Work Text:
Антон сам не понял, как это получилось. Впрочем, Руслан из тех, кто и снег эскимосам сумеет продать, — по крайней мере, так Антон объяснял себе то странное влияние, которое тот на него имел. Отказать ему почему-то было очень трудно, если не сказать невозможно. И сейчас, глядя, как Руслан в прожжённой аккуратными круглыми дырочками куртке, подняв на лоб старую маску, возится с гигантским металлическим каркасом, Антон отчаянно пытался понять: а) зачем он опять впрягся разруливать руслановы проблемы, б) точно ли этот болван умеет пользоваться сварочным аппаратом и не рискует ли организовать себе пару-тройку ожогов второй степени, а Антону — пожар.
*
Всё началось в пятницу, точнее, уже в субботу, когда Руслан внезапно позвонил в половине второго ночи. Антон, конечно, привык ложиться поздно, но звонки в такое время считал верхом бестактности и ответил только потому, что испугался, не случилось ли чего. С "Вием" Руслан уже однажды добегался до больницы, вдруг и сейчас ему плохо?
— Мне нужна помощь, — безо всякого приветствия выпалил Руслан.
У Антона тут же ослабли колени, и он, зажимая телефон между плечом и ухом, потянул из шкафа первые попавшиеся джинсы, случайно вывалив на ковёр две свежевыглаженные рубашки.
— Где ты? Дома? Скорую вызвал?
— Какую скорую? — растерянно переспросила трубка. — Тьфу ты, нет. Со мной всё в порядке. Это с "Дракулой" ни хрена не в порядке.
— Идиот. — Антон обессиленно рухнул на диван. — И ты звонишь посреди ночи, чтобы сообщить мне об этом? Знаешь, у нормальных людей есть такая опция: думать прежде, чем делать. Хотя да, о чём это я. У тебя она отключена за неуплату.
— Как только вернулся с репетиций, тогда и звоню, — невозмутимо ответил Руслан. — Ты даже от кружочков из пробки бесишься. Если бы я позвонил за рулём, ты бы мне тут же организовал выедание мозга чайной ложечкой.
— Было б там что выедать, — буркнул Антон. Сердце всё ещё колотилось.
— В общем, — Руслан перешёл на деловой тон, — мне нужно максимально дёшево и быстро сварить штурвал.
— Тебе на бульон или на холодец?
Повисло молчание: Руслан осмыслял колкость. Когда он уставал, шутки до него доходили с запозданием. Антон насчитал четыре секунды, прежде чем в трубке наконец раздалось фырканье. Дело плохо, кое-кому не помешал бы крепкий восьмичасовой сон. Некрепкий шестичасовой, в принципе, тоже сойдёт за неимением альтернативы.
— Я серьёзно. Мне на следующей неделе начинать репетиции с декорациями, но мастер, которого я нашёл, заявил, что у него заказов много, а за срочность изволь заплатить втрое больше. Ладно всё остальное, оно подождёт, а на штурвале надо полёты отрабатывать.
— Полёты? На штурвале? — скептически переспросил Антон и вздёрнул левую бровь — эта привычка всегда особенно раздражала Руслана, равно как и любые сомнения в его режиссёрских решениях.
Из трубки раздался тяжёлый вздох.
— Антон, я не могу рисковать артистами и заставлять их летать без достаточного количества репетиций.
— А я-то тут при чём? — Антон досадливо потёр переносицу. — Откуда я тебе штурвал возьму за два дня? Наколдую?
— Ты летом теплицу старую разбирал. Ты же не выкинул каркас?
Теперь настала очередь Антона зависнуть, причём не на четыре секунды, а на все восемь.
— Стоит за сараем, — медленно ответил он.
— Я тебя обожаю. — Голос Руслана в трубке, прежде сухой и напряжённый, подтаял, как сливочное масло на столе. — Сварочный аппарат у тебя ведь тоже найдётся?
— Да, но...
— Можно я приеду завтра в восемь к тебе на дачу?
— Нет.
Непродолжительное молчание. Потом тихое:
— Ладно. Прости за навязчивость. Поищу другие варианты.
— Приезжай в десять. Тебе надо выспаться.
— Да иди ты, а, — с заметным облегчением отозвался Руслан. — Я и так ничего не успеваю.
— Приедешь в восемь — поцелуешь замок на воротах. В десять, и ни минутой раньше.
— А в десять я кого-нибудь смогу поцеловать?
— Посмотрим, — уклончиво сообщил Антон и сбросил звонок.
Вот как-то так оно и получилось.
*
Руслан подъехал к дому в две минуты одиннадцатого. Ворота были гостеприимно распахнуты. Антон, вышедший навстречу, окинул его беспокойным взглядом: вид усталый, лёгкая щетина, волосы в таком беспорядке, словно расчёска не касалась их пару суток, но глаза сияют радостным предвкушением.
— Я заслужил поцелуй? — Руслан изобразил жалобный взгляд кота из "Шрека".
— Ты заслужил только подзатыльник за то, что позвонил среди но...
Губы Руслана были сухие, тёплые, со вкусом сигаретного дыма и крепкого кофе. Антон не стал уточнять, сколько литров тот успел в себя влить. Он вообще ничего не стал уточнять и ответил на поцелуй со всей страстью человека, успевшего соскучиться по Руслану, который весь последний месяц не вылезал из репзалов. Вплёл пальцы в мягкие серебристые волосы, успевшие сильно отрасти за последние недели, притянул Руслана ближе — тёплого, живого, наконец-то настоящего, а не картинку на экране телефона.
Руслан отстранился первым и с сожалением выдохнул:
— Надо работать. Вечером. Всё вечером.
Вдвоём они вытащили тяжёлые детали на предварительно застеленную плёнкой поляну перед домом. Руслан, после долгих пререканий насильно втиснутый в старую куртку и спортивные штаны Антона, чтоб не испортить городскую одежду, попросил блокнот и карандаш и с задумчивым видом принялся измерять стальные дуги и перемычки рулеткой. Он что-то прикидывал в уме и делал торопливые записи, с головой погрузившись в чертёж.
Иногда Антону казалось, что Руслан умеет всё. Лично подготовит реквизит, закрепит на коллеге микрофон, поработает монтировщиком и живым поворотным кругом, соберёт и разберёт декорации, сваяет афишу, полетает на тросах, сыграет все роли в собственных спектаклях — включая те, от которых яростно открещивался в начале. С одной стороны, его умение сотворить невозможное восхищало. С другой — как минимум трети героически разгребаемых сложностей можно было бы избежать, если бы кое-кто умел просчитывать ситуацию наперёд и грамотно обращаться с финансами. Что мешало заказать штурвал вовремя, не вчера же эта идея появилась... Антон уже открыл рот, собираясь высказать всё, что думает о тайм-менеджменте Руслана, однако тот наконец оторвался от блокнота:
— Я, конечно, и сам справлюсь, но если ты поможешь, дело пойдёт быстрее.
— Как будто у меня есть выбор, — вздохнул Антон. — Что делать-то?
— Сделай выбор и иди ко мне-е... — Руслан заулыбался. — В общем. Дугу надо укоротить, а то получится овал вместо круга. Спицы одинаковой длины нарезать. И ещё крепежи для свеч. У тебя же найдётся чем распилить?
Усталость схлынула с Руслана волной. Даже морщинка между бровей наконец разгладилась. Он лаконично отдавал команды ("Поверни. Сильнее ко мне. Ещё пододвинь") и, сосредоточенно щурясь, примерялся электролобзиком к профилям, которые Антон подкладывал ему на служившую верстаком табуретку. На него хотелось любоваться — всё практически кипело в его ловких руках. Антона вдруг осенило: этот человек может работать только так — в состоянии цейтнота, на грани нервного срыва, когда дедлайн дышит в затылок, когда кровь на восемьдесят процентов состоит из кофе и табака, а на оставшиеся двадцать — из кортизола. Это его мотивирует, подхлёстывает вдохновение. Сам Антон от такой жизни, наверное, сошёл бы с ума: он творил медленно, вдумчиво, растягивая сочинение новой музыки на годы и десятилетия. Он ненавидел спешку и предпочитал во всём придерживаться раз и навсегда заведённого порядка. Но Руслан — Руслан был стихией, а втиснуть стихию в прокрустово ложе долгосрочного планирования было задачей невыполнимой.
В конце концов, когда половинки колеса были сварены и крепления для свечей худо-бедно подготовлены (приделывать их Руслан решил потом, для репетиций полётов это было не слишком актуально), Антон объявил, что пора обедать.
— Позже, — отмахнулся Руслан, вытирая пот со лба и оставляя на нём грязную полосу. — Мне ещё отверстия для саморезов делать.
— Ты не ел больше семи часов. Если, конечно, ты сегодня вообще завтракал, и нет, три чашки кофе не считаются. Выглядишь — краше в гроб кладут... тьфу, везде эти твои вампиры. Я имею в виду, что в твоём состоянии голодать вредно.
Руслан не поднимал головы и упрямо продолжал намечать точки для будущих отверстий.
— Знаешь, твоими нотациями металл бы сверлить, а не мой мозг. Даже дрель не понадобится.
— Ты немедленно идёшь обедать, — Антон выдержал драматическую паузу, — иначе я привяжу тебя к этому недоштурвалу и накормлю насильно.
Несколько секунд Руслан озадаченно смотрел на него. Потом хихикнул.
— Ладно, уговорил. Если Ростик вдруг окажется занят, я знаю, кого взять вторым составом на Дракулу. Будешь поить Мину куриным бульоном из бокала.
Когда они допили чай, за окном начало смеркаться. Руслан сыто вздохнул, пряча в ладони зевок.
— Наверное, идти варить дальше смысла нет, через полчаса будет темно. (Слава богу, мимолётно подумал Антон.) И кроме того, мне не хватает центральной части. Как там её...
— Ступицы?
— Ага.
— Кажется, у меня где-то на чердаке валялось колесо. — Антон нахмурился, вспоминая. — От допотопного прицепа.
— Господи, Антон. — Руслан посмотрел на него с почти болезненной нежностью. — Ты волшебник, ты знаешь об этом?
— Я только учусь, — не удержался Антон.
На чердаке было пыльно и пахло старым деревом. Кряхтя, Антон принялся сдвигать стулья без ножек, рулоны обоев и неоструганные доски, чтобы добраться до заветного сокровища, завёрнутого в плёнку. Руслан восторженно оглядел добычу и чуть ли не обцеловал (Антон брезгливо сморщился: слой грязи на колесе был капитальный), а прежде чем спускаться вниз, сунул любопытный нос в одну из коробок.
— А это у тебя что?
— Да макулатура всякая. Ещё от родителей осталась, и выбросить жаль, и хранить надоело.
Руслан наудачу выудил первую попавшуюся книгу, поднёс к тусклой лампочке и хихикнул.
— Справочник металлиста? Идеально. Можно я возьму как реквизит для Ван Хельсинга?
— Да ради бога, — пожал плечами Антон. — Только осторожно, не врежься головой в стропила.
Тщательно отмытое колесо временно заняло своё место в углу кухни. Сполоснув руки и вытерев их прямо о штаны, Руслан приобнял Антона сзади и упёрся подбородком в его плечо.
— Пойду одеваться, поздно уже, — выдохнул он. Тёплое дыхание грело ухо. — Приеду завтра с утра, ладно?
— Куда ещё одеваться? — Антон чуть не выронил кастрюлю, которую как раз собирался убрать в тумбу. — Ты остаёшься ночевать у меня.
Руслан слегка отстранился и посмотрел на него благодарным взглядом.
— Ты уверен? Я не хочу тебя напря...
— Я не спрашивал, хочешь ты или нет, — мягко, но непререкаемо перебил Антон. — Я сказал: остаёшься.
Чуть погодя Руслан, устроившись за столом с большой чашкой чая, уже строчил кому-то в телефоне. Он то задумчиво кивал, то чуть слышно бормотал себе под нос. Антон взял было книгу и сел напротив, но не мог сосредоточиться: на него навалилась какая-то апатия. После нескольких часов, проведённых в полусогнутом состоянии, и вдобавок ползания на чердаке спина и колени ныли. Хотелось сказать, что это вообще-то утомительно — быть нянькой для взрослого ребёнка. Утомительно переживать за здоровье Руслана больше, чем сам Руслан. Утомительно окружать пожар высоким валом, пока он не спалил всё вокруг. Может быть, Руслану и нравится жить, когда земля горит под ногами, только это не значит, что все остальные тоже любители сумасшедшей беготни. И вообще, так ли важен для Руслана именно он, Антон? Сам по себе, как человек, а не как источник поддержки, не как тот, кто всегда заботливо подстелет соломку?
Но тут Руслан отодвинул пустую кружку и поднял на него взгляд — золотистый, умиротворённый. В уголке губ, как родинка, притаилась улыбка.
— Спасибо.
— Понравился чай? — стараясь не впускать в голос обиду, поинтересовался Антон. — Я туда имбиря свежего нарезал.
— Чай? А, ну да... Но я в целом. Ты меня просто спас сегодня. Не знаю, что б я без тебя делал. Мы с Ваней столько сил в этот спектакль вкладываем. Вместе продумываем каждую сцену, генерируем идеи, одёргиваем друг друга, когда заносит. Я устаю как собака, и хотя не променял бы это чувство ни на что другое, иногда хочется, чтобы кто-то... заземлил, что ли. Дал опору под ногами.
Он дотянулся до лежащей на столе ладони Антона и ласково, невесомо погладил его пальцы.
— Я хочу тебя попросить кое о чём. Пожалуйста... не приходи на премьеру, ладно?
— В каком смысле? — растерянно выдавил Антон, чувствуя, как в солнечном сплетении всё каменеет. Значит, он выполнил роль безотказного помощника, и теперь его отодвигают в сторону? Вот так просто?
— В прямом. Я же знаю: нам, как всегда, не хватит буквально недели, чтоб вычистить спектакль, и всё, что может пойти не так, пойдёт не так. В общем, будет сыро. И если ты увидишь мои косяки во всей красе, я от нервов вообще загнусь там за кулисами. — Руслан неловко хихикнул. — Приходи в марте, на Женю Егорова. Всё устоится, обкатается. Я просто очень хочу, чтобы тебе понравилось. Правда.
Он смущённо опустил голову, краснея кончиками ушей.
Антон на секунду прикрыл глаза, чувствуя, как сердце укутывает облегчением. Нет, он дорог Руслану. Самый строгий, самый ценный зритель, перед которым особенно страшно сплоховать, до которого нужно сначала дорасти. Руслан мог писать с идиотскими ошибками, упираться рогом и злиться по пустякам, бросать посуду немытой, сваливать джинсы и свитеры неопрятным комом на стуле, раздражать своим неискоренимым бытовым разгильдяйством и нисколько не переживать по этому поводу — но театр был его святая святых, где он боялся оказаться недостаточно хорошим, не дотянуться до планки, которую сам себе задал.
И если честно, разве можно представить Руслана другим? Оплотом стабильности, незыблемой скалой? Это будет кто-то совсем чужой, и рядом с ним будет душно, как в непроветренной комнате. Может быть, если Руслан — огонь, то Антон — очаг, который не даёт ему распространяться и превращает его в послушное пламя. Может быть, очагу огонь нужен не меньше, чем огню — очаг. Иначе камни затянет паутина.
— Ладно, — сказал Антон, улыбаясь. — Не буду трепать тебе нервы, у тебя их и так не осталось. Приду в марте.
— Надо было встречаться с Франдетти, — съехидничал Руслан. — Вот у кого премьеры идеальные.
— Увы, он женат. И мне достался ты.
— Не повезло. — Руслан удручённо развёл руками, и золотые крапинки в его глазах рассыпались искрами.
*
Когда Руслан, совершенно голый, горячий, с немного влажными после душа волосами, ввинтился под одеяло, Антон был вынужден сделать над собой усилие, чтобы удержаться в рамках приличий. Секса у них не было два с лишним месяца, но сейчас момент был явно неподходящий.
Однако рука Руслана забралась под его пижамную рубашку, пробежалась по животу, потянулась к резинке штанов. Антон прикусил губу, поймал его запястье.
— Нет. Ты устал.
— Может, это ты устал? — лукаво переспросил Руслан, притираясь ближе. — Не хочешь?
— Хочу, Рус... Чёрт, что ты творишь? — Нахальная рука пробралась внутрь. — Хочу, но в твоём состоянии...
— В каком таком состоянии? — В голосе Руслана прорезались металлические нотки. — Я что, тяжело болен? Антон, не надо меня в вату заворачивать, я не стеклянная ёлочная игрушка и не разобьюсь.
— Но...
— Расслабься, — шепнул Руслан ему в губы. — Я дома. Я с тобой. И я точно знаю, что делаю.
Он уверенно потянул штаны Антона вниз, и тот с глухим стоном сдался, приподнял бёдра, откидывая голову на подушку. Все его доводы, все заботливые запреты рассыпались в прах под прикосновениями этих пальцев — шершавых, сильных и нежных. В них чувствовалась энергия, которая заставляла плавиться сталь. Как можно было устоять перед ними?
Когда в теле ещё переливалась тягучая, тяжёлая истома, Руслан уже задремал, уткнувшись лохматой макушкой в шею Антона. Тот лежал с открытыми глазами, желая ещё немного продлить эти вырванные у работы минуты близости и прислушиваясь к ровному дыханию под боком. Где-то там, под хрупкой оболочкой, в такт со стуком сердца бился огонь.