Work Text:
Каменные горы – кровь пачкает расщелины, забиваясь грязью в трещины между рёбрами, воет с надрывом, говорит о прошедших столетиях, словно они случились вчера, прокатились по вышитому золотыми нитями полотну стеклянными бусинами и сложились в диковинный узор, рождённый чьей-то осторожной рукой покорять и очаровывать – зияют внизу оскалом чудовища. В легендах такие выпрыгивают из темноты, утаскивая неразумных детей в логово, а потом долго клокочут утробным рыком во мраке. В пещере прячутся ужасающие – самые красивые на свете – глаза. Янтарь кипит застывающими уродством пузырями.
— Развлекаешься? – в ответ тихим перезвоном колокольчиков звучит знакомый смех.
Зелень весеннего половодья ластится тканью шёлкового ханьфу к его сгорбленным плечам, струится жемчужными водопадами к земле, огибая нежностью, складками собираясь у подола. В каштановых волосах путается нефритовая шпилька с длинной подвеской – на серебряной цепочке раскачивается свернувшийся калачиком мальчик-дракон, обнятый большим хвостом своего ласкового родителя. Чернильные рога пульсируют бризом моря, готовящегося к шторму, а в глазах разливается темень илистого болотистого дна.
Он выплывает из пещеры тенью диковинного зеркального отражения.
Панталоне успокаивающим жестом кладёт ладонь на плечо Аякса – заземлить, намекнуть опустить оружие, обжечь разгоряченную кожу шеи прохладными пальцами и усмехнуться в ответ на брошенный, слегка диковатовый, взгляд.
— Не бойся.
Дракон наблюдает за ними с терпеливостью долгоживущего, потому готового отдать всë время мира этому небольшому театральному представлению. Он склоняет голову с интересом – как живое сталкивается с живым и уговаривает не опасаться мëртвого.
От его запястий и лодыжек вглубь пещеры тянутся ржавые цепи.
Аякс поджимает губы. Разве можно такому, как он, бояться нечисти, тем более хилого пленника? Пусть раньше он убивал города, окроплял кровью судьбы без разбору, сейчас от него остаётся только оболочка былого – когда-то приводящего в ужас.
Он стряхивает с плеча ладонь Панталоне гордым жестом и отворачивается.
— С чего вы взяли, что я боюсь? – фыркает он, желая показаться смелым настолько, чтобы потом уважаемый Предвестник рассказал Наставнице о том, какой Чайлд молодец. — Глупости.
Кончик хвоста дракона дëргается толикой заинтересованности. Он оглядывает Панталоне с ног до головы и позволяет тонким губам изогнуться в улыбке. За спиной – невидимый лисий хвост, тщательно оберегаемый от каждого взгляда, смотрящего с жаждой наживы, но только сейчас нарочно оставленный привлекать внимание – потому что смотреть и действовать это разное. Никто в здравом уме не отважится причинить вред демону из рода богачей. Карты в руках – и ложатся по указке без сопротивления в нужные комбинации. Никто не сможет обидеть детёныша, которым он был. У Дельца теперь достаточно сил для того, чтобы дать отпор.
Повисшее молчание разгоняет кровь по меридианам. Ветер треплет длинные волосы дракона, обвивающие его локти защитным слоем липкой паутины, сплетая пряди друг с другом многолетними колтунами. Он явно провёл здесь дольше, чем некоторые живут.
Дольше, чем Аякс ходит по земле.
— Тебе что-нибудь нужно? – вопрос звучит насмешкой. Панталоне наигранно виновато стискивает пальцами рукава и решает не продолжать. Вежливость искрится привычкой вести переговоры всюду, где можно найти выгоду.
— Нет, – качает головой нисколько не обиженный пленник. — Мне всего хватает.
Однажды, думает Аякс, ты наверняка отвечал совсем по-другому, может быть, даже бросался диким зверем на протянутую руку и рычал раненым драконом на весь человеческий род.
Когда их взгляды случайно встречаются, Аякс больше не хочет думать. На мгновение его сердце забивается в угол то ли испуганно, то ли встревоженно и кутается в одеяло лёгких.
— Если бы не Делец...
— Я знаю, – перебивает он.
Продолжение слышать не хочется. Он и так обладает достаточно хорошим воображением, чтобы представить ужасы грехов этого преступника.
Кажется, его заточили сюда после многолетней бойни.
— Почти, – звучит от дракона, словно вопрос слишком явно читается на лице смертного. — Меня предал человек.
Нечисть в принципе не особенно хорошо отзывается о людях, но Аякс никогда не слышал, чтобы принадлежность к роду произносилась с такой ядовито-царапающей ненавистью, становясь больше, расцветая, жаля, топя, раскаленным железом прижимаясь к коже, оставляя уродливые шрамы, заставляя замереть и с сомнением обратиться внутрь себя с животрепещущим вопросом – не должен ли я ненавидеть себя тоже?
Одни постоянно страдают из-за других – ничего не меняет то, насколько обоюдна стала вражда спустя тысячелетия, это всё равно началось с того, что человек обернул оружие против демона. Так или иначе.
Луна потирается преданным питомцем о его щёки. Ветер кружит старинным журавлиным танцем длинные, достигающие колен, волосы. В глазах напротив морские глубины открывают пасть.
— Он рассказал моё имя всем, – выдыхает дракон усталостью вечно преданного, и потому предающего в ответ. Его человеческий облик наполнен чужими чертами, пронесëнными сквозь время и расстояние, оставленными гнить на дне бездны, чтобы кто-то мог бросить туда цветы. — Достаточно нечестно для окончания войны, разве нет?
Аякс не знает, как сказать ему, что побеждать всегда необязательно. И невозможно.
Он понимает это сейчас, когда, без особого труда расправляясь с любой враждебной нечистью, угрожающей школе, вдруг теряется перед бледным мужчиной с позолотой на драконьих рогах. И не может найти в себе способность сражаться, словно не умел никогда.
Словно родился не с мечом в руках, а держа меж пальцев небесно-голубой цветок и вкладывая его за ухо вздрогнувшего дракона.