Work Text:
— Подходите ближе! Не бойтесь, я не кусаюсь. Меня зовут Сергей Разумовский. Сегодня я буду вашим гидом.
Серёжа проверяет микрофон и оглядывает небольшую толпу. Классический набор: две интеллигентные морщинистые дамы с огромными бисерными брошками; лысый пузатый мужик в футболке с надписью «Пивозавр» (таким всегда больше всех надо); молодая семья с трёхлеткой, который уже тянет ручки за убегающим голубем, приняв его за экспонат. Вот они, туристы. Смотрят. Ждут. Сейчас начнут зевать уже на второй минуте.
Лето плавится и искрится. Пахнет цветущей липой и жареным миндалём в карамели (один кулёк стоит как неделя Серёжиной жизни в общаге). Мимо идёт потный Пётр в преображенском мундире, кудлатом парике и треуголке с перьями. Ладно, поехали, решает Серёжа. Начну с Петра. Все любят Петра.
Серёжа начинает. Первые фразы вылетают хрипло, но через минуту голос набирает силу. Подумаешь, пересохшее горло, вспотевшие ладони и странная лёгкость, как при температуре тридцать семь и два. Это его рабочий настрой. Город будто помогает. Сам подкидывает Серёже то позолоченный солнцем шпиль в створе улицы, то ухмыляющегося льва с шариком под лапой, как опытный актёр подает реплику новичку на сцене.
Для махрового интроверта Серёжа справляется неплохо — его даже Алтан хвалил. Серёжа не очень любит людей, но говорить о Медном всаднике, Михайловском замке или Петришуле он может часами. А уж если за это раз в неделю исправно платят, большего нечего и желать. Серёжа был бы в полном восторге от этой подработки, если бы не одна проблема…
— Держи вора! — крик раздаётся на всю тихую пешеходную улицу. Серёжа сбивается на полуслове и замолкает. Туристы вертят головами. Серёжа тихо матерится, прижав пальцем микрофон. Он отлично знает, что всё это значит.
Мимо грустного памятника Гоголю, направляясь прямо к Серёжиной группе, несётся так, словно по пятам за ним гонится сам дьявол со всеми своими легионами, участковый лейтенант полиции по Центральному району Санкт-Петербурга Игорь Гром.
И это — определённо проблема Серёжи.
*
Когда это случилось в первый раз, Серёжа положительно опешил. Он, ничего не подозревая, вёл группу по «Катькиному саду». У чугунной решётки художники рисовали шаржи. В палаточных ларьках торговали зонтиками, спиннерами и фигурками Хагги-Вагги. У подземного перехода лоточник играл «Калинку» на глиняной птичке-свистульке.
Через минуту эта идиллия была уничтожена. Раздался топот, пыхтение, и прямо в Серёжину туристическую группу с разгона вломился какой-то пацан в худи и с сумкой на длинном ремне. Сбив с ног интеллигентную даму, он помчался дальше мимо Александринки, нацеливаясь на открытую арку в направлении Вагановки. Серёжа в ужасе кинулся поднимать даму с тротуара, но тут что-то врезалось, как пушечное ядро, в него самого.
Серёжу кубарем унесло на тёплый нежный асфальт и приложило локтями и коленями. Через мгновение его подняли за шкирку и поставили на ноги. Перед Серёжей возникла кепка-восьмиклинка и мрачно-сосредоточенное лицо, украшенное усами. Серёжа осознал, что у державшего его — рост под два метра, из которых чуть ли не две трети занимали ноги в обтягивающих джинсах.
— Игорь Гром, полиции лейтенант, — буркнуло откуда-то из-под кепки. — Произвожу задержание. Куда он побежал?
Серёжа ткнул пальцем в сторону арки. Его шкирку отпустили, что-то пронеслось мимо, подобно урагану, и стало тихо. Охающую даму поднял лысый пузатый мужик — в этот раз с надписью «Россия, вперёд!» на футболке, — и начал громко требовать компенсации за пережитый стресс.
Серёжа думал, что этот клинический случай так и останется единственным. Как же он ошибался!
Лейтенант Игорь Гром был вездесущ и неутомим. Он бегал за грабителями и за трамвайными воришками, за сбившими кого-то самокатчиками, за инвалидами-попрошайками и за бабками-торговками, за наркоманами и за вандалами. Бегал молча, пешком и зловеще пыхтя, как помесь Дарта Вейдера с Терминатором. По неведомой причине из раза в раз его путь приводил его именно туда, где останавливался Серёжа со своими группами туристов.
Как только Серёжа начинал рассказ о призраках Михайловского замка или о тайне Медного всадника, раздавался крик: «Держи вора!» — и по улице мчался лейтенант Игорь Гром, сметая на своём пути туристов, зонтики и душевный настрой Сережи.
В Летнем саду пенсионеры обсуждали последние новости за шахматными столами, дети носились между статуями Цереры и Прозерпины, а Серёжа читал на английском лекцию об их, статуй, истории кучке вежливых японских туристов. Лейтенант Игорь Гром пронёсся мимо в погоне за грабителем и опрокинул прямо на японцев стол с бронзовыми сувенирами. Серёжа готов был поклясться, что тот из японцев, которому стол упал на ногу, произнёс отчётливое «Блять» почти без акцента.
Ещё через неделю Серёжа решил сделать ход конём. Если уж Гром носится по самым туристическим местам, может, он оставит Серёжу в покое, если Серёжа сменит маршрут? Серёжа сел, почесал репу и подготовил авторскую экскурсию не для обычных зевак, гуляющих от Эрмитажа к Мариинке, а для людей с тонким вкусом, знающих толк в дворах-колодцах, коммуналках и блошиных рынках.
Группа набралась из ироничных хипстеров в очках а-ля Мишель Фуко и духовных женщин с татуировками в виде звёзд и фаз луны. Серёжа остановился у арки, чтобы посоветовать гостям индийскую лавку с жемчугом и китайскую чуфальню. Ему вдруг вспомнилось, как они с Олегом за милую душу наворачивали там острую курицу с рисом, и губы расползлись в улыбке.
Через секунду раздался топот, пыхтение и плеск. Сердце у Серёжи упало. По лужам, отражающим лавандовое небо, в его сторону нёсся Игорь Гром, сшибая на ходу целый лоток носков с принтами-ананасами и манекен с потрёпанным свадебным платьем. Ещё миг, и в лужу полетел один из туристов в дорогих очках и серой водолазке.
— Да какого же черта?! — заорал Серёжа Игорю вслед.
— Извини, служба! — запыхавшись, крикнул Игорь и исчез за углом.
*
— Сколько мне ещё его терпеть? — жалуется Серёжа Алтану на следующий день. — Он меня на Малой Морской специально подкараулил, отвечаю! Я группу еле собрал потом!
— Лейку дай, — флегматично говорит Алтан.
Они вместе поливают Алтановы эхеверии. Точнее, Алтан поливает, а Серёжа раз за разом наполняет водой из заранее поставленных бутылок маленькую лейку с длиннющим носиком. Капризные цветы требуют полива по чайной ложке раз в неделю. Пористая земля не задерживает воду, и любой излишек разливается по подоконнику. Узкая фиолетовая лампа отбрасывает на лицо Алтана загадочные блики. В своё время Алтану с Серёжей понадобилось всё доступное им красноречие, чтобы убедить комендантку общаги, что из эхеверий невозможно скрутить косяк.
— Только не говори, что у тебя такого никогда не было! — кипятится Серёжа, протягивая лейку.
— У меня всякое было, — сообщает Алтан. — Солевые туристы. Православные националисты. Думаешь, ко мне не приставали менты, которым мой разрез глаз не понравился? Твоему менту до тебя вообще дела нет. Радуйся.
— Сейчас обоссусь от радости, — бурчит Серёжа.
Алтан прав. Но почему-то от того, что менту до Серёжи нет никакого дела, Серёже становится обидно. В конце концов, Сережа интересно рассказывает! Мог бы хоть раз остановиться и послушать!
Работу Серёже на весну-лето подогнал не кто иной, как Алтан. Серёжа и не ожидал, что у них в электротехническом есть дорожка к вакансии гида. Потом выяснилось, что её протоптал парень Алтана — Вадик из института Востоковедения. Вадик — огромный, густо татуированный, с отличным чувством юмора и необъятной харизмой, в общем, полная противоположность Серёжи, — имел связи во всех культурных учреждениях города и обеспечил подработкой по выходным не только своего мужика, но и его соседа по общаге.
Серёжа ядовито думает, что уж Вадик-то, как пить дать, нашелся бы с ответом на ментовские инсинуации. Но Вадик в этом году дописывает диплом, и ему самому некогда водить группы и отбиваться от наглого лейтенанта полиции.
— Ты чего от меня хочешь? — спрашивает Алтан.
— Хочу придумать, как ему отомстить. Ты вроде в этом спец.
Алтан манит Серёжу пальцем к полке с цветами:
— Смотри, смотри! Полгода ни гу-гу, а тут раз, и распустилась, такая умничка!
Голос у него в этот момент становится умильным, как у молодой мамочки, которая тетёшкает малыша за пятки. На растении, похожем на зеленоватый замшелый камушек, распустился и горит, будто солнышко на тонкой ножке, яркий жёлтый цветочек.
— Ого! — говорит Серёжа.
— А насчёт мента… Ты же гид. Так используй свои навыки, — советует Алтан.
И Серёжа хлопает себя по лбу от очевидности этой мысли.
*
Новую экскурсию Серёжа планирует с маниакальным восторгом. План «анти-Игорь-Гром» он разрабатывает в два счёта. Теперь, когда он готов, ему уже не терпится дождаться, когда мимо него пронесётся на длиннющих ногах Игорь Гром, преследующий очередного нарушителя правопорядка.
Как назло, следующая экскурсия Серёжи проходит без происшествий. И следующая. Серёжа берёт самый ходовой маршрут по Невскому и безуспешно высматривает лейтенанта Грома поверх голов туристов и гуляющих, начиная потихоньку злиться: ему что, даже не дадут шанса расквитаться за сорванные экскурсии?
И тут он наступает — долгожданный момент. Над Дворцовой площадью грузно поднимаются красные и оранжевые аэростаты, лошади катают туристов на золочёных каретах, Серёжа вещает о конструкции Александровского столпа. В привычный шум вливается знакомая суматошная нота. Мимо Серёжи вжикает очередной злоумышленник на жёлтом самокате, а за ним уже виднеется неутомимая фигура Игоря Грома в кожанке и кепке.
Вместо привычного вздоха отчаяния Серёжа быстро отодвигает группу с линии поражения, раскинув руки, как курица-наседка крылышки, и объявляет:
— Друзья, в плане нашей прогулки небольшое изменение. Сегодня вы увидите уникальное шоу — петербургский полицейский в естественной среде обитания!
Пробегая мимо него, Игорь Гром притормаживает и с изумлением оглядывается, видимо, расслышав его слова. Серёжа ядовито улыбается — так тебе! — и принимается комментировать погоню, как спортивный репортаж:
— Глядите, наш чемпион берёт левый поворот вокруг Александровского столпа! Но преступник имеет техническое преимущество! Упс… нет, уже не имеет! Самокат падает в неравной схватке с каретой! Преступник не сдаётся и пытается уйти пешком, но не тут-то было! Новое препятствие — летняя сцена… Смотрите, он убегает на мост! Еще немного, и пропадёт во дворах Филармонии! Сможет ли Игорь Гром побить свой личный рекорд? Ставки принимаются!
Туристы хохочут и щёлкают затворами камер. Игорь Гром уносится с крейсерской скоростью вдаль, не уронив ни одного из Серёжиных туристов.
До Филармонии они доходят через полчаса. Выдвигаются по Большой Конюшенной к финальной точке маршрута — станции «Невский проспект». Серёжа поворачивается, чтобы пересчитать напоследок свою группу (дамы, дети, мужик в футболке «Спасибо деду за Победу!»), и обнаруживает в заднем ряду новое лицо. Красное, мрачное и увенчанное кепкой.
Серёжа держит марку: прощается с туристами, дожидается, пока они разойдутся, и поворачивается к Грому. К удивлению Серёжи, на лице у Игоря не ярость, а смущение.
— Ты… это… ты как будто про меня целое шоу устроил, — бормочет он.
— Да, и что? — парирует Серёжа. — Ты уже часть городского фольклора. Как Растрелли. Только не строишь, а сносишь всё на своём пути!
— Слушай, извини. Я ж не специально, — Гром машет рукой, широко указывая на всю площадь. — Эти, блин, ворюги… носятся как угорелые… что ж я сделаю.
— Ты его хоть поймал? — спрашивает Серёжа.
— Ну, — жмёт плечами Игорь. Серёжа каким-то непостижимым образом понимает, что это значит «да». — Тут до главного управления рукой подать. Я и подал, — добавляет Гром. Заламывает кепку козырьком назад и вдруг кажется куда моложе, чем можно было подумать по его старпёрской одежде. Из-под края кепки лезут буйные каштановые кудри. Мстить ему Серёже почему-то уже не хочется.
— Кстати, меня Сергей зовут, — говорит Серёжа и протягивает ему руку. — Если какая помощь понадобится, обращайся.
*
На следующий выходной Игорь заявляется на Серёжину экскурсию, теперь уже в качестве гостя. Маршрут они проходят без происшествий, за исключением того, что Серёжа почему-то едва справляется с сохнущим горлом и предательской влагой на ладонях.
Кажется, ему хочется произвести на мента впечатление. И это — определённо проблема.
В конце экскурсии пожилая дама берёт Серёжу за руку двумя сморщенными коричневыми ладошками, тянется к его уху и говорит:
— Спасибо вам, юноша, вы прекрасный рассказчик. Я вспомнила, как мы с моим будущим мужем Алёшей, царство ему небесное, танцевали на этой площади сорок лет назад! Мы так любили друг друга!
Серёжа смущённо кивает. Они остаются с Игорем одни.
— И правда, приятно тебя слушать, — говорит Игорь, и Серёжа тут же краснеет, как помидор. — А по крышам не хочешь походить? У меня и ключи есть. Можем прогуляться после работы.
*
За следующие недели Серёжа выясняет, что Игорь Гром совершенно не разбирается в истории города, зато в топографии даст Серёже фору в сто очков вперёд.
— А зачем мне знать, в 1781 году Медного Всадника поставили или в 1782-м? — резонно говорит Игорь, отмеряя мостовую своими длинными ногами и умудряясь подстраиваться под походку Серёжи так, чтобы обоим было комфортно. — Моя работа — знать, что во-о-он та подворотня стоит открытая с восьми утра до пяти вечера. Что вот в том доме — двор подвесной, и туда на машине заезжать нельзя. Что вот эта шавушная — лучшая в городе, если тебе надо перекусить во время дежурства, и котят туда не подложат. Кстати, пошли, угощу, — и Игорь звенит мелочью в кармане, категорически не признавая банковских карт.
— Может, будешь со мной экскурсии водить? — улыбается Серёжа. — Я — рассказываю, ты за порядком следишь.
Игорь хохочет через откушенный кусок шавермы, а ещё через неделю зовёт Серёжу на прогулку по набережной после работы. Сумерки прозрачные, как слеза. Белые ночи ещё не кончились, солнце, забывшее зайти, болтается над городом, освещая ленивую Фонтанку. Шумит кронами пустой Летний сад. По набережной гуляют парочки, цепляясь друг за друга, как за воздушные шарики.
Серёжа думает, что он чертовски давно один. Олег два года назад выбрал войну, а не Серёжу. На отношения на расстоянии Серёжа не согласился. С тех пор в его общажной постели, кроме него самого, бывал разве что подогретый чугунный утюг в разгаре зимы.
Серёжа осторожно берётся за локоть Игоря, пользуясь обманчивым вечерним светом, и думает, что Игорь, пожалуй, будет погорячее утюга.
Игорь признаётся:
— Знаешь, я раньше думал, что самое захватывающее в моей работе — это погони. А оказалось — твои дурацкие комментарии.
— Это ты ещё мои поцелуи не пробовал, — неожиданно для себя заявляет Серёжа.
Игорь на секунду замирает. А потом хватает Серёжу в охапку и спрашивает у самых губ:
— А можно, попробую?
Серёжа не успевает сказать, что он пошутил. У него сердце колотится так, будто хочет вырваться из груди и умчаться по намытой брусчатке до самого Эрмитажа. В Фонтанке лениво качаются отражения старых домов — розовый, жёлтый, бирюзовый, будто нарисованные акварелью. В воде над Чижиком-пыжиком дрожат фонари. Серёжа кивает.
Усы Игоря пахнут солёной городской пылью. Крепкая рука лежит у Серёжи на талии, ободок часов прижимается под рёбрами. Серёжа закрывает глаза и отвечает на поцелуй. Игорь тихо смеётся и надолго прижимается к его губам, а потом отстраняется, дожидается, пока Серёжа откроет глаза, и объявляет:
— Ну всё, Серёж. Теперь я буду твоим персональным экскурсоводом. Пошли до меня через подворотни срежем.
И Серёжа идёт, крепко ухватив Игоря за руку, как огромный, вдруг доставшийся ему воздушный шарик.
*
— Ты что-то давно на мента не жаловался, — замечает Алтан во время ритуала полива суккулентов. — Отомстил?
— Кажется, мы с ним теперь встречаемся, — бормочет Серёжа, наполняя лейку из бутылки. На шее у Серёжи — свеженький засос, глаза красные из-за бессонной и весьма насыщенной ночи.
— Вот это я понимаю — месть, — ухмыляется Алтан. И ловко уворачивается от струи воды из лейки.