Archive of Our Own ^beta

Chapter Text

Докча побарабанил пальцами по столу. Откинулся на спинку стула, запрокинул голову, понаблюдал за сонной мухой, ползавшей по потолку, — три круга навернула вокруг лампы! — выпрямился и вздохнул. Поелозил нетерпеливо, в десятый раз осмотрел небольшой и светлый кабинет, который жители Промышленного Комплекса великодушно привели в порядок, и грустно взглянул на полупустой книжный шкаф: скрашивать время за справочниками по медицине хотелось едва ли. Но других книг на полках не было. Был разве что цветок в горшке, но Ли Сольхва убедительно просила его не трогать. «Он ядовитый», — коротко отрапортовала она перед тем, как уйти. А после, оглянувшись в дверях, добавила: «Не уверена, что его яд сильно навредит демонической крови, но всё же лучше не проверять».

А проверить хотелось — это Докча понял сразу, стоило Сольхве лишь на миг задуматься.

От научного любопытства было никуда не деться: ни медикам, ни целителям, ни лекарям. Им вопросы жизни и смерти были даже интереснее, чем всем остальным.

Докча почесал нос, закинул ногу на ногу и уставился в окно: окна соседних домов пялились на него в ответ, проплывали мимо трубы, камни и блоки — всё то, что граждане таскали туда-сюда для восстановительных работ. Мелькнул яркий отблеск — и Докче отчего-то подумалось, что это был Ли Хёнсон. Вернее, солнце, отразившееся от его стальной кожи.

«Наверняка опять помогает Айлин с часами на площади. Их ремонт идёт тяжелее всего.»

Делать было решительно нечего, и Докча изнывал от ожидания и тревоги: врачей он никогда не любил (никогда они не говорили ему ничего хорошего), а тут пришлось идти сдаваться самому. Добровольно. Одно только это уже насторожило Ли Сольхву, которая до того три недели безуспешно уговаривала Докчу сдать анализы.

«Я скоро вернусь», — пообещала она, но это «скоро» тянулось уже целых пятнадцать минут.

Нет, конечно, будь это обычная больница и обычный доктор, ждать пришлось бы куда дольше, но это же Ли Сольхва! Лучший целитель во всем Звёздном Потоке! Её пилюли и крема скупал сам Массовый Производитель, выставляя затем по баснословным ценам! И раскошеливались на эти чудодейственные средства не только Воплощения, но и Созвездия.

[Ким Док ча ду ма ет она ста вит ди аг ноз с пер во го взгля да?]

— А ну цыц. Молчала бы лучше. Ничего я не думаю.

[Вер но. Ким Док ча ни ког да не ду ма ет]

Он закатил глаза и ничего не ответил: настроения спорить с Четвёртой Стеной не было никакого.

Ещё несколько минут в голове тихо перекатывались собственные мысли, пока Стена не зашелестела страницами-словами.

[Ким Док ча вол ну ет ся?]

— По мне так видно?

[Очень. Вид но и ощу ти мо]

Докча вздохнул и потёр переносицу.

— Любой бы волновался, если бы с ним творилось что-то… — он покрутил ладонью, подбирая слово, — странное.

И под «странным» он не имел в виду ни своё попадание в новеллу, ни разговоры с собственным же навыком, со стороны похожие на резкие приступы шизофрении. Нет, тут было другое. Докча сделал то, чего сам от себя не ожидал, — сделал, увидел изумлённые глаза Джунхёка и тут же сбежал: только в этот раз не за территорию Комплекса, не в личный кабинет и даже не в другой мир, а прямиком к Сольхве на обследование.

— Это же не твои проделки? 

[Нет]

— Точно? Ты ведь умеешь эмоции блокировать, может, оно у тебя и в обратную сторону работает? Ну там, пропускная способность, всё такое…

[Ким Док ча ду рак]

Докча не видел, но чувствовал, как Стена обиженно раздувала щёки. Звук смятых и трепещущих страниц возмущённо прокатился по внутренней стороне черепа.

— Ладно-ладно, извини. Я верю, что это была не ты.

Она могла вредничать и выпендриваться, могла обзываться, отпускать комментарии, о которых её никто не просил, но она защищала его с самого первого Сценария — и Докча сомневался, что та внезапная вспышка агрессии была как-то связана со Стеной. 

— Другой вопрос, — пробормотал он, на ответ особо не надеясь, — как ты допустила, чтобы я сорвался? Обычно ты контролируешь мои резкие всплески эмоций.

[Я не тумб лер нас тро ения. Я сдер жи ваю то что уг ро жа ет жиз ни]

Докча фыркнул.

— Ну, знаешь ли, если бы Ю Джунхёку снесло колпак, угроза жизни точно появилась бы.

[Но не снес ло же]

— Это ты меня сейчас так поддержать пытаешься?

[Воз мож но]

Им всем повезло, что стычка закончилась ничем. Джунхёк наверняка подумал, что Докча окончательно слетел с катушек (вдруг во время очередного пересоздания тела что-то повредилось в его голове?), а Докча… Докча был уже близок к тому, чтобы с ним согласиться. Неизвестность пугала — и чем дольше Ли Сольхва не возвращалась из лаборатории, тем сильнее зудело за рёбрами.

Даже телефон в руку не лез.

В коридоре послышался цокот каблуков, дёрнулась ручка двери — и Докча вздрогнул, резко выпрямившись. Завертел головой, хаотично соображая, как бы ему лучше сесть, расслабил плечи и откинулся на спинку стула, принимая спокойную, вальяжную позу. Такую, в которой никто не смог бы углядеть беспокойства.

— Ну что, доктор, я буду жить? — Докча беззаботно улыбнулся, оборачиваясь.

Взгляд его, взволнованный и напряжённый, был прикован к Сольхве — она обошла письменный стол, положила на него тонкую папку с документами и ответила — тоже — улыбкой. Но другой: мягкой и куда более искренней, чем у Докчи.

— Зависит от тебя, Докча-сси. Думаю, остальные были бы счастливы, если бы ты решил, что жить будешь. 

— Я чувствую давление, и оно мне не нравится.

— Никакого давления. Просто говорю о том, что ничего серьёзного в твоих анализах не выявлено.

Что ж, это утешало. Хоть и не уменьшало количество вопросов.

Сольхва опустилась в кресло, подвинула к себе бумаги, взяла чистый лист и, щёлкнув ручкой, внимательно посмотрела на Докчу.

— Докча-сси, я пошла тебе на уступку, когда ты попросил отложить все расспросы и срочно тебя обследовать. Но анамнез — такая же важная часть в постановке правильного диагноза, как и само обследование. И чтобы не ошибиться, мне придётся задать тебе несколько вопросов, на которые я очень прошу тебя отвечать честно. Я врач, и стесняться тебе нечего.

— Ты же сказала, что там ничего серьёзного, — пробормотал Докча.

Не нравились ему все эти «отвечай честно», отдававшие родительским, учительским и авторитарным контролем. За тем самым «честно» обычно следовали ругань и осуждения. А иногда — побои, если ответ вопрошающему не понравился слишком сильно.

И что там были за вопросы, которых Докча мог бы стесняться?

— Ничего серьёзного, — кивнула Сольхва. — Никаких тяжёлых и опасных заболеваний. У меня есть предположение насчет того, что происходит с твоим организмом, но я бы хотела убедиться. Если хочешь получить правильное и эффективное лечение, важно, чтобы я видела полную картину происходящего и не лечила тебя в итоге от того, чего у тебя нет. Неправильное лечение, как ты знаешь, может не только не помочь, но и навредить.

«Как на лекции в универе побывал.»

И всё-таки с врачами у него не ладилось.

— Ладно-ладно. Хорошо. Я постараюсь отвечать честно.

Сольхва улыбнулась кончиками губ, — наверняка сразу заметила, что слово «обещаю» Докча так и не сказал — но третировать и настаивать не стала. Она никогда не давила, никогда не брала силой или подлыми трюками — и всё равно добивалась своего. Это стоило большого труда — и большого таланта.

— Что случилось перед тем, как ты решил прийти ко мне? У тебя что-то заболело? Начались тошнота, головокружение, недомогание?

— Нет, просто…

Ручка зашуршала по бумаге — Докча почувствовал себя неловко, хотя не делал ничего постыдного.

— Просто я напал на Ю Джунхёка.

— Вы нередко сражаетесь друг с другом.

— Да, но в этот раз… Как бы так сказать?.. Мы не ссорились. Я напал без причины, — Докча вздохнул, скрестив руки на груди. — И готов был его прибить. Или очень сильно покалечить. Нет, это, конечно, тоже не редкость, мне много за что этого идиота прибить хочется, но тут всё было как-то… Слишком серьёзно.

—  А что происходило в тот момент?

— Ничего особенного, — Докча на мгновение задумался, вспоминая. — Ю Джунхёк как обычно тренировал детей. Он замахнулся на Шин Ёсун, и я даже моргнуть не успел, как уже летел на него с мечом. 

— То есть ты сам не понял, как и почему напал на Ю Джунхёка?

— Мне просто показалось, что он может ударить Шин Ёсун, а дальше у меня как будто пелена перед глазами встала. Это было похоже… Не знаю, на резкий всплеск агрессии, что ли? Когда срываешься и не можешь себя контролировать.

— Насколько мне известно, — Сольхва качнула головой, — Ю Джунхёк никогда не вредил детям во время тренировок, верно?

— Угу-м, — утвердительно промычал Докча, потирая висок. — Но мне показалось — и всё тут. А когда я успокоился и пришёл в себя, Ю Джунхёк уже отбивался от моих атак. 

«И смотрел на меня, как на придурочного.»

Дерьмово это было. Нет, не то, что Джунхёк смотрел на него, как на придурка, — к этому Докча давно привык — дерьмовой была сама ситуация. Как и сказала Сольхва, они и вправду часто дрались: когда хотели и не хотели говорить, когда злились, спорили, не могли договориться, когда оттачивали навыки, опустошали голову, вытряхивая из неё в бою всё лишнее, — Докче это было особенно нужно — когда им обоим не хватало слов или, наоборот, когда слов этих было слишком много. Все относились к этому спокойно —  только посматривали украдкой, настороженно, чтобы вмешаться в случае чего, но не бежали разнимать при первом же лязге мечей, и Докче, быть может, тоже стоило спустить всё на тормозах. Отшутиться. Сказать, что это был розыгрыш, временное помутнение рассудка — проверка рефлексов, в конце-то концов! Докча лгал — и лгал виртуознее и искреннее, чем говорил правду.

Но он сидел здесь.

С перебинтованной рукой, из которой Ли Сольхва взяла кровь, обеспокоенный и неожиданно честный.

Он знал этот всплеск эмоций. Помнил ощущения, гнев, потерю контроля — помнил, как в последний раз, когда чувствовал нечто подобное, кровь заливала кухню, ладони, нож, намертво сжатый в детских пальцах, и бездыханное тело отца, стащенное матерью.

Об отце Докча не жалел — но допустить такого ещё раз не мог.

Не с Ю Джунхёком.

Только не с ним.

— Ясно, — Сольхва кивнула. — Случалось ли что-то подобное с тобой раньше? Не когда ты просто сильно злился, а когда нападал, сам того не осознавая.

— М-м-м, в осознанном возрасте — нет. Когда был ребёнком? Не знаю. Не помню.

Даже если случай с отцом был похож, ощущался он всё равно немного… иначе. Объяснить это было сложно — даже самому себе.

— Хорошо. Защитные механизмы омег, Докча-сси, порой куда более непредсказуемые и опасные, чем у альф, — Сольхва написала что-то на бумаге и, не отрывая взгляда от документов, сказала будто невзначай: — Но ты никогда не рассказывал, что ты омега.

Докча пожал плечами.

— А должен был? Меня не спрашивали — я и не говорил. Это не какая-то великая тайна, и я от вас ничего не скрывал. Просто не видел смысла рассказывать, пока оно никак не влияло ни на Сценарии, ни на других.

— В твоих словах есть доля правды. И всё же нельзя просто закрыть глаза на физиологические особенности альф, бет и омег. Вторичный пол для того и выявляется, чтобы человек понимал свой организм и знал, что от него ожидать.

— Мне от своего организма ждать особо нечего, Сольхва-сси. Течек у меня нет, уровень феромонов маленький — даже альфы их не чувствуют. Так что для многих, если вообще не для всех, я бета, и я на это не жалуюсь.

Так было лучше. Спокойнее. Проще. Никаких лишних взглядов, лишнего внимания, проблем — Докче хватало издёвок за «сына убийцы», за дурную внешность, за длинный язык, который одноклассники так любили «вколачивать обратно», и за малейшие ошибки на работе. Омег в обществе не принижали, над ними не смеялись, но Докча был уверен: он стал бы из этого правила исключением. 

Идиотам было всё равно, за что унижать: за грехи родителей, пол или цвет носков. 

Так что Докча был даже благодарен своему поломанному организму: сломать его ещё больше у малолетних ублюдков не вышло.

— Насчёт уровня феромонов ты прав: он у тебя куда ниже нормы. Однако это не значит, что у тебя их нет вовсе. Их всё ещё можно почувствовать, — отложив ручку, Сольхва выпрямилась, сцепила руки в замок и внимательно посмотрела на Докчу. — Прости за такой подробный расспрос, Докча-сси, но ты сказал, что у тебя нет эструса.

— Эс… Чего?

— Извини, по привычке говорю медицинскими терминами. Течка. Ты сказал, что у тебя их нет.

— И никогда не было.

— Тебя это ни разу не беспокоило?

Докча натянуто улыбнулся. Поэтому он и не любил ходить по врачам: они вечно находили какие-то отклонения, но вместо того, чтобы просто выписать рецепт, они демонстративно вздыхали, посматривали исподлобья и причитали: «Почему раньше не пришли?», «Как вы себя запустили!», «Вы же взрослый человек, как можно так наплевательски относиться к своему здоровью?». Да, он взрослый человек. И потому выслушивать эти снисходительно пристыживающие комментарии не хотел бы. 

Сольхва не отчитывала, не ворчала, не осуждала, — говорила спокойно и мягко — но Докча всё равно невольно напрягся. Словно уже готов был защищаться от нападок.

— Нет, не беспокоило. Меня всё устраивало.

Он не надеялся завести семью, почти не рассчитывал на отношения, а потому и волноваться ему было не о чем. Ни сюрпризов, ни неловкостей, ни трат на подавители — что могло быть лучше для одиночки вроде него?

Так, по крайней мере, уверял себя сам Докча. Другого ему и не оставалось.

— Тогда не знаю, будет ли это для тебя хорошей новостью или плохой, — Сольхва заправила длинную прядь волос за ухо. — У тебя приближается течка.

Язык во рту потяжелел.

— Что, прости?

— Течка. Первая для тебя, как ты и сказал.

Это ведь было не всерьёз, да? Ли Сольхва — умная, образованная, прекрасная врач- Сольхва — ошиблась, так? Что-то перепутала, недоглядела, сработали неправильно навыки и…

«Какая. Нахрен. Течка?»

Докча пытался — видят боги, всеми силами пытался! — держать себя в руках, но скривился в конце концов так, что Сольхва всё поняла без слов. Улыбнулась коротко, успокаивающе и как будто виновато, хотя вины её здесь не было.

— Это не ошибка. Я несколько раз проверила твои анализы — результат был один. И твой рассказ — вернее, анамнез… Только подтверждает подступающую течку.

— Просто замечательно, — пробубнил Докча, хватаясь за переносицу. Блестяще. Поломанный организм решил плюнуть ему в лицо напоследок. — Почему именно сейчас?.. Ни разу за двадцать с лишним лет, ни намёка, ни скачка феромонов!.. Но вот сейчас — сейчас самое время, лучший вообще момент… Другого же не нашлось…

Докча бормотал, — бормотал, бормотал и бормотал по старой привычке — Сольхва же терпеливо слушала. Минуту, две — пока не привела его в чувства коротким вопросом:

— Докча-сси. Как много ты знаешь о течке?

Она есть и она наступает, хотел было ответить Докча, но совсем позориться передумал.

— У каждого она проходит по-своему.

[Ким Док ча блес нул зна ни ями]

«Чтоб ты знала, мне они все эти годы были вообще ни к чему.»

[Ким Док ча ду рак]

«Умолкни, чудище. Иначе тебя отвечать заставлю.»

— Верно. А причины, по которым первая течка может задержаться, а цикл сбиться, — о них ты знаешь?

— Это что, экзамен? — тихо буркнул Докча, но Сольхва всё равно его услышала.

И решила больше не мучить.

Или поняла, что у такой бестолочи, игнорирующей собственное здоровье, выспрашивать что-то бесполезно.

— Обычно первая течка наступает в период, когда репродуктивная система омег стабилизируется, «дозревает», если позволишь так выразиться, а тело становится способным выносить и без осложнений родить ребёнка. Как правило, происходит это в семнадцать-восемнадцать лет. Однако и на первую, и на последующие течки влияет эмоциональное и физическое состояние омеги. Если омега в стрессе, живёт в неблагоприятной обстановке, в которой он или она не чувствует себя в безопасности, если недодает, страдает бессонницей...

На секунду Докча подумал, что Сольхва прознала про его прошлое и образ жизни и теперь специально перечисляла всё, с ними связанное. Но мысль эта быстро отступила: ни Хан Суён, — какой бы засранкой она ни была — ни Ю Сан А не стали бы разбалтывать его секреты.

Он просто снова сорвал куш из неудач. Всё, что могло пойти не так с его течкой, пошло не так.

— ... или, например, болеет, то течка может задержаться. На день, неделю, месяц, иногда — на годы. Так, у молодых людей, которые сдают экзамены и поступают в университет, из-за давления и переживаний очень часто случаются задержки. Некоторые врачи теперь считают это скорее правилом, чем исключением, хотя я думаю, что экзаменационной системе стоило бы быть более снисходительной… Извини, я отвлеклась. В общем, это не что-то ненормальное, Докча-сси. Это защитный механизм, который направлен и на сохранение жизни омеги, и на рождение здорового потомства. Поэтому не думай, пожалуйста, что ты неправильный или дефектный, что не можешь иметь детей и что о своём здоровье из-за этого не нужно заботиться.

— Я и не думал, что со мной что-то не так.

Думал. Изредка перед сном, но — думал.

Читал «Пути Выживания» и понимал, что на главного героя походил едва ли. Даже омега из него вышел никудышный.

— Мы не всегда можем повлиять на внешние обстоятельства. И не всегда можем с ними справиться. Я не знаю, что происходило у тебя в жизни, но сейчас ты здесь, и рядом есть люди, готовые тебе помочь. Подступающая течка — тому подтверждение.

— Почему она вообще наступила именно сейчас, посреди апокалипсиса? Какой-то хреновый защитный механизм получается. Стреляет себе же в колено, — Докча усмехнулся и нервно дёрнул ногой. — Природа решила, что пора бы восполнить сократившееся население? И хорошо бы привлечь кого-то из запаса? А через пару дней нас ждёт массовый гон у альф?

Сольхва улыбнулась: не то из вежливости, не то потому, что сочла причитания Докчи забавными.

— Думаю, всё куда проще, и восполнение населения здесь ни при чём. Несмотря на апокалипсис, ты, вероятнее всего, почувствовал себя в безопасности среди тех людей, которые тебя окружают: друзья, дети, боевые товарищи, те, кто заботятся о тебе и о ком заботишься ты, — всё это оказалось очень важным для твоего эмоционального и физического комфорта. Могу также предположить, что на тебя по-своему повлияли Сценарии. Конечно, это постоянная опасность и борьба, но для тебя, возможно, эти обстоятельства более… — она задумалась на мгновение, подбирая слова, — … стабильны, предсказуемы и однозначны, чем та жизнь, которая была до них. Многих пугают непредсказуемость и неопределённость будущего, но теперь ты знаешь, что от него ждать, и это могло снизить уровень стресса.

Да. Точно. Они ведь всё ещё думали, что он пророк.

Докча потёр шею: переубеждать их он пока не собирался. Он хотел рассказать, — давно хотел — но чем больше времени проходило, тем сложнее было решиться. Рушить их мир было страшно. Представлять их реакцию, обрывать то редкое и важное, к чему успел привязаться сам Докча, — ещё страшнее. Конечно, он продолжит двигаться к нужной концовке, даже если его возненавидят, будет защищать свою Туманность, даже если все от него отвернутся, — и всё же… Всё же думать об этом было больно.

Когда-нибудь он расскажет. Просто не сейчас — потом.

Наверное.

«Видишь, ты всё-таки виновата.»

[Ким Док ча не сёт чушь]

«Слышала, что сказала Ли Сольхва? У меня снизился уровень стресса, и поэтому началась течка. А снизился он из-за твоего подавления эмоций. Волновался бы сейчас, как другие, и горя не знал.»

Конечно, Докча шутил. Ему с головой (и выше) хватало тех боли и встряски, которые накрывали его всякий раз, когда Стена истончалась или не справлялась с объемом ранений и эмоциональных потрясений. Жить так двадцать четыре на семь звучало пыткой — и Докча не представлял, как с этим справлялись Ю Сан А, Джун Хивон и другие.

Но издеваться над Четвёртой Стеной это не мешало: уж больно забавно — прямо как сейчас — она бесилась и скалилась бумажными клыками.

Она смеялась над ним — он доводил её до дымящихся от возмущения страниц. Всё было честно.

[Ким Док ча не бла го дар ный пар ши вец! Без ме ня Ким Док ча бы умер!]

«Да я и с тобой не то чтобы беззаботно живу. И не в первый раз умираю.»

[Сам ви но ват! Ду рак! Ду рак! Ду рак!]

«Ты бы понравилась моим компаньонам. Вы бы наверняка сошлись во мнениях.»

— Докча-сси?..

Он растерянно взглянул на Сольхву, которая ждала от него не то ответа, не то хоть какой-нибудь реакции — знака, что он всё ещё был здесь, с ней. Но последние её слова просвистели мимо ушей.

— Кхм, прости. Задумался.

— Ничего, я понимаю. У тебя сейчас, должно быть, много мыслей и вопросов. Я лишь говорила о том, что нормализация рациона питания также могла повлиять на приближение течки.

— Странно слышать словосочетание «нормализация питания» во время Сценариев.

— Вероятно, твой нынешний рацион всё равно можно считать куда более нормальным, чем тот, который у тебя был до Сценариев, — предугадав следующий вопрос, Ли Сольхва лишь вкрадчиво улыбнулась. — Я врач. Мне трудно такое не заметить. Сейчас ты выглядишь более здоровым, чем в нашу первую встречу.

За что благодарность заслуживали сразу два претендента. Во-первых, пересоздание тела, которое стёрло залёгшие — казалось, навечно — синяки под глазами. А во-вторых, Ю Джунхёк, который готовил всю последнюю неделю — и впервые за всё время не только на себя и Ю Миа. Ребята были в восторге, как и сам Докча.

До этого момента.

«Сволочь, ты тоже виноват. Раскормил — и вот результат. Надо было всё-таки попытаться разбить ему нос рукоятью…»

Совесть за утреннее нападение теперь грызла чуть меньше.

— Ладно, — вздохнул Докча. Деваться было некуда. — Я понял. Но эта течка всё равно сейчас вообще не вовремя. Скоро новый Сценарий. Дополнительный, да, но я бы не хотел отправлять остальных разбираться с ним в одиночку. Сможешь подобрать мне какие-нибудь подавители? Хотя бы кратковременные.

— Боюсь, всё не так просто. Ты ведь сам сказал, что течка проходит у каждого по-своему. У кого-то резко обостряется обоняние, у кого-то повышается эмоциональная чувствительность, у кого-то заметно возрастает сексуальная активность, у кого-то в принципе может не быть ярко выраженных признаков течки — и это только часть всего списка. Вспомни, например, ещё раз, почему ты пришёл ко мне.

— Ну, мне показалось, что Ю Джунхёк может навредить Шин Ёсун, и я… Блядь, — Докча едва не застонал и прикрыл глаза ладонью, наконец догадавшись. — Я защищал ребёнка или что-то вроде того, да?

— Верно. Ты посчитал детей своим потомством и инстинктивно бросился его защищать. Гиперопека — тоже один из симптомов течки, — Сольхва мельком взглянула в окно, когда с улицы послышались восторженные крики (опять по Комплексу разгуливала Карательница?), и продолжила: — Поэтому, Докча-сси, первая течка должна проходить без фармацевтического и любого другого вмешательства. Я просто не смогу подобрать тебе правильные подавители, пока не будут известны все особенности твоей течки.

— И что, мне её просто… переждать?

— Именно. По-другому не получится, если ты хочешь, чтобы подавители работали. Но если случится что-то из ряда вон, я вмешаюсь.

— Что-то из ряда вон? Это если я внезапно решу прикопать Ю Джунхёка на заднем дворе?

Сольхва негромко и коротко рассмеялась.

— Прости, но с тобой я бы не сочла это за случай «из ряда вон». Я скорее имела в виду сильные спазмы, невыносимую головную боль — такое редко, но случается, если течки долго не было.

— М-м-м, а можно действовать на опережение. И устранить причину потенциальной головной боли раньше, чем она по мне ударит. У меня сегодня почти получилось.

— Докча-сси, — Сольхва мягко улыбнулась, но взгляд её был насторожен и серьёзен. — Если продолжишь в том же духе, я могу расценить твоё желание навредить Ю Джунхёку как один из симптомов.

— Ты неверно поняла меня, Сольхва-сси, — Докча нервно усмехнулся. — Я не хочу ему вредить. Это просто шутка. В наших с ним… отношениях? Странно звучит, но ты понимаешь, о чем я. В общем, в наших с ним отношениях это не «что-то из ряда вон».

[Ким Док ча мно го бол та ет о Ю Джун хё ке]

«Вообще нет.»

Ему давно не шестнадцать.

[Во об ще да. Еще Ким Док ча о нём мно го ду ма ет]

«Я много о ком думаю. Джун Хивон, Шин Ёсун, Ли Гильюнг, Ю Сан А… Я думаю обо всех, если ты не заметила.»

Четвертая Стена трясётся от смеха.

Мерзавка.

Докча едва удержался, чтобы не закатить глаза. И — слава человеческой тактичности! — Сольхва быстро перевела тему:

— Во время течки тебе нужно будет приходить ко мне два раза в день: утром до завтрака и вечером до ужина. Буду брать анализы на уровень феромонов, чтобы отслеживать их в динамике. Не стесняйся говорить о любых изменениях, эмоциональных и физических, чтобы я их фиксировала. Это важно. И приёмы, пожалуйста, не пропускай, — она достала из ящика стола небольшой блокнот и пододвинула его к Докче. — Также прошу тебя вести дневник наблюдений и записывать своё самочувствие на протяжении дня. И ещё кое-что… Возможно, тебе это не понравится, но, на мой взгляд, так будет правильно.

— М? Надеюсь, ты сейчас не скажешь, что мне придётся каждый день есть помидоры ради витаминов?

— Нет, не волнуйся, дело не в этом. Думаю, нужно сказать остальным.

— «Остальным» — это в смысле, — Докча нахмурился и обрисовал в воздухе круг, — вообще всем?

— «Туманности Ким Докча». Твоё поведение и самочувствие могут измениться, и будет лучше и спокойнее, если ребята будут к этому готовы. Меньше недопонимания — меньше обид и неловких ситуаций. Если хочешь, я могу сама им об этом сказать.

— Хорошо, — кашлянул Докча. И хотя идея сообщать всем, что первая в жизни течка у него началась только в двадцать восемь, нравилась ему едва ли, перспектива натворить дел и разругаться с кем-нибудь из своих — не нравилась ещё больше. — Лучше и правда ты.

От одной мысли, что ему пришлось бы собрать всех в гостиной и под множеством внимательных взглядов сказать что-то вроде: «Хэй, у меня подступает течка, так что не волнуйтесь, если я буду вести себя ещё неадекватнее, чем обычно. Кстати, течка у меня первая, так что я понятия не имею, что мне взбредёт в голову. Утром я вот почти прибил Ю Джунхёка, а что будет вечером? Кто знает. Может, я под окнами орать начну», — от одной этой мысли по спине бежали мурашки.

Нет уж, пусть расскажет Ли Сольхва.

Она наверняка подберёт слова поделикатнее.

Chapter Text

Джунхёк смотрел — видел изумлённые лица, молчаливые переглядывания и не понимал, что именно так удивило остальных.

Десять минут назад Ли Сольхва собрала всех в гостиной. Звякнула ключами от своего кабинета, убрав их в карман халата, опустилась в свободное кресло и, дождавшись лениво вползшую, опоздавшую Хан Суён, не стала затягивать.

— Ким Докча — омега. И у него со дня на день должна наступить течка.

Коротко и чётко, не ходя вокруг да около, — Сольхва говорила так всякий раз, когда дело касалось чего-то важного. Взгляд её был серьёзен, голос — твёрд и спокоен, и образом своим она теперь едва напоминала себя обычную, улыбчивую и мягкую. В кресле сидела врач, профессиональная и прямолинейная, и никто не решался вставить слово, пока она не закончит.

Хотя, судя по тому, как громко подавилась газировкой Ли Джиё, многим было, что сказать. Или спросить.

Джунхёку спрашивать было нечего: он стоял, прислонившись спиной к стене, и о том, что Докча был омегой знал… Неважно, как давно, — не так давно на самом деле; не так давно, как хотел бы сам — но всё же знал. И в рассказ Сольхвы не вмешивался. Не только из уважения — из любопытства в том числе.

Альфа внутри притаился, навострив уши.

— Поскольку для него эта течка будет первой, ни я, ни сам Ким Докча не можем предсказать его поведение и самочувствие.

Сольхва говорила обстоятельно, но сжато: перечислила возможные симптомы, предупредила о мерах предосторожности, пояснила правила гнездования и попросила на ближайшие несколько дней — а может, и больше — отложить тренировки детей. Те переглянулись, будто что-то поняли, метнули странные взгляды в сторону Джунхёка, но тот на пронзительные детские глазёнки никак не отреагировал.

Как будто он был виноват в том, что случилось утром.

— У меня одной ощущение, — тихо пробормотала Ли Джиё, — что мы перебираем грязное бельё аджосси?

— Это физиология. Обычные вещи, — пожала плечами стоявшая рядом с ней Джун Хивон. Она улыбнулась и коротко потрепала Джиё по волосам. — Тебе это тоже знать полезно, даже если ты альфа.

— Всё равно как-то стрёмно.

— Разве у вас в школе не было уроков на эту тему?

Ли Джиё неловко пожевала губу и отвернулась.

— Я плохо слушала.

Хивон добродушно усмехнулась, посмотрела на Джунхёка и повела плечом, мол, подростки, вечно на уроках о своём думают. Он не ответил — лишь выдохнул громче обычного: если бы Джиё думала о своём во время его тренировок, то в лучшем случае обзавелась бы синяками от пропущенных ударов. В худшем — попросту не выжила бы в настоящем бою.

— Поэтому, — подвела итоги Сольхва, — я прошу от каждого немного терпения, понимания и внимательности. Это важно, и от этого зависит, насколько комфортно и безопасно Ким Докча будет чувствовать себя в нашей группе.

На этих словах воздух едва заметно потяжелел от напряжения: каждый знал, что спугнуть Докчу было делом плёвым. Он и сам прекрасно с этим справлялся: выдумывал сумасшедший план, добавлял товарищам пару седых волос, а потом появлялся как ни в чём не бывало с новыми историями и ещё более сумасшедшими идеями. Замкнутый круг, в котором истязалась не змея — Докча, приставлявший клинок к глотке собственному отражению. И удержать, затормозить Докчу в бесконечном юлении было не так просто — куда сложнее, чем они могли вообразить. Заставь они его чувствовать себя неуютно — и неизвестно, как скоро и на сколько он исчез бы в следующий раз.

Никто не хотел, чтобы он исчезал.

Никто не хотел, чтобы дом его был не с ними.

Даже Ли Джиё натянула бейсболку пониже, закрывая тенью задумчивый взгляд.

— Если поведение Ким Докчи будет казаться вам слишком странным, вы всегда можете обратиться ко мне, — закончила Сольхва и тут же предупредила колкость от Хан Суён: — Нет, Суён-сси, обычное поведение Ким Докчи за странное не считается. Я понимаю, что хочется, но нет. Ещё вопросы?

Все молчали.

И молчали так, словно в третий раз собирали для Докчи гроб.

Первой не выдержала Хан Суён:

— Ой, да ладно, серьёзно?! Почему вы все стоите с такими лицами, будто Ким Докча оказался не омегой, а смертельно больным? — взгромоздившаяся на диван с ногами, она махнула рукой и чуть не зашибла сидевшего сбоку Ли Гильюнга. — Прости, мелкий. Устроили траур! У нас вообще-то и другие омеги в группе есть, и никого это не смущало.

— Д-да нет, я просто… — забормотал Хёнсон, покраснев кончиками ушей. Суён обращалась не к нему, но слова её он явно воспринял на свой счёт. — Я просто был уверен, что Докча-сси — бета. Н-ну, я и сам бета, конечно, но феромоны отдалённо чувствую, а Докча-сси…

— Ничем не пах, — закончила за него Джун Хивон. — Я тоже думала, что Ким Докча — бета.

— И я, — отозвалась Ю Сан А, покачав головой. — Поэтому, Суён-сси, дело не в трауре и не в смущении. Ты права: Ким Докча не единственный омега в нашей группе, но… Думаю, все просто удивлены.

Остальные — все до единого, кроме самой Хан Суён — синхронно кивнули. Как голуби.

Джунхёк едва удержался, чтобы не приподнять бровь: неужели никто — вообще никто? — из них не знал, что Докча был омегой? Ладно, Ли Хёнсон, Гон Пильду и Хан Суён были бетами, и пусть беты могли различать альф и омег, всё же им такая невнимательность была простительна. Феромоны в их жизни особой роли не играли, а потому игнорировать отголоски чужих запахов рано или поздно входило у многих бет в привычку. Простить можно было и Ю Сан А с Ли Сольхвой и Джан Хаён: обычно омеги без особых проблем распознавали друг друга, однако в апокалипсисе, среди бесконечных битв и выживания, им могло быть не до этого, верно? Но Джун Хивон и Ли Джиё?.. Джунхёк нахмурился. Ли Джиё была подростком: свою роль могли сыграть простая неопытность и ещё не до конца сформировавшееся обоняние — вот только для Джун Хивон подобных оправданий не находилось.

«Ничем не пах.»

Неправда. Докча пах — пах свежими чернилами на страницах новоотпечатанной книги, и запах этот, едва уловимый и лёгкий, теперь преследовал Джунхёка, как зацепившийся за рукав флёр.

Джунхёк тоже распознал его не сразу. Тогда, на мосту, когда пальцы крепко сжимали чужую шею, он впервые почувствовал что-то странное и почти неразличимое. Но воздух наполнялся и давил гарью, бил в нос тяжёлым запахом крови, обугленных тел, бензина и обожжённого металла — и Джунхёк не обратил на это «странное» никакого внимания. Упустил, чтобы затем почуять вновь: мимолётом на станции, шлейфом среди деревьев в Мирных землях, остатком на кончиках волос и кромке одежды, когда его, отравленного ядом, Докча тащил на своей спине. И всё же… всё же запах был настолько слаб и непредсказуем — он то появлялся, то исчезал; то обострялся, то тонул в захлестнувшей мир агонии — что Джунхёк иногда думал, что бредит. А потом случился Внешний Бог. Случился раненый, но ухмыляющийся Докча с сумасбродным планом, случились пальцы, крепко держащие за ворот рубашки, и самодовольное, шутливо-нешутливое:

— Помнишь… Второй Сценарий?

Джунхёк помнил.

И помнил, как оказалось, не только их разговор и его последствия.

Чернила. Бумага. Джунхёк услышал, как пахнут хруст и шелест страниц, — и в этот момент наконец-то понял. Оборванное «Так это от тебя…» застряло в горле, запеклось на губах кровавой коркой, так и оставшись невысказанным. Докча глядел на него с усмешкой, перекрикивал ревущего Бога и шторм Вероятности, пока Джунхёк дышал — и не различал вокруг себя ничего, кроме краски на исписанных, переплетённых листах.

После этого всё пошло кувырком.

Запах остался таким же, — мягким, ненавязчивым, лёгким и едва заметным — но теперь Джунхёк чувствовал его постоянно. И это бесило. Но бесило не так, как обычно: прибить Докчу не хотелось, хотелось просто сделать… что-то. Необъяснимое и непонятное. Поначалу Джунхёк был уверен: злился он из-за того, что ему с головой хватало Ким Докчу видеть (его дурацкое белое пальто, дурацкие выходки и дурацкие ямочки на щеках от улыбки) — а сейчас приходилось ещё и чуять.

Но мир перевернулся, встал на ноги, когда в один из дней Джунхёк поймал себя на мысли, чего желал на самом деле. Он стоял позади Докчи, расхаживающего туда-сюда по гостиной, и думал лишь о том, как хочет подойти ближе. Оказаться прямо за спиной, наклониться и, прижав к себе Докчу обеими руками, уткнуться носом ему в шею. Чтобы вдохнуть — упоённо, полной грудью — этот чёртов запах: дразнящий, преследующий, почти сводящий с ума. Чтобы держать и не отпускать, чтобы укусить, пометить, оставить след, от которого Докча уже не сможет сбежать и скрыться. Хотелось, чтобы Докча вздрогнул от его зубов, выгнулся навстречу, опуская голову и давая разрешение, чтобы согласился разделить метку, ответив укусом на укус.

Так должно было быть правильно.

Джунхёк сделал шаг, но Докча почуял неладное, обернулся и отшатнулся, нервно фыркнув.

— Если хочешь меня придушить, вставай в очередь. Хан Суён ещё с самого утра мне угрожает.

Джунхёк одёрнул себя и убрал руки в карманы, нахмурившись. Инстинкты никогда — ни разу за несколько жизней, даже когда он давал слабину — не брали над ним верх, а тут…

— Я без спроса взял её леденцы, которые она, между прочим, просто оставила валяться на кухонном столе, — проворчал Докча, не придав чужому жесту никакого значения. — Спасибо, кстати, что спросил. Ценю твою заботу.

В тот день пришлось переосмыслить многое.

Джунхёк и раньше подозревал, что Докча нравился ему не как друг, компаньон или соперник, — вернее, не только как — но думать об этом не было ни времени, ни возможности. Они вместе двигались вперёд, перемалывали Сценарии, выживали как могли и как умели, и Джунхёку оставалось лишь мириться с тем, что Докча подкрадывался к его сердцу всё ближе. Отмахиваться (не очень успешно) от раздражения, когда они с Ю Сан А мило ворковали под ночным небом, делать вид, что от слов Ли Джиё — «Ого! Мастер, кажется, вы сблизились с тем аджосси!» — не теплело в груди и притворяться, что от каждой смерти этого придурка дыра за рёбрами не становилась больше. После Сценария «73-го Короля Демонов» притвориться уже не получилось. Запершись ото всех, Джунхёк примирялся с собой, своими чувствами, с потерей и с тем, что не успел: сделать, сказать, сохранить.

А теперь, когда Докча был рядом, — живой, почти выздоровевший и всё такой же бесшабашный — Джунхёк ясно осознал: выбрал он его не только сердцем и разумом. Альфа внутри ходил кругами, фыркал и не понимал, почему Докча до сих пор не был их партнёром. Не понимал — скалился потому нервно и раздражённо всякий раз, когда Джун Хивон оказывалась к Докче слишком близко: хлопала его по плечу или притягивала к себе, зажав локтем шею. Улеглось всё более-менее только тогда, когда Джун Хивон оставила свой запах на Ли Хёнсоне, дав понять всем вокруг, кого она выбрала своим партнёром.

Однако успокоился внутренний альфа ненадолго: вскоре он недовольно щерился в сторону каждого, кто мог потенциально претендовать на сердце Докчи. И неважно, был этот «кто-то» альфой, бетой или омегой: у кого-то шансов было больше, у кого-то — меньше, но всё же они были. Как будто бы. Хотя бы иллюзорные, хотя бы надуманные, потому что сам Докча, к сожалению или к счастью, никого не выбирал. Не то что запахом: ни намёком, ни жестом, ни взглядом. Даже не сказал никому, что он омега.

Он никогда не выбирал себя — и не давал другим выбрать его.

Вот только Ю Джунхёк у него разрешения не спрашивал. И спрашивать не собирался.

Он ещё раз оглядел собравшихся: из всей их Туманности лишь Хан Суён не выглядела удивлённой. Со скучающим видом она перекатывала во рту леденец и, подперев щёку кулаком, без особого интереса слушала взволнованные обсуждения других. Или делала вид, что слушала, задумавшись о чём-то своём. Не могла ли она?..

Дети зашептались — Джунхёк невольно переключил внимание на них.

— Если аджосси — омега, — протянула Шин Ёсун, — значит у меня может появиться брат или сестра? Ну, когда-нибудь в будущем?

— Не у тебя, а у меня. Не говори так, как будто ты его дочка.

— Ты сам так говоришь! Но вообще-то я его Воплощение. А тебя он на помойке нашёл.

— Я тебе уже сто раз повторял: мы встретились в метро, и я очень помог хёну, — зашипел в ответ Ли Гильюнг. — И я с ним дольше, чем ты! Он тебя просто пожалел, поэтому и взял Воплощением! Вот будут у хёна дети, и он про тебя забудет!

— А про тебя нет, что ли?

Они надулись, отвернулись друг от друга и обиженно замолчали. Ли Гильюнг нахохлился, как замёрзший воробей, и спрятал глаза под кепкой. Шин Ёсун встревоженно кусала губу, пока не пробормотала:

— Думаешь, аджосси нас и правда забудет?

— Эй, мелофь, фто за глупофти фы там обфуфдаете?

Хан Суён всё-таки слушала. Перекатив палочку от леденца в другой уголок рта, она с кошачьим проворством перегнулась через Ли Гильюнга и бесцеремонно потрепала Шин Ёсун по волосам — так, что у той чёлка встала дыбом. Гильюнг поёжился и попытался сползти с дивана, но Суён пугающе ухмыльнулась, не дав пацану и шанса на побег: безжалостный щелбан щёлкнул его сначала по козырьку кепки, а после — по лбу.

— Ким Докча, конечно, редкостный придурок, да и опекун из него дерьмовый…

— Суён-сси, не выражайся при детях, — Ю Сан А нахмурилась, но тут же прочистила горло и добавила куда мягче: — Пожалуйста.

— А что, я разве не права? Помирать на глазах у своих названных детишек — такой себе метод воспитания. Грамоту о педагогических успехах за такое точно не дадут, — Суён хмыкнула, скрестив руки на груди. — И вообще. От Гон Пильду они явно наслушались больше, чем от меня.

— Чего?! Я при детях не ругаюсь!

— Или от Ли Джиё…

— Онни, не втягивай меня в это! Я тут вообще ни при чём! Мастер, скажите ей!

— Да и Спонсор Джун Хивон частенько попадает под цензуру. А я напоминаю, что кровь-кишки Звёздный Поток не режет, но вот слова Уриэль…

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» прячет лицо за крыльями]

[Созвездие «Чёрный Огненный Дракон Бездны» смеётся, что без фильтра они выучили бы много новых слов]

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» говорит, что это защита и оружие от демонов]

[Созвездие «Узник Золотого Обруча» бормочет, что не только от них]

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» возмущено внезапным давлением и говорит, что не учит детей ничему плохому, в отличие от Созвездия «Чёрный Огненный Дракон Бездны»]

[Созвездие «Чёрный Огненный Дракон Бездны» гордо задирает голову]

[Созвездие «Скрытый Интриган» не понимает, как всё свелось к этому разговору]

Зато понимал Джунхёк: стоило Хан Суён открыть рот — и всё вокруг превращалось в бедлам, хаос и неразбериху. Неудивительно, что они с Драконом по-своему спелись. Суён могла бы посоперничать со Скрытым Интриганом за его имя, а с Докчой — за право пользоваться лозунгом «Пришёл, увидел, навёл суеты».

Джунхёк вздохнул, потёр переносицу — от поднявшегося гама уже начинала тяжелеть голова — и оторвался от стены. Ухода его никто не заметил. Вернее, почти никто: заметила Ю Сан А, бросившая в его сторону короткий взгляд, заметил Ли Гильюнг, показавший ему в спину язык, — мелкий паршивец — но задерживать Джунхёка ни один из них не стал. В дверях он услышал лишь отголосок слов Суён: «… в общем, скорее навернётся Звёздный Стрим, чем этот придурок выберет себя, а не вас». И это было то немногое, в чём они с ней были единодушны.

Джунхёк вышел на улицу. На заднем дворе их «штаба», в который они переделали владения бывшего герцога, было относительно тихо. Поодаль гудела и шипела частично восстановленная фабрика, горожане расходились на обед, и за забором, покрытым магической плёнкой, поглощавшей звук, чужих разговоров практически не было слышно.

Джунхёк остановился на пороге и закрыл глаза, невольно прислушиваясь к приглушённому, едва различимому шуму, доносившемуся из приоткрытой двери. В шуме были смех, споры и голоса близких, в шуме были удача, правильные решения, чужая непрошенная — не одна — жертва, в шуме была жизнь, настоящая и неповторимая, и Ю Джунхёк из других регрессий наверняка отдал бы многое, чтобы оказаться в этой гостиной. Среди людей, которых он терял и практически никогда не видел в полном составе. Нынешний Джунхёк тоже бы отдал многое, но в этой регрессии, в которой всё пошло не по плану, судьба не требовала от него крови товарищей в обмен на продвижение по Сценариям.

Хотя жизнь одного тупого ублюдка она всё же упрямо возжелала.

Джунхёк шагнул вперёд, поднял голову и посмотрел на одно из окон второго этажа. Там была комната Докчи — и там же был эпицентр всех самых идиотских и сумасбродных планов мира. Джунхёк бы не удивился, если бы в ней творилось что-нибудь, что творилось у типичных мультяшных злодеев: сверкали бы молнии, поднимались пары́ разноцветного дыма от зелий, а в котле бурлило ядовитое месиво. Но за окном всё было спокойно. Или, быть может, так только казалось.

Даже в обычные дни Докча наматывал по комнате круги с телефоном в руках (Джунхёк уже не раз заставал его так и выжидал по несколько минут, пока его наконец заметят), но… Чем он занимался теперь, когда приближалась его первая течка? Спал? Читал какие-нибудь инструкции или книги, оставленные Ли Сольхвой? Ходил взад-вперёд и бормотал себе под нос всякую чушь, как делал всегда? Или уже обустраивал гнездо?

«Гнездо…»

Джунхёк судорожно выдохнул, представив, как Докча раскладывает вокруг себя подушки, одеяла, собственную и чужую одежду, а потом сворачивается в них, оставляя рядом свободное место для партнёра. Для меня, подумал Джунхёк и тут же сжал челюсть: никакого «их» всё ещё не было. Они были компаньонами, соперниками, товарищами, но не возлюбленными.

Джунхёк мог бы признаться. Мог подойти, схватить вечно беспокойного Докчу за руку и сказать, что любит его, — вот только ничего путного из этого бы не вышло. И проблема была не в апокалипсисе, не в их нескончаемых стычках или стыде за свои чувства… Проблема была в том, что Докча был Докчой. Изворотливым засранцем, который чурался заботы и любви. Всякий раз, когда кто-то относился к нему с теплотой, он выглядел так, будто для него было проще сбежать, провалиться сквозь землю или исчезнуть, чем принять чью-то доброту. Джунхёк был уверен: подойди и признайся он вот так, в открытую, и Докча отгрыз бы себе руку, чтобы дать дёру. А потом избегал бы Джунхёка всеми возможными способами: от запираний в кабинете до ныряния с головой в гущу смертоносных Сценариев.

Они это уже проходили.

Хватит.

Действовать нужно было осторожно, с неочевидным напором — и течка была отличным шансом стать ближе. Шансом показать себя как заботливого и ответственного альфу, на которого можно положиться, шансом притереться друг к другу и пробиться сквозь кокон, в который завернул себя Докча. Стоит ему как омеге принять Джунхёка, довериться, разрешить ухаживать и присматривать за собой, и дело пойдет лучше. Может быть, — может быть — Докча даже пригласил бы Джунхёка в гнездо. Дал обнять себя ночью или прижался бы к нему сам, проворчав что-то недовольное, когда в загривок ему уткнулись бы носом…

Альфа внутри взволнованно зашебаршил, и Джунхёк сделал глубокий вдох, чтобы угомонить и внутренние инстинкты, и собственное предвкушение.

Думать об этом было рано.

Сначала, по-хорошему, нужно было «случайно» забыть своё пальто в гостиной, коридоре или общей ванной — где-нибудь, откуда Докча мог бы спокойно и незаметно забрать его в гнездо. Просто так этому идиоту одежду не предложишь: гордость не позволит взять. Оскалится, откажется, фыркнет пренебрежительно, даже если будет пожирать пальто глазами, и из упрямства и придури потом вообще не притронется к вещам Джунхёка.

— Знаешь, кто обычно первым бежит с тонущего корабля?

Позади раздался голос, — насмешливый, гадливенький — и не надо было оборачиваться, чтобы узнать в нём Хан Суён.

Но Джунхёк всё-таки обернулся, смерив её хмурым, предупреждающим взглядом.

— Хочешь, чтобы я вышвырнул тебя за борт?

— Хороший капитан ценными ресурсами не разбрасывается. Ким Докча, кстати, об этом знает. Хотя во всём остальном ему до «хорошего капитана», как тебе до «приличного человека».

Суён усмехнулась, почесала одну ногу другой и, помолчав немного, спросила куда серьёзнее:

— Мы ведь не допустим гадёныша к следующему Сценарию?

— Конечно.

Это даже не обсуждалось.

— Вот и славно, — Суён заметно расслабилась, опустила до того напряжённые плечи и быстро оказалась рядом. — Ты иногда соображаешь. Но Ким Докча будет сопротивляться. Хотя, может, он будет плохо себя чувствовать и постоянно спать, и нам не придётся…

— Ты не выглядела удивлённой, — резко перебил её Джунхёк, — когда Ли Сольхва сказала, что Ким Докча — омега.

— Чего? Это сейчас к чему вообще?

— Он тебе сам об этом рассказал?

— Ага, конечно, бежит и падает, — Хан Суён закатила глаза и раздражённо цыкнула. — Ничего он мне не говорил. Это, ну… Не знаю, называй интуицией, чуйкой, третьим глазом, как хочешь. Я просто подозревала, что он омега, поэтому и не удивилась, вот и всё. А ты так-то тоже особо этой новостью не впечатлился. Ты что, запах его почувствовал?

Джунхёк не ответил, повернувшись обратно к окну.

— Эй! Я с тобой разговариваю!

Он молчал, не обращая на разгневанную Суён внимание: бесится и бесится. Он уже узнал у неё всё, что ему было интересно.

— Ты меня слушаешь вообще?! Придурок, тебя что, опоссумы в лесу воспитывали?!

Она нахохлилась и попыталась пнуть его в коленку, но Джунхёк подцепил ногой её ногу, — ту, что стояла на земле — и Суён едва не полетела носом вниз: спасла её крепкая хватка, сомкнувшаяся на вороте куртки. Суён взбрыкнулась, громко выругалась, едва не зашипела, и Джунхёк почувствовал в своей руке не человека — взятую за шкирку кошку, которая готова была вцепиться когтями ему в лицо.

Он отпустил её, проигнорировал злобный взгляд и несколько виртуозных, непечатных выражений и зашагал в сторону улицы.

Раз уж он собрался заботиться о Докче, нужно было как следует подготовиться.

***

Джунхёк должен был догадаться, что всё пойдёт не по плану.

С Докчой никогда ничего по планам не шло: ни по чужим, ни даже по его собственным.

Неладное стоило заподозрить с самого начала: слишком удачно его течка выпала на перерыв между основными Сценариями, слишком удачно они все оказались здесь, в цивильном доме, а не среди руин Сеула, и слишком удачно всё это случилось именно тогда, когда Джунхёк не просто понял — принял свои чувства. Конечно, он не думал, что всё пройдёт легко и гладко. Он был готов к тому, что Докча мог привычно упрямиться, отказываться от помощи или гундеть, что время тратить на него не стоит. «Я в порядке! Не нужно так за меня беспокоиться» — Джунхёк ожидал услышать что-нибудь эдакое, но никак не раздражённое, процеженное сквозь зубы: «Что тебе от меня надо? Свали уже по своим делам. Без тебя тошно».

И повторилось это не единожды.

— Ким Докча, ты в порядке?

— Буду в порядке, если перестанешь шастать туда-сюда мимо моей комнаты. У тебя что, своей нет?

Или вчера вечером. Докча подошёл к готовящему ужин Ю Джунхёку, посмотрел на него с предостережением и вместо приветствия сказал короткое:

— Не подходи к детям.

Джунхёк подумал, что ослышался, но уточнять не стал. Лишь отозвался бесстрастно:

— Я и не собирался.

— Узнаю, что подходил, — прибью.

Докча не врал, не придуривался и не приуменьшал: взгляд его, брошенный напоследок через плечо, горел демоническим пламенем. Метафорическим, но рискующим стать вполне реальным.

Джунхёк проводил Докчу растерянным молчанием, нахмурился и побарабанил пальцами по столешнице. В груди трепыхалось плохое предчувствие — настороженный, обеспокоенный альфа вторил ему мурашками на загривке.

«И что это было?»

Последние два дня Докча вёл себя странно.

— Охренительно странно, — добавила Суён к замечанию Ю Сан А и покрутила пальцем у виска. — Всё. Спёкся голубок. Орнитологи в команде есть?

— Суён-сси, я ведь предупреждала, — вздохнула Ли Сольхва. — Гиперболизированные реакции для первой течки — обычное явление. К тому же, у него скопился стресс из-за Сценариев. Возможно, даже больше, чем у любого из нас: смерти и возрождения не проходят для психики и организма бесследно. Так что Ким Докча может быть слегка… нервным. Это нормально. Поэтому я и просила вас набраться терпения и понимания.

Докча был не просто «нервным» — он бесился и злился, как шуганный домашний кот, которого били хозяева. Стоило подойти, протянуть руку, и Докча тут же ощетинивался, подбирался всем телом, готовый в любой момент не то спрятаться, не то напасть. Злился он не на всех, конечно, — далеко не на всех. Некоторые из их команды даже не сразу заметили, что что-то было не так.  

Первыми перемены ощутили дети. Докча и раньше старался уделять им время, но теперь — теперь он от них практически не отходил. Шин Ёсун и Ли Гильюнг были в восторге, а вот Ю Миа, которую Докча не то приписал к своему выводку, не то просто захотел взять под крыло, к внезапному вниманию отнеслась скептически. Хотя играть и слушать истории, которые рассказывал им на ночь Докча, не отказалась.

— Аджосси странный какой-то, — задумчиво протянула она, шаркнув ногой по земле. — То есть, он всегда странный. «Придурковатый» — так сказала Суён-онни. Но в последнее время как-то, ну, особенно? Понимаешь, о чём я, оппа? Он что, опять помирать собрался? Я слышала, что людям бывает очень хорошо, когда дальше им будет очень плохо.  

Было Докче хорошо или плохо, Джунхёк не знал. Но точно знал, видел и ощущал на собственной шкуре одно: отношение к альфам у Докчи изменилось. И изменилось не в лучшую сторону. Меньше всего досталось Ли Джиё: с ней Докча общался почти так же, как прежде. Не хмурился, не воротил нос, не глядел исподлобья, но всё равно оставался напряжённым — и плечи его в такие моменты казались острее обычного.

Вцепиться в них зубами хотелось тоже — сильнее обычного.

Джун Хивон не повезло чуть больше. Докча говорил с ней торопливо, нервно постукивая мыском ботинка по полу, поджимал губы и в объятиях застывал как статуя, осквернённая вандалами. Так что обнимать его Хивон быстро перестала: Докча всем своим силуэтом был одной недовольной, натянутой линией, а Хивон слишком уважала его и его комфорт, чтобы настаивать. Она старалась не беспокоить Докчу, не одёргивала в коридорах, не звала на тренировки — и в глазах его, потемневших и сосредоточенных, изредка мелькали сожаление и благодарность.

Джунхёк таким везением похвастаться не мог.

Утром он зашёл на кухню, даже не взглянув на примостившуюся за столом Хан Суён, — и первым делом попытался отыскать своё пальто. Расчёт был прост, но верен. Чем дальше продвигались Сценарии, тем беспокойнее спал Докча: он просыпался среди ночи, пялился в пустой телефон, словно видел на белом экране то, чего не видели другие, и либо уходил на час-другой в свой кабинет, пока окончательно не валился с ног от усталости, либо спускался на кухню, виновато гремя посудой. Разве можно было придумать момент идеальнее, чтобы незаметно стащить чью-то вещь, так удачно забытую на спинке стула? Когда вокруг нет никого и ничего, кроме гудящих труб, посвистывающего чайника и одинокого, невесть как залетевшего внутрь мотылька, бьющегося тушкой о лампу. Когда никто не увидит ни тебя, ни чёрное пальто, которое ты торопливо уносишь к себе в комнату, чтобы устелить им днище гнезда. А после — уснуть бестревожно, уткнувшись носом в кожаный ворот, пропитанный запахом альфы.

Расчёт был идеален — и пустая спинка того-самого-стула это подтверждала.

В груди невольно потеплело. Так теплело в первый весенний рассвет — и так теплело за рёбрами теперь, когда Докча не удержался, уволок, забрал — нашёл в Джунхёке и его запахе то самое, чего ему не хватало для уюта и спокойствия. Докча доверился: не напрямую, без слов и признаний, но всё же — доверил чуть ли не самое важное во время течки: свои комфорт и безопасность.

— Пальто своё ищешь? — усмехнулась Суён, не отрывая взгляд от телефона, в котором увлечённо печатала что-то одной рукой.

Во второй она держала надгрызенное яблоко, о котором, судя по потемневшим краям на месте укуса, давно и благополучно забыла.

Джунхёк ничего не ответил: пальто он не искал — и найти бы его не хотел.

Разве что как-нибудь потом, когда Докча пустил бы его к себе в гнездо. Вот там — там Джунхёк был бы не против отыскать то, что «потерял».

— Я видела, как Ким Докча забрал его…

Докча не постеснялся утащить пальто на глазах у Хан Суён? Странно. Впрочем, он всегда был…

— … чтобы выкинуть.

Сердце рухнуло вниз. Опустилось за мгновение, гулко шлёпнувшись о дно желудка, — так стремительно и сильно, что эхо от удара отдалось в ушах и встало поперёк горла. Джунхёк сипло втянул воздух сквозь плотно сжатые зубы и обернулся.

Раздался щелчок фотокамеры.

— Аргх, да твою ж! Смазалось! — зло зашипела Суён, яростно тыкая в телефон. — Такой кадр пропал!

[Созвездие «Чёрный Огненный Дракон Бездны» не понимает, как выбрал такое криворукое Воплощение]

— Повтори это ещё разок, и я твою голову повешу на стену как трофей!

[Созвездие «Чёрный Огненный Дракон Бездны» говорит, что вы не дотянетесь до его величественной фигуры]

— До какой такой «величественной фигуры»? Да пивная бутылка выше тебя, ящерица ты скукоженная! 

[Созвездие «Чёрный Огненный… ]

Уведомление пошло рябью и оборвалось: сквозь голубую плашку резко прорвалась рука, вцепившись в спинку стула рядом с головой Суён. Пальцы сжались — дерево затрещало, едва не ломаясь от нечеловеческой силы. Хан Суён прищурилась, скрестила руки на груди и ухмыльнулась, ничуть не смущенная угрожающей аурой, которую источал нависший над ней Ю Джунхёк.

— Рассказывай.

— А если нет? Достанешь свою пилочку для ногтей и опять будешь тыкать ей мне в горло? Брось. Мы оба знаем, что ты меня не убьёшь. Если только не хочешь окончательно разосраться с Ким Докчой, конечно.

Джунхёк тряхнул стул — Суён выругалась и едва не свалилась, вовремя схватившись за края сидения. Передние ножки оторвались от пола, уже изрядно потрёпанная спинка накренилась назад — и Хан Суён застыла в воздухе полулёжа, тут же попытавшись пнуть Джунхёка куда-то в бедро. Может, он и не убил бы её. Но отпустить — отпустить вполне мог.

— Говори.

— А волшебное слово?

— Тебя покалечит гравитация, а не я.

— Мудила, — выплюнула Суён и крепко вцепилась Джунхёку в локоть. — Полетишь со мной, если отпустишь. Прекращай уже строить из себя конченного, если не хочешь, чтобы Ким Докча тебя за километр обходил. Он и так от тебя не в восторге. А если я его сейчас позову и покажу запись стрима…

Чертыхнувшись, Джунхёк выпрямился и поставил стул вместе с Хан Суён на место. Сделал шаг назад, прислонился к столу и выжидающе посмотрел на неё, требуя ответов: как, куда и зачем Докча выкинул его пальто.

«Может, он просто сделал вид?»

Надежда не угасала, но самодовольное лицо Хан Суён было сродни пожарному шлангу, окатившему струёй воды едва показавшееся пламя. Когда она улыбалась вот так, бесстыдно и оскалисто, значит хороших новостей — хороших для него, а не для неё — можно было не ждать.

У этой женщины было хоть какое-то подобие стыда?

— Рассказывать особо нечего, но всё равно будь благодарен, что я сегодня в отличном настроении, — Суён демонстративно отряхнулась и поправила вывернутый капюшон толстовки. — Благодарность принимаю номиналом от двухсот тысяч вон.

— Воны тебе здесь ни к чему.

— Не занудствуй. Будут очень даже «к чему» после того, как всё это дерьмо со Сценариями закончится. Хотя для меня эти двести тысяч как позавтракать сходить.

Джунхёк слегка изогнул бровь.

— Тебе бы смерить аппетиты.

— А тебе — научиться манерам. У всех свои недостатки: кто-то любит хорошо и дорого поесть, а кто-то мудак.

— Решила наконец признаться в том, кто ты есть?

— Я сейчас встану и уйду.

— Попробуй.

Несколько долгих мгновений они испепеляли друг друга взглядами, и атмосфера на кухне калилась сильнее, чем металлическая кровля под плавящим июльским солнцем. Так, что Ли Джиё, завернувшая на кухню за водой, застыла, буркнула что-то про «попозже зайду» и скрылась в обратном направлении.

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» примирительно напоминает, что Созвездию «Демонический Король Спасение» сейчас нужны забота и внимание, а не их ссоры]

Суён закатила глаза и откинулась на спинку стула.

— А ещё ему нужен мозгоправ. Хороший и надёжный, — она криво и как-то безрадостно усмехнулась. Закинула ногу на ногу, побарабанила пальцами по колену и, перестав наконец упираться, продолжила: — Ладно, хрен с тобой. Слушай. Я сегодня засиделась допоздна, и где-то около четырёх утра на кухню спустился Ким Докча. Он принюхался, скуксил недовольную морду, а когда увидел твоё пальто, то начал бубнить что-то типа «раскидал тут свои душные феромоны» и «бесит уже». Я особо не вслушивалась.

Ложь.

Хан Суён просто не могла не вслушиваться в ругань Докчи, если та обрушивалась на Джунхёка. Наверняка ещё и поддержала, сгустив краски.

— Вообще я советовала ему отнести твоё пальто на помойку, чтоб наверняка. Но этот дурак зачем-то над ним сжалился, так что валяется оно сейчас в той комнате, которую мы окрестили «кладовкой». Если повезёт, то оно, может, даже ещё не успело пропитаться запахом засоленных монстрячьих конечностей, — Суён скривилась, как будто вместо лимонной конфеты положила на язык лимонную кислоту. — Фу, мерзость. До сих пор не понимаю, как Гон Пильду это ест.

Джунхёк ничего не ответил. Лишь почувствовал, как по скулам заходили желваки, а альфа внутри беспокойно заметался из угла в угол. Если Докче не нравился его запах, то это было не просто плохо.

Это была катастрофа.

Масштабнее вторжения Внешнего Бога, масштабнее предстоящей Войны Святых и Демонов — личная катастрофа, которая затмевала всё, что было, и всё, что должно было случиться. Ведь если Докче не нравился его запах, то шансов у Джунхёка просто не было. Жалкая одна тысячная процента — единственное, на что он вообще мог рассчитывать.

— И на его лице отразилась вся скорбь человеческая… — драматично (но не слишком) покачала головой Хан Суён, подтянув к себе колено. И тут же зевнула, смывая с лица любой намёк на сочувствие. — Я же говорю, что у Ким Докчи мозги набекрень встали. Ну, они там такие кривые и были, конечно, и зачем-то давали ещё участвовать в умственной деятельности жопе, но в течку съехали конкретно. Будь благословлена природа, что я бета и такой хернёй не страдаю!  

Джунхёк мысленно сделал глубокий вдох, как учила его Святая, и так же мысленно располовинил мечом стол. Хан Суён, будто почувствовав неладное, благоразумно от стола отодвинулась.

Шёл первый день течки Докчи — и шёл он спиной вперёд, стоя на руках, спотыкаясь и падая через каждые сто метров.

Всё должно было быть не так. Совсем не так.

Сансара издевалась над Джунхёком в каждой из его регрессий, — по-своему, извращённо — и эта исключением не стала. Докча — обычно сумасбродный, сумасшедший Докча, который не боялся ничего плохого, но боялся всего хорошего — избегал его. Опасался. Ненавидел? Джунхёк не мог подобрать нужного слова: все они крутились на языке — и все они были не тем, что отражалось в глубоких, окаймлённых ободом глазах, с которых списано было звёздное небо.

Небо это теперь смотрело на него с презрением — точно так же, как и настоящее.

Подойти к Докче было почти невозможно: он либо запирался у себя в комнате, либо, завидев Джунхёка, разворачивался на сто восемьдесят градусов и исчезал. Пару раз они всё же сталкивались — и в каждую из этих встреч Докча поднимал на Джунхёка раздражённый взгляд, отмахивался короткими резкими фразами, а потом что-то яростно черкал в блокноте, который дала ему Сольхва и который он таскал с собой так же фанатично, как и телефон. Единожды, кажется, Джунхёк даже услышал, как под нажимом ручки порвалась бумага. Наверняка в тот момент, когда Докча ставил точку — жирную такую, похожую на отъевшегося клеща — после размашистого оскорбления в его, Джунхёка, сторону.

Внутренний альфа выл подстреленным зверем: омега не принимал его, не подпускал, не давал позаботиться. Игнорировал или обходил, словно перед ним был не альфа, а давний недруг, с которым не хотелось связываться. О гнезде можно было вовсе забыть.

Инстинкты грызли рёбра, грызли позвоночник, косточку чуть ниже загривка и адамово яблоко — Джунхёк почти физически ощущал этот нескончаемый, отчаянный зуд, но сделать с ним ничего не мог. Всё, что ему оставалось, — терпеть, как и советовала Ли Сольхва. Держать инстинкты в узде, не нагнетать, бороться с желанием притянуть Докчу к себе и обнимать его так долго и крепко, пока тот не выбьется из сил, не обмякнет в его руках и, смирившись, не перестанет брыкаться. Пока упрямство не возьмёт верх над упрямством.

Альфа хотел именно этого — Джунхёк понимал, что с Докчой не могло быть всё так просто.

И что одним упрямством ничего бы не решилось.

В конце концов, изменившееся поведение Докчи обеспокоило всех — и новое собрание организовалось в тот же вечер.

Все молчали. Хан Суён нарочито громко грызла леденец, не собираясь вновь быть той, кто первой заводит неудобный разговор, Ли Хёнсон смотрел куда-то в стену, Джун Хивон нервно протирала меч, который казался ей недостаточно чистым, а Ю Сан А неторопливо и со знанием дела зашивала порванную куртку Ли Джиё. Та сидела рядом, внимательно наблюдала за Сан А, ловко обращавшейся с ниткой и иголкой, и упорно делала вид, что потайные стежки её интересовали больше, чем Ким Докча.

— Просто нашла бы уже новую, — утомлённо протянула Суён. — Если не хочешь тратить монеты в Котомке, можно кого-нибудь ограбить.

— Эту отдал мне Мастер, — гордо отрезала Джиё.

О замене не шло и речи. Даже если куртка эта превратится в тряпку, потрёпанную и вывернутую подкладкой-внутренностями наружу, Ли Джиё продолжит таскать её в кармане на удачу.

Хан Суён едва не шлёпнула себя ладонью по лбу и повернулась к Джунхёку.

— Хорош издеваться над ребёнком, купи ей нормальную куртку.

— Твоих советов я не спрашивал.

— Эй! Я вообще-то не ребёнок! Меня спросить сначала не хотите?

Раздался звон — в гостиной резко стало тихо. Сольхва мешала сахар в своём кофе, постукивала ложкой о стенки кружки — ненавязчиво, но вполне ясно призывая к порядку — и смотрела на всех с привычным спокойствием.

Как будто ей не впервой было успокаивать буйных пациентов.

— Насколько я понимаю, мы собрались, потому что все волнуются за Ким Докчу и его состояние.

— Я не волнуюсь, — пожала плечами Суён. — Не за него, по крайней мере. А вот за свою толстовку, которую он спёр, очень даже волнуюсь! Надеюсь, она не провоняет у него в гнезде этими вашими альфа-феромонами! Не хочу её потом по десять раз отстирывать.

— Не провоняет, — буркнула Джиё, и в голосе её, который она всеми силами старалась держать равнодушным, послышался отголосок обиды. — Наши вещи аджосси не берёт. «Наши» — это альф, в смысле. Нос воротит. Странный он какой-то стал.

— Он почти со мной не разговаривает, — вздохнула Джун Хивон, оставляя наконец меч в покое. — Сначала я думала, что Докча-сси просто не хочет тревожить нас своими феромонами, но видно же, что ему неприятно, когда я рядом. Я не понимаю. Это нормально? Такие симптомы у течек правда бывают?

— С Мастером он вообще постоянно цапается! То есть, ну, не то чтобы постоянно, просто… Серьёзнее обычного! Вы понимаете, о чём я!

— Но к тебе Докча-сси, кажется, относится по-прежнему, — Ю Сан А откусила излишек нитки и расправила залатанную куртку на коленях. Место сшива было почти не видно. — Хотя Джун Хивон и Ю Джунхёка он как будто опасается. Значит дело не в одном только запахе, верно?

— Не знаю, может, аджосси просто уважает меня больше других? Хотя как можно не уважать Мастера и Хивон-онни?

— Думаю, — отозвалась Сольхва, — всё дело в том, что ты подросток. Ким Докча воспринимает тебя ближе к ребёнку, чем к взрослой альфе, потому и относится к тебе куда мягче.

— Не понимаю, хорошо это или плохо. Я могу на него поругаться?

— Радуйся, что он не таскается за тобой, как за другими детьми, — хмыкнула Суён. — А то от него уже вон, даже Дракон Бездны шарахается.

— Что? Почему?

— Ким Докча с ним слишком ласково стал разговаривать. Никаких споров, подколов и грызни — Дракона это пугает.

[Созвездие «Чёрный Огненный Дракон Бездны» протестует и говорит, что не боится это жалкое Созвездие]

— Ну да, ты боишься не этого придурка. Ты как настоящий мужчина боишься нежностей и ласки.

[Созвездие «Чёрный Огненный Дракон Бездны» говорит, что ничего не боится]

[Созвездие «Чёрный Огненный Дракон Бездны» считает нежности глупым и тошнотворным проявлением чувств]

— Ага, и поэтому ты поджал хвост и сбежал с канала, когда Ким Докча предложил привести твои рога в порядок. Совсем не потому, что твоя драконья задница засмущалась, да?

[Созвездие «Чёрный Огненный Дракон Бездны» грозится испепелить вас, если вы не замолчите!]

Ли Хёнсон наклонился к Хан Суён и, помявшись, спросил вполголоса:

— Докча-сси что, даже его за ребёнка принимает?

— Похоже на то. Жуть, правда? — она подняла вверх раскрытую ладонь и ухмыльнулась. — Хорошо быть бетой.

Хёнсон посмотрел сначала на Суён, потом на её руку и неуверенно повторил жест, словно только сейчас узнал о тайном языке бет. Которого вообще-то не было. Суён цыкнула, взглянула на Ли Хёнсона с выражением «Ты серьёзно?» и дала ему, смущённому и растерянному, пять.

Джун Хивон убрала меч в ножны.

— Сольхва-сси, ты ведь врач. Это правда всё из-за течки? Ну, то, как ведёт и чувствует себя Ким Докча. Оно пройдёт со временем? Мы вообще можем ему как-то… помочь? Кроме как не беспокоить?

— Я говорила с Ли Сукён.

В гостиной снова повисло молчание. Ли Джиё замерла, потянувшись к куртке, Ю Сан А выпрямилась и отвлеклась от стежков, а Гон Пильду, до того дремавший в кресле после дневного дежурства, резко проснулся. Даже Суён перестала теребить фантик от леденца, прислушавшись.

Джунхёк напрягся: если Сольхва обратилась к Ли Сукён, значит хороших новостей можно было не ждать. Мать, как и сын, была предвестником проблем — может, и не вселенского, но весьма приличного масштаба. За вселенские беспорядки отвечал сам Докча.

Ли Сольхва продолжила:

— Она не вдавалась в подробности, но сказала, что в подростковом возрасте у него был неприятный опыт общения с альфами. И сослалась на сложные взаимоотношения с отцом. Но всё же, учитывая резко изменившееся поведение Ким Докчи, я бы предположила, что этот опыт был не просто «неприятным». Вероятнее всего, он был травмирующим.

— Но ведь до этого, — нахмурилась Хивон, — всё было в порядке. Он никогда нас не сторонился, и мы даже не думали, что он омега.

— Либо травмы остались в подсознании, либо Ким Докча научился с ними уживаться и не замечать их. В любом случае, течка спровоцировала усиление инстинктов, а вместе с ними вытащила наружу и все копившиеся страхи, опасения, обиды и злость. Обычно омегам становится спокойнее в окружении альф, которым они доверяют, но для Ким Докчи сейчас альфы — это угроза. Причем не только для него, но и для детей.

— Ну да, — встряла Суён, — касалось бы это только его, он бы просто по углам шкерился или организовал в комнате бункер. А не расхаживал тут со злобной мордой.

— Не совсем согласна с твоей формулировкой, Суён-сси, но в основной мысли ты права. Поскольку теперь на попечении Ким Докчи есть дети, он инстинктивно хочет их защитить. И если для защиты самого себя достаточно избегать угрозы, то для защиты детей с этой угрозой приходится сталкиваться.

Травмирующий опыт, значит. Издевательства? Побои? Насмешки? Унижения или, быть может, принуждение к чему-то, о чём даже думать было мерзко? Джунхёк сжал кулаки. Если бы можно было сломать пальцы о собственную ладонь, если бы могла порваться кожа на костяшках от напряжения и натяжения, его руки уже превратились бы в бордовое месиво. Альфа внутри желал вгрызться в глотку каждому, кто хоть пальцем тронул его омегу, — Джунхёк вторил ему желанием медленно и мучительно отрывать им конечности. Ему никогда не был близок садизм, он не упивался страданиями и болью, но от одной только мысли, как сворачивался на полу Докча, закрывая живот и голову от ударов, хотелось убивать. 

Ким Докча не был его омегой — Джунхёк понимал это. Понимал, но всё равно изредка — тайно, в собственной голове — позволял себе называть его своим. И не собирался препятствовать злости, которая текла теперь вместе с кровью по венам.

— Ладно, но почему у аджосси такая реакция на Мастера? Хивон-онни тоже альфа, но к ней аджосси относится спокойнее. Ну… хотя бы не так агрессивно.

— Думаю, — отозвалась Ю Сан А, — всё дело в том, что Ю Джунхёк самый сильный из нас. Закономерно, что Докча-сси будет опасаться того, кто представляет наибольшую угрозу. Потенциально. Прости за формулировку, Джунхёк-сси, но с точки зрения омеги это выглядит именно так.

Джунхёк прищурился — Ю Сан А встретила его напряжённый взгляд с непоколебимым спокойствием. Сколько бы ни хотелось сейчас оскалиться и спросить, какую такую угрозу он представляет для Докчи, — он что, совсем конченный: нападать на того, кого выбрал своей парой? — всё же Сан А знала, о чём говорит. Она сама была омегой.

— Думаешь, причина только в том, что он самая громкая псина в стае? — усмехнулась Суён.

В голосе её не было ни капли сожаления. И страха тоже — не было. Хотя стоило Джунхёку оторваться от стены и сделать шаг вперёд, она тут же дёрнула Ли Хёнсона за рукав и поставила перед собой как живой щит. Хёнсон опасливо и виновато посмотрел на Джунхёка, но с места не сдвинулся: он не мог не защитить женщину, даже если той была Хан Суён. Раздражающая, бессовестная и совершенно не следящая за тем, о чём, с кем и как разговаривает. Её гнусные, сверкающие глазёнки выглянули из-за широкой руки Хёнсона.

— Посмотри правде в глаза, Ю Джунхёк. Как Ким Докча должен относиться к тому, кто постоянно грозится его убить? Он идиот, это понятно, поэтому и продолжает быть твоим компаньоном, но сейчас у него мозги ещё больше съехали — и он наконец начал понимать, что от тебя надо держаться подальше.

Джунхёк сцепил зубы, вновь сжал кулаки и шагнул ближе — Ли Хёнсон преградил ему путь, пробормотав неловкое:

— Извини, Джунхёк-сси. Пожалуйста, давайте обойдемся без драки.

Джунхёк не понимал, кому хотел больше оторвать голову: Хан Суён за её длинный язык, Ли Хёнсону за то, что тот осторожно теснил его плечом, продолжая бубнить извинения, или себе самому. Потому что в словах этой ведьмы — невыносимой, высокомерной, бьющей какого-то чёрта всегда в самую суть — была доля правды. Горькой, ломающей и болезненной. Всё было просто: Докча опасался альф, а Джунхёк в избавлении от страха совсем не помогал.

— Тебе напомнить, как вы познакомились? — продолжила Суён. — Я там не была и свечку не держала, но наслышана. Бросить Ким Докчу в пасть монстру? Даже не знаю, почему он тебя теперь сторонится!

«Я ждал его на берегу три дня».

Но Докча об этом не знал. Никто об этом не знал, кроме Созвездий, наблюдавших за трансляцией.

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» говорит, что самая крепкая связь порой начинается с недопонимания или даже неприязни]

[Созвездие «Узник Золотого Обруча» намекает, что в этой истории всё не так однозначно]

— Не лезьте, — процедил Джунхёк, поднимая взгляд на уведомления. — Мне не нужна ваша защита.

И жалость их ему тоже была — не нужна.

Он справится. Прорвётся голыми руками сквозь терние, которым окружил себя Докча, изранится, изрежется, — о шипы, колючки, о демонические когти — но не оставит всё как есть.

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» вздыхает и качает головой]

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» напоминает, что защита и забота сейчас нужны Созвездию «Демонически Король Спасения», как бы сильно тот ни протестовал]

— Уриэль права, — вмешалась Сольхва, осаждая накалившуюся атмосферу: Хёнсон, от греха подальше, уже покрыл ладони сталью. И даже Хивон настороженно посматривала то на него, то на Джунхёка, готовясь в случае чего сорваться с места. — Если мы хотим помочь Ким Докче не только облегчить течку, но и наладить взаимоотношения с альфами, хотя бы в пределах нашей группы, то нужно обеспечить ему комфорт, спокойствие и самое главное — безопасность. А конфликты эту самую безопасность не дают. Поэтому, Суён-сси, Джунхёк-сси, пожалуйста, — просьба зазвучала с безапелляционной врачебной настойчивостью, — держите себя в руках. Это действительно важно.

И на сосредоточенном, серьёзном лице Сольхвы ясно читалось: «Иначе как лечащий врач, ответственный за здоровье Ким Докчи, я вас двоих от него изолирую».

Суён пробормотала что-то невнятное и отвернулась. Джунхёк, пробив в ней взглядом несколько дырок, — в районе головы, шеи и плеча — цыкнул и отступил. Он мог бы без проблем отодвинуть Ли Хёнсона, если бы захотел, мог бы проигнорировать рекомендации Сольхвы, если бы ему было плевать на состояние Докчи, вот только плевать ему не было.

Он это знал. Сольхва это знала. И Хан Суён это тоже — знала. Подначивала, безнаказанно брызжа правдой, то ли потому, что хотела посильнее уколоть Джунхёка из личной неприязни, то ли потому, что хотела отомстить за Докчу. Ему дерьмово, и тебе тоже будет дерьмово, придурок. Хотя злорадной победительницей Хан Суён сейчас не выглядела. Она вообще смотрела теперь в окно, о чём-то задумавшись. Была ли у неё другая причина, чтобы заставлять Ю Джунхёка чувствовать вину? Возможно. Собирался ли Джунхёк эту причину выяснять? Определённо нет.

Когда он отошёл на расстояние, не позволявшее дотянуться мечом до Суён, Ли Сольхва улыбнулась, коротко и благодарно, и добавила:

— Также прошу не давить на Ким Докчу излишней заботой. Внимания должно быть в меру, иначе он может решить, что его загоняют в угол и лишают свободы. И желательно не давать ему поводов для беспокойства. Если что-то случится с Промышленным Комплексом: нападение, поломка — в общем, всё, что может вызвать стресс, то разбираться с этим лучше самим.

— Пф, Сольхва-онни, мы же не маленькие дети, — встрепенулась Джиё. — Уж точно за пару дней как-нибудь без аджосси справимся! Так что не переживай, беспокоить его не будем.

Джун Хивон над её головой весело и беззлобно хохотнула.

— Ну, справляться нужно не «как-нибудь», а хорошо. И ту трубу, которую мы позавчера утилизировали, всё-таки надо было сначала оттащить на помойку, а потом уже рубить мечом.

— Но я же не знала, что там какие-то жужжащие ушлёпки гнездо построили! И меня об этом никто не предупредил!

— Просто ты замахнулась раньше, чем Марк успел открыть рот.

— Думать надо живее. Мастер говорит, что в бою на оценку ситуации и принятие решения у тебя есть доля секунды.

— И поэтому ты решила, что самый быстрый способ избавиться от прогнившей трубы посреди города — сломать её?

— Я хотела помочь! Части ведь тащить легче, чем саму эту громадину.

Дослушивать Джунхёк не стал. Выйдя из гостиной, он завернул налево, остановился рядом с лестницей и поднял голову, вглядываясь в очертания второго этажа. Где-то там, через четырнадцать ступенек, среди безвкусно украшенных коридоров и одинаковых дверей, была комната Докчи, в которой тот играл с детьми в настольные игры. В общем и целом, инструкции Сольхвы были понятны: заботиться, но не слишком; уделять внимание, но в меру; лишний раз не беспокоить, но не оставлять одного; не напирать, но быть настойчивым. Всё было ровно так, как было с Докчой всегда: запутанно, сложно и неразборчиво. Хуже, чем китайские инструкции к подделкам «Lego».

Они с Миа как-то собирали один такой конструктор — та отреклась от этого инженерного чудовища уже на третьей странице. Но Джунхёк не сдался. Пыхтел, корячился и проклинал дизайнеров, сборщиков и вообще всех, кто приложил руку к набору «Моя маленькая ферма», — он потратил два дня, но всё же справился. И затем гордо водрузил собранную ферму на полку.

— Оппа, — Миа прищурилась, внимательно разглядывая пёструю композицию, — а почему свинка жёлтая?

Джунхёк пожал плечами и ответил честно:

— Потому что у производителя кривые руки. И обе из задницы.

Он никогда не бросал начатое: будь то криво сделанный детский конструктор, сложная игра или регрессии. Почти две сотни смертей и столько же откатов к началу — никакой нормальный (и ненормальный) человек не пошёл бы на такое. И если Ким Докча думал, что станет исключением из этого правила, что ж. Лучше ему было подумать ещё раз.

***

Ужин этим вечером Джунхёк снова взял на себя: если он хотел, чтобы Докча питался три раза в день — питался нормально, а не как и чем попало — то и готовку должен был доверить человеку, в чьих кулинарных способностях не сомневался. То есть себе. И никому другому. В конце концов, еда была тем немногим, что Докча принимал от него, не кривясь при этом так, словно ему подсунули жаренную на сковороде туфлю. Ел он, правда, в основном тогда, когда Джунхёка рядом не было, но всё было лучше, чем ничего.

Небольшое послабление на поле, усеянном минами.

Каждый из их группы знал: когда готовил Ю Джунхёк, заходить на кухню было как минимум нежелательно, как максимум — рискованно. Даже если хотелось просто попить воды, проскользнуть нужно было быстро и незаметно, не издавая лишних звуков и не делая резких движений. По возможности — не дышать. Не смотреть хищнику в глаза, не поворачиваться к нему спиной, не показывать свой страх и не сворачивать с намеченной траектории: шаг влево, шаг вправо — и Джунхёк мог подумать, что ему пришли мешать. Не все принимали это негласное правило, но все его соблюдали.

Почти все.

Двое всё-таки решили, что острых ощущений от Сценариев им мало и надо потыкать в чудовище палкой.

Первым был Ким Докча. Не то чтобы он приходил намеренно наводить суету и бесить, просто, уткнувшись носом в телефон, он обычно не замечал, куда идёт. И не думал о том, что вообще-то вот тут, на пороге, было бы неплохо струхнуть, развернуться и уйти. Вместо этого Докча забредал на кухню, иногда сталкивался с Джунхёком, по пять минут сверлил взглядом холодильник, не зная, чего хочет, и одним своим присутствием создавал атмосферу разнузданности. Пару раз Джунхёк хватал его за шкирку и выкидывал в коридор. Около трёх раз — метал в него банки с тунцом или вялеными овощами. Единожды всадил нож в столешницу рядом с его рукой, когда Докча потянулся к порезанному сладкому перцу, который Джунхёк собирался отправить на сковородку. Докчу не пугало ничего. А даже если пугало, он всё равно рано или поздно возвращался.

Вернулся он и сейчас. Прошёл хмурой тучей до корзины с фруктами, взял несколько, придирчиво их осматривая, — и только в этот момент, когда чужие руки крутили туда-сюда красное яблоко, Джунхёк понял: старался не дышать теперь именно он. Не поворачиваться, не провоцировать, не ругаться, даже если посягнули на святое, — делать всё, лишь бы не спугнуть. Лишь бы сохранить то редкое мгновение, когда Ким Докча не шарахался от него и не скалился. Просто мельтешил рядом, как делал это всегда.

Джунхёк тихо вдохнул: плечи сдавливало напряжением, за спиной колебался воздух, когда Докча ходил от одной полки к другой, и знакомый запах, чернильно-книжный, поддразнивал оглянуться. Посмотреть. Бросить мясо, бросить овощи — шагнуть ближе, обнять, окружить феромонами в надежде, что Докча почувствует себя в безопасности и всё разрешится: вот так просто и легко. Но «просто и легко» никогда про Докчу не было — и даже эту его сторону Джунхёк любил.

Пусть и страдал теперь больше других.

Запах внезапно стал резче, ощутимее, а между лопаток застыл жар, словно кто-то ткнул туда нагретой чайной ложкой. Джунхёк коротко обернулся: Докча стоял позади, близко, — слишком близко — дышал ему в спину и смотрел исподлобья. Не нежно, не влюблённо, как хотел бы Джунхёк, без мягкости и без усмешки — Докча смотрел на него недовольно и нетерпеливо, словно ждал, что его поймут без слов. И сердился, потому что не понимали.

Он шумно выдохнул и скрестил руки на груди.

— Ну?

Джунхёк читать чужие мысли не умел, — особенно те, которые напоминали яростно крутящееся бельё в поломанной стиральной машинке — но всё же сдвинулся в сторону. Докча тут же открыл шкафчик, который ему загораживали, достал корицу, сунул её в карман пальто и, бросив на Джунхёка странный взгляд, ушёл. Что ж, хотя бы нос не прикрыл и демонстративно не напрыскал на кухне освежителем. Иначе для альфы это был бы не просто удар по гордости — это был бы выстрел: дробью и почти смертельно.

Джунхёк упёрся рукой в тумбу и потёр переносицу. В какой момент всё пошло наперекосяк? В какой момент он, хозяйствуя на своей же территории, начал ходить по струнке, стоило только Докче шагнуть внутрь? Когда у того началась течка? Когда Джунхёк почувствовал, что тот омега? Когда понял, что влюбился? Или предпосылки появились гораздо-гораздо раньше, ещё тогда, когда он обещал прикончить Докчу, но в конечном итоге так ни разу его — по своей воле — и не прибил?

По полу зашаркали.

Специально громко и специально раздражающе.

Джунхёк посмотрел в сторону дверного проёма и нахмурился: конечно, кто же ещё это мог быть, как не Хан Суён, — второй человек, который любил совать пальцы в пасть тигру. Если Ким Докча частенько забредал на кухню неосознанно, то Хан Суён прекрасно знала, что делает. Хотя и угрозу, исходящую от Джунхёка, понимала больше: руки, по крайней мере, она к разделочной доске не тянула. И не мешалась под ногами. Просто заходила попить воды с высоко поднятой головой и видом «На входе стояла табличка с надписью: „Осторожно, злая собака“, но я не умею читать».

Однако к графину в этот раз Суён не пошла. Вместо этого она плюхнулась на стул, подогнула одну ногу под себя и уставилась на Джунхёка. Как будто пыталась понять по его лицу: стоило ли говорить то, что она хотела сказать, или нет.

На грызню настроения не было. Вкусный ужин, который понравился бы Докче, волновал Джунхёка куда больше, чем подколки Суён.

— Если пришла действовать мне на нервы, проваливай.

— Эй, я что, не могу прийти к тебе с благими намерениями?

— Ты? Нет.

— А если всё-таки да?

— Всё равно проваливай.

— Тебе стоит начать доверять своим товарищам. И относиться к ним более дружелюбно.

— Не помню, чтобы считал тебя товарищем.

— Врагом с привилегиями? — Суён качнулась на стуле. — Или можем сойтись на «Соратник по обстоятельствам». Ты не подумай, я тебя у себя в друзьях тоже видеть не особо хочу. Мне пока хватает одного сумасшедшего. Но проблема у нас сейчас общая, так что предлагаю объединить мою гениальность и твою… твои… М-м-м, — она задумчиво покрутила ладонью, осмотрев Джунхёка с ног до голова. — Тебя, в общем.

— Ближе к делу, — он повертел нож, потрогал наточенное лезвие большим пальцем. — И лучше думай, когда говоришь.

— Если честно, я думала, ты им скажешь.

Джунхёк обернулся, вопросительно приподняв бровь.

— Что?

— О том, что я была Первым Апостолом. Ты ведь догадывался, — Суён взглянула на него неожиданно серьёзно, и в глазах её, похожих на притаившуюся бездну, мелькнуло что-то, отдалённо напоминавшее признательность. Или уважение. Или это был лишь блик от люстры, и ничего более. — Ты мог рассказать об этом всем. Сегодня, когда я сказала, что ты сам виноват в том, как Ким Докча к тебе теперь относится. Я думала, ты крикнешь что-то вроде: «Да ты сама пыталась угробить и Ким Докчу, и вообще всех! Почему он тогда тебя не ненавидит?». Но ты не сказал. Просто как обычно полез с кулаками. Что, решил поиграть в благородство? Ну, в рамках своего извращённого понятия о благородстве, конечно.

— Я не занимаюсь интригами и прочей крысиной вознёй, — Джунхёк без интереса отвернулся, продолжив нарезать говядину. — В отличие от тебя.

— Ого. Было обидно. Так ты захотел примерить роль моралиста? И как ощущения? Оргазмические?

У Джунхёка дернулся глаз. Он убьёт её. Прямо здесь и прямо сейчас.

— Не порть об меня кухонный нож, — усмехнулась та, почуяв нарастающую угрозу. — Он дорогой и красивый. Я хотела после Сценариев забрать его себе, так что обожди со своей жаждой убийства.

И прежде, чем Джунхёк успел приставить лезвие к её шее, Суён затараторила:

— Слушай, я в курсе, что ты мне не доверяешь. Я тебе не доверяю ещё больше. Но я хочу помочь, а то недовольно-одухотворённая рожа Ким Докчи мне уже в кошмарах снится. Раньше вы цапались весело, а теперь цапаетесь слишком серьёзно и уныло, нам даже Созвездия стали меньше донатить. И в моих ставках они почти не участвуют. Ещё немного — и я… то есть мы просядем в глубокую финансовую яму. Так что я к тебе вообще-то с советом. Цени, кстати: великодушная и мудрая я кому попало советы не даёт.

— Мне не нужны твои советы. И помощь твоя мне тоже не нужна.

— А я всё равно дам тебе и то, и другое. И даже цену двойную за это не попрошу. Двести тысяч вон, помнишь? Минимум.

— Вовремя закрытый рот, — предупредил Джунхёк, — и ты уходишь отсюда с тем же количеством пальцев, с которым пришла.

Но Суён не слушала. Или ловко делала вид, что обрабатывать информацию она не умела примерно так же, как и читать вывески про злых собак.

— Если хочешь приманить Ким Докчу, начни его кормить.

Джунхёк посмотрел на неё, как на дуру. А после молча скосил взгляд на овощи и мясо, которые готовил прямо сейчас. Она что, подослала к нему одного из своих аватаров, у которого из воспоминаний было лишь две вещи: как правильно открывать рот и как бесить его, Джунхёка, тупыми комментариями?

— В смысле не просто готовь, — Суён закатила глаза и ради своего же блага затаила вертевшееся на языке «болван». — Отдавай ему еду прямо в руки. Даже если он будет отнекиваться, вырываться, швырять в тебя вещами и орать, всё равно впихни ему тарелку и беги. Главное — сама передача из рук в руки. У омег такой… Э-э, акт дарения? Кормления? Не знаю, называй как хочешь. В общем, оно подсознательно вызывает доверие. С распростёртыми объятиями Ким Докча, конечно, принимать тебя не начнёт, но, думаю, ты хотя бы перестанешь быть для него огромной красной лампой с надписью: «Не подходить!». А там уже можно работать дальше.

Джунхёк сам не заметил, как прислушался. А когда заметил, тут же себя одёрнул. Дела были совсем плохи, раз он начал всерьёз воспринимать слова Хан Суён.

— Мне нет дела до Ким Докчи и его течки.

— Ага, а ещё солнце — это огромный шарик мороженого, а я потерянная нигерийская принцесса.

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» тихо хихикает]

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» говорит, что нет ничего постыдного в том, чтобы переживать о своём компаньоне]

— Я не переживаю за него, — процедил Джунхёк, надавив на нож с такой силой, что под ним хрустнула случайно попавшаяся кость. — Просто Ким Докча слишком много стал себе позволять.

— Ну почему с вами двумя всегда так тяжело? — пробормотала Суён и, запрокинув голову к метафорическому небу, страдальчески и надрывно застонала. — Хорошо. Ты совсем за него не переживаешь. И совсем не подозрительно, что ты уже неделю готовишь на всех, включая Ким Докчу. А ещё ты совсем не выглядел побитой собакой, когда он захлопнул перед тобой дверь. И ты только что — совершенно точно! — не дал ему спокойненько зайти на кухню, отодвинуть тебя и уйти. Целым и невредимым. И ты сейчас совсем не думаешь о том, как бы меня прибить, потому что я права.

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» растрогана вашим вниманием к Созвездию «Демонический Король Спасения»]

Джунхёк ничего не ответил — лишь сглотнул подступившую к горлу злость и сильнее сжал рукоять ножа. Та неприятно впилась в ладонь, затрещала подозрительно, но так и не раскололась. Хан Суён была права: и насчёт хорошего ножа, и насчёт всего, что тут наговорила. Она знала, считывала и понимала слишком — непозволительно — много, и от таких людей Джунхёк обычно избавлялся: любую слабость, любой рычаг давления они могли использовать против него. Суён уже использовала: в тот момент, когда сказала, что покажет запись стрима Докче, если Джунхёк ей навредит.

Он мог бы устранить её. Мог бы — но до сих пор сжимал нож. Резал говядину. И в сторону Суён даже не дёргался.

Джунхёк злился — это правда. Примеривался пару раз, откуда лучше нанести удар, каким приёмом разобраться быстро и без лишних следов, но руки его не тянулись к мечу, а лезвие скользило только по мясу. Ни разу не сменив своей траектории.

Может, во всём был виноват Ким Докча. Может, причина была в чём-то ещё.

— Ты правда думаешь, что никто не замечает? — Суён выглядела удивлённой: то ли потому, что тоже ожидала острие, воткнутое в шею, то ли потому, что не понимала, как Джунхёк вообще мог подумать, что его чувства были кому-то неизвестны. — Учитывая, что даже Ли Джиё уверена, что у вас есть какой-то тайный общий ребёнок? А Ли Сольхва? Думаешь, она просто так подошла и дала тебе персональные указания? 

«Держать феромоны и эмоции под контролем. Не загонять в угол. Не обнажать оружие. Не применять силу. Не заходить в его комнату. Быть терпеливым, насколько возможно» — да, Джунхёк всё это помнил.

— Мне плевать, что думают обо мне и Ким Докче.

— Так если тебе плевать, чего отнекиваешься? Все в курсе, что между вами если не прям что-то есть, то хотя бы наклёвывается. Ну ладно, не все. Ким Докча вот только не в курсе. Но этот с детства дурной и тормознутый, ему можно.

— Ты разве знаешь его с детства?

— Нет. Просто предполагаю. Но я уверена, что я недалека от правды, — Суён накрутила на палец выбившуюся из-за уха прядь, помолчала немного и добавила: — Я тебе говорю, всучи ему еду и беги. Пока он не успел швырнуть её тебе в спину.

— С чего я вообще должен тебе верить?

— Не должен. Но это работает.

— Тогда почему Ли Сольхва ничего не сказала мне об этом способе?

— Он как бы… научно не подтверждён. Вроде проводили какие-то исследования, но у всех были разные результаты. И пока ты не сказал: «Тогда я тебя тем более слушать не буду», предупреждаю: я вообще-то говорю по своему опыту.

Джунхёк обернулся, посмотрев на Суён со скептицизмом и сомнением. Если её предложению он в принципе не шибко верил, то возможности, что она искренне пыталась наладить с кем-то взаимоотношения, — тем более.

— Что? — Суён фыркнула. — У меня тоже были сложные отношения с одной омегой. Но мы этот этап прошли, и теперь всё хорошо. Я ей таскала то чай, то конфеты, то ещё что-нибудь и отдавала прямо в руки. Так она хотя бы заговорила со мной о чём-то, кроме сц… Кхм, кроме сверхурочной работы.

[Вы активировали навык «Детектор Лжи» ур. 10]

[Вы подтвердили, что сказанное является частичной правдой]

Суён вновь закатила глаза. Казалось, что с каждым разом она закатывала их всё дальше и дальше — неровен час, и она увидит внутреннюю сторону черепа. Может быть, даже ту единственную извилину, которую она делила с Докчой.

— Ты ещё проверь: когда я говорю «доброе утро», я действительно имею в виду доброе утро или завуалированно желаю вам гореть в аду.

— Ты никогда не говоришь «доброе утро».

— Специально для тебя начну. Доброе утро, добрый день и доброй, блядь, ночи — именно в такой формулировке.

— Ты солгала.

— Частично.

— В чём именно?

— В том, что называется «не твоё дело».

Джунхёк прищурился. Если Суён думала, что только она одна была здесь наблюдательной и умела делать выводы, то она сильно ошибалась.

— Ты подходила к Ким Докче и спрашивала у него, что любит Ю Сан А: кофе или чай.

— Замолчи.

— И на последние дополнительные Сценарии вы ходили вместе.

— Ты что, грёбаный сталкер? Ходили и ходили! Мы все друг с другом ходим, если ты не заметил!

— А неделю назад ты залезла к ней ночью в окно.

— Я же сказала, что это не твоё дело!

— Ты правда думаешь, что никто не замечает? — равнодушно отпарировал Джунхёк её же фразой.

Раньше он выкинул бы из группы любого, кто отвлекался от апокалипсиса на отношения и секс. Но теперь всё крутилось вокруг Докчи: команда, Сценарии, Созвездия и даже его, Джунхёка, замкнутый мир. «Ты уверен, что дойдёшь до конца человеком, если продолжишь в том же духе?». Докча случайно или намеренно ломал и переделывал в Джунхёке всё, до чего мог дотянуться: мнения, принципы, устои. Чувства. А может, не ломал. Может, спасал то, что сам Джунхёк старался похоронить и забыть, чтобы унять боль от бесконечных потерь.

Суён за плечом бесилась. И видеть её нахохленной, взбешённой кошкой — с торчащими, словно вздыбленная шерсть, прядями и сжатыми кулаками — было по-своему приятно.

Она почти шипела.

— Сукин сын.

[Созвездие «Чёрный Огненный Дракон Бездны» со скучающим видом оттягивает веко вниз]

[Созвездие «Чёрный Огненный Дракон Бездны» предлагает просто спалить тут всё и не оставить свидетелей]

— Половина «Звёздного Потока» её свидетели.

— Как и твои.

— Плевать.

— Мне тоже.

— И зачем ты тогда здесь?

— Это что, допрос? С чего ты решил, что я буду отвечать на твои вопросы?

— Нож всё ещё у меня.

— А у меня единственная мозговая клетка всей этой компании.

Суён зыркнула исподлобья — и они вновь сцепились взглядами, одинаково напряжённые и одинаково упрямые. Если бы они были Созвездиями, то столкновением своим наверняка разрушили бы какую-нибудь неудачливую планету, мирно проплывавшую рядом. Но планеты не было — был огурец, располовиненный точным резким движением, и была лимонная конфета, которую раскрошили одним укусом.

Долго молчание не продлилось: Хан Суён заговорила первой.

— Мне просто надоело, что Ким Докча воет и скребётся в свою же дверь. Я спать хочу, а не слушать вот это вот!

Джунхёк, комната которого была в другом коридоре, насторожился и нахмурился: Докча плохо себя чувствовал? Изнемогал? Настолько сильно злился? Или всё равно тянулся к альфе, несмотря на травмы и агрессию? Но Джунхёк ничего такого не замечал, не слышал и…

— Я когда ему то же самое про тебя сказала, он тоже поверил, — ухмыльнулась Суён. — Говорю же: вы друг друга стоите. Вас развести легче, чем детей.

Ну да, конечно. Чего он вообще ожидал, слушая эту женщину? Каждое её слово стоило делить на два, на три и на десять. Лишь на мгновение Джунхёк потерял бдительность, подумав, что с Докчой что-то случилось, — и вот результат. И после этого она ещё что-то говорила о доверии?

— Ладно, хочешь верь, хочешь нет — дело твоё. Я свой аттракцион невиданной щедрости прикрываю, — Суён поднялась на ноги, засунув руки в карманы толстовки. — Как закончится весь этот пиздец, я скину тебе номер карточки. И если мой способ сработает, с тебя пятьсот тысяч вон. Если не сработает — триста тысяч моральной компенсации. Обещаю, что половину отстегну вам обоим на психотерапевтов.

Стоило отдать ей должное: из кухни она сбежала, почти растворилась, используя силы Дракона Бездны. Чёрно-фиолетовое пламя лизнуло стену, пол и было единственным, что уберегло Суён от Демонического меча, который Джунхёк готов был вот-вот вытащить. Всё же терпеливым он был для Докчи — остальным он подобного не обещал. Особенно тем, кто, как короед, вгрызался в его нервную систему.

И всё же совет Суён не казался таким уж… бредовым. Если бы она хотела поиздеваться, выставить Джунхёка на посмешище, а потом самодовольно хихикать с телефоном в руках, то придумала бы что-то изощрённей и заковыристей. Даже Детектор Лжи лишь частично забраковал её ответ — значит доля искренности в нём всё-таки была. Как бы странно это ни звучало.

В конце концов, что он терял? Просто отдать еду в руки Докче звучало самым безобидным из всего, что Ли Джиё успела вычитать за эти пару дней.

«М-м-м, Мастер, тут написано, что в некоторых странах альфы исполняют специальные ритуальные танцы, чтобы впечатлить омегу. Может… Почему вы на меня так смотрите?»

«О, а тут есть список песен, которые альфы раньше пели для омег в первую брачную ночь. А, ой, погодите… Это что за извращенства?!»

«Хм, а тут предлагают приготовить омеге громадный стейк как знак того, что вы превосходный добытчик. Странно. Почему именно стейк? А если омега — вегетарианец? Бред какой-то. Можно тогда на замену притащить ящик капусты? Или нельзя? Типа это как прикормка внутреннего хищника, да? А если внутри не хищник, а козёл или коза? Даже не знаю, кто страшнее.»

«Здесь указано, что для укрепления связи нужно касаться рук омеги. Пишут: „Обычай этот следует ещё с древних времён, когда прикосновение к руке было жестом во всех смыслах положительным. Им выказывали расположение, приветствовали, хвалили, поддерживали, проверяли здоровье и крепость тела. Разрешить коснуться своей руки — главного на то время человеческого инструмента — было проявлением полного и безоговорочного доверия. Не только со стороны омеги, но и со стороны альфы“. Ого, по сравнению со всем остальным оно звучит как-то слишком нормально. Хотя на следующей странице предлагают ещё потереться лбами в знак доверия.»

Где она всё это читала, Джунхёк даже знать не хотел. Хотя последнее — про руки, а не про лбы — явно пересекалось с теорией Суён — и давало ей ещё несколько очков в пользу правдивости.

Джунхёк посмотрел на идеально приготовленный пибимпап: рисинка к рисинке, стройный ряд жареного мяса, выложенные по кругу грибы, овощи, салат и сверху — аккуратная ровная глазунья. Обычно он относился к своей готовке как к должному, но одна только мысль, что Докча — как бы он ни вредничал — не сможет отказаться от такого блюда, грела сердце. И отдавалась в груди приятным, едва ощутимым тарахтением.

Осталось лишь выманить этого засранца из комнаты.

Взяв тарелку, Джунхёк поднялся на второй этаж, нашёл нужную дверь и сделал то, что обычно никогда не делал, — постучался. Но ответа не было.

— Ким Докча?

Джунхёк постучал снова, на этот раз — громче и настойчивее.

— Ким Докча, не делай вид, что тебя нет. Я слышу, как ты дышишь.

Вернее, он слышал, как тот пах, — всё так же мягко и притягательно — но уточнять Джунхёк не стал. Стоило ему вновь занести кулак, как из-за двери раздалось недовольное и приглушённое:

— И? Хочешь медаль за идеальный музыкальный слух? — Докча подошёл ближе, вздохнул так, что было слышно даже на другой стороне баррикады, и голос его зазвучал чётче и разборчивее. — Зачем пришёл?

— Тебе надо поужинать.

— Я потом приду. Если это всё, можешь идти заниматься своими делами. Монстров, там, кошмарить или местных жителей.

— Заберёшь у меня ужин — и я уйду.

— Ты его что, сюда притащил? — Докча умолк на мгновение, будто принюхиваясь, и пробормотал: — Совсем головой тронулся. Хотя не знаю, кто именно: я или ты. Оставь под дверью!

— Нет. Ты о нём забудешь. Открой дверь и забери.

— А ещё что мне сделать? Пробежаться голышом по Промышленному Комплексу? Или оставь под дверью, или забери обратно на кухню. У меня нет настроения смотреть на тебя.

Джунхёк сделал глубокий вдох. Спокойствие. Нужно сохранять спокойствие. Дышать глубоко, держать в голове, что у Докчи течка, и не обращать внимание на его ворчание. Он ведь говорил не то, что думал на самом деле. Правда?

— Не смотри, если не хочешь. Вытяни руку, и я отдам тебе тарелку.

— Нет.

— У тебя отвратительный рацион и такие же отвратительные пищевые привычки. Я не поверю, что ты поел, пока ты не возьмёшь у меня полную тарелку и не вернёшь пустую.

— Какое тебе дело до моих привычек? Ты мне нянька или муж? — Докча нервно усмехнулся. — Мы компаньоны, если ты не забыл. И я твоим приказам подчиняться не нанимался.

— Ким Докча, просто открой дверь.

— Нет. Или альфы не понимают слова «нет»? Тут есть библиотека, можешь сходить просветиться.

Терпение стремительно кончалось — альфа обеспокоенно зашебаршил за рёбрами, понимая: если оно лопнет, все старания пойдут насмарку. Но этот тупиковый диалог выедал все силы, которых после сегодняшней зачистки монстров и так осталось немного.

Дело уже было даже не в соприкосновении рук — теперь делом принципа было хотя бы накормить Докчу.

— Ким Докча, — сдержанно, низко, с каплей предупреждения. — Если ты сейчас же не откроешь дверь, я её выломаю. И сам впихну в тебя ужин.

Если бы внутренний альфа мог закурить, схватиться за голову и простонать «Ой, дурак», то поступил бы именно так. Но он мог только скрестись и превращать чувства Джунхёка в месиво из вины, беспокойства, заботы, сожаления и любви. Если боль и шрамы от чужой злости были ценой за благополучие Докчи, что ж. Джунхёк мог её заплатить.

— Да ты издеваешься!

Дверь резко открылась — Докча вырвался наружу. Взъерошенный, помятый, с бледным отпечатком подушки на щеке, он раздражённо посмотрел на Джунхёка, выхватил у него из рук тарелку и скривился:

— Доволен?!

«Нет.»

— Просто поешь, — хмуро отозвался Джунхёк вместо честного ответа.

— Постараюсь не подавиться!

— Через час я вернусь за тарелкой. За пустой тарелкой.

— Да хоть за космичес… А?

Докча удивлённо моргнул, и весь его гнев схлынул так же резко, как у разъярённого котёнка, внезапно поднятого за шкирку: Джунхёк протягивал ему неприметную серую фигурку.

— Это же…

Докча тут же подхватил её с раскрытой ладони, и прикосновение это, лёгкое, обыденное, добровольное, отозвалось мурашками вдоль позвоночника. Они не касались друг друга всего два дня, но ощущались эти двое суток вечностью. Альфа внутри ткнулся лбом в грудную клетку, желая большего.

— Это фигурка, которую Шин Ёсун выкинула в окно, — пояснил Докча. — Мы играли в настольную игру, Шин Ёсун проиграла Ли Гильюнгу, и они опять поссорились. Он отобрал у неё карточку, а она выкинула фигурку его персонажа. Мы весь двор днём обыскали. Где ты её нашёл?

— В кустах.

— Погоди, а что ты искал в кустах?

— Ничего.

Джунхёк и правда ничего не искал: просто, встав под окном Докчи, наблюдал за мелькавшими в нём силуэтами, за фигурой в белом пальто, что иногда смотрела на Комплекс, и прислушивался к глухим, неразборчивым голосам. Часто — к одному конкретному.

— Сделаем вид, что я тебе поверил, — фыркнул Докча. — В конце концов, валяние в кустах не самое странное, что ты вытворял за свои регрессии. Дети будут рады.

Джунхёк кивнул и сделал шаг назад. Будут рады дети — будет рад и Докча.

Когда дверь закрылась, Джунхёк смотрел на неё ещё долгие несколько минут. Представлял, как Докча возвращал фигурку в коробку, как садился за стол и трогал палочками глазунью, не решаясь нарушить идеальную геометрическую композицию.

Первый день заканчивался не так хорошо, как Джунхёк надеялся, но и не так плохо, как он ожидал.

По крайней мере, Докча забрал ужин. И не высыпал его Джунхёку на голову.

Chapter Text

Когда Ли Сольхва упомянула гиперопеку над детьми как один из синдромов течки, Ю Сан А глубоко задумалась, а после долгого молчания обернулась к Хан Суён и предположила: одной приставкой «гипер» дело не обойдётся. Джунхёк тогда в их разговор не вслушивался, но слова эти — короткие, взвешенные, потонувшие в чужой болтовне — отчего-то запомнил.

Может быть, потому что отпечатывал в памяти всё, связанное с Докчой.

Может быть, потому что сам чувствовал, как беспокойство Докчи о детях переходило грани обычного родительского волнения.

Чего только стоили те предупреждения и пристальные, стращающие взгляды, когда Джунхёк оказывался с Шин Ёсун и Ли Гильюнгом в одной комнате. Докча следил за ним, следил за каждым движением, напрягался пропорционально расстоянию между Джунхёком и детьми (выпусти Докча крылья — перья на них стояли бы дыбом) и едва не подскакивал с дивана при любом резком шаге. Удивительно, что не кидался с мечом, как позапрошлым утром, и не пытался с концами забрать Миа в свой выводок. Хотя от чрезмерного внимания её это всё равно не спасало. Но Миа терпела, — удивительно стойко — и Джунхёк не понимал, позволяла ли она заботиться о себе потому, что ей это нравилось, или потому, что проницательностью своей могла дать фору любому другому ребёнку. 

— На самом деле, — прервала тишину Ли Сольхва, слегка улыбнувшись, — это хорошо, что Ю Миа проводит время с Ким Докчой.

Джунхёк ничего не ответил. Не оттого, что не хотел, а оттого, что не знал, что сказать. Мыслями он был не здесь, не в доме, не у окна второго этажа — он был там, за стеклом, на улице, вместе с Докчой и детьми, которые приводили в порядок его крылья. «Порядок», конечно, у детей был свой: они не столько расчёсывали и вытряхивали мусор, сколько украшали, натаскав откуда-то целую коробку всякой мелочевки. Ю Миа завязывала на правом демоническом роге бантик, — Докча, сидевший на траве, послушно склонял навстречу голову — Шин Ёсун вплетала в перья цветы, а Ли Гильюнг надевал на массивные когти-наросты браслеты, плетенные из камней и кожи. Он ворчал, что «розовое хёну не идёт», а девочки отвечали, что «этих твоих тёмных унылых браслетов даже не видно». И всё же работали они втроём довольно слаженно.

Джунхёк то и дело возвращался взглядом к Докче. К его небрежной, растрёпанной чёлке, к острым плечам, подчёркнутым белым пальто, к спокойной улыбке и едва заметным ямочкам, следовавшим за ней, к шее, к длинным пальцам, которые удерживали меч только благодаря монетам, вброшенным в статы, к его лицу, умиротворённому и счастливому. Черты отчего-то запоминались плохо, быстро стирались из памяти, но выражение — выражение забыть было невозможно. Джунхёк помнил многое: помнил, как выглядит складка между бровей, когда Докча хмурится; помнил, как меняются, ожесточаются его глаза во время битв, как облизывает он наспех сухие губы после долгих раздумий и как подрагивают его ресницы, когда он засыпает прямо в кресле, в неудобной позе. Джунхёк помнил мелочи, но почему-то никак не мог сложить их воедино, когда они с Докчой оказывались порознь.

Дурацкий кальмар, ускользавший прямо из рук.

Дурацкий кальмар, которого Джунхёк теперь ни за что не собирался отпускать.

— Запах сиблингов обычно имеет схожие черты, — продолжила Ли Сольхва. — Необязательно явные. Схожесть можно вообще не замечать, если не пытаться распутать каждую ноту. И всё же она есть. Так что, пока Ю Миа находится рядом с Ким Докчой, он понемногу свыкается и с твоим запахом. Прогресс это даёт мизерный, но любой прогресс — это всё равно прогресс. Верно, Джунхёк-сси?

Верно.

Вот только в их с Докчой отношениях нельзя было «попробовать ещё раз». Нельзя было прыгнуть в следующую регрессию, воспользоваться новыми знаниями и разыграть всё заново. Джунхёк, как и советовал Докча, учился жить с ошибками. И это оказалось чертовски сложно.

Миа не слышала их разговор — никак не могла слышать — и всё же терпеливо принимала заботу и беспокойства Докчи. Даже тогда, когда, судя по закатанным глазам, от него уставала. На вопрос Джунхёка, всё ли в порядке, она лишь махнула рукой и ответила, немного подумав:

— Всё нормально, оппа. Уродливый аджосси какой-то нервный в последнее время, но с ним и ребятами весело. А ещё, если ты беспокоишься о нём, значит это важно.

— Я не беспокоюсь о нём.

— Хивон-онни говорила, что врать нехорошо. Ты и сам мне так раньше говорил, помнишь?

— Говорил. Вот только я не вру.

— Ты неисправим, оппа, — Миа вздохнула, задрала голову и посмотрела на него снизу-вверх своими пронзительными тёмными глазами. Ей не нужен был ни Детектор Лжи, ни навык чтения мыслей: она прекрасно знала своего старшего брата — знала лучше, чем он иногда думал. — Ты заботишься о нём, я же вижу. Ты ему даже еду приносил в комнату. Ты присматриваешь за ним и терпишь от него неприятные слова. Почему взрослые так любят всё усложнять? Не случится ведь ничего страшного, если ты скажешь правду.

Джунхёк ей тогда не ответил — только потрепал по волосам, заставив фыркнуть.

Он и сам не понимал, отчего упорно не признавался остальным, когда уже давно признался самому себе. Может, это была привычка — держаться особняком. Болезненная, въевшаяся, кровью выцарапанная в списке навыков, передающихся сквозь регрессии. Так было проще, убеждал себя Джунхёк. Так было легче пережить смерти, предательства, жертвы — так было легче покинуть один мир, чтобы шагнуть в другой.

Если шар не привязан к верёвке, его нельзя дёрнуть вниз.

Может, Джунхёк не хотел обнажать слабости перед Звёздным Потоком. Не хотел, чтобы Созвездия и доккэби знали, куда можно ударить, — так, чтобы сломать. Расколоть, разорвать, посмеяться и выкинуть, насытившись очередной историей. Пока тысячи ушей торчали из стен, а звезды были чужими глазами, безопаснее всего было молчать и отрицать — даже рядом с Миа. А может, он просто боялся в очередной раз спугнуть Докчу. Стоит хоть одной живой душе узнать о чувствах Джунхёка, и слухи тут же — быстрее электричества, быстрее доккэби, почуявших золотую сценарную жилу — дойдут до этого дурного изворотливого хорька. Заспамит сообщениями Уриэль, не сдержит говнистого характера Дракон, обмолвится Лысый Генерал, даст намёк Сунь Укун или оставит след в насмешке Интриган — кто-нибудь да проболтается. Обязательно. Взволнованная Ли Джиё или по-злодейски хохочущая Хан Суён — неважно. Докча всё узнает — и ничего не поймёт. Скорее всего даже не поверит. А если поверит, то барахтаться, скользкий и прыткий, начнёт так же отчаянно, как вытащенная из воды рыба: извернётся, бешено завращает глазами, ударит хвостом по лицу — сделает всё, лишь бы зарыться обратно в ил.

Джунхёк не знал, что ему делать и как себя вести, но в одном был уверен наверняка: признания не должны пересказываться и проходить через третьи руки.

По крайней мере, пока он не успеет расставить достаточно сетей.

Свет от Системы царапнул обратную сторону век — Джунхёк приоткрыл глаза, нехотя читая всплывшее уведомление.

[Созвездие «Чёрный Огненный Дракон Бездны» смеётся над вашей ничтожностью]

— Я легко убью тебя, даже несмотря на то, что ты Спонсор той ведьмы.

[Созвездие «Чёрный Огненный Дракон Бездны» насмехается над вашей глупостью]

[Созвездие «Чёрный Огненный Дракон Бездны» гордо задирает голову]

[Созвездие «Чёрный Огненный Дракон Бездны» говорит, что вы слишком слабы]

[Созвездие «Чёрный Огненный Дракон Бездны» скалится, что вам никогда и ни за что…]

Однотипные сообщения посыпались одно за другим: угрозы, тысячелетний подростковый максимализм и нарциссические замашки — Джунхёк не собирался уделять им ни минуты своего времени. Он смахнул надоедливые плашки, скрестил руки на груди, прислонившись спиной к дереву, и взгляд свой устремил вглубь внутреннего двора. Там, поодаль, среди невзрачной зелени, кое-как уживавшейся с парами промышленных механизмов, в окружении детей сидел Докча.

Джунхёк стоял достаточно далеко, чтобы не тревожить его феромонами, и всё равно старался не смотреть слишком пристально: обострилось у Докчи не только обоняние. Он и раньше был одним сплошным комком нервов, а теперь будто кожей чувствовал присутствие Джунхёка — чувствовал, напрягался и подбирался всем телом, готовый тут же напасть или защититься.

До течки у них тоже не было идеальных отношений, — Хан Суён бы по полу каталась в истерике, хрюкая, что из идеального у них были только пиздец и образец «как не надо» — но Докча хотя бы не выглядел затравленным зверем. Иногда они сидели в тишине, — без неловкости, без вынужденного молчания — пока один читал, а другой чистил меч. Иногда они разговаривали: по большей части о Сценариях и Созвездиях, но порой, когда Докча увлекался планами и стратегиями, мысль его соскальзывала в сторону. Тогда он рассказывал о книгах, в которых «было что-то похожее», о том, как пропускал уроки в школе, зачитываясь веб-новеллами, об историях, которые «повторяли одна другую», — Докча рассказывал, а Джунхёк слушал. Всегда слушал. Это было то немногое, то редкое и драгоценное, что принадлежало не Звёздному Потоку — самому Докче: его прошлое, увлечения, мысли. Что он любил, а о чём старался не думать.

Потом он обрывался, спотыкался на полуслове и неловко шутил, что Джунхёку, должно быть, такое неинтересно. Докча возвращался к Сценариям, а Джунхёк поднимал на него взгляд и проглатывал зудящее «продолжай». Ему было интересно. Ему было не всё равно. Ему стоило хоть раз одёрнуть Докчу — хоть раз сказать, что Докча-человек значил для него больше, чем Докча-пророк. Но Джунхёк так и не сказал.

А теперь они не то, что поговорить не могли, — Докча с ним даже в одной комнате не хотел находиться.

[Созвездие «Чёрный Огненный Дракон Бездны» ревёт, чтобы вы не смели его игнорировать]

— Заткнись или начни уже говорить что-то по делу.

[Созвездие «Чёрный Огненный Дракон Бездны» фыркает, что вы ничего не добьетесь, если будете просто стоять в стороне]

[Созвездие «Чёрный Огненный Дракон Бездны» говорит, что тем, кто бездействует, достаются одни объедки]

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» не соглашается с Созвездием «Чёрный Огненный Дракон Бездны»]

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» настаивает на том, что Созвездию «Демонический Король Спасения» сейчас не нужны потрясения и переживания]

[Созвездие «Чёрный Огненный Дракон Бездны» смеётся над Созвездием «Демоноподобный Огненный Судья»]

Джунхёк отвернулся, не собираясь читать завязавшийся спор: Ким Докча, сидевший на скамейке, интересовал его куда больше. Тот был увлечён, занят и будто не замечал ничего вокруг. Не удержавшись, Джунхёк позволил себе залюбоваться чуть дольше и внимательнее положенного.

Докча опять расчёсывал детей.

Уже который — восьмой? девятый? — раз за эти два дня.

— Нет, я серьёзно, они же скоро лысыми станут! — возмущалась Хан Суён, тыкая палочкой от леденца в сторону гостиной. — Ладно, хрен бы с ними с этими инстинктами и неадекватным поведением, пусть хоть сожрёт мою толстовку, но мелких-то за что? Он же вроде как заботиться о них должен!

— Это тоже проявление заботы, Суён-сси, — попыталась успокоить её Ю Сан А.

— Накреативить им вентиляцию черепушки и улучшенную аэродинамику — это не забота! Это пиздец!

Джун Хивон, достававшая из холодильника пиво, неприлично громко загоготала.

— Да ладно тебе, Ким Докча ведь не выдирает им колтуны вместе с волосами, — усмехнулась она, рукоятью меча сдёрнув алюминиевую крышку. — У меня был коллега-бета, который рассказывал, что его омега тоже постоянно дочку причёсывал, когда у него начиналась течка. Это, знаешь, как… Как кошки, вылизывающие котят.

— Не хочу тебя огорчать, — скривилась Суён. — Но кошки вылизывают котят, чтобы помочь им испражниться. Если Ким Докча причёсывает мелких с той же целью, я, блядь, отказываюсь верить в человечество.

— Не думаю, что сравнение Хивон-сси стоит воспринимать так… буквально, — Ю Сан А вздохнула под косвенное хихиканье Созвездий. — К тому же, кошки ведь делают это не только из-за гигиены. Они так перебивают запах, например.

— Ладно-ладно, я поняла. Любовь, забота, уют, безопасность — и ещё десяток слов из слезливой социальной рекламы. Но если у Ким Докчи окончательно двинется крыша, помните: я вас предупреждала! И знаки были!

Привычка эта понемногу начинала напрягать даже детей. Не всех: Шин Ёсун, устроившись на пуфике, вытащенном из дома, выглядела вполне довольной. Она болтала о чём-то своём и активно жестикулировала, пока Докча проходился расчёской по её волосам и собирал их в маленький, нелепо торчавший низкий хвостик. Слушатель из Докчи был хороший, а вот парикмахер — посредственный. Выбивались пряди, торчали локоны, болтались слабо затянутые резинки — Джунхёк сам видел, как Докча нервно покусывал нижнюю губу, боясь, что затянет слишком сильно и сделает больно.

Больше всех со своими длинными волосами страдала Миа. Ассиметричные хвостики, недоплетённые косички, растрёпанный пучок, похожий на птичье гнездо, — это была лишь часть того, что успел заметить Джунхёк. Он не понимал, как Миа — с её упрямством и непростым, «семейным», как выражались некоторые, характером — это терпела. Она называла Докчу «некрасивым», «странным», «нервным», говорила, что «из-за глупого аджосси оппа страдает», но то и дело уворачивалась от попыток переделать ужас, творившийся у неё на голове.

— Не сейчас, оппа. Погоди. Переплетёшь минут через двадцать? Я похожу так немного, чтобы аджосси увидел. Он знает, что делает плохо, и расстраивается из-за этого. Он отвлечётся, и переделаем, ладно?

Джунхёк не мог ей отказать — и ранить Докчу тоже не хотел. Потому отступал, игнорируя выглядывавшую из-за плеча Хан Суён. Та присвистывала и спрашивала, что это за фэшн-катастрофа у Ю Миа вместо обычной причёски.

— Это всё Ким Докча, да? Жесть. Пора собрать женский совет и преподать ему пару уроков, а то над нашей Туманностью и так почти все Созвездия смеются. Нейминг в Ким Докче сдох, попробуем спасти хотя бы чувство стиля.

То ли Хан Суён так никого и не собрала, то ли постарались они плохо, но Миа сидела рядом с Докчой, болтала ногами в воздухе, и волосы её были собраны в подобие вывернутого хвоста. Плачевное и хлипкое. Ли Гильюнг копался в земле, собирая с цветов и травы каких-то букашек, настороженно посматривал на Докчу и с содроганием ждал своей очереди: ему вся эта возня с причёсками нравилась меньше всех. Докча расчёсывал его долго, тщательно, прилизывал волосы специальными гелем, купленным в Котомке, и Ли Гильюнг потом выглядел так, словно Химерический Дракон размашисто прошёлся по нему языком. И всё же он терпел. «Как настоящий мужчина или как дурак», — пожимала плечами Миа.

Джунхёк коротко взглянул на поток косвенных сообщений, которые всё ещё появлялись где-то на периферии.

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» обвиняет Созвездие «Чёрный Огненный Дракон Бездны» в том, что тот пытается испортить чужие отношения]

[Созвездие «Чёрный Огненный Дракон Бездны» рычит, что на чужие отношения ему плевать и его просто бесит нерешительность Воплощения «Ю Джунхёк»]

[Созвездие «Чёрный Огненный Дракон Бездны» заявляет, что драконы никогда не мялись в стороне и всегда боролись за омег]

[Созвездие «Чёрный Огненный Дракон Бездны» советует схватить Созвездие «Демонический Король Спасения» и утащить его в гнездо, даже если он будет сопротивляться]

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» бьёт кулаком по столу, называет Созвездие «Чёрный Огненный Дракон Бездны» ■■■ и ■■■ и советует ему засунуть свои советы в ■■■]

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» просит не слушать чушь, которую несёт Созвездие «Чёрный Огненный Дракон Бездны»]

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» умоляет проявить терпение, внимание и осторожность к Созвездию «Демонический Король Спасения»]

Ничего нового и интересного: Абсолютное Добро и Абсолютное Зло продолжали сражаться, выбрав полем битвы уведомления Джунхёка. Хуже всего, что лезли они туда, куда лезть их никто не просил, и вели себя так, будто вообще имели право голоса в их с Докчой отношениях.

— Тц.

Джунхёк хотел отвернуться, но следующие сообщения заставили его замешкаться.

[Созвездие «Королева Темнейшей Весны» смотрит на вас]

[Созвездие «Отец Богатой Ночи» смотрит на вас]

Их-то как занесло в эту перепалку?

От чужих молчаливых взглядов под кадыком чесалось раздражение.

— Говорите, если есть, что сказать.

[Созвездие «Королева Темнейшей Весны» улыбается вашей дерзости]

[Созвездие «Королева Темнейшей Весны» понимает, каково приходится альфам, отвергнутым омегами]

— При чём здесь я?

[Созвездие «Королева Темнейшей Весны» советует вам помнить, в каком состоянии сейчас находится Созвездие «Демонический Король Спасения»]

[Созвездие «Королева Темнейшей Весны» говорит, что омегам, не знавшим любви и заботы, проводящим течку без партнёра, приходится ничуть не лучше]

[Созвездие «Отец Богатой Ночи» предупреждает вас о последствиях неверных решений]

Всё это превращалось в какую-то дерьмовую буффонаду. Не удержался даже Аид, который, на памяти Джунхёка, почти никогда не проявлял себя на стримах. Дело было в Ким Докче? Или в том, что вкусы Созвездий с каждой регрессией нищали всё больше? Их всегда интересовали истории о героях, потерях, преодолении границ, предательстве и смерти, истории с неожиданными поворотами, насыщенными событиями и громкими именами. А теперь они сбились на одном канале, словно квохчущие тётушки, и решили превратить их с Докчой недопонимания в любовную мелодраму.

Это бесило. Чертовски бесило.

Они были людьми, а не куклами, дрыгающимися по телевизору на потеху зрителям.

На скулах проступили желваки — Персефона среагировала и перебила Джунхёка прежде, чем он оскалился.

[Созвездию «Королева Темнейшей Весны» не нравится состояние Созвездия «Демонический Король Спасения»]

[Созвездие «Королева Темнейшей Весны» беспокоится, что Созвездие «Демонический Король Спасения» почувствует себя одиноким и отстранится от компаньонов]

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» соглашается и говорит, что в течку одиночество ощущается куда острее]

Джунхёк знал это — не полностью, но понимал: гон без партнёра тоже не был похож на сказку. Слишком пусто, слишком холодно, слишком неправильно — инстинкты кричали, что рядом, под боком или в объятиях, должен быть кто-то, кто пахнет домом, уютом и спокойствием. Кто-то, кого можно защитить, притянуть к себе и окружить заботой. Кто-то близкий. Важный.

Свой и больше ничей.

В такие дни, когда одиночество душило и жгло изнутри раскалённым клеймом, когда душа и тело — до безумия, до головных болей — жаждали чужого тепла, когда от отчаяния хотелось вцепиться зубами в подушку и разорвать её к чертовой матери, — в такие дни Джунхёк по-чёрному завидовал бетам, которым не нужно было переживать весь этот гормональный швах.

Он посмотрел на небо.

— Ким Докча не будет один, — и обронил раньше, чем успел подумать: — Я прослежу за этим.

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» радостно хлопает в ладоши]

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» спонсирует вам 5000 монет]

[Созвездие «Узник Золотого Обруча» проникается к вам уважением]

[Созвездие «Узник Золотого Обруча» спонсирует вам 2500 монет]

[Созвездие «Королева Темнейшей Весны» одобрительно кивает]

[Созвездие «Королева Темнейшей Весны» спонсирует вам 5000 монет]

[Созвездие «Чёрный Огненный Дракон Бездны» хочет посмотреть, как Созвездие «Демонический Король Спасения» откусит вам лицо]

[Созвездие «Чёрный Огненный Дракон Бездны» спонсирует вам 1500 монет]

[Созвездие «Лысый Генерал» восхищается вашей мужественной заботой о товарище]

Среди донатов и восторженных сообщений выделялось одно, невольно зацепившее взгляд Джунхёка.

[Созвездие «Скрытый Интриган» советует не разбрасываться обещаниями, которые вы не сможете выполнить]

Созвездие, которого не было в предыдущих регрессиях, — он появился тогда же, когда появился Докча. И модификатору своему соответствовал едва ли: вёл себя слишком открыто, обыденно, не плёл интриги и не отсиживался в тени — равно как и Докча обрекал на страдания всех, кого спасал.

Подозрения у Джунхёка зародились давно, и, если он прав, он докажет любому Ким Докче, что может о нём позаботиться. Что может стать лучшим и надёжным партнёром, рядом с которым не придётся больше убегать.

Дети громко рассмеялись — Джунхёк снова повернул голову и прислушался, использовав навык, усиливающий восприятие.

— Чего смеётесь?! — нахохлился Ли Гильюнг, сажая себе на плечо пойманного кузнечика. — Быть огромным насекомым это круто! У атласного жука вот такие рога и во-о-т такие крылья, — он гордо развёл руки в стороны, откровенно преувеличивая. — Если бы я был таким чудищем, я бы точно защитил хёна! И проткнул бы всех, кто против нас!

— Оппа всё равно будет сильнее тебя, — спокойно и лаконично отрезала Миа: она не спорила — она выкладывала перед Гильюнгом факты.

— А вот и нет!

— А вот и да! Он был бы каким-нибудь очень сильным монстром. Может, драконом? Драконы же обычно охраняют всякие там сокровища, да? Оппа тоже меня охраняет. И не только меня, он охраняет всех, кого любит, — она повернулась к Докче и показала на него пальцем. — Аджосси, например.

Докча усмехнулся, поёжился, словно у него резко зачесалась спина, и пробормотал неуверенно и нервно:

— Сомневаюсь, что это из-за каких-то тёплых чувств, Миа. Я просто… бываю иногда полезным. И мы, знаешь… На самом деле не всегда ладим.

— Мы с Ёсун и Гильюнгом тоже не всегда ладим, но мы ведь друзья! Взрослые и правда любят всё усложнять.

Джунхёк хотел шагнуть вперёд. Хотел оказаться рядом, схватить Докчу за ворот рубашки, притянуть к себе — лицом к лицу, переплетая дыхание — и спросить, что за чушь он несёт. Почему думает так, почему не верит, почему принижает себя и ненавидит сильнее, чем кто-либо в Звёздном Потоке.

Докча говорил, что знает его, но вёл себя так, будто видел вместо него другого Ю Джунхёка.

[Созвездие «Скрытый Интриган» изучает ваше выражение лица]

[Созвездие «Скрытый Интриган» отмечает, что ваше обещание не продержится и десяти минут]

— Заткнись.

Альфа внутри сопел, порываясь приблизиться, прижать омегу к себе и окружить феромонами, чтобы показать: он важен. Он нужен. Без всяких «иногда» или «только потому, что полезен». Он любим, даже если не хочет этого принимать.

Джунхёк сжал кулаки в карманах пальто, но остался на месте.

— А ты, Миа, — попытался отвлечь её Докча, — кем бы хотела быть, если бы была монстром из Сценариев?

— М-м-м, не знаю. Может, какой-нибудь огромной летучей мышью? Они летают и слышат хорошо.

— Но они же страшные, — влез Ли Гильюнг.

— Так даже круче! Можно пугать тех, кто тебе не нравится!

— Вы вообще хоть раз видели летучую мышь? — возмутилась Шин Ёсун, развернувшись к остальным. Докча осторожно повернул её обратно, попросив смотреть прямо и не крутиться. — Не такие они и страшные! Они очень мило висят вниз головой и дёргают крыльями. А ещё есть летучие лисицы! Они гораздо больше мышей, но похожи на летающих щеночков.

— Я как-то видел одну такую в Интернете, — проворчал Гильюнг. — Вообще ничего милого. Обделаться можно.

 — Тогда хочу быть летающей лисицей, — твёрдо заявила Миа. — Не хочу быть милой, хочу всех пугать и… как там говорила Джиё-онни? А, точно! Хочу сеять хаос в рядах противника!

— Мне кажется, быть милой не так уж плохо, — задумчиво протянула Шин Ёсун. — Когда люди думают, что ты милая и не сделаешь ничего страшного, они теряют бдительность.

— Ты милая, но управляешь монстрами. И у тебя есть целый дракон! У меня вот нет дракона, но есть оппа, а он сильнее всех, — повторила Миа и внезапно перестала болтать ногами. Она посмотрела на подругу с беспокойством и серьёзностью. — Я видела на стриме ту… старшую тебя. Злую. С мехом и когтями. Ты же не станешь потом, как она?

— Взрослая Шин Ёсун злилась, но не была злой, — отозвался Докча. — Она была очень расстроенной и обиженной. Она чувствовала себя преданной и забытой, думала, что все её страдания были напрасными, — он осторожно погладил спящую на плече Биё и пробормотал куда тише: — Прости. Мне жаль, что я не смог дать тебе что-то лучшее.

— Ты о чём это, хён?

— Да, аджосси, при чём тут сахарная ватка?

Значит, детям он не рассказал. Неудивительно. Джунхёк в принципе сомневался, что кто-либо, кроме него, знал, кем на самом деле была Биё.

— Ни о чём. Всё в порядке, не обращайте внимание.

— Я видела воспоминания той взрослой себя, — Шин Ёсун сжала край футболки, отведя взгляд в сторону. — Это было… больно. Ей было очень больно. Но сейчас всё по-другому. У меня есть аджосси, есть вы, есть другие, которые обо мне очень заботятся. Даже твой брат, Миа, тут другой. Он всё ещё противный и грубый, но сейчас он… больше похож на человека. Даже тренируется с нами. А в её, ну, то есть, в тех моих воспоминаниях всё было грустно, и я не чувствовала, чтобы она, то есть я, была там счастлива.

Что-то подобное говорил и Докча, да? «Возможно, это твоя последняя регрессия, которую ты сможешь закончить как человек». Джунхёк нахмурился: уже после второй регрессии — слишком человечной и оттого слишком болезненной — он понял, что впереди не ждёт ничего хорошего. Смерти, смерти, смерти — свои и чужие, тех, кто был дорог, и тех, кто забывал его с каждой новой попыткой. А он помнил. Лица, улыбки, голоса — помнил крики, бездыханные тела и кровь, от которой не отмыться. Когда в этой регрессии он только встретил Ли Джиё, первое, что он сделал, — закрыл на секунду глаза. Чтобы не вспоминать. Чтобы не видеть вместо её живого и настороженного взгляда другой — мёртвый и пустой.

Докча был прав. Кажется, к сорок первой регрессии покинутые миры всё-таки утянули Джунхёка в ад.

И всё же… Был ещё шанс всё исправить, верно?

Был шанс дойти до конца — вместе с Докчой и остальными.

— Но сейчас я счастлива! — громко заявила Шин Ёсун и снова обернулась. В этот раз разворачивать её Докча не стал — только улыбнулся и заправил несколько светлых, неприкаянных прядей за ухо. — И я сделаю так, чтобы той грустной и несчастной Шин Ёсун из другой регрессии не было! Со всеми вместе! Только, аджосси, не покидай нас больше, ладно? Без тебя всё будет… совсем не так. Мы тебя все очень-очень любим.

— Да! — подхватил Ли Гильюнг. — Лучше хёна нет никого на свете!

— Я тоже не хочу, чтобы глупый аджосси умирал, — Миа уверенно кивнула. — Я видела, как всем было очень грустно после того Сценария с Королём Демонов.

Уголки губ дрогнули — нежная улыбка сменилась виноватой. Докча, смущённый, сбитый с толку резким вниманием и тремя парами детских глаз, уставившихся на него, прокашлялся, почесал затылок и неловко потрепал Шин Ёсун по волосам.

— Я никуда не денусь. Обещаю.

Лжец.

Может, Докча и не открывался ему всем сердцем, может, Джунхёк не знал его достаточно хорошо, но в одном был уверен наверняка: всякий раз, когда речь заходила о его жизни, Докча лгал. Нарочно или нет — неважно. Подвернётся возможность, встанет выбор между ним и кем-то другим — и он пожертвует собой, даже не подумав, что можно найти другой выход.

Джунхёк ему не верил. Потому ещё сильнее хотел быть рядом.

— Кхм, а если бы я был монстром из Сценариев, — тут же сменил тему Докча, — кем бы я был?

— Огромным кальмаром!

— Что? Каким ещё кальмаром, Миа? Хён — Демонический Король! Очевидно, что он был бы демоном! Таким сильным, что никто бы с ним не справился!

— А я думаю, что аджосси был бы…

Смесью курицы-наседки и горгульи. Заботливым, любящим родителем для детей и смертоносным монстром для врагов. Сидел бы на краю крыши, пристально следил за своим выводком и отрывал голову каждому, кто смел подумать о том, чтобы навредить им. Читать мысли он, как иногда казалось, умел — и тем мог быть опаснее любого другого омеги. Хан Суён бы над этим посмеялась. Может, даже набросала бы пару зарисовок и повесила на дверь в комнату Докчи табличку с надписью: «Наседка демоническая, корейская. Крайне опасна, входить ползком». Но даже в такой нелепой шутке была доля правды.

Докча проводил всё свободное время с детьми. Запрещал им тренироваться, не рассказывал ничего о предстоящем Дополнительном Сценарии и подпускать их к нему не собирался. Дети — радостные, разбалованные вниманием — спали с ним в гнезде, и только Миа упрямо предпочитала свою комнату. Хотя прошлую ночь она всё равно провела под боком у Докчи, убаюканная одной из книг, которую он читал им вслух, — у Джунхёка в тот вечер сердце заледенело и сдавило лёгкие, когда он не нашёл сестру в её кровати. Ю Сан А успокоила его, заглянув к Докче, — одна из немногих, кому тот спокойно разрешал навещать себя.

А утром, шаркая ногами и потирая заспанные глаза, из-за двери показалась Миа. Широко зевнула, посмотрела на Джунхёка, прогундосила сонным голосом:

— Из вас получились бы хорошие родители. Ты хорошо готовишь, а аджосси хорошо рассказывает истории.

И ушла в ванную, оставив Джунхёка переваривать эту мысль.

Он уже был родителем — в прошлой жизни. Дерьмовым, бессильным, неспособным защитить собственного ребёнка.

Докча такого не заслуживал. Он ведь знал о второй регрессии, верно? Быть может, потому и не подпускал: не только боялся — не доверял, уверенный, что лучше сбережёт детей собственными силами.

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» улыбается, наблюдая за Созвездием «Демонический Король Спасения» и его маленькими подопечными]

[Созвездие «Узник Золотого Обруча» уважает стремление Созвездия «Демонический Король Спасения» защищать молодняк]

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» мечтательно вздыхает и отмечает, что кого-то в этой идиллии не хватает]

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» смотрит на вас]

Джунхёк следил за Докчой и делал вид, что косвенных сообщений от Уриэль не замечал.

[Созвездие «Чёрный Огненный Дракон Бездны» закатывает глаза и говорит, что Созвездию «Демоноподобный Огненный Судья» надо наконец определиться, чего она хочет: чтобы Созвездие «Демонический Король Спасения» оставили в покое или чтобы тот откусил голову Воплощению «Ю Джунхёк»]

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» возмущена такой интерпретацией её слов]

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» утверждает, что хочет для Созвездия «Демонический Король Спасения» и Воплощения «Ю Джунхёк» только самого лучшего]

[Созвездие «Узник Золотого Обруча» уточняет, ставит ли Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» знак равенства между «самое лучшее» и «совместно проведённая течка»]

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» хмуро смотрит на Созвездие «Узник Золотого Обруча»]

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» обещает написать рассказ про Созвездие «Узник Золотого Обруча» и Созвездие «Скрытый Интриган»]

[Созвездие «Скрытый Интриган» роняет бокал на пол]

Детский сад — старшая группа. И то был ещё крайне лестный комплимент в сторону этого странного, непонятно как спевшегося квартета. Обезьяна, дракон, архангел и неопознанное существо — четыре колеса, и те квадратные.

Джунхёк в очередной раз вздохнул, жалея, что не мог, как наставница, ограждаться от Созвездий и их надоедливых сообщений, поправил меч в ножнах и снова посмотрел на Докчу.

Что-то было не так.

Что-то настораживало, беспокоило, заставляло волосы на загривке встать дыбом — и дело было совсем не в их с Докчой сложных отношениях. И не в том, что внутренний альфа считал это возмутительно неправильным — когда его омега сидел в отдалении, не давая о себе позаботиться.

Джунхёка не отпускало напряжение: мышцы во всём теле были натянуты, как пружины, под кожей неприятно зудело — казалось, что он должен был что-то сделать, прямо сейчас, сию же минуту, но сам не знал что именно.

Докча замер на мгновение, рука чуть сильнее сжала расческу — инстинкты и годы тренировок сработали раньше, чем Джунхёк успел что-либо понять.

Он рванул вперёд, используя Шунпо Красного Феникса и оставляя на траве выжженные следы, — вспыхнули искры, запахло гарью, и в запахе этом Джунхёк быстро различил постороннее. Мерзкое, отвратительное, угрожающее — чужой статус, пытавшийся обездвижить и придавить к земле. Слишком слабый, чтобы сбить с ног, но достаточно сильный, чтобы его почувствовать.

Лязгнули ножны — меч столкнулся с наконечником стрелы, выпущенной аккурат в спину Докчи. Истории надавили, взвыли в металле, нарвавшись друг на друга, — Джунхёк крепче перехватил рукоять, стиснул зубы и широким взмахом переломил древко напополам. Ударная волна прокатилась по воздуху, сметая на своём пути десяток других стрел, летевших следом. Кроны покачнулись, зашелестели, и вверх взмыли испуганные птицы, гоготом своим заглушив взволнованное, раздавшееся позади: «Оппа!».

По плечу скользнули перья — Джунхёк не обернулся, приняв защитную стойку. Под ногами пролегла тень: огромные демонические крылья расправились за спиной Докчи, поднимая клубы пыли и песка. Взмах — и следующий залп стрел осыпался на землю безмолвным, выскобленным деревом.

Статус рядом нарастал. И на фоне того, невыразительного, жалкого, раздражающего, этот давил по-настоящему.

Отбив ещё несколько стрел, Джунхёк все-таки оглянулся: Докча закрывал крыльями детей, и в глазах его, потемневших, бурливших гневом и злостью, горело неподдельное демоническое пламя — то самое, которое так не любили архангелы. Он взлетел бы в ту же секунды, нашел ублюдков, организовавших нападение, но дети — он не мог их оставить. Не мог отойти, не мог бросить без присмотра — Джунхёк видел это в его взгляде, метавшемся от одного угла к другому. Докча думал, — отчаянно думал — и омега в нём боролся с демонической сутью.

Джунхёк нахмурился, отвернулся, отражая новую атаку, и бросил через плечо:

— Они за тобой.

И Докча, к счастью, понял.

«Если пришли за тобой, то чем ближе к тебе дети, тем в большей они опасности.»

— В дом, — скомандовал Докча. Голос его, на удивление спокойный и уверенный, не смогло заглушить даже эхо ударов. Он звучал поверх: поверх битвы, шума, тревоги и биения сердца. И от одного этого голоса, такого близкого и привычного, под пальто скользнули мурашки. — Быстро.

— Но, хён, мы же можем помочь!..

— В дом. Живо.

— Но наш дракон!..

— Никаких споров.

Шин Ёсун с Ли Гильюнгом поджали губы, нахохлившись, как искупавшиеся в луже воробьи. Миа схватила их за руки, дёрнула и потянула за собой — Докча двинулся следом, прикрывая их крыльями и Нерушимой Верой.

На порог выбежал Ли Хёнсон, укрепивший тело стальной бронёй. Он и рта не успел открыть, как Докча загнал за его спину детей и отдал приказ. Короткий, тяжёлый, доверивший самое важное.

— Присмотри за ними. Не высовывайтесь из дома, мы здесь разберёмся.

Ли Хёнсон кивнул. Взгляд его тут же стал серьёзным, каким становился всякий раз, когда он следовал за другими — следовал, находил в этом цель и черпал из неё силы. Быть может, он не был факелом, прокладывающим путь, но был щитом, всегда находившимся рядом.

Небо заблестело: не от звёзд — от сотни наконечников, ливнем обрушившихся на землю. Джунхёк отбил каждый, не позволив достигнуть цели. Не позволив коснуться демонических позвонков, рёбер и костей, не позволив пробиться сквозь бледную кожу и чёрные перья, не позволив поранить ни детей, ни омегу, их защищавшего. Джунхёк отступил, встал вполоборота и смахнул со щеки капли крови — алый мазок растянулся от скулы до краешка носа.

Царапины щипали. На лице, на руках, на бёдрах. Неглубокие, но неприятные — враждебные истории, насаженные на стрелы, вгрызались в плоть, и спасали от них лишь собственные истории: громкие, воинственные, недовольные вторжением. Такие же опасные, как и тот, кто их рассказывал.

Чужие шаги на траве, скользнувшая тень по левую руку — Докча встал рядом, позабывший о своей неприязни. От его феромонов и статуса плавился воздух. Так плыло и рябило перед глазами в пустыне, выщербленной солнцем, — так плыло перед глазами теперь, когда Ким Докча даже не пытался сдерживаться. Знакомый запах ударил в ноздри — не мягкий и едва уловимый, но острый и агрессивный, как страницы пустой, изголодавшейся книги. Джунхёку бы испугаться, отойти в сторону, не стоять на пути взбешённого омеги, но голова шла кругом — и совсем не от страха.

Джунхёк смотрел, — на эти массивные крылья, на изогнутые рога, на росчерки тёмной паутины на лице — и сердце его пропускало по несколько ударов за раз.

Альфа внутри перебирал лапами, — восторженно, нетерпеливо — и зубы чесались сомкнуться на загривке, под скулой, на напряжённой шее, на бёдрах, на тонком запястье, на косточке ступни. Сомкнуться и оставить следы везде: на каждом сантиметре кожи, на костях, на артериях и венах.

Хотелось вцепиться друг в друга, вплести свой запах в его и его — в свой, покатиться клубком, прижимаясь до тесноты, до горящих лёгких, чтобы не дать никуда деться: ни ему, ни себе.

Но Джунхёк отвернулся. Взял себя в руки, хотя голос всё равно зазвучал предательски хриплым:

— Я займусь правой частью улицы. На тебе — левая.

Он взмыл в воздух, ударом сметая следующий залп стрел, и позади послышалось лишь отдалённое, недовольное: «Раскомандовался тут. Не помри лучше», а после — шуршание крыльев и треск молний.

Как Джунхёк и предполагал, лучники были не одни. Выманив к себе, разделив основателей Туманности «Компания Ким Докча», они уступили место тем, кто затаился в выемках стен и руинах домов. Встали за спины, но не успели вновь натянуть тетиву и зарядить арбалеты — Чёрный Демонический Меч впился в глотки и с жадным, жаждущим чваканьем отсёк нечеловеческие головы. Кто-то лишился руки — Джунхёк отпихнул воющего ублюдка ногой, ломая ему рёбра и опрокидывая поверх мёртвых тел.

Воздух засвистел — Джунхёк отскочил, уворачиваясь не столько от острия копья, сколько от чужой крови. Докче — чувствительному к запахам и феромонам, чувствительному ко всему, что теперь его раздражало — явно не понравится, если от Джунхёка будет пахнуть ещё и чьими-то внутренностями. Удар — копьё сломалось напополам, как и козлиная нога того, кто его держал.

От лязга мечей, от столкновений статусов и навыков тряслись стены и сыпалась кирпичная крошка — Джунхёк проносился по лестницам, коридорам и комнатам, оставляя после себя тишину и тени потерявших голос историй. Он перепрыгивал от здания к зданию, наступал на оконные рамы, трещавшие под толстой подошвой, вдавливал искажённые головы в пол и слышал, как вдалеке, на другом конце улицы, вопили и кричали демоны, казнённые демоном.

Те, за кем пришёл Ю Джунхёк, должны были радоваться.

Обожжённая до углей плоть болела куда сильнее и мучительнее, чем несколько быстрых смертельных порезов.

Лишь единожды Джунхёк спросил: «Кто?». И получил в ответ испуганное, переполненное надеждой на пощаду: «Велиал». Джунхёк подарил ему мгновенную смерть — единственную достойную награду для того, кто выдал организатора.

«Правитель Шестьдесят Восьмого Царства Демонов.»

Решил разведать обстановку? Не похоже, чтобы он кинул сюда все свои силы. Наверняка это была лишь горстка пушечного мяса, которое не жалко пустить через мясорубку в случае неудачи. И всё-таки хотелось верить, что обойдётся без лишних хлопот, что после случившегося Велиал не будет настолько тупым, чтобы напасть снова.

В противном случае Джунхёк лично оторвёт ему голову.

Когда улеглась пыль, а последний демон подавился собственной кровью, Джунхёк вернулся на задний двор. Задержался над забором, когда заметил Ким Докчу, опустившегося на землю, — крылья хлопнули, рассекли воздух, задрожали едва заметно, и несколько чёрных, неприглядно облезлых перьев осело на траве.

Докча шагнул.

Пошатнулся, прикусил губу и едва не рухнул вслед за перьями: Джунхёк оказался рядом. Быстро, безмолвно, придержав за плечи. Сжал аккуратно, — не слишком крепко, не слишком настойчиво — но всё равно почувствовал, как Докча вздрогнул и попытался отстраниться. Безуспешно, потому как, если выпутается, точно упадёт.

Джунхёк опустил взгляд: порванная штанина, окровавленные, торчавшие лоскуты и глубокая рана на внешней стороне бедра.

Что-то внутри сжалось, забеспокоилось, зашебаршило — так настойчиво и требовательно, что Джунхёк понял: он поможет и не отпустит. Позаботится о Докче, даже если тот захочет перегрызть ему глотку, даже если возненавидит, проклянёт и обнажит против него Нерушимую Веру.

— Ким Докча.

— Что? — проворчал тот и дёрнул плечом, силясь вырваться из хватки. — Да знаю я, что нога не в порядке. Просто найду Ли Сольхву или Айлин и…

— С головой у тебя не в порядке. Забыл, что сам попросил их обучить местных врачей? В лучшем случае они только возвращаются, узнав о нападении, в худшем — они на другом конце Комплекса.

— Значит подожду, — Докча упрямо нахмурился: злость в нём нарастала, и запах его, чернильный и бумажный, вновь стал отчётливее. — Рана не такая уж серьёзная.

Джунхёк сделал вдох, — медленный, глубокий — сдержал собственные феромоны, инстинктивно откликнувшиеся на чужие, и отпихнуть себя Докче не позволил.

— Нет.

— Что «нет»?

— Ты не будешь ждать.

— Это я как-нибудь сам решу, — процедил Докча, извернувшись. Жалко и бесполезно. Он напрягся, сжал челюсти до желваков на скулах и угрожающе посмотрел исподлобья. — Отпусти.

— Нет.

— Выучи наконец новые слова, придурок. И дай мне пройти!

Он скривился от боли, замахнулся и пнул Джунхёка в колено — попытался, вернее: Джунхёк резко наклонился, подхватил Докчу под бёдра, поднял над землёй — так, что тот охнул от неожиданности — и перекинул через плечо. Быстро, осторожно, стараясь не тревожить рану и не давая Докче шанса отреагировать и сбежать.

Докча замер, притих на мгновение, осознавая происходящее, а после — отчаянно затрепыхался пойманной птицей. Зашипел, озлобленно и беспокойно захлопал крыльями, перекрывая обзор: перья лезли в глаза, в нос, в рот, щекотали щёки и царапали лоб — Джунхёк придержал Докчу одной рукой, а второй прикрыл лицо, стараясь разглядеть хоть что-то сквозь бурю тёмного пуха.

— Ублюдок, живо отпусти меня!

— Отпущу, когда зашью тебе рану. Хочешь сидеть и ждать заражения? Или когда вместо крови из раны потекут истории? Ты не в том положении, чтобы выбирать, Ким Докча.

— Ты!.. — Докча едва не захлёбывался словами от возмущения и злости. Он со всей силы, которая у него оставалась, ударил Джунхёка в поясницу, но тот даже не шелохнулся, переступая порог дома. — Ты совсем охренел?! Мне не нужна твоя помощь, ясно?! Тупой упёртый мудак! Как же ты меня бесишь!

— Это из-за течки.

Джунхёк сам не знал, говорил он это для Докчи или для внутреннего альфы, что скулил, скребся где-то за рёбрами и расстроенно прижимал уши к голове, словно щенок, выставленный хозяином на улицу.

Как же ты меня бесишь.

Ни один альфа не хотел бы услышать подобное от своего омеги. Ни один человек не хотел бы услышать подобное от того, кого любит.

— Нет, это потому что ты, блядь, не умеешь слушать! Я сказал тебе отвалить! Я сам справлюсь! И не трогай меня! Слышишь?!

Удар.

— Отпусти!

Ещё удар.

— Ю Джунхёк!

И ещё.

— Я тебя прикончу! Землю жрать заставлю! Только дай мне слезть, и я!..

Любому другому Джунхёк уже давно разбил бы лицо. Сломал нос, руку или отправил бы суицидального наглеца на пару дней в кому. Но это был Докча, — его Докча — ради которого он сам готов был стать Королём Демонов; Докча, ради которого он спустился в Демонический Мир и ради которого отправился бы хоть в Преисподнюю, хоть в Эдем, хоть в самую бездну Звёздного Потока, спрятанную там, куда не совались даже Великие доккэби.

Джунхёк злился. Но лишь оттого, что идиот этот, барахтавшийся у него на плече, не понимал, что с такими ранами ждать было нельзя. Или понимал, но из-за упрямства, эмоций и феромонов бесился и не мог признать, что Джунхёк был прав.

Что альфа был прав.

— Успокойся уже, Ким Докча. Переигрываешь, — процедил Джунхёк сквозь зубы. — Хотел бы убить, давно всадил бы мне меч в спину.

— Ты мне идеи подкидываешь или издеваешься?!

— Хочу, чтобы ты перестал страдать хернёй и лежал смирно. Тебе же самому хуже будет.

— Ну конечно, снова угрозы. От тебя ничего другого не дождёшься.

Было больно — слышать такое. Больно до похолодевших кончиков пальцев, до застывшего в груди сердца. Джунхёк сглотнул застрявший в горле вдох: конечно, он был виноват. Заботился не так, говорил не так, касался не так: хватал за воротник или шею вместо того, чтобы мягко притянуть к себе, обещал убить вместо того, чтобы сказать: «Я волновался, я до смерти волновался за тебя, перестань рисковать собой», не щадил во время стычек, хотя должен был обнять — так крепко, чтобы Докча больше никогда не думал о том, что не нужен. Тогда, в первых Сценариях, Джунхёк не верил, что этот самонадеянный придурок, ухмылявшийся так нагло, что чесались кулаки, нёсший какую-то чушь про пророчества, мог стать для него компаньоном — теперь же не верил, что в предыдущих регрессиях его не было рядом.

Джунхёк был виноват — за то, что был сломанным человеком? за то, что боялся боли? — и хотел всё исправить. Вернуть Докче то, что тот вернул ему.

Не в следующей мировой линии — именно в этой.

Докча усмехнулся, нервно, взволнованно, почти панически, и в словах его послышалось что-то отчаянное и дребезжащее:

— Я тебя в последний раз предупреждаю: отпусти.

— Нет.

— Ю Джунхёк…

— Ты постоянно повторяешь, что знаешь меня. И раз ты так уверен в себе, то скажи мне сам, отпущу я тебя или нет.

— Сукин сын.

Если бы змеи умели говорить, голос у них был бы точь-в-точь, как у Докчи: шелестящий, тихий и опасный. Он снова захлопал крыльями, опрокинул торшер и в ярости обнажил когти — заскрипела порванная ткань, и предплечье, испещрённое следами от стрел, тут же обожгло резкой болью. Джунхёк скривился, поморщился от жара, пробравшего до костей, но лишь крепче перехватил узкую талию.

Чёрта с два он отпустит Докчу. Чёрта с два позволит ему сбежать.

Пусть хоть всю руку оторвёт — не выпутается, пока Джунхёк не закроет ему рану.

Докча чертыхнулся, сжал, надавил сильнее — когти впились глубже, оставляя за собой кровавые, горящие борозды. Предплечье ныло, почти немело, Докча бормотал раздражённое, но пустое, похожее на заевшую пластинку: «Пусти, ублюдок» — Джунхёк терпел, не ослабляя хватки. Его протыкали шипами и копьями, душили, сбрасывали — полуживого, вывернутого наизнанку — с высоты, ему дробили ноги нечеловеческим статусом, а руки — стальными молотами. Пара царапин была пустяком. Ким Докча — наименьшим злом.

Наименьшим, но почему-то самым болезненным.

— Угомонись. Течка у тебя или нет — плевать, я не собираюсь ждать других, пока ты истекаешь кровью.

— Это всё из-за тебя! — шипел Докча. — Если бы не ты, то!..

— Ты бы умер, если бы не я.

Докча замер. Так неожиданно и резко, — перестал колошматить его кулаком, размахивать крыльями и здоровой ногой — что Джунхёк заподозрил неладное и прислушался: вдруг острие Нерушимой Веры всё же было близко к тому, чтобы оказаться у него меж рёбер? Но Докча и правда затих. Не успокоился до конца, нет: он всё ещё дышал глубоко, шумно, сбивчиво, пах опасностью, злостью и пролитыми в гневе чернилами, был недоволен и напряжён — напряжён настолько, что Джунхёк кончиками пальцев прощупывал выступавшие на спине позвонки.

Но крылья исчезли. Растворились тёмной дымкой, оставив на полу с десяток разлетевшихся перьев, и Докча сразу потерял в весе несколько килограмм. За крыльями пропали рога и когти — теперь он просто держался за чёрное пальто, стискивая его не то от боли, не то от инстинктов, не то пытаясь не свалиться.

— Ты и правда… пришёл вовремя, — пробурчал Докча. — Но ты всё ещё самодовольный и эгоистичный придурок, который не слушает других.

— Можешь сказать это стоя перед зеркалом.

— И шутки у тебя дерьмовые. Ты как давно вообще научился шутить? Ю Джунхёк, которого я знаю, скорее уж кого-нибудь придушит.

— Значит ты плохо меня знаешь.

— Нет. Ты просто спятил.

— Не тебе об этом говорить.

Докча усмехнулся, нервно и невесело, и убрал руку с раны на предплечье.

Шаг — Джунхёк не знал, стоит ли ему сказать то, что он собирался сказать. Второй — возможно, он сделает только хуже. Третий — услышит ответ, который не хотел бы слышать. Четвёртый — или хоть немного успокоит Докчу.

— Ким Докча.

— Что? Ты теперь знаешь целых два слова: «нет» и моё имя?

— Ли Сольхва рассказала о твоих проблемах с альфами.

— Я бы сказал, что у меня проблемы с людьми в принципе, — он хмыкнул и приподнял голову, пытаясь обернуться. — И что дальше? Устал следить за мной? Не можешь прожить пару дней, чтобы меня не поколотить?

— Постарайся подумать головой, а не феромонами, — Джунхёк нахмурился, игнорируя очередную нападку. — И ответь на вопрос: ты мне доверяешь?

— Я…

— Не как альфе. Как своему компаньону.

Докча замолчал, отвернувшись обратно, — хватка на пальто стала сильнее. Отчаяннее. Тревожнее. Джунхёк знал этот жест: так Докча цеплялся за свой телефон всякий раз, когда думал о чём-то серьёзном, когда боролся с мыслями, планами и сомнениями, когда был вновь похож на обычного человека, а не на пророка, знавшего будущее. А ещё в такие моменты он прикусывал изнутри щёку, — осторожно, почти неразличимо — но Джунхёк всё равно замечал небольшую очаровательную ямочку у него на скуле.

Докча так ничего и не сказал. Не сказал, но всё же ответил — только не словами.

Когда Джунхёк вошёл в гостиную и опустил его на диван, Докча не сопротивлялся. Не вырывался, не размахивал кулаками и даже не пытался сбежать — он нахохлился, как раздраконенный хорёк, откинулся на подушки и постарался погрузиться в них как можно глубже. Была бы возможность — ушёл бы в них с головой, просочившись в выемки и оставив торчать одну лишь макушку. Но возможности не было, и Докче оставалось только пыхтеть, инстинктивно сгребая подушки в гнездо, поджимать губы и глядеть на Джунхёка снизу-вверх. Так — подозрительно, с возмущением и накалом — обычно смотрели коты на хозяев, которые непонятно зачем доставали переноску.

Джунхёк развернул Котомку Доккэби. Купил хирургические нить с иглой, антисептик, бинты и бутылёк бесцветной жидкости.

На последний Докча покосился с сомнением.

— Что это?

— Обезболивающее.

— Мне нельзя.

— В смысле «нельзя»?

— Религия не позволяет, — огрызнулся тот, но тут же умолк, сделал несколько глубоких вдохов и зачесал назад влажную от пота чёлку. Судя по лицу, ему стоило больших усилий не поддаться эмоциям и заговорить спокойнее: — Мне нельзя принимать ничего внутрь. Лекарства, эликсиры, зелья — всё вот это вот, что влияет на организм. Иначе Ли Сольхва не сможет подобрать мне правильные подавители.

— Готов терпеть ради подавителей? — удивился Джунхёк. — Сам же говорил, что не любишь боль.

— Не люблю. Но, блядь… — Докча зашипел, резко зажмурившись и ухватившись за одну из подушек так отчаянно, что та жалобно, натужно захрипела. — Ещё и Стена…

— Твой навык?

— Да.

Джунхёк знал о нём не так много: лишь то, что он служил барьером от ментального вторжения и удерживал Докчу на ногах даже тогда, когда любой другой нормальный человек потерял бы сознание. Иногда казалось, что лучше бы не удерживал: Докча в отключке доставлял меньше проблем, чем Докча бодрствующий.

— Что с ним?

— Сбоит. Слишком много эмоций, у нас теперь у двоих мозги плавятся, — он рассмеялся, хрипло и коротко, будто «Четвертая Стена» была живым существом, засевшим в его голове, и уткнулся носом в наволочку. Взгляд его, затуманенный и поплывший, с трудом сосредоточился на Джунхёке. Докча вздохнул и пробубнил так монотонно, скомкано, что едва удалось разобрать слова: — Она молчит и постоянно трясётся. Иногда я просил её заткнуться, потому что она много болтала и смеялась надо мной. Но вот она реально замолчала, и я вроде должен радоваться, но… Но всё оказалось как-то… не так. Понимаешь?

Джунхёк не понимал, но всё равно кивнул. Докча явно был не в себе, — из-за течки, из-за феромонов, из-за ноющей раны — и беспокоить его ещё больше, утруждать объяснениями, в которые он наверняка бы пустится, не хотелось. Хотелось только помочь, позаботиться, уложить в нормальное гнездо, а не в это жалкое подобие, которое он наскоро соорудил из того, что валялось на диване.

Растёкшийся меж подушек, похожий на варёную, скрюченную креветку, Докча безнадёжно крал у Джунхёка сердце — целиком, полностью: с клапанами, желудочками, со всей любовью и нежностью, что долгое время томились внутри. Было сложно — не сорваться. Не обнять, не наплевать на рекомендации Ли Сольхвы, не уговорить выпить обезболивающее, пообещав, что следующую течку они проведут вместе, как пара, чтобы Докче не понадобились никакие подавители. Но Джунхёк сдержался. Досчитал мысленно до трёх, пока разворачивал иглу, и, кажется, понял, о чём говорил Докча: Джунхёк тоже не раз велел ему заткнуться. Не бесить, не нести чушь, не лезть не в своё дело. А когда Докча стал избегать его, когда больше не жужжал над ухом и не мельтешил перед глазами, в груди с хрустом треснуло — треснуло так, что по внутренностям загулял ветер.

Пустой, ледяной и щемящий.

Докча чуть приподнялся, равнодушно посмотрел на рану, рассекавшую бедро, на кровь, испачкавшую штаны, пальто и обивку дивана, а после — снова на Джунхёка.

— Я лучше ещё раз упаду на меч, чем проведу течку без подавителей. Это хуже, чем побывать в желудке Внешнего Бога. Ненавижу сраные течки.

— Ли Сольхва сказала, что это твоя первая.

— Да. И мне её хватило с головой. Вторую такую я либо не переживу, либо попрошу Ли Сольхву усыпить меня на пару-тройку дней. Хотя… ты же сможешь отправить меня в кому, если что?

— Я не собираюсь тебя бить.

— Да ладно тебе! Значит как ударить меня, потому что у тебя настроение плохое, — это пожалуйста, а как ради благого дела — так «я не собираюсь тебя бить»! Знаешь что, Ю Джунхёк? — Докча насупился и снова забубнил в подушку. — Сходи нахер. Попрошу кого-нибудь другого. Меня половина Звёздного Потока убить хочет, желающие точно найдутся.

Придурок. Как будто Джунхёк собирался позволить хоть кому-нибудь прикоснуться к нему.

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» говорит, что если Созвездие «Демонический Король Спасения» обретёт партнёра, то течки будут проходить куда легче]

Докча застонал. Обречённо и вымотано.

— Уриэль, не начинай, я тебя умоляю.

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» виновато улыбается]

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» надеется, что Созвездие «Демонический Король Спасения» помнит, что он не один и рядом есть люди, которые хотят о нём позаботиться]

— Если кто-то хочет обо мне позаботиться, пусть ударит меня по затылку лопатой.

Пока Уриэль отвлекала Докчу на себя, Джунхёк успел подобраться ближе. Он наклонился, устроил левое колено меж чужих ног — Докча тут же напрягся, повернулся и нахмурился, подобравшись всем телом. Джунхёк чувствовал его дыхание, сбитое, частое, раздражённое, видел прямо перед собой покрасневшее лицо, контрастировавшее с бледной шеей, видел глаза, подёрнутые болезненной, усталой дымкой, видел растрёпанные волосы и вздымавшуюся грудь. Видел — и не хотел отводить взгляд.

Докча сделал глубокий вдох, закусил губу, ощутив чужие феромоны, и Джунхёк отреагировал быстрее, чем те вновь успели обострить омежьи эмоции.

— Будет больно. Но я постараюсь сделать это быстро.

— Какой кошмар, — усмехнулся Докча. Тихо, хрипло и обессиленно. — Только омегам или бетам такое не говори. А то подумают, что у тебя проблемы.

— Мне плевать, что думают другие, — Джунхёк подался вперёд, медленно и осторожно наваливаясь сверху, чтобы не спугнуть. — Но мне важно, что думаешь ты.

— М-м-м, класс. Теперь у меня ещё и галлюцинации, — Докча вяло похлопал его по щеке, словно тот и вправду был не более, чем плодом скучавшего воображения. — И давно ты стал хорошим мальчиком в моей голове?

От этих слов сердце стукнулось о рёбра с такой силой, что удар эхом отозвался в ушах и лёгким толчком — в груди.

Хороший мальчик.

Спокойно. Спокойно. Спокойно.

Надо держать себя в руках. Не реагировать. Не поддаваться. Не уступать внутреннему альфе, который от такой косвенной похвалы кубарем полетел вперёд и забегал, отталкиваясь от невидимых стен. Счастливый, довольный, готовый прямо сейчас наброситься на Докчу, ткнуться носом ему в шею и кусать до тех пор, пока на ней не останется живого места.

— Ты покраснел? — Докча удивлённо приподнял бровь, провёл большим пальцем под нижним веком — там, где горела кожа — и фыркнул. — ООС и сюда добрался? Жуть. Лучше уходи из моей головы, оригинал ты всё равно не переплюнешь.

Джунхёк ни слова не понимал из того, что нёс этот поплывший, не соображающий дурак, но он готов был слушать любую чушь, любую белиберду, просто потому что соскучился по этому голосу, по словам, к нему обращённым, и вниманию. Он бы и слушал, вот только времени у них не было: рана на бедре Докчи становилась хуже.

Джунхёк наскоро обработал её антисептиком — Докча зашипел, вздрогнул и запрокинул голову, вцепившись в одну из подушек. Инстинкты скреблись в глотке, — ты причиняешь ему боль, ты мучаешь его, перестань — но Джунхёк упрямо отмахивался от них и прижимал к краям раны бинты, пропитанные обезболивающим. Может, Докча и не хотел принимать его внутрь, но даже так эликсир мог немного помочь.

Внезапно послышались шаги, быстрые, уверенные, беспокойные, и через секунду в гостиную влетела Ли Джиё.

— Мастер! Я слышала, что на вас напали! С вами всё в поря?..

Она мотнула головой и застыла, заметив возню на диване. Заметив знакомое белое пальто, укрытое чёрным, широкие плечи и хмурый, предупреждающий взгляд, показавшийся из-за спинки. Джиё невольно принюхалась, ойкнула, отскочила назад и покраснела до кончиков ушей, тут же закрывая глаза руками.

— Я ничего не видела! Не видела, ясно?! И... И на этот диван я больше не сяду!

Затих бег в коридоре, хлопнула входная дверь: Джиё исчезла так же быстро, как и появилась.

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» заслоняет Созвездию «Чёрный Огненный Дракон Бездны» экран и напоминает про возрастной рейтинг]

[Созвездие «Чёрный Огненный Дракон Бездны» возмущённо ревёт, что он старше половины Туманности «Эдем»]

[Созвездие «Скрытый Интриган» замечает, что ничего такого не происходит]

[Созвездие «Узник Золотого Обруча» утешающе хлопает Созвездие «Скрытый Интриган» по плечу]

[Созвездие «Скрытый Интриган» вопросительно смотрит на Созвездие «Узник Золотого Обруча»]

[Созвездие «Королева Темнейшей Весны» просит остальных Созвездий поумерить свой пыл и не мешать Воплощению «Ю Джунхёк» своими сообщениями]

Хоть кто-то из них умел думать.

Игла прошла сквозь рассечённую плоть, потянула за собой нитку — Докча дёрнулся, вскрикнул и рефлекторно попытался отползти, но Джунхёк придавил его к дивану, не позволяя двинуться. Докча барахтался: отчаянно, беспокойно, слишком резво и бодро для того, кто ещё минуту назад плавал в полусознании. Он ёрзал, метался, тёрся невольно о колено, стиснутое меж ног, бессильно хватал ртом воздух и давился им же, не зная, куда деться от жгучей, непрекращающейся боли. Джунхёк прижимал его, удерживал за бедро и методично зашивал рану, стараясь не обращать внимание на всё, что творилось вокруг. На сбитое горячее дыхание у самого уха, на всхлипы, переткавшие в болезненный скулёж, на тонкие пальцы, что нашли опору в чёрном пальто и вцепились в него с такой силой, что Джунхёк не удивился бы, если бы спина его покрылась царапинами.

— Блядь!.. Твою… — Докча хрипел, вертелся пойманной за хвост змеёй, зажатый меж обивкой и чужой грудью. — Ю Джунхёк!.. П-погоди!..

Докча извернулся, разжал пальцы и попытался укусить себя за руку, чтобы заглушить боль, но Джунхёк не позволил. Перехватил его ладонь, вернул её обратно на спину, без слов велев держаться за него, и подставил плечо.

— Кусай.

— …

— Кусай, говорю.

Долго уговаривать не пришлось: Докча вцепился в него зубами, прильнул ближе, вжавшись почти намертво, — и глухой крик потонул в плотной тёмной ткани. Отдался вибрацией на коже, сорванным сердцем — это ты заставляешь его страдать — и тревогой, жужжащей вниз по трахее. Джунхёк сглотнул: и тревогу, и вязкую слюну, и шипение, осевшее на языке.

Правое предплечье, левое плечо — всё горело, тянуло, свербело изнутри: из-за порезов, оставленных стрелами, из-за укусов и глубоких царапин, которыми наградил его Ким Докча. Кровь стекала на диван — и своя, и чужая. Мешалась в одноцветное пятно, пачкала одежду, и Джунхёк с трудом усматривал в этом месиве иглу, полагаясь на ощущения и отточенные навыки. Он нащупывал пальцами края раны, протыкал, стягивал. Смотрел — пристально, не отводя взгляда — на распоротое бедро и старался не давать мыслям заполонить голову.

Он ненавидит тебя. Боится. Он страдает из-за тебя и никогда не согласится быть твоей парой.

Докча хватался за него так сильно, как только мог. Пальцами — за спину, зубами — бесконтрольно, почти прокусывая пальто — за плечо. Напряжённый, похожий на согнутый прут, он жался к Джунхёку, скрёб ногтями по его лопаткам и глушил громкие стоны, дёргаясь всякий раз, когда игла проходила сквозь кожу.

От густоты феромонов едва удавалось нормально дышать. Запах страниц и свежих чернил забивался в нос, туманил разум, и шея Докчи, открытая, беззащитная, близкая, слишком заманчиво дрожала под самыми губами.

Пульс отчётливо бился в горле.

Переверни его. Схвати. Поставь метку. Так он больше не сможет сбежать от тебя.

Феромоны сталкивались, сходили с ума, и Джунхёк, кажется, сходил с ума вместе с ними. Мысли путались, — кричащие, умоляющие, настойчивые — скалились, перебивали друг друга, то поддавались инстинктам, то отталкивали их, веля прекращать думать о всякой чуши.

Перестань. Ты не животное.

Он должен быть моим. Он просто не понимает.

Ты сделаешь только хуже. Ты обещал заботиться, а не отпугивать.

Я позабочусь.

И заставишь его презирать тебя.

Укус на собственном плече — почти метка. Жестокая, жалкая, вынужденная. Хотелось повернуться, опуститься ниже, подставить Докче шею, чтобы тот впился в неё зубами, оставляя свой запах и вплетая его в запах альфы. А потом — укусить самому. Но Джунхёк выдохнул, позволил мурашкам пробежать вдоль позвоночника — и резко, как учила когда-то Намгун Минён, отсёк всё лишнее, оставив в голове звенящую пустоту.

Он был человеком.

Докча был в опасности.

Инстинктам и желаниям здесь не было места.

Быстрыми, идеально поставленными движениями Джунхёк закрыл рану: стежок за стежком, несмотря на боль в руках и беспокойные метания Докчи. Тот и не заметил, что всё кончилось: он прижимался, лихорадочно цеплялся пальцами за пальто и жмурился с такой силой, что под веками у него должны были появиться не цветные пятна, а целые гало, кольцами цеплявшиеся друг за друга.

— Ким Докча. Я закончил. Слышишь меня?

Докча не ответил, но хватка его ослабла, а тело — замерло, будто каждым нервом прислушавшись к затихающей боли.

Джунхёк сглотнул. Едва ощутимо коснулся чужого затылка и сказал то, что говорить не хотел:

— Можешь отпустить.

Заторможенный, балансирующий где-то на грани бессознательного, Докча послушался не сразу. Сначала перестал кусаться, потом медленно, неуверенно убрал руки, и Джунхёк выпрямился, тут же сделав шаг назад, на безопасное расстояние. Безопасное для них обоих. Он вытер рукавом мокрый след на плече, проверил, нет ли дырок, и посмотрел на Докчу: тот всё ещё с трудом понимал, что происходит. Дрожавший, покрасневший, с влажными и припухшими губами, он лежал среди подушек, глядел куда-то в потолок и дышал: судорожно, сбивчиво, шумно. Даже руки он опустил не сразу: они так и оставались вытянуты в фантомной попытке обнять кого-то, пока Докча не моргнул и не провел ладонью по взъерошенным волосам. Взгляд его стал чуть яснее и осмысленнее.

И всё же Докча, окружённый тонкой вуалью феромонов, тонущий в подушках и собственном пальто, выглядел таким беззащитным и потерянным, что голос внутреннего альфы прорезался вновь. Скулящий, он требовал, чтобы Джунхёк немедленно что-нибудь с этим сделал. Взял на руки, отнёс в гнездо, позаботился, пока Докча не уснёт. Но тот понемногу приходил в себя, путь в его комнату Джунхёку был заказан, и, возможно, Докчу не стоило тревожить прямо сейчас. Может, ему было бы лучше отдохнуть здесь, под присмотром друзей? Хотя мысль эта отдавалась чем-то липким и не очень приятным.

Собственническим.

Послышались тихие, торопливые шаги — Джунхёк напрягся, опустив руку на рукоять меча.

В гостиную вошла Ли Сольхва. С яркими щеками, неровным дыханием и капельками пота на висках — она явно бежала, поспешив сюда сразу, как только услышала о нападении.

Джунхёк убрал руку с меча. Сольхва проигнорировала и этот жест, и собственную усталость, в миг оказавшись возле Докчи. Она наклонилась, потрогала его лоб, пощупала пульс, а после — опустилась на одно колено, чтобы рассмотреть шов.

Джунхёк молча наблюдал со стороны. И отчего-то постоянно ловил на себе поплывший, разморённый взгляд.

— Что случилось?

— Нападение, — пожал плечами Джунхёк, следя за тем, как Сольхва осторожно стирала кровь вокруг раны уголками своего белого халата. — Мы с Ким Докчой разделились. Он получил рану, я её зашил. Жить будет.

— Будет, — кивнула Сольхва, как будто это был вопрос. — Шов очень… филигранный, Джунхёк-сси. Надёжный, идеальные расстояние и ширина… Учитывая состояние Ким Докчи, уверена, что зашивать его было непросто. Ты точно в прошлой жизни не был профессиональным хирургом?

— Нет. Но за две предыдущие регрессии я наделал этих швов достаточно: и себе, и другим.

А ещё во второй регрессии сама Сольхва обучала его правильно шить. Показывала, долго и терпеливо, пока у Джунхёка не начало получаться почти так же мастерски, как и у неё. Но говорить ей об этом он не стал: не было смысла тянуть прошлое в будущее. У Ли Сольхвы в этом раунде была своя жизнь, у Джунхёка — своя. Она должна была двигаться вперёд, он — стать ближе к Ким Докче, который внаглую, сам того не осознавая, оккупировал его сердце.

— Всё равно поразительно.

— Он просто тупой протагонист, — просипел Докча и хрипло, коротко рассмеялся. — Это как врубить читы. Мне кажется, он всё умеет. Ну, или почти всё? Порядочным он быть не умеет. И сдержанным. И терпеливым. И…

— Ким Докча.

— Докча-сси, пожалуйста, лежи спокойно, — отозвалась Сольхва прежде, чем они опять начали спорить. — Тебе нельзя перенапрягаться. Ю Джунхёк, конечно, зашил тебе рану, но это не значит, что тебе не нужны покой и отдых.

— Я спокоен как мертвец.

— И такой же бледный. Лежи и молчи, придурок, ты потерял много крови.

— Вот видишь, Сольхва-сси, он первый начинает.

Сольхва вздохнула, выпрямилась, но Докча неожиданно схватил её за запястье и посмотрел на неё с беспокойством.

— Где дети? Они в порядке?

— Они с Ли Хёнсоном, с ними всё хорошо. Я позову их, когда ещё раз внимательно тебя осмотрю.

— А Биё?..

Сольхва улыбнулась и приподняла волосы — из-под задней части её воротника показались маленький рог и белая шёрстка. Пушистые вихры зашевелились, и Биё с громким, взволнованным «Бат!» перелетела к Докче на плечо.

— Она летала возле двери. Видимо, хотела попасть к вам, но боялась, что помешает.

— Извини, — одними губами произнёс Докча, поглаживая прижавшуюся к его шее Биё. — Ты молодец. Тебе и правда не стоило видеть меня в таком состоянии. Но теперь всё хорошо, не волнуйся. Я скоро выздоровею.

— Я сделаю мазь, которая ускорит заживление. Внутрь её принимать не надо, так что на твои анализы она не повлияет. Как пройдёт течка — приготовлю восстанавливающее зелье.

[Созвездие «Массовый Производитель» говорит, что зелье можно просто купить в Котомке]

[Созвездие «Массовый Производитель» гарантирует эффективность своего продукта]

— Боюсь, что такого зелья, которое сварю я, в Котомке не найдётся.

[Созвездие «Массовый Производитель» заинтересовано в ваших словах]

[Созвездие «Массовый Производитель» желает увидеть результат ваших навыков]

[Созвездие «Массовый Производитель» предлагает в свободную минуту обсудить возможность торгового сотрудничества]

— Сольхва-сси, это хорошее предложение, — поднял взгляд Докча, почесав Биё по пухлой щеке. — Ты всегда… Нет. Неважно. Просто лучше не отказывайся.

— Хорошо, я подумаю. Но сначала, — Сольхва повернулась к Джунхёку, и голос её стал серьёзнее и твёрже, — отнеси, пожалуйста, Ким Докчу в его комнату. В гнезде ему будет лучше и спокойнее. Как придёт Айлин, мы вместе ещё раз его осмотрим, чтобы исключить повреждения не только тела, но и историй.

Джунхёк хотел сказать, что Докча запрещал ему входить в его комнату и что сама Сольхва как-то тоже предупреждала: «Не стоит быть слишком настойчивым. Сейчас Ким Докча не пускает тебя на свою территорию, и, если на ней отпечатается твой запах, она перестанет быть безопасной для него самого». Джунхёк хотел было открыть рот, но осёкся: Сольхва кивнула ему, словно давала разрешение.

Сейчас можно. Доверься мне.

— Ладно.

— А меня никто спросить не хочет? — заворчал Докча. — Я и сам могу дойти.

— Нет, — отрезал Джунхёк. — Не можешь.

— Он прав, Докча-сси, пока твою рану лучше не тревожить.

— У меня есть крылья.

— И как ты собрался размахивать ими на лестнице или в коридоре, идиот?

— Так, чтобы тебя ими снесло подальше!

Церемониться Джунхёк не стал. Одним шагом оказался рядом с диваном, проигнорировал пинок в колено — безнадёжный, жалкий — и поднял Докчу на руки. Тот должен был возмутиться. Должен был шипеть, брыкаться, обнажать когти, но Докча лишь нахмурился и обмяк, недовольно поджав губы. То ли сил на сопротивление уже не было, то ли отзвуки боли в бедре заглушали беснующиеся феромоны.

Это было приятно — держать Докчу в своих руках. Чувствовать под пальцами шуршащую ткань, худые ноги и очертания рёбер, ощущать слабое тепло в том месте, куда Докча невольно прислонился и положил голову. Будь это возможно, Джунхёк носил бы его так целую вечность: научился бы сражаться ногами или зубами, овладел бы ментальными атаками, которые так недолюбливал, — сделал бы всё, лишь бы не отпускать.

Неожиданно Докча чертыхнулся, заелозил и запахнул пальто, чуть порозовев щеками и кончиками ушей. Запах стал гуще, насыщеннее, и Джунхёк сделал вид, что ничего не заметил: ни влияния собственных феромонов на омегу в течке, ни чужого возбуждения.

Внутренний альфа зарыскал, заметался из угла в угол, прильнул к груди, чтобы быть ближе, но большего Джунхёк ему не позволил.

Иначе то хрупкое и мирное, что царило сейчас между ними, разлетелось бы вдребезги.

Поднявшись по лестнице, Джунхёк остановился около двери — такой же, как остальные, и вместе с тем на них не похожей. Пусть Ли Сольхва дала понять, что переживать не о чем и можно наконец шагнуть вперёд, Джунхёку до сих пор казалось, что оно — всё это — должно быть по-другому. Как будто он без разрешения вторгался на чужую территорию. И будь это кто-то другой, было бы плевать, но…

— Чего стоишь? — раздражённо и устало пробормотал Докча. — Входи уже.

Сердце сжалось, замедлилось на мгновение, а после — застучало быстрее, словно хотело не просто разогнать кровь по телу — высосать весь кислород из лёгких. Во рту пересохло. Если бы кто-нибудь сказал Джунхёку, что его так сильно взволнует простое приглашение войти, он бы точно сломал этому «кому-нибудь» руку, чтобы не нёс всякий бред. Но вот он, успокаивающий сбитое дыхание, открывал дверь, переступал порог и делал шаг — незначительный для компаньона, но невероятно важный для альфы.

В комнате было светло, в воздухе витал знакомый запах, куда более крепкий и устойчивый, чем обычно. Джунхёк вдохнул его — страницы, чернила, отпечатанные буквы — и сразу посмотрел на кровать: несколько одеял, подушки, пледы и одежда — всё было аккуратно сложено, свёрнуто по периметру, образуя гнездо. Здесь были и толстовка Хан Суён, и куртка Ю Сан А, и один из халатов Ли Сольхвы, и перчатки Ли Хёнсона, и кофта Джан Хаён, и кепка Гон Пильду, висящая на изголовье. Джунхёк прищурился, заметив что-то, чего быть тут точно не должно было.

«Это что… Пояс Мастера?»

Как он сюда попал, Джунхёк даже знать не хотел.

Гнездо было полным и всё же казалось пустым. Незаконченным. Неполноценным. Чего-то не хватало, и Джунхёк прекрасно понимал, чего именно: инстинкты рычали, что гнездо нужно забить своими вещами. Раскидать, разложить поверх остальных, а лучше — убрать то самое лишнее, мешавшее «остальное».

Но Докчу, кажется, всё устраивало.

И горечь пришлось проглотить вместе с обидой.

Джунхёк уложил его на кровать, отошёл и позволил себе несколько неподвижных, молчаливых секунд: Докча перевернулся набок, поджал ноги и накрылся пледом по самый подбородок. Хотелось лечь рядом, обнять, согреть, уткнуться носом в шею. Хотелось оставить свой запах и впитать чужой.

Но вместо этого Джунхёк развернулся, чтобы уйти.

Голос Докчи, тихий и приглушённый, поймал его у самой двери.

— Ю Джунхёк.

Тот остановился, взявшись за ручку, и обернулся.

— Как твоя?.. — Докча приоткрыл глаза и неловко махнул на предплечье. — Как твоё плечо?

— Нормально. Я получал раны и похуже, скоро пройдёт.

— Знаю, — он усмехнулся, помялся немного и всё же сказал: — Тебе тоже надо отдохнуть.

— Мне пока не до этого. Нужно проверить, не осталось ли в Комплексе ублюдков, которых подослал Велиал.

— Ладно, — вздохнул Докча и пробубнил в натянутый плед: — ты всё равно упрямый как баран. Но всё-таки сходи к Ли Сольхве. У тебя до сих пор кровь идёт.

Джунхёк кивнул, бросил на Докчу короткий задумчивый взгляд и, оказавшись в коридоре, закрыл за собой дверь.

Это сейчас было… беспокойство? Забота? От омеги-Докчи, который ещё вчера обходил его стороной, не подпускал к себе и скалился всякий раз, когда Джунхёк подходил к детям?

Вдох-выдох.

Привести чувства в порядок, взять феромоны под контроль.

Джунхёк схватился за рукоять меча, чтобы скрыть дрожь в кончиках пальцев. Он и правда был в комнате Докчи. Правда нёс его на руках, зашивал ему рану, говорил с ним. Видел гнездо.

Делал то, что совсем недавно казалось далёким и почти недосягаемым.

Возможно, всё действительно понемногу налаживалось.

Chapter Text

Докча злился.

Сидя на диване и сложив руки на груди, он хмурился, барабанил пальцами по собственному пальто и ритмично отстукивал мыском ботинка по ковру. Возможно, в стуке этом было что-то на Азбуке Морзе, — неприличное, ругательное — но проверять эту теорию никто не хотел. Джунхёк — в том числе.

Сгустившиеся феромоны он почувствовал ещё у двери в комнату, когда принёс Докче завтрак. Ровно тогда же перед лицом выскочила плашка нового Дополнительного Сценария. Название, сложность, описание двух этапов, награда и штраф — всё совпадало с тем, что рассказывал Ким Докча. Всё, кроме одного.

Приписки в графе дополнительных условий.

Дополнительное условие: Неоспоримое преимущество некоторых Воплощений ставит под угрозу честность Сценария. Для уравнивания возможностей состав команд на каждый из этапов будет назначен Бюро Звёздного Потока.

Следующая информация индивидуальна для каждого, кто подал заявку на участие в Дополнительном Сценарии. Напоминаем, что если заявка была подана от имени Туманности, то все её члены автоматически дают согласие на участие в Сценарии.

Участники первого этапа от Туманности «Компания Ким Докча»: Ю Сан А, Джун Хивон, Ли Хёнсон, Шин Ёсун, Ли Гильюнг, Ли Джиё.

Состав команд пересмотру не подлежит.

Их с Докчой не включили в первый этап: боялись, видимо, что Сценарий закончится, так и не успев начаться. Созвездия не получат зрелище, а Бюро — монеты. Выборка была тупой и бесчестной, но с одним неоспоримым плюсом — Докча останется здесь, в безопасности и под присмотром. Он был ранен, взбалмошен, и никто не собрался допускать его, ещё утром прыгавшего в ванную на одной ноге, к прохождению Сценария. Вот только слушать Докча никого бы не стал: ни товарищей, ни голос разума.

Доккэби хотели подпортить их Туманности планы, а в итоге помогли, сами того не подозревая.

Докча, ожидаемо, таким раскладом доволен не был. Прихрамывая, он вылетел — так быстро, как только позволяли ему запреты Сольхвы — из комнаты, столкнулся с Джунхёком и, красный от злости, указал на парящее уведомление.

— Нет, ну ты видел?! Видел?

— Ким Докча.

— Чёртовы Доккэби, они не включили нас в первый этап Сценария!

— Ким Докча.

— Ладно тебя, но меня!..

— Докча, — по одному лишь имени, чтобы привести в чувства.

— Да что?!

— Ты серьёзно думаешь, что остальные без тебя не справятся?

Докча замер, чертыхнулся и, отведя взгляд, нервно прикусил изнутри щёку. Джунхёк хорошо помнил их разговор в тот день, когда они впервые встретились в Демоническом Мире: Докча не думал, что команда не справится без него, — Докча боялся, что команда справится без него. Один раз, второй, третий — пока не забудет о нём и не оставит позади. В его голове всё было просто и сложно одновременно: если он не может помочь, если не может вести за собой, если в нём не нуждаются, значит он бесполезен. Не нужен. Выкинут из жизней тех, кто был ему дорог. Он любим, только если даёт что-то взамен.

Абсолютная, несусветная глупость.

— Нет, не думаю. Но я…

— Ты им нужен. Всегда.

И ты нужен мне, хотел сказать Джунхёк, но момент был неподходящий: от его слов наверняка бы отмахнулись, как от нелепой шутки. Или не заметили бы. Или проигнорировали.

Докча сомневался, — всегда сомневался — и Джунхёк решил, что лучше начать с того, что было привычно этому беспокойному засранцу. С того, что подходило сейчас его образу мысли. Бросить ему, переполненному эмоциями, феромонами и неуверенностью, явное и правдивое — для всех, кроме самого Докчи — «Тебя любят, потому что ты это ты» было сродни кинутой кошке палке. Он просто не поймёт, что с этим делать. Ещё и посмотрит, как на идиота.

— Они справятся, потому что ты помогал и готовил их всё это время. Но им всё ещё будет нужна твоя помощь со следующими Сценариями. Ты ведь сам сказал, что собираешься довести всех до конца.

Докча взглянул на него, — недоверчиво, пристально, словно пытаясь уличить во лжи — заглянул в глаза, но, не увидев в них ни намёка на насмешку, нетвёрдо кивнул и немного расслабился. Плечи его опустились, чуть сгорбилась спина, как у человека, который подскочил с постели от кошмара, но осознал наконец, что то был лишь сон.

Докча ещё раз пролистал сообщение, — имя его в списке так и не появилось — шумно выдохнул и пробормотал:

— Мне надо в гостиную.

Шаг, неловкий, неуклюжий, в сторону лестницы — Джунхёк тут же встал на пути.

Докча нахмурился, почуяв неладное.

— Отойди.

— Ли Сольхва и Айлин запретили тебе физические нагрузки. Тебе нельзя так много ходить.

— С каких пор спуститься по лестнице это у нас «много ходить»?

— Это перепад высоты и лишняя нагрузка на твою ногу.

— В голове у тебя перепад высоты, — устало и без энтузиазма огрызнулся Докча. — Не помню, чтобы тебя приставляли ко мне нянькой. Дай пройти.

— Нет.

— Ладно. Нельзя идти? Значит поползу.

Он попытался лечь, но Джунхёк схватил его за шиворот и потянул на себя — Докча дёрнулся, замахнулся и выругался от неожиданности, когда в секунду оказался поднят на руки. Он замер, словно лесной зверь, ослеплённый светом фар, и Джунхёк нагло воспользовался этой заминкой: перехватил удобнее, крепче, прижал костлявые колени ближе к себе и зашагал по коридору. С таким невозмутимым видом, что даже проходившая мимо Ю Сан А ничего не спросила — только обернулась, чтобы убедиться, что ей не привиделось.

Докча прошипел тихое, угрожающее «Головой ударился, придурок? Я сейчас ещё добавлю» и выглянул из-за плеча Джунхёка. Тоже — вполне невозмутимо.

— Сан А-сси, пожалуйста, собери всех в гостиной! Я хочу поговорить о Сценарии!

— А? — Ю Сан А моргнула, — впервые за всё то время, что смотрела на них — собралась с мыслями и кивнула. — Хорошо, Докча-сси. Сейчас всех позову.

Вопрос «У тебя всё в порядке?» остался висеть в воздухе: неозвученный, неловкий, подразумевавший очевидный ответ. У Докчи ничего не было в порядке. Он был феромоновой бомбой, злющим клубком нервов, чьи планы порушили идиоты-доккэби, он хотел рвать и метать, но на это не хватало ни сил, ни выдержки. Джунхёк, несущий его на руках, был наименьшей из всех проблем. И это спасало его от участи быть растерзанным или придушенным.

Докча возмущённо, раздражённо сопел всю дорогу вниз, но не брыкался — только вертелся иногда, чтобы почесать где-то в области лопаток. Грудь его вздымалась неровно и сбивчиво, — в такт такому же дыханию — подрагивали ресницы на прикрытых глазах, а на бледных щеках разливался лёгкий румянец. Джунхёк хотел бы верить, что не от злости — от близости и заботы альфы. Запах свежеотпечатанных страниц, чернил и историй, ими рождаемых, скользил вверх-вниз по шее, оседал на одежде, на коже, на губах, дразнил и вплетался в волосы. Джунхёк ловил каждую ноту и не спешил. Спускался не настолько медленно, чтобы Докча что-то заподозрил, но достаточно, чтобы запомнить: феромоны, тепло, изгибы тела. Хаотично разметавшиеся по лбу пряди, хмурую складку между бровей и ямочку на щеке — Докча, кажется, опять прикусывал её изнутри, о чём-то усиленно думая.

Не то о Сценарии, не то о том, как бы потом припомнить Джунхёку его вольности.

Вольности и руки: на спине и под коленками.

Так они и оказались в гостиной: вся Туманность «Компания Ким Докча» и сам Докча с нервным стуком мыском по полу.

Тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук.

— Прекращай уже, а? — не выдержала Хан Суён. — Шаи-Хулуд на твой зов не откликнется, а вот мои попорченные нервы — очень даже. У меня и без твоего музыкально-маниакального сопровождения голова пухнет.

Докча поднял на неё глаза, далёкие и отстранённые, смотрящие куда-то сквозь, на невидимую точку позади Суён — та обернулась, чтобы проверить, не нарисована ли мишень за её затылком.

— Они не включили меня в Сценарий.

— И? Меня тоже не включили. Сиди, радуйся и устраивай задницу на мягком диване, такая возможность может выпасть ещё не скоро. Тем более не тебе, бешеному и поехавшему, сейчас соваться в Сценарии. Мы твоим обещаниям не помирать уже и так не очень верим, а когда у тебя вместо мозгов феромоны — тем более.

— Суён-сси, я могу понять твою мысль, — вмешалась Ю Сан А, и голос её потерял привычную мягкость, — но, пожалуйста, не говори так, будто естественные процессы у омег — это что-то, чего надо стыдиться.

Джунхёк не без удовольствия заметил, как взгляд Хан Суён взволнованно заметался из одного угла в другой. Может, хоть теперь она будет изредка думать, прежде чем открыть рот.

— Погоди, Ю Сан А, я не…

— Но они включили в Сценарий детей, — глухо отозвался Докча, никого не слушая.

Ли Джиё бессовестно ткнула в него пальцем.

— Аджосси на своей волне. Это даже забавно.

— Я доберусь до каждого доккэби и сверну им шеи.

— Нет, не забавно, беру свои слова обратно. Мастер, может, хоть вы его растормошите? Или объясните, что его всё равно в Сценарий не пустят?

Ли Сольхва бесшумно опустилась рядом с Докчой, заставив сидевшую под его боком Шин Ёсун прижаться к нему теснее, улыбнулась и осторожно положила руку ему на плечо. Он коротко взглянул на неё, но ничего не сказал — и всё же позволил тонким пальцам слегка сжать его пальто.

— Докча-сси, Хан Суён выразилась немного резко, но всё же в чём-то она права. Я понимаю твоё волнение и твою злость, но ты ведь не думаешь, что я позволила бы тебе участвовать в Сценарии в нынешнем состоянии? Ты ранен и крайне чувствителен, тебе нужно восстановиться и как следует отдохнуть. Ты и сам знаешь, что бросаться в битву с горячей головой может быть чревато. К тому же, этот Сценарий дополнительный и необязательный, твои друзья со всем справятся и присмотрят за детьми. Тебе не о чем переживать.

Докча молчал. То ли потому, что речь Сольхвы не произвела на него никакого впечатления, то ли, наоборот, потому что впечатлений было так много, что их не получалось выразить словами. Докча упёрся локтями в колени, сложил руки в замок и ткнулся в них носом, внимательно изучая царапины на полу.

Послышалось напряжённое, недовольное бормотание.

— «Преимущество некоторых Воплощений ставит честность Сценария под угрозу». Неплохо придумали, чтобы выкинуть тех, кто им не нравится. Но с основными Сценариями они второй раз такое не провернут: Созвездия не позволят. И я не позволю. Если только посмеют…

— Да твою-ю-ю ж! — обречённо взвыла Суён, перебивая монотонный, быстро текущий поток сознания. — Ким Докча, если ты нас всех собрал, чтобы поворчать и поныть на публику, то давай без меня! Бесить окружающих — это моя работа, хорош отнимать мой хлеб!

Джунхёк потёр висок, — от этого балагана уже начинала гудеть голова — оттолкнулся от стены, к которой прислонялся всё это время, и убрал руки в карманы, чтобы не было соблазна дотронуться, запустить пятерню в растрёпанные чернильные волосы или коснуться за ухом — прямо за трогательно покрасневшими кончиками. Он тут же притянул к себе взгляды собравшихся и шагнул ближе, оказавшись за спинкой дивана. Ровно позади Докчи. Ещё десять минут назад, подхваченный на руки, похожий на ворчливого, но пригревшегося хорька, Докча был нормальным: в рамках собственного, а не общепринятого «нормально». Теперь же он снова накручивал себя дурацкими идеями, переживал по поводу Сценария и не замечал ничего вокруг — запах его опять беспокойно колебался, но, казалось, никто, кроме Джунхёка, этого не чувствовал.

Как будто запах Докчи до сих пор никто больше не чувствовал.

Не то чтобы Джунхёку не нравилось, — как могла ему не нравиться мысль, что Докча весь, целиком и полностью, предназначался лишь ему одному? — просто это было странно. Впрочем, с Докчой всегда и всё было странно. Но обнять, расцеловать его от этого хотелось лишь сильнее.

— Ким Докча.

Тот неожиданно замолк и обернулся. Взгляд его прояснился, посветлел и сфокусировался на Джунхёке.

— Что?

— Ты хотел обсудить Сценарий.

— Хотел. И?

— Но вместо этого несёшь какую-то чушь.

Докча посмотрел наконец на команду, на ладонь Ли Сольхвы, до сих пор лежавшую на его плече, и неловко прочистил горло.

— Кхм, я… Кажется, я немного задумался, извините.

Джунхёк поднял глаза от взъерошенной макушки и тут же наткнулся на смущенную, оцепеневшую Ли Джиё. Она закрыла рот рукой, едва сдерживая писк, панически заозиралась и подскочила к Джун Хивон, затараторив ей на ухо сбивчивое, задыхающееся: «Ты видела это, онни? Я же говорила! Говорила! Аджосси ни на кого не реагировал, но Мастер!.. Я ведь их видела вчера прямо здесь, на этом диване! А ты не верила!».

Джунхёк вздохнул, с трудом удержавшись, чтобы не оскалиться: он представлял, что там уже навоображала себе Ли Джиё. После её нескромного вопроса о совместном ребёнке он вообще ничему не удивился бы. Возможно, Докча был прав, когда шутил, что Джунхёку стоило взять пример со Святой и заняться не только физическими тренировками Джиё, но и её дисциплиной: держать язык за зубами она не умела и не пыталась.

— Хотя из тебя, Джунхёк-а, даже Святая не смогла выбить дурь и грубость. Ты хоть и талантливый, но вряд ли справишься с семнадцатилетним подростком. Подобрал ученицу себе под стать, ха-ха. Такая же засранка, как и ты. Ну, по крайней мере, ей не понадобился специальный навык, чтобы вежливо обращаться к своему учителю.

Джунхёк опустил взор чуть ниже и прищурился: дети, облепившие Докчу с двух сторон, обернулись и теперь синхронно прожигали его своими злющими, ревнивыми глазёнками. Если бы затявкали, точно выдали бы что-нибудь вроде: «Мы не отдадим тебе нашего аджосси, противный дурак! Ты нёс его на руках, но только потому, что мы тебе позволили!». Маленькие гремлины, попавшие на воспитание к гремлину побольше. Никакого уважения к старшим. Одна лишь Биё спокойно лежала у Докчи на коленях, растёкшись, словно подтаявший шарик мороженого.

— Так у вас теперь… м-м-м… — задумчиво протянула Хивон, не пряча двусмысленной усмешки. — Типа всё хорошо?

— Что? У кого? — не понял её Докча.

— У тебя и Ю Джунхёка. Два дня назад ты даже разговаривать с ним не хотел, а сейчас только на него и отреагировал.

— Ю Джунхёк его просто бесит ещё больше, чем доккэби, — фыркнула Хан Суён, придвинувшись ближе к Ю Сан А. Они едва заметно коснулись плечами, и Джунхёк спиной почувствовал, как Дракон Бездны неистово строчит возмущенные комментарии о «позорных розовых соплях, недостойных его Воплощения». — Бык тоже отреагирует, если перед ним тряпкой потрясти.

Докча посмотрел на Суён с какой-то неожиданной благодарностью — боялся, что Джун Хивон последует за пристрастиями Уриэль? — и резко сменил тему, мигом став серьёзным и сосредоточенным.

— Ли Джиё, во время Сценария будешь присматривать за детьми.

Не вопрос и не просьба — Джиё не успела ни возразить, ни удивиться, ни кивнуть, как Докча переключил внимание на других.

— Джун Хивон, Ли Хёнсон, — те напряглись и выпрямились, — вы отвечаете за безопасность Ли Джиё. Ю Сан А возьмёт на себя координацию команды. На самом деле первый этап Сценария не особо опасен и сложен, если знать, что делать. Вас запрут в комнате с кучей кнопок. Правильные помогут открыть выход, неправильные — натравят монстров или активируют какую-нибудь ловушку.

— А «куча» — это сколько? — нахмурилась Хивон.

— Сто восемьдесят три.

— Сколько?! — Джиё едва не подпрыгнула от возмущения. — Они там что, совсем что ли?! Это сколько времени надо потратить, чтобы найти нужные кнопки, если ты о них не знаешь? Это какой-то гроб! Подстава, а не Дополнительный Сценарий!

— Выбраться можно тремя способами, — Докча раскрыл ладонь и начал загибать пальцы, не сводя взгляд с команды. — Первый — угадать нужные кнопки. Второй — активировать и пережить определённое их количество, это что-то вроде награды за упорство. Третий — дождаться окончания таймера, но тогда получишь штраф и не пройдёшь во второй этап.

— Но ты же знаешь, какие кнопки нам нужны, да, аджосси? Не хочу застрять там фиг знает на сколько.

— Знаю. И каждому из вас нужно будет их выучить.

Следующие три часа прошли в зацикленной, однообразной и муторной зубрёжке. Ким Докча, вооружившись ватманом, карандашом и отсутствием художественных навыков, старательно изображал комнату и расположение кнопок. Джун Хивон хватило ровно на десять минут: не выдержав кривых линий и поехавшей перспективы, она перехватила бремя дизайнера на себя и закончила оставшиеся девяносто пять процентов под чёткими инструкциями Докчи. Стены были вычерчены, кнопки — пронумерованы, Хан Суён — отсажена в одиночное кресло за дурацкие шутки. Дети с радостью раскрасили восемь правильных квадратиков, — один благодушно уступили заскучавшей Ли Джиё — но на этом весёлая часть закончилась. Обучение шло… не так хорошо, как хотелось, но и не так плохо, как могло. На рисунке команда ориентировалась относительно быстро и правильно, но стоило Докче, используя материалы из Котомки Доккэби, смоделировать каждую из стен, сверху донизу усеянную одинаковыми кнопками, как началась путаница. Шин Ёсун с Ли Гильюнгом до некоторых из них попросту не дотягивались, а Ли Хёнсон, без проблем достающий даже до самых высоких, не всегда делал правильный выбор.

— Чёрт, аджосси, зачем каждому-то запоминать этот бред? — проворчала Ли Джиё, когда Докча коротким «не та» одёрнул её от неверной кнопки. — Пусть Ю Сан А-онни выучит, что нужно, и командует потом!

— Доккэби могут извернуться как угодно ради рейтинга, — Докча вздохнул и постучал карандашом по рисунку, ещё раз показывая Ли Джиё нужную комбинацию. — Захотят — заставят выбирать только одного члена команды или каждого по очереди, захотят — заставят выбирать наощупь. Кстати об этом. Ли Хёнсон, Ю Сан А, попробуйте с закрытыми глазами.

— Хён, по-моему, ты слишком волнуешься, — пробормотал Ли Гильюнг и скривился, когда Шин Ёсун шлёпнула его по руке.

— А ты опять нажимаешь не то, насекомыш! Сказала же: «седьмая диагональ восьмая слева», а ты жмёшь шестую!

— У тебя система дурацкая, ты по ней сама ничего запомнить не можешь!

— Я согласна с мелким, — Джиё кивнула в сторону Гильюнга, который активно тыкал пальцем в схему и что-то бурно объяснял Ёсун. — Может, проще уже с монстрами разделаться, чем это всё вызубрить?

— Может быть, и проще, но не безопаснее, — Докча вздохнул и устало потёр виски: к третьему часу он, очевидно, и сам был на пределе.

Запах его ослаб, притупился, вновь смешался с беспокойством: пожелтели страницы, запылились чернила, и Джунхёку пришлось пригвоздить себя к стене, чтобы не поддаться соблазну, не поддаться инстинктам, требующим прямо сейчас — без промедлений! — подхватить Докчу на руки, унести, спрятать подальше от волнений и мыслей о Сценарии. Завернуть в собственное пальто, — так крепко, чтобы не сбежал и не вырвался — прижать к себе и целовать до тех пор, пока дурь не покинет его голову.

Докча провёл рукой по загривку — Джунхёк сглотнул, не в силах оторвать взгляд от длинных бледных пальцев, скользнувших по коротким прядям, по ямочке мышц, по железе, которой не было видно, но которая, казалось, пульсировала феромонами. Джунхёк тихо чертыхнулся, прикусил язык и всё же заставил себя отвернуться: нельзя было думать о метке. Нельзя было думать о том, как Докча краснеет, дрожит, цепляется за него, когда укус расцветает на тонкой шее, как выдыхает хрипло и прячет смущение в ладонях, пока Джунхёк жмётся губами к влажной коже, оставляя на ней всё больше своих следов. Нельзя было думать, как они связываются: телами, феромонами, запахами и сердцем.

— Докча-сси, может, сделаем перерыв? — Ю Сан А задумчиво осмотрела голографический макет, который рябил из-за бегавших сквозь него детей, и мягко улыбнулась. — Иногда информации просто нужно упорядочиться и усвоиться, пока ты отдыхаешь. Можем попробовать ещё раз после обеда, Сценарий ведь начнётся только завтра, верно?

Такой синхронной благодарности в глазах всей команды почти никогда не случалось. Даже Хан Суён, задремавшая в кресле, рассеянно кивнула и согласилась без всяких тупых подколок. Докча отвлёкся, перестал наконец растирать затёкшую шею и превращать мысли Джунхёка в бессвязный, сводящий с ума бедлам.

— Да, наверное… Давайте продолжим после обеда. Хивон-сси, сегодня, кажется, твоя очередь готовить?

Та и рта не успела открыть, как Джунхёк ответил за неё:

— Готовить буду я.

Докча вздрогнул, словно только сейчас заметил его присутствие, и обернулся.

— Ты разве не готовил вчера? И позавчера.

— Мастер еще два дня назад готовил! 

— Да он уже как больше недели кулинарит, — усмехнулась Суён, сдув упавшую на лицо чёлку. — И никого к готовке не подпускает.

— Есть возражения? — холодно отрезал Джунхёк, ясно давая понять: любое возражение, любое недовольство будет значить для него не больше, чем жужжание мухи.

Питание Ким Докчи было под его ответственностью, и уступать он не собирался ни союзникам, ни друзьям, ни даже тем, кому готов был доверить собственную жизнь.

— Ты тот еще засранец, но только идиот будет отказываться эксплуатировать твои кулинарные навыки, — Суён пожала плечами и зевнула: то ли от скуки, то ли чтобы показать, что угрозы на неё не действуют. И что спорить она не стала отнюдь не из-за них. — А у нас тут идиотов нет. Убийцы, психопаты, жертвенные бараны — такие есть, а вот идиоты…

— Суён-сси.

— Да ну что?

Напоминать ей, как пару дней назад она называла себя единственной мозговой клеткой всей команды, Джунхёк не стал. Ю Сан А без того смотрела на неё достаточно осуждающе, чтобы пристыдить и утихомирить. Если у этой ведьмы вообще был стыд: Джунхёк подозревал, что замолчала Суён лишь потому, что имела все шансы оказаться сегодня вечером перед закрытым окном или запертой дверью.

Кто бы мог подумать, что принцесса, окрасившая золотые нити кровью, вдобавок умела шантажировать и укрощать сказочных тварей. Стоило ли ждать другого от человека, приглянувшегося Олимпу?

Неловкая тишина затянулась.

Ли Хёнсон прокашлялся, принимая на себя удар всеобщим вниманием, и боком двинулся к выходу.

— Так, м-м-м. Если у нас перерыв, я схожу к Марку? Я обещал ему помочь с перестановкой в баре. Хивон-сси, если ты свободна и хочешь… Мы могли бы вместе…

— Прости, Хёнсон-сси, — Джун Хивон вздохнула и покачала головой. — Я бы с радостью, но у нас тут небольшие планы женской компанией. Но если быстро справимся, я тебя нагоню, хорошо?

— Да… Да, конечно. Я и сам справлюсь, если что, не торопись. Главное, будь осторожна.

[Созвездие «Чёрный Огненный Дракон Бездны» закатывает глаза и говорит, что его сейчас стошнит]

— Тебя по любому поводу тошнит, — огрызнулась на него Суён. — Промой уже желудок.

[Созвездие «Чёрный Огненный Дракон Бездны» хочет хлеба и зрелищ, хочет битв и кровавых сражений, а не отвратительных телячьих нежностей]

— Если ты бесишься из-за того, что я так и не почистил тебе рога, — спокойно вмешался в перепалку Докча, подняв голову к потолку, — просто скажи. Я всё ещё не против привести их в порядок.

[Созвездие «Чёрный Огненный Дракон Бездны» говорит, что у него есть срочные дела и ему некогда заниматься такой ерундой]

[Созвездие «Чёрный Огненный Дракон Бездны» покидает канал]

— Меня пугает твоя одержимость чужими рогами, — Суён прищурилась, не глядя развернув очередную лимонную конфету. — Это какой-то демонический фетиш?

— Хён, — Гильюнг требовательно дёрнул Докчу за пальто, — что такое «фетиш»?

Если бы взглядом можно было испепелять, от Суён в ту же секунду осталась бы горстка сажи, размазанная по креслу и подушкам. Но сил таких у Докчи пока не было — зато был дёрнувшийся глаз, была покрасневшая Ли Джиё, вжавшая голову в плечи, была Джун Хивон, подавившаяся воздухом, было возмущённое оповещение от Уриэль, и была Хан Суён, которая всеобщей паники не разделяла.

— Это, мелкий, что-то, что тебе нравится настолько сильно, что с ума сходишь. Есть, например, денежный фетишизм или религиозный. А ещё у регрессоров есть фетиш на читателей.

Суён заметила движение — Джунхёк оторвался от стены, положив руку на гарду меча — и добавила притворно расслабленным тоном:

— Но ты лучше про это слово забудь. Оно страшное и секретное, если сказать его вслух, взрослые начинают с ума сходить. Вон, видишь, Ким Докча меня сейчас прибьёт на месте.

— Я придушу тебя во сне, — Докча кивнул, и непонятно было, шутил он или говорил всерьёз.

— И Ю Джунхёк тебе поможет.

— И Ю Джунхёк мне поможет.

Хоть раз за сегодняшний день Джунхёк был согласен с Суён: он бы помог, даже если бы его не попросили.

— Или можете устроить соревнование. Вот видишь, хмурый придурок, я помогаю вам заняться чем-нибудь вместе! — Суён напряглась, ощерилась, как напуганная кошка, когда Джунхёк сделал шаг вперёд: ей не хватало только зашипеть и выгнуть спину. — Так что прекращай на меня так смотреть! Никакой благодарности в этом доме!

Ли Гильюнг, которого Шин Ёсун предусмотрительно потянула за капюшон толстовки, выдернув из эпицентра нарастающей бури, буркнул растерянное:

— По-моему, я зря спросил.

— Ты вообще зря рот открываешь, насекомыш.

— За своим лучше следи, а то муха залетит! Или кузнечик. Или кто-нибудь побольше и похуже!

— Не вовремя Дракон сбежал с канала, — хмыкнула Хивон, уперев руки в бока: её этот цирк, кажется, только веселил. — Тут сейчас будут и хлеб, и зрелища.

Она громко рассмеялась, когда Хан Суён подскочила с кресла, перепрыгнула через кофейный столик и шмыгнула Ю Сан А за спину: Джунхёк наступал медленно и неумолимо. Докча не вмешивался, молча наблюдал и на все попытки Суён воззвать к его совести лишь моргал медленнее обычного. Как ленивый, растянувшийся на траве хищник, не мешавший своей паре охотиться. 

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» взволновано]

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» просит всех успокоиться и не горячиться]

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» говорит, что сейчас самое время воплотить их общий план в жизнь]

Докча без особого доверия посмотрел на плашку косвенного сообщения, а после — на Джун Хивон.

— Какой ещё план? 

— Докча-сси, — Сан А выступила вперёд, утягивая за собой Суён. Та злобно зыркнула из-за её плеча на Ю Джунхёка, но второй раз провоцировать не стала. — Мы знаем, что ты не тот человек, который привык просить помощи, поэтому решили помочь тебе сами.

Докчу окружили. Быстро, слаженно, незаметно. Так заставали врасплох корейские солдаты — так действовала женская часть их Туманности. Ю Сан А, Ли Джиё, Хан Суён, Джун Хивон и даже Уриэль в виде уведомления Системы — все собрались вокруг дивана: слишком серьёзные и непреклонные.

Докча напрягся. Он дорожил, доверял каждой из них, несмотря на то, что феромоны пошатнули его мысли и чувства, — но сейчас, когда они все вместе отрезали ему пути к отступлению?.. Судя по изменившему запаху и забегавшим в панике глазам, такой тактический манёвр пугал Докчу больше, чем располагал. Он выпрямился, поджал губы и вцепился в телефон до побелевших костяшек. Это заметил Джунхёк, чьи инстинкты тут же затребовали вырвать омегу из лап опасности, и это заметили девушки, мигом переменившись в лицах.

Серьёзность сменилась мягкостью, непреклонность — беспокойством.

 — Докча-сси, не волнуйся, — Ю Сан опустилась рядом, показывая, что удерживать его никто не собирается. — Извини, мы не хотели тебя пугать, мы просто хотели…

— Научить тебя нормально причёсывать! — Джун Хивон, стоявшая за диваном, хлопнула Докчу по плечу — тот, на удивление, не вздрогнул. Не отстранился, не скинул руку, как делал до этого. Только посмотрел с недоумением. — В смысле, детей причёсывать!

— Ты ужасно заплетаешь косички, аджосси, это факт. Потренируешься как раз на мне.

— Под нашим чутким и мастерским руководством, — поддакнула Суён и на невысказанный вопрос фыркнула: — То, что у меня короткие волосы, не значит, что я не умею делать причёски, ясно?

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» тоже хочет помочь]

[Созвездие «Узник Золотого Обруча» смеётся, что Воплощение «Ли Гильюнг» наконец перестанет мучиться]

— Я не мучаюсь! Но если хён научится делать красивые причёски, это будет круто. Прости, хён, но мне не очень нравится, когда ты зачёсываешь мои волосы этим противным гелем. Мне кажется, что на меня кто-то слюнями накапал. Фу.

Докча усмехнулся, успокоился, и Джунхёк успокоился вместе с ним. Убрал руку с меча и щёлкнул по носу взволнованного, околачивающегося меж рёбер альфу: опасности не было. Необходимости спасать Докчу — тоже.

В конце концов, Джунхёк решил, что задерживаться в гостиной — лишь травить себе душу. Стоять в стороне и смотреть, как Докча улыбается не ему, как всё ближе подпускает к себе Джун Хивон, понемногу расслабляясь рядом с ней, и как пальцы с расчёской он запускает в тёмные волосы, но — чужие. Джунхёк провёл ладонью сквозь собственные вихры — им вообще-то тоже не помешало бы внимание омеги (не помешало даже в том случае, если бы Докча растрепал их, превратил в авангардный хаос), но думать о подобном не приходилось. Докча самозабвенно заботился о детях и о тех, кого считал детьми, — Джунхёк же в этот список не входил. Но надеялся, что его хотя бы вычеркнули из чёрного — того самого, маленького, всего на одно имя, с наклеенным поверх стикером «Его мы обходим и ненавидим».

Докча доверил ему свою рану. Дал поднять себя на руки. Впустил в комнату.

Джунхёк мечтал о меньшем и всё равно хотел большего.

Он ушёл на кухню, оставив девушек проводить мастер-класс, и лишь заметил напоследок, как Джиё кинула в ноги Докчи подушку, расплела хвост и уселась на неё, тряхнув копной длинных волос.

Джунхёк не собирался подсматривать.

«Ничего интересного».

Он достал из холодильника остатки овощей.

«Они просто делают причёски. Что я там не видел?»

Купил в Котомке лапшу, мясо и специй по вкусу.

«Я не сумасшедший идиот».

Поставил на плиту кастрюлю со сковородкой.

«Блядь.»

И развернул перед глазами прямую трансляцию.

Сопротивляться было так же бесполезно, как и бежать.

Голубой экран пошёл рябью, получил разрешение на подключение от Биё и показал их гостиную. Раньше — до Сценариев, до регрессий, до боли и отчаяния, подпиравших теперь его кости — Джунхёк включал на фон что-нибудь ненавязчивое, пока готовил: киберспортивные матчи или сводку игровых новостей. А теперь… Теперь смотрел на Докчу. Сосредоточенного, внимательно слушавшего то, что объясняла ему Ю Сан А. Смотрел и не понимал, что тянуло присматривать за ним даже сейчас, когда Докча был в соседней комнате, в окружении тех, кому они оба доверяли. Может, беспокойство — то беспокойство, которое нельзя было вытравить ничем рациональным, которое следовало за Джунхёком из одного оставленного мира в другой и накрепко сплеталось со страхом потери: себя и других. Может, инстинкты, которые вторили, что нельзя — нельзя-нельзя-нельзя — оставлять без внимания течного омегу, которого избрал своей парой. А может, потребность видеть Докчу даже так, косвенно, на расстоянии, через стрим и фильтры, которые Биё зачем-то ставила на его лицо.

Просто видеть и знать, что с ним всё в порядке.

Что можно оторвать взгляд от разделочной доски и наткнуться на знакомую фигуру, облачённую в белое пальто, на назойливую усмешку, нос, уткнувшийся почти в самый телефон, и бегущие по строчкам глаза.

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» растрогано вашим вниманием к Созвездию «Демонический Король Спасения»]

[Созвездие «Скрытый Интриган» протягивает Созвездию «Демоноподобный Огненный Судья» носовой платок]

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» благодарит и вытирает навернувшиеся на глаза слёзы]

[Вы получили 1000 монет]

— Разве ты не осталась в гостиной помогать?

Джунхёк коротко взглянул на всплывшие уведомления: лучше бы наблюдали за Докчой, а не за ним. И надоедали своими сообщениями кому-нибудь другому. 

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» говорит, что не хочет стеснять Воплощения Туманности «Компания Ким Докча»]

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» говорит, что там отлично справляются и без неё]

Нарезав мясо и кинув его на сковородку, Джунхёк вновь посмотрел на экран: девушки и правда справлялись неплохо. Ю Сан А закончила объяснять, как делать ровные аккуратные проборы, и место её заняла Хан Суён, двинув Докчу на диване и принявшись показывать ему, как правильно заплетать косички.

Ли Джиё, сидевшая на подушке у них в ногах, стойко терпела эксперименты над своими волосами, хмурилась иногда, когда чёлка падала ей на глаза, но выглядела… довольной? Будто все эти дни тоже переживала за Докчу, за его самочувствие, за острую реакцию на альф, а теперь, когда он неловко переплетал её пряди под наставления Суён, всё понемногу возвращалось на круги своя.

— Аджосси, затягивай сильнее! Оно же не держится.

— Давай, Ким Докча, представь, что душишь врага, — подбодрила его Хан Суён и жестом перетянула себе горло верёвкой. — Один конец в одну сторону, другой — в другую. Так, чтоб эта коса перенесла апокалипсис, высокую влажность и школьный выпускной.

— Не говори под руку, — проворчал Докча, запутавшись в трёх прядях. — Я не хочу оставить Ли Джиё без волос.

— Да ладно тебе, аджосси, не драматизируй. Будет больно — я скажу.

— Мне мама в детстве затягивала косы так, что глаза на лоб лезли, — усмехнулась Хивон. — Я, когда моргала, прям чувствовала, как у меня волосы натягивались. С тех пор предпочитаю пучки и в принципе что-нибудь лёгкое. Так что не переживай, Докча-сси, у тебя отлично получается.

Докча ничего не ответил, но улыбнулся краешком губ и продолжил повторять за Суён.

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» грустно вздыхает и жалеет, что не может спуститься в теле Воплощения, чтобы вживую помочь Созвездию «Демонический Король Спасения»]

— Ты и так достаточно ему помогла.

И ему, Джунхёку, — тоже. Ни в одной из предыдущих регрессий Уриэль не была… такой. Живой, отзывчивой, немного назойливой и странной, совсем не похожей на то бесстрастное, возвышенное Созвездие, которого интересовала одна лишь справедливость. Человеческое ей, как и всем, стоящим за Звёздным Потоком, было чуждо — так казалось Джунхёку. А потом появился Докча. Сломал Сценарии, сломал Уриэль, — щёлкнул в ней то, что не должно было показываться людям — сломал привычный порядок вещей и спутал Джунхёку все планы, мысли и чувства.

Докча походил на хорька, что ворвался в прибранную комнату. Разбросал одежду, попрятал по углам мелочёвку, до которой дотянулся своей наглой зубастой мордой, устроил погром, а потом уснул, застряв в носке или запутавшись в занавесках.

С ним было хлопотно. Без него — невыносимо.

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» улыбается вам]

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» тихо смеётся]

— Что?

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» радо видеть вашу мягкую сторону]

— Тц. Забудь, что я сказал.

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» говорит, что вы очень мило злитесь, когда смущаетесь]

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» надеется, что эту мягкую сторону сможет разглядеть и Созвездие «Демонический Король Спасения»]

Да, Джунхёку тоже бы этого хотелось. Хотелось, чтобы Докча увидел в нём кого-то большего, чем компаньона, друга или альфу. Чтобы мог довериться ему не только в битвах и Сценариях: доверие дома, в быту, в мирное время и течку значило ничуть не меньше, чем доверие на поле боя.

Хотелось позаботиться о Докче.

И навсегда вытравить из его головы мысль, что он этого не заслуживает.

Из парящего экрана послышался смех Джун Хивон.

— Да ну нет, ты ж его как мясорубку крутишь. Такими темпами Ли Джиё взлетит быстрее, чем ты соорудишь ей пучок, — она поправила руки Докчи, который держал стянутые в хвост волосы, и повела их по кругу. — Крути, но наматывай их друг на друга. И придерживай, чтобы не развалилось. Да, вот так! А теперь бери резинку и крепи это всё в несколько заходов. Но если хочется чего-то, ну, знаешь… небрежного и свободного, можно не затягивать так сильно.

Докча слушал и повторял. Немного неловко и неуверенно, путаясь в резинке или той причёске, что пытался соорудить, но — пробовал, старался изо всех сил и не бросал ни после первой, ни после пятой попытки. Джун Хивон терпеливо объясняла ему ещё раз, ещё и ещё, показывала, хвалила, смеялась и подбадривающе хлопала по плечу, когда у Докчи наконец начало получаться.

Он больше не вздрагивал. Не напрягался, не сторонился, не пытался отсесть от Хивон на другой конец дивана, и это заметила даже Уриэль.

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» радуется тому, что Созвездию «Демонический Король Спасения» стало лучше]

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» выжидающе смотрит на вас]

Джунхёк её сообщение проигнорировал и полностью сосредоточился на готовке. Застучал быстрее нож по разделочной доске, отправились в миску овощи, а на плиту — соус. Лишь изредка Джунхёк поднимал взгляд на экран, чтобы убедиться: Докча всё ещё был там. Компания его то редела, то пополнялась: убежала по делам Хан Суён, отошла Ю Сан А, и место Ли Джиё вскоре заняла довольная Шин Ёсун. С короткими волосами дело шло не так удачно, но Докча не сдавался.

— Оппа, а что ты делаешь?

Миа всегда появлялась бесшумно: случайно или намеренно. Докча шутил, что это то немного, в чём брат с сестрой разошлись в привычках: пока один не знал, что такое двери, входил с фанфарами, проламывая потолки и стены, другая подкрадывалась, как мышь, и обеспечивала их Туманность парой сердечных приступов ежедневно. Работай навыки и чутьё Джунхёка чуть хуже — Миа и его бы застала врасплох.

— Готовлю обед.

— М-м-м, понятно. А это что? — она указала на висевший в воздух экран. Изображение на нём как будто специально показало Докчу крупным планом. — Следишь за уродливым аджосси?

— Я не слежу за ним.

Ответ Миа, очевидно, не убедил. И прежде, чем она начала задавать ещё больше вопросов, Джунхёк добавил:

— Я просто смотрю, чтобы он опять не натворил ничего глупого.

— Оппа, это и называется «следить». Но ты не волнуйся, если это секрет, то я никому о нём не расскажу.

— Это не секрет, потому что я не слежу за Ким Докчой. Присматривать и следить, Миа, — это разные вещи.

— Значит я могу сказать аджосси, что ты за ним присматриваешь?

— Нет, не можешь.

Миа вздохнула, и Джунхёк узнал этот вздох: точно так же вздыхала Хан Суён, — демонстративно, закатывая глаза — когда совала нос в их с Докчой отношения. Обычно она ещё цокала языком, и в звуке этом чётко слышалось «Какие же вы оба идиоты».

Хорошо, что Миа нашла друзей. Плохо, что одной из них была Суён.

— Суён-онни предупреждала, что ты будешь всё отрицать. Вы, взрослые, любите усложнять всякое разное. Почему нельзя просто подойти и сказать: «Давай дружить»? Или сказать: «Ты мне нравишься»? В школе и детском саду это так и работало. Ну, ладно, надеюсь, вы с аджосси как-нибудь сами разберётесь. А если нет, то я всегда-всегда готова помочь!

Если бы всё было так просто, как представляли себе дети, мир, возможно, был бы чуточку лучше.

Миа подобралась ближе, дождалась, когда Джунхёк отвернётся, чтобы посолить мясо, и быстро стащила соломку болгарского перца.

— Кстати, оппа, — захрустела она, нисколько не скрываясь, — как думаешь, аджосси умеет плести ту косичку, которая мне нравится? Ну, ту, которая объёмная такая.

— Французскую?

— Не знаю. Наверное. Не помню название, но ты мне её ещё на праздники делал! Я видела, как остальные учили аджосси, и Джиё-онни потом выглядела красиво. Я тоже хочу. А ты занят.

— Думаю, он умеет.

Джунхёк мог бы сказать, что ему ничего не стоит отвлечься. Мог бы признаться, что Докче показали лишь азы и что с такой задачей он вряд ли сейчас справится. Но Докча хотел наладить отношения с Миа, тянулся к детям и радовался, когда мог позаботиться о них, а Джунхёк? Джунхёк хотел лишь одного — чтобы Докча улыбнулся и почувствовал себя лучше.

И ради этого можно было пойти на небольшую хитрость.

Миа кивнула, выхватила ещё один кусок перца прямо перед тем, как тот отправился на сковороду, и счастливая выбежала из кухни.

Джунхёк взглянул на экран: как только Шин Ёсун убежала на второй этаж, в гостиную влетела Миа. Она встала перед Докчой, уперла руки в бока и вздёрнула голову, когда тот потрепал её по волосам.

— Афоффи…

— Сначала прожуй, а то подавишься. Опять что-то утащила, пока Ю Джунхёк готовит?

— Не уфафила, а фсяла на фефуфстафию, — Миа возмущённо фыркнула и, быстро дожевав остатки перца, проглотила его. — Оппа мне разрешил.

— Ещё бы. Он тебе всегда разрешает. А вот если кто-нибудь другой полезет, Ю Джунхёк ему руку оторвёт.

— Думаю, аджосси, тебе бы не оторвал, — задумчиво протянула она, а после резко переключилась на другую мысль: — Оппа сказал, что ты умеешь делать косички.

— Я?.. Ну. Да? Наверное? — замялся Докча, и уголок его губ нервно дёрнулся. — Понимаешь, я ещё учусь и…

— А французскую умеешь делать?

— М-м-м, а это какая, прости?..

Джунхёк развернул окно «Полуденной встречи».

— Ну, такая, толстенькая. Её обычно от макушки делают. И… И её еще распушить можно!

[Ю Джунхёк: Умеешь]

Докча отвлёкся, получив уведомление, прочитал сообщение и в недоумении приподнял бровь.

[Ким Докча: Что?]

[Ю Джунхёк: Скажи ей, что ты умеешь делать французскую косу]

Удивление сменилось злостью — Докча нахмурился, сжал расчёску до заострившихся сухожилий, и Миа тут же это заметила.

— Аджосси, ты чего? Тебе что, не нравятся такие косички?

[Ким Докча: Так ты теперь решил меня перед ребёнком подставить? Спасибо тебе огромное]

[Ю Джунхёк: Я не собираюсь тебя подставлять. Просто сделай, как я сказал]

[Ким Докча: Ага, а спину тебе яблочным джемом не намазать? Ты как вообще нас слышишь?]

[Ким Докча: Погоди]

[Ким Докча: Ты что, подключился к трансляции?]

[Ю Джунхёк: Доверься мне, идиот]

[Ю Джунхёк: Я помогу]

— Ау-у-у, аджо-о-сси, — Миа помахала у него перед лицом и, не выдержав, щёлкнула по лбу. — Ты меня слышишь? Тебя что, из розетки выдернули?

Докча вздрогнул, потёр невидимую точку на лбу — наверняка ведь даже не почувствовал — и неловко, виновато улыбнулся.

— Прости-прости, немного задумался.

— Слишком много думаешь, аджосси. Так ты сделаешь мне косичку?

— Я… Кхм… Ну… — Докча прикусил губу. Взгляд его, беспокойный, полный сцепившихся друг с другом мыслей, беспомощно метался между Миа и невидимой плашкой «Полуденной встречи». На одну он смотрел с осторожностью, на другую — с сомнением. И всё же, почесав затылок, Докча обречённо вздохнул и сдался. — Да? Да, конечно. Садись… Но я не мастер, если что!

Довольная, Миа плюхнулась на подушку, прижалась спиной к коленям Докчи и запрокинула голову, посмотрев на него, перевёрнутого и растерянного, снизу-вверх.

— Оппа сказал, что плести ты умеешь, а он меня никогда не обманывает.

[Ким Докча: Если я опозорюсь из-за тебя, я тебя за шкирку в следующую регрессию выкину, понял?]

[Ю Джунхёк: Не опозоришься, если будешь делать, как я скажу]

— Ю Джунхёку бы неплохо думать, прежде чем открывать рот.

— Оппа про тебя как-то то же самое сказал, аджосси. Думаю, вы с ним всё-таки похожи.

— Это вряд ли, — Докча усмехнулся, выпрямив Миа обратно и принявшись расплетать пару её хвостиков. — Мы как… Не знаю. Я как птица, а он как гад ползучий.

— Но и птицы, и змеи откладывают яйца. Вы с оппой тоже?..

— Пожалуйста, забудь это сравнение. Я не то имел в виду.

Миа рассмеялась — Джунхёк даже думать не хотел о том, что она там себе успела вообразить. Докча, судя по стыдливому, безысходному выражению лица, — тоже. Мог бы — сбежал бы прямо сейчас, но маленькая девочка, ждавшая свою косичку, удерживала сильнее, чем вся Туманность вместе взятая.

[Ю Джунхёк: Раздели волосы на три части поближе к макушке]

[Ю Джунхёк: Выше]

[Ю Джунхёк: Ещё выше]

[Ким Докча: Может, мне ей сразу ресницы начать заплетать?]

Докча ворчал, но делал. Собрал одну большую прядь, расчесал, чтобы ничего не запуталось, а после поделил на три поменьше.

[Ю Джунхёк: Начни как обычную косу, но волосы клади не сверху друг на друга, а снизу]

[Ю Джунхёк: Правую прядь под центральную, потом левую под центральную]

Докча задумался на мгновение, словно вспоминал, чему его учила Хан Суён. Или представлял, как душит Джунхёка одной из резинок. Кивнув самому себе, —  выбрал, какая из них понадёжнее? — Докча принялся переплетать пряди между собой так, как было велено.

[Ю Джунхёк: Теперь добавляй волосы с боков]

[Ким Докча: Чего? Куда?]

[Ю Джунхёк: Возьми свободные волосы и добавь их к крайним прядям. У тебя сейчас правая пойдёт под центральную — к правой и добавь]

Докча буркнул себе что-то под нос, попытался повторить и вопросительно — с невысказанным «Вот так?» — посмотрел наверх, туда, где могла бы быть камера, пользуйся ими доккэби.

[Ю Джунхёк: Да]

[Ю Джунхёк: С левой делай точно так же. Потом опять с правой и так до конца]

Получалось у Докчи немного неказисто, но в целом — вполне неплохо. Уроки явно не прошли даром. Он неторопливо перебирал локоны, помогал себе расчёской, и Джунхёк сам не заметил, как залюбовался: тем, как тонкие пальцы соединяли волосы, как бледная кожа контрастировала с чёрными прядями, — птичьи косточки, мелькавшие в тёмном пуху — как Докча улыбался, мягко и кротко, пока Миа рассказывала, во что они сегодня утром играли с Шин Ёсун и Ли Гильюнгом.

Докча был увлечён, и в увлечении этом снова проступал человек.

Джунхёк не хотел присылать сообщение. Не хотел нарушать эту идиллию, не хотел отвлекать, не хотел, чтобы взор Докчи из нежного и ласкового вновь становился серьёзным и сосредоточенным. Но Докча почти закончил, и с этим ничего нельзя было сделать.

[Ю Джунхёк: Как завяжешь резинку, придержи косу снизу и вытяни пряди слева и справа]

[Ю Джунхёк: Не до конца]

[Ю Джунхёк: Чтобы был объём]

Докча осторожно стал тянуть то один завиток, то другой, распушил косу и, судя по лицу, остался доволен результатом.

— Всё. По-моему, получилось не так уж плохо, м?

Миа ощупала причёску, подскочила к зеркалу и, покрутившись перед ним, гордо вздёрнула нос.

— Вау, аджосси! Это очень круто! Оппа делает лучше, но у тебя тоже здорово вышло!

Она резко повернулась и мотнула головой — так, что коса ударила её по щеке.

Джунхёк заметил, как Докча облегчённо выдохнул: не развалилась.

— Побежишь хвастаться остальным?

— Да! Джиё-онни обзавидуется! Только ты точно такую же другим не делай, ладно, аджосси? Делай что-нибудь другое.

Докча негромко хохотнул.

— Постараюсь.

И вновь поднял взгляд к потолку. Не серьёзный, раздражённый и обеспокоенный, каким ожидал увидеть его Джунхёк, — но умиротворённый и ясный.

[Ким Докча: Спасибо]

Джунхёк замер, едва не промахнувшись солью мимо кастрюли. Докча ни разу не благодарил его за завтраки, обеды и ужины, которые он носил ему в комнату, не поблагодарил и вчера, когда Джунхёк зашил ему рану, а после — отнёс в гнездо. Но благодарил сейчас, когда он помог с тем, о чём сам же соврал. 

Докча был странным.

И повинным в том, что сердце Джунхёка теперь стучало в такт сломанным настенным часам.

***

Сон не шёл.

Не помогали ни медитация, ни тренировки, от которых уже болели мышцы и кости, ни заваренный по третьему кругу ромашковый чай. Джунхёк не нервничал: его, в отличие от Докчи, не волновал предстоящий Сценарий. Он был уверен, — так, как уверены Созвездия в своей неприкосновенности — что остальные справятся и что переживать за них — лишь попусту тратить время. И всё же сна не было ни в одном глазу. 

Джунхёку в принципе спалось дерьмово — четвертую ночь кряду, ровно с того момента, как у Докчи началась течка. Было пусто, — в руках, в постели, на душе — и пустоту эту не могли заполнить ни подушки, стиснутые ногами и ладонями, ни имитаторы феромонов, которые посоветовала Ли Сольхва. Хотелось Ким Докчу. Живого, тёплого, ёрзающего в объятиях, немного вредного и много — любимого.

Альфа внутри скулил расстроенным, брошенным псом, и заткнуть его не получалось даже усилием воли.

Джунхёк обошёл внутренний двор. Вдохнул прохладный ночной воздух, обогнул дерево, покрытое оранжевым саваном уличных фонарей, взглянул на окно второго этажа — тёмное, с закрытыми шторами — и, не найдя ничего интересного на звёздном небе, вернулся обратно в дом.

Было тихо. В коридоре, в гостиной, на лестнице, где под ногами обычно путались дети, — тишина оседала пылью, заполняла трещины, укладывалась на пол лунными дорожками и росчерками света, который Джунхёк включил на кухне. Он подошёл к тумбе, покрутил чашку, — одну из тех, что вызвалась помыть Ли Джиё после ужина — качнул недовольно головой и убрал всю сушившуюся посуду обратно в раковину.

Отлично. Теперь ему будет чем заняться ближайшие минут пятнадцать.

Быть может, монотонная рутина хоть немного приведёт его в чувства. Или хотя бы отвлечёт от ноющей, зудящей в груди дыры.

Зашумела вода, покрылись пеной тарелки, стаканы и столовые приборы, зашуршали вилки и в унисон им — чьи-то шаги за спиной. Медленные, шаркающие, прихрамывающие.

Джунхёк обернулся: Докча, одетый в одни лишь свободные домашние штаны, стоял за его плечом, молчал и смотрел в раковину так внимательно, будто грязная посуда вместе с губкой для мытья могли дать ему ответы на все вопросы. Протри кастрюлю до блеска, и она скажет тебе: «Да», «Нет» или «Сервер временно недоступен».

Джунхёк скользнул взглядом по узким плечам, ярёмной впадине и очертанию острых ключиц, по бледно-розовым соскам, плоскому животу и плавной линии талии, которую теперь не скрывали ни рубашка, ни пальто. Хотелось прикоснуться. Прижаться губами, пометить поцелуями каждый сантиметр видимого и невидимого, прикусить изгиб шеи и ткнуться носом в загривок. Хотелось всего того, что делать было нельзя, — и Джунхёк сильнее натянул поводок, чувствуя, как альфа недовольно обнажает зубы.

— Разве, — Докча наконец поднял глаза, нахмурившись задумчиво, — Ли Джиё не вымыла посуду после ужина?

— Вымыла. Но посуду тоже нужно мыть правильно.

— Ты знаешь, что это болезнь? — усмехнулся он, и голос его показался Джунхёку слегка охрипшим. — Ну, когда пытаешься сделать всё идеально и по линеечке.

— Ты сам пытаешься идеально пройти Сценарии, чтобы дойти до конца.

— Как и ты.

— И ты зачем-то для этого умираешь.

— Как и ты.

Они умолкли. Джунхёк боялся отпугнуть Докчу, а Докча, кажется, уже и забыл, зачем спустился. Он неспешно обошёл Джунхёка, оказался по правую от него руку и, прикрыв глаза, прислонился лбом к кухонному шкафчику. Гладкому и прохладному.

Докча выглядел… уставшим. Ещё более уставшим, чем обычно: снова начали появляться синяки под глазами, ссутулились плечи, потух взгляд — он смотрел мёртвой безучастной рыбой, которую выбросило на берег после шторма. Ходил заторможено, лениво, и рана здесь была ни при чем: утром он бодро скакал в ванную, а теперь был похож на пришибленную каракатицу, кое-как цеплявшуюся за морское дно.

— Ты не спишь, — аккуратно начал Джунхёк.

— Ого. Да ты настоящий детектив, Джунхёк-а. Чудо дедуктивной мысли.

— У тебя всё в порядке?

— У нас тут что, полуночный допрос?

— Я просто пытаюсь спросить, как ты себя чувствуешь, придурок.

Докча никогда не отвечал на этот вопрос честно. Всегда улыбался, всегда убеждал, что всё в порядке, всё хорошо, что волноваться не о чем, а за него — тем более. Говорил, что готов начать следующий Сценарий, даже когда был обвешан капельницами и едва мог встать с кровати. Тупой идиот, который совершенно не заботился о себе.

Джунхёк не ждал откровений — вообще ничего не ждал, если честно. Докча должен был отмахнуться, соврать без запинки или огрызнуться, как делал это последние несколько дней, но он вздохнул — шумно, вымотано — и сказал неожиданное:

— Отвратительно.

Джунхёк помолчал, прежде чем спросить:

— Из-за течки?

— Угу-м.

— Если я…

— Я не знаю, какая часть природы придумывала всё это, — перебил его Докча и затараторил, словно слова посыпались из него сами собой, неконтролируемые и обезоруживающе честные, — но ей надо оторвать руки. У меня всё зудит, но где-то так глубоко под кожей, что я не могу дотянуться. Особенно где лопатки — клянусь, ещё немного, и я когтями в них залезу! Мне хочется всего и ничего одновременно. Я нервничаю, когда детей нет рядом, бешусь из-за любой мелочи, я хочу, чтобы меня все оставили в покое и чтобы никуда не уходили. У меня отваливается спина, и я, кажется, кого-нибудь скоро убью.

Джунхёк слушал, внимательно и осторожно. Стараясь не шуметь, не двигаться и не сбивать. Для Докчи было нормальным болтать много: о Сценариях, о будущем, о всяких незначительных мелочах или абсурдной чуши. Он говорил обо всём, но никогда — о себе. Чувства, мысли, прошлое — Джунхёк не знал ничего из этого, а потому боялся оборвать то хрупкое и внезапное, что происходило сейчас на кухне.

— Мне настолько хреново, — проворчал Докча, — что у меня даже нет сил злиться на тебя.

Он замолчал. Сделал глубокий вдох, прикусил губу и дышать стал заметно медленнее, будто пытаясь себя успокоить. Джунхёк готов был обнять его, — без промедлений, сию же секунду — окружить феромонами и любовью, сделать всё, лишь бы помочь ему почувствовать себя лучше. Но Докча заговорил прежде, чем Джунхёк успел потянуться к нему.

— Слушай, я… — он замялся, опёрся о тумбочку и сглотнул. Кадык двинулся вверх-вниз, и Джунхёк сам не понял, как залюбовался. — Я знаю, что в последние дни веду себя как мудак. И я не понимаю, как вы меня терпите и почему ты до сих пор меня не убил. На вашем месте я бы уже давно выкинул меня куда-нибудь в канаву. Или запер, пока не успокоюсь.

Неисправимый тупица.

Джунхёк скользнул рукой к руке Докчи: по каменной столешнице, мимо посуды, к тонким бледным ладоням, что почти сливались по цвету с белым полотенцем. Ближе, ещё ближе, пока кончики пальцев не соприкоснулись друг с другом — мягко, осторожно, ненавязчиво.

Сердце замерло, остановилось — Докча опустил взгляд.

И не отдёрнул руку.

— Ты настолько же идиот, насколько сумасшедший, Ким Докча. Никто бы тебя не выкинул.

«Я бы не позволил, даже если бы кто-то захотел.»

Докча усмехнулся, смутился и всё же, спустя мгновение, убрал ладонь. Чужое тепло — слабое, едва уловимое — ютилось на подушечках, и этого было достаточно, чтобы ни о чём больше не думать. Чтобы всё, пережитое за эти три дня, показалось незначительным и далёким, стоящим одного-единственного мимолетного прикосновения.

Докча оторвался от шкафчика и прижался к нему вновь, чуть сдвинувшись в сторону, — туда, где поверхность ещё не успела нагреться.

— А ещё у меня раскалывается голова. И я не могу из-за этого уснуть.

— Ли Сольхва могла бы помочь.

— Не хочу её будить. Она и так двое суток была на ногах, — Докча повернулся и окинул Джунхёка оценивающим, обречённым взглядом. — Может, всё-таки отправишь меня в кому? Я даже мстить не буду. Чего тебе стоит?

Всего, хотел бы сказать Джунхёк, но вместо этого вытер руки, кивнул на стул и ответил короткое, безапелляционное:

— Садись.

— Это значит «да»?

— Это значит «нет».

— Тогда я постою, — пробормотал Докча и отвернулся обратно. — И буду страдать дальше, потому что мой единственный компаньон не хочет мне помочь. Хочет, чтобы я мучился, и вообще…

— Ким Докча.

— Чего тебе?

— Сядь и перестань драматизировать, — Джунхёк говорил настолько спокойно, насколько мог, борясь с желанием бросить всё, подхватить Докчу на руки и отнести к ближайшему креслу. Без споров и возражений. — Я помогу.

— Второй раз за день? У тебя случайно лимит добрых дел на этот год не закончился? Вероятность за такую самодеятельность не испепелит? 

Докча смотрел на него с недоверием, Джунхёк в ответ — с непреклонностью. «Ты сядешь сам, или тебя посажу я». Они молчали. Боролись взглядами, упрямством и невидимыми рогами, мерились дурью, которой в каждом было хоть отбавляй, и принципами: Джунхёк не собирался отпускать Докчу в таком состоянии обратно в кровать, а тот упирался просто потому, что мог. И потому что желание побесить Джунхёка было вшито в его базовые настройки.

В конце концов, Докча сдался. Слишком уставший и замученный, он вздохнул, уступил чужому напору и опустился на стул с таким видом, будто в жизни его этой уже ничего не держало.

Джунхёк развернул Котомку Доккэби. Звякнуло уведомление о покупке — и на столе появилась небольшая склянка, наполненная прозрачно-голубой жидкостью.

— Ты ведь знаешь, — утомлённо протянул Докча, — что удар по затылку — это более быстро и безболезненно, чем яд?

— Это не яд, а настойка на голубых лотосах из Первого Мурима и клыках игольчатых ящериц.

— Мне это говорит только о том, что кто-то бегал и выдирал у бедных ящериц зубы. Я же уже сказал тебе, что не буду ничего принимать внутрь.

— Просто замолчи, закрой глаза и расслабься.

— Ты сейчас звучишь как злодей из третьесортных эротических романов.

И всё же Докча послушался. Откинулся на спинку стула, закинул ногу на ногу и сомкнул веки — пальцы его переплелись, слегка задрожали ресницы, выдавая настороженность и нервозность.

Джунхёк откупорил пробку, позволил мягкому цветочному аромату застыть в воздухе, вылил настойку на руки, растёр, согревая, и коснулся висков — Докча замер. Замер встревоженным диким зверем, не понимавшим, стоит ли ему бежать, напасть или довериться. Он напрягся, — каждой мышцей, каждым мускулом — оборвал вдох, задержав дыхание, и прислушался: к движению, к ощущениям, к чувствам. К тому, как пальцы медленно, прижавшись к вискам, вычертили круг — первый, второй, третий. Как втёрли тёплую, приятно пахнущую жидкость в кожу и скользнули ниже, за мочки ушей.

Джунхёк погладил, скользнул подушечками вверх-вниз, нащупал нужную точку и надавил — Докча вздрогнул, застонал — коротко, сбито, смущённо — и резко расслабился, задышав глубоко и часто.

— Ты… Какого?..

— Болевые точки. Их можно применять не только в бою.

— Ублюдок, — голос Докчи стал тихим, а язык — тяжёлым. — Почему ты вообще в этом так хорош?

Джунхёк мог бы сказать, что никогда не пользовался этой техникой, чтобы избавиться от головной боли. Что он был в этом так хорош лишь потому, что здесь, в его руках, был Докча — первый, кого он за долгое время касался вот так. Бережно, заботливо, небезразлично. Он мог бы сказать, но промолчал.

И вместо этого дал говорить своим ладоням.

Джунхёк провёл ими от лба к затылку, от темени к ушам и обратно, вниз по шее и снова — наверх. Разогрел кожу, расслабил каменные мышцы и вернулся к вискам, большими пальцами ведя по кругу, а средними и указательными — поглаживая линию скул. Докча на его прикосновения отзывался мерным дыханием, чуть порозовевшими щеками и приглушёнными, едва различимыми полустонами. Плечи его опустились, перестали дрожать ресницы, и весь он, измученный бессонницей и течкой, обессиленно растёкся по стулу.

Джунхёк прочертил линию от внутренних уголков глаз к внешним, мазнув настойкой под нижними веками, растёр кожу над бровями, помассировал верхний край переносицы и скользнул ладонями к линии роста волос. Надавил пальцами вновь — на точки под затылком, на загривке, на висках и в центре скул. Докча шикнул от неожиданности, когда кончики пальцев впились в узлы на шее, разгоняя застоявшуюся кровь, прогнулся в спине, но тут же вернулся обратно и запрокинул голову, подставляясь под руки, что поглаживающими, успокаивающими движениями поднялись по плечам к макушке.

Докча млел, таял, превращаясь из колючего сахара в податливую карамель, отпускал себя, отпускал тревогу, мысли и настороженность. Терял связь с реальностью и своим телом, впуская сон под обратную сторону век. Головная боль его, кажется, отступила — или хотя бы притихла, перестав будоражить феромоны.

Докча покачнулся и упал щекой на раскрытую ладонь, вовремя подставленную Джунхёком.

«Тёплый».

Докча сопел, опаляя пальцы горячим дыханием, и Джунхёк не устоял, сломался, позволив себе слабость, о которой мечтал последние несколько дней. Он наклонился, закрыл глаза и осторожно уткнулся носом в растрёпанные, пахшие шампунем и настойкой волосы. Вдохнул, — мяту, чернила, голубой лотос — прижался губами к непослушным локонам, досчитал до трёх и отстранился.

Он мог бы опуститься ниже. Припасть к самому загривку, к железе, туда, где концентрировались феромоны и клубился запах, но Джунхёк не поддался и заставил себя выпрямиться: это было опасно. Слишком рискованно, непредсказуемо, неправильно. Он сходил с ума сейчас — и мог окончательно лишиться рассудка, переступив черту.

Вместо этого Джунхёк поднял уснувшего Докчу на руки, вышел к лестнице — и на верху её показались два силуэта, низких, взъерошенных и недовольных.

Заспанная, Шин Ёсун протёрла глаза, всмотрелась вниз и резко встрепенулась.

— Аджосси!..

— Тише, — шикнул на неё Ли Гильюнг, дёрнув за рукав пижамы. — Смотри, он спит.

— А почему на руках у… вот у него? — Шин Ёсун ткнула пальцем в Джунхёка, прищурившись. — Опять. Он что, похитил аджосси?

— Или ударил.

— Может, аджосси совсем и не спит?

— Брысь в кровать, — Джунхёк нахмурился, и голос его, строгий, жёсткий, не терпящий возражений, гулом прокатился меж балясин и ступеней. — Уйдёте сейчас, и я отнесу Ким Докчу обратно в его комнату.

Гильюнг фыркнул.

— А если не уйдём?

— Тогда я заберу его себе.

Дети переглянулись. Обеспокоенно и недоверчиво. Детектора Лжи у них не было, и проверять, врал Джунхёк или нет, они не решились.

Он сам не знал, сказал ли правду или солгал. И задаваться этим вопросом сейчас, когда Докча прижимался к нему щекой, дремал, пригревшись в его руках, и трогательно дышал куда-то в ключицу, казалось кощунством.

Докче стоило сказать лишь слово — и Джунхёк забрал бы его без раздумий.

Дети сбежали, затопав по второму этажу. Джунхёк поднялся, прошёл по коридору мимо своей комнаты, борясь с желанием остановиться в ней, и завернул в другую — в ту, где было гнездо, где Шин Ёсун и Ли Гильюнг уже лежали под одеялом и ждали, сверля сонными ястребиными глазёнками Джунхёка.

Он опустил Докчу на постель, и дети тут же облепили его с двух сторон, не то защищая, не то деля его между собой.

Джунхёк отвернулся, бросил на них короткий взгляд через плечо и вышел, бесшумно прикрыв дверь.

Пора было возвращаться к тренировкам: мечтать о сне этой ночью больше не приходилось.  

Chapter Text

— Не собираешь остаться и посмотреть? — Докча, сидевший на диване в гостиной, обернулся к Суён.

Та без особого энтузиазма окинула взглядом панель, на которой шла подготовка к Дополнительному Сценарию, и пожала плечами.

— Чего я там не видела? Я и так знаю, что у наших всё получится. В конце концов, именно я вчера устала наблюдать за вашими жалкими потугами вызубрить кнопки и состряпала на коленке удобную схему.

— Ты в своём гении не сомневаешься.

— Истинно так, — усмехнулась Суён и накинула куртку, поправив ворот перед зеркалом. — Так что сегодня у меня план простой: напиться, забыться и содрать с Созвездий пару тысяч монет на ставках. Если буду нужна, не ищи меня. Если буду очень нужна, всё равно не ищи. Если захочешь наконец признать, что у тебя дерьмовый вкус в литературе, я в баре у Марка.

[Созвездие «Чёрный Огненный Дракон Бездны» предвкушает веселье]

— Это хоть и Демонический Мир, но вряд ли Марк наливает несовершеннолетним.

[Созвездие «Чёрный Огненный Дракон Бездны» фыркает и говорит, что он старше вас в тысячи раз]

— И такой старой рухляди тоже вряд ли наливает. Вдруг развалишься?

Настроение у Хан Суён и правда было хорошее. У Дракона Бездны, кажется, — тоже.

[Созвездие «Чёрный Огненный Дракон Бездны» предлагает устроить состязание]

[Созвездие «Узник Золотого Обруча» заинтересовано этим предложением]

[Созвездие «Скрытый Интриган» говорит, что без достойных соперников любые состязания не имеют смысла]

[Созвездие «Узник Золотого Обруча» смеётся и бросает вызов Созвездию «Скрытый Интриган»]

[Созвездие «Чёрный Огненный Дракон Бездны» раздувает ноздри, потому что Созвездие «Узник Золотого Обруча» пытается украсть у него минуту славы]

— Кошмар какой, — подытожила Суён, окруженная косвенными сообщениями. — Созвездия вообще могут напиться?

— Хм, теоретически? — задумчиво пробормотал Докча. — Насколько я знаю, вино Диониса действует на всех, даже на Созвездий. И когда я был на Банкете и в Ассоциации Гурманов…

— Это был риторический вопрос, дурень. Пусть хоть упьются, хоть убьются, лишь бы мне не мешали.

Суён мельком взглянула на Джунхёка, прислонившегося к стене. Докча как-то пошутил, что ещё немного и он оставит в ней вмятину, если так и продолжит с ней обжиматься. Шутка была тупой. Ким Докча — недальновидным, если не понимал, что отсюда открывался лучший обзор: на коридор, на гостиную, на окна и самого Докчу, который даже в Промышленном Комплексе мог сотворить что-нибудь глупое.

Уведомление из «Полуденной встречи» звякнуло над ухом.

[Хан Суён: Ты должен сказать мне спасибо]

[Ю Джунхёк: Я ничего тебе не должен]

[Хан Суён: О, тогда, может, мне всё-таки остаться и посмотреть трансляцию вместе с Ким Докчой?]

[Ю Джунхёк: Проваливай уже]

[Хан Суён: Вот так и совершай добрые поступки во имя любви, чтобы тебя потом послали нахрен]

[Хан Суён: Ты мне должен, придурок]

[Хан Суён: И это не обсуждается]

— Ладно, я пошла. Не разнесите только весь дом, пока меня не будет.

[Хан Суён: И не трахайтесь на общем диване, я ещё хочу на нём сидеть без омерзения]

Выскочить из дома Суён успела прежде, чем Джунхёк метнул в неё Чёрный Демонический Меч. Не потому, что ей повезло, — потому, что Джунхёк не захотел. Всё же — всё же — она действительно поступила по-своему… благородно, оставив их с Докчой наедине. Может быть, она просто хотела посмеяться. Может быть, надеялась, что они прибьют друг друга, а она встанет во главе Туманности, переименовав её наконец в «Корпорацию Хан Суён». А может, эта ведьма нашла на дне своей подлой бесстыдной душонки остатки совести и приличия. Джунхёку, в общем-то, было плевать.

Они остались одни, и это было единственным, что его волновало.

Докча не прятался, не избегал его, не прогонял, не морщился, не скалился демонстративно от запаха и феромонов, хотя всё ещё выглядел обеспокоенным и слегка напряжённым. А ещё почему-то елозил и вертелся на диване, словно кот, который никак не мог дотянуться языком до спины.

— Аргх, чёртовы крылья…

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» качает головой]

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» говорит, что крылья — крайне важная часть тела, которая требует соответствующего ухода]

— Да-да, знаю, — вздохнул Докча, кое-как извернувшись, чтобы потереть лопатку. — Будут грязные — будут чесаться, ты мне это говорила. Но у меня нормальные крылья, я по помойкам не шарюсь… Ладно, было один раз, но после этого я их почистил. Не знаю, чего им ещё надо.

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» напоминает, что это было настолько давно, что в приличном крылатом обществе такое даже упоминать стыдно]

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» говорит, что видела Ваши крылья позавчера, когда Вы принимали форму Демонического Короля]

— Говорю же, с ними всё нормально. Большие, чёрные. Подумаешь, линяют немного.

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» улыбается с сожалением]

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» говорит, что Вам определённо стоит уделить своим крыльям внимание]

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» замечает, что Вы Демонический Король, а не облезлый голубь]

— Я всегда могу начать драться с утками за хлеб, знаешь?

Чтобы Уриэль волновалась за имидж того, у кого в модификаторе было сочетание «Демонический Король»? Такое не только не встречалось ни в одной из предыдущих регрессий — Джунхёк не был уверен, что подобное вообще могло существовать в концепциях Звёздного Потока.

И всё же они были здесь. В абсолютно сумасшедшей, противоречивой мировой линии.

— Тебе неинтересно, как остальные проходят первый этап?

Докча кивнул на парящий экран, где начинал разворачиваться Дополнительный Сценарий: двадцать команд от Корейского Купола, включая Туманность «Компания Ким Докча». Джунхёк сначала не понял, что тот имел в виду, но вскоре осознал: всё это время он смотрел не на трансляцию, а на спину Докчи — в невидимую точку между лопаток, откуда вырастали крылья. Там, под кожей, за слоем одежды и бумажных страниц, клубились чернила перьев, пуха и костей.

То было игрой воображения, — не больше — но Джунхёк всё равно с трудом заставил себя отвлечься.

— Нет, неинтересно.

И прежде, чем Докча успел обвинить его в равнодушии и дерьмовых коммуникативных навыках, Джунхёк добавил:

— Мне неинтересно, потому я и так знаю, что они его пройдут. До других команд мне дела нет.

Докча закрыл рот, обескураженный такой честностью, и отвернулся обратно, так ничего и не сказав: не то закончились язвительные комментарии, не то в голове его теперь что-то активно перестраивалось. Не прошло и минуты, как он снова вздрогнул, шикнул себе под нос и выкрутился, пытаясь почесать спину.

[Созвездие «Массовый Производитель» рекомендует приобрести в Котомке Доккэби его универсальную и надёжную чесалку для спины]

[Созвездие «Массовый Производитель» гарантирует Вам приятную скидку в 10% и дополнительную чесалку в подарок при покупке двух штук]

— Пространственное Пальто, Фераргини и чесалки для спины, — пробурчал Докча. — Ну да, почему бы и нет. Однородный ассортимент.

[Созвездие «Массовый Производитель» говорит, что в Звёздном Потоке много Созвездий с крыльями, так что чесалки для спины, как и средства по уходу за перьями, очень востребованы на рынке]

[Созвездие «Массовый Производитель» говорит, что у успешного предпринимателя должен быть широкий взгляд и понимание целевой аудитории]

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» подтверждает, что очень довольно средствами для перьев от Созвездия «Массовый Производитель»]

— Уриэль, умоляю, скажи мне, что ты его не рекламируешь.

[Созвездие «Массовый Производитель» улыбается и благодарит Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» за похвалу]

— Это наша гостиная, а не раздел рекламы и отзывов, — Докча заелозил и потёрся о спинку дивана. — Если бы у меня ещё и рога чесались, я бы вообще по…

Джунхёк оборвал его на полуслове.

— Ким Докча.

— Ну что?

— Ты ведёшь себя, как блохастая псина.

— А ты себя — как мудак. Что, так и будем обмениваться очевидными фактами? — раздражённо оскалился тот. — Хочешь с кем-нибудь поругаться — догоняй Хан Суён. Бесите. И ты, и эти дурацкие крылья…

— Расправь их.

— Зачем? Чтобы теперь ты сказал, что я похож на облезлого голубя?

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» не хотело Вас обидеть]

Докча вздохнул и потёр виски.

— Ты меня не обидела. Но у меня всё чешется, болят ноги, я переживаю за то, как остальные пройдут Сценарий, и всякие идиотские замечания от тебя, придурок, — он мельком оглянулся на Джунхёка, — вообще не помогают. Я просто хочу посмотреть трансляцию.

Джунхёк шагнул ближе. Осторожно, зашелестев пальто, звякнув пряжками на ремешках, чтобы Докча мог его услышать и не испугаться, не счесть его движение за нападение или попытку убить. Ни лязга меча, вытянутого из ножен, ни хруста костяшек — только спокойное мерное дыхание и слова, такие же спокойные и уверенные:

— Расправь крылья, чтобы я мог тебе их почистить.

Докча замер, словно услышал не предложение о помощи — признание в любви или того хуже. Он даже не обернулся — усмехнулся, почесал шею, будто не зная, куда от волнения деть руки, и голос его предательски дрогнул:

— Ты в слове «вырвать» допустил кучу ошибок. И, чтоб ты знал, решение проблем в духе «нет зубов — нет кариеса» — это вообще не решение.

— Ты меня прекрасно услышал, Ким Докча. Хватит придуриваться. Ты ведь сам сказал, что они так и продолжат чесаться, пока они грязные. А ещё ты сказал, что хочешь спокойно посмотреть трансляцию.

— Так ты меня всё-таки слушаешь? Жуть какая. Прекращай немедленно, — Докча попытался отшутиться, но взгляд, прикованный к его спине, сосредоточенный и непреклонный, заставил его дёрнуть плечом и забормотать: — Тебе необязательно это делать, я могу попросить Ли Сольхву или Айлин.

— Они снова на обучении, если ты забыл.

— Тогда…

Докча напрягся, вспоминая, кто ещё из знакомых остался сегодня в Комплексе, но на ум, ожидаемо, не приходил никто, кроме Хан Суён, Гон Пильду и Джан Хаён. Суён вприпрыжку умотала в бар, Гон Пильду такой чушью, как чистка крыльев, заниматься явно не станет, а Джан Хаён ещё утром ушёл на разведку за город. Джунхёк оставался единственным кандидатом. Он загнал своим предложением в ловушку, дал выбор без выбора — и Докчу это, очевидно, бесило.

Он мог отказаться, — он хотел отказаться, судя по стучащему мыску ботинка и взбудораженным феромонам — но зуд измучил его слишком сильно. И гордость наконец уступила место смирению.

— Ладно. Я не знаю, что творится в твоей агрессивно-регрессивной голове последние несколько дней, что ты решил притвориться приличным, но… ладно. Постарайся только ничего мне не оторвать: руки, ноги, крылья — мне вообще-то всё это пригодится.

Альфа внутри довольно сощурился и нетерпеливо боднулся о рёбра, подталкивая Джунхёка ближе к омеге. Докча едва ли понимал, на что согласился: Демоническим Королём он стал не так давно, за обликом своим почти не ухаживал и из крылатых знакомство водил только с Уриэль и Драконом Бездны. А потому, вероятно, понятия не имел, что чистить крылья абы кому не позволялось: к этому подпускали либо самых доверенных слуг, либо самых близких друзей, либо партнёров, с которыми желали разделить интимность и нежность момента.

Джунхёк же знал об этом. Неизвестно откуда. Помнил почему-то, хотя за предыдущие несколько регрессий не говорил и не занимался подобным ни с ангелами, ни с демонами, ни с драконами. Оно просто… было в его голове. Пульсировало далёким — его и не его — воспоминанием, будто единственная разборчивая строчка в промокшей книге: без контекста, без всей остальной истории — сохранившиеся, ничему не принадлежавшие слова.

Может, он поступил неправильно, умолчав о мелочах, — о необходимых доверии, близости и уважении — но Докча тоже почти никогда не поступал правильно. О многом не рассказывал, многое утаивал и держал в себе, принимая решения в одиночку. Джунхёк повёл себя точно так же — может, со злости, может, из обиды или эгоизма. Может, из неумелой попытки позаботиться. А может, он просто боялся, что так и не станет для Докчи кем-то большим. Не поймёт, упустит, потеряет, не успев ничего сделать.

Докча вечно торопился — и в спешке своей не замечал очевидного.

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» машет руками от радости]

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» полностью поддерживает Ваш выбор]

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» счастливо, что Вы наконец дали волю своим чувствам]

— Не понимаю, о чём ты, — покосился на косвенные сообщения Докча. — Но спасибо за донат.

[Вы получили 5000 монет]

Джунхёк поднял глаза на плашку Системы: воодушевлённая, Уриэль задонатила и ему. Хорошо хоть не стала разбалтывать подробности.

Воздух потяжелел, наэлектризовался от демонической энергии — слабые искры затрещали вокруг тела Докчи, и Джунхёк сделал шаг назад, позволяя крыльям развернуться во всю ширь. Стоявший рядом с диваном торшер — тот самый, который позавчера уже был сбит со своего места — вновь упал на пол. Докча посмотрел на него без особого интереса и отмахнулся, буркнув, что поднимет потом. Он выдохнул, словно высвободил наконец всё то, что мешало ему расслабиться, качнул увенчанной рогами головой и устроился удобнее средь подушек, которые сгрёб к себе поближе.

Джунхёк окинул взглядом крылья, раскинувшиеся на треть гостиной: фронт работ предстоял внушительный. Не только из-за размеров — Уриэль была права, когда говорила, что Докче следовало бы наконец уделить время своим… демоническим атрибутам. Облезлые и спутавшиеся перья, застрявший пух, песок и бетонная крошка — неудивительно, что всё это так чесалось. Рога бы тоже не мешало почистить, — от засохшей крови, грязи и пыли — но они всё же могли подождать.

Джунхёк развернул Котомку Доккэби.

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» советует купить «Эликсир из Пурпурного Первоцвета»]

— Знаю. Его я и хотел взять.

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» хихикает и спрашивает, готовились ли Вы к этому дню]

— Нет, я просто знаю.

Тоже — почему-то.

В руку лёг флакон, округлый, тяжёлый и шероховатый, похожий на те, что обычно использовали для духов. С распылителем и объёмным узором в виде крыльев на одном из окатистых боков. Созвездия и правда любили всё старомодное: набившие оскомину истории с похожими тропами, формы, смыслы и даже вычурные склянки для спрея — Массовый Производитель делал деньги не только на товаре, но и на дизайне. И в этом он едва ли отличался от ушлых человеческих маркетологов.

[Созвездие «Массовый Производитель» понимает по Вашему лицу, о чём Вы думаете]

[Созвездие «Массовый Производитель» говорит, что упаковка продаёт в первую секунду, а отзывы — во вторую]

Джунхёк ничего не ответил: торговые стратегии его интересовали мало, а болтовня Созвездий не интересовала совсем.

— Ким Докча, выпрями крылья.

— М? — тот нехотя отвлёкся от трансляции и только сейчас заметил, что сложил и поджал их, словно пытался завернуться внутрь. Может, инстинктивно. А может, потому что всё ещё не был уверен, что ему не навредят. — А, да. Сейчас.

Крылья качнулись, — сначала осторожно и нерешительно, будто Докча никак не мог совладать с их контролем — а после резко расправились в полный размер, едва не отправив вслед за торшером самого Джунхёка. Тот отмахнулся от перьев, хлестанувших его по лицу, и перехватил правое крыло. Левое невольно дёрнулось в ответ, захлопотало, как у птицы, трепыхавшейся в кошачьей пасти, и взмахом своим отправило в полёт несколько газет, которые Гон Пильду оставил на кофейном столике.

— Ким Докча.

— Да пытаюсь я, пытаюсь! — Докча скривился и посмотрел на беснующееся крыло с раздражением и отчаянием: с контролем у него, кажется, и правда были проблемы. Не слушались его не только эмоции и феромоны. — Знаешь, как сложно с ними сладить? Я и до этого-то летал не то чтобы уверенно, а теперь из-за течки они вообще как будто сами по себе. Коллективного разума мне только за спиной не хватало.

— Позавчера у тебя таких проблем не было.

— Позавчера мы с ними слаженно решили прикончить ублюдков Велиала.

— Это всего лишь крылья, Ким Докча. У вас не может быть дискуссий и слаженных решений. Сосредоточься и успокойся.

— Тебе легко говорить, не тебя держат, как курицу над мясорубкой.

Докча преувеличивал, — безбожно, откровенно — выдумывал какую-то чушь, воображал то, чего не было, и Джунхёку пришлось сделать вдох-выдох, прежде чем разжать пальцы. Он ожидал, что его снова попытаются отпихнуть, оттеснят или оттолкнут всей массой к стене, но крылья неожиданно замерли. Прекратили трястись, биться, встряхивать пыль в воздухе и сметать на пол всё, что плохо лежало. Докча прикусил губу, потёр взмокшую шею и буркнул что-то неразборчивое: то ли Джунхёку, то ли в пустоту, то ли «Четвёртой Стене», с которой периодически разговаривал.

— Если скажешь что-то вроде «можешь, когда хочешь», я тебя ударю. И нежен я не буду.

— Просто сиди смирно.

Джунхёк снова взял крыло за предплечье, на этот раз — аккуратнее и мягче, чтобы придержать, а не защититься. Обвёл взглядом массивные ряды перьев и пропустил меж пальцев некоторые из них, внимательно осматривая.

Вердикт не заставил себя долго ждать.

— Больные и непригодные перья придётся вырвать.

— В тебе просыпаются диктаторские замашки, — усмехнулся Докча, и усмешка его вышла слегка нервной. — Скоро начнёшь внедрять закон «Одно крыло — одно перо»? Напоминаю, кстати, что «непригодные» не значит «все».

Иногда — довольно часто, на самом деле — Докче действительно хотелось заткнуть рот. А вместе с ним — и те мысли, идиотские, дурные, неуёмные, что запирали его внутри неуверенности и ненависти к себе. Джунхёку казалось, что Докча сомневался не в нём, — не в его помощи и намерениях.

Докча сомневался в том, что заслуживал такого отношения.

И потому в любой заботе искал подвох, которого не было.

— Доккэби всё-таки заставили участников выбирать по очереди, — как бы невзначай обронил Джунхёк, мельком глянув на экран. — Кажется, сейчас выбирает Ли Джиё.

Уловка сработала: Докча тут же отвлёкся на трансляцию, и крылья его, пускай успокоившиеся, но всё ещё напряжённые, подопустились и расслабились в чужих руках. Зашелестели, укрыли тёмным пологом пол и больше не сопротивлялись, смиренно покачиваясь вперёд-назад.

— Главное, чтобы она не выбрала нижние кнопки: до других дети могут не дотянуться, если доккэби запретят ребятам помогать друг другу, — обеспокоенно пробормотал Докча, упёршись локтями в колени и полностью сосредоточившись на Сценарии.

Джунхёк отпустил крыло, позволив ему расправиться, вытянуться, открыться, купил в Котомке специальную губку, больше похожую на сотканное из ваты облако, и решил начать с середины — там, где второстепенные маховые переходили в первостепенные. Он распылил эликсир, выждал немного, чтобы дать ему впитаться, и осторожно, на пробу, провёл по верхним, укороченным перьям. Сначала по нескольким, а после, когда на снадобье они отреагировали распушившимся, лоснящимся опахалом, по каждому отдельно. Это могло бы занять время, — это должно было занять время — но руки Джунхёка помнили то, чего не было, помнили движения, о которых не знал он сам, помнили нежность и жёсткость перьев, которых никогда не касались, — руки Джунхёка двигались быстро и ловко, отточено и уверенно, как двигались всякий раз, когда он вынимал из ножен меч. Но битвы не было — была гостиная, уместившая в себя двух одиноких людей, были крылья, растекавшиеся под пальцами чёрной смолью, и был Ким Докча, притихший, доверившийся, обезоруженный.

Он слушал — шорох довольных крыльев, потрескивающий в воздухе, дыхание, шуршание одежды, приятный, едва уловимый запах эликсира и руки, скользившие сверху-вниз. Он слушал доккэби, вещавших через трансляцию, и слушал Джунхёка, что молчаливо выдёргивал безнадёжные перья. Докча не хмурился, не дёргался, не поджимал губы и не жаловался: ему не было больно, и лишь изредка он коротко оборачивался, чтобы проверить, всё ли в порядке. И не превратили ли его демоническую гордость в общипанный суповой набор.

Джунхёку было, что сказать: о метком замечании про голубя, который шарахался по помойкам, о необходимости соблюдать гигиену, — не только физическую, но и ментальную — о безответственном и наплевательском отношении к себе, к своему состоянию, к своим мыслям и чувствам. К жизни, в конце концов. Ему было, что сказать, и он заговорил:

— Тебе нужно следить за крыльями, если не хочешь, чтобы они облезли и бесполезно болтались у тебя за спиной.

— Они часть истории, — отмахнулся Докча. — Они откажут, только если мне воспротивится история Демонического Короля.

— Если думаешь, что она будет слушаться тебя только потому, что ты получил её, то ты идиот.

Докча повёл плечом и бросил негромкое, оправдывающееся:

— Мне было некогда, ясно? Сценарии идут один за одним, а мне нужно думать наперёд и учитывать всё, что я не… Всё, что может нам помешать. Это не так легко, как кажется.

— Ты спешишь, Ким Докча. Даже когда до следующего Сценария целый месяц, ты мечешься из угла в угол, не спишь, подгоняешь остальных, хватаешься за кучу Дополнительных и Скрытых Сценариев и не замечаешь ничего, кроме них.

— Странно слышать это от тебя.

Окажись Джунхёк перед собой из начала апокалипсиса, он подумал бы точно так же. Странно слышать это от себя. Идти, не оглядываться по сторонам, смотреть только вперёд, пока ад не закончится или не сожрёт тебя с потрохами, — так считал Ю Джунхёк, в третий раз открывая глаза в злополучном поезде. Так считал Ю Джунхёк, оставшись последним выжившим в вагоне 3707. И так считал Ю Джунхёк, не сумев защитить никого, кто был ему дорог во второй мировой линии.

А потом появился Ким Докча. Появился и двинулся по левую от него руку, шагая на равных. Человек, разделивший с ним бремя Сценариев, человек, — первый и единственный — что знал его историю и регрессии, знал о его боли, утратах и бесконечном, пожирающем само себя одиночестве. С плеч спала половина ноши — и Джунхёк наконец замедлился. Сбавил шаг. Огляделся. И понял, что может позволить себе привязываться, сближаться. Любить. Что может бояться потерять, но черпать в этом страхе силу, а не топить в нём человечность.

Ким Докча разделил с ним бремя, но теперь сам забывал обо всём, кроме Сценариев.

Это было неправильно. Настолько же, насколько было неправильным само существование Звёздного Потока.

Джунхёк встряхнул на треть опустевший эликсир, распылил на большие маховые перья и провёл по ним губкой вдоль стержней — опахала залоснились, расклеились и расправились, увеличившись в объёме. Большая часть правого крыла теперь выглядела аккуратно и величественно: ни грязи, ни бетонной пыли, ни запутавшихся или повреждённых перьев. Докча не показывал этого, но Джунхёк чувствовал, ощущал кончиками пальцев и строчками, бегущими по собственным венам: история Демонического Короля довольно мурлыкала, тянулась к нему, благодарила и тёрлась пухом о ладони.

История, что была частью Докчи, откликалась и признавала его, благоволила и симпатизировала ему — Джунхёк улыбнулся краешком губ, мимолётно и незаметно, вторя счастливому урчанию внутреннего альфы.

Докча обернулся и с нескрываемым удивлением посмотрел на крыло, преображённое и вычищенное. Покачал им на пробу, вытянул, проверяя, точно ли оно было тем же самым, что полчаса назад, и, растерянный, сбитый с толку, отвернулся обратно.

Казалось, он впервые не знал, что сказать.

И всё же, спустя несколько мгновений, наполненных гомоном прямой трансляции, Докча спросил:

— Зачем тебе всё это?

Голос его был тихим, слегка охрипшим, будто специально прячущимся за шумом извне — не стой Джунхёк рядом, он бы и не расслышал его.

— Что «всё это»? Задай правильный вопрос, Ким Докча.

— Зачем ты это делаешь? Помогаешь, чистишь крылья? — он умолк и сглотнул, словно сам не верил, что должен был произнести следующее слово: — Заботишься?.. Ты не… Ты не должен себя так вести.

Не по отношению ко мне, Докча не сказал этого, но Джунхёк всё равно услышал. Перья в его руках задрожали, взволнованно и печально.

— Я делаю это, потому что хочу. И я сам решаю, как себя вести.

Докча фыркнул и усмехнулся, словно не ждал другого ответа.

— Ты как всегда мастер развёрнутых комментариев.

Докча понимал его историю, регрессии и боль, понимал одиночество и ненависть к Созвездиям, но едва ли по-настоящему понимал его мысли и чувства. Смотрел — недостаточно глубоко, недостаточно пристально — и видел отчего-то только то, что хотел видеть. Даже сейчас Докча не вслушался, не обратил внимание, не заметил, что в этом коротком, лаконичном «потому что хочу» было собрано куда больше, чем три слова: «Потому что я волнуюсь за тебя», «Потому что я больше не могу позволить тебе умереть», «Потому что хочу быть рядом с тобой», «Потому что мне страшно, что в следующий раз ты уже не вернёшься», «Потому что хочу знать, почему ты так себя ненавидишь», «Потому что не могу больше представить эту мировую линию без тебя», «Потому что не могу представить, как буду двигаться дальше, если тебя не станет», «Потому что хочу, чтобы ты чувствовал себя в безопасности и доверял мне».

«Потому что люблю тебя».

Докча не слышал — Джунхёк не говорил.

Чувств было много, — слишком много — бурлящих, жаждущих, стучавших в груди, но Джунхёк никогда не был мастером их выражений. Он злился, когда беспокоился, угрожал, когда переживал, ругался и рычал, когда внутри всё холодело от ужаса. Слова не слушались его — и он дал эмоциям течь сквозь ладонь, скользнувшей по крылу. От фаланги, по пряжке вниз, по лучевой и плечевой костям, пока пальцы не коснулись основания — там, где деформировалась спина, где человеческое переходило в демоническое.

Докча вздрогнул.

Ощутимо, неконтролируемо, всем телом.

Он изогнулся, выдохнул судорожно, шумно, почти полустоном, и отпрянул от чужой руки, будто обжёгшись. Шея его покраснела, — неярко, но заметно — покраснели скулы и кончики ушей. Джунхёк был уверен: повернись Докча к нему лицом, и щёки его бы тоже пылали. Но Докча не повернулся, спрятавшись в голубом свечении экрана.

Голос его звучал чуть спутанно, словно язык с трудом ворочался во рту:

— Не трогай там.

— Больно?

— Нет.

— Приятно?

— Просто не трогай, придурок. Что непонятного?

Маленькое знание, что передала Уриэль через косвенное сообщение, и вправду пригодилось.

Джунхёк прижался пальцами левее. Невзначай надавил, погладил ложбинку между крыльями, прикрытую пальто, — как бы Докча отреагировал на это касание, будь он нагим? — прошёлся по короткому мягкому пуху у основания левого крыла и только тогда, когда тело вновь отозвалось дрожью, поднялся выше, к более крупным и нечувствительным перьям.

Ровно в тот момент, когда Докча, судя по пульсирующим феромонам и обострившему запаху, уже собирался развернуться и огрызнуться.

Но Джунхёк как ни в чём не бывало вернулся к чистке, и упрекнуть его стало не за что. Докча поёрзал, потёр шею, словно надеялся стереть с неё остатки румянца, и бросил на Джунхёка странный взгляд: слишком серьёзный, чтобы назвать его нежным, и слишком смущённый, чтобы назвать его злым.

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» хихикает]

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» говорит, что Туманность «Компания Ким Докча» отлично справляется с Дополнительным Сценарием]

Уриэль вовремя отвлекла Докчу — тот снова сосредоточился на трансляции, где дети радостно дали друг другу пять, и напряжённые плечи его постепенно расслабились, позволив левому крылу податливо лечь в руки Джунхёка. Пальцы вновь заскользили быстро и чётко, повторяя выверенные движения: вытряхнуть грязь, вынуть застрявшие листья, веточки и травинки, забившиеся в пух, перебрать спутавшиеся перья, непригодные — вырвать, остальные — протереть и расправить.

История Демонического Короля продолжала ластиться к нему, как домашняя кошка. Тёрлась буквами, слогами и предложениями, щекотала подушечки и прикусывала их едва ощутимо, выражая так свою признательность. Джунхёк не слышал её голос, но всё равно понимал. Она то и дело просила его зарыться глубже, провести ладонью здесь, почесать там, смыть песок, от которого зудело, и пригладить то, что было растрёпано. История вторила, отзывалась, жаждала прикосновений, и Докча, судя по кончикам ушей, с которых так и не сошёл розовый цвет, чувствовал то же самое.

Устилавшие пол перья хрустели под тяжёлыми подошвами армейских ботинок. Большие и маленькие, пушистые и облезлые, со сломанными стержнями и взъерошенными опахалами, угольно-чёрные и тёмно-серые, выпавшие сами и вырванные Джунхёком — под ногами теперь клубилось живое грозовое облако. Пух прилипал к пальто, к шнуркам, к штанам и волосам, лез в нос, в рот, и Джунхёку казалось, что он не перебирал крылья, а вычёсывал большого, линяющего пса.

Уриэль смеялась через косвенные сообщения и просила замереть хоть на секунду, чтобы «запечатлеть момент».  

В конце концов, с крыльями Джунхёк закончил быстрее, чем остальные — со Сценарием.

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» восхищённо вздыхает]

[Созвездие «Королева Темнейшей Весны» одобрительно улыбается]

[Созвездие «Массовый Производитель» хочет взять фотографии «до» и «после» для своей промо-кампании]

[Созвездие «Скрытый Интриган» замирает с бокалом в руках]

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» говорит, что у Вас золотые руки, и спрашивает, не хотите ли Вы навестить её в Эдеме, чтобы помочь]

Джунхёк лишь качнул головой: это была разовая акция. Вернее, акция для одного-единственного человека.

Получилось и правда неплохо — потрясающе, если не скромничать. Крылья стали больше, гуще, опрятнее, приобрели вид поистине демонический, а не жалкий. Перья стройно и плотно прилегали друг к другу, жадно впитывали свет, не отражали — поглощали и густой тьмой спадали вниз.

Докча выдохнул облегчённо, будто мученик, освобождённый от каторги, и откинулся на спинку дивана — крылья исчезли, растворились в воздухе, на прощание едва ощутимо мазнув Джунхёка кончиками по щеке.

Докча повёл плечами, прислушался к зуду, который изводил его совсем недавно, и едва не застонал от счастья, когда ничего не почувствовал.

— Что и следовала ожидать от главного героя, — одобрительно пробормотал он, растёкшись на диване и потонув в куче подушек. Даже ёрничать не стал. От растрёпанной, торчавшей над гнездом макушки послышалось глухое: — Ю Джунхёк?

— Хм?

— Если ты сегодня решил поиграть в «хорошего протагониста», не принесёшь мне мазь из комнаты? Такую, в зелёном тюбике. Лежит на тумбочке рядом с кроватью.

Кажется, чистка крыльев и правда благостно повлияла на настроение и самочувствие Докчи: пускай он не сказал ни «спасибо», ни «пожалуйста», но просьба его хотя бы звучала как просьба, а не как процеженный сквозь зубы приказ. Или угроза. Или претензия. Или ещё что-нибудь подобное, выплюнутое под давлением эмоций и феромонов.

Стоило Джунхёку развернуться и выйти из гостиной, как в спину ему прилетело удивлённое:

— Ты что, реально пошёл? Погоди, Ю Джунхёк! Тебе необязательно!..

«Тебе необязательно мне помогать», «Я мог бы и сам», «Я просто пошутил», «Ничего у меня не болит, всё в порядке» — и ещё с десяток нелепых отговорок, которые Джунхёк не собирался слушать. Он прекрасно помнил их полуночный разговор. Помнил, как Докча, уткнувшись лбом в кухонный шкафчик, впервые был откровенным: жаловался на плохое самочувствие и боли, на настроение, которое скакало туда-сюда, и желания, что противоречили сами себе. Может, придурка этого сейчас одёрнула совесть. Может, неловкость, неумение принимать помощь или нежелание быть в долгу — Джунхёк не знал. И выяснять не собирался.

Докча попросил его — и это было важнее любых слов, которыми он попытался откреститься после.

Джунхёк поднялся на второй этаж, отворил дверь в дальнюю комнату и огляделся: всё было по-прежнему. Та же мебель, те же шторы и то же гнездо, сооружённое из одеял, подушек и чужих вещей. Джунхёк старался не смотреть и не дышать: Докчи здесь не было, и оттого запахи других людей — пускай ненавязчивые и лёгкие — казались… неправильными. Лишними. Конкурирующими. Альфа внутри скалился, хмурился, требовал заполнить пространство собственными феромонами, и доводы о том, что запахи принадлежали бетам и омегам, которые не претендовали на место рядом с Докчой, слушать не желал. Джунхёк потёр переносицу: кажется, штормить его начинало не хуже Докчи.

Это было плохо, — очень плохо — потому что из них двоих хотя бы один должен был держать разум трезвым, а себя — в руках.

Мазь нашлась быстро, на тумбочке рядом с кроватью. Джунхёк потянулся к тюбику и замер в ту же секунду, как заметил рядом с ним блокнот.

Тот самый, который Докча таскал с собой в последние дни. Тот самый, куда он частенько что-то записывал: задумчиво выводил слоги, яростно зачёркивал слова или скользил ручкой по бумаге с таким отстранённым лицом, будто сам не понимал, что делал. Тот самый блокнот, про который Хан Суён сказала: «А, этот-то? Ли Сольхва велела Ким Докче записывать в него своё самочувствие, настроение, ну и всё такое прочее. Что-то типа дневника наблюдений. Предлагаю его выкрасть. Может, хоть тогда поймём, что за ужасы творятся в этой бестолковой голове».  

Блокнот был раскрыт, и от страниц его, испещрённых чернилами, веяло чем-то знакомым.

Запахом.

Образом.

Джунхёк никогда не считал себя хорошим человеком. Никогда не считал себя правильным или приличным: ни до, ни после Сценариев. Он не считал себя плохим, и делить всё на чёрное и белое, как это делал Эдем, не собирался. Но он был жадным до Докчи: до его переживаний и чувств, до его прикосновений, присутствия и близости, до его голоса, улыбки и невыносимого характера, до его бледных пальцев и тонких запястий с проступающими сухожилиями, до его растрёпанных волос и острого языка, который порой хотелось откусить. Джунхёк был жадным до Докчи и до мыслей в его голове тоже — был жадным.

Он осторожно коснулся края обложки, словно проверял, не было ли это ловушкой, — или боялся того, что мог прочитать? — и пододвинул блокнот чуть ближе к себе. Хватило сантиметра, чтобы взгляд перестал блуждать вокруг и намертво вцепился в слова, разбросанные по страницам. Некоторые из них были неразборчивыми каракулями, некоторые складывались в предложения, а некоторые на полпути к осмысленной форме превращались в рисунок, геометрический и абстрактный.

И всё же, среди лёгкого когнитивного хаоса, Джунхёк разобрал злостные, выведенные большими слогами строки.

«ЕСЛИ Ю ДЖУНХЁК ОПЯТЬ НАДУШНИТ СВОИМИ ФЕРОМОНАМИ НА КУХНЕ, Я ТУДА БОЛЬШЕ НЕ СУНУСЬ».

«БЕСИТ!!!»

«ОН МЕНЯ БЕСИТ!»

«И ЗАПАХ ЕГО МЕНЯ БЕСИТ!!»

В груди похолодело. Рухнуло, сломалось, треснуло — завыло раненым, обречённым зверем, и Джунхёк сжал руку в кулак, едва не отшатнулся, но тут же заметил другое — предложения, что были небрежно и торопливо зачёркнуты. Чернила лежали неровно и тускло, проходили поверх наспех начерченной полосой, а потому различить слова не составило большого труда.

«Куда он запропастился? Его нет уже три часа. Почему меня это вообще волнует?»

«Не думал, что пущу Ю Джунхёка в свою комнату, но вчера я это сделал. Я был уверен, что ещё сутки буду после этого проветривать всю комнату, но нет. Всё было… нормально?»

«Не могу уснуть. Хочется чего-то. Или кого-то. Не знаю, не пойму, и меня это бесит. Ю Джунхёк, наверное, уже спит. А он-то здесь при чём?»

Джунхёк не собирался позволять себе большего. Не собирался лезть глубже, дальше, за дверцы шкафа, где прятались скелеты, — уж точно не сейчас, когда Докча ждал его внизу, а пальцы нервно скреблись по внутренней стороне собственной ладони. Он был жаден — это правда, он хотел узнать Докчу ближе и лучше, хотел забраться ему в голову, в сердце и лёгкие, но он не хотел, чтобы это случилось вот так. Тайно, исподтишка. Он не хотел, как Докча, читать людей — он хотел слушать их. Хотел, чтобы Докча сам рассказал ему свою историю, открылся, подпустил. Доверился. Хотел, чтобы Докча рядом с ним не боялся быть услышанным, увиденным и понятым.

Джунхёк не собирался, — правда не собирался — но пальцы, соскользнув, смяли край страницы и перевернули её.

В обступившей тишине шелест резанул слух — бумага показалась такой же тяжёлой, как меч, едва лежавший в руках после изнурительных тренировок Святой.

Одна страница.

Всего одна страница, чтобы убедиться, что ему не показалось.

Строки перемежались друг с другом, обычные и зачёркнутые. Часть из них читалась плохо, лишь отдельными словами и фразами: Докча закрашивал их с рвением, — не то от злости, не то от стыда — так, что лист теперь выглядел пожёванным, со сгибами и неровностями.

Джунхёк сам не заметил, как перестал дышать.

«Обязательно этому придурку было рождаться альфой? Я даже обсудить с ним ничего нормально не могу, меня один его запах бесит».

«Теперь он избегает меня. Ублюдок. Перестань».

«Пусть вообще ко мне не подходит».

«От пустоты всё зудит. Мог бы просто побыть рядом, идиот».

«Жаль, что его не отправили в Дополнительный Сценарий. Хоть дом проветрил бы».

«Как его плечо?»

«Опять кинул своё пальто в гостиной и развонялся им. Клянусь, я это пальто скоро скормлю Химерическому Дракону».

«Может, забрать в гнездо? Чтобы не раскидывал»

«Меня одна мысль о нём злит. Ненавижу течки».

«У… горячие руки…».

«Бесит».

«Хочу… обнял меня…».

Джунхёк сглотнул и едва не закашлялся, забыв сделать вдох. Облизнув пересохшие губы, он перевернул страницу обратно, вернул блокнот в прежнее положение и шагнул назад, пытаясь переварить прочитанное. Пальцы дрожали — вместе с ними дрожали и мысли. Джунхёк провел пятернёй сквозь волосы, задержался на затылке, до боли сминая тёмные пряди, и поджал губы.

Идиот.

Какой же он, блядь, идиот.

Хан Суён нередко говорила: «Послушай Ким Докчу и сделай наоборот», но…

Нет.

Нет, он всё делал правильно. Докча сам не понимал, чего хотел и что чувствовал: желания его скакали, как напряжение от воткнутых по всему дому розеток, он злился на себя, на альф, на всех вокруг, страдал от перепадов настроения, от запахов, от пустоты и шума, от феромонов и волнения, от неумения попросить помощи и признаться в потребностях. Он выплёскивал творивший в голове хаос на бумагу — и даже там зачёркивал всё то, в чём нуждался.  Давить на него в таком состоянии, насильно быть рядом и постоянно лезть в личное пространство было бы самой тупой и самой бесполезной идеей. Докча бы сопротивлялся, бесился, скалился, укреплялся в своих травмах, в опасливом отношении к альфам, и из эмоций у него не осталось бы ничего, кроме раздражения и злости.

Джунхёк выдохнул: он всё делал правильно.

Не идеально, не так, как хотел, но так, как умел.

Поэтому Докча позволял ему куда больше, чем они оба рассчитывали. Поэтому Докча не сторонился его так же сильно, как в первый день течки. Поэтому он разрешил войти в свою комнату, поднять себя на руки, вычистить крылья — и прятал за чернилами то, чего стыдился.

Альфа внутри метался, не зная, куда деться от радости и резкого прилива энергии. Докча испытывал к нему что-то, — не ненависть, не обиду — нуждался в нём, пускай не говорил об этом прямо, и инстинкты вперемешку с нахлынувшей нежностью срочно требовали что-то предпринять. Глупое, импульсивное, необдуманное, полное любви и нетерпения. Контролируй Джунхёк себя чуть хуже, не научи его Святая моментально опустошать разум, и он точно ринулся бы вниз, налетел на Докчу изголодавшимся коршуном и покатился бы с ним по полу, не выпуская из объятий.

Вдох-выдох.

Нужно было успокоиться. И первым делом — отойти от гнезда, пропитанного знакомым уютным запахом чернил и бумаги.

Схватив мазь, Джунхёк быстро вышел в коридор и постарался привести себя в порядок: выровнять дыхание, пригладить взъерошенные волосы, дождаться, когда следы от собственных ногтей на ладони перестанут темнеть глубокими полумесяцами. Докча не должен был ничего заметить, а сам Джунхёк — натворить поспешных, непоправимых вещей.

Нельзя было испортить то, что начало понемногу налаживаться.

Когда сердце перестало напоминать сломавшуюся заводную игрушку, а внутренний альфа — взбудораженного щенка, Джунхёк вернулся на первый этаж, и только смятый тюбик, едва не лопнувший под давлением, намекал, что что-то пошло не так. Но Докча, к счастью, не обратил на это внимание.

— Я уж подумал, что ты потерялся, — он высунулся из-за спинки дивана, всё такой же растрёпанный и расслабленный, и протянул руку. — Спасибо. А то ноги из-за этой дурацкой течки болят так, что я чувствую себя то ли беременным, то ли больным и старым.

Вот только Джунхёк даже не думал отдавать мазь. Он прошёл мимо — Докча посмотрел сначала на свою пустую ладонь, а потом на него, как на идиота.

— По-моему, ты кое-что забыл.

Джунхёк ничего не ответил. Вместо этого он взял две табуретки, поставил одну напротив дивана, сел на неё, а вторую поставил перед собой и кинул на неё стянутую с кресла плоскую подушку.

Докча наблюдал за ним недоверчиво, явно не понимая, что происходит, — он выпрямился, и плечи его слегка напряглись.

— Ты что, реально хочешь забрать у меня мазь? Иди к Ли Сольхве, она тебе новую даст. Или тебе принципиально нужно ворованное? Драться я за неё не буду, хотя дать тебе по лицу очень хочется.

Джунхёк снял пальто, кинул его на диван рядом с Докчой, заставив того дёрнуться от неожиданности, и закатал рукава кофты. Чужой взгляд, всё ещё настороженный и удивлённый, зацепился за проступившие вены и сухожилия. Скользнул от локтя к округлой косточке на запястье, по шрамам и линиям мышц, и остановился на кончиках пальцев — Докча моргнул, тут же подняв глаза, чтобы не выдать себя.

Но Джунхёк успел заметить.

 — Ким Докча, вытяни ногу.

— Чего?

— Вытяни ногу на табуретку, я помогу тебе с мазью. У тебя всё болит, потому что ты неправильно её наносишь.

— Мой вопрос остается прежним: «чего»? — Докча нервно усмехнулся, заёрзав на месте, но, кажется, начал понимать, что это был не розыгрыш и не уловки доккэби. — Ты серьёзно? С ума сошёл? Нет, не так. Ты сошёл с ума. Ничего я делать не буду, просто отдай мне мазь, я сам с ней справлюсь. Это не смешно.

— Её недостаточно просто намазать, её нужно втереть и разогреть. Я разберусь с этим быстрее.

Докча прищурился, с подозрением и сомнением.

— Точно, тебя подменили. Ты ненастоящий Ю Джунхёк. Признавайся, куда дел оригинального? Предупреждаю, у меня есть тревожная кнопка.

— У тебя нет тревожной кнопки.

— Знаешь шутку про встречу с динозавром и вероятность? Хочешь рискнуть и проверить?

— Я хочу тебе помочь, придурок.

— Даже если допустить, что ты настоящий, — продолжил тот нести бред с невозмутимым лицом, — в чём я, кстати, сильно сомневаюсь, но всё же. Даже если так, меня учили не протягивать ногу незнакомцам, подозрительным личностям и тем, кто хоть раз пытался меня убить. А ты попадаешь в две категории из трёх.

Иногда Джунхёк не понимал, что было хуже: когда Докча огрызался и язвил или когда позволял своему языку игнорировать сигналы от мозга.

— Ким Докча.

— Если я спрошу «зачем», ты снова ответишь «потому что хочу»?

— Потому что хочу и потому что мне надоело смотреть, как ты не читаешь инструкции, которые оставляет тебе Ли Сольхва.

— Я уже говорил, я больше предпочитаю веб-новеллы.

Джунхёк, видимо, взглянул на него настолько хмуро и устало, настолько я-вообще-не-настроен-спорить, что Докча сдался, отвёл глаза и, нахохлившись, пробормотал:

— Ладно. Только не оторви мне ничего. Я знаю, что вы не особо довольны моими методами прохождения Сценариев, но это не решение.

— Я зашивал тебе рану и чистил крылья, ты правда думаешь, что я шучу или собираюсь что-нибудь тебе оторвать?

— Нет, не думаю. И это меня как раз и пугает, — Докча вздохнул. — Я правда не понимаю, что с тобой происходит. Ты ведёшь себя странно. Очень странно, Ю Джунхёк.

— У тебя есть время, чтобы в этом разобраться. Просто молчи и думай, как ты обычно это делаешь, и дай мне заняться остальным.

— Я сплю и еду крышей одновременно.

Он скинул ботинки, закатал обе штанины по колено и вытянул левую ногу, положив её на подушку перед Джунхёком. Смотрел на всё это дело Докча без энтузиазма, с настороженностью и бдительностью землеройки, высунувшейся из своей норы на разведку.

— Это как в «Золушке», но если бы принц надевал туфельку крысе, — неловко пошутил он и вздрогнул, когда Джунхёк молча ухватил его за икроножную мышцу, прощупывая очаги напряжения.

Да, крыса из Докчи и правда вышла бы неплохая: юркая, бессовестная, с тумблером в голове, который щёлкал бы туда-сюда, от «умный и хитрый» до «глупый и дурной». Зубастая такая крыса, недокормленная. Но милая.

Джунхёк поднял взгляд, представил Докчу, следившего за ним сверху-вниз, с маленькими крысиными ушками и мысленно хмыкнул. Выдавил мазь из тюбика и вновь скользнул рукой по ноге — Докча съёжился то ли от прохладного геля, то ли от горячих пальцев, то ли от всего и сразу, контрастного и волнующего. Скулы его едва заметно покраснели, и он, до того заворожённый видом Джунхёка, поглаживающего его по ноге, облокотился на большую диванную подушку и, скрывая румянец, поспешно вернулся к трансляции.

Сценарий постепенно подходил к концу: «Компании Ким Докча» оставалось выбрать всего две правильные кнопки, и в Джун Хивон с Ю Сан А можно было не сомневаться.

Докча был напряжён — явно не от того, что происходило на стриме, злости или страха. Джунхёку было знакомо это напряжение: так сковывало тех, кто в жизни своей не знал чужих прикосновений. Не знал нежности, близости, не знал заботы и внимания. Джунхёк знал это, потому что первое время, когда Ю Миа обнимала его со всей детской искренностью, он замирал ровно так же, растерянный и обезоруженный. Опускал неловко ладонь ей на макушку, трепал по волосам и боялся пошевелиться. Мир в тот момент — обычно одинокий и холодный — казался ненастоящим, хрупким, выдуманным: в нём был кто-то, кто любил всем сердцем, кто-то, кто был нужен и важен, кто-то, для кого сам Джунхёк был нужным и важным, и это было… странно. Странно и приятно. Он привыкал к этому чувству долго — привыкал заново в каждой новой регрессии, когда вновь встречался с сестрой. А потом забывал. Терял, умирал, закрывался от всего, что могло причинить боль, и всё равно помнил — даже тогда, когда весь Звёздный Поток хотел, чтобы он забыл.

Докче помнить было нечего: он не рассказывал об этом, не признавался, но реакция его была выразительнее любых слов. Он смущался, хоть и прятал это за голубым отсветом экрана, нервничал, теребил едва заметно край собственной рубашки и выглядел так, словно ждал, когда всё пойдёт не так, — вот-вот, совсем скоро — чтобы сбежать. Дева прошлых столетий, по воле обстоятельств вынужденная показать лодыжку не обвенчанному с ней мужчине. Джунхёк с трудом укладывал эту мысль и «Ким Докча» в одном предложении: вечно взбалмошный, изворотливый, острый на язык придурок, который ругался и язвил последние четыре дня, плохо вязался с тем Докчой, который сидел теперь рядом, млел и расплывался по подушкам от простых прикосновений. Его никогда не трогали вот так, мягко и бережно, скользя касаниями по открытой коже, и не нужно было обладать никакими телепатическими и ментальными навыками, чтобы это понять.

Будь Джунхёк хорошим человеком, он сожалел бы сейчас об этом. Он сожалел всякий раз, когда одиночество Докчи обнажало клыки: когда тот оставался в стороне, когда отшатывался неловко от внезапных объятий, когда не мог подобрать слов для обычного человеческого разговора и чувствовал себя не в своей тарелке среди тех, кто считал его семьёй. Но в эту самую минуту, минуту покоя и чего-то, похожего на мирную жизнь, Джунхёк хотел не сожалеть — он хотел нежить, делить то, что принадлежало только им двоим, и думать о том, о чём не думать не получалось: он был первым. Первым, кто дарил Докче ласку и внимание; первым, кто касался его, доверившегося и открытого; первым, кто мог показать этому идиоту, что он заслуживал любви и заботы.

Джунхёк был первым — там, где не надеялся, но там, где мог многое исправить. Восполнить, додать, доказать, что может быть по-другому: спокойно, тепло и безопасно.

Докча старался не смотреть, хотя взглядом всё равно то и дело возвращался к Джунхёку: к рукам, что сначала поднимались от ступни к голени, а после — опускались обратно, к пальцам, втирающим мазь, к чуть напряжённым сухожилиям и шрамам, старым и свежим, кривым от ожогов и ровным от порезов. Кожа Докчи в противовес была гладкой и бледной: тело его реконструировалось, и каждый раз следы битв стирались вместе с глубокими тенями, пролегавшими под глазами. Шрамы у него были, — конечно, были: с последнего перерождения успело пройти несколько Сценариев — но они прятались под одеждой, и пересчитать их можно было по пальцам одной руки. Джунхёк видел несколько — случайно, во время тренировок, сражений или когда Докча выходил из ванной в одних домашних штанах. Видел, хотел коснуться, изучить, обвести и вычертить, запечатав в памяти.

И то, что происходило сейчас, он тоже — хотел запомнить.

Джунхёк не торопился. Движения его были плавными и неспешными: разгладить, провести с нажимом вверх и вниз, разогревая не только мазь, но и мышцы. Плотно прижаться кистью, са́мой её косточкой, скользнуть к колену и обратно, повторить — один раз, второй, третий, пока Докча не выдохнет шумно, поджав пальцы на ногах.

— А ты уверен, — насмешливо и лениво пробормотал он, — что Ли Сольхва оставила именно такие инструкции?

Джунхёк не ответил: ему Ли Сольхва оставила простое и вместе с тем самое сложное поручение.

«Позаботься о нём, Ю Джунхёк. Раз сам Ким Докча о себе заботиться не хочет».

— Нет, ну правда, — никак не унимался Докча, хотя в голосе его уже проскальзывала откровенная сонливость. Он зевнул, прикрыв рот кулаком. — Ты серьёзно решил превратить «я-просто-помогу-тебе-идиот» в полноценный масса- Аргх!

Он резко дёрнулся и зашипел, едва не пнув Джунхёка в живот: тот нащупал напряжённый узел на задней стороне голени и беспощадно надавил на него. Пальцы впились в застоявшуюся кровь, в умолкнувшие Истории и двинулись по кругу, вырисовывая восьмёрку. Докча стрельнул недовольным взглядом, вцепился в ближайшую подушку и сжал зубы, стараясь дышать медленно и осторожно: Джунхёк держал его за пятку, не давая вырваться и извернуться. Отпустил он только тогда, когда уплотнение разгладилось, боль ушла, а Докча расслабился и перестал выглядеть муравьедом, вставшим на задние лапы и готовым к драке.

Он вытянул другую ногу, положив её на подушку, — Джунхёк как можно глубже обхватил икроножную мышцу и принялся разминать её, то утягивая вниз, то поднимая обратно вверх. Кругообразными движениями он прошёлся по задней и верхней поверхностям голени, втирая мазь как можно тщательнее, а после, надавливая и выжимая большими пальцами, — спустился к ахиллову сухожилию. Лёгкие поглаживания сменились более уверенными и интенсивными прикосновениями. Джунхёк закружил ладонью вокруг острой таранной косточки, — растирая, очерчивая, чувствуя подушечками тёплую мягкую кожу — огладил лодыжку и сглотнул невольно от того, насколько тонкой была чужая щиколотка. Ему бы и стараться не пришлось, чтобы обхватить её одной рукой.

Докча был достаточно сильным, чтобы расправляться с Внешними Богами и Созвездиями, чтобы стоять с Джунхёком наравне и раз за разом бросать вызов Звёздному Потоку. И всё же в мелочах, в том, что касалось человеческого, — в узких плечах, щиколотках и запястьях, в проступающих ключицах и лопатках — он был хрупок. Бледен, вымотан, уязвим. Если бы не монеты и прокачка статов, Докча по мышечной массе, пожалуй, едва ли отличался бы от Ли Джиё.

Джунхёк поднял глаза: распластавшись на подушках, Докча теребил пояс чёрного пальто и таял от приятных ощущений. Таял от крепких пальцев, что продолжали массировать его ноги, от успокаивающей и согревающей мази, от отступившего дискомфорта и монотонного щебетания доккэби, доносившегося со стороны экрана. Последнюю часть трансляции, видимо, вёл какой-то офисный клерк из Бюро: голос его был отстранённым, сухим, и подавал он его только во время ключевых событий, не утруждая себя лишними комментариями.

— На этом первый этап Дополнительного Сценария окончен. Все участники будут возвращены на исходные локации. Участники второго этапа, который пройдёт завтра, будут объявлены сегодня вечером.

Значит остальная команда скоро вернётся.

Джунхёк нехотя убрал руки — Докча так же нехотя разомкнул веки, выпрямился, опустил ноги и, надев ботинки, раскатал штанины обратно.

— Понятия не имею, кто тебя в итоге укусил и подменил, — пробубнил он смущённо, когда Джунхёк расставил табуретки по местам, — но передай ему спасибо. Ты слишком хорош в том, в чём не должен быть хорош, знаешь? Или ты себе так пальцы натренировал, когда по клавиатуре клацал? Кстати, денег у меня нет, поэтому платить за сеанс массажа мне нечем. И нет, я не ссылаюсь на фильмы для взрослых, просто говорю, что сегодня ты поработал на добровольных началах. Но ты сам вызвался!

Докча лгал, трепал языком, нёс какую-то несусветную чушь, действуя на нервы, а значит чувствовал себя прекрасно.

Большего Джунхёку было и не нужно.

Chapter Text

Всё пошло не по плану в тот момент, когда над ухом раздался знакомый «дзынь» — так звучало системное уведомление, назойливое, въевшееся, раздражающее; то самое уведомление, которое Джунхёк мечтал никогда в жизни больше не слышать. Он поднял взгляд, и плашка с условиями Дополнительного Сценария показалась ему более тусклой и рябящей, чем обычно. Может, это была игра уставшего воображения, в последние дни сосредоточенного вокруг Ким Докчи, может — халатность доккэби, забывших подкрутить яркость, а может — результат колебания демонической энергии в гостиной: Докча читал куда быстрее и теперь, судя по запаху, пробившемуся даже в коридор, от всей души бесился.

За стенкой что-то рухнуло: несчастный торшер, сбитый кинутой в него подушкой, в третий раз повстречался с полом.

Джунхёк проигнорировал взбудораженные феромоны, проигнорировал грохот и ворчания Джун Хивон, в которую чуть не попала вторая подушка, предназначавшаяся оповещению, но пролетевшая сквозь него, и повернулся к окну Сценария.

<Дополнительный Сценарий — Охота на охотника (второй этап)>

Категория: Дополнительный

Сложность: A+

Условие прохождения: Уничтожить всех монстров за отведённое время

До начала сценария: 13 часов 7 минут

Лимит времени: 2 часа

Штраф за провал: смерть

Награда за выполнение: 150.000 монет и 1 артефакт на выбор из предложенных

Дополнительная информация: Неоспоримое преимущество некоторых Воплощений ставит под угрозу честность Сценария. Для уравнивания возможностей состав команд на каждый из этапов будет назначен Бюро Звёздного Потока.

Следующая информация индивидуальна для каждого, кто подал заявку на участие в Дополнительном Сценарии. Напоминаем, что если заявка была подана от имени Туманности, то все её члены автоматически дают согласие на участие в Сценарии.

Участники второго этапа от Туманности «Компания Ким Докча»: Ю Джунхёк, Шин Ёсун, Ли Гильюнг, Хан Суён, Ли Хёнсон, Джун Хивон.

Состав команд пересмотру не подлежит.

Если доккэби думали, что дети будут тормозить истребление монстров, а Ли Хёнсон сосредоточится исключительно на защите, то они плохо знали и эту мировую линию, и «Компанию Ким Докча», и истории, что они успели собрать.

И всё же увидеть своё имя в списке участников Джунхёк не ожидал. Доккэби так старательно умасливались и несли чушь про «неоспоримое преимущество», так старательно пытались подставить их Туманность, что выбор сильнейшего её Воплощения для второго этапа казался как минимум странным. А ещё — подозрительным. Но больше всего — раздражающим. Джунхёк был уверен, что и завтра останется здесь, вместе с Докчой, почистит ему рога, которым тоже не помешало бы немного внимания, побудет рядом во время трансляции и отвлечёт от дурных мыслей, сомнений и переживаний. Докча с радостью швырял себя им на съедение всякий раз, когда появлялось свободное время. Отстранялся, замыкался, натягивал свою тупую фальшивую улыбку, от которой сводило скулы, и искал любое, даже самое идиотское и опасное занятие, лишь бы не думать. Джунхёк хотел поймать — вытянуть за шиворот раньше, чем пасть из страхов и неуверенности вновь сомкнётся вокруг Докчи.

А теперь приходилось рассчитывать на Ли Джиё, Ю Сан А и Ли Сольхву, которые оставались в Комплексе. Сан А на пристальный взгляд лишь качнула головой, без слов пообещав присмотреть за Докчой, — Джиё же фыркнула, вздёрнула подбородок и возгласом своим едва не заставила Ли Хёнсона подпрыгнуть: «Не переживайте, Мастер! Я позабочусь об этом дураке-аджосси! Он от меня не спрячется!».

— Вот это я понимаю «пассивно-агрессивная забота», — присвистнула довольная Хан Суён. — Какой учитель, такая и ученица, да? Но на твоём месте, Ли Джиё, я бы всё-таки выбрала себе в кумиры кого-нибудь другого. Ну, знаешь, кого-то более умного, сильного и достойного. Кого-то, кто отлично пишет, умеет создавать клонов и отличает угрозы от ухаживаний.

Всё пошло не по плану.

Хотя плана как такового и не было.

— Это просто проверка навыков, — устало пробормотал Докча, потирая переносицу. Успокоившись, он прижимал к себе одну из подушек и поглядывал на детей, которые дремали на диване, укрытые пледом. Сначала они наперебой рассказывали о том, как всё прошло, будто позабыв о трансляции, потом спорили, кто справился лучше, а теперь спали почти в обнимку, привалившись к Докче. — На втором этапе нет ни секретов, ни обходных путей, ни подводных камней, ни каких-то скрытых условий. Разве что артефакты вам могут предложить лучше, если быстрее всех зачистите монстров. Считай, это обычная бойня.

Джунхёк кивнул: это была и хорошая, и плохая новость. С одной стороны, убивать чудовищ было делом привычным и отточенным, с другой — никаких запасных вариантов, если что-то пойдёт не так, можно было не ждать.

Значит нужно было проследить, чтобы этого «не так» не произошло.

— Что насчёт самих монстров?

— Много мелких, с которыми вы легко справитесь, но всё равно будьте начеку: под «много» я имею в виду… действительно много. Штук шесть высокоуровневых и два монстра, в которых вселятся Созвездия, но их сила будет ограничена Сценарием и его Вероятностью. Так что они не должны быть слишком опасными. А ещё скорее всего они будут тупыми заносчивыми идиотами, которые считают, что даже в теле монстров без труда вас разорвут. Воспользуйтесь этим. Бесите их, провоцируйте, и тогда им точно конец. У вас как раз есть Хан Суён для этого.

Джунхёк посмотрел на Шин Ёсун с Ли Гильюнгом и сказал то, что должен был сказать:

— Они будут в порядке. Я присмотрю за ними.

— Да, знаю, — отозвался Докча, немного помолчав.

Голос его был спокойным и монотонным, совсем не похожим на тот, которым он ругался на доккэби час назад. Или на тот, которым он разговаривал обычно: куда более живым, переливающимся эмоциями и интонациями. Возможно, день этот вымотал не только детей. Или самый разгар течки высасывал из Докчи последние силы и добавлял головной боли: феромоны его стали насыщеннее, гуще, требовательнее. Альфа бодался о грудную клетку, подталкивая подойти ближе, прижаться, ответить на зов, — Докча поёжился, словно почувствовал, чего желает, но о чём молчит его внутренний омега, поднял глаза и добавил:

— Но лучше сосредоточься на монстрах, чтобы быстрее пройти Сценарий. За Шин Ёсун и Ли Гильюнгом могут присмотреть Ли Хёнсон и Джун Хивон.

— Ты мне не доверяешь?

— По-моему, мы этот вопрос решили ещё позавчера, когда ты мне рану штопал, — усмехнулся Докча и вздохнул. — Я тебе доверяю, идиота кусок. И знаю, что ты позаботишься о детях. Я не беспокоюсь именно потому, что с ними идёшь ты.

— Но?

— Но я злюсь, потому что с ними идёшь ты.

«Ты, а не я» — ему необязательно было произносить это вслух, чтобы Джунхёк понял. Второй день подряд Докчу вынуждали быть беспомощным зрителем: то ли кто-то из Бюро хотел над ним поиздеваться, заставляя, будучи в течке, смотреть, как его друзья подвергают себя опасности, то ли, наоборот, так своеобразно заботился, не давая покинуть Комплекс, где Докче всегда могли помочь Сольхва и Айлин. Джунхёк склонялся к первому варианту: во-первых, доккэби были бессовестными ублюдками, озабоченными историями и рейтингами, а во-вторых, если бы у кого-то из них и нашлась совесть, тогда они не послали бы детей в этот Сценарий. За Ёсун и Гильюнга Докча переживал больше всего — и, будто назло, именно им выпал жребий попасть на оба этапа.

Джунхёк хотел подобрать слова, хотел сказать, что он сделает всё, чтобы дети были в безопасности, но Докча его опередил:

— Чем раньше вы закончите Сценарий, тем раньше вернётесь. Ты основная ударная сила отряда, ты задаёшь темп, и от тебя зависит, как быстро вы разберётесь с монстрами.

Джунхёк не был таким искушенным читателем, как Докча, но вместе с ним учился читать между строк. В первую очередь — его самого. «Чем раньше вы закончите, тем меньше я буду волноваться», «Сосредоточишься на истреблении монстров, убьёшь их — обезопасишь детей», «Разберись с Созвездиями в телах чудовищ как можно скорее, так мне будет спокойнее».

— Ладно. Только не делай глупостей и не строй идиотских планов, пока нас не будет.

— Вас не будет всего два часа. Или того меньше.

— Тебе хватит и пяти минут, Ким Докча.

— Приятно, что ты оцениваешь мои умственные способности так высоко, Джунхёк-а, но я сейчас не в том состоянии, чтобы придумывать что-то грандиозное.

— Ты просил забросить тебя в пасть Внешнему Богу, когда был без ног.

— И даже тогда я чувствовал себя лучше.

Докча рассмеялся, негромко и хрипло, — без искреннего веселья, словно просто хотел заполнить тишину внутри и снаружи — поправил плед на Ли Гильюнге, и аккуратно, чтобы не потревожить, потрепал Шин Ёсун по волосам. Джунхёк перекатил во рту беспокойство и обронил как будто невзначай:

— С тобой останется Ю Миа.

— Ага. Не волнуйся, я с неё глаз не спущу. Буду морально поддерживать, чтобы она не расстраивалась и не краснела, если её старший брат опять что-то учудит.

Докча снова пропускал слова, что прятались друг за другом, — отдельную историю, которая разворачивалась там, куда он не обращал своё внимание: «Ты будешь не один. И она будет не одна. Я могу доверить её тебе, а тебя — ей. Тебе ведь легче, когда рядом есть дети, разве нет?». Докча не заметил — Джунхёк позволил этому остаться невысказанным.

Он развернулся, направился к двери, и Докча, поколебавшись, бросил ему вслед:

— И кто бы вообще говорил про глупости! Сам не кидайся в бой с горячей головой, придурок! И только попробуй помереть на этом позорном, банальном Сценарии! Такое даже Хан Суён не стала бы плагиатить!

Всё пошло не по плану и на следующий день, почти сразу, как они вошли в портал и попали в зону Сценария: Докча говорил о монстрах, но ни слова не сказал о том, что среди них будут демоны. Не то чтобы это было большой проблемой: от монстров низших демонов отличало лишь наличие разума, порой — весьма условного. Джунхёк намеревался пройти этот Сценарий настолько быстро, насколько это было возможно, и плевать он хотел на то, кто будет его противником.

И всё же что-то подсказывало ему, что этих рогатых поганцев здесь быть не должно было. Не потому, что Докча не мог ошибиться, — потому, что доккэби не приравнивали задания с разумными существами к бездумной кровавой зачистке: обычно в них использовали формулировки «выживете», «доберитесь до нужного места», «сделайте это и вот это».

Но демоны были — и Джун Хивон, нахмурившись, обнажила меч. Пламя на его лезвии затрещало довольно, предвкушающе, отражая волю и самой Хивон, и Эдема, оживившегося при виде заклятых врагов.

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» рвётся в бой!]

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» обещает порешить мелких ■■■, чтобы Воплощение «Ю Джунхёк» и Созвездие «Демонический Король Спасения» как можно скорее воссоединились]

За спиной приземлился Химерический Дракон, хлопнул гигантскими крыльями, подняв в воздух кучу грязи и песка, — дети нахохлились, как маленькие волчата, впервые выползшие из логова в большой мир. Они сделали шаг — и Джунхёк тут же остановил их, вытянув руку.

— Не лезьте на рожон и не мешайтесь под ногами. Ли Хёнсон, присмотри за ними.

— Будет сделано!

— Чего?! — громко возмутился Ли Гильюнг, приподняв козырёк бейсболки, чтобы взгляд его казался внушительнее и свирепее. — Мы такие же полноправные участники, как и ты! Мы не будем сидеть и ничего не делать!

— Вот именно! — поддакнула Шин Ёсун, уперев ладони в бока. — Мы многому научились! И мы покажем аджосси, что ему не надо за нас так сильно волноваться!

— Не хотите добавлять этому дураку поводов для беспокойства — не лезьте мне под руку, — отрезал Джунхёк: тратить время на бестолковые споры он не собирался. — И я не говорил, что вы должны сидеть и ничего не делать. Не подпускайте к себе монстров и разбирайтесь с теми, кто останется. Если все ринемся в лоб, некому будет следить за общей обстановкой.

— Так мы типа… — Гильюнг замешкался, от удивления потеряв добрую часть запала, — тебе спину прикрываем, получается?..

— А он бы доверил нам?.. — шепнула Шин Ёсун, но окончание фразы Джунхёк уже не слышал.

Он рванул вперёд, стоило таймеру начать обратный отсчёт.

Шунпо Красного Феникса обожгло землю, зацепило несколько зазевавшихся чудищ, превратив перекошенные морды в ещё более искажённую, продавленную плоть, и искрами рассекло воздух — Джунхёк взмыл в небо, нанося первый удар. Земля содрогнулась, громыхнула так, что Хан Суён выругалась, едва удержавшись на ногах, а демоны замерли, окутанные облаком пыли и частичками бушевавших историй. Пыль рассеялась — ряды противника поредели на четверть. В земле зиял раскол, длинный и глубокий, будто проделанный когтем гигантского Внешнего Бога.

Ступор прошёл, и монстры, до того опасавшиеся резко возросшего статуса, кинулись в атаку. Сквозь яростный рык и топот раздался крик Джун Хивон, ничем не уступавший демоническому рёву:

— Мы здесь разберёмся! Найди тех двоих ублюдков, которые воплотились в Сценарии!

[Созвездие «Демоноподобный Огненный Судья» издаёт боевой клич]

[Созвездие «Чёрный Огненный Дракон Бездны» поддерживает своё Воплощение в стремлении раздавить пару назойливых, недостойных букашек]

[Созвездие «Мастер Стали» укрепляет волю своего Воплощения]

[Созвездие «Демонический Король Спасения» просит своё Воплощение и Воплощение «Ли Гильюнг» быть осторожнее]

Джунхёк наступил на одного из демонов, оттолкнулся от его лица и помчался в самую гущу — туда, где линия горизонта терялась среди перьев, меха, натянутой оголённой кожи, клыков и вычурных силуэтов. Меч скользил, следовал за волей хозяина, крепко сжимавшего рукоять, резал плоть, кости, рога и сухожилия — хруст мешался с треском пламени, воплями и мерзкими, чвакающими звуками. Чьё-то копьё мелькнуло у самого уха, едва коснулось мочки — и тут же сломалось, пробитое кулаком. Равно как и грудная клетка демона, которому оно принадлежало.

Монстр, похожий на помесь гигантской крысы и пса, рванул за спину, клацнул зубами и почти ухватился за край чёрного пальто, но рот его неожиданно наполнился кровью — тощее тело надломилось, хрястнуло, перекушенное подлетевшим Химерическим Драконом. Гигантская пасть сомкнулась вокруг проступавших рёбер — монстр взвизгнул, жалостливо и болезненно, дёрнулся в предсмертной агонии и обмяк, рухнув на землю мешком с перемолотыми костями.

Дети, сидевшие верхом на чешуйчатом загривке, крикнули что-то вслед, но слов их было не разобрать за взрывами и грохотом. Дракон заклокотал, вытянул шею и опалил собравшихся под его лапами чудовищ сгустком огня. Джунхёк уже был достаточно далеко, чтобы не чувствовать жара, но вонь от подпаленной, горящей заживо плоти добиралась даже сюда.

Первая из целей нашлась быстро: ублюдок и не думал прятать свой статус, превратив себя в удобную мишень. Самоуверенный и заносчивый, как и предположил Докча. Бесить такое тупое Созвездие, провоцировать его, тратить на это время, чтобы сыграть на импульсивности, казалось унизительным — и Джунхёк, обозначив своё присутствие всполохом Шунпо, молниеносно бросился вперёд.

Монстр — тот, что был гораздо крупнее своих сородичей, тот, от которого несло застоявшимися, унылыми историями — только и успел, что замахнуться. Воздух накалился, засвистел под острием меча, пропитался железом и медью — гигантская лапа повисла на лоскуте растянутой кожи. Вопль резанул по ушам — и в унисон ему Джунхёк вспорол покрытое жабрами горло.

[Созвездие «Змей Под Жабьей Личиной» лишается тела Воплощения и покидает Сценарий]

[До окончания Сценария: 1 час 23 минуты]

Созвездие пало, но радости не было — было напряжение, были неунимающиеся инстинкты и плохое предчувствие, от которого по загривку бежали мурашки. Что-то было не так. Созвездие, которое воплотилось в Сценарии, Созвездие, которое должно было стать серьёзным камнем преткновения, погибло так же быстро, как и любые низкоуровневые монстры.

«Слишком просто. Вряд ли доккэби ограничили их настолько сильно: другие Созвездия не стали бы такое смотреть».

Этому Созвездию досталось чересчур мало Вероятности. Он занял тело, но не мог толком пользоваться навыками. Значит на Вероятность либо поскупились, либо он сам отдал её кому-то другому…

Воздух за спиной качнулся — Джунхёк едва успел отскочить, прежде чем длинные когти рассекли то место, где он только что стоял. Демон — низкорослый, с поломанным рогом — развернулся, оттряхнул руку и недовольно цокнул, принявшись оттирать с ладони грязь. Он не выпускал статус, но истории пурпурными искристыми светлячками плясали вокруг него.

Он не был простым демоном.

И не был Созвездием, спустившимся в Сценарий ради развлечения.

— И давно Демонические Короли воплощаются в Сценариях как груши для битья? — Джунхёк перехватил рукоять меча, пристально следя за противником.

Тот замер, поднял темнеющий взгляд — и нижнее веко его нервно дёрнулось.

Жаль, что Хан Суён сражалась на другом конце арены: она бы точно добавила что-нибудь язвительное и бесящее.

[«Тьма, Не Имеющая Ценности» смотрит на Воплощение «Ю Джунхёк» с ненавистью]

Велиал.

Джунхёк сжал челюсти с такой силой, что на скулах заходили желваки: вот кому то умершее Созвездие передало свою долю Вероятности. Правителю Шестьдесят Восьмого Демонического Мира, ублюдку, который несколько дней назад напал на Промышленный Комплекс. Но что хуже всего — напал на детей и Ким Докчу, оставив тому рану, от которой он до сих пор не мог оправиться.

Теперь этот подонок — он умрёт; умрёт-умрёт-умрёт — решил перебить часть их Туманности, воспользовавшись Дополнительным Сценарием? Кажется, в нынешней мировой линии слетело ещё недостаточно демонических голов. И одна из них — срубить, сейчас же, за то, что посмел навредить — была как раз первой на очереди.

Уничтожить. Разделаться. Раздавить.

Устранить любую угрозу.

Где-то вдалеке раздался взрыв — сигнал, по которому оба сорвались с места. Джунхёк замахнулся, целясь в толстую синюю вену, проступавшую на шее, — меч лязгнул о металлические когти, перекрывшие удар. Излишняя, не своя Вероятность усилила демонический статус — Велиал криво усмехнулся, отшвырнул от себя Джунхёка и тут же ринулся к нему, пытаясь припечатать к земле. Джунхёк перекрутился в воздухе, ушёл от атаки и врезал тяжёлым сапогом в уродливое лицо — с такой силой, что треснула то ли подошва, то ли сгорбленный нос.

Велиал булькнул, отлетел в сторону, и за поднявшейся пылью Джунхёк не сразу заметил, что когти на одной из его рук исчезли. А когда заметил — успел отбиться лишь от трёх из них. Два других, выпущенных на манер гигантских дротиков, врезались в бок, распарывая кожу и мышцы. Рот наполнился знакомым металлическим привкусом — Джунхёк сплюнул побагровевшую слюну, вырвал застрявшие в теле когти и опустил взгляд: по чёрной кофте стремительно разливалось тёмное пятно. Руки были перепачканы кровью. Как назло — собственной.

Джунхёк чертыхнулся. Медлить было нельзя: чем дольше жил Велиал, тем больше у него было шансов улизнуть безнаказанным.

Демон рыкнул, закряхтел, держась за перекошенное лицо, на котором чётко отпечатался след армейского ботинка, и с трудом увернулся от острия, мелькнувшего рядом с его головой. Магическое лезвие прокатилось вперёд и раскрошило возвышавшуюся поблизости скалу. Удары посыпались со скоростью, от которой зарябило в глазах: Джунхёк не щадил ни себя, ни своё тело, ни рану, которая с каждым движением становилась всё хуже. Боль разгоралась, жгла изнутри, словно прижатое к коже клеймо, отдавалась резью и вспышками на обратной стороне век. Взмах — укол где-то под рёбрами, взмах — треснувший уголок губ, взмах — мир, на мгновение потерявший очертания. Ярость кипела, собиралась во рту вместе с кровью — Джунхёк глотал и плевался ей, не позволяя себе замедлиться.

Велиал отступал, вынужденный защищаться.

[Созвездие «Демонический Король Спасения» говорит, чтобы вы перестали приближаться к следующей регрессии]

[Созвездие «Демонический Король Спасения» говорит, что скоро к вам на помощь придут остальные]

Демон заметил косвенные сообщения — клыки его заскрежетали, а движения ускорились. Замерцала Вероятность, статус дрогнул, ослаб, и Джунхёк, ускорившись следом, процедил сквозь зубы:

— Сбежать вздумал, дерьма кусок? Не позволю.

Истории взвыли, разинули пасти, вцепились друг в друга словами, предложениями и образами — Джунхёк наседал всё сильнее, не давая и шанса на контратаку или побег. Он не видел никого и ничего вокруг — только демона, траекторию собственного меча и искры, высекаемые железом. Пускай в этом не было смысла. Пускай временное тело Велиала исчезнет, а сам он невредимым вернётся в Демонический Мир. Пускай всё, что останется ему зализывать, — это растоптанная гордость. Пускай так — Джунхёк не отпустит его. Разрушит тело Воплощения. И пообещает прийти за настоящим.

[Созвездие «Демонический Король Спасения» говорит, что вы неисправимый идиот]

— Волнуешься за меня, Ким Докча?

[Созвездие «Демонический Король Спасения» говорит, что если вы умрёте здесь, то он будет издеваться над вами в кошмарах]

Велиал отвлёкся, попытался сосредоточиться на развоплощении, и этого мгновения хватило, чтобы загнать его в угол. Рука не дрогнула, вгоняя острие в самое сердце, — демон скривился и извернулся от боли. Захрипел, заизвивался, словно пришпиленная браконьером змея, вцепился в лезвие, чтобы выдернуть, — бесполезно, ублюдок — но лишь искромсал без того исполосованные ладони.

Джунхёк склонился над ним, заглядывая в глаза. Ноги держали плохо, но голос его был твёрдым и чётким, пугающим от количества вложенного статуса и желания убить:

— То же самое я сделаю с твоим настоящим телом, когда приду за тобой.

[«Тьма, Не Имеющая Ценности» смотрит на Воплощение «Ю Джунхёк» с презрением и насмешкой]

[«Тьма, Не Имеющая Ценности» ненавидит Воплощение «Ю Джунхёк»]

Потрескавшиеся губы растянулись в мерзкой предсмертной ухмылке, и Велиал зашелестел, с трудом ворочая языком, впервые за всё то время, что они сражались:

— Лучше… волнуйся за своего дружка… Демонического Короля… Спасения…

 [«Тьма, Не Имеющая Ценности» лишается тела Воплощения и покидает Сценарий]

Это ведь была не больше, чем пустая угроза, верно? Даже если Велиал воспользовался Дополнительным Сценарием, даже если остаток своих приспешников он отправил в Промышленный Комплекс, чтобы убить Ким Докчу, даже если армия его была куда больше, чем та кучка пушечного мяса, которую он прислал пару дней назад, — даже если так, на месте его всё равно ждали Ли Джиё, Ю Сан А, Гон Пильду, Ли Сольхва и Джан Хаён. А ещё — сам Ким Докча, раненый, но до сих пор способный перевернуть мир.

У Велиала не было шансов, реши он даже самолично заявиться в Комплекс.

И всё же…

Джунхёк плохо помнил, что было дальше.

Он помнил, как его окликнули сзади знакомые голоса, но он не отозвался. Помнил монотонный бубнёж того занудного доккэби, который возвестил, что Туманность «Компания Ким Докча» быстрее всех закончила Дополнительный Сценарий.

Джунхёк помнил, как первым нырнул в едва открывшийся портал. Помнил боль, вгрызавшуюся изнутри в суставы и мышцы, помнил неровную дорогу под ногами, взволнованные взгляды, помнил, как мокрые от крови кофта и штаны неприятно липли к телу. Помнил, как бежал, кашлял и задыхался. Как в груди всё переворачивалось от беспокойства и леденящего, душившего страха.

С Ким Докчой были люди, которым они оба доверяли, люди, прошедшие не один десяток Сценариев, — и всё равно этого казалось недостаточно. Разум не слушался, вторя бешено бьющему сердцу и инстинктам.

Ты не можешь опоздать. Ты не можешь оставить его одного.

Джунхёк помнил пустую гостиную, лестницу наверх, дверь и свои багровые отпечатки на ней.

Помнил, как Докча отворил её.

Целый и невредимый.

— Ю Джунхёк?.. —  он помнил глаза, округлившиеся не то от удивления, не то от испуга, не то от злости. — Какого хрена?! Ты почему не в лазарете?!

Джунхёк помнил, как стало легче, как в одно мгновение — от вида слегка растрёпанного, почти домашнего Докчи, которому ничего не угрожало — тревога схлынула, а ужас отступил, забирая с собой застрявший в горле ком, тяжесть с плеч и волнение, перекрученное вместе с кишками.

Джунхёк помнил темноту, помнил, как упал.

И как чужие руки подхватили его прежде, чем он рухнул на пол.

***

Приглушённый свет ненавязчиво просачивался на обратную сторону век: расплывался разноцветными кругами и кляксами, вычерчивал сосуды и щипался осторожно, возвращая в сознание. Джунхёк с трудом приоткрыл глаза: белый потолок, вычурная люстра, тени, тянувшиеся из углов, — всё было почти так же, как и в его комнате. Всё, кроме небольшого пятна, оставленного Ю Миа: однажды она проверяла, как долго персиковое желе сможет продержаться на потолке, — этого пятна на прежнем месте не было. Но был запах, знакомый, мягкий, заполнявший всё вокруг.

Чернила и согретая солнцем бумага.

Джунхёк поморщился: вместе с сознанием вернулась и боль. Она резала в боку, настойчиво пульсировала в висках и кончиках пальцев, тянулась от груди к тазу, была не мучительной, но — неприятной. Особенно на фоне ватного, потерявшего большую часть сил тела.

Мысли путались, мир расплывался и рябил.

Джунхёк попытался подняться, но рядом раздалось возмущённое, серьёзно-несерьёзное:

— Лежи смирно, придурок. Если вдруг развалишься, я не буду ползать и собирать твои внутренности, как конструктор.

Он мог не послушаться, — он вообще никогда ничего не делал по чужой указке — мог заупрямиться, выпрямиться, несмотря на крепко стянутые бинты и просьбу-приказ, но всё же лёг обратно. Не в свою постель не в своей комнате.

Джунхёк повернул голову: Докча сидел в кресле рядом с кроватью. Обточенный мягкими тенями, закинувший ногу на ногу, бронзово-карамельный из-за слабого тёплого света. С тонкими пальцами и бледным мотыльковым лицом, освещённым экраном смартфона, — единственным ярким пятном в обступавших комнатных сумерках.

— Не смотри на меня так, — Докча усмехнулся, отложив телефон. — Я шучу. С раной у тебя всё не так плохо, ничего тебе там жизненно важного и не очень не задели. Ли Сольхва сказала, что ты потерял много крови, поэтому тебе нужен покой. Но ты же всё равно завтра вскочишь, схватишь меч в зубы и побежишь размахивать им направо и налево?

Если Джунхёк кого и хотел прихватить зубами, так это самого Докчу. За загривок, — ровно туда, где клубились феромоны — за непомеченную кожу, чтобы оставить на ней свой след. А после — переместиться ниже, выше, по разные стороны, повернуть к себе лицом и продолжить, превращая чужую шею в соты из укусов, поцелуев и отметин.

Джунхёк нахмурился: в таком состоянии сдерживать внутреннего альфу, которой плевал на телесные раны и возился в чернильном запахе, как в осенних листьях, было сложнее.

Докча, кажется, принял недовольный взгляд на свой счёт.

— Давай только ты не будешь замахиваться на меня. И мной размахивать тоже не надо, твой лимит швыряния меня в чью-то пасть на этот год закончился.

Язык ворочался неохотно, тяжело — Джунхёк облизнул пересохшие губы и, кое-как справившись со словами, прилипшими к нёбу, спросил:

— Почему я… в твоей комнате?..

— А вот это я у тебя должен спросить: мне тоже интересно, какого хрена ты, раненый, припёрся ко мне, а не пошёл в лазарет, — Докча, чувствуя свою безнаказанность, гневно ткнул Джунхёка указательным пальцем в щёку. Тот поморщился, но отдёргиваться не стал. — Если ты объелся своих муримских пельменей и теперь вместо головы у тебя тесто с фаршем, то так и скажи, я хотя бы от тебя многого ждать не буду. Открываю дверь, а на пороге ты, и кровь из тебя хлещет в разные стороны так, что ты для всех топографических кретинов начертил прямую красную дорожку до моей комнаты. А потом ты просто упал. Пришлось затаскивать тебя на кровать и звать Ли Сольхву, что ещё мне оставалось делать? Она обколола тебя лекарствами и обезболивающими, зашила, перевязала и сказала, что переносить тебя пока никуда нельзя, — Докча вздохнул и покачал ногой. — Чтобы рана опять не открылась. Поэтому ты здесь. Сначала в Мирных Землях отобрал у меня меч, потом в одном из Демонических Миров — моё имя, а теперь и мою кровать. Вы с Хан Суён спелись, что ли? Она ворует интеллектуальную собственность, а ты — обычную?

Джунхёк устало провёл ладонью по лицу, не понимая, от чего у него больше болит голова: от десятка бессознательных часов, медицинского коктейля, который струился по венам, взволнованных инстинктов или бестолковой болтовни Докчи. Хотя последняя — после первых дней активно-агрессивной течки — была теперь если не благословением, то чем-то, за что Джунхёк упорно боролся всё это время.

Альфа радостно сопел в глубине грудной клетки: Докча был рядом. Сидел по левую руку, не уходил, ждал — и ради этого можно было получить ещё пару лезвий под рёбра. 

— Велиал угрожал тебе.

— М?

— Он хотел убить тебя. И я подумал… — длинные предложения давались с трудом, отзываясь гудением где-то в затылке, — что он послал сюда… армию.

— Не стоит верить демонам, они почти всегда врут.

Джунхёк приподнял бровь, а Докча, быстро сообразив, что ударил по себе же, постарался сменить тему:

— Кхм, в любом случае, никакой армии тут не было. Сам Велиал тоже не появлялся и, думаю, ещё долго не появится после того, как ты развоплотил его в Сценарии. Наверняка он просто поиздевался над тобой от бессилия и злости, — Докча пожал плечами и, прищурившись, протянул не то с подозрением, не то с лукавством: — Получается, ты бежал ко мне, чтобы проверить, в порядке ли я? Ты что, переживал за меня, Джунхёк-а?

— Да. Переживал.

Честно и прямо — так, как Джунхёк давно ни с кем не разговаривал.

Он смотрел. Смотрел, как темнеет от румянца чужая шея, как размыкаются в невысказанной поддёвке губы, как они вздрагивают слегка и закрываются обратно — Докча хотел подразнить, смутить, обезоружить, но в итоге сам замер, растерянный и сбитый с толку. Он мог справиться с монстрами и Созвездиями, выстоять против Внешних Богов и шквала Вероятности, сминающей тело, но против искренности был бессилен. Он не знал, что сказать и что сделать, а потому молча сидел, надеясь слиться с креслом.

И в такие моменты — моменты, когда он горбился и пытался стать меньше, чтобы спрятаться от непривычной заботы — Докча был по-особенному, трогательно красив.

— Кажется, — он кашлянул, обрывая неловкую тишину, — ты ещё не до конца пришёл в себя. Ну, Ли Сольхва говорила, что ты можешь плохо соображать от потери крови и большого количества лекарств. Правда, что у тебя может начаться бред, она не предупредила.

Джунхёк скользнул рукой по одеялу, — ближе к краю, ближе к Докче — чтобы коснуться, доказать: он прекрасно понимает, что говорит, но пальцы наткнулись на плед, свёрнутый и сложенный рядом. В мыслях что-то щёлкнуло. Джунхёк моргнул, опустил взгляд и только сейчас понял, что лежит не просто в кровати — он лежит в гнезде. В подушках, одеялах и вещах, которые Докча так тщательно укладывал.

И от которых теперь остался один лишь неуютный, пропитанный кровью беспорядок.

— А, — Докча перехватил напряжённый, взволнованный взгляд и объяснил: — Ты не маленький ребёнок, ещё и кровью истекал так, как будто её в тебе раз в десять больше положенного, так что… Пришлось повозиться и убрать всё лишнее, чтобы затащить тебя на кровать.

Лишнее.

Джунхёк с силой сжал одеяло — так, что ткань под его ногтями жалобно скрипнула.

Враньё.

В гнезде никогда ничего не было лишним: ни платок, засунутый под гору одежды, ни перчатка, закинутая куда-нибудь в дальний угол. Гнездо было важным и сокровенным — было бережно созданным местом, которому омега доверял себя в самые уязвимые дни. Безопасный островок посреди метели, в который можно спрятаться и зарыться, как зарываются мыши под толстые слои снега.

Разрушить это место значило вывернуть, вытряхнуть омегу наизнанку.

И ничего хуже этого альфа сделать не мог.

Джунхёк сломал — не сам, но заставил. Заставил Докчу собственноручно подвинуть подушки, скинуть мешавшие одеяла, скомкать пледы — заставил ради него превратить аккуратное, облюбованное гнездо в беспорядочную кучу вещей.

Лучше бы Докча бросил его на пороге.

Лучше бы не трогал, не помогал.

«Лучше бы я лишился ноги и не смог прийти сюда».

Холод поднялся от груди к горлу, пробрался к костям, к загривку, к кончикам пальцев, свернулся и застрял мерзким комом в трахее — дышать стало трудно. Больно. Мучительно. Голова плыла — комната плыла вместе с ней.

Судорожный, обречённый выдох оцарапал губы — в хриплом низком голосе, больше похожем на рычание подбитого зверя, Джунхёк с трудом узнал свой собственный:

— Ким Докча…

Он должен был извиниться, должен был сказать, что сожалеет, даже если из этого ничего бы не вышло. Он должен был извиниться не для себя и не для того, чтобы получить прощение, — он должен был извиниться, потому что ему было не всё равно. Но Докча оборвал его, неожиданно спокойный и совсем немного — смущённый:

— Слушай, всё нормально. Не знаю, что там у других омег, но мне как-то… Без разницы. Я сам захотел и сам разворошил гнездо, потому что так было надо. В конце концов, не мог же я оставить тебя валяться и истекать кровью на полу? — он отвёл взгляд, сделав вид, что остановившиеся настенные часы показывали что-то более интересное, чем замершее без движения время. У Джунхёка от этих слов сердце тоже — замерло. — Мы компаньоны, если ты не забыл. И я не собираюсь отпускать тебя, тупая ты рыбья башка, в следующую регрессию, нравится тебе это или нет.

Докча поднялся с кресла, замешкался на мгновение, сжав и разжав кулаки, а после — чертыхнулся едва слышно себе под нос и поправил одну из подушек, лежавших рядом с Джунхёком. Взял с пола ещё одну — положил Джунхёку в ноги. Осмотрел постель, поджал губы, стянул плед и, скрутив его в рулон, растянул у края кровати. Докча бурчал — так тихо, что различить удавалось лишь отдельные слова: «неровно», «неправильно», «удобно», «нужны ещё подушки», «опять мало».

Джунхёк не перебивал, наблюдал и слушал, затаив дыхание. Так, притихнув, миряне следили за религиозными таинствами — так, сбившись в кучу перед витриной, дети восхищённо глазели на кондитера, выводившего кремовые цветы на таких же кремовых пирожных. Джунхёк дышал — медленно, глубоко — и с неверием крутил внутри одну и ту же мысль: Докча, кажется, вил гнездо вокруг него.

Даже в голове это звучало слишком невероятно, чтобы быть правдой.

Они ведь не были связаны, не были отмечены и сплетены, они натворили друг с другом столько всего, что Хан Суён могла бы написать про них двадцатитомный бестселлер и жить припеваючи до конца своих дней.

Докча заметил пристальный взгляд, заметил себя, возившегося с новым гнездом, и тут же попытался отскочить, метнуться к двери, но Джунхёк схватил его за руку — схватил, не позволяя отстраниться, и сказал прежде, чем успел осознать:

— Мне мало.

— Что?

— Мне мало того, что мы компаньоны.

Докча нервно усмехнулся и извернулся безуспешно.

— Хочешь заключить со мной Спонсорский Контракт? Извини, но твой Спонсор явно будет не в восторге. И Шин Ёсун — тоже.  

Джунхёк выдохнул и крепче обхватил тонкое запястье: он скажет обо всём либо сейчас, либо никогда. Может, его подталкивали инстинкты, сорвавшиеся с поводка, может — отчаяние, а может — надежда, свернувшаяся у сердца тёплым кубком в тот момент, когда Ким Докча не просто помог — остался, несмотря на недоверие к альфам. Остался сидеть рядом, ждать, присматривать — остался, чтобы не оставлять Джунхёка одного.

Так не поступали с теми, кого не хотели видеть в своей жизни.

Так не поступали с теми, с кем объединились лишь ради Сценариев.

— Ю Джунхёк?

Джунхёк посмотрел — и дёрнул Докчу на себя. Тот не устоял на ногах, споткнулся о кровать, выставил свободную руку вперёд, но Джунхёк перехватил и её, заставляя Докчу упасть на него сверху. Тот громко выругался, распластавшись на широкой груди, — Джунхёк подтянул его выше, ближе, заставляя растянуться на нём и не давая ни поднятья, ни вырваться.

Рана ныла от напряжения, от резких движений и возни, но это было глупой, незначительной мелочью. Голова кружилась — и Джунхёк позволил себе уткнуться носом в чужую шею. Позволил вдохнуть полной грудью, — впервые так близко, впервые так ярко — закрыть глаза и не думать ни о чём, кроме свеженанесённых чернил, шуршащей бумаги, кропотливо выведенных историй и Докчи, что оказался в его руках.

— Мне нравится, как ты пахнешь.

Докча вздрогнул и забарахтался, словно это было не признание, а обещание убить.

— Не неси чушь! Ли Сольхва вколола тебе такую конскую дозу наркоза и обезболивающих, что у тебя теперь мозги набекрень. Не слушай, что они тебе говорят и не повторяй это вслух, придурок! Ты вообще не можешь знать, как я пахну. У меня настолько маленький уровень феромонов, что…

— Я давно знаю, как ты пахнешь, — пробормотал Джунхёк в ямочку ключиц, вздымавшуюся в такт неровному дыханию. — Чернила и бумага. Когда ты злишься, у тебя внутри сминаются пыльные страницы, а когда радуешься, ты оставляешь свежие чернила высыхать на солнце. Ты пахнешь огромной библиотекой, Ким Докча. С новыми и старыми книгами.

Язык слушался плохо, ворочался во рту тяжёлым, неподъёмным пластом — и всё же Джунхёк говорил. Через боль, плывшие под веками круги и непроглядный молочно-густой туман вместо мыслей. Он не думал, о чём говорил, потому что говорил то, что всё это время хранил под сердцем.

Докча сглотнул, и Джунхёк щекой почувствовал движение его кадыка.

— Я позову Ли Сольхву, пусть она тебе голову проверит или что-нибудь вколет, я не знаю. А ты лежи и не открывай рот, чтобы из тебя ещё какой-нибудь бред не вывалился.

Джунхёк отпустил руку Докчи, но лишь для того, чтобы обхватить его поперёк талии, теснее прижимая к себе. Почти кожа к коже, если бы не одежда и ремни, пряжками звякнувшие друг о друга. Докча упёрся освободившейся ладонью рядом с его головой, приподнялся, насколько смог, и оказался с Джунхёком лицом к лицу. К своему же несчастью. Потому что теперь Джунхёк ясно видел — видел блестевшие в тусклом освещении глаза, видел росчерк румянца, взлохмаченную чёлку и поджатые губы. Видел, как Докча не хотел встречаться с ним взглядом, как дышал часто и судорожно, принюхиваясь к окутавшим его феромонам.

Джунхёк притянул к себе его руку, — ту, которую крепко сжимал с самого начала — скользнул кончиком носа вдоль вены и прижался губами к запястью. Потом ещё раз — чуть выше. Ещё. Ещё. И ещё. Ладонь покрывалась поцелуями: неспешными, тёплыми, нежными.

Докча не двигался, замерев настороженной, спрятавшейся средь камней лаской.

Джунхёк посмотрел на него, большим пальцем заглаживая места поцелуев, — слова в обступившей тишине показались кругами на гладкой поверхности озера.

— Ким Докча, ты станешь моей парой?

Докча дёрнулся, — не слишком резво, не слишком сильно для того, кто действительно хотел вырваться — и Джунхёк без особых усилий удержал его на месте.

— Ты!.. Вот! Вот про этот бред я и говорил, — нервно затараторил Докча, всё ещё смотря куда угодно, только не на Джунхёка. — Отпусти, пока ты не наговорил того, за что захочешь меня потом убить, чтобы убрать свидетелей своего позора. А я сделаю вид, что ничего этого не слышал.

— Ты и так редко слышишь и понимаешь, что я тебе говорю. А теперь хоть раз в жизни послушай меня внимательно, Ким Докча: я люблю тебя.

— Замолчи.

— И хочу, чтобы ты был моей парой.

— Ю Джунхёк, хватит! Это не смешно, это не в твоем характере — за тебя говорит химия, которую ты всосал, как губка! Я не буду слушать всякие эти ваши хламидомонады! Я не!..

Джунхёк терпеливо вздохнул, поддался уговорам внутреннего альфы и слегка — едва ощутимо — укусил Докчу за безымянный палец. Докча мигом захлопнул рот, уставившись на Джунхёка так, словно тот оттяпал ему половину руки.

— Хламидомонада — это водоросль, идиот. Вы с ней сейчас очень похожи: она одноклеточная, и ты в упор не хочешь понимать, что я тебе говорю.

— Я понимаю, что ты говоришь, но ты несёшь какую-то чушь — тут и понимать нечего!

— То есть для тебя моё признание — это чушь?

Это был подлый приём, но Докча и сам никогда не играл честно. Он тут же сбился, запнулся, запутался и вместо очередного возмущения просипел неуверенное:

— Это не… так.

— Тогда…

— Но ты, ублюдок, сейчас не в том состоянии, чтобы в чём-то признаваться, — Докча снова извернулся: без энтузиазма и безрезультатно. — Ты смотришь на меня, как пьяная рыба, у тебя в голове белый шум вместо нормальных мыслей. Сначала проспись и приди в себя, а потом уже… Делай, в общем, потом, что хочешь.

— Если я скажу всё то же самое утром, ты мне поверишь?

— Не знаю. Я устал, — Докча резко выдохнул: плечи его опустились, и он невольно наклонился вперёд, едва не ткнувшись лбом Джунхёку в плечо. — У меня болит голова, и я не хочу об этом думать. Пусть все эти проблемы достанутся завтрашнему мне. Отпусти.

Джунхёк в ответ на это лишь сильнее сжал его талию.

— Если я тебя отпущу, ты сбежишь, найдёшь за ночь очередной Скрытый Сценарий и исчезнешь на неделю. А потом вернёшься, отмахнёшься, что так было нужно, и с головой уйдёшь в основные Сценарии. Тебе будет не до разговоров.

— У тебя паранойя. Может, конечно, я в ней немного поучаствовал, но я не настолько сильно не хочу с тобой разговаривать, чтобы рисковать жизнью. Отпусти, кому говорю.

— Нет, — спокойно отрезал Джунхёк. Рука его ненавязчиво поглаживала Докчу по напряжённой пояснице. — Ты не особо вырываешься для того, кто хочет уйти.

— Ты ранен, забыл? Мне твои кишки на простыне не нужны. А ещё Ли Сольхва посоветовала мне не спорить с больными и сумасшедшими.

Джунхёку бы разозлиться, нахмуриться, посмотреть своим привычным «я-тебя-убью» взглядом, но злости не было — было умиротворение, был альфа, довольно тарахтевший за рёбрами, и был Докча, близкий, вредный, лежавший почти на самой груди. С острым языком и очаровательным румянцем на скулах, с грызущими изнутри сомнениями и неумением принимать любовь, которой хотелось осыпать его с ног до головы.

Докча наконец посмотрел на него, — внимательно, настороженно — словно ждал угроз и ругани, словно хотел убедиться, что между ними на самом деле ничего не изменилось и все признания, все слова и вся забота были просто кратковременным помутнением рассудка. Сейчас Джунхёк скинет его. Схватит за горло или пнёт под коленку. Сейчас всё вернётся на круги своя — и можно будет жить дальше. Так же, как и прежде.

Но Джунхёк не убрал руку ни с талии, ни с запястья — не скинул, не ударил и даже не взглянул недовольно исподлобья. Он слегка приподнял бровь и спросил:

— Давно ты начал слушать чужие советы?

— Сегодня, — растерянно отозвался Докча. — Сразу после того, как Хан Суён посоветовала мне привязать тебя к кровати для надёжности. Но ты очнулся раньше, чем я купил верёвки. Может, всё-таки отпустишь меня уже? Ну, знаешь, услуга за услугу: я не стал тебя связывать, а ты меня за это не станешь удерживать. Я вообще-то тоже спать хочу.

— Оставайся здесь, — предложил Джунхёк: он нисколько не верил обещаниям Докчи не исчезать и никуда не вляпываться. Если они хотели поговорить, проснуться они должны были в одной комнате. — У тебя здесь гнездо.

— Ты занял мою кровать, если ты не забыл. Предлагаешь подвесить тебя к потолку? И только попробуй ляпнуть что-то вроде «ты можешь лечь со мной» — я добью тебя там, куда не достал Велиал. Я не собираюсь спать на тебе, прид… Эй! Какого?!.

Джунхёк и не думал ничего говорить — он сгрёб Докчу в охапку и осторожно, чтобы не разорвать швы на ране, перевернулся на бок вместе с ним. Докча только и успел, что взбрыкнуться, выругаться и, воспользовавшись моментом, развернуться к Джунхёку спиной. Теперь они лежали вместе, — в одной постели, в одном гнезде — и тяжёлая рука всё так же бесстыдно покоилась на узкой талии.

— Ю Джунхёк, ты…

— Ты сам сказал, что Ли Сольхва запретила меня переносить, — пробормотал он в тёмную макушку. — У тебя всё ещё идёт течка, и спать тебе лучше в гнезде. Но если тебя до сих пор бесит мой запах, я уйду.

Он не верил обещаниям Докчи, но заставлять его нервничать из-за феромонов, мешать ему сомкнуть глаз от напряжения и беспокойства Джунхёк не хотел. Ему было не всё равно. Он привык к ранам, привык к боли, и ему ничего не стоило сесть по ту сторону двери, чтобы не дать Докче сбежать и вместе с тем — не тревожить его своим присутствием.

Достаточно было одного слова. Но Докча вместо этого повёл плечом и пробурчал:

— От тебя сейчас пахнет кровью и лекарствами.

Ни да, ни нет. Ни «уходи», ни «останься». И всё же Докча не прогонял, не убирал руку, не отодвигался — он свернулся клубком, подтянув колени к груди, и Джунхёк прижался к нему чуть теснее, не сдерживая феромонов. Докча вздрогнул, заёрзал, но быстро притих — грудь его вздымалась медленно, ровно, спокойно. Он вдыхал чужие феромоны, лежал рядом и понемногу, настороженно прислушиваясь к собственным ощущениям, расслаблялся. Даже в самых смелых мечтах Джунхёк едва ли представлял, что всё кончится так.

Он ткнулся носом в загривок, наполняя лёгкие мягким запахом, — Докча дёрнулся, и голос его, предупреждающий, взволнованный, разрезал тишину:

— Только попробуй!

— Я не укушу тебя, пока ты не разрешишь. Дай мне просто…

Джунхёк снова вдохнул — так глубоко и упоённо, так отчаянно и безнадёжно, будто это был последний процент кислорода, оставшийся на уничтоженной земле. Не упустить, не потерять, забыться и не чувствовать ничего, кроме чернил и бумаги, — пустить их по венам, по костям, по артериям, пока слова и предложения, принадлежавшие Докче, не сплетутся с плотью в единое целое. Пока его запах не станет своим, а свой — его.

Джунхёк потёрся щекой о загривок, о железу и плечо, шумно выдохнул и прижался к шее Докчи настолько тесно, насколько позволяли человеческие тела. Хотелось поцеловать. Хотелось почувствовать кожу языком и губами, прикусить осторожно, бережно, нежно, но Джунхёк пообещал — и наслаждался тем, что было дозволено.

Тем, что он и не надеялся получить.

— А течка точно у меня, а не у тебя? — неловко усмехнулся Докча, но ни отталкивать, ни отстраняться не стал. Он зевнул, поёжился и подтянул к себе одну из подушек. — Если я проснусь оттого, что ты грызёшь меня, как кость, я надену на тебя намордник.

— Хм.

Чуть помолчав, Докча добавил негромкое, будто сказанное самому себе:

— Завтра у меня должна закончиться течка. На тебя перестанут влиять феромоны и обезболивающие, так что не надумывай себе ничего раньше времени.

Он снова не верил и снова сомневался: в том, что кто-то мог быть с ним искренним и заботливым, что кто-то мог любить и ценить его, что он был важным и нужным всегда. Каждый день и каждую минуту.

Джунхёк не ответил — только приобнял Докчу чуть крепче, чувствуя под своими пальцами долгожданное тепло.

Он всё скажет утром. Повторит, дополнит, заверит — не даст и шанса понять его неправильно.

А пока можно было остаться так: вместе, в гнезде.

Прислушавшись к тому, как собственное сердце бьётся о чужую спину.