Work Text:
“Шорх-шорх, скрип-скрип”, — тихонько напевают самодельные качели, рассекая воздух.
Вверх-вниз.
Жаркое лето заливает московские улицы. Буйно пенится зелень листвы. Спешат, несмотря на знойное солнце, люди. Кипят стройки. Прекрасное лето древней столицы молодой страны. Второе лето без войны.
Но здесь, в маленьком парке, лето сонное, уютное, тихое. Густая листва не пенится, а робко трепещет под порывами ветерка. В ее тени качаются качели.
Шорх-шорх, скрип-скрип.
Вверх-вниз.
Тоненькая девчушка на их доске довольно щурит зеленые глаза, подставляет лицо солнечным бликам. Губы трогает беспечная улыбка. Она совсем не смотрит на мальчишку, чуть постарше ее, залезшего на дерево рядом. Совсем-совсем.
Он появился три дня назад. Стоял, смотрел, а потом подошел к этому самому дереву, подпрыгнул, ухватился за ветку, подтянулся и залез, явно красуясь. И так теперь каждый день. Выделывается. То вниз головой повиснет, ногами зацепившись, то карабкается на самую вершину. Если ветки под ним подломятся — вот смеху будет! Хотя она не смотрит. Совсем-совсем. Вот ни капельки!
Шорх-шорх, скрип-скрип.
Вверх-вниз.
А у нее белое в мелкий голубой цветочек платье, сшитое мамой. С юбкой-полусолнцем, которая так красиво развевается, особенно если раскачаться посильнее. С широким поясом и круглым белым отложным воротничком, обшитым тонкой полоской кружева. Любимое. И длинные, толстые темно-рыжие — медовые, как говорит папа, — косы, уложенные в аккуратную корзинку. И новенькие сандали.
Шорх… Шорх… Скрип… Скрип…
Качели замедляют движение, она спрыгивает с них, подходит к зачем-то сложенным неподалеку в густой траве бетонным блокам, и ловко и аккуратно, чтобы не запачкать платьице и сандали, карабкается на них. Просто так. Низачем. Просто она такая ловкая и сильная. И ничего не боится. Не хуже любого мальчишки. Лучше!
Проходит в другой конец, а мальчишка стоит внизу, протягивая руки. Готовясь поймать. Она гордо вздергивает носик. Вот еще! Она и не с такой высоты падала, и… Солнце гаснет на мгновение, в ушах женский крик. Она встряхивает головой. Война закончилось. Насовсем. Снова вспыхивает солнце, щебечут птицы.
Она разворачивается и идет обратно. Мальчишка уже там. Светлые взлохмаченные волосы, готовые поймать руки. Вот ведь настырный!
В четвертый раз он уже не предлагает молчаливо помощь. Стоит в стороне. Она спрыгивает… а он успевает. Ловит за талию.
У него большие ярко-голубые глаза. Как летнее небо. Мирное небо. Как-то не по детски серьезные и в то же время ласковые.
— Алексей.
— Наташа, — представляется она в ответ строго и высвобождается из его рук. Но не отходит.
— Я никогда не видел тебя тут раньше. Ты из какой школы?
— Мы только недавно переехали. Папу перевели, дали квартиру. Так что пока не из какой. А ты не пионер? — с подозрением спрашивает она. — Все ребята сейчас взрослым помогают, заняты.
— Пионер. Просто на стройке, где наш отряд работает, какие-то проблемы с подвозом материалов. В следующем месяце в колхоз поедем. Слушай, тут озеро неподалеку. Там утки и даже пара лебедей есть. Хочешь, пойдем?
— Хочу! — радостно улыбается она. — Я тут еще совсем ничего не знаю!
Они окунаются в солнечную суету улиц. Наташа мимолетно жалуется на жару, и Алеша, не слушая ее смущенных протестов, покупает им мороженое. Они шагают по Москве, едят лакомство, болтают, а люди с улыбками смотрят на не по возрасту высокого подростка и девчушку с необыкновенно летящей походкой, прямой спиной, гордо откинутой назад головой, в тяжелых косах которой огненными искрами пляшет солнце. Вот оно, будущее! Вот они, те, ради кого принесено столько жертв, перенесено столько боли. Те, кто будет жить при коммунизме!
— А ты пионер?
— Нет пока. Мне только девять исполнилось. Должны принять в этом году. Если… если решат, что достойна, — она даже не скрывает волнения и тревоги.
— Конечно, решат! — успокаивающе сжимает он в своей руке ее ладошку.
— А тебе сколько лет? — любопытствует она.
— Двенадцать. Тринадцать будет осенью.
Озеро просто огромное. И лебеди невероятно красивые. Хотелось бы покормить их хлебом, можно купить булку, но жалко. Хлеба жалко. Они еще не привыкли.
— А родители кто у тебя?
— Папа ученый. Хирургия. Мама балериной была, теперь преподает в Большом театре.
— Вот это да! — восхищается он.
— Я тоже буду балериной! Как Павлова! — восклицает она, вскакивает на мыски и делает фуэте. В сандалях это неудобно, но она справляется.
Алеша восхищенно хлопает. Ставшие свидетелями прохожие — тоже. Наташа теряется, смущается до слез, и Алеша, заметив это, хватает ее за руку, тянет подальше от людных мест, улыбаясь.
— Ты будешь великой балериной! — искренне говорит он.
— Спасибо… — ей немного стыдно, что она не смогла удержать себя в руках. Мама бы не одобрила. — А твои родители кто?
— Папа минометчик, — после едва заметного секундного молчания отвечает Алексей. — Мама медсестра. Когда вырасту — стану военным. Как папа.
— Тоже минометчиком? — восклицает Наташа.
— Нет. Летчиком. Люблю небо, — он запрокидывает голову, и это самое небо отражается в его глазах.
Они встречаются каждый день. Точнее, вечер — стройка возобновилась и днем Алеша занят. Она не ждет его весь день. Ни капельки не ждет! А вечером они болтают о всяком. О важном, конечно. О будущем. Алеша рассказывает о самолетах, о стройке. О том, как всем отрядом они смогли перевоспитать-таки заядлого хулигана Бондарева.
Наташа рассказывает о театре. О том, как ей жалко Каренину. Она вообще очень начитанна, и Алеша слушает ее с открытым ртом. О том, что днем к самодельным качелям прилетает белый голубь с переливчатой грудкой и горлышком. Такой красивый! Алеша обязательно должен его увидеть. А когда Алеша его таки видит — снимает рубашку и ловит его ею.
— Нет, нет, Алешка, отпусти! — почти сердится она.
Птица улетает, Алексей вновь натягивает рубашку. На боку у него шрам, похожий на звездочку. Наташа не спрашивает.
Они говорят обо всем. Кроме прошлого.
— Нет, папа! Пожалуйста! Можно не завтра, а послезавтра! — умоляет Наташа.
— Послезавтра мой шофер уезжает со мной на месяц в Ленинград, — качает головой отец. — И не сможет отвезти вас с мамой и Ниной.
— Мы поедем на электричке!
— Мама не унесет такие тяжелые чемоданы.
— Нина унесет!
— Натали! — хмурится отец. — Нина домработница, а не грузчик. Что это на тебя нашло? Что за мещанские капризы? Ты же сама так хотела на дачу.
Она не может объяснить, что. Ни папе, ни маме. Убегает в свою комнату и плачет там.
— Что это с ней? — смотрит встревоженно на мужа Светлана Ивановна.
— Детские фанаберии, — пожимает плечами отец. — Меньше потакать надо.
Алеша ждет ее. Вечер, второй, третий. Даже вырывается в обед со стройки. Ходит к озеру с лебедями. Наташи — Таши, как он называет ее про себя, — нет. А ему на днях уезжать с ребятами в колхоз. До осени. А они даже не обменялись адресами. Да что там адресами! Алеша даже фамилии ее не знает. А она его. Не знает, где он учится, в какой школе.
Но время проходит и он вынужден уехать, так и не найдя свою Ташу. Потеряв ее.
— Будешь учиться в десятой школе, — довольно говорит отец. — Одна из лучших школ Москвы. Два языка. Углубленное изучение точных наук. Литературу преподает товарищ хоть из “бывших”, но великолепный педагог. В свое время с самим Маяковским была знакома.
— Спасибо, папа, — послушно говорит она.
Ей все равно. Вернувшись с дачи, она в тот же вечер побежала к “их” качелям, но Алеши там не было. Не было и в другие вечера. Она готовится к школе обычной, снова начались занятия в балетной. Ее хвалят. Она одна из лучших. Ей все равно.
3-А взволнован. Сегодня, накануне великого праздника, дня Великой Революции, лучшие из лучших октябрят вступят в ряды пионеров. Остальных примут позже, ко дню рождения Владимира Ильича. Но лучших — сегодня!
Наташа тоже взволнована. Торжественная клятва вызубрена не хуже гимна. Ночью она почти не спит. А когда спит, перед глазами встает едва памятное лицо. “Я горжусь тобой, доченька!”
В актовом зале собрались родители, братья и сестры, учителя. Председатели советов отрядов старших классов, некоторые старшеклассники, успевшие стать комсомольцами[1].
— Я, юный пионер Союза Советских Социалистических Республик, перед лицом своих товарищей… — звенит ее голос.
Красный галстук. Пламенеющий значок. Обращение пионервожатого. Выступления. Девиз. Вынос знамени. Объятия матери. Гордость в глазах отца. Поздравление товарищей и педагогов.
Кто-то трогает ее за плечо. Оборачивается — синие как летнее мирное небо глаза. Серьезные и радостные. Протянутая рука.
— Поздравляю, товарищ Романова.
Жмет руку и отходит.
— Кто это? — где-то на периферии звучит голос матери.
— Алексей Шостаков, — кажется, это учитель математики. — Председатель совета отряда 6-Б. Сын полка. Медаль “За отвагу”.
— Да что вы? — восклицает отец. — Наташа, откуда ты его знаешь?
— А… — все-таки реагирует она. — Мы познакомились летом. Случайно.
— Прекрасное знакомство, Романова, — одобряет педагог. Отец с матерью кивают.
Она не ищет встречи с ним. Вот еще! Бегать за мальчишкой, кто бы он там ни был. Но в выходные зачем-то приходит к качелям. Зачем — вовсе непонятно. Все занесено снегом, холодно. Но она стоит и ждет чего-то. Ждет совсем недолго — Алексей выходит из сгущающихся сумерек.
Некоторое время стоят молча, оба смущенные, не зная, с чего начать разговор. Тихо падает снег.
— Ты так неожиданно пропала…
— Прости, — торопливо восклицает она. — Мы уехали на дачу. Неожиданно. Я не успела предупредить, сама не знала!
— Наташа, я же не в укор, — не менее торопливо отвечает он.
— Да. Да, я понимаю. А почему ты не сказал?
— О чем?
— Что ты сын полка и о прочем?
Он смущенно пожимает плечами.
— Не знаю… Как-то к слову не пришлось. Да и о чем тут говорить? Нас таких много. Это же не потому, что я какой-то герой. Просто… так было надо. Иначе никак.
— А… ты в детдоме живешь?
— Нет. Меня усыновил подносчик снарядов, служивший с отцом. Он знал, что у него был сын, отыскал меня, ну и… вот.
Наташа понимает, что она тоже должна рассказать. Впервые она хочет кому-то об этом рассказать.
— Мне было четыре. И мама выкинула меня из окна подожженного, окруженного фашистами дома. Это было в Сталинграде. Меня спас солдат… его уже тоже нет. А потом папа и мама… вторые, забрали к себе.
Наташа часто моргает — под веками почему-то начинает печь. Алеша привлекает ее к себе, и она утыкается ему носом в грудь.
— Таша. Ташенька, — тихо зовет он. — Можно я буду тебя так называть?
Она угукает, стоит так некоторое время, а затем отлепляется от него.
— Прости, что разнюнилась, — она шморгает носом и немного натянуто улыбается. — Идем, познакомлю тебя со своими. Хочешь?
— Конечно, хочу! — обрадованно отвечает он.
Идет время. Летит как на крыльях.
— Шерочка с машерочкой, — по-доброму шутят учителя.
— Тили-тили-тесто, жених и невеста! — иногда дразнится малышня.
Наташа не обижается. На то они и малышня. Вот подрастут и узнают, что такое настоящая дружба двух советских людей. За ней ухаживают мальчишки — и ровесники, и постарше. Но ей неинтересно.
— Они скучные, — говорит она Алексею. — И я слишком маленькая. Да и времени у меня нет на эти глупости. Одна школа, другая… Пионерская работа.
— На меня же ты его находишь, — подначивает ее Алексей.
— Ты — совсем другое, — шутливо сердится она, ударяя его кулачком по плечу. — У нас общие интересы и работа в школе! И ты меня по физике подтягиваешь!
— А ты меня — по литературе.
— Вот видишь! У нас взаимовыгодное сотрудничество, — важно произносит она, а затем не выдерживает и прыскает.
Весна. Алексей кажется таким большим и взрослым в новенькой форме.
— И все-таки я не понимаю, зачем тебе срочная служба? — снова недоумевает Наташа. — Ты же уже был солдатом. Почему сразу не в училище?
— Сын полка и обученный солдат — вещи разные, — в который раз терпеливо объясняет Алексей. — Я очень многого не знаю. Да в общем, почти ничего. И, как будущий офицер, считаю должным узнать, как это — быть рядовым.
— Вечно ты выдумываешь! — пожимает Наташа плечиками.
— На то человеку голова и дана, чтобы думать. А ты будешь ждать меня? — с затаенной надеждой спрашивает он.
— Я подумаю! — показывает она ему язык.
— Какой же ты еще ребенок, Таша, — улыбается Алексей, но улыбка исчезает с его губ, лишь только она отводит взгляд.
А на вокзале, провожая его, она внезапно крепко обнимает его за шею, встает на цыпочки, прижимаясь щекой к щеке.
— Ты пиши! Обязательно пиши!
— Конечно, Ташенька. И не тревожься, все будет хорошо. Войны же нет.
Письма приходят каждую неделю как по расписанию. Год, полтора. А затем резко прекращают. Она ждет месяц, а потом решается. Стучит в знакомую дверь — не раз бывала тут в гостях.
Дверь открывает мужчина. Высокий, худой. И какой-то резко постаревший.
— Сергей Иванович? — лепечет она, растерянно глядя на него.
— Наташа. Проходи, — сторонится он.
Она проходит и оглядывается. Все как прежде, как она помнит. Только на столе рамка с фотографией ее Алеши. С черной лентой в нижнем правом углу.
Она стоит и не понимает. Она не хочет понимать.
На плечо ложится тяжелая рука.
— Я должен был сам прийти к вам и рассказать, — устало говорит мужчина. — Но смалодушничал. Прости, девочка.
— Но как же… ведь войны нет!
— Война есть всегда. Даже если мы ее не видим.
Она не станет плакать. Она — советская женщина, а не девица из буржуазных романов.
— Как это случилось?
— Он погиб во время катастрофы экспериментальной ракеты.
— Спасибо. Сергей Иванович, простите, я пойду. Я загляну позже, обещаю. Но сейчас… извините.
— Конечно, доченька. Всегда буду рад видеть.
В школе за глаза ее называют “Черной Вдовой”. Или просто “Вдовой”. В том числе потому, что вне школьной формы она не изменяет этому цвету. Никто не смеется, а если кто и пытается — им быстро все объясняют. Особо непонятливым — тумаками. Она не обижается на это прозвище. Ей все равно, в общем-то.
После окончания школы — с золотой медалью, как иначе? — отец зовет ее к себе в кабинет.
— Ну, что ты решила, Натали?
Она сидит в глубоком кресле прямо, не касаясь спинки.
— Если ты уверен, что я смогу быть наиболее полезной стране в роли бойца — то да. Я согласна.
— Ты будешь полезна ей в любой роли, дочь. С твоими талантами, упорством, терпением и характером. Я буду горд, если ты выберешь этот путь, но еще раз предупреждаю — он крайне тяжел.
Наташа встает.
— Если так надо, так должно — я его пройду.
Их осталось пятеро из более чем тридцати девушек. Пятеро тех, кто не сломались ни морально, ни физически. Прошли все круги ада. Показали наилучшие результаты и достигли новых — тех, что требовалось. Пятеро тех, кого лично отобрал Яков Александрович — безжалостный тренер, убийца с пустыми, холодными глазами и жутким металлическим протезом вместо левой руки.
И ее единственную теперь вызывают в кабинет генерала Верещагина.
Она выдыхает, проводит ладонью по гладко зачесанным волосам, решительно стучится и заходит.
В кабинете за столом, помимо генерала, сидят майор Волков — тот самый тренер, куратор их курса полковник Гладков, психолог капитан Беликов и еще несколько военных в чинах, которых она не знает.
— Лейтенант Романова Наталья Александровна[2], — раскатывается густой бас генерала. — Партия поздравляет вас с успешным прохождением обучения и получением звания.
— Служу Советскому Союзу, — отвечает она.
— Посоветовавшись с товарищами, мы решили предложить вам работать в паре с одним из лучших наших агентов — Красным Стражем. Под видом его супруги, разумеется. Вы можете подумать…
— Я согласна, товарищ генерал.
— Седьмая, ты опять торопишься, — пробирающим морозом тоном — да, за пять лет она так и не смогла привыкнуть к нему, — роняет майор.
— Вы сами всегда говорили, товарищ майор, что я лучшая. А если так — значит, заслуживаю работать с лучшими.
Майор кивает без тени улыбки. Не ей — генералу.
Генерал делает знак адъютанту, стоящему подле неприметной двери. Тот открывает ее, и в кабинет заходит молодой мужчина в форме полковника КГБ. Высоченный, с невероятно красивой и мощной фигурой. Но не это заставляет Наташу онеметь. А его лицо. Глаза. Голубые как летнее мирное небо. Однако она стоит спокойно, не дрогнув и мускулом. Не напрягшись даже на миг, хотя внутри все кричит: “Алексей! Алешенька!!!”
Он так же стоит спокойно, глядя на нее внимательно, пристально и… ласково. Лицо остается каменным, но взгляд тот же, как когда он называл ее Ташей. Ташенькой.
— Отлично, — раздается безэмоциональный голос майора, — молодец, Седьмая.
— Прекрасно, Страж, — подхватывает кто-то из незнакомых военных.
— Что ж, товарищи, — поднимаясь резюмирует генерал Верещагин. — Ступайте. Желаю вам долгой и плодотворной совместной службы.