрей не хотел представлять, что будет потом.

— Скажу тебе честно, светлый, — Генрих усмехнулся, — я и сам сначала не поверил, когда это увидел. Шутка ли: тёмный страж осваивает чары колдунов. Но парень-то хорош! Если бы нам понадобился в Тибидохсе свой человек, мы могли выдать его за мага, слишком поздно открывшего собственный дар, и даже Сарданапал ничего бы не заподозрил.

В этом Андрей сомневался, но промолчал. Сарданапал Черноморов, глава Тибидохса — школы магии для трудновоспитуемых волшебников, — был известен в Эдеме как проницательный и чертовски опытный маг, проживший не одну сотню лет. Андрей подозревал, что его силы мало в чём уступают дару стража.

— То есть вы хотите сказать, — начал он, — что если Реник захочет, чтобы заклинание сработало, пусть и не обладает способностями мага…

— Да, — подтвердил Генрих коротким кивком. — Сила стража отзовётся и исказится так, чтобы оно сработало.

Реник в это время как раз перелистывал увесистый фолиант, с усилием держа его перед собой. «Элементарные заклинания, 1 курс», — прочёл Андрей прыгающие буквы на обложке.

Спрашивать, откуда у стражей мрака взялся учебник из Тибидохса, он не стал — в конце концов, достать что-то подобное мог кто угодно. Кроме того, среди магов было немало тех, кто задолжал Генриху ту или иную услугу. Имелся и другой вариант: Андрей легко мог предположить, что книгу купила на Лысой Горе ради смеха Хозяйка — она часто бывала там, где охотно принимали и колдунов всех мастей, и разнокалиберную нечисть.

— Я бы на твоём месте убрался отсюда, — посоветовал Генрих. — Знаешь, насколько стражи сильнее магов? Так вот…

Закончить он не успел.

— Панидис паленус! — крикнул Реник. Глаза у него блестели как у первокурсника, который обнаружил, что произнесённые заклинания действуют.

На пальце у него не было кольца, которое заменяло типичному тибидохскому магу волшебную палочку, но оно и не требовалось — огромная красная искра возникла точно ниоткуда и взорвалась в воздухе, а в следующий миг комната запылала. Язычки пламени, весело танцующие на столешнице, вскоре уже лизали стены и дощатые полы, и всё вокруг заволокло едким дымом.

Андрей задыхался. Было невыносимо жарко, но броситься к выходу он не смел — наоборот, рванул в глубь комнаты, чтобы вытащить Реника.

Спустя несколько томительных секунд пламя исчезло, будто его никогда и не было. Андрей распластался на полу, мучительно кашляя. Реник лежал рядом, глотая воздух, точно выброшенная на берег рыба, и по его щекам текли слёзы.

— Так вот, — закончил Генрих спокойно. — Как я и пытался объяснить, дорогой Ренегат, дар стража во сто крат превосходит способности среднестатистического мага, поэтому сперва надо научиться контролировать его, а уже потом — разбрасываться заклинаниями. Ты ученик мрака, а не школьник!

Реник с усилием приподнялся, и его вывернуло.

— Именно это и происходит, когда жажда испробовать новое из тебя так и прёт, — Генрих щёлкнул пальцами, и в комнату тут же влетел комиссионер с ведром и тряпкой. — Аж не держится внутри, да, любезный? В следующий раз попробуй хотя бы Искрис фронтис — простейшее боевое заклинание светлых магов. В крайнем случае пробьёшь пару стен…

Эти трое, по словам Генриха, со временем должны были войти в свиту Михи — разумеется, после того, как тот займёт трон мрака. Их эйдосы тоже пока принадлежали владельцам, но Андрей подозревал, что охота на них уже открыта. Не могла эта искра жизни долго оставаться в том, кто был готов навеки связать себя с мраком, никак не могла.

Как оказалось, именно с учениками и были связаны слова Генриха о том, что резиденции нужен светлый страж, готовый сотрудничать добровольно. Здесь, на Большой Дмитровке, их могли обучить далеко не всему, что требовалось обладателю мощного тёмного дара.

Генрих настаивал, чтобы Андрей обучал Балу, Машу и Реника, — а заодно, конечно, Миху, — рунам, которые ему самому никогда не требовались, и основам боя против светлых стражей. Они с натяжкой могли отражать удары, которые Генрих наносил тренировочным затупленным клинком, но были абсолютно беспомощны, если речь заходила о мощных боевых маголодиях.

Сказать по правде, Андрей слабо верил в то, что они постараются освоить руны. В Эдеме на начальный курс по ним отводилось четыре сотни лет, а здесь — ускоренная программа и семнадцатилетние лоботрясы. Однако как минимум Ренику и Маше руны понравились, а следом подтянулись и остальные двое.

Секрет был прост: если выучишь особенно коварную руну, можно украдкой начертить её на спине товарища по несчастью, а затем — просто наблюдать, как она набирает силу. В итоге и сам посмеялся, и остальных посмешил, и — за редким исключением — сорвал занятие.

Особенно сильно Андрей корил себя за то, что показал им, как выглядят руны молчания и искренности. Как-то раз Маша нарисовала первую на спине Балу, и тот целый вечер пытался выжать из себя хоть слово, а в итоге решил, что его сглазила Хозяйка, и умудрился сцепиться с ней так, что Генриху пришлось вмешаться. Что до руны искренности, её стоило бы назвать руной прямолинейности, граничащей с грубостью — и, когда Балу отомстил Маше и прикрепил ей на футболку бумажку с символом, похожим, на многоногого жука, она ухитрилась проехаться по всем обитателям резиденции мрака.

Именно в тот день Андрей, не удержавшись, отвёл Генриха в сторону и прямо спросил:

— Ни за что не поверю, что дело только в рунах и приёмах против златокрылых. Я нужен вам ещё зачем-то.

Он был уверен, что тот начнёт отпираться, однако Генрих лишь развёл руками: подловил, мол.

— А я всё думал, когда ты сообразишь, — в глубине его зрачков вспыхнул и тут же погас алый огонёк. — Да, светлый, намечается кое-что серьёзное. И без тебя мне, к сожалению, не обойтись.

***

— Через полгода нашим гаврикам исполнится восемнадцать, — Генрих извлёк из пустоты уже дымящуюся трубку, с наслаждением затянулся. — Прекрасный возраст, не правда ли? В Тартаре, правда, к нему уже носят в дархе пару десятков эйдосов, а число убитых переваливает за сотню… Впрочем, к чёрту лирику. Что ты знаешь о совпадениях?

— Немного, — честно сказал Андрей. — И ничего хорошего.

— Вот именно. В нашем случае речь идёт об одном из таких совпадений. Совершеннолетие, видишь ли, удивительным образом накладывается на единственную ночь, когда дух Кводнона может оказаться в нашем мире. Ненадолго, всего на пару часов — но и минуты достаточно, чтобы завладеть телом потенциального повелителя и вытянуть силы из остальных. Тогда от него уже не отделаешься.

— Мне казалось, вы будете не против, если…

— Тебе казалось! — Генрих вздохнул. Весь его вид так и кричал о том, что он предпочёл бы обойтись без необходимости разжёвывать прописные истины на удивление тупому ребёнку. — Кводнон, поверь, бесконечно далёк от понимающего, щедрого и великодушного владыки. Даже Иоганн понимает, что лучше на троне мрака будет сидеть мальчишка, ничего не подозревающий о дисциплине и простейшем этикете, чем наш общий старый знакомый.

В Эдеме о Кводноне знали довольно много. Андрею доводилось читать о нём — и приятного в прочитанном не было. Безжалостный, изворотливый, Кводнон легко мог расположить любого, но за редким исключением — лишь для того, чтобы в нужный момент вспороть ему грудную клетку и голой рукой извлечь дымящееся, судорожно сокращающееся в последний раз сердце.

Неудивительно, что мрак так охотно принял горбуна Иоганна. Тот был подлым, загребал жар чужими руками, избегал кровопролития там, где можно подмахнуть бумажку-другую — и дело в шляпе.

Кводнон карал тех, кто смел его ослушаться, немедленно и жестоко. Иоганн мог и проигнорировать тот или иной проступок, если знал, что страж, совершивший его, ещё пригодится. Именно это, подозревал Андрей, и произошло с Генрихом: ходили слухи, что глава русского отдела мрака перебил больше своих, чем кто-либо другой, и Кводнон, будь он жив, давно бы от него избавился. Иоганн поступил иначе — скинул на него резиденцию в Москве. Бумажной работы здесь было куда больше, чем рубки на мечах.

Слышал Андрей и ещё кое-что — мол, Иоганн приложил руку к убийству семьи Генриха, — но расспрашивать, по крайней мере пока, не рискнул.

— Понятно, — сказал он вместо этого. — А есть способ как-то избежать возвращения Кводнона, или оно произойдёт несмотря ни на что?

— Разумеется, есть.

— Но что может сделать светлый страж…

— Голыми руками — точно ничего, — пожал плечами Генрих. — Но твоя бронебойная дудочка кое на что способна. Понимаешь ли, когда наш достопочтенный владыка отправился за Жуткие Ворота, Троил подсуетился и написал маголодию, способную совладать с его духом, если тот почтит нас своим присутствием. Она явно сложнее, чем всё, что тебе доводилось играть до этого, но что-нибудь придумаешь.

Андрей пораскинул мозгами. Да, стоило ожидать, что если у Троила будет возможность защитить и Эдем, и даже Тартар от возвращения Кводнона, он ею воспользуется. Уж слишком много крови попортил и светлым, и тёмным бывший повелитель мрака.

— Ладно, — ответил он. — Но вы уверены, что маголодии хватит?

— Конечно нет. Именно для этого и нужен щит Персея. Думаю, ты заметил, что он зеркальный, а раз так, то день возвращения Кводнона идеально подойдёт для того, чтобы воспользоваться им по назначению.

— Это же значит, что маголодия отрикошетит в меня!

— Нет, обойдёмся без пустых жертв, — с досадой поморщился Генрих. — Всё будет куда проще, но надо действовать быстро и слаженно. Когда я окажусь у духа за спиной, ты направишь маголодию точно в щит у меня в руках — а я, в свою очередь, уж постараюсь, чтобы она, многократно усиленная его чарами, поразила Кводнона. Понадобится пара амулетов и один мудреный ритуал, чтобы щит Персея выбрал иную цель, но с этим мы справимся. Кстати, куда ты его дел?..

— Зарыл под деревом посреди леса на острове Святой Елены. Место глухое, если не знать наверняка, где щит, его никто не найдёт.

— Вот и славно. Я, помнится, просил тебя доставить его сюда, но думаю, что там он будет в большей безопасности.

Перспектива оказаться лицом к лицу с духом Кводнона была жутковатой, но Андрей всё равно ощутил небывалый душевный подъём. Вот так-то недооценивать младших стражей! Сегодня тебе готовы в спину плевать, потому что ты снова объел все ягоды красноречия прямо с куста, а завтра можешь мир спасти.

Однако кое-что не давало ему покоя. Не могло такого быть, чтобы получилось разыграть по нотам столь сложную партию и при этом нигде не накосячить. Андрей знал, что и светлые, и тёмные стражи обладали одной невыносимой способностью: лажать там, где всё вроде было просчитано до мелочей.

— Разучить маголодию, которую написал сам Троил, за полгода будет сложновато, — ответил он, помедлив. — Но я попробую. А где рукопись?

— В этом и проблема, светлый.

Ну разумеется. Вот и косяк, подумал Андрей с усмешкой, получите и распишитесь. Кто бы сомневался, что в этом безупречном на вид плане был подвох.

— Рукопись похищена мраком много лет назад, — сказал Генрих. — Какое-то время я отслеживал её перемещения, но затем упустил из виду. Сейчас она может быть где угодно. Чутьё подсказывает мне, что искать стоит там, где воры, подобные некоторым младшим стражам, избавляются от добычи.

— На Лысой Горе, — мрачно буркнул Андрей.

— В самую точку! Туда-то мы и отправимся для начала. Остальное зависит уже от того, как скоро получится найти рукопись. Будь готов разучивать маголодию не полгода, а, скажем, пару месяцев.

Андрей знал, что у него потемнеет по меньшей мере два пера, но всё равно подумал, что это полный, невыносимый, беспросветный пиздец. Выучить сочинение верховного стража света за два месяца! Генрих даже не представлял, о чём говорит.

К тому же Лысая Гора всё ещё была местом, где вряд ли радовались присутствию светлых стражей. Некоторым златокрылым доводилось бывать на ней — разумеется, под прикрытием, — и после они не горели желанием рассказывать, что там произошло. На Лысой Горе грабили, убивали, предавали и насылали проклятия быстрее, чем ты успевал представиться.

— Поджались коленки-то? — хмыкнул Генрих. — Не трусь, светлый. К твоему счастью, Хозяйка на любого способна накинуть другую личину — и не простую, а двойную. Там разберёмся.

Он хотел добавить что-то ещё, но не успел: очередной спор из-за рун перерос в некрасивую потасовку. Балу, пользуясь тем, что окна были распахнуты настежь, порывом ветра поднял огромную, баснословно дорогую китайскую вазу династии Юань и запустил её точно в Миху. Тот успел материализовать меч — когда имеешь дело с клинком Кводнона, достаточно пожелать, чтобы он возник у тебя в руке, — и вместо того, чтобы разрубить вазу, отбил её рукоятью.

Брызнул дождь осколков, тут же подхваченных ветром — он ещё не успел улечься, и теперь разбитая на кусочки ваза ранила всех без разбору, включая Генриха. Осколок просвистел совсем близко от щеки Андрея и вонзился в стену.

— Достаточно!

Короткий властный рык Генриха, усиленный даром тёмного стража, заставил учеников замереть оленятами в свете фар. Качнулась и с грохотом рухнула на пол огромная люстра, украшенная сотней хрустальных подвесок. По ближайшей стене, которую поразил злополучный осколок, потянулись мелкие трещины.

Андрей пошатнулся. Так вот она, сила барона мрака… Кровь хлынула у него из обеих ноздрей совсем как в тот день, когда он впервые оказался у дверей резиденции, перед глазами замелькали разноцветные пятна.

— Осторожно, — крепкая ладонь Генриха легла ему на предплечье, не дала упасть. — Полезный урок, не правда ли?

— П-полезный, — подтвердил Андрей.

Удостоверившись, что все взгляды обращены к нему, Генрих выпустил руку Андрея и тяжело шагнул вперёд.

— Неуважаемый детский сад, — сказал он негромко, но весомо, — завтра мы отправляемся на Лысую Гору. Советую всем как следует выспаться и решить, какое оружие вы возьмёте с собой.

— А можно без него? — поинтересовалась Маша.

— Можно, само собой. Но в таком случае обратно мы, скорее всего, повезём тебя по частям.

Она примолкла. Генрих снова оглядел собравшихся, довольно кивнул, понимая, что его словам вняли все без исключения, и развернулся. Какое-то время в большом зале царила оглушающая, звенящая тишина.

— Надо веник принести, что ли, — вдруг отмер Балу. — Ваза ещё эта…

Остальные промолчали. Больше спорить не хотелось никому, и Андрей без удовольствия подумал, что уж сегодня-то воспитательный процесс, запущенный Генрихом наверняка дал какой-никакой, но всё же результат.

Chapter Text

К визиту на Лысую Гору готовились основательно. Пусть у каждого ученика мрака и был свой дар, достаточно сильный, чтобы защитить в случае реальной опасности, Генрих настоял, чтобы без оружия в путь не отправлялся никто. Ребятам, утверждал он, не хватало опыта — а в таких случаях нередко бывало, что дар не повиновался, потому что страх беспощадно забивал здравый смысл, и начинающий страж оказывался абсолютно беспомощным.

Реник, сам длиннющий и тонкий, выбрал копьё. Наконечник у него был явно не простой: под солнцем он нехорошо переливался, и Андрей заподозрил, что металл пропитан ядом и закалён в Нижнем Тартаре — так хочешь не хочешь, а от отравы не избавишься.

Маша просто взяла к своему кинжалу ещё парочку, но покрупнее. Крепить под юбкой их было довольно неудобно — пришлось добавить к привычному образу широкий кожаный пояс. Однако Машу это ничуть не смутило: она быстро проверила, как кинжалы покидают ножны, осталась довольна и снова вернулась к привычному амплуа скромницы со скрипкой.

Что до Балу, ему Генрих предлагал то один клинок, то другой — но в каждом было что-то не то, и Балу только недовольно морщился, откладывая и широкий кукри, и увесистый клеймор, и даже тонкий японский вакидзаси. Последний, правда, редко можно было встретить без пары — и Генрих сообщил, что катана тоже есть, но, к сожалению, проклята. Если ты возьмёшь её в руки, но никого при этом не убьёшь, клинок изогнётся и вонзится прямо тебе в сердце.

Наконец Балу остановился на фальшионе — коротком тяжёлом мече с искривлённым лезвием. Генрих одобрительно хмыкнул.

— Хорошая штучка, — пророкотал он. — Рабочего, скажем так, характера. Принадлежала моему старому приятелю Вячеславу, а до него — одному рыцарю…

— А к вам этот меч как попал? — спросил Миха.

Сам он, конечно, не расставался с клинком Кводнона, поэтому вопрос, что брать с собой, не стоял.

— Догадайся, синьор помидор, — предложил Генрих. — Вячеслав когда-то тоже был известным мечником мрака… Правда, тщеславие совсем забило ему мозги. Не умел он жить спокойно, да и не хотел, откровенно говоря.

Миха умолк. Андрей тоже не попытался расспрашивать Генриха дальше — и так было понятно, что состоялась дуэль, короткая и кровавая, в итоге которой Генрих разбил дарх соперника, пересыпал все его эйдосы в свой, а заодно прихватил и фальшион. Что, мол, пропадать добру? Оружие у стражей мрака ценилось высоко — если речь не шла о канцелярских крысах вроде Иоганна.

Возможно даже, что павший Вячеслав был хорошим бойцом, но что сделаешь против первого меча мрака? Андрей не сомневался: за минувшие столетия было немало желающих сбить с Генриха спесь и отнять его титул. Вот только тот удерживал позиции и явно не собирался их сдавать.

— Надо бы и тебя чем-то снарядить, светлый, — Генрих взглянул на Андрея, кажется, с едва уловимой тревогой. — Не то чтобы в нашем распоряжении было много вещиц, принадлежащих когда-то златокрылым, однако…

Он нырнул куда-то в глубь оружейной и вернулся со свёртком из плотной мешковины — чтобы не обжигать руки, сообразил Андрей. Стражи мрака не выносили прикосновений оружия света к голой коже.

— Попробуй-ка вот этот мундштук, — предложил Генрих. — Он слетел с флейты, которую я забрал после того, как неудачно пересёкся с одним из вас. Неудачно для него, конечно. Похоже, эта малютка усиливает маголодии. Не щит Персея, но в бою незаменима.

Андрей аккуратно развернул мешковину. Мундштук был старый, с царапинами, но до сих пор хранил частицу того, кому когда-то принадлежал. От него исходила неумолимая, но не сжигающая всё на своём пути, а скорее медленно наступающая и одерживающая верх сила.

Закрепив мундштук, Андрей захотел было сыграть короткую маголодию, но Генрих остановил его коротким движением руки.

— Вот этого не надо, дружок, — сказал он обманчиво мягко. — Помнится, в день, когда ты почтил нас своим присутствием, в тебе тоже проснулось желание помузицировать. Урон ты нанёс немаленький, и я не отсёк тебе голову лишь потому, что этот товарищ, — Генрих бросил быстрый взгляд на Миху, — отчаянно умолял меня так не делать.

Никаких мольб Андрей в тот день не слышал — но сообразил, что это просто происходило не при нём. Возможно, они вели беседу в михином сознании ровно в тот самый момент, когда он выбирал пустую спальню, ни о чём не подозревая.

— Придётся поверить на слово: мундштук рабочий.

— Охотно верю, — согласился Андрей.

Конечно, можно было закусить удила и всё равно испробовать мундштук — он сомневался, что Генрих просто так отрубит ему голову при условии, что для воплощения его идеи в жизнь нужен светлый страж, — но чутьё подсказывало, что вместо головы можно было выбрать, скажем, обе ноги до колена.

Когда разобрались с оружием, с ним почти беззвучно подошла Хозяйка. Она сменила многослойные просторные одежды на лёгкую куртку с тонким, но явно прочным слоем кольчуги внутри, и кожаные брюки и теперь чувствовала себя не в своей тарелке. Скорее всего, слишком привыкла бывать на Лысой Горе одна — без одного из сильнейших стражей мрака, который за столетия успел нажить себе десятки врагов. Наверняка кто-то из них скрывался и там.

— Так, проклятики! — бодро сказала Хозяйка, явно пародируя знаменитую ведущую магического вещания Грызиану Припятскую. — На месте стоять! Лишний раз не дышать! Ошибусь разочек — такими и останетесь.

Андрей зажмурился. Прохладные сухие пальцы Хозяйки коснулись его щеки, скользнули вниз, к шее. Крылья на шнурке моментально нагрелись — пусть она и не была стражем, но принадлежала мраку.
— Ну вот, — заявила она. — Теперь тебя не отличить от мертвяка двухнедельной давности.

Он вытянул руки, с опаской взглянул на них, но с виду ничего не изменилось.

— Это не для тебя, светлый, — пояснил Генрих, — а от любопытных глаз. Новая личина, причём двойная. Любой на Лысой Горе, кто взглянет на тебя, увидит того самого мертвяка, о котором сказала Хозяйка. А если и заподозрит, что мертвяк ненастоящий, и пожелает посмотреть глубже… Что ж, тогда он просто поймёт, что ты — вампир, решивший прошвырнуться по местным тавернам.

Андрей покосился на остальных. Они тоже казались прежними, но он подозревал, что Хозяйка специально изменила заклятие — так не потеряешься в толпе. Судя по всему, что Андрею довелось слышать о Лысой Горе, публика там была разношёрстной и весьма колоритной.

— А как мы туда отправимся? — спросил любознательный Реник. — На пылесосах?

— Кажется, я просил, чтобы кому-то давали поменьше книг из Тибидохса… Но нет, не на пылесосах — это удел магов. Мы воспользуемся порталом. Иоганн, конечно, уже знает, куда мы собираемся, но пока не имеет ни малейшего понятия, зачем — а раз так, то и задерживать нас у дорогого карлы нет причин. Путь свободен.

— Допустим, нам повезло. А если бы нет?

— Поверь, Ренегат, — Генрих усмехнулся, — ты не хочешь знать, как бы мы в таком случае отправились на Лысую Гору. Способ действенный, но бесконечно далёкий от приятного.

Тот только кивнул. После неудачных экспериментов с элементарными заклинаниями тибидохских магов Реник опасался лишний раз доводить Генриха. Конечно, страж мрака не мог превратить тебя в рогатую жабу и заставить прыгать по всей резиденции — но Андрей не сомневался: Генрих был способен выбрать такое наказание, что Реник предпочёл бы превращение в жабу.

— А теперь — до дна! — Хозяйка извлекла откуда-то из небытия поднос с маленькими рюмками, в которых поблёскивало нечто кроваво-алое. — Не боись, светленький, не яд. Какой же дурак подаёт яды прямо на подносе? Захоти я тебя отравить, сделала бы это в первый же день…

— В рюмках защитный отвар, — Генрих строго взглянул на неё, и она стушевалась. — Такой силы, что хватит для того, чтобы спокойно провести полный день на Лысой Горе. не опасаясь ни сглазов, ни проклятий. Но вот пить его по ощущениям так себе. Поэтому лучше послушать Хозяйку. До дна — и одним глотком!

Андрей, не дожидаясь, пока кто-нибудь спросит, что в этом отваре, осушил свою рюмку. Когда-то он с такими же юными стражами на спор съедал один стручок Каролинского жнеца, самого острого перца в мире, за другим, но пойло, которое им предложила Хозяйка, било все рекорды.

Из глаз у него хлынули слёзы. Рядом Миха крючился в приступе тошноты, но тщетно: отвар отказывался его покидать. Хозяйка великодушно превратила вино в фонтане в воду, и остальные бросились к нему.

— Уж извините, — без намёка на раскаяние сказала она, посмеиваясь. — Можно, конечно, было и сразу сказать, как оно жжётся, но разве ж это весело?

— Хуесело, — прошипел Балу.

Хозяйка спокойно подошла к нему, ухватила тяжёлой рукой за волосы и снова макнула в фонтан, из которого он только что вынырнул. Как и Генрих, она не терпела, когда кто-то зарывался.

***

Проход через портал ничем особенным Андрею не запомнился — не считая, конечно, того, что Миха так и норовил потеряться, и в конце концов пришлось взять его за руку и крепко держать, пока они наконец не оказались на Лысой Горе.

Если бы Андрея попросили описать её одним словом, он выбрал бы «блеклая».

Дома, невысокие и приземистые, теснились друг к другу. Жидкая грязь хлюпала под ногами, а редкая зелень даже сейчас, только прорвавшись из-под земли, выглядела пожухлой. Вдали виднелся небольшой лесок.

На одинаково серых и невыразительных зданиях красовались многочисленные вывески — и с названиями, и рекламные, — и тут уж жители Лысой Горы проявили всю свою изобретательность. Внимание Андрея особенно привлекла бегущая строка: неоново-красные буквы на чёрном фоне.

«Обмен валюты по актуальному курсу (золотые зубы временно не принимаем)» — «Летательные инструменты на любой вкус: пылесосы, швабры, веники, тарелки фрисби» — «Ногти мертвеца по три дырки от бублика за пять штук»…

— Дырки от бублика? — вскинул брови Миха. — Это деньги такие, ё-моё?

— Говори ещё громче, синьор помидор, вдруг не все поняли, что ты новичок в этом мире и тебя можно сожрать за пять минут, — посоветовал Генрих. — Да, это деньги. Дырки от бублика, зелёные мозоли, жабьи бородавки. В ходу у магов как здесь, так и за пределами Лысой Горы.

— А чего мы тогда ими не пользуемся?

— Тебе, видно, надоели рубли? Впрочем, не важно. У нас валюта совсем другая, и ты это прекрасно знаешь.

Всё верно: у стражей, как и всегда, ценились лишь эйдосы. Золото, драгоценные камни и банкноты, насколько успел заметить Андрей, Генрих в принципе не считал чем-то значимым, если только речь не шла о какой-нибудь дорогой безделушке с историей — разумеется, печальной. Каждая вещь в резиденции мрака была именно такой, и к этому Андрей привык далеко не сразу.

Впрочем, можно ли привыкнуть к тому, что, наливая утренний кофе, первым делом думаешь, какой яд когда-то добавили в эту чашку и кого отравили?

А вот Миха — тот да, проникся атмосферой Большой Дмитровки, и чем дальше, тем сильнее это беспокоило Андрея, пусть он и провёл в резиденции всего ничего. Многочисленные смерти совсем не трогали того, кто в дальнейшем должен был занять трон мрака — именно этого, верно, и добивался Генрих.

Кроме того, тревожило Андрея и отношение Михи к эйдосам. В резиденции их принимали десятками — от комиссионеров и суккубов, которые обманом выманивали у людей самое сокровенное, — и передавали дальше, в Тартар, где Иоганн вёл каждому эйдосу строгий подсчёт. Для Михи, который перевидал их уже немало, это были всего лишь песчинки, и он, казалось, даже не осознавал, что эйдос — человеческая душа.

— Поздновато мы явились, конечно, — сказал Генрих. — Придётся поискать ночлег, а на поиски отправляться завтра. К счастью, есть у меня на примете одно местечко… Идём след в след за мной, по сторонам не глазеем, а если кто начнёт хватать за рукав — сразу бьём.

— Но это как-то жестоко… — возразила было Маша.

— Безусловно, жестоко. Но ты поймёшь, о чем я говорю, когда полуночная ведьма утащит тебя в проулок, чтобы высосать как помидор. Буквально — от тебя останется одна шкурка. Да и ту, прямо скажем, быстро растащат. Свежая кожа у местных в цене.

Маша промолчала, но от Андрея не укрылось, что её ладонь легла на рукоять кинжала. Так, на всякий случай.

В правоте слов Генриха они убедились, стоило лишь завернуть за угол. К ним тут же прицепился кошмарного вида разбухший мертвяк в истлевшем, но когда-то явно роскошном костюме, и принялся уговаривать Реника купить у него трость, якобы обладающую магическими свойствами. Трость была элегантной — серебряный набалдашник в виде волчьей головы, гладкая лакированная поверхность, — но Реник испуганно шарахнулся в сторону и как воды в рот набрал.

Мертвяк прошёл за ними ещё немного и отстал — видно, ему просто стало скучно.

— Хорошая тактика, — одобрила Хозяйка. — Ни в коем случае нельзя разговаривать с мертвяками или брать у них то, что предлагают… А то не отвяжутся.

— Да он просто зассал, ё-моё! — хмыкнул Миха.

Генрих, шедший первым, обернулся. Взгляд его стал тяжёлым, испытующим.

— Зассал, говоришь? Раз так, почему бы тебе не пойти побеседовать с этим приятным юношей? Ну!

Миха стушевался, и Андрей догнал его, ободряюще хлопнул по плечу. Предложение Генриха, так или иначе, ни к чему не привело: стоило тому почувствовать, что Миха просто выпендривается, как он утратил интерес к разговору.

Наконец они вышли к двухэтажному дому, который внешне ничуть не отличался от остальных — разве что в круглом чердачном окне что-то мелькало, и то едва различимо.

Генрих, помедлив, начертил на двери руну — Андрей узнал руну истинной сущности, которая давала понять владельцу дома, что за незваный гость явился к нему. Символ вспыхнул на дереве изумрудно-зелёным. Генрих поманил остальных за собой и первым шагнул прямо сквозь дверь, исчезая внутри.

Место, где они оказались, было просторным, но мрачным. В тёмных нишах явно стояли лавки, но приходилось напрягать зрение, чтобы различить их очертания. Кто-то невидимый шумно вздыхал и чавкал в дальнем углу, и на пол сыпались обгрызенные кости.

За подобием стойки ресепшна, откровенно скучая, в глубоком кресле полулежал жилистый смуглолицый страж — а в том, что это страж, сомнений не было никаких: Андрей издалека заметил переливающуюся сосульку дарха, которая казалась единственным источником света в этом зале.

— Приветствую, Волосокрад, — произнёс Генрих негромко. — Сколько лет, сколько зим…

Балу хихикнул. Страж, которого Генрих назвал Волосокрадом, был лыс как колено, и это наводило на обилие своеобразных шуток.

— Вижу, твоего юнца рассмешило моё имя, старый друг, — голос у него оказался до дрожи неприятным и каким-то скрипучим. Каждое слово Волосокрад выталкивал из себя с таким трудом, словно горло ему сдавливала железная перчатка. Он перевёл взгляд на Балу. — В чём дело, мальчик? Хочешь знать, почему мне его дали?

— Явно не потому, что вы собираете чужие волосы, — Миха ловко вклинился между ним и Балу, и Андрей сообразил, что тот переводит огонь на себя. Красиво, ничего не скажешь — вот только безрассудно. — Иначе нашли бы им уже применение, ага.

Волосокрад, помедлив, расхохотался. Маша с её тонким музыкальным слухом поморщилась и отошла чуть дальше: ощущение было такое, будто непрерывно визжащего осла заставляют играть на виолончели.

— А ты хорош. Генрих, я правильно понимаю, что это и есть?..

Он не договорил и, дождавшись согласного кивка, взглянул на Миху уже по-другому — с неподдельным интересом.

— Что ж, ясно, ясно… Не буду спрашивать, что вы тут делаете. Это, в конце концов, не в моих правилах. Но задерживаться не советую. Сам знаешь, Генрих, у стен везде есть уши, в том числе и на Лысой Горе…

— Я-то думал, что под твоей крышей мы надёжно защищены от этих низкорослых пронырливых, — Генрих чуть заметно усмехнулся, — ушей.

— Пока да. Но ещё не вечер. Так или иначе, располагайтесь. Две комнаты в конце коридора — трое в одну, двое в другую. Вам и Хозяйке, — Волосокрад лениво поднялся и отвесил подобие поклона, — понравится мансарда. Повышенный уровень защиты. Охранные заклинания повсюду, амулет под порогом, рунная вязь над ним.

— Не конфликтуют?

— Ни в коем случае.

Маша запротестовала было: она рассчитывала ночевать отдельно, — однако Волосокрад доходчиво объяснил, что далеко не все его постояльцы привыкли оставаться в рамках приличия. Особенно будут рады появлению одинокой девушки пожилые каннибалы из четвёртой комнаты слева. Может, они и разменяли третью сотню лет, но сил, чтобы разделать подростка, им точно хватило бы.

Больше жалоб не было.

Они уже поднимались по скрипящей ветхой лестнице, когда Волосокрад ухватил Андрея за локоть.

— Светлый? — почти чёрные глаза скользнули по нему с явным любопытством. — Я, конечно, не приветствую подобное в своих стенах, но лучше бы тебе вспомнить парочку щитовых маголодий. Понятно, кого ты защищаешь, и уж с ним-то точно ничего не случится, а вот остальные…

— Я поставлю барьер, — пообещал Андрей. — А если им захочется куда-то выйти?

— Это лишнее, — хмыкнул Волосокрад. — Не вздумайте высовываться из комнат до утра. Вёдра там есть, а остальное… ну извините.

Хотелось пошутить про сервис на высоте, но Андрей благоразумно промолчал.

У дверей комнат они ненадолго остановились, оглядывая длинный тёмный коридор. Маша, запомнившая на уроках Андрея больше всего, начертила на древесине руну, поглощающую звуки. Теперь, о чём бы они ни говорили сегодня ночью, ничьих любопытных ушей это достичь не могло.

— И всё-таки почему Волосокрад? — не выдержав, спросил Реник. — Дурацкое какое-то имя… Если он и впрямь ворует волосы, то почему не нарастит?

Генрих положил ему на плечо тяжёлую ладонь, и Реник весь будто бы уменьшился, съёжился, пытаясь бесследно исчезнуть. Ему это, конечно, не удалось.

— Волосокрадом его прозвали, потому что он снимает с противника скальп одним движением. И если ты захочешь задать этот вопрос ещё раз, подумай трижды.

Глядя в спину уходящему Генриху, Реник пробормотал что-то, но беззвучно. Ему слишком хотелось жить.

Chapter Text

Той ночью на Лысой Горе Андрей почти не спал. Защитные маголодии сработали как надо, и прочный незримый барьер защищал учеников мрака от любого, кому захотелось бы поживиться свежатиной — однако, пусть к ним никто и не ломился, снаружи было неспокойно. В коридоре то и дело кто-то громко кашлял, постукивал, точно разыскивал в стене брешь, бормотал нечто неразборчивое на неизвестном гортанном языке.

Андрей, который с лёгкостью мог перейти с древнегреческого на арамейский, не понял ни слова — и это его напрягло.

А тут ещё снаружи завопили и заулюлюкали: судя по многоголосию, на улице веселилась целая компания. Правда, ночные гуляки были либо идиотами, либо смельчаками: после полуночи на Лысой Горе живые появлялись только в конкретных местах и ненадолго.

Когда за окном с оглушительным звоном разбилась стеклянная бутылка, Миха вздрогнул и проснулся.

Наблюдать за этим всякий раз было удивительно. Генрих нередко просил Андрея растолкать учеников мрака, потому что сам он предпочитал другие методы пробуждения — например, пальнуть над ухом из старинного дуэльного пистолета. Чаще всего они отбивались до последнего, бубнили про «ещё пять минуточек», а Маша как-то раз даже метнула в Андрея нож.

Миха, напротив, просыпался резко и быстро. Он открывал глаза — и буквально через секунду взгляд его становился осмысленным. Казалось, даже утренний кофе ему совсем не нужен, хотя, чести ради, к ядрёному напитку, который варила Хозяйка, Миха всё-таки пристрастился.

— Чё там? — сказал он негромко. В руке мгновенно материализовался меч Кводнона.

— Небольшая заварушка. Сюда всё равно не войдут, не парься.

— А жаль, — в глазах Михи мелькнул хищный блеск, присущий стражам мрака, почуявшим славный поединок.

Андрей нахмурился. Эти замашки ему тоже были не по душе. Всё же влияние Генриха оказалось куда сильнее и разрушительнее, чем думалось поначалу. Попробуй тут помоги кому-то обратиться к свету, когда всё вокруг пропитано тьмой: ещё попадёшь под раздачу.

— Слушай, зачем тебе это? — аккуратно спросил он.

— В смысле?

— Да в прямом. Понятно, что Генрих делает из тебя хорошего мечника. Ты уже хороший мечник, если уж на то пошло. Но разве в кайф самому идти навстречу кровопролитию?

— А на хрена тогда расти мечником, ё-моё? — Миха взглянул на него с таким откровенным непониманием, что Андрей с трудом подавил тяжёлый вздох.

— На хрена, на хрена… Смотри, вот свет тоже сражается — и жёстко. Вот только не надо сейчас глаза закатывать. Ты ж сам видал, на что боевые маголодии способны — если дистанция велика, никакой клинок не поможет. Но мы бьёмся, защищая любимых. Сражаемся за то, что дорого, а не просто убиваем ради убийства.

— Да понял я, понял.

Миха отмахнулся с явным раздражением, легко спрыгнул с кровати. Разумеется, ни черта он не понял, но Андрей спорить не стал: одной беседой в своей правоте никого не убедишь. Пока для Михи существовали только чёрное и белое, причём чёрное казалось во сто крат привлекательнее.

— Может, пройдёмся?

— До рассвета лучше не стоит, — покачал головой Андрей. — Паршивое место для прогулок, да и барьер не выпустит. Я поставил ограничение по времени. Утром щит сам исчезнет.

— Странно как-то… Это ж твоя маголодия.

— Знаешь, как себе некоторые доступ к соцсетям блокируют, чтобы время не просирать? Тут та же история, вот и всё.

Недоверчиво хмыкнув, Миха упал обратно в постель. Кровать тоненько, истошно скрипнула — но всё-таки устояла. Пусть Миха и был длиннющим, с огромными руками и ногами, какому-нибудь столетнему людоеду по параметрам всё равно уступал, а Андрей не сомневался: среди постояльцев Волосокрада встречались и куда более мощные во всех смыслах товарищи.

Снять барьер, конечно, получилось бы — достаточно было наиграть пару-тройку подходящих нот, — и Андрей мельком подумал, не придётся ли заплатить за ложь потемневшим пером. Однако ложь, пожалуй, была во благо. Страшно представить, что начнётся, если Миха всё же выйдет из гостиницы посреди ночи.

До утра они проговорили обо всём на свете. Спать не хотелось, и Андрей воспользовался этим, чтобы узнать о Михе как можно больше. А уж собеседник из того был отличный: мало кто способен с нежностью рассказывать о младшем брате, а буквально через минуту начать травить такие анекдоты, что даже Андрея бросило в жар.

Может, подумал он осторожно, у Михи и есть шанс порвать с мраком. Небольшой, но всё-таки.

В конце концов, единицы могут с самого начала уцепиться за хорошее и упорно двигаться ему навстречу. С плохим-то проще: оно обволакивает душным коконом, подталкивает под руку — не идёшь, а летишь.

— Слышь, а остальные? — вдруг спохватился Миха. — У них тоже этот… барьер?

— Ага. Кстати, как раз пропал, получается. Пошли-ка проверим, как они там.

В комнате учеников мрака было шумно. Балу и Реник снова что-то не поделили, и обстановка быстро, неотвратимо накалялась. Шторы на закрытом окне сами собой затрепетали, будто внутрь ворвался ветер.

Реник, который продолжал осваивать чужие чары, был без магического кольца — однако по пальцам его то и дело пробегали и зелёные, и красные искры вперемешку. Да, такого бы в Тибидохс — и местные маги содрогнутся… Однако сейчас Андрея волновало, что по неосторожности Реник мог стереть Балу в порошок всего одним заклинанием.

— Вспышкус… — начал он угрожающе.

— Заткнись! — заорал Андрей и поднёс флейту к губам быстрее, чем успел сообразить, что делает.

Невидимая сила отбросила Балу и Реника в разные стороны. Первый ударился о стену и, обмякнув, сполз вдоль неё на пол, второй приложился об изголовье кровати и сдавленно охнул.

Андрей виновато съёжился. Как ни крути, а попало им обоим знатно — вот только Вспышкус гробулис, боевое заклинание тёмных магов, с учётом дара Реника могло сработать так, что после Балу пришлось бы заметать веником в совок. Сейчас хоть было что подлатать.

— Ну ты и уёбок, — буркнул Реник из-за кровати. Его привычной интеллигентности как ни бывало. — Так вообще-то убить можно.

— Вот и подумал бы об этом.

Дверь распахнулась. Замерший на пороге Генрих выглядел до неприличия бодрым и довольным, а вот Хозяйка, судя по выражению лица, с удовольствием вздремнула бы ещё пару часов. Впрочем, такой возможности у них не было: Андрей помнил вчерашний разговор с Волосокрадом и слишком хорошо понимал, что Иоганн вот-вот заинтересуется, что же Генрих и его воспитанники делают на Лысой Горе.

Пришлёт шпионов — полбеды. А вот если боевых стражей… Пусть Генрих и первый меч мрака, ученики скорее будут тормозить его, нежели помогут.

— Вижу, все проснулись! — пробасил Генрих. — Ну и славно. Дел у нас невпроворот, сами понимаете, мы тут ненадолго. Одеваемся, приводим себя в порядок — и жду внизу. Хозяйка, подлатай этих охламонов немного, будь любезна, — добавил он, оглядев с усмешкой Реника и Балу.

Он грузно развернулся и направился к лестнице. Хозяйка же, закатив глаза с явным раздражением, поманила к себе сначала одного, потом другого, быстро зашептала что-то, прищёлкнула пальцами. Балу с удивлением коснулся ушибленного о стену затылка: похоже, боли как ни бывало. Да и Реник подозрительно широко заулыбался — уж его-то, сказать по правде, Андрей не стал бы так сразу лечить. Чья инициатива, тот и страдает.

«Не очень-то светленькие рассуждения», — напомнил внутренний голос. Андрей осёкся. Что ж, ещё полпера.

Внизу было почти так же темно, как ночью — блёклое лысегорское солнце не спешило пробиваться сквозь заколоченные окна. Волосокрад куда-то подевался, но Генрих, глядя на пустое кресло, только хмыкнул. Он явно и не рассчитывал на тёплое прощание. Впрочем, стоит ли ожидать хоть каких-то проявлений сентиментальности от первого меча мрака? Едва ли.

— Все в сборе? — быстро огляделся Генрих. — Отлично. Сегодня мы, дамы и господа, отправляемся на местный рынок. Это особенное место. Единственное в своём роде, я бы сказал. Только здесь вас будут пытаться обокрасть, ударить, проклясть или убить втрое чаще, чем в Нижнем Тартаре.

— Звучит как досуг мечты, — фыркнула Маша, не скрывая недовольства.

Андрей был уверен, что в любой другой день Генрих бросил бы в неё метательный топорик или пару ножей, чтобы продемонстрировать, что представляет собой досуг мечты на самом деле. Каждая опасность, которой он подвергал учеников, была вполне реальной — недаром до этого никто не слышал, чтобы в русском отделе мрака пытались воспитать юных стражей.

Возможно, они просто не доживали.

Однако сегодняшний день, видимо, и без суровых методов Генриха должен был вызвать незабываемые эмоции, а потому тот ограничился кивком.

— Всё верно. При этом, надо сказать, рынок несколько парадоксален: каждый второй посетитель — заправский лжец, а потому кое-какие… так сказать, противообманные меры там всё же приняты. Ваши двойные личины исчезнут, стоит лишь шагнуть в ворота.

Андрей никому не признался бы в этом, но тут ему стало не на шутку тревожно. На Лысой Горе светлых стражей не жаловали сильнее, чем кого-либо иного — уж очень тёмное место. Да и Миху мгновенно узнают, а Иоганн наверняка заинтересован в том, чтобы несостоявшегося наследника мрака доставили к нему в Тартар по частям… Дерьмово.

— И как же тогда?.. — аккуратно спросил он.

— Как, как… — вздохнул Генрих. — Держитесь рядом со мной и Хозяйкой. Не принимайте из чужих рук ничего — плевать, мертвяк пытается вам что-то всучить или нет. Не разговаривайте ни с кем, даже если с вами заговорили первым. Просто опускайте голову и идите за нами следом.

Сказать было куда проще, нежели сделать, но споров не возникло.

***

Лысегорский рынок оказался огромным — со стороны всё выглядело так, будто он занимает большую часть Горы. Бревенчатый, явно защищённый магией забор всё тянулся и тянулся в обе стороны, и Андрей понял, что совсем не хочет выяснять, далеко ли идти до ближайшего угла.

Высокие кованые ворота тоже были непростыми. Любой страж или человек, обладающий даром, издалека видел поблёскивающую полупрозрачную завесу над металлом.

— Те самые меры, о которых я говорил, — Генрих заметил, куда смотрит Андрей, и наклонился к нему. — Мужайся, светлый. Уверен, многим ты здесь по душе не придёшься.

— А если и да, — вставила Хозяйка, — то так, что лучше бы не.

Обнадёжила, ничего не скажешь.

Генрих шагнул вперёд первым, поманил остальных за собой. Андрей и Хозяйка замыкали подобие цепочки — следили, чтоб никто не отстал. За спиной слышался шорох чужих шагов, но оборачиваться не хотелось: публика здесь была колоритной и вместе с тем чертовски пугающей.

В воротах Андрей на миг замер, почувствовав, будто его сперва облили ледяной водой, а следом — обжигающе горячей. Наложенные на ворота чары подействовали, и ощущения были далеко не из приятных.

Впрочем, даже это забылось, стоило ему оглядеться.

Многочисленные прилавки заполонили всё вокруг, и каждый торговец явно старался перещеголять конкурентов: скромные одиночные лотки соседствовали с роскошными бархатными шатрами, расшитыми золотой нитью и жемчугом, а один из дальних столов и вовсе был объят пламенем.

— Драконий огонь, — пояснил Генрих, поймав взгляд Андрея. — Там торгует Екатерина.

— Тоже страж мрака?

— Она-то? Да нет, просто ведьма… Но в том, что касается работы с волшебными животными — лучшая. Однажды бросила всё и улетела изучать драконов в дикой природе. Жила с ними бок о бок без малого сорок лет.

— И правильно сделала! — вклинилась в разговор Хозяйка. — Такой талантище… Ей драконы всех заменили. И семью, и друзей. Хорошо, что так и не вышла за этого своего ссыкуна.

Миха, греющий уши неподалёку, уже явно собрался спросить про ссыкуна, но Андрей заметил это и прижал палец к губам. Если за время, проведённое в резиденции мрака, он и уяснил что-то, то одно: и Генрих, и Хозяйка охотно делились историями, но дёргать и расспрашивать лишний раз их не стоило. Захотят — расскажут вообще всё, не захотят — хоть прыгай вокруг них зайчиком.

Они двинулись дальше, едва успевая смотреть по сторонам. Глаза разбегались: на прилавках лежали старинные украшения, и тронутые патиной, и отполированные до зеркального блеска, оружие всех форм и размеров, отрубленные высушенные головы, ингредиенты для отваров, тяжеленные ветхие фолианты… Мимо сновали покупатели — люди и нечисть, живые и воскрешённые, стражи и колдуны. Андрею на миг показалось, что на груди женщины, едва задевшей его плечом, сверкнули золотые крылья.

— А это… — начал он.

— Не удивляйся, — ответил Генрих с затаённым весельем в голосе. — Многим вашим прекрасная эдемская жизнь кажется до боли скучной. Они приходят сюда развеяться… а кто-то и остаётся, если уж на то пошло.

Андрей кивнул. Ему доводилось слышать, что несколько златокрылых — не все вместе, конечно, а каждый в своё время — бежали из Эдема, потому что подверглись искушению, которому не могли сопротивляться. Кто-то остался среди людей, другие предпочли Лысую Гору. Правда, он был уверен, что это лишь пустые слухи.

— Вы уже догадываетесь, где нам нужно искать?.. — аккуратно спросил он, не договорив. — Здесь же можно блуждать до скончания веков.

— Примерно представляю, да. Но нужно идти быстро и ни на что не отвлекаться.

Генрих прикрикнул на Балу, который безнадёжно завис у небольшой оружейной лавки, подхватил под локоть Ренегата, рассматривающего старые книги. Продавец пожелтевших от времени томов выглядел раздосадованным: похоже, рассчитывал всучить Ренику что-то проклятое, а взамен выцыганить единственное, что у того бы нашлось ценного — эйдос.

Только Маша и Хозяйка не рисковали потеряться — шли прямо за Генрихом, как и обещали, и негромко говорили о чём-то. Подслушивать их Андрей не стал: в конце концов, у каждого могут быть личные темы для беседы.

— Андрюх, — вдруг толкнул его Миха в бок. — Смотри-ка…

Он ткнул пальцем куда-то вперёд. Посреди дороги, не обращая никакого внимания на снующих вокруг покупателей, стояла утопленница. Раздувшийся труп с позеленевшей, уже тронутой разложением кожей выглядел поистине тошнотворно. Нижняя челюсть держалась на честном слове, редкие волосы мокрыми сосульками падали на лицо.

Увидели женщину и остальные. Маша вцепилась в хозяйкину руку и застыла на месте, не решаясь идти дальше, Реник и вовсе перекрестился и забормотал что-то, отдалённо напоминающее молитву.

— За мной, ну! — велел Генрих. — Не бойтесь, ничего она вам не сделает.

Поравнявшись с утопленницей, он бесстрашно взглянул прямо в опухшее изъеденное лицо. Она качнулась, сделала крошечный, едва заметный шаг в сторону Генриха — и вновь замерла, видимо, ощутив силу стража мрака, которая во много раз превосходила её собственную.

— Мне тебя не надо, — сказал он тихо, но твёрдо.

Женщина, горестно вскрикнув, дрогнула и исчезла — с тихим плеском ушла в землю. Лишь лёгкий запах болота напоминал о том, что мгновением раньше она стояла перед ними.

— Местный феномен, — пояснила Хозяйка. — Слонялся тут раньше один музыкант, любитель страшных сказок… Купил у торгаша проклятую гитару и пошёл выступать в один маленький, но очень уютный кабачок. И надо же такому случиться: как раз придумал новую песню — «Историю о мёртвой женщине». Музыканта этого уже сто лет как нет, а она вон ходит.

— Героиня песни ожила из-за инструмента? — удивился Реник. — Но это же невозможно!

— Ну да. Искры пулять, если ты страж, тоже невозможно.

Аргумент был железобетонным, и тот заткнулся.

Палатки и шатры понемногу редели. Теперь Андрей видел немногочисленные приземистые магазинчики, которые жались вплотную к забору. Судя по тому, с каким безразличием Генрих оглядывал яркие прилавки, дорога как раз вела их к одному из серых невыразительных зданий.

— А как у них получилось отстроиться внутри рынка? — не удержался Миха. — Дорого небось…

— Дорого, — согласился Генрих. — Но каждый из этих магазинов принадлежит, скажем так, довольно значимым на Лысой Горе лицам. Без их усилий и сбережений рынка бы не было вообще.

Могущественные маги, стражи… Андрей подозревал, что даже у Иоганна тут может оказаться лавчонка, куда ушлые комиссионеры привозят особо ценные артефакты, украденные и выкупленные. Паршиво. Но, раз Генрих говорит, что им туда, вероятно, среди этих значимых лиц у него есть союзник — и вот это уже неплохо.

Наконец они остановились перед видавшей виды дверью, над которой красовалась вывеска «Кабан, ведьма и вурдалак».

— Это что? — не понял Миха.

— Харчевня, — пожал плечами Генрих. — Шопинг, синьор помидор, отнимает у почтенных господ немало сил. Рынок, как видишь, немаленький. Пока всё обойдёшь, пока власть поторгуешься… Вот и хочется потом немного дух перевести и пропустить по кружечке пивка. Давай, входи!

Он распахнул дверь и первым шагнул внутрь. Миха без колебаний последовал за ним.

Прежде чем скрыться в харчевне, Андрей обернулся и взглянул на торговые ряды. Под ребром у него неприятно кольнуло.

Неподалёку стояла всё та же утопленница, и её взгляд, тяжёлый и внимательный, не сулил ничего хорошего.

Chapter Text

Харчевня внутри оказалась довольно маленькой, но неожиданно уютной. Тёплый свет заливал всё вокруг — только дальние столики были нарочито погружены в тень, и Андрей подозревал, что тут не обошлось без магии.

Посетителей собралось немного. За центральным столом увлечённо резалась в дурака троица лысегорских ведьм. То и дело слышалось: «Да ты опять забыла, какой козырь!» — «А ты давай напомни, раз такая умная!». В воздухе вспыхивали искры, но сразу же гасли, не успев толком набрать силу.

Эти искры Андрея насторожили особенно. Он присмотрелся к ведьмам, дождался момента, когда с кольца одной из них снова сорвётся алая точка. Сверху тут же слетело что-то полупрозрачное, очень похожее на защиту рыночных ворот, и подавило выброс магии в зародыше.

— Заметил, да? — ухмыльнулся Генрих, когда Андрей, не скрывая беспокойства, повернулся к нему. — Барьер тут славный. Думаю, даже твою маголодию заткнёт, если потребуется.

— Так что лишний раз рты не открываем, — добавила Хозяйка. — В этом местечке лучше не драться, уж поверьте. И учтите, что… Сашенька! Сколько лет, сколько зим!

Она раскинула объятия. Навстречу спешила высокая, с осиной талией и взлохмаченными тёмными волосами женщина, затянутая в платье оранжевого цвета и корсет в тон. На её пальцах сверкал, кажется, сразу десяток колец, и Андрей прищурился, выглядывая среди них то самое.

— Вон, видишь? — Реник, которого маги интересовали больше остальных, несильно толкнул его в бок. — На безымянном.

И правда: безымянный палец левой руки был украшен тонким серебристым ободком, невзрачным, чуть потемневшим. По сравнению со всеми остальными кольцами — с жемчугом, камнями, причудливой резьбой, — это выглядело особенно жалким. Однако истинное зрение светлого стража не обманывало: в маленьком ободке была сосредоточена такая силища, что ведьма, пожалуй, размазала бы их всех, кроме Генриха.

— Мощная она.

— А ты откуда знаешь? — не удержался Андрей.

— Генрих меня научил паре трюков, — Реник горделиво выпрямился. — Теперь дар не только видоизменяется в зависимости от того, что мне надо, но и считывает истинную сущность. Работает пока, конечно, так себе, но это дело тренировки…

— Круто!

— Пока ничего особенного. Через пару месяцев будет круто.

Андрей, однако, быстро понял, что скромность Ренегата — напускная, и одобрительно похлопал его по плечу.

Ведьма Саша тем временем расцеловалась с Хозяйкой, обменялась крепким рукопожатием с Генрихом. Они рассматривали друг друга чуть напряжённо — ни дать ни взять два хищника, которые пока не могут решить, стоит им бросаться в драку или лучше обойти врага по широкой дуге.

Наконец Саша отступила. Она заметно расслабилась, и взгляд её смягчился и скользнул по ученикам мрака, задержавшись на Михе. Улыбка стала чуть шире.

— А вот и ты, мальчик, — сказала она. — Я много о тебе слышала. Все слышали.

— Только не говорите ничего про предназначение там или про судьбу, ё-моё.

Миха с вызовом сверкнул глазами, но Андрею показалось, что в его словах сквозит усталость. Наверное, всё это и правда порядком выматывало: столько лет жить как обычный парень, а потом вдруг обнаружить, что принадлежишь совсем другому миру и теперь придётся играть по его правилам. Андрей вдруг осознал, что ни разу не спросил у Михи, нравится ли ему вообще этот сюжетный поворот в его жизни — каково знать, что весь мрак неотрывно смотрит на тебя? Скорее всего, приятного мало. К тому же немногие по-настоящему хотели видеть Миху на троне мрака. Куда больше стражей считали его добычей.

— Не буду, — пообещала Саша. — Я понимаю, каково тебе. Нас с Лёхой и Димкой тоже никто не спрашивал, чего мы хотим.

— А вы…

— Да вон они. Посмотри — сам поймёшь.

Миха послушно перевёл взгляд на стойку, и Андрей последовал его примеру. Там мыл кружки здоровяк с кабаньей головой. Чутьё подсказывало, что это была не маска — и что едва ли он согласился на кабанью голову добровольно.

Рядом с ним сосредоточенно разливал пиво по чистым вытертым кружкам высокий и тощий вурдалак. Голодным он не выглядел, однако Андрею всё равно стало не по себе: он слышал, что эти создания способны разорвать человека голыми руками, когда ими движет жажда, и отличаются на редкость поганым характером.

— Это ваши братья? — Маша, как ни старалась, не смогла скрыть страх в голосе. — Но как так получилось?

— Долгая история.

Ведьма махнула рукой, указывая на один из свободных столов. Балу подтащил ещё пару стульев, и они разместились вокруг. Вурдалак уже спешил к ним с нагруженным подносом.

Хозяйке и Генриху досталась медовуха — и, судя по запаху, чертовски хорошая. Остальным пришлось довольствоваться каким-то травяным напитком, свежим, с мятой и ягодами.

— Детям не положено, — пояснила Саша. — Даже если им пятнадцать тысяч лет.

— Семнадцать, — поправил Андрей на автомате и лишь потом осознал, что она удивительно быстро считала, и кто он такой, и сколько ему лет. Чертовски проницательная для простой ведьмы.

— Так вот… Мы как-то пошли гулять с папой. Он нас обожал, особенно Лёху. И по пути в парк увидели того типа — это сейчас я сказала бы, что к нему нельзя подходить ни за какие деньги, а тогда чего! Увидела прилавок — и как башку снесло.

— А что он продавал? — с интересом спросил Балу.

— Маски. Мы тогда в них вцепились обеими руками, не хотели уходить. Папа сдался, конечно… Он всегда нам уступал. Сказал, мы можем выбрать по одной, и я сразу схватилась за ведьминскую.

Андрея передёрнуло. Что было дальше, он понял сразу: маски, ясное дело, оказались проклятыми, и Лёха с Димкой, выбравшие кабана и вурдалака, в них и превратились. Саше, можно сказать, повезло больше всех: маска хотя бы не тронула её лицо — к тому же дар ведьмы можно было использовать и во благо.

— Мы не сразу научились с этим жить, — добавила она, и в голосе послышалась неподдельная горечь. — Когда твоя сущность меняется… Это сводит с ума. Сперва мы и были почти безумными. А Димка и Лёха убили папу.

Последняя фраза почему-то прозвучала совсем по-детски и так отчаянно, что у Андрея подозрительно защипало глаза. В могущественной ведьме всё ещё жила та девочка, которая несла на себе огромный груз вины за смерть отца. И плевать, что они с братьями были совсем детьми, а в миг, когда надели маски, совсем не осознавали, что делают… С этим им придётся справляться до самого конца.

Андрей попытался представить, смог бы он вынести нечто подобное или нет — и по всему выходило, что, скорее всего, как минимум перестал бы быть светлым стражем. Порой под тяжестью, обрушившейся тебе на плечи, как только ни извернёшься, лишь бы хоть немного уменьшить этот вес.

Сначала он стал бы нарушать правила — понемногу, потихонечку. Потом перешагнул бы через пару-тройку своих принципов. Потом пренебрёг бы человечностью. А дальше… Прощай, Эдемский сад.

— Жаль, что это с вами произошло, — Генрих нарушил возникшую было паузу, — но ты знаешь, зачем мы здесь. К тебе могла попасть очень нужная мне вещь. Это… — он понизил голос до едва различимого шёпота, приблизился к её уху.

— Могла и попадала.

— Что?..

— Если бы я знала, что эта вещь нужна именно тебе, я бы спрятала её. Или превратила во что-нибудь попроще, — сказала Саша с сожалением. — Но как раз недавно у нас был… скажем так, очень известный покупатель. Предложил немало.

Андрей быстро покосился на Генриха. На словах «очень известный покупатель» в его лице что-то дрогнуло и сломалось. Непроницаемое, безразличное лицо стража мрака пошло трещинами, будто проклятая маска безымянного продавца, и на его месте проступило совсем другое — человеческое.

Боль — вот что отпечаталось на нём.

— Себастьян, — с усилием выдавил Генрих. — Это был он, верно?

— Увы, да.

Больше он не сказал ни слова — грузно поднялся из-за стола, не оборачиваясь, по пути задел плечом замершего посреди дороги бледного, явно оголодавшего вампира, однако тот не стал его преследовать. Хлопнула дверь.

— А кто такой Себастьян? — спросил Миха. — Я, кажется, слышал о нём что-то.

Хозяйка нахмурилась.

— Если и слышал, то явно не в резиденции. Встаём, дорогуши, надо его догнать.

***

В полном молчании они добрались до портала, который перенёс их обратно в резиденцию мрака. Изображение горбуна Иоганна на парадном портрете в коридоре пискнуло и пропало: то, что испытывал сейчас Генрих, явно было далековато от простого понятия «плохое настроение».

Балу, Реник и Маша притихли, да и Миха лишний раз не открывал рот. Андрею же впервые с того дня, как он впервые переступил порог резиденции, стало по-настоящему страшно.

Одна только Хозяйка изо всех сил пыталась держаться как обычно. Она отправила учеников мрака в гостиную, телепортировала из какого-то близлежащего ресторанчика сытный и явно дорогой ужин. Аппетита, однако, ни у кого не было — только Миха, который мог есть, кажется, в любом состоянии, немедленно утянул парочку свежайших суши.

— Может быть, — осторожно спросила Маша, — хотя бы ты расскажешь?

Хозяйка покачала головой.

— Я бы с радостью, но это не моя история. То, что случилось… слишком важно, чтобы слышать от кого-то другого. Если Генрих сочтёт нужным, расскажет вам всё сам.

Наверху, в жилых комнатах, загрохотало, послышался жалобный звон стекла. Своды резиденции мрака содрогнулись, и по стенам побежали трещины. Это случалось здесь часто, и в какой-то момент Андрей перестал удивляться, но сейчас всё было совсем иначе. Проклятый дом будто отзывался на боль и ярость Генриха, множил их и нёс дальше.

До них донёсся полузвериный вопль, полный такого отчаяния, что от этого становилось попросту жутко.

Андрей и не заметил, как Миха сжал его ладонь — а, уловив прикосновение, стиснул пальцы чуть сильнее. Казалось, они попали в самое сердце бушующего урагана, и можно было только ждать, когда всё закончится. Что-то грохнуло совсем близко к ним, и тонко, испуганно вскрикнула Маша.

Это продолжалось ещё какое-то время — а затем наступила такая тишина, что в неё поначалу даже не верилось. За краткий миг дом словно вымер.

Наконец Андрей услышал, как поскрипывают лестничные ступеньки.

Генрих прошёл в гостиную, тяжело рухнул в кресло, которое никто никогда предусмотрительно не занимал, даже если он был в отъезде. Насколько помнил Андрей, в этом кресле как-то поутру нашли мёртвой одну из фавориток Петра. Неудивительно — иначе оно просто не попало бы в резиденцию мрака.

— Некоторым историям лучше оставаться похороненными так глубоко, как только возможно, — сказал Генрих сипло. — Но промолчать я не могу. Страж, о котором пойдёт речь, наверняка захочет убить вас. Особенно тебя.

Он выразительно глянул на Миху, и тот, помедлив, кивнул. Рук они с Андреем по-прежнему не разжимали.

— Когда-то давно я служил при дворе у одного короля. Порой стражам мрака приходилось теряться в человеческом мире, смешиваться с толпой — в некоторых случаях того хотел Двуликий Кводнон, преследуя свои цели. Иногда мы просто спасались бегством и так пытались притвориться кем-то другим. Но, так или иначе, там я встретил женщину. Она была фрейлиной королевы — не самой заметной, не самой любимой, но, безусловно, умнейшей.

Его взгляд потеплел, стал отстранённым, каким-то нездешним — в мыслях Генрих перенёсся туда, в счастливое прошлое.

— Королева закрыла глаза на нашу связь. Для неё главным было то, что я продолжал играть в шахматы с её мужем — большим любителем сложных партий. И через год у нас с Грир родилась дочь. Неслыханное, удивительное событие для стражей мрака: считается, что мы не способны размножаться. У девочки даже эйдос был.

— Но разве это возможно?.. — вопрос сорвался с губ Андрея прежде, чем он успел взять себя в руки и заткнуться. — Так не бывает.

— Как видишь, светлый, бывает. Ну да ладно… Эйдос моей малышки был необычным, и это привлекло внимание мрака. Я же тогда, как назло, скрывался. Правление Кводнона переживало закат, наш общий горбатый знакомый готовился занять трон — а я предпочёл остаться в стороне, чтобы ни жену, ни дочь не задела эта грызня. Королевский замок, сами понимаете, был чертовски заметной точкой на карте, и мы пустились в бега. Тогда-то я и обратился за помощью к своему единственному другу. Другу, с которым поддерживал связь даже в те годы, когда притворялся простым королевским советником…

— Себастьяну? — прошептал Миха.

— Да. И он мгновенно откликнулся на зов. Нашёл нам небольшую лачугу в уединённом местечке. Моя жена всегда была очень проницательной и недоверчивой, но им очаровалась в считанные минуты. Себастьян умел располагать к себе людей. А вот наши его, надо сказать, ненавидели. Стражи вообще не жалуют оборотней. Страшно представить, насколько на самом деле мы подвержены предрассудкам. Для многих Себастьян был простой нечистью. Впрочем, меня они тоже терпеть не могли — на этом-то мы и сошлись.

Маша прижала ладонь ко рту, будто знала, что будет дальше. Лицо Генриха исказила страшная, почти нечеловеческая ненависть, но голос оставался размеренным, и от этого контраста даже Андрея, привычного к многому, замутило.

Хозяйка стояла за креслом Генриха каменным изваянием и уже протянула было руку, чтобы коснуться его плеча, но в последний момент передумала. В таком состоянии, как сейчас, он мог разрубить её от ключицы до пояса одним движением.

— На следующую же ночь нас схватили иоганновы подхалимы. Трогать меня они не решались, хотя за коллекцию эйдосов в моём дархе каждый из них отдал бы любую конечность на выбор. Но, видно, наш дражайший горбун сказал, что и я, и моя семья нужны живыми. Перечить ему никто не рискнул.

— Они… убили ваших жену и дочь?

Тонкий, почти до неузнаваемости изменившийся от ужаса голос принадлежал Балу. Генрих повернулся к нему всем телом так, что кресло истошно скрипнуло, взглянул тяжело, пристально.

Остальные молчали, не решаясь вклиниться. Андрею казалось, что его сердцебиение сейчас слышат все присутствующие — так отчаянно колотилось в груди.

— Убили? — наконец переспросил Генрих. — Нет, Балу. Это было бы слишком просто. На следующий день меня привели в зал, расчерченный под шахматную доску. На другой его стороне стояли тот самый король, которому я служил не так давно, и моя старая подруга Аида Плаховна Мамзелькина.

— Кто?..

— Смерть, — прошипела Хозяйка.

— Смерть. Не знаю, что за сделку она, практически всемогущая, заключила с Иоганном, на чём он её подловил, раз она согласилась на такое. Впрочем, нужна ли была сделка? Аида приходит всюду, где умирают люди. Их должен кто-то забирать.

Генрих протянул руку, и из пустоты материализовался тяжёлый медный кубок, украшенный богатой резьбой. Андрей принюхался: вино, причём очень хорошее.

— Затем в зал втолкнули пленных. Лица были знакомыми: другие фрейлины королевы, мелкие слуги, любимый повар короля… И мои девочки. Одни были одеты в белое, другие — в чёрное. Когда стражи вдоль стен принялись перешёптываться и смеяться, глядя на меня, я понял, чем всё закончится.

— Шахматная партия, — проговорил Реник скорее про себя, чем в ответ.

— Именно. Мне велели призвать меч. Затем Иоганн втолкнул какой-то клинок в руку короля — неплохой, надо заметить, но всё ещё ничто по сравнению с мечом стража мрака. И партия началась. Каждый раз, когда кто-то забирал фигуру, делать это приходилось более чем буквально.

— Неужели вы сами?..

— Да. Я играл чёрными. Они были в белом.

Генрих на миг закрыл лицо руками — а когда опустил их, глаза его были совершенно сухими, но красными.

— Я мог бы просто отказаться, пусть Иоганн грозил смертью и королю, и всем остальным. Но тогда моих девочек отдали бы другим… куда менее милосердным и быстрым. Я подарил им мгновенную смерть. Мой меч и коса Аиды коснулись каждой из них одновременно — быть может, с разницей в полсекунды. Они не почувствовали боли. Даже не уловили движения, возможно. Но когда я шёл к Грир, она смотрела на меня, и… И…

Он резко осёкся. Из его горла вырвался ещё один полустон-полукрик, но Генрих будто не обратил на это никакого внимания.

— После меня заточили вдали от всего мира, на маяке. Уверен, Иоганн решил, что я сойду с ума от горя, и поставил на мне крест, но потом мраку понадобился русский отдел — а вместе с ним и страж, способный им управлять. Не знаю, как не укоротил нашего дорогого горбуна на голову, когда мы снова встретились, — Генрих мрачно усмехнулся. — Наверное, помешала смертельная клятва, которую он предусмотрительно заставил меня произнести.

Миха наконец высвободил ладонь Андрея из стальной хватки. По лицу было видно, что от услышанного ему сделалось попросту плохо, но взгляд был жёстким, полным решимости.

— А Себастьян? Что он получил за это?

— Пару ценных артефактов. Он их коллекционирует, поэтому-то и поспешил на лысегорский рынок, когда там всплыла нужная нам вещица. Кроме того, Иоганн обещал ему мой меч, но в итоге оставил с носом. Вполне ожидаемо для такого скупердяя. Он не вернул бы клинок и мне, будь его воля, но таким было одно из условий, на которых я возглавил отдел. А Себастьян… Не сомневайтесь, он ещё объявится. Редкое оружие, да ещё обладающее магическими свойствами — его слабость. А у нас тут лежит одна особенная железка, принадлежавшая когда-то Кводнону.

Миха кивнул. Очевидно, это делало Себастьяна и его врагом тоже — ведь теперь этот меч подчинялся только Михе, и для того, чтобы он перешёл новому владельцу, прежнего наверняка следовало убить.

— Когда Себастьян придёт за мечом, я убью его.

— Не давай обещаний, которые не сдержишь, синьор помидор, — покачал головой Генрих.

— Убью, — повторил Миха твёрдо. — Он заслужил смерти.

Словно заранее оплакивая одного из них, снаружи хлынул ливень — косой и такой сильный, что пол у открытого окна мгновенно вымок. Генрих повёл ладонью, и оконные створки захлопнулись с такой силой, что стекло вылетело.

— Ничего, — сказал он в тишине. — Я потом уберу.

Chapter Text

О том, что рассказал Генрих, старались не вспоминать — но Михе всё равно было тошно, будто кто-то вспорол себе живот прямо у него перед носом. Смотреть на блестящие скользкие внутренности не хотелось, но отвести взгляд просто не получалось. Отвратительные зрелища почему-то завораживали сильнее прочих.

Сам же Генрих постоянно где-то пропадал и уроки рубки на мечах проводил всё реже, поэтому приходилось заниматься другими вещами, которые самому Михе были не то чтобы по душе.

Хозяйка учила их отражать сглазы и проклятия, Андрей — справляться со сложными атаками светлых стражей. О том, каково ему играть на другом поле, Миха задумывался слишком часто для того, кто должен был сесть на трон мрака.

В мыслях он постоянно возвращался к Андрею. Прокручивал в памяти его слова, сказанные в бедно обставленной комнате на Лысой горе — и размышлял, что, возможно, не так уж тот и неправ. После истории про Себастьяна сражение ради самого сражения перестало казаться настолько привлекательным.

Биться, защищая любимых — об этом, кажется, говорил Андрей. А если эти любимые и сами могут за себя постоять? А если они и не любимые вовсе, а так, удачно прикидываются? Как-то многовато нюансов.

Миха раздражённо дёрнул плечом.

Нечто после того памятного вечера, когда они вернулись с Лысой горы, надломилось внутри него, позволяя прорасти чему-то иному, болезненному, но вместе с тем необходимому. Миха кожей чувствовал: так и должно быть — однако перемены ему скорее не нравились. Уж слишком много поганых ощущений они несли с собой.

Он поднялся с кровати и огляделся. Комната Михи на втором этаже резиденции мрака тоже менялась. Раньше чувствовалось в ней что-то казённое, стерильное, как в отеле — и это при том, что она была обставлена с явным вкусом, не в пример какой-нибудь гостинице «Дружба». Мрачноватым, конечно, но всё же вкусом.

Теперь он ясно ощущал это место своим.

Тяжёлый бархатный балдахин Миха давно оторвал и бросил в угол. Резная, наверняка баснословно дорогая кровать была теперь покрыта защитными рунами, которые он нацарапал ножом. Конечно, свои ему навредить не могли — а вот комиссионеры и суккубы не упустили бы возможность попробовать выцыганить эйдос, пока Миха в полусне не особо понимал, что происходит.

На столе громоздились книги. Здоровенные фолианты, которые выдал ему лично Генрих, соседствовали с учебниками для магов — их Миха подрезал у Реника интереса ради и неожиданно втянулся. Он даже опробовал пару заклинаний, но чертовски об этом пожалел: они плохо сочетались с даром тёмного стража. Это Ренику удавалось пулять искры и бросаться гробулисами и дрыгусами.

Ещё тут повсюду было оружие. Чем больше Миха учился у Генриха, тем лучше разбирался в клинках и тем сильнее ими восхищался. Кое-что он сам откопал в резиденции и привёл в порядок, кое-что дарили стражи низшего ранга, когда приходили к Генриху. Подлизаться к наследнику мрака они считали делом чрезвычайной важности.

— И ступить уже некуда, одни железки, — говорила обычно Хозяйка. — Давай их хоть вдоль стены разложи, что ли…

Миха клятвенно обещал разложить и, разумеется, проёбывался.

Обычно наедине с собой он чувствовал себя комфортно. Проблема крылась в том, что в резиденции мрака ты почти никогда не оставался наедине с собой: даже в пустой комнате наверняка да укрылась пара-тройка комиссионеров. Низшие твари, слепленные из пластилина, — и лучше бы это была фигура речи, — могли оставаться незаметными так долго, как им было угодно.

В последнее время Миха всеми силами этому сопротивлялся и добавил к защитным рунам ещё одну — руну явного. Она рассекречивала комиссионеров на раз-два, а затем расплавляла.

Ну и правильно, считал он — нечего с этими пластилиновыми гадами церемониться.

Из соседней комнаты потянуло табаком. Миха заинтересованно принюхался и пошёл на запах, точно служебная ищейка. Сигареты были хорошие, с вишнёвой ноткой, а такие на Большой Дмитровке курил только Андрей.

Того в комнате, однако, не оказалось.

Миха потоптался на пороге, с досадой глядя на распахнутое окно. По вечерам Андрей нередко срывался прямо с подоконника и подолгу летал над Москвой. Просто разминал крылья или что-то выискивал — чёрт знает. Миха пробовал спрашивать, но ни разу не получил внятного ответа.

И ведь надо же: страж света — а дымит как паровоз.

— Что, опять твой женишок из окна вышел? — раздался голос Балу прямо за спиной. — Нет бы через дверь, как нормальные стражи.

— Шур, ё-моё, не женишок он мне никакой. И когда ты видел, чтобы стражи через дверь выходили? Вчерашний вон под пол провалился.

Балу хихикнул: явно вспомнил, как закатила глаза Хозяйка, когда вчерашний визитёр решил сократить путь до Нижнего Тартара. Доски треснули, полыхнуло — а когда огонь погас, в полу осталась огромная дыра. Её, конечно, залатали, и довольно быстро. но Хозяйку это всё наверняка утомляло. Не так-то просто поддерживать порядок в резиденции мрака.

— Я тут придумал кое-чего, — заговорщицки шепнул Балу. — По-прежнему хочешь прикончить Себастьяна?

— Спрашиваешь.

— Так вот: давай его сами найдём.

— Ёбнулся? Генрих нас живьём сожрёт.

— А он не узнает!

Миха покачал головой. Не было такого, чтобы Генрих не знал о чём-то сказанном в стенах дома номер тринадцать. Казалось, тот стал его продолжением, плотью и кровью — и, стоило открыть рот, как Генриху становилось известно всё до последнего слова. Порой это, впрочем, шло на пользу: Миха учился взвешивать слова, да и остальные предпочитали трижды подумать, прежде чем что-то произнести.

— Какая-то неадекватная хуйня, Балу.

Червячок сомнения, однако, уже заполз в его сердце и теперь деловито там обустраивался. Наверняка Генрих по достоинству оценит такой подарок — голову его заклятого врага… А кроме того, у Себастьяна хранится чёртова рукопись, которая им нужна.

С Михой эту историю про маголодию Троила никто особо не обсуждал — но он, в конце концов, не был дураком и умел подслушивать. К тому же Генриху для того, чтобы всё сработало как надо, требовался Андрей, а Михе не то чтобы хотелось, чтобы его страж-хранитель ввязывался в какое-то опасное говнецо.

— А сам небось уже всё решил, — вздохнул Балу. — Признавайся, решил?

— Ага. Давай только осторожнее языком чеши, иначе Хозяйка нам ещё на подходе кислород перекроет.

— Она тоже куда-то свалила.

Выходит, они были одни. Такого прежде не случалось, и Миха ощутил короткий укол тревоги где-то под рёбрами. Наверняка Генрих искал, как бы решить небольшую проблему с Кводноном без рукописи, а вот Хозяйка… Она могла просто отправиться в очередной караоке-бар. К заведениям, где можно было беспрепятственно орать «Позвони мне, позвони» в микрофон, она испытывала особую слабость — и нередко возвращалась под утро. В эти дни Хозяйка была абсолютно, зашкаливающе, бессовестно счастлива, и Миха ей, пожалуй, даже немножечко завидовал.

— Ладно, — кивнул он наконец. — Встречаемся внизу через двадцать минут. Остальные тоже пусть собираются.

Балу весь как-то сник.

— Может, забудем сказать Ренику?

— Нельзя, — отрезал Миха. — Мало ли кто по дороге попадётся… Реник и вмазать может будь здоров, и в магии кое-что понимает.

Вообще он, конечно, преуменьшал: в магии Реник понимал больше всех остальных вместе взятых. Но лишний раз хвалить того, с кем постоянно цапаешься, не очень-то и хотелось. Миха никак не мог найти с ним общий язык, да и с Балу тот был на ножах.

Маша же, напротив, к нему очень привязалась, и порой Миха задумывался: что же она такое разглядела в занудном и доёбчивом Ренике, чего не видели остальные? Наверное, что-то очень хорошее.

В глубине души он немножечко надеялся, что тоже однажды сможет это увидеть. Взаимное раздражение копилось и обычно заканчивалось потасовкой. Миху такое изматывало — он чувствовал внутри натянутую до предела пружину и мечтал, что хоть где-то сможет полностью расслабиться.

Резиденция мрака, увы, таким местом не была, и проблема крылась не только в мелких ссорах и несовпадениях.

Он вернулся в комнату, быстро собрался. За окном набирал силу июнь, и вечера были на редкость тёплыми. Миха с тоской поглядел на богато украшенный нашивками кожаный плащ: совсем недавно он выменял его на барахолке и теперь отчаянно жалел, что не наденет до конца сентября.

В последний момент, прежде чем закрыть за собой, он обернулся, повинуясь непонятному порыву. На столе рядом с увесистой стопкой книг лежало белое перо, которое могло принадлежать только Андрею.

Миха чертыхнулся и поспешил вниз.

***

Идея была дурацкая — это он понял сразу, когда они оказались достаточно далеко от резиденции мрака. Во-первых, никто из них даже приблизительно не представлял, где можно найти оборотня, который виртуозно скрывался даже от опытных стражей. Во-вторых, Балу как-то аккуратно отошёл в сторону, уступая Михе роль лидера их маленькой поисковой операции.

Вот Миха и вёл — не представляя, куда именно.

Двигались медленно, то и дело отвлекаясь. Казалось бы, после Лысой горы, на которой творилась полнейшая дичь, уже ничто не могло их удивить — но Москва, огромная, почти необъятная, завораживала по-прежнему. Реник немедленно застрял у книжных развалов: летом торговцы задерживались допоздна, и кого-то ещё можно было застать, — и оторвался только минут через пятнадцать.

Потом Маше захотелось мороженого. Балу поковырялся в карманах, уныло позвякал мелочью: отношения с деньгами у учеников мрака как-то не складывались. Да и кому они нужны, когда рядом Хозяйка, способная телепортироваться в любой магазин и вынести оттуда всё, что душе угодно?

Миха и сам давно начал ловить себя на мысли, что уже не задумывается, откуда берутся продукты в холодильнике или новая одежда за исключением той, что он добывал себе сам. Пока он не решил, как к этому относиться. С одной стороны, жизнь стала гораздо проще, с другой — ведь за всё это, наверное, платил кто-то другой… Дерьмовенько получалось.

— Не, — покачал головой Балу, — у меня тут хер да маленько.

— Разберёмся.

Маша, взявшая с собой скрипку, к футляру не потянулась — принялась насвистывать какой-то мотивчик, в котором угадывалось не то «Мой мармеладный, я не права», не то «И мой сурок со мною». В такой музыке Миха не особо разбирался, поэтому вникать особо не стал.

Продавец мороженого вдруг покачнулся и замер. Голова склонилась набок, как у любопытной совы из смешных видео.

— Мышка, не перестарайся! — крикнул Реник с беспокойством. — Вдруг потом не отвяжется…

Мороженщик открыл холодильник и поспешно вытянул оттуда несколько эскимо в бело-голубой обёртке. Он так торопился вручить их Маше, что едва не споткнулся на ровном месте. Когда она поблагодарила за угощение, и ребята двинулись дальше, Миха напоследок обернулся: продавец по-прежнему смотрел им вслед.

— Ни хрена себе, — восхитился Балу.

— Да ладно. Генрих бы сейчас сказал, что я халтурю как последняя двоечница.

Наверняка сказал бы. Уж на похвалу Генрих всегда был скуп — как бы Миха ни старался во время уроков рубки, тот только морщился да прикрикивал. Выпад слишком медленный, увернулся неуклюже, парирование никуда не годится… Словом, поводов для брани находилось достаточно.

Так или иначе, возросшая сила Маши впечатляла. Миха ощутил короткий укол зависти: самому ему казалось, что он топчется на месте и никак не может запрыгнуть на ступеньку повыше.

Они шли всё дальше. На глаза то и дело попадались пластилиновые морды комиссионеров: высовывались из-за дорожных знаков, мусорных бачков, манекенов на витринах, с любопытством зыркали и прятались обратно. Шпионы мрака были повсюду, и Миха с этим давно смирился. Правда, порой хотелось материализовать меч и рассечь пару-тройку особо любопытных созданий.

Комиссионеры, памятуя о нескольких подобных случаях, никогда не подходили к нему на расстояние широкого, размашистого удара мечом. Они были практически неуязвимы — пластилин всё-таки, — и могли вернуть себе былую форму, даже пожелай ты проехаться по ним катком. Но вот клинок, принадлежащий когда-то Кводнону, развоплощал их безвозвратно.

— Вынюхивают, гады, — буркнул Реник. — Для Иоганна, наверное.

— Для кого же ещё.

Балу, увидев комиссионера совсем близко, прищурился, повёл ладонью. Тот успел лишь коротко взвизгнуть: порыв ветра подхватил его и с размаху впечатал в ближайшую стену.

— Ну, теперь пусть полчасика поотскребается.

Момент, когда они заблудились, Миха безнадёжно упустил. Просто в какой-то миг выбрали один поворот, потом другой, третий… Улица, на которой они оказались, будто принадлежала и не Москве вовсе, а какому-то другому городу, тёмному и тесному.

В домах вокруг ощущалось нечто гнетущее — одинаково приземистые и выкрашенные в серый, они будто нависали сверху, вызывая лишь желание прижаться к земле и не отсвечивать лишний раз. Миху передёрнуло.

А ещё рядом не было ни души. И окна не горели — вот уж что чертовски странно для только-только подступающей летней ночи.

— Слушайте, пошли отсюда, — попросила Маша. — Как-то тут… неуютно, что ли.

Они почти бегом припустили к выходу из проулка, но, завернув за угол, оказались ровно в таком же месте. Полумрак, тишина, предчувствие чего-то недоброго.

Миха предпочёл бы описать это коротко и ясно: полная жопа.

У дальнего дома мелькнуло что-то белое — и оно, кажется, неслось прямо к ним. Миха призвал меч Кводнона, Маша всё-таки вынула скрипку. Страх пробежал по его позвоночнику стайкой мурашек, проскользнул под рёбра и стиснул сердце ледяными пальцами, но Миха упрямо тряхнул головой. Ещё чего не хватало!

Генрих учил смотреть опасности в лицо.

Белое пятно тем временем приобрело очертания. Это была растрёпанная, перепуганная женщина в смирительной рубашке. Она летела вперёд, не глядя на них, и по щекам у неё текли слёзы.

— Постойте! — позвал её Реник. — Вы заблудились? Мы можем чем-то помочь?

Женщина застыла, затем повернулась к ним точно в замедленной съёмке. Тонкие губы расползлись в улыбке, которая даже близко не сошла бы за вежливую — скорее напомнила оскал.

— Помочь? — повторила она. — О, нет… Мой дорогой мальчик, спасибо. Просто немного взгрустнулось, только и всего. Вчера, понимаешь ли, соседу проиграла в шашки! И кому пойдёт такая глупая жена…

Улыбка становилась всё шире и безумнее. Казалось, ещё секунда — и уголки рта порвутся, обнажая зубастую пасть чудовища, будто в каком-нибудь ужастике.

— Беатрис!

— Чёрта с два! — взвизгнула женщина. — Я туда не вернусь! И не смей меня уговаривать, Кеннет.

Миха обернулся, крепче сжал меч. За незнакомкой спешил мужчина, одетый в старинный сюртук и цилиндр. Он выглядел обеспокоенным и, подбежав, попытался схватить женщину за руки, но та отстранилась. Улыбку с её лица вытеснила гримаса, полная гнева.

— Это ради тебя, — сказал мужчина. — Пожалуйста, Беатрис. Твой лечащий врач сказал…

— Я не стану разговаривать с ним, пока он не согласится подарить мне сына.

— Сама понимаешь, это невозможно. Ты хочешь ребёнка, я полностью на твоей стороне, но сначала… Сначала нужно поправиться.

Беатрис понизила голос, забормотала что-то горячо и зло. Миха поймал себя на том, что подслушивает, и ему стало неловко — в конце концов, нечего лезть в чужое дело, даже если очень хочется. Это Реник начертил подслушивающую руну в каждой комнате резиденции мрака, кроме спален — всё-то ему было интересно.

Балу вдруг пихнул его в бок.

— Посмотри на их ноги.

Беатрис и Кеннет парили над землёй. Не так высоко, чтобы сразу это заметить, но всё-таки… Кроме того, только сейчас Миха осознал, что вообще-то, прищурившись, мог увидеть прямо сквозь них тёмную стену дома.

Для призраков они были слишком уж плотные, и это настораживало. С другой стороны, мало ли что встречается… За время, прожитое в резиденции мрака, Миха твёрдо усвоил один простой урок: всё, что ты считал нереальным, с высокой вероятностью существует. И то, что даже боялся представить, — тоже.

Кеннет понял, что ученики мрака беззастенчиво пялятся на них с Беатрис, и повернулся. Вид у него был немного виноватый, и чутьё подсказывало, что ничего хорошего это не сулит.

— Прошу прощения. Мы, должно быть, немного вас напугали, — сказал он вежливо. — Видите ли, поддерживать эту ловушку в рабочем состоянии довольно сложно. Нервы шалят… Обычно в проулок никто не заходит — всех пугает темнота. Но, раз уж вы явились сами, грешно отказываться от такого подарка.

— Ловушку? — с тревогой спросила Маша. — Вы… Что вы хотите сделать?

— Ничего особенного, милая барышня! Вы, верно, заметили, что обычно привидения выглядят немного иначе? Это особый дар! Такую плотность можно поддерживать, только если время от времени лишать людей жизненных сил. Поверьте, больно не будет. Вы просто очень быстро состаритесь, а после…

Кеннет на миг замялся.

— После, скорее всего, рассыплетесь в прах. Но обещаю: никаких неприятных ощущений! Быстрая и безболезненная кончина, о какой многие могут лишь мечтать.

— Это вряд ли! — Реник заслонил собой Машу. — Ужасно неловко портить ваши планы, но мы не собираемся умирать.

Меч Кводнона в михиной руке вдруг стал неподъёмным, выскользнул из пальцев и со звоном упал на асфальт. Тот потянулся было к клинку, но неведомая сила удержала его на месте.

— Не нужно лишних движений, — раздался шелестящий шёпот Беатрис совсем рядом. Она успела скользнуть Михе за спину, пока тот отвлекался на Кеннета, и вцепиться в него мёртвой хваткой. Прикосновения её почти не ощущались — только холодок пробежал по телу, будто подул прохладный осенний ветер и тут же стих.

Миха попытался дёрнуться, но тщетно. Ноги стали ватными, голова закружилась. Чёртов призрак тянул из него силы, и отстранённо, с безразличием он подумал, что через несколько минут превратится в дряхлого старика, а ещё немного позже от него не останется вообще ничего — один прах.

— Горшок, держись! — заорал Балу и кинулся к нему, но Кеннет преградил ему дорогу, раздулся до небывалых размеров и весь будто потемнел. Шагнуть прямо в него Балу не рискнул — и правильно сделал. Скорее всего, так он лишился бы жизни вдвое быстрее. — Горшок! Миха! Ты только не отключайся…

Беатрис тихо засмеялась, и Миха закрыл глаза. Как наяву он видел в этот миг лицо Андрея — улыбающееся, всё окутанное тёплым золотистым светом.

«Всё, приехали, ё-моё, — подумал он. — Вот ты какая, смерть».

Он ещё успел представить, как наконец-то встретится с Аидой Плаховной, о которой говорил Генрих — а потом всё вдруг закончилось. Тяжесть, обрушившаяся на Миху могильной плитой, куда-то испарилась, и в глазах больше не темнело.

С усилием поднявшись, он обнаружил, что призраки исчезли, а сам Миха находится совсем на другой улице, а вовсе не в тёмном заколдованном проулке. Мимо проходили люди, и некоторые косились на учеников мрака с недоумением: наверное, не понимали, почему четверо подростков застыли посреди дороги.

— Еле успел, — сказал незнакомый голос, — почувствовал чужую магию, захотелось посмотреть, кто тут такой способный… Что ж, больше эти двое никого не убьют.

Голос был доброжелательным и спокойным, но дыхание перехватило, а сердце заколотилось вдвое быстрее. Человек — страж? — который подошёл к ним, полнился такой мощью, с которой Миха смог бы совладать только через добрый десяток лет. Да и то если сумеет обуздать силы Кводнона. Пусть они выбрали его вместилищем, пусть сделали его наследником мрака — пока Миха ощущал себя слабаком, едва-едва научившимся паре интересных трюков.

Он обернулся.

Мужчина, который подошёл к ним, выглядел обыденно, непримечательно. Потрёпанная футболка с эмблемой «Металлики», драные джинсы, кроссовки. Тёмные волосы вились крупными локонами и доходили почти до плеч — они, пожалуй, были в нём самой интересной деталью.

— Спасибо, — Балу поспешил пожать ему руку. — А вы… Страж, да?

— Ага. Вот недавно вернулся в Москву из Нижнего.

— Тартара?

— Новгорода, — мужчина удивлённо взглянул на Балу. — В Тартаре я не был, пожалуй, лет пятьдесят, а то и больше. Сами знаете, эти температурные перепады…

Миха только по рассказам Генриха знал, что озёра лавы в Тартаре соседствовали с ледяными равнинами, но на всякий случай кивнул. Падать в грязь лицом при этом сраже отчего-то не хотелось.

— Я Миха, — сказал он, помедлив. — Очень приятно.

— А меня можете звать Гробовщиком. Пойдёмте. Ловушку я, конечно, развеял, но задерживаться тут не стоит.

Они послушно двинулись за Гробовщиком. Ночь только разгоралась, и улицы полнились прохожими: кто-то летел в ближайший бар пропустить коктейльчик-другой, кто-то шёл на свидание. Иные собирались на работу в ночную смену, и им Миха мог только посочувствовать.

Поравнявшись с их странным новым знакомым, он заглянул тому в лицо и напрягся. Черты лица у Гробовщика были… никакие. Они просто не запоминались. Спроси у Михи, как он выглядел — и на ум пришло бы только: «Глаза как глаза, нос обычный, чё ты пристал?»

С таким Миха сталкивался впервые, но лишних вопросов решил не задавать. Одного приключения хватило с лихвой.

Наконец они добрались до оживлённого перекрёстка, и Гробовщик коротко поклонился:

— Ну всё. Сейчас пройдёте вперёд, повернёте направо — и где-то через двадцать минут доберётесь до Большой Дмитровки. Уж тринадцатый дом, думаю, отыщете и без меня.

— Отыщем, — кивнул Реник. Взгляд у него был цепким, настороженным. Ясно было, что неизвестному стражу, который пришёл спасти их будто по волшебству, он не верил ни на йоту. — Спасибо.

На прощание Гробовщик подмигнул Михе и почти сразу куда-то делся. Скорее всего, телепортировал — но не было ни вспышки, ни искр.

Реник посмотрел на клочок тротуара, где только что стояла неприметная фигура в футболке и джинсах, и покачал головой.

— Я вот чего понять не могу, — сказал он. — Откуда этот Гробовщик вообще знал, кто мы и куда нам надо?

Никто не ответил.

Chapter Text

Андрей прилетел только к следующему вечеру, пыхтя от тяжести. С собой у него был гладкий, идеально отполированный щит с изящной резьбой по краю — тот самый щит Персея, о котором столько шушукались ученики мрака, стоило лишь раз услышать про него.

Примерно в то же время вернулся в резиденцию и Генрих. Могучие ручищи на удивление бережно сжимали миниатюрный тубус.

— Что у вас там? — не удержавшись, спросил Миха.

Генрих пристально взглянул на него, будто прикидывал, стоит ли Миха того, чтобы вообще ему отвечать.

— Описание одного мудрёного обряда, — наконец произнёс он. — Только он может заставить щит Персея не возвращать удар обидчику, а выбрать иную цель. Когда-то обряд был записан в «Алой книге мрака», но та была уничтожена, а уцелевшие страницы быстро расхватали и попрятали.

— Всё это время вы искали её?

— Уж поверь, синьор помидор, я прекрасно знал, у кого нужная страница. Не забирал её до последнего. Сам понимаешь: через пять минут об этом бы узнал Иоганн.

— Получается, он уже в курсе, — сказал Реник, оторвавшись от очередного тяжеленного тома в потёртой обложке. — Что мы будем с этим делать?

Генрих усмехнулся.

— Да ничего. Будь у него побольше времени, он наверняка попытался бы отобрать страницу, но теперь… В конце концов, ваш общий день рождения через три дня. Иоганн и пальцем не пошевелит. К тому же возвращение Кводнона, прямо скажем, ему самому не на руку. Прежде он препятствовал бы только для того, чтобы пустить остальным пыль в глаза.

Михе весь этот замут с Кводноном ужасно не нравился. Если уж на то пошло, он с Балу, Машей и Реником не был виноват в том, что того свергли как раз в их день рождения и огромные силы Кводнона нашли себе новые сосуды. Теперь мысль о том, что какой-то призрак может лишить их дара, вызывала оторопь и злость.

Он вообще об этом не просил. И тем более не просил, чтобы его кто-то сажал на трон мрака. Ему, может, хотелось свою группу сколотить… Но где теперь та мечта? Погребена под суровой реальностью.

Реальность же, говоря начистоту, скорее напоминала фильм ужасов, но какой-то низкобюджетный. Персонажи — говно, сюжет ещё хуже, спецэффекты за три копейки. И только кровь льётся самая настоящая — никакого кетчупа. Давай по новой, Генрих, всё хуйня.

Миха покосился на Андрея. Тот стоял хмурый, недовольный. Наверняка грядущее пугало его так же, как и остальных. Этого следовало ожидать: если Кводнон всё-таки поборет их и возродится, кого он сотрёт в порошок первым? Разумеется, светлого стража. Раньше, по словам Генриха, он убивал их ради забавы — и едва ли что-то изменилось.

Иногда становилось чертовски жаль, что Андрей вообще полез в это всё. Нет, Миха, безусловно, был очень рад их знакомству, сближению, соседству в резиденции. Но стоило представить, что его страж-хранитель может пасть жертвой интриг мрака — и хотелось поубивать всех, кто попытается причинить Андрею вред.

— Дюх, ты не грузись, пожалуйста, — негромко попросил он. — Со всем разберёмся. Ты ж не просто так припёр этот… щит Персея. Он поможет. Понимаешь, да?

— Понимаю, да.

— Ну тебя!

— Какой-то у вас сомнительный флирт, — заявил Реник как будто со знанием дела. — Что у одного, что у другого… Одни хиханьки да хаханьки.

Миха почувствовал, как горят щёки, и с трудом подавил желание отвернуться. Небось покраснел так густо, что сразу понятно, почему Генрих прозвал его синьором помидором. И всё из-за Реника с его неуместными замечаниями — вот уж кого вообще никто не спрашивал.

Он повернулся к Андрею. Тот не возмутился, не залился краской — напротив, неожиданно заулыбался.

— А ты бы, Ренегат, тоже пошёл и с кем-нибудь пофлиртовал. Говорят, способствует снижению уровня духоты.

— Может, и пойду!

Реник демонстративно подвинул книгу повыше, чтобы она закрывала его лицо. Небось тоже засмущался — и поделом. Не будет в следующий раз лезть со своими остроумными комментариями.

Удостоверившись, что больше его не собираются подкалывать, Миха принялся рассматривать щит Персея, попробовал его поднять. Оказалось, это задача со звёздочкой. Щит оказался неподъёмным: Миха чуть оторвал его от пола и почти сразу же разжал пальцы.

— Поиграл и хватит, — отрезал Генрих. — Пойдёмте, кое-что покажу.

Дождавшись, пока ученики мрака и Андрей соберутся в гостиной, он повёл их по узкой шаткой лестнице в подвал. Там они обычно не бывали. Здоровенный замок на двери был красноречивее любых предупреждений, и Миха никогда не пытался его вскрыть.

Внутри оказалось темно и тихо, но Генрих щёлкнул пальцами — и тусклые, но вполне рабочие светильники вдоль стен тут же загорелись.

— Через три дня силы, которые вы получили после гибели Кводнона, предадут вас. Возможно, вы утратите контроль над собой — пока не навсегда, хотя и от этого никто не застрахован. Тогда, вероятно, вы окажетесь здесь.

Генрих отодвинул в дальний угол старый потёртый ковёр, обнажив три узких люка в полу. Пока они были закрыты, и металл с прозеленью на заслонках покрывали письмена, которые Миха даже близко раньше не видел — ничего общего с привычными рунами они не имели. Чувствовалось, что от них исходит сила, причём не только сила мрака.

Люки образовывали треугольник, в центре которого оставалось достаточно места для того, чтобы туда поместился человек.

— Предупреждаю: если Кводнон подчинит вас и вы заберётесь внутрь, выбраться будет проблематично, — Генрих внимательно оглядел Балу, Машу и Реника. — Поэтому держитесь от подвала как можно дальше. В ночь перед днём икс лучше не спать.

— Но как тогда?.. — начал Реник.

— Потерпите, не переломитесь.

Миха тем временем не мог отвести глаз от центра треугольника. Он не задавал вопросов — и без того чувствовал, что именно для него приготовлено это место. Когда дух Кводнона возродится, ему понадобится достойное вместилище. А кто может подойти на эту роль лучше, чем человек, который унаследовал большую часть его сил?

Думать об этом было мерзко. Генрих как-то раз вселил в Миху дух погибшего стража и неплохого мечника Демьяна — так, мол, быстрее получится научиться некоторым приёмам, — и это оказался один из неприятнейших часов в его жизни. Ощущать, что твой разум принадлежит кому-то ещё, а ты будто заперт в дальнем углу…

Договориться с Демьяном и вытолкать его обратно в небытие удалось лишь чудом.

— Даже стражи мрака во сне уязвимы, — пояснил Генрих, — о вас с нынешним опытом и говорить нечего. Тут не то что Кводнон — любой мелкий дух поработит волю.

Балу вскинул голову, явно желая возразить, но промолчал. Из всех учеников мрака он лучше понимал, когда стоит заткнуться, а когда можно и доебаться — в конце концов, даже у Генриха бывало хорошее настроение.

— И ещё: по комнатам не разбредайтесь — соберитесь где-нибудь вместе. Хозяйка раздаст защитные талисманы, светлый добавит парочку маголодий… Так, глядишь, и продержитесь до утра.

— А что будет утром? — быстро спросила Маша.

— Любой дух на рассвете ослабевает. Не до такой степени, чтобы перестать опасаться его, но тогда останется продержаться день — и к полуночи всё будет кончено. Кводнон упустит момент и уже не сможет занять чужое тело. Тогда его легко будет отправить прочь из этого мира.

— Но вдруг мы всё-таки окажемся в этих люках?

— Обряд всё равно будет проведён. Воспользоваться маголодией Троила и щитом Персея придётся в любом случае. Но если вы позволите загнать себя в ловушку, дух начнёт черпать из вас силы, чтобы удержаться среди живых. Не гарантирую, что все выживут — всё же у нашего бывшего владыки отменный аппетит…

Миха помрачнел. Может, у них и возникали разногласия, но всё же он не был готов терять ни Реника, ни Балу, ни тем более Машу. Про Андрея и говорить нечего — но оставалась призрачная надежда, что он успеет спастись бегством, если они проиграют.

Что до него самого… Конечно, Миха знал, что формально не умрёт. Но утратит личность — а это ещё страшнее. Какая разница, функционирует твоё тело или нет, если в нём расхаживает кто-то другой?

Убедившись, что они всё запомнили, Генрих погнал их обратно наверх и только у самой лестницы схватил Миху за плечо, не давая двинуться дальше.

— Побереги себя в ближайшие дни, синьор помидор, — сказал он тихо. — Если Кводнон заполучит твоё тело, ни за что не захочет его покидать. Мы со светлым сделаем всё, что от нас требуется, но шансы… Шансы невелики.

— Понял. Я ж не дурак какой, ё-моё.

— Хотелось бы верить.

В голосе Генриха слышалось неприкрытое беспокойство — удивительно для первого мечника мрака, — но Миха постарался убедить себя, что ему просто показалось. Ну чего он, в самом деле, не сможет противостоять какому-то призраку?

Пусть даже сильнейшему из существующих.

***

Интереснее всего Михе было, где постоянно пропадает Андрей. До этого он, понятное дело, летал за щитом Персея — а теперь-то чего? Очередная попытка застать его в комнате ни к чему не привела. Всё то же распахнутое окно, всё тот же ветер, гуляющий по спальне.

— И какой же ты после этого страж-хранитель… — пробормотал Миха раздражённо. — Хранить-то и некому.

Тут он спохватился: Андрей ведь говорил, что между ними особенная связь, какая бывает только между светлым стражем и его подопечным — а значит, можно попробовать связаться. Конечно, влезать в чужую голову Миха не умел, но если позвать про себя, вложить в это силы… Можно и попробовать.

«Дюх, — позвал он про себя. — Дюх, вернись, а? Капец как без тебя паршиво».

Стоило в голове прозвучать последнему слову, как Миха поморщился: получилось как-то слюняво. Не очень-то подходяще для наследника мрака, говоря начистоту. Да и вообще…

«Ой, ладно, ё-моё, — продолжил Миха. — Я не хотел такую херню нести. Короче… просто прилетай поскорее. Вечно торчишь где-то, а я тут хожу пержу как дурак. Не буквально. Ну ты понял!»

Андрей, где бы он ни был, наверняка и правда понял, но стоило всё-таки уточнить.

Тоска съедала Миху, подтачивала, как голодный червячок — особенно сочное яблоко. До восемнадцатилетия оставалось всего ничего: два дня. За окном только-только светало; Миха мрачно смотрел на розовеющее небо, представляя, что где-то там, бесконечно далеко, сейчас лавирует между воздушных потоков Андрей.

Вообще-то разделяться не стоило — Генрих напоминал об этом снова и снова, — однако ноги сами принесли Миху сюда.

— Вот дерьмо, — пробурчал он недовольно. — Угораздило же.

Через два дня Кводнон сделает всё возможное, чтобы занять его тело. Да ещё эти люки… Генрих сказал, что под ними, чуть глубже — трещина, узкая, но глубокая, ведущая прямо в Тартар. Поэтому-то дух Кводнона и появится именно здесь.

Одно волновало Миху больше всего: если в резиденции мрака был ход в Тартар, почему бы, наоборот, не свалить отсюда подальше? Забраться на недосягаемую высоту, окружить себя защитными барьерами… да хоть вернуться на Лысую Гору! И всё — хрен Кводнону с маслом, а не сосуд.

К счастью, задавать этот вопрос самому Михе не пришлось. Машу это беспокоило ничуть не меньше, и вчерашним вечером она первой начала разговор.

— Ну, — ответил Генрих, — на первый взгляд так-то оно так. Да только подумай вот о чём: резиденция — моя территория. Артефакты, хранящиеся в нишах, рунная вязь на стенах — всё это питает меня. И Хозяйку, кстати, тоже, а в заварушке её помощь незаменима… Если биться с духом Кводнона, то на своей земле.

— А если не на своей?

— Тогда можно ожидать чего угодно. Кводнон, может, и бесплотный дух — но он отнюдь не безобиден. На чужой территории поработить вас будет ещё проще. И да… как ты там сказала — уйти в горы? Конечно, мы могли бы поступить и так. Да только овладевший вашими телами Кводнон легко заставит вас шагнуть с любого утёса.

Маша нахмурилась.

— Погодите… Но мы же нужны ему как сосуды.

— Вы-то? — Генрих демонстративно оглядел её с головы до ног, не скрывая усмешки, а затем щёлкнул пальцами перед самым носом. Маша от неожиданности отпрянула и едва не упала. — Проснись! Ему нужно только одно тело — вот это!

Не поворачиваясь, он ткнул пальцем в сторону окна, где сидел на подоконнике, обратившись в слух, Миха.

— Как только Кводнон поймёт, что вы не можете сопротивляться, он вытянет из вас силы и комфортно разместится в своём новом вместилище. Ваша смерть ему будет лишь на руку. В конце концов, стоит, разбежавшись, прыгнуть со скалы — и то, что раньше принадлежало ему, само вас покинет. В трупах такая мощь не держится. Кводнон просто притянет эту силу как магнит.

Как раз после этого Миха и не смог больше оставаться с другими учениками мрака. Они вроде бы все были в одной лодке — но он ловил на себе и подозрительный взгляд Балу, и немного испуганный — Маши. Из-за того, что Кводнон выбрал его в качестве сосуда, они, кажется, относились к нему с предубеждением. Миха их понимал. Как ни крути, а большую часть сил получил именно он.

Вышло как вышло. Но это значило, что не стоило ему мозолить им глаза лишний раз.

Снова подумав об этом, Миха сморщился. Ощущения были такие, будто кто-то загнал ему ржавый нож под лопатку и теперь медленно, с наслаждением проворачивал лезвие в ране. Он-то думал, что они друзья. Что они на одной стороне.

Глаза защипало.

Крадучись Миха спустился на первый этаж и, пользуясь тем, что никто его не ищет, выскользнул из резиденции. Пусть Генрих хоть оборётся. К тому же, когда он будет вдали отсюда, Кводнон едва ли тронет остальных. Этому призрачному мудаку нужен Миха — что ж, пусть приходит.

«Поборемся, ё-моё», — мелькнуло в голове самоуверенное. Толика сомнения вкралась было в сознание, но Миха безжалостно заглушил её.

Он шёл по утренней Москве, которая не успела ещё проснуться. Улицы понемногу начал заливать свет, и от этого стало так хорошо, что Миха разулыбался. Чем дальше он уходил от резиденции, тем было проще. Всё-таки мрак мраком, а о повседневных маленьких радостях забывать не стоило.

Оставались позади Генрих с его приказами, Балу, Машка и Реник. Оставалась Хозяйка с её вечными шуточками. Оставался даже Андрей, где бы он ни был. Миха всегда считал: порой каждый должен побыть в одиночестве, чтобы прочистить башку — и этот момент всецело принадлежал ему.

Свернув с широкой Большой Дмитровки, Миха ускорил шаг. Птицы щебетали так громко и радостно, что желание жить почти что причиняло боль. Что-то под рёбрами у него ломалось, трещало…

Тьфу. Вот ведь!

Над девятиэтажкой вдали мелькнуло что-то белое и крупное — уж точно не чайка. Миха едва удержался от того, чтобы заорать: «Дюха!». Только перешёл на бег, прикидывая, что минут через пять, если держать такой темп, как раз будет у этого самого дома.

«Мих, помоги, — вдруг раздалось в голове. — Помоги, пожалуйста».

Голос точно принадлежал Андрею, но одновременно был какой-то… не совсем его, что ли. Миха напрягся. Липкий страх затопил его с головой, радости и облегчения как не бывало.

«Следуй за нитью. Меня схватили. Я…» — Андрей не договорил.

Миха быстро огляделся, стараясь не впасть в панику. Упомянутая нить нашлась легко: поблёскивала чуть впереди. Она скользнула в руку так послушно, будто только и ждала встречи с Михой — хотя, скорее всего, так оно и было.

— Ну, веди!

«Держись, Дюх, я иду!»

Он припустил, держась за блестящий кончик нити, больше всего на свете боясь не успеть. Почему Андрей не закончил фразу? Может, его уже… Нет, нет, чёрта с два кто-нибудь его убьёт!

Миха выматерился сквозь сжатые зубы. Меч он пока не призывал, но, как и всегда, чувствовал, что тот готов явиться в любую секунду — стоит лишь подумать об этом. Он почти ощущал, как рукоять чуть подрагивает под пальцами от нетерпения: только бы пролить кровь.

Что ж, возможно, пролить кровь и впрямь придётся.

Он бежал, пока в боку не закололо, а нить наконец не рассыпалась на золотистые искры. Пунктом назначения оказался склад — или бывший склад. Помещение выглядело заброшенным: часть окон повысаживали, стены расписали новичковыми граффити.

— Хочешь сказать, Дюха здесь? — спросил Миха в пустоту. Последняя искорка мигнула совсем рядом и погасла. — Ну спасибо, ебать.

Он обошёл здание со всех сторон, но запасной выход был заколочен намертво. Жаль: кем бы ни были похитители Андрея, такими темпами застать их врасплох вряд ли получится. Впрочем, Миха на это плевать хотел. Он считал себя неплохим мечником и знал, что Генрих, несмотря на своё постоянное ворчание, оценивает его довольно высоко. Если его вынудят драться — ладно.

Внутри было тихо и прохладно. Миха шёл вдоль стены, держась как можно дальше от центра: солнце заливало обшарпанные полы, лилось из разбитых окон прямо туда — так хочешь не хочешь, а станешь живой мишенью. Впереди, у неаккуратно составленных ящиков, скорчилась знакомая фигура.

— Дюха!

До Андрея оставалась какая-то пара шагов, когда он вдруг растаял в воздухе. На полу лежало одинокое перо, которое, может, и принадлежало светлому стражу, но Миха не мог сказать этого наверняка.

Он поднял перо — и тут же почувствовал, как что-то ледяное сковывает его по рукам и ногами. Миха забился, пытаясь вывернуться, но невидимые путы с каждым движением только сжимались, будто кольца голодного змея. Он замер, понимая, что ещё пара рывков — и то, что поймало его, играючи переломает все кости.

— Всё-таки связь между стражем-хранителем и его подопечным — не только источник силы, но и слабое место, — произнёс знакомый голос позади Михи. — Так и знал, что заманить тебя сюда будет несложно. Конечно, светлый мог быть рядом с тобой, и тогда план бы не сработал… Но иногда нужно рисковать, как думаешь?

Гробовщик обошёл Миху, явно любуясь добычей. Лицо его — обыкновенное лицо среднестатистического мужчины — превратилось в уродливую маску: глаза запали, кожа выглядела обожжённой, верхняя губа то и дело чуть приподнималась, обнажая слишком длинные для человека клыки.

— Для того, кто должен занять трон мрака, ты — круглый дурак, — весело сказал Гробовщик. — Неужели Генрих не велел тебе быть осторожнее?

— Мужик, да ты ёбнутый. Не знаю, кто ты на сам…

— Знаешь, Миша. Прекрасно знаешь.

Миха взглянул в его глаза и поёжился. Они горели недобрым, хищным огнём, и во взгляде не было ничего человеческого. Там улавливались только голод, желание насладиться чужой болью, стремление убить — убить ради забавы, не по какой-либо причине.

— Себастьян.

— Верно, — тот коротко кивнул. — Так уж вышло, что у тебя есть кое-что, чем бы я очень хотел обладать. Наверное, Генрих уже поведал о моей маленькой коллекции?

— Типа того.

— Тогда ты всё понимаешь. Давай так: ты добровольно отдашь мне клинок Кводнона, а я оставлю тебя в живых. Вообще-то я предпочёл бы забрать меч сам, но вот беда… Эта дрянная железка подчиняется только хозяину. Надо отречься от него, чтобы мечом мог завладеть кто-то другой.

Себастьян говорил спокойно, участливо — но Миха сразу понял: в живых его никто оставлять не собирается. История, рассказанная Генрихом, сразу всплыла в голове. Не может быть, чтобы такая тварь проявила милосердие. Этого не будет.

— К тому же, дружок, какой бы ты ни был видной фигурой, для меня ты — способ добраться до старого врага. Его клинок будет отличным бонусом к мечу Кводнона. Хотя… пожалуй, так и не скажешь, что ценнее. Всё-таки Генрих — первый мечник мрака.

— Генриха тебе уж точно не одолеть, — процедил Миха.

— Посмотрим, посмотрим… Годы берут своё, пусть стражи и живут бесконечно долго. К тому же заточение не пошло ему на пользу. Ты, возможно, этого не замечаешь — но Генрих почти безумен. Вероятность, что он допустит ошибку в бою, куда выше, чем раньше.

Себастьян приблизился к Михе вплотную. Изо рта у него разило гнильём, и к горлу подступила тошнота. Лишь невероятным усилием воли Миха удержался от того, чтобы его вырвало прямо на футболку. Не хотелось унижаться — и ещё чутьё подсказывало, что Себастьян не будет утруждаться и утирать его.

— Мы ещё поговорим. Надо же как-то скоротать время, пока Генрих тебя не отыщет. А пока…

Голову Михи пронзила боль — и тут же наступила темнота.

Chapter Text

«Дюх, пожалуйста, услышь меня. Дюх! Мне нужна помощь!»

Время от времени Миха, пришедший в себя, пытался достучаться до Андрея, но тщетно: собственные мысли казались ему сейчас физически ощутимыми и тяжёлыми настолько, что не поднял бы и атлет. Какой уж тут зов…

Скорее всего, причина крылась в путах, которые по-прежнему связывали его по рукам и ногам. Миха, как ни силился, не мог увидеть воплощение этой магии — но, чёрт подери, прекрасно чувствовал. Себастьян сжалился и посадил его на шаткий старый стул, однако путы сжимали слишком туго — Миха в какой-то момент понял, что не чувствует рук ниже локтя.

«Да уж, — подумал он зло. — Тут развязывай, не развязывай — а мне всё равно пиздец. На затёкших ногах далеко не свалишь».

Часы на старом складе тянулись, точно дни за школьной партой. Было скучно, однообразно, тошно — с той только разницей, что в школе Михе никогда не грозила опасность. Была, конечно, вероятность, что его хорошенько отпиздят. Но такое случалось слишком часто, чтобы он боялся.

А сейчас… Сейчас, стоило ему задуматься о ближайшем будущем, как липкие ручонки страха сжимали горло.

Конечно, Себастьян убьёт его. Иначе и быть не может.

Вот только сейчас этот ублюдок исчез куда-то, и это вселяло беспокойство. Миха был уверен, что Себастьян на всё пойдёт, лишь бы заставить его расстаться с мечом Кводнона. Однако тот как сквозь землю провалился.

А меж тем времени до дня рождения оставалось меньше и меньше. Миха с тоской подумал, как такой поворот событий повлияет на заварушку с экс-владыкой мрака. Возможно, его дух не займёт Михино тело, а выберет какое-нибудь другое — Реника там или Балу.

Но ведь силы-то разделены на четверых! Неувязочка.

Пока Миха видел только один вариант развития событий: дух Кводнона занимает тело одного из учеников мрака, убивает остальных, попутно возвращая себе силы, избавляется от Генриха с Хозяйкой и от Андрея. А потом… Потом, наверное, он двинется на поиски самого Михи, чтобы забрать оставшееся.

Дерьмово со всех сторон.

Хотя, само собой, Генриха ещё попробуй прикончи! Да и Хозяйка с её мудрёными сглазами сможет побороться, пусть её вряд ли хватит надолго против Кводнона.

Миха приуныл. Ситуация складывалась не в его пользу — и вообще не в пользу русского отдела мрака.

Об Андрее ему и думать было страшно.

Он попробовал позвать того ещё раз, преодолевая ужас, взмолился изо всех сил — и в итоге лишь скорчился от боли, насколько позволяли путы. Голова нещадно разболелась. В висках стучало, перед глазами замелькали разноцветные пятна, да ещё и затылок ныл так, будто Себастьян не сковал его магией, а приложил чем-то увесистым.

Рядом вдруг полыхнуло, и Миха с усилием выпрямился.

— А я-то подумал, что ты сдох, ё-моё.

— Храбримся, молодой человек? — весело спросил Себастьян. — Вот и хорошо. Даже замечательно. Мне часто доводилось вести беседы с ссыкунами, и в этом не было никакого удовольствия. Трусы, знаешь ли, сначала кривят губы, потом начинают рыдать, визжать, молить о пощаде — так и не затыкаются, пока голову не снесёшь. Скучно.

— Люди боятся смерти. Пиздец новость!

— А кто говорил о людях? Уж поверь, подобных тебе я убивал крайне редко. В основном имел дело со стражами и другими любопытными созданьицами. Кстати, — Себастьян чуть склонился к нему, понизив голос, — хочу после того, как избавлюсь от всех вас, пройтись по Лысой Горе. У Генриха там осталось немало друзей. Правда, вероятно, после нашей встречи не будет больше ни одного, но… Всякое случается, не так ли?

— Хуяк ли, — выплюнул Миха с ненавистью.

Перед глазами у него пронеслись знакомые лица: суровый Волосокрад, троица из «Кабана, ведьмы и вурдалака». Все они казались чертовски сильными, но против Себастьяна… Вряд ли им удастся выжить.

Позабыв, что это сделает лишь хуже, Миха забился в путах так отчаянно, что стул под ним жалобно затрещал и развалился на части. Обычные верёвки это, может, и помогло бы скинуть — совсем как в шпионских киношках, — но с магическими не сработало. Он угомонился только когда понял, что уже задыхается, и под насмешливым взглядом Себастьяна затих.

— В тебе слишком много сопереживания для будущего повелителя мрака, — сказал тот. — Как, впрочем, и чувств в общем. Путь наверх во мраке — это путь по выжженным тартарианским землям, мальчик. Забраться на трон может лишь тот, кто не знает пощады и без раздумий жертвует другими, если это необходимо. Ты же…

Он походил немного туда-сюда с задумчивым видом, будто не мог подобрать нужное слово. На самом деле, был уверен Миха, оно давно пришло Себастьяну на ум. Просто стражи мрака любили театральщину.

— Мягкотелый, — наконец созрел Себастьян. — В тебе, безусловно, есть тёмное начало, иначе мрак никогда не взялся бы за обучение. Даже с тем учётом, что ты получил силы Кводнона.

— А как тогда?..

— О, вижу, тебе наконец-то стало интересно. Да никак. Убили бы по-тихому. Слишком опасно оставлять без присмотра человека с таким даром, а если учить бесполезно — выгоднее убрать.

— Пиздишь, — прищурился Миха.

Себастьян замер. Неспешно, точно в замедленной съёмке, вновь приблизился к нему, выдохнул — и Миху обдало уже знакомой гнилостной вонью. Только сейчас он обратил внимание, что все капилляры у Себастьяна в глазах полопались к чертям. То ли слишком много силы потратил, заманивая и удерживая Миху, то ли просто ему настолько не подходил местный климат. Хотя вряд ли — в шкуре Гробовщика он выглядел вполне прилично.

— Во лжи нет никакого смысла, — пожал плечами Себастьян. — Будь я заинтересован в тебе, может, и соврал бы, чтобы удержать, переманить на свою сторону. Возможно, в отличие от этого олуха Генриха, я научил бы тебя чему-нибудь путному.

— Генрих — великий мечник!

— А этого я и не отрицаю. Но одного мастерства меча недостаточно.

Миха хотел возразить, но не успел. Снаружи громыхнуло так, что виски прошила боль. Тяжёлые высокие двери не распахнулись даже — оказались вырваны с мясом. Одна из створок пролетела вдоль склада и с шумом приземлилась у самых Михиных ног. Себастьяна, к сожалению, не зашибло — тот успел отшагнуть в сторону, подобрался, будто зверь, готовый к прыжку.

— Помяни чёрта, — процедил он. — Как ты меня отыскал?

Генрих спокойно, будто ему не предстояло сойтись в поединке с тем, кого он ненавидел столько лет, шёл вперёд, и его лицо не выражало ровным счётом ничего. У самого входа, в широком дверном проёме, замерли четыре фигурки поменьше, и Миха с невероятной радостью узнал в одной из них Андрея. Услышал всё-таки! Получилось пробиться!

— Это мой город, Себастьян, — ответил Генрих обманчиво мирно. — В его пределах сложно что-то от меня скрыть. Не спорю, ты пытался, и вышло недурно. Особенно заклятие на мальчишке. Глушит все магические способности напрочь, да? Не думал, что ты прибегнешь к чарам полуночных ведьм…

— В любви и на войне все средства хороши. Тебе ли не знать.

— Да, — на лицо Генриха наползла тень, делая его ещё более жутким, чем обычно. — Об этом я осведомлён хорошо. Но давай, пожалуй, к делу.

— К делу? — переспросил Себастьян, не скрывая веселья. Миха, однако, заметил, что он явно нервничает, и злорадно улыбнулся.

— Верно. Ещё полгода назад я призвал бы тебя к ответу за всё, что ты совершил, и потребовал бы поединка насмерть. Но ты можешь отделаться малой кровью. Отдай рукопись Троила и убирайся. Заползи в какую-нибудь нору и пересиди там десяток-другой лет. Как раз успеешь за несколько вылазок подкопить артефактов, чтобы наши силы стали равны. И вот тогда — сразимся. Ты должен мне две жизни, Себастьян, и я этого не забыл. Но прямо сейчас важна чёртова рукопись.

Короткая отрывистая мелодия заставила их обоих поморщиться: это Андрей, добравшись до Михи, избавлял его от магических пут. Вдвоём с Машей они принялись растирать ему затёкшие запястья, — Миха едва не взвыл, — а потом помогли подняться.

— Вы как меня нашли? — шёпотом спросил он.

— Потом, — буркнул Андрей. — Сейчас надо вытащить тебя отсюда. Ну, и выжить было бы неплохо.

Вдоль стены, не привлекая внимания, втроём они двинулись к выходу, где ждали Балу и Реник. Миха быстро покосился на Генриха и заметил, как он и Себастьян не торопясь сходятся в самом центре просторного зала. Генрих уже призвал меч, и Миха чувствовал, как изменилась атмосфера вокруг. Воздух сгустился, ощущение угрозы всё нарастало — в присутствии такого сильного стража мрака, явившего свою мощь, иначе и быть не могло.

Ощущали это и остальные. Балу хлопнул Миху по плечу и поспешно потянул к выходу.

— Что мы теперь будем делать? — тихо проговорила Маша.

— Ждать, — отчеканила Хозяйка, невесть как оказавшаяся рядом с ними. — Мы будем ждать.

Она вскинула голову, пробормотала что-то — и непрозрачная завеса накрыла дверной проём, отсекая их от Генриха и Себастьяна.

***

Рана была скверной и воняла так, будто Генрих гнил заживо. Однако Хозяйка заверила, что волноваться не о чем — далеко зараза не распространится.

— А что ты хотел? — рявкнула она в ответ на Михины расспросы. — Проклятый меч есть проклятый меч. И не путайся под ногами, ну! А то ещё тебя лечи.

Победа над Себастьяном далась Генриху нелегко, но ни словом, ни жестом он не дал понять, что страдает от боли — а рана на боку у него была немаленькая. Теперь Генрих лежал на небольшом диванчике, который прежде принадлежал какому-то английскому писателю (писателя, кстати, на нём и удавили, иначе диван не оказался бы тут), и лишь тяжело вздыхал, когда Хозяйка то колдовала над ним, то поила какой-то жуткой даже на вид дрянью. Затягиваться рана не спешила, и широкая повязка набухла и почернела от крови.

— Но ведь это можно излечить? — с опаской указывая на промокшую тряпку, спросила Маша.

Хозяйка на миг оторвалась от зелья, которое сосредоточенно помешивала.

— Всё можно излечить. Почти всё, ладно, ладно. Эта рана… Ну, у Себастьяна оказалась неплохая зубочистка.

— Не то слово, — хмыкнул Генрих.

Миха, который сидел напротив и до этого усиленно делал вид, что читает очередной ветхий том об истории мрака, захлопнул книгу. С самого начала он подозревал, что Себастьян ни за что не выйдет против Генриха с обычным мечом — и, судя по всему, оказался прав.

— А что это за клинок был? — спросил он.

— Был у меня когда-то друг, — начал Генрих издалека. — Если можно сказать «друг» о страже, который несколько раз спас твою шкуру, хотя мог бы и убить. Пожалуй, можно, как думаешь, синьор помидор?

Миха быстро кивнул.

— Что ж, тогда пусть будет другом. Пару раз мы сражались плечом к плечу, и это были славные битвы. Уже тогда он не расставался с этим клинком. Ты, конечно, не видел, в чём его особенность — а она, надо сказать, довольно милая: меч выгрызает куски плоти, будто дикий зверь, а не рассекает её. Рогатый обожал необычное оружие, так что клинок подходил ему идеально.

— Рогатый?

— А… Ну да. Иногда стражи мрака проходят через некоторые… метаморфозы. Кто-то — просто потому, что отвернулся от света. Кто-то подвергает себя подобному сознательно, например, во время ритуала — некоторые готовы пойти на всё, лишь бы приумножить свою мощь.

Прекрасно. То есть это ещё и не фигура речи.

Миха невольно задумался, что станет с ним самим, когда придёт время занять трон мрака. Пройдёт ли он сам через эти некоторые метаморфозы, о которых Генрих говорит так аккуратно и будто бы нехотя? Или, может, всё обойдётся?

— Душа, — сказал вдруг Андрей, сжал Михино запястье и тут же отпустил. — Больше всего изменится всё равно душа. Рога, копыта, чешуя — это мелочи.

— К сожалению, ты прав, светлый. Так вот, Рогатый. В какой-то момент я потерял его из виду. Либо он сам пожелал скрыться, либо не обошлось без чужого участия — в детали я не вникал. Если страж мрака хочет исчезнуть, он это сделает.

— Что с ним случилось? — поинтересовался Балу.

Генрих помолчал, будто прикидывая, стоит ли рассказывать. Губы его скривились в горькой усмешке. Выглядело это отчего-то так, точно лицо пересёк ещё один шрам — вдобавок к первому, особенно жуткому, — и Миха подавил желание отвернуться.

— Он… сошёл с ума. Безумие — не самая редкая участь во мраке, но и не частая, особенно если у тебя в дархе хватает эйдосов. Их сила куда больше, чем можно подумать. Во многом именно чужие эйдосы держат нас на плаву. Не позволяют перерезать последнюю нить, связывающую стражей мрака и их прошлое.

— Это странно, — качнул головой Андрей. — Казалось бы, чем больше чужих душ, тем дальше вы должны быть от всякой человечности и тем более от света.

— Некоторые вещи нам постичь не дано. Я и сам в своё время удивлялся, почему так — но имеем что имеем. Мрак учит приспосабливаться ко всему.

Миха нахмурился.

— А вы знаете, почему Рогатый свихнулся?

— Ходили слухи, что однажды вокруг него начал виться Себастьян. Разумеется, не просто так — он никогда ничего не делал просто так. Скорее всего, хотел заполучить этот самый меч и, может, что-нибудь ещё. Что ж, — у Генриха в руке вдруг возник клинок Рогатого. Внимательный, изучающий взгляд скользнул по стали, по резной рукояти. — Как видите, у него это вышло.

Хотелось спросить, что Генрих теперь будет делать с мечом, но Миха решил, что лучше не стоит. И так понятно, что клинок, вероятнее всего, станет частью его богатого арсенала.

Наверняка в резиденции мрака редкого оружия было не меньше, чем у покойного Себастьяна — а может быть, даже больше. Но Генрих не носился со своими трофеями как курица с яйцом и уж тем более не убивал за них. По крайней мере, Миха был в этом уверен. Да и не производил Генрих впечатление того, кто прикончит другого стража ради меча или сабли.

— Ах да, — спохватилась Хозяйка. — Барон, вы светленькому-то нашему самое интересное так и не рассказали!

Генрих поморщился.

— Точно. Вынь из сапога, будь любезна. Наклоняться с этой дрянью пока… скажем так, возможно, но не очень приятно.

Из широкого голенища Хозяйка вытащила нечто отдалённо напоминающее маленький тубус. Футляр тёмного металла был покрыт не то неизвестными рунами, не то какими-то другими письменами — Миха таких прежде не видел. Реник, которого подобные штуки интересовали больше других, мгновенно материализовался рядом, поправил очки и с любопытством вгляделся в знаки.

— Ого! — сказал он наконец. — Похоже на письмена ведьмаков Севера. Я похожие в книжке встречал!

— Судя по всему, ты снова читаешь не самые подходящие книги, Ренегат, — отозвался Генрих. — Любовь к знаниям — это, конечно, похвально… Но не то чтобы ты вообще должен был знать о существовании ведьмаков Севера.

— Письмена-то их?

— Их. Обычно стражи света не обращаются к ведьмакам, но, видно, сделали исключение, чтобы защитить рукопись Троила. Письмена легко позволяют вытащить бумагу из футляра… Но переписать или тем более уничтожить — нет.

— Можно выбросить футляр, — предположил Реник. — И делай с рукописью что хочешь, нет?

— Можно попробовать, если жить надоело. Видишь вот эту строчку? — Генрих ткнул в пятую строку снизу, по которой то и дело пробегала синяя искорка. — Северяне всё-таки знатные выдумщики. При попытке избавиться от футляра ты утратишь контроль над телом. Собственная рука выхватит клинок из-за пояса и всадит тебе под ребро. Если ты безоружен — задушит.

Так или иначе, — добавил он, — времени прохлаждаться у нас не осталось. Светлый, у тебя ровно день на то, чтобы выучить эту маголодию. Даже чуть больше, если учитывать сегодняшнюю ночь. Завтра вечером она должна у тебя от зубов отскакивать.

Андрей серьёзно кивнул. Только сейчас Миха с необычайной ясностью осознал: то, о чём он думал в последнее время, и впрямь случится — причём случится совсем скоро. Раньше, сколько ни крутил бы он в голове мысль о возвращении духа Кводнона, это всё равно казалось каким-то… киношным, что ли, событием. Масштабным, но вместе с тем немного ненастоящим.

Теперь у него всё тело ломило после невидимых пут Себастьяна, рядом морщился от боли в раненом боку Генрих, а Андрею предстояло за день выучить маголодию, написанную самим Троилом. Миха слабо представлял, как там у света обстоят дела, но не сомневался: генеральный страж, сильнейший златокрылый — дядька мощный.

Впрочем, всех светлых не стоило недооценивать. Генрих рассказывал, что эти святоши побеждали ничуть не реже стражей мрака — поэтому-то их противостояние и длилось долгие столетия.

— Ладно, — вздохнул Генрих. — Этого заняли, теперь вы.

Он медленно оглядел Миху и троицу учеников мрака и снова скривился, будто один их вид вызывал у него сильнейшее недовольство. На всякий случай Миха предпочёл верить, что это всё-таки гримаса боли.

— Как я и говорил, спать в ночь перед вашим днём рождения будет нельзя. Сидеть придётся прямо здесь. Втроём — ни в коем случае не разделяйтесь. Так больше шансов продержаться до утра.

— А если не получится? — напрягся Миха.

— Если не получится, тебя это волновать уже не будет. Скорее всего, в твоём теле уютно устроится Кводнон. Мы со светлым разберёмся.

Сомневаться ни в Генрихе, ни тем более в Андрее не хотелось, но Миха всё равно с трудом удержался от новых вопросов. А если, блин, не разберутся? Может, дух Кводнона окажется сильнее и покрошит их в капусту.

Хотя выживал же как-то Генрих столько лет… Его никто не смог одолеть, даже когда мраком правил Кводнон, а уж после и подавно. Такими темпами можно, пожалуй, и немножечко понадеяться на лучшее.

— И что нам делать всю ночь? — хмыкнул Реник недовольно. — В «Монополию» играть?

— Да хоть бы и в неё, — отозвался Генрих. — Уж поверь, лучше скучная жизнь, чем вообще никакой.

Возражать на это было нечего.