Archive of Our Own ^beta

Chapter Text

Они ожидали, что время перемен потреплет лес Конохи, но никто не предрёк урагана. И хотя усилия не оказались тщетными, жертвоприношение всё равно состоялось.

Никто и осмыслить не мог численность силы, годы напролёт противоборствовавшей Сарутоби Хирузену, как и её злое могущество. Подразделение Корня было обширным, исследования за навыками зрелых бойцов тоже. Около трети регулярных АНБУ переметнулось на сторону врага — Шимура Данзо не работал один.

Старейшины Конохи оказались предателями.

Но Раса пал не от их рук.

Никто не увидел чужих невидимых лезвий, обошедших золотую пыль. Никто не почувствовал чакру убийцы в разгаре битвы. Никто не стал свидетелем того, как Четвёртый Казекаге покосился, как надломленное дерево, как медленно рухнул. Он умер быстро. Его убили почти с милосердием, отточенной техникой, раны не сразу начали кровоточить, но потом… Даже если бы нападающий немного ошибся, нанося свой роковой удар, Раса истёк бы быстро, слишком быстро. Будто его казнили не железом, а остриём бумаги.

Канаде держала в руках его детей, когда многочисленные души полетели ввысь по лестнице из дымка благовоний. Ей хватило духа помолиться самой, хотя могли бы и подменить. Надёжный тыл стоял стеной, скрывая спину под бело-синей официальной юкатой от потока чёрного. Майто Гай по правую руку источал искреннюю скорбь. Робы Хокаге, бело-красные, делали его смуглые черты лица более резкими, сильными. Кто-то из старожилов, Канаде услышала, сопоставил его внешность с Сенджу Хаширамой.

Слёзы из глаз не шли.

Раса сказал ей когда-то, из ниоткуда, словно предчувствуя: «если меня не станет, живи дальше и найди себе другого». Выглядел он тогда донельзя серьёзно, настойчиво. Канаде, естественно, запретила ему умирать.

Из по-настоящему близких она хоронила до этого только Иширо. Долгие годы везло.

Душа Расы поднималась ввысь медленно, словно желая насмотреться вдоволь на возлюбленную и детей, но и она исчезла — из глаз, с сенсорного радара. И хотелось крикнуть: «постой». И в груди стояла тяжесть, едва позволявшая дышать. И вокруг плакали люди.

— Передай мне того мальчика, — тихо сказала Гаю Канаде. Тот смерил её пронзительным взглядом.

Темари и Гаара помещались под одно крыло, под вторым, рядом с Канкуро, было ещё место.

И ей передали Конохамару, потерявшего любимого дедушку. На похоронах его никто не обнимал, и мальчик с такой благодарностью уткнулся в робы Мизукаге, что Канаде вынудила себя очнуться, посмотреть на происходившее трезво.

Душа Расы была бессмертна, как и душа любого человека.

Пришлось поверить в собственную религию и найти в ней утешение.

— Вы ещё встретитесь, — проговорила она тихо детям. — Близкие всегда с вами… и в Великой Силе. Там покой… И никто их не потревожит.

(И Канаде, сама того не зная, была права. Три года спустя Тоби ждал неприятный сюрприз — отпетые её молитвами души не возвращались через Эдо Тенсей. Их проводили, и они ушли налегке).

Несмотря на свои светлые истины, Канаде тяжело переживала утрату. Делегация Кири не пострадала. Более того, генины отличились в настоящем бою, так что каждого из них по возвращении в родную Деревню ожидал синий жилет чуунина. Нельзя было сказать того же самого о детях Конохи. Но они ничего не знали о насилии, рождённые в мире и покое, затхлом, но стабильном. Кто-то из них всё равно, тем не менее, достаточно отличился для повышения в ранге.

Дети Расы держались стоически, храбро. После похорон Канаде не видела их слёз. Они отдалились от Кири, связанные своим горем. Может быть, боялись, что Мизукаге их бросит за ненадобностью — Канаде не собиралась этого делать. Всё равно пришлось держать разговор с Баки о печатях в личном жилом пространстве Расы.

Решили закрыть «лазейку», ведущую в дом по ту сторону мира. Это было разумно.

Канаде не имела никаких прав на Темари, Канкуро и Гаару, они не были связаны с ней никакими обязательствами. Горчило, естественно, что от неё так быстро отвернулись дети возлюбленного, но им надо было думать о своей семье, частью которой Мизукаге не являлась.

Гаару собирались назначить на пост Казекаге, чтобы легче было его уберечь. Значит, предстояло познакомиться с кланом Сабаку заново… через какое-то время.

И слёзы всё ещё не шли.

Её оставляли в покое в перерывах между переговорами. Она не хотела ни с кем делиться своим горем; более того, нужные слова так и не попадали на язык. Сознание было ясным и чистым, воздух вокруг был свежим и горьким — смело затхлость из Конохи, оставив за собой смерть, дождь и прах… а в груди было так тяжело и глухо, что плечи сами по себе держались ровно.

Канаде не думала о Расе. Не могла себе позволить пойти трещинами на виду у всех.

Вместе этого, она бродила в свободное время по улицам, отмахнувшись от охраны, мягко отказав в компании Суйгецу. И если кому-то требовалась помощь, оказывала её, не обращая внимание на неверящие взгляды жителей Конохи. Она знала, что такое крах. Она спасла свою нацию, свой народ…

И только прожив четверть века вкусила настоящую горечь утраты.

В перспективе, ей повезло. И свободная душа Расы унеслась ввысь… История собиралась его запомнить, как выдающегося Казекаге, совершившего невозможное. Но тоска по живому лицу и голосу смущала мысли. Его не хватало.

Но требовалось отпустить.

В одну из прогулок, под ласковым весенним дождём, будоражащим ноздри, Канаде оказалась у памятника павшим в бою шиноби Конохи. Список был длинным, и имена теснились друг с другом, и с беглого взгляда становилось понятно, что на гладкий камень заносили далеко не всех. Канаде хорошо помнила кровавую жатву Третьей войны.

Отсутствие цветов под длинным списком ей не понравилось. Дошла до магазина через две улицы, и ей повязали синей лентой пышный букет белых хризантем.

Когда вернулась обратно к памятнику, у него стояли. Канаде не смутила ни мужская спина, ни серебристые волосы. Она спокойно возложила свой букет и отошла.

Канаде узнала его, разумеется — человека, которому, в какой-то степени, была обязана своей революцией. Он сутулился, спрятав руки в карманы — немного стыдливо, немного обречённо, очень устало.

— Вот здесь её имя, — хрипло произнёс Хатаке Какаши. И указал пальцем, не глядя в чужую сторону.

— Всё-таки узнал меня, да?

— Я ничего не забываю, как бы ни старался.

Канаде повернула к нему голову. Хатаке смотрел на памятник. Тёмный глаз с тоской и болью высматривал призраков.

— Мне не стоило тогда тебя проклинать, — тихо произнесла Канаде, медленно отворачиваясь. — Все мы были… всего лишь детьми. Ты следовал протоколу, и… В теории, поступил правильно. Даже убеди я Рин уйти со мной в Кири, оставив месть Конохе, она ведь могла воспылать желанием зла потом.

— Ты бы её остановила.

— Если бы была рядом, — тихо вздохнула Канаде. — Между Ягурой и революцией наши шиноби были разрозненны. Страшное зло скалит свои клыки из множества щелей, Хатаке Какаши. Я могла бы не уследить.

— Но ваших морских волков ты, тем не менее, обуздала.

Канаде слабо усмехнулась:

— Мы живём бок о бок со смертью. Океан берёт своё регулярно, а до недавнего времени и туман требовал дань. Всё ещё выживают лишь крепкие духом.

Он ничего на это не ответил. Канаде, еле заметно помявшись с ноги на ногу, посмотрела на него снова.

— Я беру свои слова назад, — произнесла тихо, но достаточно звонко. — Прости меня, если сможешь. Ты не заслуживал моего гнева.

Тёмный глаз моргнул, прояснился. Хатаке Какаши наконец повернул к ней своё лицо. Точно такую же молодость, как собственную, скрывала маска… скрывала она и боль, много боли.

Сочувствие немного облегчило тяжёлую от горя грудь. Уголки губ Канаде приподнялись в подобии виноватой улыбки.

— Я заслужил, — его голос снова захрипел. Тёмный глаз медленно мигал, не понимая.

— Неправда. Ты был ребёнком.

— Рин тоже была ребёнком.

— Все мы были детьми… в очень страшное время.

— Но ты ни в чём не ошиблась.

— Разве?

Канаде искоса взглянула на памятник:

— Здесь не хватает имён.

Хатаке Какаши ничего на это не ответил.

Вздохнув, Канаде, не думая, потянулась к пучку на голове. Вытащила одну из своих резных заколок. Протянула.

— Возьми, — предложила. — Прибудешь в Кири, свожу тебя на её могилу. Там деревья растут и цветы… Тихое и спокойное место. Я похоронила её, как следует, и душа Рин упокоилась.

— Всё было как на похоронах здесь?

— Да, только толпы не было.

Хатаке Какаши переводил взгляд с протянутой руки на чужое лицо.

— Заколка помогает прятать чакру, но для этого её нужно носить, а не держать при себе, — позволила себе чуть улыбнуться Канаде. — И мой стиль фуиндзюцу не скопируешь. Ему надо учиться. Возьми, если не боишься. Покажешь потом своему другу, новоиспечённому Хокаге, когда пойдут разговоры о том, кого отправить к нам в качестве посла. Желающих будет много, думаю. А так… я будто бы выбрала.

Хатаке Какаши медленно взял заколку. Осторожно повертел в ладонях, скользя кончиками пальцев по аккуратной резьбе.

— Спасибо, — наконец произнёс, рискнув заглянуть к ней в глаза.

— На здоровье, — она не стала скрывать свою печаль. — И прости меня, если сможешь.

— Это я должен, — и упрямо повёл подбородком в сторону памятника.

— Ты был ребёнком.

Не удержавшись, она шагнула ближе, опустила ладонь на его плечо. Хатаке Какаши был выше Расы, ростом примерно как Забуза.

— Ты был ребёнком, — печально повторила Канаде. — Все мы были детьми.

В Киригакуре, когда были соблюдены формальности с возвышением в ранге генинов, Канаде наконец дала волю своей печали, и океан унёс её слёзы.

Она не смогла оставаться жить в колодце. Пришлось переехать… Нашли пещеру, похожую на ту самую, ставшую «волшебной». Канаде без зазрений совести временно передала часть полномочий Ао и занялась ремонтом.

Чакра того чудовища-кукловода ни разу не появилась с момента возвращения домой. Словно ему было совестно или стыдно.

«Зачем тогда убил, если будто бы не хотел?» — с усталой горечью думала Канаде. Она и сама знала, впрочем, ответ. Адепты зла не могли пойти наперекор собственной разрушительности.

От этого легче не становилось.

Пакура забеременела от Райги. Йоко донашивала под сердцем дочь от Забузы. Мей приходила к Канаде на новое место жительства раз в три дня, с бутылкой чего-нибудь крепкого, минеральной водой, закусками и блеском на губах, без туши на ресницах, без приглашения, с пижамой и зубной щёткой в запечатывающем свитке. Когда Канаде впервые предложила переночевать у себя, устало и немного робко, потому что в возобновлении детских дружб много хрупкого, то поняла, что Мей собрала всё для ночёвки в первый день возвращения делегации Кири из Конохи, почти сразу после того, как узнала о смерти Расы.

От сочувствия в чужой ауре хотелось выть.

Канаде спросила её потом, в «час волка», когда сонливость развязала обеим языки. И Мей призналась, что была влюблена до Кисаме, и что, оставшись со своим горем одна, терялась по чужим постелям, соблазняя врагов революции, воображая другого в моменты нежности — мир тогда был холоден и смутен, как глухой туман ранним зимним утром на побережье, и хотелось хотя бы лживого тепла.

— Ты всегда будешь любить его, — сказала ей потом Мей, гладя по распущенным волосам, сияющим, несмотря ни на что. — Но ты была любима однажды, будешь любима ещё. И полюбишь снова.

У пещеры, в которой она жила, росла прекрасная плакучая ива. В обеденные перерывы Канаде читала под ней книги, вдохновлённые их с Забузой литературным трудом.

Она крестила новую принцессу страны Воды.

Райга взял на себя все коммуникации с Ветром. У Пакуры случился выкидыш из-за покушения на Гаару. Помощи Суна не попросила.

Альянс всё равно не дрогнул.

Шли месяцы, Канаде не возвращалась в колодец после переезда. Время размывало образ Расы, и золото его ауры бледнело.

Она позволяла течению жизни лечить себя и медленно разжимала пальцы. Раса был оплакан. Саму себя она пожалела достаточно. Лидер не имел права дрогнуть.

Горе сменялось пустотой.

Её заполняли океан и туман.

Хатаке Какаши был отправлен в Кири через год после трагедии, вместе с ним прибыли Нара Шикаку и Сенджу Цунаде. Последней поручили вежливо удостовериться, что бьякуган Ао не может никаким образом быть унаследован, въедливые старейшины клана Хьюга. Канаде отнеслась с пониманием, тем более, что принцесса клана Сенджу скорчила многозначительную гримасу, пока объясняла параметры своего участия в дипломатической миссии.

Её и Нара Шикаку «взяло на себя» окружение Мизукаге. Канаде после официального обеда повела третьего посла на кладбище, как и обещала.

— Здесь действительно мирно, — тихо произнёс Хатаке Какаши, постояв в молчании несколько минут перед могилой Рин.

Он выглядел лучше, чем раньше. Не так сильно сутулился под тяжестью славы одного из лучших убийц континента. Серебристые волосы почти сливались с затянутым облаками небом.

— Деревья удачно разрослись, — поддержала светскую беседу Канаде.

— М-м. Нам это свойственно, — потом повернулся к ней с молчаливым вопросом.

Канаде не поняла его.

— Здесь не хватает имён, — тихо объяснил он.

— На некоторые нет права, — честно ответила Канаде. — Это мои мертвые, не общественные.

— Вот как.

— М-м.

— Ты ведь мне тоже сказала, тогда, у памятника, — Хатаке спрятал ладони в карманы. Отвернулся. — Не все мои имена на нём. Но личного кладбища нет.

— Только в сердце, да?

Он кивнул.

— Жадничаешь, — без осуждения заметила Канаде.

— А тебе не сложно отпускать?

— Сложно, — она не стала врать. — Но мои мёртвые там, где хорошо, где нет суеты сует… Они своё отмучились. И ушли налегке.

На неё снова посмотрели с вопросом. Канаде не стала разыгрывать из себя дурочку.

— Он никогда не был моим, — несколько месяцев назад от озвученной мысли встал бы ком в горле. — Наверное, и к лучшему, что мне осторожно дали это понять… Это была невозможная, сказочная любовь… Переделавшая мир. И я благодарна за неё. Кто знает… Впрочем, вряд ли подобное повторится. Любовь в моей жизни.

— Хм-м, я бы не был столь категоричен, — он задрал голову вверх, к затянутому облаками небу. Потом посмотрел на Канаде. — Кстати… Совсем забыл. Мы ведь так и не были друг другу представлены.

— И правда, — она слабо усмехнулась.

Ей протянули руку. Канаде пожала чужую ладонь, покрытую тонкими, еле заметными на светлой коже, белесыми шрамами от чакры молнии.

Оглушительный шелест, напоминающий крики птиц, преследовал её в кошмарах несколько недель подряд после смерти Рин.

Но мир изменился, и они выросли.

— Меня зовут Хатаке Какаши, — произнёс он, глядя в её лицо.

Тёмный глаз больше не видел перед собой никаких призраков.

— Окабе Канаде, — кивнула она. — Рада знакомству.

Чужие пальцы разжались, и ладонь едва не выскользнула, но Канаде удержалась.

— Правда? — тихо спросил Какаши, чуть наклонив голову вбок.

Всё ещё не до конца верил, что ему простили роковой поступок последнего года детства.

— Правда, — чуть улыбнулась Канаде, чувствуя, как собственные глаза стали печальными.

— Тогда и я рад.

«И я тебя прощаю».

Ладони разомкнулись, руки опустились.

— Я хочу, чтобы ты знала, — вдруг заговорил он снова, отворачиваясь, но не в сторону могил, а в сторону пелены тумана вокруг Деревни. — Я следил… Читал книги. Опрашивал информаторов. Ты действительно строишь мир, в котором… дети могут не ошибаться так страшно.

— А я спросила про тебя одного нашего знакомого, — Канаде тоже задумчиво вперила взгляд в родной туман. — Он сказал, ты годы напролёт брал самые сложные задания против самой редкостной швали. Спасал людей… Педофилов и насильников казнил, идя наперекор параметрам миссий.

— Убить может каждый, если захочет. Разрушению не надо долго учиться. Создавать сложнее.

— Но лепта всё равно внесена.

Он промолчал.

— Выпить хочешь? — посмотрела на него Канаде. — С гор даже в такую погоду открывается хороший вид. Лица можешь не показывать.

— Тебе могу, — пожал плечами Хатаке.

— Почему?

— Ты и так знаешь обо мне больше, чем кто-либо ни было из ныне живущих. Кроме Гая, естественно.

— Тогда я волосы распущу, — пожала плечами Канаде.

На неё посмотрели искоса.

— Взаимно, я имею в виду, — объяснила она. — Сам поймёшь.

Ближе к ночи распогодилось. При свете далёких звёзд и ночных огней города становилась особенна заметна молодость чужого лица, немного измученная, но цветущая.

Волосы Канаде, растрепанные ветром, мягко сияли, и хитрая иллюзия не позволяла увидеть их красоты никому, кроме спутника.

Где-то в Силе Рин наверняка обретала покой, наблюдая, как Хатаке Какаши один за одним рассказывал забавные истории про своего Хокаге и лучшего друга. Канаде смеялась над ними абсолютно искренне.

Где-то далеко Обито не подозревал, что начало его падению было положено.

Chapter Text

Все события той памятной ночи вели к одной-единственной кульминации. Какаши плохо помнил себя что «до», что «после».

Помнил собственную руку — тысяча птичьих криков на ладони. Она тогда показалась чужой. Помнил, как быстро, почти мгновенно, иссякла жизнь, которую не так давно поклялся защищать. Предсмертный шёпот Рин стёрся из памяти.

Помнил светлые глаза, пронзительные, гневные, наполненные слезами и жаждой переписать весь мир, лишь бы спасти одного раскаявшегося грешника. Грешницу. Помнил собственные слова, казавшиеся бессмысленными перед чужой волей. Помнил жжение в глазу Обито, безвозвратную трансформацию рисунка.

Неделями ему снился чужой гнев, в первую очередь. Когда Какаши щадил Рин в своих кошмарах, то видел её потом, взрослую, по другую сторону фронта, по локоть в крови Конохи — и результат оставался тем же. Бежать было бесполезно как от самого себя, так и от законов эпохи. Но он этого не знал. Не знал и чужого имени. Та самая девочка не попадалась ему на глаза.

Нашёл её уже женщиной, или девушкой, на печатных страницах. Пока политики, академики и сослуживцы ломали головы над происхождением Окабе Канаде, Какаши уже всё знал. Она обратила свой гнев во флаг милосердия.

Какаши оставил свои наблюдения при себе. Именно его бы и послали за чужим сердцем. Он бы не убил, но пришлось бы убрать членов команды, затем солгать в отчёте, договориться с Яманака, «провести» Ибики… Всем им, не знавших лично автора, требовалось время, чтобы понять её, и побольше печатных страниц перед глазами. Засидевшиеся в офисе, позабывшие о настоящем мраке мира, скалившем клыки из тёмных щелей, глухих переулков и закоулков, старых вывесок с пыльными окнами… что они видели, кроме собственных мыслей? Какаши свидетельствовал злу, будучи следопытом и палачом. Приговор оглашался, капитан Пёс приводил его в исполнение.

Он никого не оплакал, не мог, не умел. Череда личных потерь росла — отец, Обито, Рин, учитель и его жена, сослуживцы, любовницы… Палач точил свой металл и старался забыться сном. В нём были те светлые глаза. Какаши знал их рисунок.

Мир не был идеален, поэтому он так любил книги, художественную литературу в частности, особенно «лёгкую». Какаши сбегал от жизни с её трагедиями и мраком на страницы дешёвых романов. Они не спасали. Его ничто не могло спасти.

Когда на руки передали досье будущей команды семь, Какаши чуть не рассмеялся в лицо Третьему Хокаге.

Вместо этого он спросил:

— Кого вы хотите, чтобы я вырастил из них?

Риторическая мысль вслух.

У него не было ни детства, как такового, ни отрочества, ни юности. Какаши мог бы дать им всё, что было в его силах, стань они постарше, стань они хотя бы чуунинами.

— Твоя задача, — серьёзно заговорил Сарутоби Хирузен, — состоит в том, чтобы им было, куда расти. Ничего больше на этом этапе.

Третий Хокаге хотел дать детям время, чтобы Данзо не смел таращиться в их сторону до жилетов чуунина. Главный оппонент Сарутоби Хирузена побаивался Какаши, потому что тот, казалось, соответствовал всем идеалам самого тёмного, самого мрачного, самого страшного подразделения АНБУ, не потеряв при этом личности. Это было не так. Какаши считал, что личности в нём было мало — ей так и не дали волю. И приказам он не следовал слепо. Но заметал следы.

На самом деле, команда семь отнюдь не напоминала ему собственную. Наруто не был похож на Обито, характером он куда больше напоминал Гая — Гай тоже светил так ярко, что хотелось моргать, Гай тоже, что до смерти отца, что после, стремился доказать миру право на своё существование, право на свою точку зрения. Саске не напоминал ему самого себя, не напоминал он и Итачи. Мальчик пошёл в свою мать тихой яростью, израненной мягкостью. Что же касалось Сакуры, то она ни на кого не была похожа. Девочка читала книги Окабе Канаде, силясь понять то, что пока не позволял возраст, пересматривала запись революции в Кири с родителями и без и «метила выше», избрав себе самый недостижимый идеал — идеал безукоризненной и смелой женственности. Ей было некогда влюбляться в мальчиков, и детские уши были заняты не сплетнями, а духовым оркестром архипелага. За это она нравилась Какаши чуть больше, чем Саске и Наруто. В ней виделось лишь новое начало — и никаких призраков.

Он дал ей базу для фуиндзюцу незадолго до экзамена. Договорился с Гаем когда-то тогда же, чтобы тот взял Наруто для тайдзюцу ненадолго. Саске познакомил с Генмой — у них были схожи подсознательные методы сублимации горя.

И оказался один, пока его не нашли у памятника.

Рисунок в её глазах остался тем же, но взгляд изменился, и новое лицо стало преследовать во снах, повзрослевшее, ставшее женственным. Под утро его прощали. Какаши каждый раз хотел схватить Окабе Канаде за руку, чтобы чужое тепло, незнакомое, дало понять — нет, не померещилось, да, его грех поняли и отпустили. Никогда не дремлющий глаз Обито, несмотря на бандану, запомнил узор чакры, но так и не познал спрятанного под печатями света.

Что-то глупое и детское тянулось мыслями к архипелагу, покрытому туманом. Какаши хотел спросить про второго Иеками Тобе, которого, казалось, писали отчасти с него; хотел спросить про музыку, про то, как это пришло ей в голову; хотел увидеть место упокоения Рин и удостовериться, что над могилой действительно раскинулись мирные деревья. Хотел спросить про Четвёртого Казекаге, про слухи о любви, давшей начало экономическому альянсу.

Пальцы бродили по резьбе её заколки. Обострённое обоняние месяцы напролёт улавливало запах чужого шампуня — морская соль, розмарин, жасмин. Какаши клал заколку под подушку, ночуя дома, а на заданиях прятал её в самый надёжный запечатывающий свиток. Он не знал почему.

Окабе Канаде, как и он, относилась к тем, кто старел медленно. Несмотря на защитные печати, очевидно мешающие воспринимать её, как потенциальную, грубо говоря, самку, в светлом лице оставалось что-то детское, невинное, мечтательное, хрупкое. Она не относилась к тем, кто мог бы своей красотой провоцировать на грех. Наоборот, её лицо только и толкало, что к жажде искупления.

Какаши прекрасно понимал, почему Сабаку но Раса влюбился в неё — дело было не только в Окабе Канаде, но и во вторых шансах, что она давала. К ней тянулись грешники, утопающие, потерянные, потому что инстинктивно чувствовали в ней возможность прощения, нового начала.

Какаши ни на что не надеялся. Он почти ни во что не верил, кроме как в лаконичные, не прописные, истины. Потому и невольно жалел Окабе Канаде. Хотя бы потому что никто больше не видел в ней специфическую обособленность, одиночество.

На самом деле, она тоже ни на что не надеялась и почти ни во что не верила, кроме как в лаконичные, не прописные, истины… И вряд ли в ней это видело окружение, вряд ли Четвёртый Казекаге это знал. Все они были «утопающими», но не «утопленниками».

Только «утопленник» мог подчинить себе туман — путём смирения.

Какаши давно это знал по себе. Его туман навсегда остался с ним.

— Ты выглядишь моложе своего возраста, — сказала ему Канаде.

Засыпающий город, покрытый туманом, как одеялом, простирался перед ними. Морская соль щекотала нос даже на вершине небольшой горы.

Какаши смерил взглядом женщину, чьи глаза преследовали его во снах. Волосы, длинные, струящиеся по плечам, спине и груди, отливали звёздным светом. Он не был этому удивлён.

Взгляд у Канаде был добрый, уставший, участливый. Хотелось распахнуть глаз Обито, впитать в себя долгий момент, запечатлеть, как на фотокамеру — сдерживался.

— Ты тоже, — сказал он. Пригубил холодного пива. Капля скатилась по голому подбородку, гладко выбритому. — Мы так и не повзрослели.

— Пожалуй.

Она медленно перевела взгляд на свою Скрытую Деревню. Светлое лицо подёрнулось печалью.

— Я иногда думаю… В какой момент в нас умирает вот это неуловимое… детское? Оно ведь не только с мечтами связано.

— Когда мы его убиваем.

— А зачем?

— Чтобы было проще.

— Но ты своё не убил.

Какаши пожал плечами.

— Я своё не убила из-за стремления сделать мир лучше, — поделилась Канаде. — Но не сознательно… Сначала я сама хотела стать лучше.

— В ключе «когда я вырасту, то хочу быть»?

— Наверное. Двадцать шесть лет — это ведь так мало…

— Никогда об этом не думал.

— Разве?

Какаши скосил на неё взгляд. Сияющие волосы, шелковистые, ласково гладил ветер. Хотелось потрогать. Не позволял себе.

— Я о многом предпочитаю не думать, — признался. — Ночных кошмаров хватает. Память — проклятие.

Канаде встрепенулась, посмотрела на него во все глаза. Шаринган снова дал о себе знать под закрытым веком.

— Ты здесь не причём, — с удивительной для самого себя мягкостью произнёс Какаши. — Я был обречён на успех до тебя. Каждый гений расплачивается по-своему.

— Всю ли жизнь это будет длиться?

— Пока не найдёшь того, кто тебя по-настоящему поймёт.

— Мы ведь и сами себя не знаем…

— А потом находим собственную суть в глазах других людей. И у кого-то картина почти полная.

Какаши, смотревший на город, почувствовал её взгляд на себе. Шаринган снова дал о себе знать, зачесался — так хотел взглянуть на шиноби, куноичи, воительницу, нашедшую в себе силы простить, признать собственную ошибку, раскаяться, искренне. Глаз Обито этого прежде никогда не видел.

Будь Какаши смелее, будь он кем-нибудь другим, а не самим собой, то можно было бы взять её за руку, невзначай, обнадёживающе, понимающе — жестом выразить что-то, что не складывалось на языке.

— Душа у тебя светлая, сильная и очень печальная, — вдруг сказала Канаде. — Я знаю, что не виновата… Но мне всё равно очень жаль, — и мягко опустила ладонь на его плечо.

Благодарность застряла в грудной клетке. Какаши всю жизнь был псом, а не волком. Инстинкт был ластиться. Не позволил себе. Одичал.

— Тебя наверняка сравнивали со звёздами, — неожиданно для себя подумал он вслух. — Четвёртый Казекаге был тебе солнцем. Кири, страна Воды — твоё небо. Но я луна. Мне дозволено понять тебя. Но я не могу согреть дружбой.

— И всё же, ты моя «луна», а не чья-либо ещё, — грустно улыбнулась Канаде. — А по поводу Расы, — и тяжело вздохнула. — Ты прав… мы были обречены с самого начала… Но что-то из наших отношений всё-таки выросло.

— Но мне тебя не согреть.

— Ты меня соблазняешь?

Её бровь изящно изогнулась.

— Нет, — честно ответил Какаши.

— Вот именно. Мы просто общаемся. Или тебе не нравится дружить с женщинами? Или думаешь, новое руководство Конохи не одобрит улучшение международных отношений?

Какаши неверяще усмехнулся. Шикаку долго на него таращился, когда была предъявлена заколка в качестве приглашения посетить Кири и получить аудиенцию у Мизукаге. Гаю пришлось наспех переформировать дипломатическую команду — он это сделал почти с чрезмерным энтузиазмом.

— У меня только один настоящий друг, — сказал Какаши честно. — С женщинами я работаю или, — и замялся.

— Бывает, — пожала плечами Канаде. — Теперь не только работаешь и проводишь холодные ночи.

— Сегодня не то, что бы тепло, и я на работе.

Канаде открыла ему ещё одну бутылку пива, распечатав её почти из ниоткуда. Чужое фуиндзюцу восхищало.

— Согреемся, — констатировала она.

За это и выпили.

Потом Какаши не мог уснуть. Ворочался с боку на бок. И матрас безукоризненной жёсткости, пышное одеяло, две подушки — всё это никак не помогало. Вылез в окно в пижаме. Густой туман объял так, что вкус розмарина и соли почувствовался сквозь маску.

Ноги сами привели к кладбищу. Погладил ладонью могильный камень Рин, как на прощание. В другой руке пальцы мягко держали резную заколку.

— Прости меня, если сможешь, — произнёс тихо. — Я был достаточно наказан.

И в груди будто ослабел узел.

Chapter Text

— Ты очень стоический человек, Канаде. Я раньше не замечал.

— Дело не в стоицизме, учитель, — рассеянно ответила она.

В новой мастерской, защищённой настолько надёжно, насколько было возможно, высилась колонна из камня, огромная, массивная, наполовину изрезанная символами и рисунками.

— Вот эта, — Канаде махнула рукой, — пойдёт на северный мыс.

Учитель вздохнул, скрестив руки на груди:

— В могилу себя не сведи трудоголизмом.

— Помочь мне может только Кимимаро, — не без цинизма заметила Канаде. — Не припомню, чтобы кто-то ещё выразил желание обучиться моему искусству фуиндзюцу.

— Ты опять пытаешься исполнить что-то невозможное.

— Не невозможное, а маловероятное.

— Раса мёртв, Канаде, — Ао произнёс это мягко.

— И упокоен. Дело не в нём.

— Тогда, чёрт возьми, в чём?

— А вы разве не видите? — она резко обернулась. Вперила уставшие упрямые глаза в фигуру своего учителя. — Неужели одна только я ощущаю затишье перед бурей? Враг никуда не делся.

— Это паранойя.

— Это факт.

Канаде, тяжело вздохнув, потёрла лицо.

— Наш с Кимимаро проект позволит нам переждать, если случится непоправимое…

— Какое «непоправимое»?

— Не знаю! Не знаю. Но что-то грядет. Что-то…

Она устало потёрла лицо.

— Канаде, — лицо учителя смягчилось. — Всем нам придётся однажды умереть. От всего не защитишь.

Ао подошёл к ней, приобнял. Канаде ткнулась носом в хорошо знакомое плечо. Глаза заслезились.

— Не бойся, — её погладили по спине, как ребёнка. — И не волнуйся. Ты и так дала нам достаточно.

— Но я могу больше, — глухо и тихо отозвалась она. Норовило всхлипнуть.

Ао покачал головой.

— Не можешь, — его голос был мягким. — И ничего страшного. Не бери на себя того, чего взять нельзя.

Канаде робко приобняла его.

— Я хочу дать нам всем шанс, — призналась. Голос от слёз почти ломался.

— Уже всё сделано, — её снова погладили по спине. — И шанс был принят… Время, — Ао вздохнул, — рассудит. А детей ты убережёшь. Или мы убережём, если тебя не станет. Им расти по твоим книгам. Новое поколение генинов-чуунинов уже на них растёт. Дай жизни время. Позволь ей течь. И не сопротивляйся… Ты доказала, что души бессмертны. Все упокоимся.

И Канаде наконец всхлипнула.

— Мне страшно, учитель, — прошептала, стыдясь собственного признания. — Мне так страшно… И так не хочется подвести вас, народ…

— Канаде, — её погладили по волосам. — Ты никогда нас не подведёшь. И доказательство этому, — и коснулся пальцем пучка с заколками. — Не приноси себя в жертву. Ни сейчас, ни потом. Мы не готовы к этой потере. В худшем случае… выживи. Пока ты здесь… никто не заплутает. Ясно?

Канаде, прикрыв влажные глаза, вспомнила Бена, душераздирающую тоску и смирение в его взгляде, бесконечно добром.

— Ясно, — прошептала, склонив голову. Открылась Великой Силе.

Да.

Ей было суждено жить.

Во второй раз дипломатическая делегация Конохи состояла всего из двух людей — Хатаке Какаши и Учиха Саске. Гай своё решение объяснил тем, что им, в отличие от прочих желающих, было полезно.

Канаде легко согласилась с составом. Суйгецу уже был знаком с Саске, и он взял на себя обязанность развлекать Учиха, а также познакомить с другими «последними» из кланов, чтобы у мальчика из Конохи имелась возможность обстоятельно поговорить в том числе и с теми, кто свои кланы хорошо помнил — как хорошее, так и плохое.

Хатаке Какаши, по идее, должен был бы продолжить разговор о морском торговом пути, к которому присоединялась Коноха, но, на самом деле, не имелось никакой нужды. Тема беседы являлась официальным поводом — все планы были составлены ещё в прошлый визит.

Ему стоило бы тоже поговорить с «последними» из Кири. Но он не хотел.

— Меня сослали сюда на принудительные каникулы, — поделился он, когда Канаде застала его на пирсе с удочкой в ночи.

Забуза уже рассказал об их спарринге в первый день приезда. Оскал Демона Тумана был виден, несмотря на полузакрытое лицо — вынудил попыхтеть Копирующего ниндзя Конохи.

В итоге, Хатаке Какаши «забронировала» на период визита вся верхушка Кири, от Кисаме до Ширагику. Кроме Канаде.

— И как тебе перспектива подобного отдыха? — Канаде опустилась рядом.

— Может быть, парочку новых техник подгляжу, — последовал рассеянный ответ. — Но вряд ли. В этом и весь азарт. Техники техниками, но сам стиль можно имитировать лишь отдалённо, когда дело касается по-настоящему интересных и сложных соперников. Самого себя не перепишешь, как ни старайся.

У него не клевало.

— Лучше бы крабов поискал, — посоветовала Канаде. — На ночную рыбу надо на лодке выходить, подальше от берега.

— А если пешком? — на неё скосили взгляд.

— У рыб свои правила игры. Мелкую добычу, разумеется, можно оглушить, но мы такое не практикуем. Это невежливо. И когда реки мёрзнут на юге архипелага, лёд специально вырезают, чтобы рыбы могли дышать. Их не берут из этих «окон»… Тоже несправедливо.

— Не знал, что вы такие блюстители чести.

Канаде миролюбиво фыркнула:

— На меня нахлобучили шляпу не просто так, — и сардонически улыбнулась. — Любой из нас, из нынешней «верхушки», мог бы стать Мизукаге… если говорить о боевых навыках и силе мысли.

— То есть такой цели не стояло? — Какаши не без любопытства взглянул на неё. — Править?

— Нет, разумеется.

Канаде выудив из кармана юкаты пачку сигарет. Прикурила с щелчка пальцев.

— Я бы вообще предпочла оставаться анонимной, как до революции, — призналась. — Печати не спасают от идолопоклонничества. К счастью, к такому в стране Воды тоже склонности нет… Но нельзя ведь постоянно сидеть дома. Да и, если на то воля Силы, мне бы хотелось дожить до отставки, а потом… отправиться в какое-нибудь путешествие.

— Я думал, ты намеренно шла к позиции Мизукаге.

— Многие так считают, наверное. Но они заблуждаются. Впрочем, это не имеет никакого значения… Туман хранит свои истины.

— Это метафора?

— И да, и нет.

Какаши задумчиво наклонил голову вбок.

— Если у тебя в груди нет истины, то в тумане можно сгинуть, — равнодушно констатировала Канаде. Стряхнула пепел с сигареты.

— Даже сейчас?

— Даже сейчас. Люди всё равно пропадают периодически в густом молоке. Туман берёт своё, океан тоже. Но я потом отпеваю, и души уходят налегке.

— Но почему пропадают? Разве Кири не находится под прямым контролем тебя и твоих людей?

Канаде невесело усмехнулась:

— Законы жизни не перепишешь. Нам не нужен никакой Данзо, чтобы блюсти теневую сторону вопроса. Ни туман, ни океан не забирают сейчас невиновных или невинных. С моего согласия, они вершат суд над теми, кто хочет посягнуть на свет… над теми, кто не способен ни на раскаяние, ни на искупление. Безнадёжные случаи, в общем, — и затянулась сигаретой.

— Странно, — это было сказано совершенно искренне. — Я думал, — и Какаши осёкся.

— Нет никакой утопии, — предугадывая его мысли, произнесла Канаде, выдохнув дым. — Как уже сказала… законы жизни не перепишешь. Злу всегда есть место в человеческих сердцах. Кто силён, то заполняет пустоту светом, как может, и борется каждый день со своим главным врагом — самим собой. Кто слаб, кто труслив, кто бесконечно идёт на поводу у своих слабостей… рано или поздно подходит к черте. Я не позволяю её переступить, потому что шанс сотворить злодеяние вкупе с железобетонными намерениями — почти совершённое преступление. Я такой же диктатор, как и другие Каге, Хатаке Какаши. Не обманывайся. Более того… как и другим Каге, мне глубоко неприятны мои базовые обязанности.

Она сожгла в своих пальцах недокуренную сигарету.

— Разочарован? — спросила прямо.

Какаши медленно покачал головой. Круглая луна серебрила его макушку.

— Нет. Но я не ожидал подобной честности.

— Мне нет никакого смысла лгать, — пожала плечами Канаде. — История всё равно придумает мне какой-нибудь возвышенный образ, отдаляющий от человеческого фактора. Так было с вашими братьями Сенджу. Ещё один закон жизни, который не перепишешь.

И поднялась на ноги.

— Завтра лучше крабов полови, — посоветовала. — Они здесь вкусные… Ни океан, ни туман тебя не тронут. Так что можешь не опасаться. Но, — Канаде замешкалась, — остерегайся всё равно. И лучше будет, если составлю тебе компанию.

Какаши нахмурился.

— Ты ведь сказала, что ни туман, ни океан меня не тронут.

— Не тронут. Но нет уверенности, что и защитят.

— От кого?

У Канаде ещё не состоялась беседа с Гаем о злонамеренном «кукловоде», способном, подобно призраку, появляться из ниоткуда и растворяться в воздухе — Пятый Хокаге входил в свои обязанности на пепелище старого режима, ему было пока не до внешней угрозы, только до внутренней.

— Примерно через месяц после вашего возвращения я наведаюсь в Коноху, — пространно ответила она. — Чтобы ввести Гая в курс дела. Ему пока не до того. Но раз вы с Саске здесь, значит, новый режим почти стабилизировался.

— Не припоминаю, чтобы я об этом говорил, — Какаши, отложив удочку, смерил Канаде внимательным взглядом.

— Он вошёл в должность похожим на меня образом, — спокойно отмахнулась Канаде. — Переворот Данзо не состоялся, но прежний режим всё равно пал. Реорганизация абсолютно всего, вкупе с вычленением сторонников «старого»… это муторная работа. Гаю повезло, его быстро окружила «новая волна» — главы кланов, ученики старого Сарутоби… Кому, как не мне, понять, когда приходится переиначивать философию общества?

Какаши медленно моргнул.

— Справедливо, — произнёс после паузы. — Но что по поводу того, что ты собираешься рассказать Гаю?

— От этой угрозы не защитишься, — призналась Канаде. — По крайней мере, пока. Но её надо знать. Особенно, если учесть, что «угроза» в какой-то степени залегла на дно… Она ещё проявит себя, но не в ближайшее время.

— Что это значит?

— По моим прогнозам, будет ещё одна война.

Какаши замер.

— С кем? — его голос был холоден и профессионален. — С Ивой и оставшимися Малыми Скрытыми?

— Не знаю. Не факт, что с ними.

— Когда?

— Тоже не знаю. Моя философия вкупе с морским торговым путём немного спутала карты врагу. Он и убил Расу. Если не лично, то чужими руками. Это был не Данзо.

— Именно поэтому Суна не выдвинула нам обвинения?

Канаде кивнула.

— Именно поэтому Кири ещё не наладила отношения с новым Казекаге?

— У детей горе, — её голос был спокоен. — Я их не виню. Раз страна Ветра не вышла из альянса, беспокоиться не о чем.

— Кто, чёрт возьми, этот враг? — Какаши встал.

Канада тоже поднялась на ноги.

— Мы этого не знаем, — произнесла тихо. — Никто не знает. Я поговорю с Гаем, когда ситуация в Конохе окончательно стабилизируется.

— Подобные риски стоит обсуждать срочно.

Она покачала головой.

— Это необычный враг, — её голос был тих. — Так просто его не возьмёшь. Но он в какой-то момент пойдёт в открытую… И вот к тому моменту нужно быть готовыми. «До» не получится.

— Но ты поделишься информацией с Гаем. Любой другой Каге решил бы, — Какаши осёкся.

Канаде печально улыбнулась.

— Лидерам не чуждо сочувствие. Более того, — и посерьёзнела. — Ты ведь уже назвал нас «блюстителями чести». Эта тварь, — уголки губ опустились, — посягает не только на державы и людей, но и на само право на жизнь. За всю мою карьеру куноичи строжайший вердикт я выдвинула только один раз. Если сложится… будет и второй. Этот враг не получит от меня сочувствия, даже если у него самое печальное прошлое на свете, даже если у него выйдет раскаяться… Сравнения ради, Ягура хоть и умер, но я его помиловала. Так что…

И, отвернувшись, медленно побрела прочь.

— Делай свои выводы, — бросила через плечо.

На следующий день в её окно постучали.

— Странные у Конохи голуби, — хмыкнул Джузо за своим столом. Очки на его носу добавляли ему даже больше внешней солидности, чем татуировки.

Канаде, использовав Силу не по назначению, открыла окно, не отвлекаясь от бумаг перед собой.

— Приветствую, — рассеянно поздоровалась. — Часы посещения уже кончились.

— Время обеда, разве нет? — Какаши, сидя на корточках, не сдвинулся с обратной стороны подоконника.

— Ещё нет, — Канаде глянула на часы. — Через полчаса.

— Есть планы?

— Только разве что пообедать.

— Тогда зайду через полчаса?

Канаде, наконец, всмотрелась в лицо внезапного гостя. Какаши прищурил глаз в улыбке.

— Чтобы что? — спросила она. Отчасти, действительно, чтобы уточнить — документооборот кого угодно мог вогнать в сонливость.

— Чтобы пообедать вместе, — просиял Какаши, несмотря на маску.

— Ну ладно, — и она зевнула, прикрыв рот ладонью. — Заходи через полчаса.

И Какаши как ветром сдуло.

Бива Джузо многозначительно прочистил горло. Канаде, голодная, сонная и уставшая, посмотрела на него соответствующим взглядом.

— Нет, ну вкус у тебя отменный, — наконец прокомментировал владелец Кубикирибочо. — Но второй раз импортное?

Канаде, скомкав бумагу, беззлобно запустила ей в Джузо. Он расхохотался, увернувшись.

Chapter Text

Через три дня Канаде отправилась со своим бенто к воде — обедать и слушать волны.

На пляже, который она выбрала, почти никого не было. Валялся один только Хатаке Какаши.

Шутки шутками, но что-то ей это напоминало.

— Скоро прилив начнётся, — заметила она, возвышаясь с бенто наперевес над распростёртым телом. Оно было в штанах, сандалиях и какой-то донельзя облегающей майке без рукавов, которая, казалось, перерастала в маску на лице.

— Отлично, — глухо и почти жизнерадостно отозвался Какаши. — Можно не вставать.

— А что лежишь?

— Где упал, там и лежу.

— А чего упал?

— Устал.

— Почему устал?

— Этот ваш Хошигаке Кисаме...

Он, застонав, поднялся на локтях. Посмотрел на Канаде, прикрыв свой знаменитый глаз.

— А бандану где потерял? — она озадаченно моргнула.

— В океан упала.

Канаде вздохнула.

— Сам найдёшь или помочь?

— Далеко упала. — Какаши, тяжело охнув, медленно встал. — На глубине где-то. Хороший был спарринг. Видишь, я даже высох, — и стряхнул с голых локтей песок. И заострил внимание на чужом бенто.

— Это моё, — спокойно предупредила Канаде. — Но примерно в пятистах метрах отсюда жарят кальмара на углях. И наливают сок.

— Понял.

И пропал в шуншине.

Канаде, вздохнув, побрела на скалы. Уселась поудобнее. Распечатала термос с зелёным чаем. Обедала она домашними темаки — Ширагику занесла. Матриарх клана Юки ещё и мороженое передала в запечатанном свитке, целую коробку. Надо было потом помыть и вернуть, но пока от мыслей о грязной посуде хотелось куда-нибудь спрятаться или вообще нанять слугу в дом.

В последнее время жизнь текла как-то особенно тяжело, и не потому что Канаде уставала на бесконечной работе. Скорее наоборот, от скуки, от рутины, от бесконечной бумажной волокиты... Хотелось в отпуск, уехать куда-нибудь на Источники, и чтобы ловкий массажист мял спину... И мужчину. Тоже хотелось. За последнее Канаде было совестно.

Логически она себя не могла осуждать. Годы шли молодые, а у молодости имелись свои потребности. Но Раса ещё не до конца выветрился из головы, даже пускай и отпустила. Его образ бледнел с каждой неделей, и черты прежде милого лица размывались, уходя в вечность. И это было правильно. Не стоило удерживать его воспоминаниями. Где-то там, за завесой, он начинал новое приключение. И оборачиваться ему если и стоило на кого-то, так это на своих детей.

Он ни разу не приснился ей с тех пор, как отпела.

Вздохнув, Канаде принялась есть. Океан гремел вдали, достигая сухого песка длинными невысокими волнами, как на выдохе. Чайки не кричали над водой.

— А вот и я, — провозгласил Хатаке Какаши, плюхаясь рядом.

— Если дадим тебе чистую бандану, знак сам себе сможешь вырезать?

— И никакого «приятного аппетита»?

— Приятного аппетита.

— Знак сам вырежу. И взаимно.

Канаде мельком увидела, как бледная рука, в меру мускулистая, в меру жилистая, стянула маску; но на обнажённое лицо не повернулась, продолжая созерцать океан.

— Можешь смотреть, я не против.

— Тогда надо волосы распускать.

— Зачем?

— Ну, — она рассеянно моргнула. — В знак...

— Не надо. Мою душу ты и так знаешь.

Канаде невольно обернулась, посмотрела на него. Лицо у Какаши было такое же молодое, как собственное. Ему очень шла улыбка.

— Приятного, — куда искреннее пожелала она. И сама улыбнулась.

— Другое дело.

Какое-то время ели молча. Канаде с трудом чувствовала вкус своего обеда, и в этом не было никакой вины Ширагику.

Боль прошла, но внутренняя пустота ещё не заполнилась радостью.

— В Кири хорошо сейчас, — вдруг заговорил Какаши. Он со своим обедом разобрался быстро. — Я был здесь незадолго до революции. Подробности миссии не скажу, но в общих чертах можно, тем более, что дело прошлого, и я это задание вёл — нам поступил заказ эвакуировать одного гражданского. Одним богам известно, на кой чёрт он сунулся сюда делать бизнес, пока Ягура был при власти... Его семья довольно быстро опомнилась и обратилась к Хокаге. Тот долго думал, даже оглашать джонинам не хотел, но я согласился немедленно, как только узнал общие параметры. — И, помолчав, вдруг продолжил. — Тебя можно было отслеживать только по книгам… я хотел удостовериться, что Ягура не дотянулся.

Канаде в изумлении посмотрела на него. Какаши задумчиво созерцал волны.

— Это был серый, безрадостный город, наполненный серыми, безрадостными людьми, — продолжил он. — Я тогда думал... Неужели получится всё изменить? Неужели книжная истина выльется в живую? А потом вышла запись революции, оркестр, межклассовый марш. Признаюсь, когда было особенно тяжело, пересматривал в памяти кадры — Шаринган всё же на что-то годен. Я хочу сказать... Ты сделала то, что любой счёл бы невозможным. Всё здесь изменилось. Город теперь белый.

Канаде отвернулась, почувствовав, как ухнуло сердце.

— Для перемен понадобилось жертвоприношение, — продолжил Какаши. — Но теперь даже люди, потерявшие всё и всех, живут с надеждой на новый день. На улицах пахнет не гнилью, а розмарином. Слышится смех. Дети постоянно запускают воздушных змеев после уроков.

— К чему ты это?

— Ты не позволяешь себе радости. Горе приходит и уходит. Не мне учить тебя тому, что где прилив, там и отлив, и наоборот. Но солнце всходит, и заходит, и снова всходит. Так у всех.

— Я знаю, — тихо произнесла Канаде. — Но, веришь или нет, я баловень судьбы. По-настоящему близких теряла трижды, хоронила дважды.

— Но ужасов пережила больше, чем я. Не сравнивай.

— Я бы так не сказала... И со мной всё в порядке, — она потёрла лицо. — Я уже отпустила. Просто внутренняя пустота ещё ничем не налилась. Гораздо проще обеспечить поводы для искренней радости другим, чем самой себе.

— В этом вы с Гаем похожи. Он тоже идеалист. Кто знает... может быть, такова отличительная черта мастеров гендзюцу.

— Мастера заблуждений являют собой, своего рода, наваждения, — хмыкнула Канаде. — Проблема в том, что нас самих мало кто «видит». А иногда очень надо.

— Я тебя вижу.

— Это правда, — Канаде обернулась к нему.

Взгляд, которым на неё смотрели, был добрым. В нём сквозило сочувствие.

— Ты видишь меня даже лучше, чем Раса, как ни странно, — вдруг призналась Канаде. — Сейчас я уже понимаю, что он меня во многом идеализировал... И мне нравилось соответствовать. И его самого я идеализировала в какой-то степени. Иллюзия привела к глобальным реформациям… Раса прожил несколько лет, как в сказке, в ней и умер. Теперь пришёл черёд истины, и я... И так тяжело. Понимаешь... Иллюзии — это ведь не всегда плохо.

— Думаю, ты первая, кто смог это по-настоящему доказать.

Она влажно усмехнулась. Смахнула непрошеные слёзы из уголков глаз.

— Да, но что теперь?

Какаши замешкался. Почти робко накрыл её ладонь своей.

— Вырастут дети, — его голос был серьёзен. — И у них будут совершенно другие мечты. Ты очень многим смогла дать не только надежду, но и мир. Вкусив его однажды, отпускать не захочется.

— Да, но что теперь делать мне? — Канаде почти беспомощно посмотрела на собеседника. — Ты такой же ребёнок войны, как и я. У нас с тобой не было ни детства, ни отрочества, ни юности, и никто нам их не вернёт и не восполнит. Сейчас, наконец, закончился послевоенный период, настал мир, за ним последует ещё одна война... И что делать?

— Мой психолог из клана Яманака дал мне памфлет... Штук десять памфлетов. Хотя бы два, но осталось, могу поделиться.

Канаде озадаченно моргнула.

— Давай, — медленно проговорила.

— Когда найду, то поделюсь, — пообещал Какаши. — Не то, чтобы мне лично помогло... Но я знаю, что делать.

— Ну?

— Сходить со мной на свидание.

Канаде вдруг поняла, что её всё ещё держали за руку, что они сидели вдвоём на пустынном пляже, и что Джузо, чёрт бы его побрал, со своими шуточками всё-таки был прав.

И что, наверное, Кисаме выбил с Какаши бандану не только азарта ради, но и в некоторое назидание.

— И... тебя ничего в плане меня не смущает? — решила уточнить Канаде, невольно заливаясь краской.

— Не-а, — беззаботно ответил Какаши. — Я тоже прежде любил.

— А шляпа?

— Красивая. Тебе идёт синий.

— А... международные отношения?

— Дипломатия.

— Наше... совместное прошлое?

— Мы ведь уже всё решили.

— Ну да.

— Так вот, и я о чём?

Канаде растерянно моргала, всё ещё заливаясь краской.

— Если я тебя чем-то категорически не устраиваю, шли взашей, почва твоя.

— Устраиваешь, — еле выдавила из себя Канаде.

— Я действительно прежде любил, между прочим, — добавил он серьёзнее. — Тебя буду любить лучше. Номенклатура давно изучена.

— Какая «номенклатура»?

— То есть ты всё-таки не читала Джирайю?

— А.

— Ну?

— Я такое не читаю.

— Ничего страшного, я читаю. Мне полезнее. У Джирайи прекрасные инструкции, а неправдоподобность психологического аспекта простительна.

Канаде на него не смотрела. Но и ладонь не отняла.

— Если я тебя сейчас поцелую, ты меня утопишь? — осведомился Какаши.

— Не слишком ли вы спешите, товарищ? — Канаде всё ещё на него не смотрела.

— Ты же сама сказала, что предчувствуешь сравнительно скорую войну. Время быстро летит.

В голове стоял белый шум. И волны.

— Сначала мороженое, — подвела черту Канаде, не позволив себе долго думать. — После морепродуктов не целуются.

— Свежевыжатый сок не считается? — На неё вскинули бровь. — Не волнуйся, я до восьмого свидания никогда и ни с кем. Если считать за точку отсчёта повторное знакомство в Конохе, то время ещё не пришло.

Канаде опешила.

— Нахал, — вместо неё прокомментировал Какаши.

— Да нет, — она медленно моргнула. — Но что-то уж очень... сумбурно.

— Разве?

— Не знаю.

— Я просто решил, — он отвернулся в сторону океана. — Столько лет о тебе думаю... это ведь что-то да значит, верно?

— Прости, — ответ был инстинктом.

— Не извиняйся. Мы оба были правы. Но, между нами говоря... Я очень хотел, чтобы права была только ты.

Его пальцы чуть сжались на её ладони.

— Ты даже не представляешь, — произнёс Какаши тише, задумчивее. — Как яростно я этого хотел... Именно поэтому руководство Конохи до сих пор не знает подробностей той ночи... И навязанный мне психолог из Яманака тоже. Никто не знает.

— Я никому не скажу, — тихо и серьёзно пообещала Канаде. — Мало ли, как именно мы с тобой пересеклись на войне. Она была полна разных встреч.

— Видишь? И как после этого не рискнуть? Скажи мне, — Какаши всё ещё не смотрел на неё. — Ты очень добрая. Слишком добрая для этого мира. До тебя я встретил всего двоих с подобным качеством. Глаз одного ношу при себе. А второй — мой лучший друг, господин Пятый Хокаге. Есть ещё, похожие, но... они не такие, как вы.

— Лучше не быть такими, как я, — призналась Канаде. — Это трудно... и очень больно.

— Я знаю. И, поверь, я знаю вашу истинную ценность, — Какаши снова взглянул на неё. — Гай не предаст тебя, поскольку вы с ним — деревья одной рощи... Я могу быть с тобой, — пальцы чуть дрогнули на её ладони. — Если рискнёшь. И чтобы сохранить твою душу, чтобы ты никогда снова не оказалась в тех слезах, в том горе, в той ярости, как тогда, в пещере... Пойду на многое.

— Ты не обязан, — Канаде крепче взяла его за руку, повернулась к нему всем туловищем. — Если ты мне предлагаешь ухаживания в качестве расплаты, то не возьму. Мы были детьми.

— И мы выросли. Я предлагаю, потому что… Догадайся, почему.

Канаде отвела взгляд, прикусив губу.

— Ты видел меня в самый худший момент моей жизни, — призналась тихо. — Ты видел во мне... мою тьму. И тебя это не отталкивает?

— Нет. Более того, я жил с ней. Мне снились твои глаза годы напролёт. И снятся до сих пор. Но теперь в них не проклятие, а милосердие. Знаешь, что ещё я хочу в них увидеть? — и чуть подался вперёд.

Канаде невольно замерла, и Какаши, чуть нагнувшись, мягко поцеловал её.

Она почувствовала свежесть клубники и мяты на его дыхании.

— И много чего ещё, — тихо произнёс он.

Канаде отмерла. Невольно облизнула губы.

— До восьмого свидания никаких поцелуев, да? — ей почему-то хотелось смеяться. Или хихикать. Это было очень глупо.

— Был момент, — серьёзно ответил Какаши. — Пойдёшь со мной на свидание?

— А мы разве ещё не на нём? — Канаде всё-таки рассмеялась.

Всё это было как-то... по-детски. Но в хорошем смысле, в добром. Без сложностей, без чрезмерной мнительности.

«Мне снились твои глаза годы напролёт».

«Может быть, потому что... всё к этому и шло», — вдруг подумала Канаде. Она бы не стала тем, кем выросла, без Хатаке Какаши.

Все эти годы он был ей ориентиром. И Канаде служила ему тем же.

— Пойду, — произнесла тихо.

Посмотрела на него с неожиданной для себя робостью. Захотелось проверить сквозь Силу чужое сердце, но не стала. Какаши мог бы солгать, но Канаде ведь действительно уже знала его душу. Оставалось познакомиться с личностью.

— Только, пожалуйста... пожалуйста, — она не хотела этого говорить, но слова сами выпорхнули. Отвернулась. — Постарайся... не умереть раньше меня. Не хочу... Не ты, — и не смогла продолжить.

— Канаде, — её имя шло его голосу. — Я не умер, даже когда хотел. Ты не представляешь, насколько сильно буду стараться жить, имея повод.

Она молча кивнула. Длинные руки притянули к тёплой от солнца груди — живое дыхание в ней вздымалось и опускалось.

— Это я должна тебя ободрять и утешать, — подумала вслух Канаде. — Разве нет?

— Нет. Всё будет честно, — её погладили по спине. — Поровну. Ты мне не идеал.

— Уверен?

— Абсолютно. Вскоре после того как Четвёртого, моего учителя, не стало, на меня пытались надеть шляпу. Я отказался.

— Правда? — Канаде прикрыла глаза.

— Правда. Я следопыт, а не лидер.

— На самом деле, и я не лидер, — призналась Канаде.

— Ты сказительница, — ответ был немедленным. — Я выследил тебя по словам, когда никто, кроме твоего окружения, и не догадывался о твоей личности.

«Сказительница», — подумала Канаде.

— Спасибо, — искренняя благодарность царапала горло. Какаши видел, как она отпевала на похоронах, и всё равно не назвал её плакальщицей.

— Пожалуйста, — легко отозвался он. — Гай тоже сказитель. Джирайя уже нет. И... Обито мог бы им стать, если бы только вырос.

Последняя фраза странным образом прозвенела в Силе. Канаде встрепенулась, отпрянула.

— Хочешь мороженое? — невпопад спросила.

Ей кивнули, и тема сама собой была переведена.

Канаде опоздала в офис на целых два часа. Джузо выразительно промолчал.

— Заболталась, мне очень жаль, — она распечатала документы, которые осталось просмотреть и подписать.

— Было бы за что, — миролюбиво фыркнул Джузо. И посерьёзнел. — Хатаке, между прочим, уведомил всех нас о своих намерениях. Он хороший воин, даже очень, но мы бы не выстроились так быстро в очередь на спарринг. Понимаешь, о чём я?

Канаде покраснела:

— А меня вы решили ни о чём не предупреждать?

— Не было никакого смысла, — Джузо скрестил руки на груди. — Взаимное притяжение и так было видно.

— Но не мне.

— И правильно.

Канаде невольно надулась:

— Сплетники вы.

— Нет ничего плохого в том, чтобы ратовать за чужое счастье, — сухо ответил Джузо. — Более того, Хатаке — не Раса.

— Что ты хочешь сказать? — напряглась Канаде.

— Хатаке такой же «волк», как я, или Забуза, или Кисаме, или Ао. Только не морской, а лесной. Приживётся у нас легко, если так карта ляжет. По поводу Расы мы все за тебя радовались, естественно, но, скажу честно, потому что вряд ли кто-то ещё решится — мы не видели перспективы этих отношений.

Канаде... тяжело сглотнула.

— Понимаю, — произнесла тихо, невольно сникнув.

— Но те отношения были нужны и тебе и миру, — добавил Джузо, смягчаясь, насколько мог. — Так бывает в жизни. Но, поверь, ты и Раса... вы бы однажды расстались. Каге не может принадлежать и своему народу, и чужому лидеру. Раса умер счастливым, в этом ему можно только позавидовать. А тебе негоже оставаться всю жизнь несчастной...

Она кивнула, рассеянно глядя перед собой.

— Хатаке выйдет сухим из воды из чего угодно, лишь бы дать ему повод, — после затянувшейся паузы продолжил Джузо. — Он слишком долго выживал, а не жил. Комфорт и безопасность ему так же чужды, как и нам. Инстинкт зверя в нём никогда не уснёт, и это хорошо. В любом волкодаве есть что-то от волка. Значит, и мир перевернёт, и себя перекроит, лишь бы не дать тебе повода для настоящего горя.

«Мне снились твои глаза годы напролёт».

— Хочется верить, — Канаде не сразу нашлась с ответом.

Она ещё не была готова настолько цинично взглянуть на свои отношения с Расой, хотя чужая истина отзывалась в Силе ясно, прозрачно.

Время заблуждений юности проходило. И как бы они ни были прекрасны, стоило отпустить.

— Всё на круги своя, — подумала вслух.

— М-м?

— Я возвращаюсь к моему началу, — вздохнула Канаде. — Значит, надо, если жизнь поворачивает в ту сторону.

— Он тебе нравится?

— Кто, Какаши? — Канаде моргнула, заземляясь. — «Нравится»... Мне кажется, это очень… детское слово.

— Ну так?

— Нравится. Но это слово не описывает… всего, — невнятно махнула рукой, охваченная мыслями.

— Ну? Ты видела мою личную библиотеку, описывай, как сможешь. Я пойму.

— Мы просто... всю жизнь шли друг к другу. — «От пещеры до камня». — Он сделал меня такой, какая я есть. И наоборот. Какаши знал это. А я... слишком долго не видела. Встретились на одном распутье, и курс был задан... И когда снова возникло распутье, настоящее... Встретились снова. Только теперь идти надо вместе.

Джузо молчал.

— Я не собираюсь его отпускать, — неожиданно для самой себя заявила Канаде. Собственный взгляд прояснился. Осанка выпрямилась. — Он всегда был моим.

— Значит, вы и прежде были знакомы?

— Пересеклись на войне, — с намеренной рассеянностью ответила Канаде. — Сам знаешь. Некоторые встречи несёшь потом с собой всю жизнь.

— И они меняют суть, — серьёзно кивнул Джузо. И вдруг задумался. — Знаешь... понятия не имею, откуда Ринго тебя взяла, да и не моё это дело... Но что ты, что наша госпожа даймё... Я рад за Забузу. Когда меня не станет, Кубикирибочо не поведёт его на смерть. Его лучший друг, ты, и его любовь — обе олицетворяют государство.

— Тебе ещё рано умирать, — резко повернула к нему голову Канаде.

— И время не пришло, — философски заметил Джузо. — Но Забуза может быть отцом. Я — нет. Не подумай, я и не рассчитывал. Он сам мне как сын; даром, что воспитанник. Я это всё... о встречах. Повод тебе для размышлений.

Канаде растерянно моргала.

— Кстати, надо с тобой обсудить новых кандидатов в Мечники, — перевёл тему Джузо. — Как просмотришь насущное, поговорим.

И вернулся к работе.

Chapter Text

Какаши пришёл к выводу, что Саске действительно полегчало от общения с «последними» из кланов Кири, когда мальчик, встав боком к учителю почти вплотную, упорно глядя в сторону, краснея, как помидор, еле выдавил из себя: «так что там с женщинами?»

Это был добрый знак.

Неудавшийся переворот Данзо обнажил очень много старых проблем Конохи, одной из которых являлась трагедия клана Учиха. Саске, разумеется, пережил личный кризис и возненавидел своего брата ещё больше. Гай повёл себя мудро — немедленно отправил двух носителей Шарингана в Кири общаться с теми, против кого прежний режим объвил геноцид. Сам Какаши не смог бы, пожалуй, найти нужных слов — клан Хатаке вымер естественным образом, как и Сенджу. Но слова действительно нашлись у последнего Хозуки и последнего Кагуя.

И, видимо, беседы с оказанием психологической помощи коснулись женщин.

— Мой юный ученик, — бодро отозвался Какаши, — славный саннин Джирайя, на наше с тобой счастье, уже всё написал!

И была организована вылазка в магазин под хенге, потому что Какаши никогда не делился своими книгами.

Соответственно, весь обратный путь до Конохи Саске отсаживался подальше и зарывал нос в первый том «Приди-приди, рай». Сначала вопросы он задавал очень неловко. Потом стало проще, когда дошло до метафор. Какаши, не без чувства гордости за ученика, с готовностью объяснял, какие пассажи можно было спокойно игнорировать, какие трюки в ухаживаниях категорически не работали и какие наблюдения никак не накладывались на женщин.

— Самое главное в «Приди-приди, рай» — это контекст и инструкции по матчасти, — заявил он после долгого разговора об особенно долгом пассаже о намёках и лженамёках с женской стороны. — Под контекстом я имею в виду исторический, разумеется. Матчасть… Ты на какой главе?

— На восьмой, — буркнул Саске. Пролистал пару страниц. — Ну да, на восьмой. Главный герой не может понять, флиртует ли с ним брюнетка-куноичи, которая враг, или просто хочет убить. И ещё не понимает, что там с принцессой, которую он охраняет, потому что принцесса какая-то странная, пусть и красивая.

— А ты что думаешь? — Какаши, естественно, уже знал, что принцесса имела роман со своим сводным дядей и давала лженамёки главному герою, потому что подозревала в себе первый месяц беременности, в то время как пышногрудая Юки-чан, на самом деле, ненавидела главного героя из-за того, что он напоминал ей соперника детства, трагического погибшего во время войны. Ещё, конечно, сводный дядя «копал» под отчима принцессы, поэтому он соблазнил её из сугубо корыстных побуждений, и главному герою предстояло это раскрыть.

— Ну, он ни на одной из них не женится, — презрительно сморщил нос Саске. — Одна враг, другая принцесса.

— А в кого влюбится?

— Зачем влюбляться без женитьбы?

— Случайно порой выходит.

— Невыгодно, — отрезал Саске. — И нехорошо. Если одна из них забеременеет от главного героя, ребёнку надо отца.

— Согласен.

— Так всё-таки женится? — Саске округлил взгляд на учителя.

— Этого я тебе не скажу, номенклатура есть.

Саске надулся.

— Читай-читай. Сейчас «цветочки», на двенадцатой главе пойдут «ягодки», — беззаботно прокомментировал Какаши.

— Какие «ягодки»? — искренне не понял Саске.

— Читай-читай.

До двенадцатой главы Саске добрался в последний ночлег до Конохи. Какаши это понял, потому что ученик, зарывшись в книгу после ужина, внезапно покраснел, случайно активировал Шаринган, немедленно его «погасил», а потом унёсся в шуншине, ничего не объяснив, за добрый километр от костра на северо-восток.

— Нет, всё-таки я неплохой учитель, — подумал вслух Какаши. Трудно было идеальнее ответить на вопрос «так что там с женщинами».

По крайней мере, в общем ключе.

Сам Какаши, когда дозрел до комплимента в сторону Джирайи, услышал от него следующее:

— Ты только помни, что есть существенная разница между «заниматься сексом» и «заниматься любовью».

— Почему?

Ему тогда было около восемнадцати. Первый раз, второй и даже десятый уже случились.

— Ты пока этой разницы не постиг, — заметил Джирайя. — Но когда время придёт, сам поймёшь. То, что я описываю, это плотское, это простая страсть, наполненная заблуждениями. Выглядит красиво, технично. Любовь в постели — это другое.

— И разница настолько большая?

— Подрастёшь немного и поймёшь, — ответ Джирайи был произнесён серьёзно. — Но если ты любишь женщину… да, тебе будет хотеться с ней, так сказать, постели. Вот только постель окажется совсем не главным, чего ты с ней будешь желать.

— И что будет главным?

Джирайя печально рассмеялся.

— Если бы я это описал, — и покачал головой. — У меня бы ушла вся жизнь на одну-единственную книгу, — потом хлопнул по плечу и ушёл.

Какаши не понял чужих слов ни немедленно, ни потом. Осознание нахлынуло в Кири, когда Канаде, глядя на него не без робости, но смело, открыто, искренне, пряча улыбку в уголках губ, сказала «пойду», имея в виду свидание. Он хотел и боялся брать её за руку. Хотел и боялся привлекать к себе для поцелуя. Канаде этого не знала, видя в нём лишь результат — смелость, и Какаши воспринимал это с облегчением. Истину можно было сказать потом.

Он не соблазнил её. Кроме невинного, ещё ничего между ними не было. Боялся спугнуть, потерять.

Какаши был глубоко согласен с Саске по поводу брака. Этого он тоже боялся. И желал. Дом с ней. Кольцо на изящном пальцем. Два кольца. Перерыв между ними в год. Второе — из белого и бледно-жёлтого золота. И чтобы у него самого было такое же. Видеть её глаза каждый день или хотя бы почти каждый день, наблюдать за эмоциями в них, провоцировать на свет, на улыбку, на смех, на нежность.

Он не рисковал называть это «любовью».

— Дом с садом, — подумал вслух неожиданно для самого себя. — С большим садом, чтобы нинкенам было, где резвиться. Кусты… лаванда и розмарин. Деревья какие угодно. Можно сосны. Можно… плакучую иву. Да, плакучая ива — идеальный вариант, если будет расти рядом. Под ней можно скамейку поставить, удобную. У дома должна быть непременно терраса, а на ней — жарить барбекю, и чтобы ещё стол влез со всеми стульями — к нам будут ходить гости; в основном, к ней, конечно, но и я общаться буду. И крышу складную над всем этим, я видел такие, в неё вбить или нарисовать защитные печати. Да, и изгородь нужна вокруг всего этого, но изгородь не должна быть глухой стеной, такие лишь будят любопытство, лучше если изгородь незамысловатая, скромная, но покрытая кустами… Колючими. Барбарис, например. В доме, конечно, подвал с потайным ходом куда-нибудь, давно хотел… На чердаке библиотека и кабинеты…

В костре треснуло полено. Какаши опомнился. Захотелось дать самому себе затрещину.

Четвертые сутки её не видел и уже размечтался.

— Если она не пошлёт меня к чёрту, — назидательно потряс огню пальцем. — Я знаю.

Проверил на сенсорном радаре Саске. Юный Учиха продолжал читать двенадцатую главу под луной и звёздами примерно в километре от костра. Какаши отнёсся к этому с пониманием. Решил через час осторожно подсмотреть, на какой странице застрял Саске. Передумал. Покинув костёр, подкрался. Саске сидел у ручья с карманным фонариком и таращился в книгу, явно пытаясь визуализировать.

«Четвёртая страница от начала главы», — Какаши прикрыл Шаринган банданой. — «Это надолго».

Вернулся к костру. Побродил туда-сюда, как маятник. Затем плюхнулся поближе к огню, выудил блокнот с ручкой — решил продолжить мечтания. Суеверие навеяло робость. Послал и суеверие, и робость к чёрту.

— Канаде сказала, что предчувствует войну, значит, надо хоть что-то успеть. А если… Ну, в крайнем случае, можно попробовать героически умереть… Нет, она запретила. Плохо, — тяжело вздохнул.

Задрал голову к звёздному небу.

— Меня бы кто просветил в вопросе «так что там с женщинами».

Саске не стал спрашивать, почему учитель в половину пятого утра таращился на костёр, а Какаши не стал спрашивать, почему ученик так долго отсутствовал.

Ночное бдение не помешало им ввалиться в кабинет Хокаге без вальяжности, но и без стука.

— Мой Друг! — Гай подскочил за своим столом, встал во весь рост, и Нара Шикаку, присутствовавший в помещении на правах секретаря, уже механическим движением надел солнцезащитные очки.

Саске часто заморгал. Какаши улыбнулся, прищурив родной глаз.

— Гай, рад тебя видеть.

— Как прошло?

— Прекрасно. Можешь начинать пригласительное письмо госпоже Мизукаге, она как раз собиралась к нам.

— С визитом? — Гай посерьёзнел, развеял иллюзию, сел обратно.

Шикаку снял очки, Саске немного отмер.

— Да, вопрос государственной важности, информация лично тебе в руки, чтобы дальше сам решил, с кем делиться и почему.

— Госпожа Окабе не уточнила?

— Нет. Вы ведь знакомы, она ратует за честь и благородство. Я тоже не знаю, о чём она хочет с тобой поговорить. Но и у тебя найдётся одна тема.

— Какая?

Какаши позволил себе просиять, насколько позволяла маска.

— Я за ней ухаживаю, — заявил. — Мои ухаживания приняты.

Саске так резко повернул голову в сторону своего учителя, что хруст шеи услышали все — от Какаши до Генмы и Райдо под гендзюцу по углам кабинета. Нара Шикаку уронил очки.

— Делай, что хочешь, через год-полтора предлагаю руку и сердце, — беспечно продолжил Какаши. Тень из левого угла немного сползла по стене. Из правого угла на неё что-то предупреждающе зашипело. — Коноха давно не устраивала политических браков, самое время. Я готов быть трофейным мужем или что-то вроде того.

Гай опомнился, естественно, первым.

— Мой друг, — он всё ещё, единственное, часто моргал.

— Мы с ней давно знакомы, — продолжил Какаши. — Я всю жизнь к ней брёл, а теперь дошёл, ну и всё.

— Но она же была в отношениях с…

— Так ведь уже нет, и жизнь течёт.

Какаши чувствовал, как его образ в глазах Саске превозносился до чего-то вроде идолопоклонничества. Заметил, как Шикаку, не отдавая себе отчёта, закурил прямо в кабинете.

— Обсудим! — провозгласил Гай. Затем сверкнул белозубой улыбкой, выскочил из-за стола, схватил друга под локоть и ловко выбросился вместе с ним из кабинета в открытое окно.

Какаши помахал на прощание всё ещё искренне изумлённому Саске.

Следующим опомнился Шикаку. Немедленно испепелил сигарету в пальцах.

— Это государственная тайна! — и хлопнул ладонью по столу. — Ясно?! — и смерил многозначительным взглядом правый и левый угол за столом Хокаге соответственно. — С вас спрашивать буду!

И уже мягче обратился к мальчику:

— Понял, Саске?

Тот кивнул. Покачнулся.

— Шоколадку будешь? — Шикаку отодвигал собственный экзистенциальный кризис самым насущным — бледным, как смерть, ребёнком в кабинете.

— Я не ем сладкое, — не думая, ответил Саске. Медленно, как сова, моргнул. — Спасибо.

— Кофе тебе налью, пойдём отсюда. Тебе уже четырнадцать, лёгкий можно, — и, выводя из кабинета и себя, и Саске, полуобернулся и с намёком потряс кулаком левому и правому углу соответственно.

«Иноичи в обморок упадёт», — решил. — «Вот любят же женщины всяких психологически травмированных и несколько суицидальных хамов! Хвала богам, никто не поверит, что Окабе Канаде возьмёт и предпочтёт Какаши. Нет, хорошо, что его, он ведь наш, а то могли бы быть конкуренты из Кумо, у них не мужчины, а скалы…»

— Учитель мне только три дня назад выдал инструкцию, что делать с женщинами, — вдруг тихо поделился Саске. Глаза у него всё ещё были круглыми-круглыми. — Он и… она. Нет, Какаши, значит, мастер… Раз… его выбрали.

— А ты, значит, не такого высокого мнения раньше был о своём учителе? — Шикаку пропустил Саске в свой кабинет. — Присаживайся. Кофе растворимый, не беспокойся. Сделаю тебе с молоком и сахаром.

Саске невнятно кивнул.

Шикаку еле дождался чайника.

— Дело не в том, что я думаю о Какаши, — Саске снял разговор с паузы, как только перед ним опустилась кружка. Осторожно отхлебнул. Потом отхлебнул ещё.

Шикаку наблюдал за ним, позволяя своему кофе стыть.

— Но Окабе Канаде это же величина, — наконец закончил свою мысль Саске. И посмотрел на Шикаку. — Разве нет?

— Справедливости ради, сугубо между нами говоря, твой учитель — самый успешный оперативник и капитан АНБУ за всю историю Конохи. Открытый секрет для джонинов, ты до этой тайны пока не дорос.

Саске не без скептицизма уставился на Шикаку.

— А ты думал, почему твоей команде дали именно его в качестве учителя? Его долг был, в первую очередь, защитить. Сейчас вы уже все чуунины, каждому из вас он выхлопотал специалитет под наставником.

— Мне пока никого не дали, — нахмурился Саске.

— Наруто и Сакуре тоже, первые месяцы при жилете чуунина — это рядовые задания, — Шикаку снова закурил. — Но потом вас ждут наставники. Такого без связей добиться сложно.

— То есть, он не будет учить нас лично? — Саске словно немного оскорбился.

— Каким образом, если он собрался жениться на Мизукаге, — Шикаку чуть не стряхнул пепел в собственную кружку, настолько сильно он ещё был ошеломлён.

«Это всё влияние Узумаки Кушины», — подумал. — «Вот кто постоянно удивлял… Хотя нет, решительность в плане брака — это сплошной Минато».

— А можно?

— Да, прости? — Шикаку насилу заземлился.

— На Мизукаге, — решил уточнить Саске.

— Уже нет, твой учитель место себе застолбил.

На Шикаку посмотрели с осуждением.

— Организация политического брака с Кири возможна. Будут нюансы. Но Какаши никогда не предаст наших государственных секретов. Слишком много крови за них отдал, и своей, и вражеской… Но будут нюансы, да.

Саске полез в карман. Выудил оттуда книгу.

Шикаку поплохело.

— Так, значит, это всё-таки возможно, — Саске зашуршал страницами. — Следовательно, та куноичи это, скорее всего, не финальный любовный интерес, а косвенный…

— Что ты читаешь?

Саске оторвался от книги. Приосанился.

— Номенклатуру, Шикаку-сан. Мой учитель был прав, — и моргнул. — Значит, он был прав не только в этом… А в чём ещё тогда был прав, — и завис.

Шикаку… не стал это никак комментировать.

— Так ты, значит, совсем всё решил, — Гай потянулся.

Спарринг был экспромтным, но хорошим. Какаши особенно гордился тем, что удачно скопировал подсмотренный у туманников манёвр.

— Ну да.

На Коноху опускался влажный и прохладный вечер. Но солнце золотило из-за высоких крон, и под его лучами всё ещё было тепло.

«Интересно, будет ли сегодня туман?»

— Какаши, не мне тебя судить, — Гай посерьёзнел, — но любовные похождения…

— Любовными похождениями. Это другое.

— Скажи мне разницу.

— Не скажу. Ощущаю, но слов подобрать не могу, не обессудь.

Какаши размял спину.

— Ты меня знаешь, Гай, — и взглянул на своего лучшего друга. — Я не большой знаток эмоций. Ты всегда был куда лучше по этой части.

— Но Мизукаге ты, значит, любишь.

— Её зовут Канаде. Вы ведь знакомы.

Гай тяжело вздохнул.

— Нереальнее женщины, чем она, едва ли придумаешь. Хотя Кири этим славится. Нереальными женщинами, — и задумался.

— Дашь добро? — Какаши встал рядом с ним.

— Кто я такой, чтобы запрещать. Я даже не могу запретить Хьюга их клейма, хотя Неджи до сих пор мучается.

— Ты думал о том, чтобы поговорить с Райкаге об инциденте?

— Думал. Спрошу у госпожи Окабе. Данзо не оставил записей, но мы ведь подозревали его. Слишком чистой вышла попытка похищения.

— Значит, всё-таки пригласишь её?

— Какаши, мой друг, — Гай хлопнул его по плечу. — Люби, кого хочешь. Но, — и посерьёзнел, — имей в виду, что у твоего выбора будут последствия.

— Жизнь слишком коротка, чтобы их бояться.

— Ты бросаешься в омут с головой.

— Ничего нового. Ты и сам бросился. Вон, под шляпой ходишь.

— На меня её надели. Я просто не сопротивлялся. Народ Конохи уже успел полюбить утреннюю зарядку.

— Толпы пока нет?

— Пока нет.

— Ну, тогда есть ещё, куда расти.

Гай хохотнул.

— А по поводу Канаде, — сменил тему Какаши, — мы пока встречаемся. Но я также даю понять, что настроен серьёзно, и что она от меня никуда не денется. И потом, нам же всем выгоден этот союз. Коноха и Кири зацементируют мир между собой. Вряд ли стоит опасаться, что Суна как-то обидится — они все свои блага от Канаде уже получили. С Райкаге, насколько мне известно, она крепко дружит, так что её мнению Кумо в какой-то степени доверяет, что, опять же, нам в плюс — мы сможем с ними наладить дипломатические отношения… Мой Шаринган не передаётся по наследству. Более того, на мне давно печати, которые не позволяют изъять глаз из мёртвого тела — мгновенная кремация… Хатаке не обладают никаким кеккей-генкаем. Традиция же изготовления оружия с белой чакрой утрачена, я едва смог восстановить танто моего отца.

— Ты об этом неплохо подумал.

— Разумеется. Но я пока за Канаде всего лишь ухаживаю. Единственное, о чём на данный момент прошу, это не мешать и, если не сложно, сопутствовать. Мои дети пристроены, наставники согласны за них взяться. Вопрос был решён ещё до визита в Кири.

Гай вдруг рассмеялся, звонко, запрокинув голову.

— Мой друг, ты влюблён! — и ткнул в него пальцем. — Ты влюблён!

Какаши нахохлился.

— Я думал, не доживу до того дня, когда в тебе возобладает Сила Юности!

— А-а, перестань.

— Мой юный друг, — Гай всё ещё смеялся. — Да ведь мир правда изменился, раз ты берёшь свою жизнь в собственные руки!

— Как будто что-то удивительное.

— Удивительное? Невероятное!

— Гай.

— Нет уж, позволь, я так долго ждал!

Какаши насупился. Потом ему пришла в голову мысль.

— Кто последний до Башни Хокаге, тот лох, — и побежал.

Гай, конечно, последовал за ним. Но это потому что решил подыграть, и Какаши это прекрасно понимал.

Шикаку вернулся домой раньше положенного. Йошино на кухне не нашлось, зато в гостиной Шикамару лениво созерцал доску с шоги. Шикаку посмотрел на сына, уже подростка, и подумал о жизни. Не здороваясь, пошёл в спальню. Вернулся обратно.

Первый том «Приди-приди, рай» грохнулся рядом с доской.

— А, отец, — Шикамару смахнул с себя сонливость. Смерил недоумевающим взглядом книгу. — А это что?

— Номенклатура, — тяжело вздохнул Шикаку. — Терпи сюжет до двенадцатой главы, потом поймёшь.

И направился на кухню.

— Что за номенклатура-то? — крикнул ему вдогонку Шикамару.

— Матчасть, — с безразличной усталостью в голосе отозвался Шикаку. — О том, «что там с женщинами». Не благодари. И матери, — он даже обернулся, — ни слова.

Chapter Text

Саске хранил секрет государственной важности целых полторы недели, а потом не выдержал.

— Мне нужно вам поведать, — начал он, собираясь с духом.

— Мне мокро, — немедленно перебил его Наруто.

— А меня комары едят.

— Заткнитесь.

Лично Саске счёл встречу под мостом в глубокой ночи самым логичным и стратегическим вариантом. Во-первых, мост был у окраины, и вокруг него, как ни странно, никто спиртного не пил; во-вторых, мост раскинулся над оврагом, соответственно, на него опускался туман; в-третьих, лунатиков с фонарём под мостом, в тумане, в овраге, глубокой ночью лучше было не беспокоить.

— Так вот, — он выдержал паузу.

Наруто пытался выжать штанину, мешая драматической паузе.

— Я в какой-то степени предаю родину…

Сакура, начавшая было зевать, резко захлопнула челюсть.

— Куда? — опешил Наруто.

— Я в какой-то степени предаю родину, раскрывая вам государственную тайну, — наконец закончил свою мысль Саске. Крайне осуждающе посмотрел на своих членов команды.

Они, наконец, подобрались и сосредоточились.

— У Какаши есть девушка.

— Чего?!

Сакура немедленно зажала Наруто рот.

— Продолжай, — и спокойно посмотрела на Саске.

— Но это ещё не всё, — послушался тот.

— Да пусти ты, что я, удивиться не могу, даттебайо?! И вообще, кому может понравиться такой извращенец! — Наруто, высвободившись из хватки Сакуры, скрестил руки на груди и выразительно шмыгнул носом.

— Нет, ну у сенсея есть и положительные качества, — попробовала возразить Сакура, но без чрезмерного энтузиазма.

— Хронические опоздания? — высоко задрал нос Наруто.

— Откуда ты знаешь слово «хронические»? — немедленно повернулась к нему Сакура.

— В книжке прочитал. Я вообще много чего знаю, — Наруто напустил на себя важный вид. — Будущим Хокаге полагается.

Саске, воспользовавшись большим чувством вины всяких важных лиц по поводу трагедии своего клана, за неделю успел выведать, что учитель своими опозданиями тренировал рекрутов элитного подразделения, прививая им навыки «выслеживания с изюминкой», что бы это ни значило — Пятый Хокаге дальше уточнять не стал, а углы с АНБУ похихикали, но промолчали. Саске решил, что «изюминка» была коварной, а «выслеживание» гениальным, потому что хихиканье звучало немного нервно.

— Мы о нём многое не знаем, — заявил, невольно смакуя собственную таинственность. Ему нравилось.

— Так что там про девушку? — Сакура пододвинулась поближе. — Ну?

— Извращенка, наверное, какая-нибудь, — Наруто тоже пододвинулся поближе.

— А теперь подумайте, почему наличие девушки у нашего учителя — государственная тайна, — Саске позволил себе осклабиться, насколько мог. Иначе говоря, слегка улыбнулся.

— Ну? — хором спросили товарищи по команде.

— Это Мизукаге.

Повисла тишина.

— Да ну не-е-ет, — Наруто вытаращился.

— Она? — Сакура сначала побелела, потом покраснела. — Окабе Канаде?

— Чёрт возьми, Саске, и ты молчал, даттебайо!

— Я сам недавно узнал, — огрызнулся тот.

— То есть в Кири они? — Сакура невнятно махнула рукой.

— Да.

— А ты куда смотрел? — Наруто обвинительно ткнул в него пальцем.

— Я был занят!

— Сенсей тоже был занят, — задумчиво пробормотала Сакура.

— Он Хокаге сказал. При мне.

— То есть всё серьёзно?!

— Тихо, идиот.

— То есть всё серьёзно? — громко шептал Наруто, всё ещё таращась.

— Очень. Ухаживания были приняты. Он думает жениться.

Встала пауза. Сакура, покачнувшись, ткнулась головой в плечо Наруто, совершенно, видимо, забыв, что он ей категорически не нравился. Сам Наруто тоже в неё машинально вцепился и почему-то не покраснел.

Саске уже про это читал. Ему захотелось ухмыльнуться, но он себя сдержал.

— И что она в нём нашла? Что-то ведь нашла, — философски подумала вслух Сакура.

— Наш учитель, как выяснилось, лучший капитан и оперативник АНБУ за всю историю Конохи.

— Гонишь, — абсолютно спокойно произнёс Наруто.

— Не-а. Я разведал. Всё так и есть.

— А не видно.

— Потому что он гениальный. Это тоже выяснил. Он чуунином стал намного раньше нас. И он герой войны, оказывается.

— А-а, — протянула Сакура, пространно глядя в никуда. — Это всё его… смотреть под… что-то.

— Ага. Сам удивился.

— Да гонишь, — отмер Наруто. — Ну не может быть!

— Может-может.

— И что, Мизукаге его раскусила? — Сакура смахнула с себя прострацию, но от Наруто не отодвинулась.

— Они с детства и знакомы, — Саске принял солидный вид. — На войне встретились. По разные стороны фронта.

— Ого, так это же, — Наруто часто заморгал. — Это что же получается…

— Любовь, да? — лицо Сакуры из задумчивого стало немного мечтательным. — Бедный сенсей… любил её, наверное, всю жизнь… а она с Казекаге…

— Он нормальный был. Казекаге. Я с ним поговорил, между прочим, — Наруто вдруг заметил положение Сакуры, замер, покраснел, а потом сделал вид, что всё было нормально.

— Мне не удалось узнать деталей, — Саске нарочно не стал обращать внимания на происходившее перед его глазами. Наруто сох по Сакуре со времён парт в Академии. Может быть, и ему суждено было любить всю жизнь.

Саске уже второй том «Приди-приди, рай» прочитать успел. Он начинал потихоньку разбираться.

— А как сошлись-то, в итоге? — Наруто стоически задал самый главный вопрос, не менее стоически стараясь не шевелиться.

Саске прочистил горло.

— Дело было так, — и начал заранее продуманный монолог с отсутствием какого-либо упоминания о книгах Джирайи.

Делегация Кири состояла на этот раз всего из трёх человек — самой Мизукаге, Мей и Суйгецу. Матриарх клана Теруми выразила желание «немного проветриться», поскольку засиделась в Деревне, занимаясь семьёй, бытом и поддержкой сравнительно женских бизнесов, а последний Хозуки захотел проведать Саске. Канаде считала, что он ещё, скорее всего, собирался посмотреть со стороны на ту самую девочку с двумя пучками, хотя уверенности по этому поводу не было. Ученик не распространялся о ней после отбытия из Конохи и вида мечтательного не имел — окунулся в тренировки после получения жилета чуунина. Его жажда к самосовершенствованию подначивала в свободные часы и саму Канаде.

Она никогда не считала себя чрезмерно сильной куноичи. Признавала, впрочем, что, возможно, это было связано с Ширагику и Мей. У тех всё было схвачено генетически — кеккей-генкаи и унаследованные таланты помогали во многом. В частности, поэтому Канаде никогда не углублялась в ниндзюцу.

Тем не менее, поскольку Суйгецу это направление требовалось для саморазвития и для управления кеккей-генкаем, Канаде пересмотрела свои взгляды. И кое-чего даже добилась. Единственное, парадоксально не хватало практики, чтобы отточить навыки, но это было делом наживным.

В Коноху они прибыли, почти не привлекая к себе внимания, под гендзюцу. Чуунины у ворот всё равно испытали что-то вроде шока, несмотря на пригласительное письмо от Хокаге, но им было простительно — сидели те же самые ребята, что и в прошлый раз. Канаде подписала им их с Забузой роман. Оба, как выяснилось, на работе занимались не только работой.

Первый разговор с Гаем много времени не занял — обычные приветствия. Настоящие беседы планировались в следующие три дня. Затем уже хорошо знакомый Нара Шикаку проводил делегацию в отель.

— Кого вы хотите в сопровождающие, кроме Какаши? — спросил, когда шиноби Кири заселились в номер.

— Почему он не считается? — вскинула бровь Канаде.

— Потому что ему нужна некоторая мобильность по понятным причинам, — Шикаку неловко помялся с ноги на ногу. — Он ведь будет общаться, в основном, с вами. Но сопровождать нужно именно группу.

— А, — Канаде моргнула. — Кого угодно, кто не против поболтать с нами, полагаю. У вас неплохие источники, в прошлый раз там побывали… Но мы не посетили всех ресторанов, да и в культурную жизнь не окунулись.

— Желающих много, — усмехнулся Шикаку. — Я в их числе, но не в этот раз, к сожалению. Секретарь не может надолго отлучаться из офиса, сами понимаете. Другие главы кланов, впрочем, с удовольствием окажут вам честь, если вы не против. Ко всему прочему, как вы уже знаете, почти у каждого из них наследники возраста вашего ученика.

— Общение с женщинами никого не смутит?

— Вашего с Теруми-сан калибра? Помилуйте. Тем более, что глава клана Инузука тоже женщина. Просто… не такая, как вы.

— Более дикая? — подала голос Мей из своей комнаты. Затем показалась в дверях. — Нара-сан, мы и сами отличаемся дикостью, по нам просто не видно, — и мило улыбнулась.

— Охотно верю, но проверять не рискну, — сухо пошутил он. — Я куда больше стратег, а не воин.

— Не прибедняйтесь, — хохотнула Мей. — Наша с Канаде фигура отца тоже так о себе думает. Это не мешает ему оставаться успешным.

— Я «в поле» не был много лет, — Шикаку неловко почесал затылок. — Навыки заржавели.

— Так почистите, — Канаде позволила себе улыбку, но тут же посерьёзнела. — К сожалению, первая беседа с Гаем даст вам повод для беспокойства.

Шикаку немедленно собрался с мыслями.

— Неужели? — осторожно спросил.

— К сожалению, — кивнула Канаде. — Вы ведь будете присутствовать завтра. Услышите из первых уст. Всё не так плохо, впрочем.

Мей смерила свою Мизукаге многозначительным взглядом.

— У них появится повод наладить отношения с Кумо, — развела руками Канаде. — Эй эмоционален, но очень справедлив. Если почувствует искренность намерений, может быть, и даст шанс. Им с Гаем и так найдётся, что обсудить. После беседы о том инциденте и насущном, впрочем.

Шикаку помялся с ноги на ногу.

— Суна не будет присутствовать на наших переговорах с Кумо?

— Не знаю. Их воля. Им, что логично, есть, чем заняться.

— А вы?

— Эй — мой друг, — ответ был честным. — Если он сочтёт моё присутствие нужным, мне не составит труда выступить в качестве медиатора. Я тоже за справедливость, Шикаку-сан.

Он кивнул.

— Понял, благодарю. В таком случае, решение будем принимать, отталкиваясь от разговора завтрашнего дня, — и направился к выходу.

Обернулся.

— К вам постучатся через два-три часа, — предупредил. — Один из глав кланов. Каждый сочтёт за честь провести с вами время. Но вас, госпожа Окабе, уже ждут снаружи. Пойдёте на встречу?

Канаде почувствовала на периферии знакомую чакру, стоило ей войти в Коноху. Аура то серебрилась, как лунный свет, то клубилась, как пасмурное небо. И нередко вблизи, ещё в Кири, мерещился запах грозы.

— Пойду, — она невольно улыбнулась.

Канаде позволила Шикаку изучить искренность выражения её лица.

Он кивнул.

— Тогда покажу вам «чёрный ход».

Канаде не позволяла себе думать о Какаши те две недели, что не виделись, но он всё равно просачивался в мысли, ненавязчиво и мягко, как тот же туман. Однако о нём не было болезненно размышлять, как бы это ни казалось странным.

Мысли о Расе, пока был жив, нередко приносили с собой привкус горечи, и Канаде постоянно компенсировала их сладостью. Она стремилась к нему с болезненностью, вблизи же испытывала пылкость. Покой в тех отношениях был чем-то выстраданным — результат метаний, труда, страха, порывистости… Это было очень красиво, но струны сердца были бесконечно натянуты.

О Какаши думалось, почему-то, легко. Луна стабильно приносила с собой утешение, несмотря на переменчивость своих фаз; солнце же дарило ликование, но его зной отдавал страданием. Они были очень разными, Какаши и Раса, и их чакры тому свидетельствовали.

Увидев знакомую фигуру на тренировочной площадке, покрытой лесом, Канаде снова вернулась к своему осознанию, когда сердце не встало в горле, когда не пылкость отозвалась в теле, а та мягкость, которой ещё не знала названия.

Она не бросилась к нему, не схватила в объятия, но подошла плавно, не спеша, чувствуя на себе взгляд глаза, не прикрытого банданой; и странное, но приятное смущение чуть нагрело щёки, пока ноги вели к нему.

— Знаешь, тебе очень идёт лесной зелёный, — вместо приветствия произнёс Какаши, вынимая ладони из карманов. — Хотя лазурный, конечно, самый лучший на тебе цвет. Не женщина, а радость каникул. Я это только сейчас подумал.

Потом взял её за руку и опустил кроткий поцелуй на тыльную сторону ладони. Канаде совсем залилась румянцем.

— Две недели не виделись, а ты уже поэт, — его искренность слишком смутила.

— О, мне не надо писать, только читать, — Какаши отпустил её руку. — Но чтец из меня хороший. Своя библиотека есть. Но, признаюсь, лёгкие романы — моя слабость. В них всегда всё хорошо заканчивается.

— Этим они и славятся. Главное, чтобы написаны были неплохо.

— Ну да. Пройдёмся? Тут ёлки красивые. У вас такие не растут.

Какое-то время неловко молчали.

— Что ты думаешь об изгородях? — неожиданно спросил Какаши.

— Об изгородях? — Канаде даже обернулась.

— Ну да, — он смотрел куда-то в сторону, пряча ладони в карманах. — Об изгородях. Вокруг дома. Домов. Я тут задумался недавно… У всех, понимаешь, разные мнения.

— Ну, — Канаде моргнула. — Не знаю… Декоративные. Мне они не нужны. Никогда не задумывалась.

— М-м. В квартире живёшь?

— В пещере.

— Где?

— Раньше в колодце жила.

— Что?

— У Мизукаге традиция такая, не оставлять о себе нормальной информации на память, и всё начинается с жилья, — Канаде не поняла, почему начала оправдываться.

На неё продолжали многозначительно смотреть.

— Темно, но уютно, я подсветку сделала, — она скрестила руки на груди. — И… шторы висят.

— А окна? — Какаши одёрнул себя. Прочистил горло. — Так. По поводу изгороди.

— Я за декоративную, — послушно вернулась к теме Канаде. — Можно ещё кусты. Какой смысл в «глухой» изгороди в Кири, если у нас туман?

— Логично, — после долгой паузы резюмировал Какаши. — Учту.

— Ты задумался о покупке дома? — вежливо, чтобы поддержать разговор, осведомилась Канаде.

— Я? Нет. Я живу, считай, один. Иногда с моими нинкенами.

— Тогда зачем решил учесть?

— Ну так ведь…

— Что?

— Я потом перееду.

— Благое дело, раз нинкены, — кивнула Канаде. — Моему призыву многого не надо, например. Близость к океану уже делает их счастливыми… Собакам тоже простор нужен. Но им и дом полагается.

— Им нужно всё то же самое, что и людям. Хотя, если честно, мне с ними нередко бывало проще, чем с людьми. Как ты относишься к собакам?

— Ну, — Канаде задумалась. Её об этом никогда не спрашивали. — Многим зверям не чуждо… если не сочувствие, то соучастие.

— Но что по поводу собак?

Канаде замялась.

— В детстве мне попадались или бешеные, или умирающие, в основном, — призналась она. — Бездомные. И тех, и других я… убивала и хоронила. Они страдали, так что…

— Молилась над ними?

— Конечно. Они же не были виноваты в том, что с ними сталось. Если животное долго было рядом с человеком, то душа его тоже уходит вверх по дымку благовоний. Мне приятно думать, что хозяева, почив, воссоединяются со своими пушистыми друзьями. Любовь заразительна, знаешь ли. Животное, полюбив человека, становится человекоподобным, в какой-то степени. Выходит за рамки своей сути. А это, как раз… отличительная черта нас, людей. Значит, животному дорога в вечность. Как и нам.

Помолчали. Какаши о чём-то размышлял.

— Извини, если испортила настроение, — неловко потёрла шею Канаде.

— Не извиняйся. Твои мысли меня не пугают.

— Как скажешь.

— Не извиняйся, — тихо повторил Какаши. — У тебя добрые мысли. За них не стоит просить прощения.

И взял её за руку. Тёмно-синяя перчатка джонина красиво контрастировала с молочного цвета пальцами. Канаде почти не могла разглядеть тонких белесых шрамов от чакры молнии.

У него были руки палача. Она не знала, как Какаши с этим жил.

— Что-то не так? — чужой голос был тих. Чувствовал чужие эмоции, но не мог их угадать.

Канаде рассматривала их переплетённые пальцы. Потом, повинуясь бессознательному, поднесла его ладонь к себе, опустила на губы призрачным поцелуем — Какаши замер. Мягко отпустила, позволила своей руке мягко соскользнуть с его.

— Тебе не чужда нежность, — произнесла, не думая. — И её отголоски прекрасны своей трагичностью. Я бы воспела, да слов, наверное, не найду.

И медленно пошла дальше. Она уже сказала, что хотела.

Какаши скоро её догнал.

— Собаки — друзья человека, — с преувеличенным энтузиазмом продолжил он. — Кошки, разумеется, тоже, но на не всякую кошку можно положиться. Если заглянешь ко мне как-нибудь в гости, то я, может быть, покажу тебе моих нинкенов. Всё равно им было бы неплохо на тебя посмотреть.

— Чтобы запомнить мой запах?

— В том числе. Вдруг им понадобится передать письмо.

— И ты пошлёшь их плыть через океан?

— Не плыть, а бежать.

Канаде тяжело вздохнула. Это она уже проходила. Отношения на расстоянии.

«Не умею я выбирать мужчин», — укорила саму себя. — «Второй раз… и снова разделяют и суша, и океан».

— Мера безопасности, — вдруг продолжил Какаши. — Место официального посла мне уже гарантировано, остались мелочи.

— А? — Канаде встрепенулась, выдёргивая себя из мыслей.

— Послам ведь предполагается жить там, куда их отправляют. Если и мне выделят пещеру, буду рад. Но окно, не обессудь, себе выдолблю.

Канаде не без изумления посмотрела него. Какаши улыбался, щуря глаз.

— Ты серьёзно, — наконец произнесла не без растерянности.

— Ну да.

— А как же отечество?

— Служу и буду служить, просто немного иначе.

— И тебя отпустят?

— Не отпустят, так вытолкают. Поводы дам.

— Ради, — Канаде неопределённо махнула рукой.

— Ради тебя, ради себя, ну и, — он спрятал ладони в карманы, ссутулился.

Канаде… к своему стыду, потеряла дар речи.

— Я настроен серьёзно, — продолжил, как ни в чём ни бывало, Какаши, всё ещё глядя в сторону.

— Но мы даже ещё не… не было ничего! — Канаде невнятно махнула рукой.

— Будет, если позволишь.

— Но…

— На меня никто не жаловался, если что, — он будто немного смутился. Прочистил горло.

Было в нём самом что-то от собаки, и не от какой-нибудь, а от пастушьей — резвой, умной… пушистой. Как только Канаде не разглядела сразу, она не понимала. Захотелось вдруг погладить его по вечно взъерошенным волосам. Растаял бы под лаской?

— Показать тебе, где я живу? — Какаши всё ещё смотрел в сторону. — Хочешь?

Канаде невольно кивнула.

— Тогда пойдём, — и подставил локоть. Взялась за него.

Чужая аура засеребрилась. Померещился запах грозы, свежий, сильный, хотя на небе кудрявились совсем спокойные облака.

— Между прочим, ни пылинки на шкафах, — не без гордости заявил Какаши. — И даже пол протёр, и ещё чай купил, и сладкое к нему есть. Ты меня в Кири угощала, теперь моя очередь. У тебя ведь нет никаких аллергий?

Канаде, растерянная, с пылающими щеками, покачала головой.

— Вот и здорово, — резюмировал Какаши. — Значит, и на обед тебя завтра приглашаю. Можешь одна прийти, можешь и с сопровождением, пусть посмотрят, как живу, меня это не смутит. Я безукоризненно готовлю всё, что связано с баклажанами.

— Тогда… я посуду помою, — наконец нашлась Канаде. Она не собиралась брать с собой ни Мей, ни Суйгецу. Ещё было для этого рано.

— Не-а. Мой дом — мои правила. Вот перееду в Кири… там диктуй любые условия. Но окно всё равно требую.

Канаде на него смотрела, никак не интерпретируя свой взгляд, и даже не пытаясь его отвести.

— Я за тобой ухаживаю, — подвёл черту Какаши, глядя вперёд. Кончики его ушей предательски розовели. — Мы ведь всё уже обсудили. И если ты мне хочешь что-то сказать про «бросаться в омут», то не трать силы. Я в моём омуте обитаю почти всю сознательную жизнь, как выяснилось. В некоторой степени. Но сейчас проснулся. А ты здесь.

— Никакой ты, значит, не утопленник.

— Разве?

Канаде покачала головой:

— Ты очень хороший пёс, который слишком долго был чудовищно одинок.

— Это добрый комплимент, — он моргнул. — Знаешь, исторически Хатаке были связаны с волками. Но я вышел совсем домашним, что, в принципе, не так уж и плохо. Слишком часто образ волка употребляют для всяких пылких сравнений, а уж в лёгких романах, — и даже неловко рассмеялся. Покачал головой.

— А я кто?

— Лейтмотив всех моих снов.

Она догадывалась, как именно преследовала его под закрытыми веками, и снова стало совестливо, неловко и грустно, несмотря на лёгкость чужого тона. Какаши разомкнул их локти, взял её за руку.

— Не вини себя в правде, — произнёс тихо. — А ещё…

И умолк.

Пальцы палача рассеянно перебирали фаланги плакальщицы.

«Но если я, по его словам, сказительница, то кто тогда он?»

— Я влюблён, — вынес свой вердикт, как приговор. — И в этом нет ничего удивительного. Во мне что-то умерло, когда мы впервые встретились… и что-то ожило, когда столкнулись снова. И не говори, что с тобой было не так. Только ты после своей «смерти» попала в рай, а мне оказалась туда дорога закрыта. В аду, впрочем, я тоже не был. Видимо, попросту не упокоился.

Канаде остановилась, и он тоже. Светлый взгляд упёрся в тёмное око.

— Это был не рай, — произнесла, печально улыбаясь. — Просто сон. Долгий… долгий сон. Немного лихорадочный, пожалуй, — и сардонически усмехнулась. Посерьёзнела. — В реальности нет ничего плохого. Только, признаться честно… в какой-то момент мечтать разучилась. Но это, наверное, и есть взросление.

— Неправда.

— Разве? Все «взрослые», которых я знаю, будто бы ни о чём не мечтают.

— Они или устали, или держат свои карты поближе к груди, или и то, и другое. Дети мечтают без стеснения, потому что ещё не знают, сколько найдётся желающих отобрать у них надежду на новый день. В их фантазиях нет никакой смелости, только наивное бесстрашие.

— Ты прав, пожалуй, — Канаде медленно моргнула. — Ещё добавлю тогда, что… на смелые мечты мы порой и не рассчитываем, — отвела взгляд. — Зачем тебе становиться послом в Кири, если твой дом здесь?

Какаши какое-то время молчал.

— Знаешь… во мне много разных недостатков, и в некоторых даже есть своя польза. К сожалению или к счастью, с какой точки зрения не посмотри… я никогда не был трусом. Даже если боялся до дрожи в коленях.

И чуть сжал её руку.

— Я не могу перекроить для тебя мир, — произнёс тихо. — И себя не смогу. Но что есть во мне хорошего, разделю с тобой, если позволишь. Я к тому что… я никогда не предам моей родины, но ты никогда и не потребуешь. Можно переехать к тебе в Кири. Можно даже осесть. Насовсем. Если не выгонишь. Более того, моя кровь на бумаге отнюдь не считается ценной — это давно усвоил… Я к тому, что, — и прервал себя, порывисто отвернулся, чтобы не сказать лишнего.

В груди так болезненно тянуло, что сбилось дыхание.

Канаде не могла произнести: «мне страшно», «я уже одного похоронила», — чужая красота, оголённая, несмотря на бандану, маску, закрытую одежду, била наотмашь, отзывалась болью на лице, но хорошей болью, как от перекиси на рану. Сглотнула ком в горле.

— Оставил без слов писателя, — только и смогла выговорить. Но в собственных словах померещилась лишняя для разговора ирония, поэтому всё-так вынудила себя. — Мне страшно, Какаши.

— Не бойся, — немедленно повернулся к ней, — я с тобой. Ты лучше меня во многом, но я куда более успешный убийца. Гай ещё скажет мне, о чём вы с ним поговорите, но вряд ли это что-то, что я не смогу пережить. Если боишься, что умру первым.

Сердце билось слишком гулко, чтобы смотреть на его лицо. Сила давила на виски густым туманом.

Судорожно выдохнула.

— Ты мой последний, — и в словах прозвенело пророчество. — Не обещай мне выжить, — и подняла взгляд. — Но если не выживешь, если умрёшь первым, просто знай — я стану по-настоящему безутешна. Постарайся.

— Значит, ты не будешь против моего посольства в Кири? — Какаши опустил ладони на её плечи.

— Если, — она прочистила горло, — если для тебя это не жертва.

Он улыбнулся.

— Какая жертва. Кто-то счёл бы это и вовсе отличной карьерной возможностью, — и снова посерьёзнел. — Но я тогда вряд ли с должности куда-то денусь. Тебе надо решить.

Сила вокруг была светлой, чистой. И надежда была в ней, и вера, и…

— Я знаю, что, возможно, смущаю моей решительностью, — Какаши отвернулся, отошёл на пару шагов, снова спрятав руки в карманы. — Но пойми меня. Если… если брать туман за метафору… то я скитался в нём с первой нашей встречи. Не как неприкаянный или заблудший, просто… без тебя. В сплошном многоточии. Твои глаза снились мне годы напролёт, но этот маяк был далёк, и нельзя было дотянуться, достичь. И нет, всё же был утопленником — по роду деятельности, по крайней мере, поскольку смерть не боится смерти. Но теперь с чистого листа красная строка, и время жить, а не умирать, и…

Канаде привлекла его к себе, и Какаши повиновался.

— Тебе нужно время, я знаю, — продолжил он, глядя в сторону. — Сколько хочешь. Следопыты умеют ждать.

— Переезжай, если не боишься, — Канаде чувствовала искренность своего взгляда, но всё её внимание было направлено на Какаши. Запах грозы дурманил нос. — Сам только не ошибись. Я не идеальна, Какаши.

— Я знаю. Я видел. Но дело ведь не в этом.

— А в чём тогда?

Он не смотрел ей в глаза.

— Какаши.

Канаде, поднявшись на цыпочках, мягко коснулась губами щеки под маской.

— Не сравнивай себя ни с кем. Да, я… не мучаюсь тобой. Но не потому что не, — и осеклась, не решаясь. — Просто…

— Потому что я надолго.

Она вздрогнула. Его слова отозвались в Силе.

— Я надолго, Канаде, — стянул с себя маску, прижал к себе, давая возможность выскользнуть.

«Не покоряйся мне, но не прогони», — не сказал он.

В поцелуе не было и оттенка горечи; карманы зелёного жилета давили на грудь, ладонь со шрамами легка на талию.

В поцелуе не было ни жажды, ни голода, ни стремительности. Взъерошенные волосы под пальцами казались мягкими-мягкими, почти как шёрстка кота или пастушьей собаки.

Какаши отпрянул, заглянул к ней в глаза.

Наклонился снова, глубоко вдохнул запах волос.

— Не поменяла ни шампунь, ни духи, — пробормотал. Мягко задел носом ухо; Канаде сладко вздрогнула. — Хорошо…

Что-то победоносное отразилось на его лице, когда выпустил из рук, сделав шаг назад. Натянул обратно маску.

И, наклонив голову вбок и прищурив глаз, только и спросил крайне довольным голосом:

— Так что? Может быть, чай?

Chapter Text

Беседа состоялась в настолько узком кругу, что даже АНБУ отпустили из кабинета. Собралось всего четверо: сама Канаде, Майто Гай, Нара Шикаку и, почему-то, Какаши. Возможно, напросился. Не исключено, что с некоторыми угрозами.

— Начну издалека, — Канаде со вздохом откинулась на стуле. Взгляд её стал задумчивым. — Ягура стал Четвёртым Мизукаге около тринадцати лет назад. До него правителем Кири был тиран и деспот, ни имени, ни лица которого мы не знаем. Традиция сохранять анонимность, хотя бы сравнительную, всё ещё сильна в нас, поскольку туман полон тайн. Но дело не в этом. Итак, — и невольно вздохнула снова. — Третий Мизукаге был тираном и деспотом. Яркий пример тому — генины его эпохи. Из Академии выпускались посредством смертельной дуэли; только я и Забуза стали неприятными исключениями из этого правила.

Канаде почувствовала, как на неё вытаращились, и не стала придавать этому значения.

— Третий Мизукаге был, тем не менее, полезен, — её голос был мрачен. — Он не позволял слабым жить, чтобы в войне имели значение лишь сильные. Но война начала подходить к концу, и Ягура, уже какое-то время собиравшийся прийти к власти, стал джинчуурики — и добился позиции Мизукаге. И никто не узнал, каким способом. Но что ещё хуже, Ягура радикально изменился. Он не был прежде плохим человеком, насколько мне известно, всего лишь сыном своей эпохи, и многие его идеи имели вес. Но Ягуру словно подменили, и тайну произошедшего туман тоже сокрыл. Именно поэтому начало расти революционное движение… но не только. Тирания Третьего Мизукаге хотя бы имела смысл, пусть и донельзя жестокий. Но Ягура словно сошёл с ума. В конце концов, какой лидер захочет истребить собственную нацию?

Она закурила.

— Как выяснилось, Ягуру контролировали, — произнесла после паузы. — Извне. Наш даймё и весь его кабинет министров тоже стали жертвами. Очень специфическое гендзюцу. Мы их, в итоге, и не убили вовсе, хотя бой был… Цель стояла развеять иллюзию, скинуть контроль, и её мы достигли. Опросить жертв не смогли, их тела не выдержали снятие гендзюцу. Между тем, — она затянулась. Выпустила дым. — Я познакомилась с Расой. И выяснилось, что как Суна, так и сама страна Ветра тоже стала жертвой «кукловода». У них всё началось с убийства Тессы, предыдущего Казекаге… Затем пал жертвой двор даймё.

Ещё одна затяжка. Выдох.

— А потом к нам пришло подтверждение, — и, наконец, посмотрела на собравшихся перед ней людей. — Хотите послушать? Там и про вас есть.

Ей кивнули.

Слова «кукловода» перед затонувшим кораблем прозвучали в их головах.

— Святые боги, — пробормотал побелевший Шикаку.

Какаши нахмурился.

— Расу он и убил, скорее всего. Если не самостоятельно, то через сообщника, — спокойно сообщила Канаде. — Мы знаем, что у него есть способность возникать из ниоткуда и исчезать в никуда. Он в своём монологе говорил, что собирался помиловать, но, видимо, передумал.

— Откуда вы знаете его способности? — абсолютно серьёзно спросил Гай.

— Он раньше наведывался к нам. Следил за мной.

Мужчины перед ней остолбенели.

— Я же сенсор, — вяло улыбнулась Канаде. — И весьма неплохой. — И посерьёзнела. — Он давно к нам не заглядывал. С экзамена на чуунина здесь, если быть конкретными. В Суне знают о нём, понятное дело. Эй предупреждён. И с самим Сарутоби Хирузеном у меня тоже состоялась беседа об этом загадочном враге, — докурив, испепелила сигарету. — Он подозревал что-то неладное в закулисье. В принципе, я потому и согласилась на приглашение Конохи. Хотела предупредить.

Воцарилось молчание.

— Это психопат, — наконец произнёс Шикаку. — Творить зло ради зла…

— Скорее всего, обычный безумец с комплексом бога и неординарными способностями, — Канаде устало вздохнула.

— У него был учитель, — подал голос Какаши. — Значит, это длится не одно поколение.

— Гиперфиксация на Окабе-сан, — наконец заговорил сам Гай. И посмотрел не на неё, а на своего лучшего друга.

— Тем лучше, если я вскоре отправлюсь в Кири, — Какаши пожал плечами. — Моя репутация вам прекрасно известна.

— Он мог убить Расу из ревности, — подумал вслух Шикаку.

— Это вряд ли, — спокойно возразила Канаде. — Он мелькает в Кири вот уже тринадцать лет. Шансы изнасиловать и убить, или похитить и подчинить у него имелись. По крайней мере, до того, как я пришла к власти. Более того, — и мягко побарабанила пальцами по столу, — он позволил вылететь, когда сбегала, спасая последних клановых детей. Мне навстречу тогда вышел Ягура, подчинивший себе океан, и замахнулся он дважды. В первый раз сам биджуу в нём остановил атаку. Во второй раз Ягура рухнул, как марионетка с оборванными нитями… Так что нет, «кукловод» меня щадит, но не из чувства собственничества.

— Зачем тогда ему было убивать Расу? — Гай смерил её пристальным взглядом.

— Мы не знаем, — Канаде развела руками. — И Суна не знает. Я готовлю Кири к войне. Подумайте сами, — и опустила ладони на стол. — «Кукловод» признался в своём монологе, что и Коноха давно является его жертвой. Данзо вы выкорчевали. Но он ведь тоже взялся не из ниоткуда. Какой толк был Данзо беспричинно свирепствовать на родной почве? В масштабах, о которых я могу только догадываться, несмотря на свидетельствование резни? Почему уничтожили клан Учиха и только его, если аналогичным образом можно было ввести в опалу, а потом изолировать и остальные ваши кланы? И в Иве «всё посажено», согласно врагу, а к Кумо он пока не может придраться, но ведь есть и Малые Скрытые. Что-то ещё будет… Но альянс, по крайней мере, дрогнуть не должен.

И постучала указательным пальцем по столу.

— Вам надо подружиться с Кумо, — заявила. — Мало того, что по ним единственным в последнее время пока не били, у них много талантливых сенсоров. И Эй, — Канаде позволила себе улыбнуться, — настоящий мужчина. Он придерживается строгих принципов, с ним можно договориться, если сразу перейти к делу и говорить на чистоту… Единственное, придётся признать свои ошибки.

На неё моргнули.

— Избавьте, — фыркнула она. — Все давно догадались, что инцидент в Конохе с попыткой похищения наследницы клана Хьюга был делом Конохи. Если вы не знаете наверняка, значит, виноват был Данзо, а он мёртв. Тем не менее, всё равно придётся это признать перед Эем. Тем более, что Третьего Хокаге не любили на мировой арене как раз за то, что он обещал одно, а Данзо исполнял другое. За вами закрепилась двуличная репутация. В том числе поэтому я так долго собиралась сюда с первым визитом.

И поднялась со своего стула.

— На этом всё, — вежливо сообщила. — Оставляю вас с новыми мыслями.

— Канаде! — окликнул её Какаши, когда подошла к двери. — Как часто?

— М-м? — она обернулась.

— Как часто эта тварь посещала Кири?

Канаде моргнула.

— Ну, как правильно заметили, у него на меня некоторая гиперфиксация. Была, по крайней мере. Так что…

— Как часто, — Какаши выглядел абсолютно спокойно. И аура «подобралась», как в затишье перед бурей.

— Этого я даже моим телохранителям не говорила, — скрестив руки на груди, Канаде привалилась к стене. — Но не беспокойтесь. Он не знает, что я знаю… Я кого угодно могу «переждать», если захочу.

— Как часто.

— Ладно, — она моргнула. — Но моим приближённым действительно необязательно об этом знать. Пока «кукловод» наслаждается своей вездесущностью и анонимностью, ему не придёт в голову никого похищать, а потом шантажировать. Отвечая на твой вопрос… Зависит от него. Было время, появлялся чуть ли не каждый день. Но не у Башни, там всегда достаточно шиноби, и не у моего дома — он не знает, где я живу. Беспокоиться не нужно. Как мастер фуиндзюцу, я приняла меры. Вам тоже надо бы… Что-нибудь связанное с пространством и временем. По крайней мере, осторожно обезопасить стратегические места.

Какаши тяжело выдохнул носом.

Она вышла вон.

Суйгецу ещё не принял решение позаниматься международными отношениями, как международные отношения решили позаниматься им, хотя «окружать» ровесники Конохи как не умели, так и продолжали не уметь.

— Будем считать, что взятку я оценил, — запах рамена с говядиной ласкал ноздри. Бульон варили на костях, долго, с душой.

Конечно, он предпочёл бы пообедать за столом, но товарищи-дипломаты взяли всё на вынос. С другой стороны, листья звенели на лёгком ветру, и на солнце было ни жарко, ни холодно.

— Спасибо, — очень серьёзно кивнул Саске.

— Самый лучший рамен, даттебайо, отвечаю!

— Качество гарантированное, — и девчонка довольно просияла

— Вот только есть надо сразу, а то лапша разбухнет, — прокомментировал Наруто. И захлюпал супом.

— Кто ж так взятки даёт, — моргнул Суйгецу.

— Это и не взятки, а зародыш деловых отношений, — Саске подцепил палочками кусок говядины в своей миске.

— Могли бы и просто так подойти. Мы с тобой, Учиха, вообще-то вместе по Кири шатались.

— А теперь нас больше, — Саске был невозмутим. — И вопрос стратегический.

— А, ну да, — Суйгецу вспомнил последние слухи про тётю Канаде. Они были, конечно, фактами.

Тётя Канаде вернулась в отельный номер только вечером прошлого дня — и Суйгецу заметил в ней какую-то нежную расслабленность. Он не услышал вопроса тёти Мей, но зато ответ, сопровождаемый лёгким и звонком смехом — да.

«Ничего не было», — сказала наставница. Суйгецу понятия не имел, что это значило. Наверное, впрочем, что-то хорошее.

Ей было, понятное дело, очень грустно после похорон. И Суна никак не поддержала Мизукаге, которая столько для них сделала. Райга пытался, конечно, выяснить, как так получилось, но ему говорили, что время было нужно, и так далее, и тому подобное. Потом Пакура потеряла ребёнка после покушения противников режима на нового Казекаге, и, в общем… Суйгецу подслушал, что Райга и его девушка расставались. Не по его инициативе. Тётя Канаде, которая мягко пыталась избавиться от слово «тётя» из обращения своего ученика, ничего об этом не знала.

Ао и Ширагику, да и все, за неё сердились, потому что получалось, что она отдала многое чужому народу через чужого лидера, а взамен получила едва ли половину. Но Хатаке им понравился. Он, прибыв в Кири во второй раз, почти сразу уведомил, кого надо, в том числе и самого Суйгецу, о намерении ухаживать за Канаде и дал понять, что готов и к спаррингам, и к серьёзным разговорам, лишь бы его подпустили попробовать. Революционеры оценили такой подход. Хатаке бился с Ао в первую очередь, пересаженный Шаринган против пересаженного Бьякугана, и лучший оинин Кири остался удовлетворён. И Ширагику вызвалась, и Джузо, и Забуза, и Кисаме, и Мей, и Кимимаро, и Хаку… Хатаке предложил подождать прибытия Райги до своих первых манёвров в сторону Канаде — этот жест тоже оценили. Суйгецу на бой не вызвался, решив не вмешиваться.

Райга черкнул из своего очередного дипломатического путешествия пару слов о том, что за саму серьёзность подхода согласен. Расе не пришло в голову спрашивать у неформальной семьи Канаде какого-либо разрешения.

— Стратегический, — согласился серьёзно Суйгецу, выдержав паузу.

Опять же, дети Казекаге лично с ним ни разу не изъявили желания обсудить ситуацию, чтобы, возможно, как-то помочь своему отцу и его возлюбленной.

Выходило, что Кири недооценила Коноху и переоценила Суну. «Лесные» шиноби, как выяснилось, знали толк в чести. Значит, биполярность их политики (это Суйгецу тоже удачно подслушал) касалась, в первую очередь, эпохи Третьего, а не народа в целом.

В общем, Хатаке смог добиться искреннего уважения верхушки Кири. На него, конечно, всё ещё смотрели не без настороженности… Но Мей, узнавшая напрямую от Канаде, уже отправила весточку домой о том, что Хатаке всерьёз решил заделаться официальным послом, чтобы бросить якорь в Скрытом Тумане, не изменив родине. Это тоже был жест чести. Хатаке, славившийся патриотизмом, поставил на кон свою профессиональную карьеру, лишь бы попытать счастья, наплевав на предстоявшую тоску по родному дому и прочие последствия.

Суйгецу узнал от Ширагику, что его и вовсе, было дело, хотели сделать Хокаге, только Хатаке отказался, решив не изменять себе. На это даже Ао не без уважения покачал головой.

Вышеперечисленное Хозуки трём ровесникам-чуунинам и изложил.

— Мы, можно сказать, одобряем, — подытожил. Его очень внимательно слушали. — На данный момент, по крайней мере. Но было бы неплохо обернуть всё так, чтобы ваш учитель периодически всё же возвращался сюда, у него ведь здесь друзья, да и вы тоже. Хотя вас можно к нам приглашать.

— У нас всякие праздники и фестивали, — задумалась Сакура. — У вас, наверное, тоже.

— Да, чем не повод, — Наруто тоже был задумчив. — Можно даже что-то новое придумать…

— Или какие-нибудь программы по обмену, временные, — предложил Саске. — У нас очень мало специалистов меча, например, но зато много врачей.

— О, а вот это прям мысль для более глубокого сотрудничества, — кивнул Суйгецу. — Надо только придумать, как подать под правильным соусом, чтобы не слишком очевидно было.

И они принялись за планы.

У Шикаку начинал садиться голос от чрезмерных разговоров, но, слава всему, этот был последним. И говорить надо было не ему, а другим — вводили в курс дела двух саннинов; Цунаде возилась в госпитале и наотрез отказалась на встречу вне графика.

Что же касалось Джирайи и худо-бедно реабилитированного в глазах общественности Орочимару, которого всеми силами заманивали обратно из-за нехватки сильных кадров, то с ними вёл беседу, в основном, Гай, поскольку ему и полагалось.

— Дело не только в гендзюцу, — в повисшем молчании задумчиво произнёс Орочимару после того, как саннинам дали прослушать монолог «кукловода». Никто не спросил, как Мизукаге удалось достать такую информацию, да и вряд ли бы она сказала, но стоило в будущем попробовать. — Окабе Канаде этого пока не знает. Как и её окружение.

— Что ты имеешь в виду? — резко повернулся к нему Джирайя.

— Ты ведь так и не спросил меня о подробностях о моего публичного грехопадения, — голос Орочимару был спокоен. — Более того, вы не знаете, о чём я, поскольку никогда не ощущали её чакру в полной силе. Или в полном гневе, если угодно.

Шикаку почему-то посмотрел на Какаши. Тот стоял, не двигаясь.

— У неё очень необычная чакра, — продолжил, между тем, Орочимару. — Будто бы не от мира сего. Признаюсь честно, ни в ком ничего подобного прежде не видел. Чистый свет. Именно столкновение с Окабе Канаде в полной боевой готовности и вытащило меня с гибельной тропы, — и скрестил руки на груди.

— Уточните, господин Орочимару, — вежливо произнёс Гай.

— Ты мне нравишься, поэтому уточню, — повиновался змеиный саннин. — После смерти Минато, когда Данзо меня нанял, якобы с полным согласием учителя, для секретной исследовательской деятельности, я почувствовал неладное с самим собой. Однако всевозможные тесты не показали наличие заболевания. «Не ладность», тем не менее, продолжала усугубляться, меняя самую мою суть. В попытке замедлить странный и, признаться честно, пугающий процесс, который сам не мог никак проанализировать, я придумал «проклятую печать». Выражаясь простыми словами, она должна была открыть канал для безопасного потребления природной чакры, чтобы непонятный недуг вывести. Эксперимент, впрочем, был провальным. Не отдавая себе отчёта, я создал её паразитом, поскольку «якорь», фильтрующий природную чакру, был связан с моей собственной энергией. Можно будет переписать печать, тем не менее. Но об этом позже. Мне этот способ не помог. И тогда я, ещё больше погрузившись в недуг, побочным эффектом которого является, как выяснилось, безумие, придумал способ обновления энергии — смены тела с переписью нового «сосуда» под себя.

На него молча и внимательно смотрели.

— Это тоже не помогло. Но потом… я столкнулся с Окабе Канаде. И она, в момент встречи, пребывала в полном гневе.

— Я думал, она никогда не злится, — озадаченно моргнул Джирайя.

— Её гнев действительно очень трудно вызвать, полагаю, — покладисто согласился Орочимару. — Он не был направлен на меня. В то время я состоял в организации Акацуки. Они нанимали нукенинов для самых разных заданий… Не хватает, всё-таки, социума, когда уходишь из Деревни. И моим партнёром был Акасуна но Сасори. Он искал Окабе Канаде. Хотел пополнить свою коллекцию марионеток. Как выяснилось, души тел, которые он использовал для своих кукол, не могли найти покоя. Собственно, так Окабе Канаде и пришла в гнев. Она не только убила Сасори, но и отказала его душе в покое.

На саннина теперь откровенно таращились, и сам Шикаку тоже ничего не собирался делать с собственным выражением лица.

— Радиация её светлой чакры была настолько сильной, — спокойно продолжил Орочимару, — что я, наблюдавший со стороны, не заметил, что мой недуг взял и прошёл. Сознание прояснилось впервые за несколько лет. Я был удивлён… Немедленно бросил Акацуки, уведомив их о смерти Сасори, и углубился в исследования. Образцы моей чакры с «недугом» у меня уже были. И я понял, что находился под властью энергетической радиации. Она оказалась вытеснена чакрой Окабе Канаде по одной простой причине… Её собственная энергия — чистый свет. Я же в какой-то момент оказался под влиянием тьмы. Не только в метафорическом смысле. Именно поэтому природная чакра никак не могла помочь. Она, в своём естестве, «серая», если угодно.

— Значит, вы полагаете, что вас «заразили», — задумчиво проговорил Гай.

— Выражаясь простым языком, да, — медленно кивнул Орочимару. — Я сам никогда не был «светлым». Мой змеиный кеккей-генкай «сер», поскольку взаимосвязан со змеями, то есть с природой. Ты, Майто Гай, «светел». К сожалению, определить градацию «свет-серость-тьма» крайне сложно, поскольку она связана не только с чакрой, но и с душой… Тем не менее, моё трактование данного феномена объясняет, почему Окабе Канаде до сих пор никто даже не попытался сместить с позиции власти. Туман и океан находятся под влиянием её чакры, засим не дают злу пустить свои корни. Возможно, в том числе поэтому «кукловод», который, скорее всего, является источником радиации тьмы, перестал навещать Кири — подсознательно. Окабе Канаде не зря прячет свою чакру. Но она, скорее всего, перераспределяет её. Не зря говорят, что Мизукаге контролируют свой туман… в какой-то степени, он отражает их волю. И воля Окабе Канаде — добрая. И мощная.

— Подытоживая, — Гай оставался серьёзным. — Ты считаешь, что Данзо находился под радиацией тьмы, как и ты.

— Не могу сказать, висело ли на нём то самое искусное гендзюцу, — развел руками Орочимару. — Если оно было на мне, то процесс смены тела его снял. Но я всё равно был… нездоров. И помогло мне именно столкновение с полной мощью Окабе Канаде. На тебе, — он прищурился, — ничего нет. Ты светел сам по себе. И на мастера наваждений едва ли можно повесить какую бы то ни было иллюзию. Если покрываешь себя сильным гендзюцу, оно снимает нанесённое. А ты своё используешь несколько раз на дню.

Шикаку устало потёр лицо.

— То есть, — произнёс, — неизвестный нам враг не только контролирует гендзюцу своих марионеток, но и заражает радиацией чистого зла многих других, чтобы… подтолкнуть к безумию.

— Я считаю, что так, — спокойно кивнул Орочимару. — Поскольку, в моём случае, проблемой являлась именно радиация тёмной энергии. Свет не менее заразителен. Но он толкает к созиданию, а не к разрушению. В своём монологе «кукловод» ведь сознался, что «долго душил Коноху». Поскольку нашего нового Хокаге радиацией тьмы не взять, а свет, соответственно, заразителен, он потерял нас, как поле для своих замыслов. Окабе Канаде права, — Орочимару посерьёзнел. — Следует начать медленные приготовления к войне. Если «кукловод» лишится своих игрушек, то, рано или поздно, пойдёт в открытую.

— Значит, тем более, её стоит защитить, — подал голос Какаши.

— Это вопрос решённый, — Гай не стал на него оборачиваться.

— Вот как? — вежливо осведомился Орочимару.

— Какаши будет отправлен послом в Кири, — кивнул Гай. — Но так мы лишаемся одного мастера фуиндзюцу.

— Я не мастер, — немедленно возразил Какаши.

— Специалист, — кашлянул Шикаку. — Но у нас и таких почти нет.

— Необходимо разработать и внедрить печати, которые не только смогут перекрыть неожиданные появления «кукловода», но и радиацию тьмы, — продолжил Гай.

— Транслируй свою «Силу Юности» каждое утро, — фыркнул Орочимару, — и зло не осядет.

— Вы думаете, это поможет? — Гай задумался.

Шикаку немного поплохело.

— Мальчик мой, ты же теперь диктатор, — елейно улыбнулся Орочимару. — Раз под твою дудку обязаны плясать, играй, что нравится.

— Господин Хокаге, — у Шикаку аж в горле пересохло от перспективы «Силы Юности» на государственной основе.

Гай медленно улыбнулся. А потом просиял.

«За что», — подумал Шикаку. — «Ну за что. Я не хочу вставать в пять утра, чтобы в половину шестого нарезать на руках круги вокруг Конохи».

— Утренняя зарядка для всех! — Гай, блеснув белозубой улыбкой, показал большой палец. За его спиной случился восход.

— Убейте меня, — подумал вслух Шикаку. — Или помилуйте.

— Мы заведём радио! — не обратил на него никакого внимания Гай. — Радио «Коноха»! И играть на нём будут бодрую музыку! И, конечно, утром — программа зарядки с инструкциями! Надо поручить Иноичи…

— Не надо, — взмолился Шикаку.

— Он справится! — и Гай опять просиял. — А поскольку у нас будет хорошая музыка, то слушать будут все! И мы сможем даже пригласить оркестр Кири для нескольких живых выступлений!

— О, отличная идея, — обрадовался Джирайя. — Я бы такое послушал. Знаешь, ещё можно периодически давать всякие интервью, чтобы привлекать аудиторию. У Конохи есть целый один писатель. И госпожу Канаде с Момочи Забузой можно будет позвать. И продажи поднимем, и слушатели будут.

— Прекрасно!

Шикаку надел, наконец, солнцезащитные очки, но это никак не помогло.

— На меня в этом всём не рассчитывайте, — предупредил Какаши. — Я буду в Кири. И, на заметку, в качестве посла прекрасно справлюсь один.

Гай усмехнулся, пассом руки отменив своё сияние. Шикаку выдохнул.

— Кстати, почему именно Какаши назначили? — с еле заметной претензией спросил Джирайя, скрестив руки на груди. — Желающих много.

— Я с ней встречаюсь, — Хатаке прищурил глаз в улыбке.

— Это как так получилось? — Джирайя даже забыл про свою претензию. — Окабе Канаде ведь нельзя желать! Печати таким образом настроены.

— Желать нельзя, любить можно, — Какаши ещё сильнее прищурил глаз.

— А как же Раса? — удивлению Джирайи, видимо, не было конца.

— Он умер, — сообщил Какаши, как будто все участники собрания не присутствовали на похоронах. — Жизнь течёт своим чередом, а Канаде молода и удивительна. Что странного в том, чтобы женщина любила дважды? Вы ведь писали об этом, Джирайя-сан. А я читал.

Жабий саннин в полном недоумении почесал затылок.

— Но хоть взаимно всё? — наконец спросил. — А то вдовы, знаешь ли…

— Остолоп, — с обманчивой мягкостью произнёс Орочимару, поворачиваясь к своему товарищу. — Не докапывайся до мальчика. Жизнь — это тебе не бульварный роман.

— И это ты мне говоришь? — возмутился Джирайя.

— Не один только ты ходил по вдовам что во Вторую войну, что в Третью, — хмыкнул Орочимару. — И очень многие приёмы по матчасти ты узнал, в первую очередь, от меня. Хоть где-то это указано? Но не об этом сейчас, — и отмахнулся от собственных мыслей. — Отстань от мальчика. Более того, знать надо — вдова, это женщина, которая была замужем. Их горе куда больше, нежели горе женщины, потерявшей возлюбленного, потом что замужняя теряет не туманные перспективы, которые могли бы обернуться браком, а саму жизнь в браке. Иначе говоря, незамужняя испытывает крах кое-чего насущного, но, в первую очередь, крах иллюзий. Потерявшая мужа переживает крах совместной жизни, стабильности и семьи. Это другое. Именно поэтому про вдов говорят, что они безутешные. Разница есть. Чувствуешь?

В кабинете повисла неловкое тишина.

— Итак, — прогремел Гай, снова наполняясь «Силой Юности». — Радио!

Шикаку со вздохом опять нацепил солнцезащитные очки.

Chapter Text

Когда-то давно, но, в общем-то, и недавно, в те времена, когда туман пах землёй и водорослями, когда на деревьях висели не воздушные змеи, а босоногие висельники, когда не живые птицы пели под небом, а раскалённое железо в кузницах, когда волны брали много, а отдавали мало, когда младенцы ждали месяцами, чтобы увидеть в первый раз свою тень на песке, жил-был один дудочник.

Запомнили его слепым на один глаз и хромым на одну ногу. Он не был, из редких описаний, ни молод, ни стар; ни жены у него не было, ни детей, ни любовницы, ни даже любовника. Никто будто и не пытался соблазнить его, отчасти слепого, отчасти хромого, хотя музыка, которую он играл, брала за живое, за самую последнюю струну, от которой спалось спокойнее, или наоборот.

Дудочник, на самом деле, был красив — как и все Кагуя. Собственно, что отличало от остальных, так это хромота на правую ногу и левый «рыбий» глаз — серый, как туман в конец предрассветных сумерек, безответный, молчаливый, холодный, как молитвы опустошённых и спятивших, готовых уйти то ли в землю, то ли в воду. Лицо Дудочника долго несло в себе молодость; лишь изредка давали о себе знать глубокие морщины вокруг глаз — кожа у него была морской, хоть и бледной, соль с молоком.

Судя по всему, Дудочник мало спал и плохо ел; его украшали сине-зелёные, как те же водоросли, круги под глазами, словно возражая двум красным точкам на лбу; что же казалось одежды, то его юката, белая, плавно переходившая в бордовый, подпоясанная отрезком корабельного каната, свисала с него, как накидка с пугала, обнажая сильную, исстрадавшуюся грудь. Штаны он всегда носил чёрные, как уголь. И бродил когда босой, когда в самодельных сандалиях.

Его можно было встретить в разных местах в разное время дня и ночи. Нарочно найти Дудочника почему-то никогда не получалось, даже если скорбная трель его флейты висела будто над самым ухом, то ли правым, то ли левым. Встречи с ним всегда были случайными. Между первой и второй могли пройти не только месяцы, но даже годы; и это касалось, в том числе, членов клана Кагуя, знавшим о нём едва ли больше, чем кто-нибудь другой.

Когда Куросуки Райга, которому на тот момент было всего шесть лет, спросил: «а почему вас никто не может найти, если нарочно ищет?» — Дудочник дал ему ответ.

И он был таков:

— Встречи диктуются великим Всё и великим Ничего, — голос загадочного музыканта звучал, как ветер, пойманный в глиняный кувшин. — Едва ли ты встретишь одну и ту же рыбу на одном и том же коралловом рифе.

— Но вы же не рыба! — воскликнул тогда маленький Райга.

— Нет, — Дудочник позволил себе призрак печальной улыбки. — Не рыба. Но разницы будто бы нет, — и продолжил играть на своей костяной флейте.

Райга видел его с тех пор только один раз — когда не стало Амеюри Ринго. Дудочник пришёл посмотреть на пылающий дом, принеся с собой своё почтение. И когда Райга в первый раз поднялся с колен после молитвы, смысла которой ещё не успел осознать, то вдруг понял — музыка смолкла.

Дудочник на людях никогда не переставал играть.

— Почему вы прекратили? — в Райге, несмотря на боль, несмотря ни на что, не погасло любопытство.

— Я бы сказал тебе, но ты не поймёшь, — Дудочник был задумчив. Он смотрел то ли на огонь, то ли на дым. — И вряд ли кто-нибудь поймёт. Для этого ещё не пришло время. Хорошо, что мы встретились дважды. Я должен был это увидеть, — и растворился в вездесущем тумане.

В первый раз Дудочник встретил Окабе Канаде, когда она шла в Академию. Девочка не опаздывала, в глазах сидел страх, дрожали её ладони, но не колени. Она чувствовала жажду безумцев до светлого кувшина своей души, чувствовала жадность, чувствовала зависть, мрак человеческих сердец окружал маленькое тело высокими стенами — и всё равно шла, поскольку долг её был идти.

Костяная флейта стреляла бесшумно и метко, когда следовало.

Жертвы падали замертво, навзничь, с сенбонами в расширенных от безумия зрачках. Их тела забирал туман.

В первый раз Канаде встретила Дудочника после возвращения с фронта.

Он сидел на скале, острой, как сам, и играл волнам. Как бы это ни было странно, прежде ей не слышалась его музыка. Но в тот раз — да.

И она подошла, прельстившись печалью повисшего вокруг тумана, смирением флейты.

— У вас очень красивая музыка, — произнесла Канаде, робко опустив взгляд, смущаясь своего порыва сказать что-нибудь доброе.

— Нравится? — безучастно спросил Дудочник, спрятав свой инструмент в длинный рукав.

Канаде замешкалась.

— Нет.

— Почему?

Он не злился. Он давно ни на кого не злился. Более того, детская искренность, как и прежде, освежала его.

Дудочник давно перестал гадать, в какой момент люди учились лжи — как другим, так и самим себе.

— Очень грустная, — Канаде смущённо улыбнулась, ободрённая отсутствием гнева, но тут же сникла со вздохом. — Оркестр бы… трубы, барабаны…

— Какая эпоха, такая и музыка, — Дудочник оставался невозмутим.

Он давно перестал мечтать о барабанах и трубах, бессильный перед течением жизни и смерти.

— Но когда-нибудь… эпоха ведь кончится, — девочка заглянула ему в лицо. Заметила, что «рыбий» глаз смотрел на неё не менее пристально, чем зелёный.

— Всё когда-нибудь заканчивается. Но не каждому дано до перемен дожить.

Девочка оробела, невольно испугавшись. Невинная в зародыше своей юности, светлая, вышедшая с чистой душой из кровавой бани, хоть и с грязными руками.

— Ты доживёшь, — неожиданно для самого себя произнёс Дудочник. — И хотя это зависит не от меня, все меры были для этого приняты.

Тайну происхождения Окабе Канаде унесла с собой в могилу Амеюри Ринго — молча, упрямо, с честью. Такие мёртвые, как она, не были способны на предательство. Девочку, с подачи Иширо, знавшего толк в человеческой истине, взял под крыло Ао, надёжный, благоразумный.

Засматривавшихся на неё недобрым взглядом продолжал отстреливать лично Дудочник, ни с кем не советуясь.

— А вы? — в больших детских глазах засияло соучастие, беспокойство. — Вы доживёте?

— Вряд ли, — ответил Дудочник.

Он знал наверняка, что нет.

— Только так мою музыку сможет сменить другая, — добавил.

— Но ваша тоже хорошая! — горячо возразила Канаде. — И любому оркестру пригодятся флейтисты! Не надо умирать, — она сглотнула. — Когда изменится время… вас ведь могут и позвать…

— Ты и позовёшь, если захочешь. И я откликнусь.

— Но если вас уже не будет? — Дудочник почувствовал запах зарождавшихся слёз прежде, чем увидел влагу на ресницах, чуть выцветших от беспристрастного фронтового солнца. — Вашей флейты будет не хватать… Вы ведь так красиво играете…

«Что повеситься можно», — мысленно закончил Дудочник.

— Тебе же не нравится, — заметил мягко.

— Да, но, — Канаде замешкалась. — Это потому что… тоски так много… а хочется, — и заставила себя замолчать.

Какое-то время Дудочник молчал, разглядывая девочку перед собой.

— Эпоха диктует мне мелодию, — наконец произнёс. — И, увы, её не переписать. Когда придёт время, будет и оркестр… и я ему не понадоблюсь.

— Неправда.

— Правда, — Дудочник смягчился. — Правда. Но если ты позовёшь, я приду. Ты ведь знаешь, о чём я?

— Нет, — осторожно ответила девочка.

— Значит, поймёшь потом.

И затем сделал то, что обычно себе не позволял — потянулся к ней, положил ладонь на светлые волосы. Погладил, как волны в отлив корабль далеко от берега.

И отнял руку. Поднялся на ноги. Размялся.

— Вы совсем не хромой, — подумала вслух Канаде. И с хлопком накрыла ладонями рот, удивившись собственному хамству.

Дудочник рассмеялся.

— И не слепой на один глаз, — констатировал. — И имя моё я тебе скажу, — продолжил серьёзно. — Потому что именно ты однажды поймёшь и простишь.

— Почему?

— Потому что никакой я не дудочник, — сказал Дудочник. — А шарманщик. И это ты тоже однажды поймёшь.

И, наклонившись, выдохнул ей своё имя на ухо.

Шарманка скрипела бы, не покрывай её Дудочник китовым жиром раз в полгода.

Собранная из костей, подчинённая эпохе, а не своему создателю, она передвигалась туда, куда следовало, говорила то, что требовалось, и даже улыбалась. Никто так и не разглядел её фарфоровых глаз.

Хозуки Генгецу умер вне объятий тумана, не передав преемнику ничего, кроме кипы ненужных бумаг. Он не успел сказать, что туман и его временный повелитель состояли в равных отношениях; что воля эпохи всегда оказывалась сильнее.

Шарманка появилась давно, первый прототип он собрал совсем ещё ребёнком, не пытаясь подражать кукловодам песков, но стараясь придумать что-то своё. Первый Мизукаге оценил игрушку по достоинству и даже взял её «телохранителем» с собой на знакомство Каге. Они, конечно, раскусили её, но вида не подали. Их давно не стало. Тайна сохранилась, прототип изменился.

Лишь на второй год Третьей войны люди Кири поняли, что в шарманке не было ничего человеческого, кроме облика — когда её создатель потерял последнего посвящённого в тайну. Они, впрочем, так и не догадались.

На самом деле, Дудочник когда-то был очень добр; кровь столичной портнихи разбавила начавшее обостряться в клане безумие. И злым он не стал. Иначе не играл бы на флейте ни потерянным детям, ни тем, кого ничем нельзя было ни ободрить, ни утешить. Своей музыкой он предлагал покой — то, в чём самому ему было отказано участью.

Дудочник бдел туман, заманивая в ловушку остервенелых, выводя из западни тех, кто всё ещё нёс искру в груди. Шарманка подчинялась эпохе, щадя сильных, губя слабых — и в её правосудии не было никакого сочувствия.

Косатки приносили Дудочнику раковины. Он клал их на могилы тех, кого жизнь выбрасывала за борт. И хоронил их сам.

Не должно было быть никакого Ягуры. Дудочник не собирался уступать ему ничего, поскольку у Ягуры не было своего голоса — лишь шум толпы в ушах и молодая самонадеянность. Голос был у Окабе Канаде, единственной возразившей музыке. Её слова уже начинали звучать в чужих гортанях. Только одна она и могла понять Дудочника; повзрослев, естественно — по той же самой причине, по которой сам Дудочник смог понять Хозуки Генгецу, ушедшего на смерть за пределы архипелага.

Когда к шарманке пришёл Ягура на длинном поводке, Дудочник уничтожил все документы об Окабе Канаде. Может быть, его творение было не таким уж и плохим, раз не только обман не раскрылся, но и сам кукловод проявил себя. Шарманка, в итоге, самоуничтожилась, как и следовало, забрав свою тайну с собой.

И Дудочник отдал своё живое сердце туману, чтобы тот так и не подчинился Ягуре. Больше он ничем не мог помочь.

Повисла тишина после его смерти. Тяжёлая и гнетущая, пустая. Люди обратили внимание на внезапное молчание флейты. Кто-то даже пытался искать Дудочника, живого или мёртвого, для оказания помощи, для похорон, для дани уважения мёртвому. Но тела не было.

Люди забыли, что во время правления Хозуки Генгецу играли струны. Старики унесли с собой память о степенных барабанах Первого Мизукаге. Трубы Окабе Канаде грянули громко в тишине Ягуры, когда пришёл час.

Это Райга напомнил ей как-то раз наблюдением: «знаешь, а ведь эпоха Третьего и звучала иначе. Ведь был Дудочник».

Именно тогда она вспомнила о том разговоре. Это было после смерти Расы, между дипломатическими путешествиями Райги, после того, как Пакура потеряла ребёнка. Тогда обоим хотелось минорной флейты, а не мажорных труб.

— Его музыку слышат порой, говорят, — задумчиво проговорил Куросуки. — В тех местах, в которых, хоть молись, порой мелькают будто бы призраки. Ну, там, где теряются навсегда мерзавцы…

Канаде задумчиво кивнула. Она слышала одну историю — за мальчиком пошёл какой-то пьянчуга, и мальчик зашёл в холодный туман как раз такого места, где пахло землёй и водорослями, не солью и розмарином. И мальчик вышел невредимым, а вот пьянчуга пропал, и тела не нашли.

— Иширо его знал, — сказал ей Ао, когда Канаде решила вспомнить с ним Дудочника за бутылками с пивом. — Они не были близки, но Иширо его за что-то глубоко уважал. Может быть, за то, что он одним из первых заметил твой потенциал и оставил его в тайне. Хотя, — и задумчиво почесал подбородок. — Если мне не изменяет память, Дудочник и научил его метать сенбоны с безукоризненной точностью, хоть и был моложе моего наставника. Кагуя всегда были этим известны. Значит, и я Дудочнику обязан, в какой-то степени, ведь перенял же от Иширо. Преемственность, как никак.

«Оркестр», — подумала тогда Канаде. — «Флейта».

Она всё ещё не понимала, что хотел сказать Дудочник, назвавший себя шарманщиком. Позабытое имя возникло в ушах, словно шёпот из морской раковины.

— Никто не знал его имени, да?

— Насколько мне известно, сами Кагуя запамятовали о нём, — рассеянно ответил Ао. Выпитое расслабило его. — Так что, выходит, да, никто не знал.

— И в книжке Бинго не было?

Ао озадаченно моргнул.

— Действительно. Не было. Но он… давно не воевал. Может быть, в изданиях времён Второй войны что-то осталось, но где теперь их взять.

«Иссей», — подумала Канаде. — «Неподходящее имя для члена клана Кагуя… Но ему, ему оно шло».

— Тебе нравилась его музыка?

— Да, — немедленно ответил Ао. — Конечно. Слышал её часто и как раз тогда, когда будто нужно было. Но виделся с ним от силы пару раз. Хотел дать ему денег или еды за музыку, он ведь хромой был и слепой на один глаз. Он не взял, посмеялся только немного. Я тогда чуть не оскорбился, но Дудочник мне сказал: «все мы служим по-разному, и я за свой труд ничего не беру». Ширагику обошла это правило, подлатав ему как-то раз юкату. А Мей ему ракушки давала красивые. Странно, — и, окончательно расслабленный алкоголем, задумчиво подпер подбородок ладонью, — он был вездесущ. Но я понятия не имею, когда именно его не стало. Самого его очень давно не видели, но музыка осталась в тумане. Думаю, он умер до приказа Ягуры вырезать кланы.

— А я почти никогда не слышала его музыку, — призналась Канаде. — Только один раз.

— Ты просто, наверное, не обращала внимания. Она была повсюду, иногда звучала громче, иногда тише. Печальная такая, смиренная… безнадёжная, — и тяжело вздохнул. — Под стать эпохе. Сейчас трубы. Что здесь делать флейте? Дудочник был бы не нужен.

— И всё равно, он звучит.

— Призрак прошлого.

«Почему он сказал тогда про шарманку?»

У него были свои любимцы, как у всякого, и ради них Дудочник вынуждал себя восставать.

Ему никто не сказал, что само его «раздвоение» и было восстанием — он не позволил эпохе убить в себе сочувствие, принеся ей в жертву свою шарманку. Она жгла поле, Дудочник на нём сеял. Она прятала звёзды; Дудочник показывал, как найти их в себе.

Разумеется, не должно было быть никакого Ягуры — Окабе Канаде светилась и так. В лучшем мире Дудочник позволил бы ей себя убить, протянув до пика чужой юности. Точно так же протянул и Хозуки Генгецу, в своём восстании ушедший на верную смерть далеко от тумана — на прощание только сжал плечо крестника. Глаза у него, несмотря на привычную ухмылку, были печальными.

Туман покрывал Окабе Канаде, когда она вывозила на материк гражданских. Им порой мерещилась в волнах и ветре призрачная флейта Дудочника.

Ей — нет.

Chapter Text

Дорогой человек,

Пока не были покинуты пределы континента, пишу тебе с дороги, взывая, чтобы ты подумал ещё раз о своём решении. На новой должности вряд ли будут приключения, к которым ты привык; по крайней мере, надеюсь, что их не будет, ведь обеспечение безопасности зависит от меня… Так или иначе, подумай, пожалуйста, снова. Ещё не поздно отказаться. И вам это никак не аукнется, обещаю.

С уважением,

Та самая женщина.

Дорогая Та Самая,

Ты, наверное, с кем-то меня путаешь :)

Мне не свойственно отказываться от уже взятого курса.

Признаюсь, чуть не обиделся, или что-то вроде того, даже думать начал «нет, это она передумала, и теперь пытается мягко лишить меня шанса, взяв всё на себя». Ответил не сразу, потому что потом понял — это ты из уважения, действительно, из самого лучшего человеческого, что в тебе есть. Я ведь прав? (Я знаю, что прав).

Не скажу «не бойся» — это было бы нечестно. Но когда я приеду, моё присутствие придаст тебе храбрости (^^); мои коллеги ничего не боялись, когда был рядом с ними, ну, во время решения догадайся-каких-вопросов. Они мне проводы собрались устроить. Страшное дело! Пить будем! Размах планируется торжественный.

Если серьёзно, я ценю твоё благородство. И то, что ты мне желаешь добра. Спасибо тебе за это. Мало кто… Неважно.

Я приеду в назначенный срок. У тебя всегда будет иметься возможность выдворить меня, не волнуйся. Если дам повод — отсылай. И не думай, что станется со мной на родном месте, это уже будет не твоя забота и, пожалуй, в таком случае, не твоё дело.

Поверь в меня немного. Я знаю, на что иду и к кому. Последствия мне хорошо известны. Об отсутствии приключений не волнуйся — мой новый врач будет счастлив, точнее, счастлива, от того, что перестану лезть на рожон (у неё очень тяжёлая рука, между прочим; несколько подзатыльников уже получил). Занятия на новом месте себе найду. Более того, меня ведь ждёт работа!

Кстати, я всё ещё хочу окна на новом месте жительства. И кусты вместо изгороди. Можно колючие, так веселее.

До новой встречи, единственная.

Идущий за тобой,

Чудак-человек

P.S. Если нет никаких возражений этому письму, можешь не отвечать, чтобы не утомлять «почту».

P.S.2 Если когда-нибудь, на новом месте для меня, я тебе надоем, попроси вернуть твою заколку — сразу всё пойму. И тогда уйду.

Канаде осознала, что что-то в ней изменилось, в последние дни перед прибытием Какаши; к тому моменту, они не виделись почти два месяца.

Раньше, несколько лет назад, появись возможность переезда того же Расы, Окабе не находила бы себе места от волнения и счастья, и бесконечно бы его благодарила письмами. Она бы даже не подумала о том, что возлюбленный мог бы не оценить жизнь в Кири по достоинству; она бы не верила, что мог бы не подружиться с её приближёнными, второй семьёй; и мысли бы не возникло, что туман и океан могли бы его не принять, или что он мог бы не принять их.

Канаде признавалась себе, что прежде была совсем ещё наивной мечтательницей, самонадеянной по неопытности.

— Твоё беспокойство резонно, — сказала ей Ширагику, бережно расчёсывая длинные золотистые волосы.

Они сидели вдвоём в гостиной главного дома клана Юки — Ао тренировал оининов, а Суирен была в гостях у Теруми.

Босые ноги приятно остужала красивая плитка, и летний ветер ласково трепал длинные шторы в дверных проёмах и окнах.

— Не хочешь подстричься? — мягко спросила Ширагику, подаваясь назад. — Тебе бы очень пошли волосы чуть выше плеч.

— У вас с Мей длинные, — пожала пресловутыми плечами Канаде, нарочно уходя от ответа.

— Ни ей, ни мне не пошло бы то, что тебе предлагаю. У Мей требовательная фигура… А мне, если стричься, то совсем коротко, чтобы обнажить хрупкость.

Канаде прикусила губу. Отсела. Отпила холодного, со льдом, чая с персиками и лимоном.

— Ты же знаешь, — произнесла, опустив взгляд, — для чего служат мои заколки.

— Мир изменился, — мягко улыбнулась Ширагику. Её глаза были, тем не менее, серьёзны. — Прошла юность, настала молодость… Больше нет смысла прятаться. Более того, — и отпила из собственного стакана. — К тебе едет мужчина. Позволь ему оградить тебя, если понадобится.

— Когда я встречалась с Расой, ты не предлагала мне стрижку.

— Он был далеко, моя милая. И Раса, при всём моём уважении к нему, — Ширагику прикусила губу. Вздохнула. — Мне видится в Хатаке Какаши что-то от Ао… Кисаме… Забузы… и остальных. Но, в частности, что-то, что есть именно в них. Ты понимаешь, о чём я?

— Возможно, — Канаде рассеянно смотрела на свой стакан, влажный от конденсата.

— Раса не смог бы стать тебе достойным мужем, — голос Ширагику всё ещё был мягок, несмотря на жестокую прямолинейность слов. — Хотя бы потому что его жена скончалась родами, и он позволил ей умереть. Не каждый мужчина способен на брак, как и не каждая женщина. И в этом ты и Раса были несовместимы.

На языке возникли возражения, но Канаде сдержала их в себе. Раса много раз говорил о причинах, по которым допустил смерть Каруры. Но факта эти объяснения, или оправдания, не меняли — его жена действительно скончалась в страшных муках родами. И Раса это позволил.

На самом деле, Канаде думала, уже потом, после его смерти, что ситуация Суны была плачевной до передачи копии договора с даймё, но не безвыходной. На месте Расы она, как Каге, смогла бы решить проблему без посторонней помощи — методом хитрости, уловок или простой конфронтации.

Получалось, Канаде сделала ему карьеру, в какой-то степени, и не потому что он оказался манипулятором, или лжецом, или негодяем…

Раса попросту не должен был становиться Казекаге. Он не умел править сам. И не смог по-настоящему научиться. Он был хорошим последователем, в этом была его сила. Именно поэтому Суна так быстро начала восстанавливаться, когда Кири пошла с ней на мир.

— Хатаке Какаши будет тебе хорошим мужем, — голос Ширагику выдернул из раздумий.

Канаде моргнула, заземляясь. Перед глазами снова встал влажный стакан с чаем.

— Он за этим к нам и стремится, — продолжила матриарх клана Юки. Она позволила себе мягко откинуться на диване. Тёмные глаза стали задумчивы. — Знаешь, я не сразу простила Ао, когда снова встретились. Я рожала без него, в мире призывов, с напуганными сиротами в соседней комнате… В беременности меня сопровождала ты, не он, и обеспечила мне безопасность от Ягуры, как и эвакуацию отсюда, ты, не он. Я сразу впустила его в свою жизнь из-за нашей дочери, но не в постель. Ему пришлось сначала доказать, что достоин быть мужем. Что, если случится «следующий раз», умрёт на моих руках, но не бросит.

Канаде смотрела на неё во все глаза. Ширагику тонко улыбнулась.

— Мужчинам некоторые вещи нельзя быстро прощать, — и смерила свою воспитанницу, подругу, соратницу, мудрым и сильным взглядом. — А некоторые… Даже если простишь, не забудешь никогда, постоянно их имея в виду. И самим мужчинам от этого, как ни странно, только лучше, если не перегибать палку — появляется мотивация работать над собой, если есть, куда расти. Ао принял мою позицию. Несмотря на всю его гордость, в нём много смирения, и он умеет признавать ошибки. И, как трудоголик, спуску себе потом не даёт. Именно поэтому мы сейчас в браке. Но Раса, моя милая… Он простил себе смерть жены. Простил себе тот факт, что был плохим отцом своим детям, несмотря на все слова, которые, скорее всего, тебе говорил об обстоятельствах, и так далее… Именно поэтому он не стал бы тебе мужем. Даже если бы предложил брак. Раса потребовал бы твоего переезда к нему, хотя бы из-за пресловутых детей, в то время как, на самом деле, несмотря на всё своё золото, едва ли стоил твоего мизинца. И ты это знаешь.

Канаде, смочив пересохшее горло чаем, промолчала.

— Мы бы не позволили этого брака, — закончила свою мысль Ширагику, и в её голосе мелькнула та холодная твёрдость, свойственная лишь клану Юки.

Канаде, вздохнув, отвела взгляд в сторону.

— Меня раздражает собственная наивность, — наконец призналась, вытаскивая из себя слова, как рыболовную сеть из воды. — Я любила его, и в этом нет ничего плохого… Но встреться мы в первый раз сейчас, когда мне двадцать шесть… Не дала бы ему шанса. И не только из-за этого. Я всегда была сильнее его. Не как шиноби, возможно, но как человек и Каге. А я не… не хочу быть главной в отношениях. Мне мерещилась равность из-за наших должностей… Но, на самом деле, её никогда не было. И это очень сложно принять, потому что, выходит, я была глупенькой дурочкой.

— И ничего страшного. Без первой любви, заоблачной, полной заблуждений, страстной, беспокойной… не познать любви настоящей, приземлённой, надёжной. При этом, что первая любовь, что настоящая, могут случиться с одним и тем же избранником, как было у меня с Ао. Зачастую, впрочем, наоборот. Как у тебя. Не надо себя ни в чём винить.

— И ты думаешь, — Канаде нервно облизнула губы. — Какаши — это… настоящая?

Ширагику окинула собеседницу задумчивым взглядом. Канаде смотрела в сторону, боясь и стесняясь.

— Когда вы с ним познакомились? — спросила, наконец, матриарх клана Юки.

— Давно. На войне. Никакой «искры» тогда не было, — Канаде сглотнула. — Мы даже не знали имён друг друга.

— Значит, было… столкновение, полагаю.

— Что-то вроде того.

— Ты его пощадила или он тебя?

Канаде невольно и неверяще рассмеялась.

— Никто никого не пощадил, — и покачала головой. — Не та была ситуация. Мы не сошлись в поединке.

— Тогда что произошло?

— Убийство, разумеется, — этим Канаде рискнула поделиться, почувствова, что Ширагику, узнав истину, потом не позволила бы другим любопытствовать о чужой первой встрече. — Наше знакомство — история одного убийства. Я обещала ему не раскрывать тайны, — и посмотрела на Ширагику. Сила подталкивала к откровению. — Сохранишь в секрете? Никому не сказав, даже Ао? Я понимаю, что кому-то из вас мне надо довериться, чтобы вы не беспокоились… И потому что я, всё-таки, Мизукаге. В общем, выбираю тебя.

Ширагику серьёзно кивнула. Встав, подошла к стене и, проколов палец возникшей из ниоткуда сосулькой, активировала кровью защитные печати, не позволявшие подслушать разговор никому, даже птицам.

И села обратно.

— Спасибо за доверие, — очень серьёзно кивнула. — Я слушаю. Разговор не покинет этих стен.

И Канаде рассказала ей о событиях той ночи. Сначала свою «сторону», затем перспективу Какаши. Следом, как убийство повлияло на обоих, по каким дорогам повело и за каким звёздами.

И о второй встрече, настоящем знакомстве. И о разговорах потом.

Глаза Ширагику были широко распахнуты от удивления, пока слушала.

Закончив, Канаде закурила в повисшем молчании, распечатав себе пепельницу. К удивлению собеседницы, Ширагику, недолго думая, вытащила из чужой пачки сигарету и ловко прикурила с щелчка пальцев, будто и сама раньше увлекалась табаком, хотя Канаде этого за ней никогда не замечала.

— Можешь стричься, — наконец вынесла вердикт матриарх клана Юка. — И можешь выходить замуж.

Канаде чуть не поперхнулась дымом.

— И если будут возражения… я возьму их на себя, не раскрыв секрета. И ничего не бойся, он прав, — Ширагику продолжала задумчиво курить. — Хороший мальчик, — и смерила Канаде серьёзным взглядом. — Позволь ему стать ещё лучшим мужчиной. И начнётся всё с волос. Обнажи женственность, не прячь её больше. Он себя перерастёт, лишь бы доказать, что твоё доверие оправдано.

— Я не очень хочу стричься, — неловко призналась Канаде. — На меня раньше смотрели… Ты знаешь, как. И вроде эпоха изменилась, и до меня так просто не дотянуться… А всё равно страшно. Так нелепо! Я ведь за дерзость легко могу и убить.

— Тебе и самой в новых отношениях предстоит обернуться настоящей женщиной из зрелой девушки, — в голосе Ширагику не было осуждения. — И принятие этого начинается со смелости. Ты никогда не была трусихой.

Канаде тяжело вздохнула, признавая чужую правоту.

— Неси ножницы, — произнесла, туша сигарету. — Я умею быть храброй. И от уроков жизни никогда не бегу.

Хатаке Какаши прибыл в Кири пешком по воде, без сопровождения, с большим рюкзаком за спиной. Солнце уже успело зайти за горизонт, раскрасив небо в размытую яркую радугу, затемнив океан.

На причале его встретила Канаде. Новую причёску, объёмную, подчёркивавшую молодость и нежность своей хозяйки, ласково трепал ветер.

Какаши обомлел на миг, увидев её вблизи.

— Какая ты, — опомнился он, смягчаясь, целую минуту спустя.

— Нравится? — Канаде, невольно порозовев, заправила локон за ухо. — Я просто подумала… Какой смысл прятаться от мира, если ты будешь рядом?

Несмотря на стремительно опускавшиеся вечерние сумерки, она заметила, как у Какаши покраснели кончики ушей. Потный с дороги, очевидно уставший, он немедленно приосанился, расправив плечи, несмотря на тяжёлый рюкзак.

— Всё верно, — его голос отдал хрипотцой. Прочистил горло. — Канаде, я…

Подошёл к ней, но остановился в двух шагах в нерешительности.

— Добро пожаловать в мой дом, — Канаде сама сократила оставшееся расстояние между ними. Опустила ладонь на щёку под маской.

У Какаши покраснело даже пространство между бровей.

— Пойдём? — и взяла его за руку.

— Пойдём, — прохрипел он. И мягко сжал чужую ладонь. — Пойдём. Веди. Куда хочешь.

Канаде рассмеялась.

— Я тебе дом купила, — поделилась. — С видом на океан. Сад очень большой позади него, целый лес, на обеих террасах по гамаку. Чердак есть. Изгородь из кустов, но не колючих, к сожалению. Шиповник, или что-то вроде того, сам посадишь. Участок с домом пока на моё имя оформлен, но… потом посмотрим. Если не боишься.

— Я боюсь? — от хрипотцы у него чуть не надломился голос. — Я ничего не боюсь. Только потери близких.

— Тогда пойдём?

— Пойдём, — он, наконец, прочистил горло. Тёмный глаз то смотрел на Канаде, то не смотрел, робея и смущаясь.

— Тогда вперёд.

И не отпустила его руки. И не покрыла их иллюзией от любопытствующих глаз, пока неспешно шли через город. В Силе чувствовалось неверие Какаши, его смущение, какая-то детская радость, мужская гордость, что с ним шествовали в открытую, что его не прятали, словно грязный секрет.

Люди расступались перед ними, как волны перед кормой корабля, пряча улыбки, озорные, ликующие, умиляющиеся, добрые.

Он не мог поверить.

— Туман скроет всё от ненужных глаз, — тихо произнесла Канаде, спокойно идя с ним рука об руку. — Но это мой дом. И ты пришёл в него не как гость, а как новый житель. Пусть знают, что к чему. Это мои люди. И раз сам хочешь стать моим, позволь им с тобой, таким образом, познакомиться.

Она почувствовала, как Какаши сглотнул.

— Значит, ты больше не боишься, — заметил тихо.

Его чакра переливалась серебром от почти болезненного чувства надежды и благодарности.

«Значит, ты веришь мне».

— Ты пришёл, — констатировала Канаде. — Ты пришёл, чтобы остаться со мной, разве нет?

Её ладонь чуть сжали.

— Да, — выдохнул Какаши. — Всё так. Я пришёл, чтобы остаться.

— Тебе рады, — она мягко улыбнулась, глядя вперёд. — Мы вообще, знаешь, уважаем храбрость.

— Но ты меня показываешь в открытую. Это… я не рассчитывал, — неловко признался Какаши.

— Но тебе нравится?

— Конечно. Значит… ты… признаёшь. Нас.

— Да.

— Сплетни достигнут многих ушей.

— И пусть.

— О тебе могут начать некрасиво говорить. Неприятели, враги…

— Они и так, наверное, говорят. Что до них? Ты сам сказал верхушке Конохи, что мы встречаемся.

— Но не всей Конохе.

— А я говорю всему миру. Ты сделал первый шаг. За мной оставался второй.

Какаши мягко перебрал её пальцы в своей ладони.

— Спасибо, — и его голос снова захрипел.

Он не сказал, что боялся отказа. Не сказал, что боялся, что его собирались прятать от взгляда общественности, как грязный секрет, как раньше скрывались отношения с Расой. Всё оказалось наоборот, его не только приняли, но приняли во всеуслышанье.

— Добро пожаловать, — мягко повторила Канаде. Чуть сжала его ладонь. — Тебе здесь рады.

Ветер с океана раздувал её лазурную юкату с чайками, теребил широкие шёлковые штаны, целовал пушистый затылок, с которого, впервые за много лет, ушёл тяжёлый груз.

Она не увидела, как Какаши свободной рукой стянул с себя маску, зато услышала удивлённые охи. Кто-то с уважением присвистнул.

— Тогда пусть посмотрят на меня, — его голос окреп. — С кем ты. Я не собираюсь никуда уходить.

Канаде улыбнулась его открытому лицу. Какаши, покраснев, отвёл взгляд.

— Оу, как это мило, — послышалось из толпы.

— Уф, — Какаши заморгал. — Трудно.

— Привыкай, — хихикнула Канаде. И посерьёзнела. — Можешь обратно маску надеть.

— Не-а. Ты открыла Кири свою женственность, значит, с меня мужественность. Пусть знают, что я, помимо всего прочего, красив. Так конкуренты не возникнут.

— Ха-ха, звучит самонадеянно.

— И тем не менее, это правда, — с чувством собственного достоинства произнёс Какаши. — Далеко не всякий должен иметь возможность бросить мне вызов. Пусть молва дойдёт хоть до Ивы о моей внешности. У них не так много красивых мужчин. Пусть знают, что единственный выживший ученик Намиказе Минато, ухаживающий за Окабе Канаде, прелести которой нет предела, лучше них во всём. Пусть в Кумо знают, что ты выбрала меня не только за душу. Пусть в Суне знают, что я настроен куда серьёзнее их бывшего Казекаге.

Канаде немедленно вспомнился разговор с Ширагику, и она невольно порозовела.

«Он себя перерастёт, лишь бы доказать, что твоё доверие оправдано».

— В Конохе будет скандал, — уже веселее добавил Какаши. — Моё лицо видели только Гай и Цунаде. И в Ичираку владельцы пару раз. Ну и ладно.

И Канаде рассмеялась.

Chapter Text

Какаши думал, что они немедленно начнут жить вместе. Видимо, не на то рассчитывал.

Выделенный ему дом, точнее, подаренный, был прост, но красив. Белый камень почти сиял на солнце, в сумерках становясь по цвету под стать висящему туману. Внутри было просторно, и немногочисленная деревянная мебель всё ещё пахла мастерской. С обеих террас открывался прекрасный вид; одна выходила на океан, и с неё можно было увидеть, как солнце скрывалось за водой; с другой пели птицы в большом саду, совсем диком. Какаши утро встречал на заднем дворе, а вечером смотрел на заходящее светило, и всё никак не мог насмотреться. Он и подумать раньше не мог, что солнце скрывалось за горизонтом так быстро, хотя не раз бывал на океане. Раньше, очевидно, что-то мешало осознать и насладиться. Или ракурс был не тот.

И хотя нинкены составляли ему компанию в том же саду, и хотя работа, открытие посольского кабинета, требовала внимания, и хотя кто-то из верхушки Кири постоянно приглашал его на пиво после пяти вечера, Какаши было неловко и беспокойно.

Канаде его не избегала. Но она и никуда не спешила.

С приезда прошло около двух недель, но наедине им едва ли удалось остаться больше, чем четыре раза. Естественно, Какаши понимал, что у неё была работа, требовательная и трудная, но он приехал, чтобы жить с ней, с Канаде.

Впрочем, это была одна причина. Имелась ещё одна, которой Какаши стыдился.

Его квартира в Конохе располагалась в том типе жилого дома, в котором всем всё было слышно. Раньше имелся сосед, например, двумя этажами выше, который чихал так, что здоровья ему желала добрая треть квартирантов; потом он благополучно женился и переехал, но его долго вспоминали, поскольку чихал по расписанию, примерно через пятнадцать минут после пробуждения по будильнику, и очень громко, громче самого будильника.

Многие оперативники АНБУ облюбовали дом с тонкими стенами именно из-за плохой звукоизоляции. Спать они привыкли где угодно и в каких угодно условиях, а нервы, между тем, шалили. Постоянный шум соседей заземлял во время панических или тревожных атак, и приливы пост-травматического успокаивать было с ним легче.

Какаши не хватало звуков жизни рядом с собой. И ещё, он просто хотел ложиться спать с Канаде. Хотя бы в отдельных комнатах для начала и безо всякой пошлости.

Он не сказал ей о своих нуждах, когда пришла к нему, наконец, в гости. Но всё-таки мягко упрекнул в том плане, что действительно не так часто виделись.

— Я просто не хочу, чтобы ты чувствовал себя, как… не знаю, как содержанка, — отведя взгляд в сторону, призналась Канаде.

Они стояли на террасе, выходящей к океану. Солнце золотило подстриженные волосы Канаде так, что едва ли получалось думать о чём-то, кроме как о её красоте, простой, очаровательной, нежной.

— Понятное дело, что ты мне ровня, — продолжала она. — Но твоё положение… Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя беспомощным, или ограниченным. У тебя есть личное пространство, и оно твоё. Не хочу на него покушаться.

Какаши какое-то время молчал, спрятав руки в карманы.

— Ну, во-первых, если я и содержанка, то первоклассная.

Канаде поперхнулась воздухом. Он победоносно усмехнулся.

— Во-вторых, — и посерьёзнел, — как бы мне ни льстило это звание, у меня есть работа. Не беспокойся так. Я не собираюсь никуда сбегать, но возможность вернуться имеется тоже, причём в любой момент. Ты много на себя берёшь.

— Я понимаю, — виновато вздохнула она. — Так что, приходить чаще? Я не хочу тебя ни к чему обязывать…

— Я не заложник.

— Но в текущей ситуации у меня все преимущества.

— Так вот, на правах первоклассной содержанки я тебе и говорю: пользуйся.

— Нет. Я не собираюсь этого делать.

— А если я попрошу? — Какаши подступил к ней почти впритык. — А если я хочу жить с тобой под одной крышей? А если я хочу, чтобы ты была первым и последним человеком, которого вижу каждый, или почти каждый, день?

Канаде порозовела. Отвела взгляд, смутившись.

— Если ещё не готова, ничего страшного, — смягчился Какаши.

— Нет, я… Я могу… попробовать. Ты ведь не одну только постель предлагаешь, — и ещё гуще покраснела, избегая чужого взгляда.

— Секс — не главное в любви. Хоть и имеет большое значение.

Какаши, приобняв её, ткнулся носом над тонким, изящным ухом.

— Война скоро, — произнёс тихо. — Мы оба это знаем. Не ведано, кому выжить, кому кануть. — Руки Канаде потяжелели на его спине. — Войди в мою жизнь. Останься в ней… насовсем. Так, как никто до тебя не смог.

— Ладно, — выдохнула Канаде. — Резонно, согласна.

Какаши позволил ей отступить из объятий.

— Договорились, — ясный взгляд храбро вперился в его тёмное око.

— В том числе поэтому ты и Мизукаге, — неожиданно для самого себя подумал вслух Какаши, — я мало кого в жизни встречал с такой… отвагой, что ли?

— Ах, перестань, — она отмахнулась, снова смутившись. Прочистила горло. Скрестила руки на груди. — Наши критерии наследования должности весьма специфичны.

— Но ты действительно отважна, — Какаши от своего комплимента не отступился. — Взяла и, признав вину, пересмотрела свою позицию.

— Как будто что-то сложное.

— Будто бы и да.

Какое-то время молчали.

— Ты мне нравишься, как человек, — вдруг заговорила Канаде, не глядя на собеседника. — Если карта так ляжет, что в бою окажемся спина к спине, более, чем уверена, что ты мне понравишься и как шиноби. Как мужчина, естественно, ты мне тоже нравишься. Я хочу сказать, — и помялась с ноги на ногу, опустив взгляд. — Твоя настоящая цена мне ясна и понятна, и… я хочу её уважить. И продолжать уважать. Не хочу в чём-то тебя ущемить, или затмить, или оскорбить. Ты достоин лучшего. И хотя идеалов в жизни нет, мы ведь за тем и существуем, чтобы к ним стремиться. Именно поэтому есть то же искусство. Говори мне сразу, если что не так, ладно? — и посмотрела на него. И робко, немного виновато, улыбнулась.

Какаши, слушавший её с замершим дыханием, невольно покраснел. Сам отвернулся. Прочистил горло.

Он не привык существовать без маски. Ещё и выяснилось, что щёки слишком часто покрывались румянцем.

«Ничего, привыкну», — успокоил себя Какаши. Кири требовала искренность, он был к ней готов.

— Конечно, — с намеренной легкостью ответил. — Если это поможет.

— Безусловно.

— Тогда… и ты мне говори, если что не так. Идёт?

Они пожали друг другу руки.

— Ну так что? — Какаши, пересилив внезапно одолевшую робость, заглянул в её лицо. — Будешь… иногда оставаться на ночевку? В разных комнатах?

— Можно и не в разных.

Какаши немедленно отвёл взгляд.

— Как карта ляжет, да? — спросил, стараясь звучать так, будто не бравировал.

— Скорее, как пойдёт. Точнее, в какую кровать, — и ему подмигнули.

Какаши, к своему стыду, очень густо покраснел.

— Госпожа Окабе, вы меня соблазняете? — и прочистил горло.

— Кто-то сам признал себя первосортной содержанкой, — взгляд светлых глаз был очень лукавым. — И ты первый начал.

— А-а-а, — Какаши отвернулся. — Ну…

— Не очень разумно с твоей стороны идти атакой на человека, известного контрмерами в бою, — усмехнулась Канаде.

Какаши озадаченно моргнул.

— Мы с тобой никогда не тренировались, — произнёс, оборачиваясь. — Ты не любишь «идти в лоб»?

— Я пацифист, — заметила Канаде, загадочно улыбнувшись. — Из Кири. Спровоцировать меня очень сложно. Уйти живым от последствий — ещё сложнее.

— О твоих боевых навыках мало что известно, даже с той статьёй, когда были матчи с Райкаге и Казекаге. И несмотря на участие в бою с Данзо и Корнем.

— Любопытно?

— Признаться, да.

— Как у тебя с кендзюцу?

— Удовлетворительно, — Какаши пожал плечами. — Но я не гений в этом. В Конохе нет настоящих мечников. Все, кто имелся, умер во время Второй войны. Специалисты, что есть сейчас, едва ли ровня вашим… И единственный, кто мог бы претендовать на мастерство, умер во время атаки Данзо. Орочимару я за мечника не считаю.

— Если хочешь, научу.

— А ты разве мастер меча?

Канаде осклабилась:

— Знаешь Киллера Би?

— Слышал. У него очень сложный стиль. В бою с ним лучше не сталкиваться.

— В нашем с ним спарринге на мечах выиграла я, — легко констатировала Канаде.

Какаши опешил.

— У тебя такой уровень?

— Ну да. По профилю, я являюсь мастером меча, печатей и иллюзий.

— Необычное сочетание. Про второе и третье знал, естественно, но подозревал в тебе гения ниндзюцу.

— Я под стать моему народу, — хмыкнула Канаде. — Ничего необычного. Предложение помочь тебе со стилем меча в силе. Если захочешь создать и развить свой собственный, разумеется.

— Создать и развить мой собственный?

— Ну да, — Канаде озадаченно моргнула. — У каждого свой путь шиноби. Имеет смысл обучаться базовым стилям только во время юности, когда начинает формироваться личность. Но ты уже взрослый. Значит, в тебе есть твой стиль меча. Его только надо найти.

Какаши, почувствовавший что-то вроде экзистенциального кризиса, промолчал, переваривая услышанное.

— Подумай о моём предложении, время есть, — и спокойно прошла внутрь дома. — Чай будешь?

— С возвращением, — Джузо, хлопнув Райгу по плечу, уселся за столик. — Я смотрю, пиво ты мне уже взял.

— Само собой, — осклабился Райга. — Ты своим вкусам не изменяешь. Сколько лет друг друга знаем, в конце концов.

Вентиляторы тихо крутились над столиками. Бар был хороший, открытый, залитый светом, и от утомлённых солнцем деревянных стен вкусно пахло, дразня аппетит. Но Райга был сыт, так что закуски его не манили, а Джузо никогда не заедал пиво.

— Ты попросил встречи со мной до того, как добрался до Башни, — произнёс Бива, одним глотком опустошив добрую треть высокого стакана. — Рассказывай.

— М-м. Сразу к делу, да?

— Ты обычно ничего не стесняешься рассказывать Канаде. Значит, вопрос деликатный.

— Твоя правда, — Райга задумчиво побарабанил пальцами по столу.

— Ну?

— Ей было бы лучше пойти на шаг, который может оказаться неприятным.

— Суна?

— Н-да.

— Я не сильно в курсе подробностей твоих дел, — напомнил Бива. — Если нужен совет, введи в положение.

— Ну, во-первых, мы с Пакурой, на дружеской ноте, расстались, — с лёгким сердцем произнёс Райга.

Все необходимые мысли об этом он уже подумал, и никто ни на кого не остался в обиде. У них не получилось — вот и всё.

— Причина? — Джузо, скрестив руки на груди, откинулся на спинке стула.

— Сам знаешь. Да и потом… На самом деле, плохо так говорить, но… У нас бы ничего не вышло с ребёнком. В Суне полно традиционализма; стань Пакура матерью, ей пришлось бы попрощаться с карьерой и, соответственно, прогнуться под обществом. Она потеряла плод почти с облегчением… И я её не виню, хотя мог бы. Но понимаю. Да и мои мечи… Лучше мне самому, если и жениться, то на ком-то из Кири, — неловко пожал плечами Райга. — От клинков я никогда не откажусь.

— Понятно. В принципе, я и подозревал, что так оно всё и выйдет.

— Было здорово, пока длилось. И на дружеской ноте разошлись. Никто никого ни в чём не винит.

— А теперь ближе к делу. Эта новость не замедлила бы твой путь к Башне.

Райга замялся. Отпил ещё из своего стакана. Опустил на стол иллюзию.

— Надо сказать Канаде… Что не стоит обновлять соглашения со страной Ветра и Суной.

Джузо сел ровно.

— Так, — и сам тоже отпил. — Подробнее.

— Канаде был нанесён аффронт после смерти Расы, все мы это знаем. Но Суна не спешит признавать своей ошибки.

— Будут последствия. Для них.

— Баки только «за», — Райга устало потёр виски. — Он пытается влиять на нового Казекаге, но голос Темари громче. Среди детей разлад. Канкуро, как и Баки, ратует за продолжение ведения дел с Кири и пытается убедить Гаару в жесте, которого Канаде заслуживает. Он хоть и средний сын, но прекрасно понимает, что Раса действительно начал пытаться быть хорошим отцом, лишь находясь в отношениях с нашей Мизукаге. Темари «встала в позу». Она уверена, что Канаде мешала Расе проводить время со своими детьми. У Гаары нет мнения. Стараясь сохранить нейтралитет, он потакает сестре.

— Понятно, — медленно моргнул Джузо.

— Мы не должны проявлять инициативу в продлении договоров, — подытожил Райга. — Баки сам мне это сказал. В Суне сейчас всё стабильно, но из-за результатов труда Расы, а не его детей. Им надо научиться на своих ошибках, иначе приведут Суну к краху. Со смерти их отца прошло достаточно времени.

— Действительно.

— И Канаде надо убедить не помогать, — Райга посмотрел на соратника и друга.

— Какова вероятность, что Баки лжёт? — Джузо скрестил руки на груди.

— Ноль или почти ноль. Он зверски устал и хочет в отпуск. Более того, — Райга почесал затылок. — Баки прекрасно известна львиная доля всяких раскладов в отношениях Канаде и Расы. К тому же, он был правой рукой Четвёртого. Иначе говоря, Баки прекрасно знает, кому Суна обязана выходом из очень тяжёлого кризиса. Уровень бедности значительно снизился за последние пару лет. Он ратует за продолжение отношений с нами. Но Темари, на данный момент, невозможно переубедить, а Гаара боится обидеть сестру. Подчёркиваю, Баки не хочет потерять нас в качестве союзников.

— И он считает, что отказ от продления договоров вытряхнет нового Казекаге из нерешительности, — подытожил Джузо.

— Ну, я бы не назвал это отказом, — осторожно произнёс Райга. — Мы всего лишь не обновим их с нашей стороны.

— Суна должна будет испугаться, да, — задумчиво потёр подбородок Джузо. — Если мы не продлим с ними договоры, остальные участники альянса быстро от них отвернутся, чтобы угодить нам.

— Коноха теперь близко с нами сотрудничает. Кумо — наш исторический союзник. Попытку подружиться с Ивой, если таковая будет, пресечёт лично Баки, потому что Цучикаге категорически нельзя доверять.

— Таким образом, Суна будет обязана пойти на жест в сторону Канаде, чтобы не потерять стабильность.

— Да.

За столиком повисла тишина. Райга, ненадолго опустив иллюзию, заказал ещё по одному стакану пива, и их очень быстро принесли.

— У детей Сабаку не будет иного выхода, как официально извиниться, — после долгой паузы произнёс Джузо. — У Канаде есть власть на международной арене. Надо следовать заданным ей правилам, или уходить из игры.

— И я о том же. Более того, если потакать Суне, репутация Кири пошатнётся. Нам этого не надо. Иначе я вообще могу забыть об отпуске, — Райга отхлебнул пива. — Кстати о нём. Как только Канаде согласится с нашим предложением…

— Нашим?

— Ну, ты же мне поможешь, верно? — Райга благостно улыбнулся.

Джузо что-то невнятно пробормотал. Отпил из стакана. Это означало: «да».

— Так вот, — уже бодрее продолжил Райга. — Как только Канаде согласится, я ухожу в отпуск. Чтобы к нам приехал их делегат для жеста. Я забегался и, можно сказать, заебался.

Джузо фыркнул от смеха.

— Хороший вариант, — согласился. — Ещё и публичный.

— Нельзя ставить нам в вину успех, — развёл руками Райга. — Им надо, пусть плывут. А я хоть отдохну. Сто лет не был дома больше двух недель. И с Хатаке я хочу пообщаться.

— Он нормальный, — заметил Джузо. — Вызови его на спарринг, вам интересно будет друг против друга. С дальним боем у него не всё в порядке, пусть поучится с тобой. На ближней и средней дистанции держится отлично… Но с дальней его ушатали. Особенно, Ширагику.

— Как он у нас? Приживается?

— Компанейский тип, эксцентрик с очевидно трагичным прошлым. Наш человек, да родился не там.

— Высокая похвала от тебя.

— Как есть, — пожал плечами Джузо. — Я никогда не был силён в комплиментах, да и нужды в них не вижу. Но факты остаются фактами. Кисаме думает научить его на доске волны брать. На следующей неделе. Пойдёшь с нами? Ветер обещает быть нормальным.

— А волны? — нахмурился Райга. — Надо его не утопить, в конце концов.

— Выловим, — равнодушно констатировал Джузо. — Пусть познает, что такое океан. Ему же потом лучше будет. Так ты в деле?

— Естественно. А потом барбекю на том маленьком необитаемом острове?

— Само собой.

— А глубоководной охоте с гарпуном вы его уже научили?

— Дай хоть волны нормальные сначала покажем. Похлебает воды, в себя придёт… Потом поймёт, что жить без этого теперь может, и вот тогда можно научить искусству выслеживать рыбу с гарпуном. Более того, непонятно, что у него с задержкой дыхания. Мы ведь на скучную добычу не ходим, нырять надо научить, воздух держать минуты четыре.

— Да у тебя на него планы, как я посмотрю, — удивился Райга.

— Я же сказал, — раздражённо повёл плечами Джузо. — Хатаке наш по духу, даром, что не там родился. Да и Канаде начинает потихоньку сожительствовать с ним… Поглядишь на него, сам всё поймёшь.

И допил своё пиво. Райга тоже опустошил стакан и опустил деньги на стол за двоих. Развеял иллюзию.

— Ну так что, — посмотрел на Джузо. — Поможешь мне с той мыслью, которую обсуждали?

— Райга, я своих ни в чём не бросаю, — Бива направился к выходу. — Тем более, что ты прав.

Chapter Text

В доме клана Кагуя было много свободного пространства. Он не был, тем не менее, «гол» — рукоделия из костей украшали светло-синие стены, контрастируя с ними, как облака с небом. Многая мебель тоже была из них изготовлена: каркас дивана, журнальный столик, табуретки, зеркала в ванных комнатах, пепельницы, вазы, горшки для цветов, и так далее. В гостиной и вовсе висели, как украшения, костяные флейты, удивительно красивые.

— Наибольшую часть декора я забрал из старых домов моего клана, — голос Кимимаро был спокоен, почти равнодушен. — Не нужно приписывать высокое мастерство резьбе по кости только мне. До создания Скрытых Деревень клан Кагуя был известен своим ремесленничеством. Считалось почётным, например, иметь гребень из наших костей. Считалось, что приносит удачу.

— Вот как, — проговорил Какаши, задумчиво разглядывая флейты на стенах. — Играешь сам?

— Азам научился. Но изготовить одну такую — сложное дело, — Кимимаро спокойно отпил чая. — Не у кого научиться. Стараюсь проникнуть в тайну изготовления сам. Наши флейты имеют особое звучание. Клан исторически обитал на острове, известном своими ракушками. В отлив мои предки ходили собирать их к обнажённым коралловым рифам… Никто другой не рисковал — можно было задеть ногой ядовитую рыбу, или моллюска, а затем скоропостижно скончаться в страшных муках от яда. Кости защищали… Я к тому, что наши флейты пели звонко, но в них слышался голос океана тех самых раковин.

Воздух гостиной пах хризантемой. У Какаши этот запах раньше ассоциировался с дорогими отелями Горячих Источников, но он был готов изменить своё мнение. Клану Кагуя, с его историческим ремеслом, лучше подходил символизм цветка.

На журнальный столик опустился конверт.

— Хатаке Какаши, — голос Кимимаро был серьёзен. — Я приглашаю тебя на мою свадьбу.

Тот моргнул.

— Большое спасибо, — ему не удалось до конца скрыть своего удивления в голосе.

— Дата указана в приглашении, — Кимимаро спокойно отпил из своей чашки. — Остальные детали тоже. Гостей будет немного, я решил отдать приглашение лично.

— И кто счастливая избранница? — полюбопытствовал Какаши, повертев в ладонях конверт.

— Её зовут Касуми, — Кимимаро чуть улыбнулся. — Вы не знакомы. Из моих близких её почти никто не видел. Но она славная. Я давно занялся поиском будущей жены, ведь на мне лежит ответственность за восстановление клана… Касуми сама появилась. Приплыла сюда с другого острова, горя желанием посмотреть на работу моей прабабушки. Та была столичной швеёй, очень хорошей, и у нас, имея доступ к костяным иглам, создала свой стиль, ни на что не похожий.

— И так вы сошлись? — Какаши стало искренне любопытно. С возрастом ему начало нравиться слушать истории о любви.

— Можно сказать, что да, — голос Кимимаро оставался спокоен, почти невозмутим, но зелёные глаза чуть смягчились. И опечалились. — Её родители погибли во время режима Ягуры, из большой семьи выжил только один брат… И ему нравятся мужчины, он ничего не может с собой поделать, детей у него не будет. Я возьму Касуми и её брата к себе в клан. Оба шьют и весьма неплохо. Касуми хочет троих детей, а то и четверых. Няню найду. Между тем, она и её брат откроют ателье, которое, конечно, будет называться «Кагуя»… Обучатся техникам моей прабабушки, выйдут на новый для себя уровень.

Какаши еле заметно сник, проглотив вопрос про брак по расчёту, но Кимимаро это заметил.

— Мы с Касуми можем построить вместе что-то новое, — голос последнего из Кагуя был мягок. — Ни она, ни её брат меня не предадут. На каждом из нас лежит бремя «последних».

— Но ты её любишь? — решил уточнить Какаши. — Без любви брак может стать в тягость. Не знаю, расскажешь ли ты все детали Канаде, но кто-то ведь должен тебя спросить.

— Любовь, хм, — Кимимаро задумчиво повертел в руках свою чашку. — Не знаю. Я уважаю Касуми и её брата. Смогу ли я жить без будущей жены? Да. Если она скончается от болезни или родов, мне придётся, чтобы воспитать наших детей, чтобы дать им возможность стать шиноби или ремесленниками. Но буду ли я бесконечно тосковать по ней? Тоже да… Касуми нельзя назвать сказочной красавицей, но у неё очень добрые глаза и надёжные руки. Хорошие кости, крепкие. Нам с ней будет приятно жить вместе. И мне не нравится думать о том, что будет, если овдовею. Когда мы вместе, нам обоим легче дышать. Когда мы вместе, жизнь становится проще во всём. Это ли не любовь, к которой стремятся в браке, Хатаке Какаши?

И проницательный зелёный взгляд скользнул по открытому лицу гостя.

— Расскажи о том, что ты чувствуешь к моей наставнице, — голос Кимимаро был тих. — И я сравню.

Какаши неловко рассмеялся, ощутив, как закрылся капкан в разговоре.

— Ну, — и посерьёзнел. — Я ведь не писатель и не поэт, да и всего не расскажешь…

— Попробуй.

Какаши задумчиво уставился на свою чашку.

— Построить что-то вместе — да, — наконец начал. — Но это далеко не всё. Я переехал сюда к Канаде, в её мир, и, соответственно, к вам… но это тоже не всё, да и дело не в жертвенности. Думаю… порой дом — это человек. И не так важно, где вы, хотя это имеет, естественно, значение. У меня был свой дом. Квартира. Но когда мы встретились с Канаде в Конохе, что-то начало безвозвратно меняться. И, проведя с ней время здесь, стало ясно, что она и есть мой дом. И оказалось, что я всю жизнь его искал. Смотришь на человека рядом и чувствуешь — «я дома».

Кимимаро внимательно его слушал.

— Разумеется, я придумал повод, запустил все необходимые механизмы и приехал сюда, — продолжил Какаши, всё ещё рассеянно рассматривая свою чашку. — Канаде — не только она сама и её книги, но и Кири, и ваш народ. Мне нечего предложить, кроме самого себя.

— Хорошо, — серьёзно кивнул Кимимаро. — Именно так меня любит Касуми.

Какаши поднял взгляд на чужое лицо.

— За что ты её любишь, если не секрет?

— Хм, — Кимимаро рассеянно остановил взгляд на костяных флейтах. Его лицо смягчилось от собственных мыслей. — Если развивать метафору про дом… Её и не хватало, чтобы дом ощущался домом. И дело не в рабочих руках… и дело не в привлекательности моей невесты. Но бывают красивые дома, уютные, в которых, тем не менее, нет чего-то крайне важного, неописуемого, что превращает здание или помещение в «дом». Когда Касуми рядом, это неописуемое, важное, пропитывает всё и меня самого тоже. И на сердце хорошо. И жить не страшно. И из прошлого уходит горечь.

И посмотрел на собеседника.

— Ты на своём месте, — произнёс тихо. — Понимаешь, о чём я? Весь близкий круг Канаде это чувствует. Иначе я не пригласил бы тебя в мой дом, в том числе.

Какаши, сглотнув, кивнул.

Кимимаро поднялся на ноги.

— Пойдём, — повёл рукой последний из Кагуя. — Примеришь кое-что из работ моих предков. Я наводил ревизию… Нашёл хорошую юкату расцветки жилета Конохи и тёмно-синие штаны.

— Но это же твоё наследие, — опешил Какаши.

— Вставай, — голос Кимимаро был мягок, но требователен. — Ты один из нас. Сочтёшь жестом моего личного принятия.

Какаши послушно последовал за хозяином дома, прихватив с собой конверт с приглашением на свадьбу.

— Расе я ничего не дарил, — тихо заметил Кимимаро, неспешно идя по коридору. — И, между нами говоря… Мне жаль детей, оставшихся сиротами, но не его самого. Ещё год, и я не смог бы скрывать моей неприязни.

— Раса ведь не был плохим человеком, — Какаши сам не понял, почему решил вступиться за бывшего любовника Канаде.

— Да, — покладисто согласился Кимимаро. — Но он был значительно старше её и знал, что к чему. Знал, что не заслуживал её, что ему повезло. У них не вышло бы брака, и Канаде не смогла бы иметь с ним общих детей. И Раса был грешником, — голос Кимимаро стал холоден. — Он подвёл свой народ, свою жену, своих детей. Мы такое не любим… поскольку знаем, что час расплаты неизбежен. Канаде пришлось бы страдать вместе с ним. За его грехи. Хорошо, что ушёл сам.

И остановился перед распахнутой дверью.

— Заходи, примерь, — повёл подбородком. — Я подожду снаружи.

Утром следующего дня, в выходной, Какаши и Канаде завтракали на террасе, выходившей в сад, и ничто ничего не предвещало, и четыре чакры на сенсорном радаре появились внезапно и перед носом. Канаде ничему не удивилась, не напряглась и не вздрогнула.

«Прокачать надо диапазон», — только и успел подумать Какаши, чуть не поперхнувшись чаем.

— Канаде, одолжи нам Хатаке часов на шесть, — Райга начал совсем без преамбулы.

— Лучше на десять, — поправил из-за его спины Забуза.

— Кормить-поить будем, — добавил Джузо.

— Ну и утонуть не дадим, — осклабился Кисаме.

И все четверо выжидающе уставились на Канаде.

— То есть меня никто спрашивать не будет? — полюбопытствовал Какаши на всякий случай.

— Так тебе же понравится, — удивился Райга. — Мы ещё и обедом накормим.

— Готов поспорить, правильно готовить океанскую рыбу ты не умеешь, — без осуждения заметил Джузо. — Заодно посмотришь.

— Он её и разделывать не умеет, — ввернул Кисаме. — Сначала это надо ему показать. Тонкости готовки потом сам подхватит.

— Волны сегодня хорошие, все факторы сошлись, — Забуза скрестил руки на груди. — Фаза луны, уровень воды в соответствии с ней, ветер правильный… Такая погода продлится ещё дня три-четыре. Сегодня надо начать, а потом станет интересно.

— Опасно не будет, — Кисаме скалил свою привычную улыбку, но его взгляд был серьёзен. — Утонуть не дадим.

— Раз уж Хатаке с нами надолго, надо же ему приобщиться! — Райга выжидающе уставился на Канаде.

— У него нормально должно пойти, — добавил Джузо. — Только разве что воды нахлебается. Но мы и сами хлебнём, иначе не интересно.

— И утонуть не дадим, и накормим, и пиво есть… на десятерых, — загибал пальцы Райга. — Ну так, смочить горло.

И на Канаде выжидающе уставились.

— А что я буду делать десять часов? — вежливо осведомился Какаши у Мечников.

— На доске по волнам ходить, — ответила за них Канаде. — Отпускаю, берите.

Какаши поперхнулся слюной.

— Тебе понравится, — она похлопала его по спине. — Только следите, чтобы не обгорел.

— Мы сами обгорим, — пообещал Кисаме.

Канаде многозначительно на него посмотрела.

— Ну ладно, ладно, — он с деланным недовольством поставил руки в боки. — Я у Мей крем возьму на всех.

— То есть моего мнения вы вообще не хотите спрашивать? — снова подал голос Какаши.

— Тебе понравится, — улыбнулась ему Канаде. — Я таким не занимаюсь, но…

— Но тебе полезно будет, — ввернул Джузо.

— Опять же, рыбу научим правильно разделывать, — согласился Кисаме.

— И готовить её в полевых условиях, — добавил Забуза.

— Ко всему прочему, ходить на доске по волнам — целая наука, — просиял Райга. — Ты же гений, согласно книжке Бинго, значит, с математикой и геометрией наверняка в ладах. У тебя должно хорошо пойти. И пиво мы взяли с собой вкусное!

Какаши медленно моргнул и смирился:

— Когда?

— Когда пойдём? — переспросил Кисаме. — Сейчас и выдвинемся. Знаешь, где я живу? — Какаши покачал головой. — Нет? В смысле «нет»? — Кисаме озадаченно почесал затылок. — Канаде, покажи ему, где мы с Мей живём, это не дело… Потом в гости позовём, я жене поставлю задачу придумать день… Короче, у нас свой причал. Вот там и встретимся минут через двадцать. До скорого, — и унёсся в шуншине вместе с Джузо и Забузой.

Райга задержался.

— Отличная юката, кстати, — прокомментировал, улыбнувшись. — Тебе идёт.

И тоже исчез.

Какаши многозначительно посмотрел на Канаде. Она рассмеялась.

— С тобой хотят дружить, — и улыбнулась. — И хорошо.

— Ты знала обо всём этом? — он невнятно махнул рукой.

— Не-а. Но хорошая инициатива, согласись.

Какаши на это что-то невнятно пробормотал.

— Тебе понравится, — потянувшись через стол, Канаде накрыла его руку своей. Мягко улыбнулась.

— Но я не смогу быть безукоризненным, — по-детски надулся Какаши, глядя в сторону. — Мне так не нравится.

— Перфекционизм?

— Да.

— Вот и утопи его.

Какаши невольно рассмеялся. Посмотрел на неё.

— Вообще, очень сложно быть не идеальным, когда привык соответствовать собственным ожиданиям, — прокомментировал. — Но я попробую.

— Преклоняюсь пред твоим самомнением.

— Спасибо.

— Всегда к твоим услугам.

У Какаши покраснели кончики ушей, и он отвернулся, но руки не отнял.

— Всегда, да? — его взгляд остановился на первом попавшемся пышном кусте.

— Ну да, — легко ответила Канаде. — Я ведь уже потихоньку начинаю перевозить вещи.

Какаши, невольно облизнув губы, ещё сильнее залился краской.

— Допивай свой чай, — произнесла она, отнимая руку. — Я тебя провожу к причалу.

Канаде воспользовалась свободным от общения временем, чтобы, действительно, переместить часть вещей из пещеры в дом. В Башне в тот день господствовали Ао и Ширагику, с Кимимаро на подхвате, так что беспокоиться было не о чем.

Помимо организации собственных вещей, Канаде ещё и посвятила время созданию удобной в использовании печати вентиляции — Какаши оказался большим любителем обниматься во сне, и сбегать было бесполезно, все поползновения пресекались рукой, переброшенной через талию.

В итоге, времени хватило не только домашние дела, но и на отдых от общества — Какаши вернулся незадолго до времени ужина.

— Канаде-е-е, — протянул он. — Я дома.

И громко плюхнулся на плетёный диван террасы с видом на океан. Канаде, едва закончившая готовить, вышла к нему из кухни, на ходу снимая с себя фартук.

Солнце стремилось к воде, и акварель заката готовилась расцвести яркими красками. Какаши, взъерошенный, развалился на плетёном диване, опустив чистые пятки, розовые от ходьбы босиком по песку, на столик. Задравшиеся просторные штаны обнажили красивые, сочные, безукоризненные в пропорциональности ноги, и еле заметный серебристый пушок на них чуть дрожал на морском ветру. Из-под зелёной юкаты выглядывала голая грудь, сильная, обманчиво плавная в своём барельефе. Какаши растянулся, задрав голову вверх, с расслабленной улыбкой на тёмно-розовых от ветра губах, и взгляд Канаде скользнул по бледной шее, наверняка всё ещё немного солёной от волн, по точёной челюсти. Бледная кожа сияла под лучами заходящего солнца, и Какаши был прекрасен в своём усталом и радостном блаженстве.

Канаде прикусила губу, чувствуя, как потемнел собственный взгляд, как потяжелело дыхание, становясь томным.

— Я принесу тебе домашнего лимонада с мятой, — голос сам по себе чуть опустился.

Какаши приоткрыл тёмный глаз.

— Нравится? — довольно и лениво спросил.

— Ха-а, — Канаде потёрла лицо.

«Мне теперь интересно, как ты будешь выглядеть, если я соблазню тебя сейчас. Как ты будешь трепетать от моих ласк… Как я доведу тебя до забытия, а потом провожу обратно… с моим именем на твоих губах».

— Мне очень повезло с мужчиной, — улыбнулась Канеде, не озвучивая своих желаний. Какаши устал за день, и всему было время и место.

— Спасибо, — довольно улыбнулся он. Зевнул, прикрыв рот рукой. — Лимонад можно… Но ты и себе налей. Я тебе расскажу, как всё прошло, — и снова зевнул. — Меня вымотали, накормили… Завтра опять пойду. Я четыре волны взял! А Забуза сломал доску. Джузо вообще один раз отнесло чуть ли не на километр…

— Сейчас принесу лимонад, подожди, — и Канаде унеслась на кухню.

К моменту, когда оба устроились поудобнее со своими напитками, солнце уже скрывалось за синим горизонтом.

— Было здорово, — подытожил Какаши, довольно улыбаясь. — Мы очень далеко от берега ушли на лодке, и там волны такие… Мне рассказали про серии, когда брать, как считать, как понять… Всё равно, конечно, побарахтался, но мне заявили, что для материкового я солидно плаваю и подныриваю. На глубину опускаться потом научат, я по-вашему не умею.

— А на обед что было?

— Рыба. И много. Очень много. Кисаме его акулы принесли одну килограмм в сорок, во-о-от такую, — и показал руками. — Мы её ели жареную, с лимоном. Вырезка — песня, с мой кулак. Потом подремали в тени пальм, потому что свалило, конечно… Волны кончились, просто у костра посидели, попили кофе. Мне всякие байки рассказали интересные. Про загадочность всех Мизукаге, ну, или как вы загадочно остаётесь в истории, про создателя Мечей, про сами клинки, про Дудочника, — и ещё раз зевнул. — Ух, — моргнул. — Утомился я что-то.

Канаде погладила его по волосам. Какаши, довольный, разомлел.

— И хорошо, — улыбнулась. — Выспишься.

— Угу. А я им байки Конохи рассказал. Ну, так. Культурный обмен.

— Молодец, — волосы под ладонью были мягкие-мягкие.

— Нас, кстати, в гости зовут. Кисаме и Мей.

— М-гм. Сходим, как уточнят день. Кисаме наверняка хороший стол накроет.

Какаши опять зевнул.

— Ужин? — спросила его Канаде.

— А в меня влезет? — он приоткрыл глаз.

— Конечно. Ничего «тяжёлого» я не готовила.

— Ужин, — кивнул Какаши. — А ещё, знаешь что? — и улыбнулся. — Я люблю тебя.

Chapter Text

Какаши, благополучно сбежавшего в Кири, откровенно забавляла история о том, как его ученики сошлись с новыми наставниками.

Сакуру, обладательницу экстраординарного контроля чакры, отдали Цунаде — и обе оказались крайне довольны. Джирайе должен был достаться Наруто; и всё было бы в порядке, но когда сын Минато и Кушины, походив на соло-миссии для чуунинов, доказал здравомыслие и профпригодность, Гай, как человек слова, хоть и сам никаких слов никому не давал, открыл мальчику личности его родителей. Заодно любезно уточнил несколько деталей — то, что Какаши несколько лет послушно работал тайным телохранителем (под маской Пса), ну так, чтобы ребёнок не счёл себя совсем брошенным, а ещё тот факт, что Джирайя приходился Наруто крёстным отцом.

Какаши узнал о манёвре Гая постфактум, через письмо. Сын Минато и Кушины в постскриптуме на своего учителя матом ни разу не замахнулся.

Тем не менее, Наруто наотрез отказался иметь какое-либо с Джирайей дело. И можно было бы на это повлиять, если бы Саске, каким-то образом разузнавший, что Орочимару, было дело, состоял в той же организации, что и Итачи, наотрез не отказался учиться у своего нового наставника тоже.

В общем, Наруто и Саске, под присмотром Сакуры, деловито пожали друг другу руки, и после этого начался цирк; Гай пустыми словами никогда не разбрасывался, несмотря на своё гендзюцу, так что всё, скорее всего, действительно было настолько плохо. На это также указывало несколько деталей. Во-первых, Саске, наслушавшись баек о легендарном капитане Псе (часть которых была преувеличена, часть которых Какаши, в силу разных обстоятельств, не помнил, и часть которых являлась безусловным вымыслом), достаточно вдохновился, чтобы склонить Цунаде не только к сочувствию, но и к соучастию. Он также умудрился закрыть на срочный ремонт все публичные бани и «чайные для взрослых» Конохи.

Во-вторых, Наруто немедленно принялся помогать Орочимару с реабилитацией образа со всей громкостью Кушины и с её же упрямством; змеиный саннин, к слову, на дух не переносил вопли экстравертов. Параллельно Наруто подружился с Анко и подписал контракт со змеями. По словам очевидцев, призванному им в первый раз удаву размером с треть частной мануфактуры было сказано: «кто тут такой опасненький, ты ж моя змея подколодная, покажи зубки, даттебайо». В общем, Орочимару за три дня психологической войны чуть не ушёл в буддийский монастырь, смирился и, посадив Наруто писать научную статью о пользе и вреде рамена в окружении фолиантов, успокоился.

Джирайя не смирился и не успокоился.

Именно таким образом Саске и его новый наставник оказались в Кири примерно через месяц после переезда Какаши.

— Он не хочет понимать, что после атаки Кьюби мы лишились около шестидесяти процентов наших шпионов, — Джирайя задумчиво потягивал сок в семейной ресторане на побережье. Вид у него был уставший, несмотря на райскую погоду и опустевшие тарелки с закусками. — Минато тогда сконцентрировал силы в центре, созыв был, после войны не так много времени прошло… В итоге почти все и погибли во время атаки, и обязанности легли на меня. Куда мне было с младенцем? Да и все знали, что Кушина была беременна. Сам помнишь, как трудно было унять слухи о том, что ребёнок выжил.

— Знаю, — кивнул Какаши.

В первый год после рождения Наруто не раз и не два пришлось выуживать шпионов Ивы, вынюхивавших факт существования ребёнка Минато.

Ветер с океана донёс выразительный мат Саске. Суйгецу учил его брать волны недалеко от побережья.

Между прочим, когда Саске увидел лицо Какаши без маски, он, к его чести, только хмыкнул и сказал: «ну, я так и думал».

— В общем, Наруто пока и слушать ничего не хочет, а я не знаю, что делать, — развёл руками Джирайя.

— Но вы сработались с Саске?

— А то как же.

Последний Учиха Конохи всё ещё выразительно ругался матом, параллельно отплёвываясь. Хозуки Суйгецу стоял на воде, согнувшись от хохота.

«Дети», — невольно умилился Какаши.

— Он на Микото очень похож. До того, как вышла замуж, — заметил Джирайя. — У неё всегда была хулиганская жилка, — и вздохнул, помрачнев. — Некоторые мужчины портят женщин. Надо было Микото матриархат в семье устанавливать. Фугаку на неё фартук нацепил, вот и загнулась она…

Океан шумел в ушах.

— Я помню, какой она была, — согласился Какаши. — И какой стала после замужества.

— А я о чём? Фугаку украл её свободу своей гордостью. Очень жаль.

— М-м.

Саске, отплевавшись, перехватил доску поудобнее, и они с Суйгецу зашагали по воде вперёд.

— Дай Наруто время, — вдруг подумал вслух Какаши. — Он не глуп, просто юн. Поймёт ещё… что людей идеальных нет, и… что обстоятельства порой сильнее.

— Думаешь? — Джирайя устало взглянул на него.

— Поймёт, — твёрже повторил Какаши. — Не могу сказать, что он унаследовал гений своих родителей, но что касается доброты… да, причём от обоих.

— Хм.

Джирайя отпил из своего стакана. И Какаши почему-то его стало очень жаль.

— О чём задумались? — спросил он, не думая.

Существование в Кири несколько развязало ему язык.

— Доживу ли, — произнёс Джирайя. — До понимания Наруто.

Неожиданный порыв ветра всколыхнул пышный зонт над их головами.

— Перестаньте, — хмыкнул Какаши. — Вы ещё не закончили третий том. Я, между прочим, жду.

— А ты знал, что Саске, оказывается, мой фанат? — Джирайя широко улыбнулся. — Краснеет, конечно, как помидор, но уважает. Мы с ним не раз уже поговорили о жизни, смерти, любви, мужчинах и женщинах… И о литературе. Он отлично вычитывает тексты! И каллиграфия на уровне! Азы фуиндзюцу сейчас познаёт. Я решил, ну, раз всё сложилось так, как сложилось, пусть у него за пазухой будет искусство, которое хрен скопируешь. Ему ведь, рано или поздно, придётся столкнуться с Итачи… Насколько я помню, тот в печатях так и остался на базовом уровне.

— Что верно, то верно.

— Вот.

— А призыв?

Джирайя отмахнулся:

— У клана Учиха свои свитки есть. Саске пока выбирает. Пусть лучше поработает со зверями, которые неплохо сотрудничали с его предками. Кто знает, — и потёр подбородок. — Вдруг они ему помогут восстановить кое-какие семейные техники. То же ниндзюцу, например. Учиха им славились исторически. Было бы неплохо, согласись. Они всего около трёх техник дали Конохе, но придумали намного больше, сам тому свидетель… На глаза стали чаще полагаться во время Второй и Третьей. Следопыты были нужны. Но то время миновало… Итачи, насколько помню, горазд в ниндзюцу, но банален, его тренировало как раз поколение, воевавшее в Третьей. В общем, если Саске обойдёт иллюзии Итачи, если перехитрит чужой Шаринган, то выйдет сухим из воды, когда столкновение всё же произойдёт. — И Джирайя скосил взгляд на Какаши. — У Данзо была коллекция Шаринганов, как ты помнишь. Ей позанимались… И Цунаде определила глаза Микото. Саске сделают пересадку, когда сдаст экзамен на джонина. Согласно записям Данзо, Вечный Мангекьё решает всё, а у Микото обычный Мангекьё был. Любовь матери защитит его от Итачи. А до того, как Саске станет джонином, я роковой встрече не дам состояться.

Какаши нахмурился, задумавшись. Вздохнул.

— Так зачем вы прибыли в Кири, раз у вас всё хорошо? Гай мне сказал, что за советом. По поводу тренировок.

Ветер донёс с океана вопли Саске. Хозуки Суйгецу опять заливисто хохотал.

— У него здесь друг, — развёл руками Джирайя, расплываясь в чуть лукавой улыбке. — И что до вас, что от вас… можно пойти разными дорогами, — и посерьёзнел. — Пусть мальчик на мир посмотрит. Его душа только начала по-настоящему лечиться после трагедии. При всём уважении к власти, личная беда Саске — дело не государственное. Не надо держать его взаперти, как птицу в клетке. Иначе, не приведи небо, закончит, как своя несчастная мать, растеряв весь огонь в груди.

Какаши растерянно моргнул на собеседника. Джирайя рассмеялся.

— Ай, как же непривычно наблюдать за твоими выражениями лица, — и покачал головой. Подпёр её ладонью. — Если бы Минато только дожил… Знаешь, он был бы за тебя искренне рад.

Канаде, разумеется, знала о приезде Джирайи и Саске, но встретиться с ними в первый же день не получилось. Прибыл ещё один незваный гость, немного неловкий в плечах и сломавшемся голосе, с уверенными ладоням и шагами — и ему нельзя было отказать в аудиенции. Он был принят немедленно, и не в кабинете, а на крыше Башни.

Канкуро вытянулся за год с небольшим, и юность его черт лица хорошо перекрывал фиолетовый грим кукловода. Телодвижения всё равно выдавали с головой, но только перед Мизукаге. Он нервничал.

— Что же заставило вас изменить своё мнение? — спокойно, почти безучастно, спросила Канаде, стоя к нему спиной. Она решила не ходить вокруг да около — оба знали, с каким посылом прибыл гость из Суны. Канаде послушалась совета своего окружения; Кири решила не спешить с продлением договоров.

Ветер клубил густой туман вокруг них, пряча беседу от лишних глаз и ушей.

Канкуро, похлопав себя по карманам, выудил оттуда пачку сигарет. Канаде сдержалась, чтобы никак не прокомментировать; она и сама начала рано курить. Канкуро, между тем, искал то ли зажигалку, то ли спички.

Канаде, щёлкнув пальцами, вызвала огонёк:

— Если хочешь, прикуривай.

— О, — округлил глаза Канкуро. — А я так, как вы, не умею, — и послушно прикурил.

— Покажу потом, если хочешь, — огонёк на пальцах погас. — Как сигарету испепелить тоже.

— Не будете мне говорить, что курить вредно для здоровья?

Вздохнув, она пожала плечами.

— Я ведь тебе не мать, — и нота горечи всё же закралась в голос, но тут же ушла. — И не мне судить, я сама рано начала что курить, что выпивать, что ругаться матом… У меня были мои причины и обстоятельства. У тебя, полагаю, свои. И они меня, к сожалению или к счастью, не касаются.

Канкуро и сам вздохнул. Сигарета держалась в ещё не до конца огрубевших пальцах на тот же манер, что и у самой Мизукаге.

Защемило в сердце. Захотелось вдруг выхватить сигарету из его руки и ласково, по-матерински, обнять. Но Канкуро официально приходился ей никем. Абсолютно никем. Он даже не являлся верноподданным страны Воды.

— Раса любил вас, — Канаде пришлось прочистить горло.

— Да, — Канкуро затянулся. Выдохнул. — Но, если честно, этого было недостаточно. Я много об этом думал… Стараться он начал, когда вы появились. В этом нет ничего страшного или плохого. Я рад, что успел поближе узнать его… лучшее в нём. Что есть, то есть, — и пожал плечами. — Он навсегда останется моим папой, и я всегда буду любить его… Таким, каким он был, а не мог бы быть.

Помолчали. Канкуро снова затянулся и выдохнул — неторопливо, боясь поперхнуться дымом. Канаде и сама закурила.

— Его больше нет ни с кем из нас, — заговорила она какое-то время спустя. — Теперь необходимо, сделав выводы, идти дальше… Как бы тяжело это ни было.

— Кстати об этом, — выпалил Канкуро, а потом, смутившись своей стремительности, замялся.

— Внимательно слушаю, — выждав около пяти секунд, решила подбодрить Канаде.

Канкуро, докурив, бросил было бычок на пол, но Окабе рассеянным пассом руки не дала окурку опуститься.

— Мусорить нехорошо, — констатировала без строгости. — Спрячь в карман. Твои будущие окурки за разговор тоже туда уберёшь. Как накопятся, на них и научу трюку с огнём.

— Виноват, — Канкуро густо покраснел. — Понял.

И, послушно спрятав окурок в карман, зажёг со спичек новую сигарету.

Канаде выжидающе молчала.

— Гаара отрёкся от поста.

— Что?

— Ну да. Точнее сказать, его сместили, а он и рад. И я рад.

— Кто тогда теперь Казекаге? Пакура? Баки?

Канкуро смотрел в сторону и нервно курил.

— Ну, — и облизнул пересохшие губы. — Помните, вы как-то раз упокоили моего родственника, Сабаку но Тессу…

— Какое это имеет отношение к делу? — нахмурилась Канаде.

— Э-э, ну-у… Он не то, чтобы… упокоился?

Канаде вытаращилась. Сила дала понять, что ей не солгали.

— Кхм, видите ли, — Канкуро всё ещё на неё не смотрел. — Кукловоды… Мы немного связаны с темой душ. Ну так, касаемся. Чуть-чуть. Не сильно. Бывает. Не спрашивайте, это профессиональная тайна. В общем…

И всё-таки посмотрел на Канаде. Взгляд у Канкуро был на этот раз уставший, взрослый.

— Сасори страшное дело сделал. Он, — и, прикусив губу, снова отвернулся. — В общем, Тесса оказался и мёртв, и жив, став марионеткой. Мёртвое, физическую составляющую, и какую-то часть «смертной» вы отпели. Но вот то невидимое никуда не ушло. Ушло только тело, превращённое в куклу. Не знаю, насколько хорошо объясняю, тема очень сложная… В общем, в нём очень много осталось живого, просто никто не почувствовал… Тесса совсем ослаб. Зависть и тщеславие Сасори не знали предела. Он был чудовищем.

Канаде, испепелив свою сигарету, закурила снова.

— Ну вот, — продолжил Канкуро, не глядя на неё. — Прошли годы, живой дух Тессы, лишившись тела, ставшего клеткой, окреп. Пески под властью Шукаку, у которого стало всё в порядке с головой, ну так, плюс-минус, выходили его. Ичиби проникся, с ним самим ведь сотворили что-то похожее… В общем, Шукаку поколдовал, и Тесса обрёл новое тело. И власть. Ни ему, ни Шукаку очень не понравилось, что Суна бездумно нанесла вам аффронт, пока я собачился с Темари, пытаясь убедить Гаару. Такие дела.

Канаде выразительно молчала, переваривая услышанное.

— Мы слышали, — Канкуро старательно деликатно кашлянул, — что вы собираетесь когда-нибудь в скором времени выступить медиатором между Кумо и Конохой. Мой дядя просил передать, что ищет встречи с вами… а также ждёт возможности представиться новым союзникам. О его «возвращении» пока никто не знает, ну, не считая тех, кому положено…

И, наконец, посмотрел на неё.

— Не беспокойтесь, госпожа Окабе. Суна теперь в надёжных руках. Ни Тесса, ни Шукаку не предадут союза с вами. Они слишком вам обязаны.

Канаде снова промолчала. Испепелила свой окурок, затем чужой, не дав Канкуро убрать его в карман.

— А с тобой что?

— А?

— Планирует ли Тесса репрессировать кукловодов? — взгляд Канаде был холоден. — Ты ещё ребёнок. Тебя трогать нельзя.

— А-а-а. Ха-ха. Ну-у, — Канкуро почесал затылок, неловко улыбаясь. — Не. Я же сказал вроде, что кукловоды связаны с душами немного. Так вот, нас ведь Шукаку и научил. Когда Тесса начал «возвращаться»… мне и поручили, скажем так, заделать ему основу для нового тела. Не без помощи со стороны Шукаку, само собой разумеется, но Шукаку ведь относится к категории вечного, а тела смертны, и вот «смертная» составляющая лежала на мне. Извините, — он виновато отвёл взгляд, — я не могу распространяться на эту тему. Могу только сказать, что всё было сделано достойно и в кратчайшие сроки. Мне дали звание мастера ремесла за труд… Ай, сложно объяснить, а тайну раскрыть не могу.

— Но ты в безопасности, — уточнила Канаде.

— Конечно. Гаара и Темари тоже. Видели бы вы их лица! У нас дядя теперь есть… Ещё один.

— И он… нормальный? — Канаде и сама плохо понимала, что ей будто бы было нужно знать.

— А, ну да. Учитывая все обстоятельства… Единственное, — лицо Канкуро приняло извиняющееся выражение. — Страшно хочет вас увидеть. Ну, по понятным причинам.

— У меня есть парень, — зачем-то подумала вслух Канаде.

— О, объяснимо, бывает. Мне передать?

— А нужно?

— Нет?

— Тогда не передавай.

— Понял. Не передам. И поздравляю вас, надеюсь, всё сложится, — Канкуро был искренен в своих словах. — Я люблю моего папу, естественно, но… брак был бы невозможен, сами понимаете.

Помолчали.

Канкуро первым прервал тишину, прочистив горло.

— Мы договоры не можем обновить до официальной встречи с Кумо, Конохой и вами. Очень надо, но Тесса решил ждать, потому что, если пустить на самотёк известность его возвращения, то шпионы всякие поползут, а нам этого не надо.

— Разумеется.

— Так вот, а когда вы все собираетесь? Засвидетельствовав нашего старого-нового Казекаге официально с другими, мы… в общем, мы сразу же договоры и обновим. Приплывём. С подарками.

— Опять с подарками? — Канаде устало потёрла лицо.

— Мой дядя, застрявший между жизнью и смертью, прекрасно рассмотрел, что вы сделали с Сасори, — заметил Канкуро. — Вы ещё и его тело, ставшее клеткой, избавили от мук. Разумеется, будут подарки.

— Не возьму, дело принципа.

Канкуро посмотрел на неё с укоризной.

— Мне достаточно лояльности, — не стала сдаваться Канаде.

— Хотя бы ковры!

— Нет.

— Шелка?

— Если вы поплывёте ко мне с подарками, велик шанс, что Коноха и Кумо не останутся в стороне.

— Чем же плохо? — искренне не понял Канкуро.

— Бюрократией.

— А. Хм. Ну да. Тогда неловко выйдет, вам работы прибавится, — Канкуро задумчиво почесал подбородок. — А если посла дадим? Коноха вам ведь сделала такой жест. Тогда документооборотом, связанным с нами, мы же, в основном, заниматься и будем. И вам меньше работы! Отчитываться только будем, чтобы вы всё знали.

Канаде задумалась.

— Можно, — наконец произнесла. — Посол Конохи отлично справляется со своими обязанностями.

«И Райге такой жест облегчит жизнь. Меньше мотаться будет на материк».

— Но я сама должна одобрить кандидатуру, — заключила Канаде.

— Я вам подойду? — брякнул Канкуро и сразу же виновато залился краской. — Ну, вы меня знаете… В какой-то степени. Темари сюда нельзя пока, Тесса ей занимается.

— Вернёшься домой, напишите мне вместе с Казекаге письмо, — пожала плечами Канаде. — В ответ заодно и уведомлю, когда состоится встреча с Кумо и Конохой. И где.

— Хорошо. Но, — Канкуро помялся с ноги на ногу. — Вы, то есть, не удивились? Возвращению Тессы.

Канаде невольно рассмеялась. Покачала головой.

— Кто угодно бы удивился, — и улыбнулась мальчику. Посерьёзнела. — Но я хорошо чувствую, когда мне лгут. Ты не солгал. Более того… Я ведь знаю, что биджуу обладают своей магией. Неудивительно, что пришедший в себя Шукаку помог своему же. Как он, твой дядя? Не могу представить… Муки, через которые он прошёл…

— Он не совсем человек, — серьёзно произнёс Канкуро. — Вы сами увидите. Человеческого в нём много, но, — и замялся. — Он хороший лидер. Отличный. Шляпу как под него кроили. Тесса строг, конечно, но не тиран и не деспот, и сочувствие в нём есть… Понятно, почему Сасори завидовал. Хорошо, что вы наказали его. Ну, Сасори. — И жестокость скользнула по лицу Канкуро. — Так ему и надо. Никакого покоя. Пусть в десять раз помучается так, как помучил моего дядю. И пусть все знают, какой был суд, — его глаза блеснули. — Нет смерти, есть Сила. Она течёт в нас, и мы едины с Ней.

Chapter Text

Канаде была обязана своим умением держать лицо двум женщинам — Ринго и Ширагику соответственно. С приёмной матерью играл важную роль фактор страха; Амеюри бесконечно подчёркивала, пока могла, картину жестокости, разворачивавшейся вокруг, и возымела успех. Ширагику учила владеть собой, как женщиной, и, поскольку являлась прекрасным примером для подражания, добилась того, чтобы Канаде многое переняла. Затем, разумеется, была академия для гражданских женщин в стране Железа, потом пришла известность от публикаций… и выяснилось, что путь всё это время шёл к шляпе. Разумеется, позиция Каге требовала владеть собой.

В общем, Канаде, отправив Канкуро, отдохнувшего и сытого, обратно в Суну, немедленно вызвала к себе в пещеру-мастерскую Райгу и Забузу — и дома появилась только утром следующего дня, с лёгким сушняком, но без экзистенциального кризиса.

— Не расскажешь, что случилось? — Какаши был куда менее обеспокоен, чем можно было бы ожидать. Его предупредили о занятости Мизукаге.

— Нет, — честно ответила Канаде, сонная, с тёмными кругами под глазами. И выпила ещё чаю.

— Но что-то ведь случилось.

Стоило отдать ему должное, он в своём любопытстве почти не настаивал.

— Был момент, — призналась Канаде, чтобы сказать ему хоть что-нибудь.

Из её окружения о положении Гаары и старом-новом Казекаге знали лишь Райга и Забуза. Остальным, было решено, предполагалось обнаружить ситуацию если не на собрании Каге, то сразу после.

— И? — Какаши поднял бровь.

— И это ни имеет никакого отношения ни к тебе, ни к Конохе, — честно ответила Канаде.

— Но к тебе имеет.

— Хм.

— Прямое или косвенное?

— Какое есть.

Какаши вздохнул.

— Потом узнаешь, вместе со всеми, — отмахнулась Канаде. — Ничего критичного. Однако, — и нахмурилась, — если Гай и дальше будет медлить с переговорами с Кумо, то встреча состоится без него.

— Без Гая? — опешил Какаши.

Канаде посмотрела на него с укоризной.

— Время, — и постучала себя по левой кисти так, будто носила наручные часы из страны Мороза, — не ждёт. Кто успел, тот не опоздал. Ждать больше не можем. Эпоха изменилась. Если Гай хочет идти со всеми в ногу, пора пускаться вприпрыжку.

— Переговоры Кумо и Конохи без Конохи…

Канаде сардонически рассмеялась.

— Нет, — и покачала головой. — Переговоры между четырьмя Каге. И если Коноха не готова, соберёмся старой компанией.

— Значит, что-то произошло с Суной, — Какаши скрестил руки на груди.

Канаде смерила его невозмутимым взглядом.

— С нами со всеми что-то происходит, — констатировала. — Не нужно ставить в центр внимания кого-то одного. Коноха всё ещё не знает, по каким правилам играет наш альянс, потому что вы в него ещё официально не вошли. И сможете войти только после качественного перемирия с Кумо. В том, что вы до сих пор не договорились, не виноват никто, кроме вас. Надо действовать, а не разговаривать, — и выпила ещё чаю.

— Мы были врагами на войне, — Какаши тоже был невозмутим. — И не забылся тот инцидент.

— В котором виноваты, опять же, вы.

— Это, скорее всего, был Данзо.

— Являвшийся верноподданным страны Огня и Конохи и имевший власть.

Канаде, устало вздохнув, смерила Какаши серьёзным взглядом.

— Ты, кажется, не понимаешь, насколько сильно Коноху не уважают на международной арене.

Он опешил.

— Третий Хокаге давал обещания, — продолжила Канаде, задумчиво вертя в пальцах свою чашку, — Данзо и его старики-подхалимы предавали их самыми разными способами. За вами закреплена стойкая репутация лицемеров. Инцидент с Кумо — не единственный пример; он лишь показал, что при кабинете Третьего с вами нельзя было иметь никакого серьёзного дела, без ожидания ножа в спину. Более того, никто не забыл, как Коноха проставлялась «мясом» в Третью войну, бросая на фронт жизни слабых, еле тренированных, генинов и чуунинов… мозги которых были промыты так пропагандой Воли Огня, что пока их резали, поскольку не могли не резать, они только и вопили, что о своей философии. Лишь Ива и была с вами схожа в подобном цинизме. В «Кровавом тумане», по крайней мере, все знали с самого начала, что уготовано было выжить только сильным — их и тренировали. Слабые гибли почти безболезненно во время экзамена. Генины и чуунины Конохи, вскормленные идеологией смерти, в большинстве случаев умирали в страшных муках.

— По крайней мере, они умирали во что-то веря, — резко ответил Какаши.

— А наши умирали, не успев испугаться, — голос Канаде был холоден. — С чистыми, прости меня, штанами. И если жизнь не пропадала в их глазах немедленно, их добивали быстро, пока гибнущий разум еще не успевал ни понять происходящего, ни почувствовать боли. И на поле боя мы себя всегда вели аналогично. В отличие от вас.

Какаши, стиснув зубы, промолчал.

«Рин — один из многих ваших апогеев. Ты слышал в пещере, что стало с её семьёй? Почему она вообще пошла на предательство?»

— Мой тебе совет — забудь про идеализм, — продолжила Канаде спокойно, серьёзно. — Он всегда губил вас, поскольку уводил неверными тропами… И вы волокли за собой других. Все всё знали про вас, — Канаде задумчиво отпила чай. — Сейчас время доказать, что Коноха готова войти в новую эру. Да, вас не уважают. Докажите обратное. Помни, тем, что вам готовы дать шанс, вы обязаны мне, а не самим себе. Гай ещё не показал своего характера на международной арене. И если промешкает, возможность уйдёт. Забудьте о том, что у вас якобы есть время. Его нет.

И поднялась.

— Так ему и передай, если хочешь, — и захватила с собой опустевшую чашку.

Она не собиралась извиняться за свою правду, поскольку отпевала во время войны как своих, так и чужих.

— А как же дать противнику шанс показать себя в последний раз?

Голос Какаши остановил её на пороге дома. Канаде полуобернулась.

— Дать шанс, — и наклонила голову вбок, — или насладиться чужой беспомощностью? Возвыситься над обречённым в гордости и тщеславии? Брось. Мы, дети тумана, таким не занимаемся. Это бесчестно.

И удалилась на кухню.

— А как же отец Гая? — раздалось вдогонку. — Защитивший детей?

Канаде медленно моргнула.

— Глупо полагать, что Мечникам Тумана интересна такая лёгкая добыча, как дети. Майто Дай бился честно, поскольку настал апогей всей его жизни. Но убивал он, как раз, бесчестно.

Она смутно помнила рассказ то ли Райги, то ли Джузо о том, в каких муках умер Хозуки Мангецу.

— Я же сказала, — голос Канаде не дрогнул. — Идеализм часто ведёт вас неверными тропами. Майто Дай — не единственный пример.

— Есть ещё?

Она услышала, как Какаши привалился к дверному косяку.

— Рин, — очень просто ответила Канаде, ставя чашку в раковину. — И не одна она.

В Силе отозвалось что-то, и рука чуть дрогнула. Канаде нахмурилась.

— Что-то не так?

Шаги за спиной.

— Канаде?

Она помотала головой.

— Не понимаю, — устало пробормотала. Повела ладонью по лицу.

Какаши ждал продолжения продолжения фразы. Канаде замешкалась — у них не было ещё никакого разговора о восприятии Силы.

Он до сих пор не знал ни происхождения своей возлюбленной, ни подоплёку загадочных навыков; в общем, как и окружение. И Канаде пока не ощущала необходимости открыть ему эти карты.

В конце концов, не было исключено, что Раса так сильно в неё влюбился в том числе из-за происхождения.

— Иногда, — Канаде со вздохом отошла назад. — Что-то ворочается в Силе… но явных знаков нет. И не в первый раз какой-то намёк мелькает… И не за что ухватиться. Понимаешь, иногда я чувствую, и, — и осеклась.

— Не за предметы надо хвататься, а за меня, — Канаде мягко развернули.

Какаши, в своей зелёной юкате, без маски, несмотря на тяжёлый разговор, смотрел на неё мягко.

— Устала, да?

И погладил по голове.

— Я потороплю Гая, — пообещал он. — Не от одного него зависит шаг Конохи в сторону Кумо. Ему надо договориться с Хьюга… и не испортить отношения с одним из учеников. Но не переживай, — её мягко прижали к себе. — Всё будет улажено. И Гай не позволит детям умирать просто так. Он, на самом деле, так же циничен, как и ты. И старается в жизни отталкиваться от света, а не от мрака.

— Ох, как же много этого проклятого мрака, — пробормотала Канаде. — Я так устала, — и глаза сами собой закрылись.

Она подумала о Сабаку но Тессе.

Разговора с Райгой и Забузой не хватило, чтобы слова и хмель смыли из сердца ужас за судьбу чужого человека, не заслужившего настолько страшную участь.

— Почему люди не могут быть добрыми? — беспомощный вопрос сам собой выскользнул. — Зачем сплетни, зачем зависть, козни, зло… Добро ведь лучше.

— Но зло проще, — Какаши вздохнул в её макушку. — Тебе не приходилось день ото дня охотиться на чудовищ. У многих такая обманчивая внешность… и по манере держаться на людях не догадаешься. И дело не в их прошлом, хотя и в нём тоже. Просто есть на земле те, кого бесконечно тянет к бездне. А есть те, кто и сам — бездна. И не потому что в неё толкнули. Просто… было принято решение. А дороги назад нет. И чести, чтобы решиться на раскаяние, искреннее, тоже нет. И за такими прихожу я, — руки потяжелели вокруг Канаде. — С моим переездом у тебя стало на одного телохранителя больше. Справедливые убийства — мой профиль. Ничего не бойся.

Канаде вздохнула.

— Ты ведь знаешь, — подумала вслух, — если придётся, я отдам себя Великой Силе за мой народ.

— Не придётся, — голос Какаши был твёрд. — Мы договорились с Ао-саном, он посмотрит на мой пересаженный Шаринган. Наладим мне шальной глаз. И тогда, — он хмыкнул, — не посочувствую тем, кто посмеет позариться на тебя и твоё. Я ведь, по своей натуре, если и пёс, то волкодав. В глотку вцепиться успею, и челюстей не разожму.

— Не умирай первым.

— Я помню. Именно поэтому мы и договорились с Ао-саном. Коноха, к слову, ничего не знает… И им не нужно этого знать. Ладно?

И спрятал кроткий поцелуй в чужой макушке.

Канаде отстранилась, накрыла ладонью его бледную щёку. Она догадывалась, какими глазами смотрела на Какаши, и не отвернулась, не смутилась.

— Я о тебе не мечтала, — произнесла тихо. — А ты здесь. Со мной.

— И спасибо, что не прогнала, — его улыбка была мальчишеской.

— Не говори глупостей. Ты ведь знаешь, о чём я.

— М-м.

Какаши, отстранившись, сполоснул её чашку и поставил сушиться.

— Знаешь, со мной можно не бояться вести тяжёлых разговоров. Ну, объективных, — и рассеянно посмотрел в окно. — Я ведь был учеником Четвёртого Хокаге… и был приставлен к нему намного раньше других членов моей команды. В дом был вхож, и так далее. И Третий со мной общался порой ближе, чем с единственным выжившим сыном. Теперь мой лучший друг стал Пятым. Я к тому, что, — и взлохматил свои волосы. — У меня есть представление о том, как действительно думают Каге. Минато-сенсею, на самом деле, претила философия Воли Огня. Из-за жены, в первую очередь. Слышала об Узумаки Кушине? Память о клане только и осталась, что в символе водоворота и азах фуиндзюцу. А когда трагедия произошла, всё тоже списали на Волю Огня. Сенсей очень долго помогал сначала своей девушке, потом невесте, затем жене примириться с утратой… и снять с себя пропаганду, иначе ей становилось очень горько.

— Четвёртого я ни разу не видела, — легко призналась Канаде. И, скрестив руки на груди, задумчиво наклонила голову вбок. — Узумаки Кушину — да. Меня от неё крайне удачно спасли на фронте… когда пошла на нас с Мей.

— Она пошла на детей? — Какаши с неверием обернулся.

— Война, — Канаде равнодушно пожала плечами. — Кушина впилась в ряды туманников. Я отшвырнула Мей, а меня спасли.

— Кто?

Канаде моргнула. Замешкалась.

— Вряд ли это так важно.

— Но тебя спас кто-то из своих, из союзников или из Конохи? — в голосе Какаши прозвенела требовательность.

— Ну, — Канаде снова моргнула. — Вряд ли будет плохо с моей стороны, если скажу. В конце концов, ничего такого…

— Да?

— Это был Кьюби, — сдалась Канаде.

Какаши остолбенел.

— Кьюби?

— Ну да. Он не позволил Кушине приблизиться. Захватил контроль над телом.

— А дальше? Что произошло потом?

Канаде невольно прикрыла глаза.

«Сила Великая, как давно это было».

Земля тряслась от техник и падавших тел. Запах стали, крови, мяса и гари бил в нос. Ликование, ужас, неистовство жизни и молчание смерти на сенсорном радаре.

Два биджу в человеческой оболочке.

«Ты пахнешь звёздной пылью».

Что-то было ещё. Канаде напрягла память.

«Это о таких, как она, нам рассказывал отец, не так ли?» — вдруг всплыло в памяти.

И ещё…

«А ты переупрямь их всех, ясно? Мы рассчитываем на тебя».

Канаде, моргнув, невесело усмехнулась. «По крайней мере, в упрямстве мне действительно не откажешь».

— Ничего, — ответила она. — Кьюби и Хачиби продержали меня в гендзюцу. Когда иллюзия пропала, центр сражения уже сместился.

Какаши озадаченно моргнул.

— Иначе говоря, тебя спасли биджу?

— Ну да. Биджу нам не враги, знаешь ли. У каждого своя функция. Я вообще считаю, что их не стоило запечатывать. С тех пор, как я вылечила Шукаку, страна Ветра пошла в гору.

— Что значит «вылечила»?

— О, это долгая история, — отмахнулась Канаде. — А у меня совещание в полдень.

Какаши на неё крайне выжидающе таращился.

— Нет, объясни, пожалуйста, — попросил тихо, сморгнув требовательность. — Если это не государственная тайна.

Сила дала понять, что Какаши зачем-то действительно стоило знать хотя бы общую подоплёку дела.

— Это, как раз, государственная тайна… поэтому лучше не распространяться, — Канаде посмотрела на него очень серьёзно. — Но, если коротко… Шукаку запечатали раньше, чем остальных биджу, и всё было сделано так плохо, что несчастный потерял рассудок. Ты же, наверное, слышал о кровавых делах внутри Суны до того, как Раса заключил мировой договор с Кири? Это был Шукаку. Если учесть, что он как являлся, так и является хранителем пустыни… И если учесть, что в том числе благодаря нему народ научился выживать в песках, то поступок со стороны Суны был крайне некрасивый. В общем, я откалибровала печать на их нынешнем джинчуурики и параллельно излечила Шукаку, насколько могла. Ему действительно стало лучше, и рассудок он, более-менее, восстановил.

И поставила греться чайник.

— Что бы ни происходило в Суне сейчас, что бы руководство ни придумало в будущем… Эта Скрытая Деревня всё ещё, скажу прямо, является главным союзником Кири, — подытожила Канаде, не глядя на Какаши. — Дело отнюдь не только в наших с Расой отношениях. Я бы даже сказала, что дело и вовсе не в них, хотя они тоже являются фактором… Не хочу, чтобы это прозвучало как-либо гордо, но я действительно выручила их нацию, и не один раз. И жители Суны это прекрасно знают.

— Но ваш исторический союзник — Кумо.

— С Эем мы, можно сказать, дружим, насколько это возможно. У нас схожие принципы. И сотрудничать с Кумо удобно. Им крайне претит идея «ножа в спину», если ты понимаешь, о чём я. Воевать с ними бок о бок тоже было… не могу сказать «комфортно», но что-то вроде того. В их рядах, как и в наших, проводили «зачистку», если кому-то кровь и власть били в голову.

Какаши задумчиво кивнул.

— Но что по поводу Ивы?

Канаде не торопилась с ответом.

— Они не стесняются своей природы, — наконец произнесла. — От них можно и нужно, грубо говоря, «ждать подставы». Но она предсказуема. Если попался, так тебе и надо, поскольку все всё знают. Думаю, я не нравлюсь Третьему Цучикаге, из-за той истории со статьёй… Но, скорее всего, он меня уважает. Я ведь не «попалась», хотя и находилась в должности совсем недолго на тот момент. Полагаю, Цучикаге сразу понял, с кем имел дело… И оценил жест прямолинейности. Мы ведь, Каге, люди занятые.

— Башня в Конохе шаталась от хохота, — поделился Какаши, усмехнувшись. — На нашего Третьего все главы кланов налегли с сильными намёками немедленно начать дружить с Кири. И это был не первый раз.

— Правда? — Канаде растерянно на него моргнула.

— Конечно. Все они, как и я, читали твои книги. Был целый тайный клуб. Я о нём знал, но сам не участвовал.

— Почему?

— Мне ведь была известна твоя личность, — Какаши тоже достал себе чашку.

— Кстати, ты так и не сказал, как догадался, — Канаде вскинула бровь. — Мы ведь формально не были знакомы.

— Ну-у, — он подался назад на кухонной тумбе. — Если тебе интересно…

— Разумеется.

— Во-первых, писала женщина, — Какаши, не глядя на неё, чуть улыбнулся. — Я ведь заядлый читатель, мне такие нюансы заметны. Понимаешь, у мужчин, несмотря на склонность к идеализму, хорошо получается описывать объективные истины… но вот на женщинах мы постоянно спотыкаемся. Даже если автор их, так сказать, не предпочитает. Или если предпочитает наполовину. В общем, книга может быть крайне объективной, с простыми истинами касательно всего, кроме женщин, — и улыбнулся шире, взглянув на Канаде. — Вы нам бесконечно непонятны.

Она невольно рассмеялась.

— Мы сами себе непонятны.

— Но знаете вы, всё-таки, о себе больше, — заметил Какаши. — Так вот… Во-первых, писала женщина. Во-вторых, это была куноичи, не аристократка, поскольку всюду сквозило понимание фронта. Это была несомненно молодая женщина, даже очень молодая, поскольку в пространстве между строк было много про равноправие полов… В Третьей войне, как ты сама прекрасно знаешь, мужчины и женщины, мальчики и девочки, служили одинаково, гибли тоже — не так, как во время Второй… Это была куноичи не из Малых Скрытых, поскольку присутствовала не только глубина, но и масштабность мысли, и не в плане эмоциональности, а наоборот, в объективности и логике, которые можно было бы принять за беспристрастность. В Конохе, как ты ранее заметила, была сильная пропаганда Воли Огня, и возразила ей, за эту долгую эпоху, по-настоящему возразила, только Цунаде. Не в её стиле писать книги; к тому же, она другого поколения. В Суне патриархат. Был. И всё ещё есть, полагаю. Кумо, — он задумался. — Не скажу почему, но это не могла быть их куноичи. То же самое с Ивой. И, самое главное…

Он опустил голову.

— Я ведь помню тебя в пещере.

Сердце Канаде пропустило удар.

— Это был самый красивый праведный гнев, который я когда-либо видел, — неожиданно продолжил Какаши. — Потом я понял, годы спустя… Он был направлен не на меня, невольного «исполнителя» высшей воли, но на всю эпоху. Я всё равно винил себя, разумеется. Но мы оба были заложниками ситуации. Ты пыталась спасти грешницу. Я пытался защитить мой народ. Мы оба были правы. В лучшем мире Рин могла бы переметнуться к вам и излечить свою душу. Но он, на тот момент, был таков, что… Ты и сама знаешь.

Канаде разлила им чай, чтобы занять руки.

— В общем, — Какаши приподнял голову, но его взгляд так и не опустился на лицо Канаде. — Я узнал этот праведный гнев на печатных страницах. Тебя не было в книжке Бинго, ни в одном издании. Но в стране Волн ходила молва о голубоглазой девушке со светлыми волосами… известной не только проводами душ, но и почти сказочной добротой. Мудростью. Я не подтвердил твоего имени, чтобы не выпытали… И решил держаться в стороне от всяких обсуждений… Чтобы, если бы пришёл приказ найти тебя и убить, назначили бы меня. И если бы ты послала меня к чёрту в таком развитии событий, а я бы попытался тебя спасти от моих сокомандников… план был позволить тебе пронзить мне грудь. Потому что твоя жизнь, объективно говоря, дороже.

— Не говори так, — Канаде, встав перед ним, взяла его за руки. — Не смей так считать.

Какаши, наконец, взглянул ей в лицо. Печально улыбнулся.

— Посмотри на себя, — его голос был мягок. — Канаде, ты ведь удивительна, хотя такой же человек, как и мы все. Да, я бы позволил тебе убить меня, — и погладил её по щеке. Опустив руку, снова отвёл взгляд, усмехнувшись. — Странно, не так ли? Можно подумать, я всю жизнь тебя любил. Только не знал этого. Несмотря на десятки прочитанных мной любовных романов… Порой моя жизнь — сплошная ирония.

— Не издевайся над собой, — Канаде погладила его по лохматой голове. — И, если подумать, никакая я не удивительная. У меня просто… невероятные обстоятельства.

— А выдержка? Упрямство? Благородство?

— Сам такой.

Какаши чуть покраснел.

— Нет, ну если ты так считаешь…

— Считаю, — голос Канаде был твёрд. — И не сравнивай себя со мной. Ты от мира сего. А я — аномалия.

Какаши нахмурился:

— И кто сейчас над собой издевается?

— Это не издевательство.

Канаде, отойдя, отпила из своей чашки. Пришёл её черед избегать чужого взгляда.

— Мало кто знает, откуда я, — пришлось разорвать тишину первой. — Из людей, на данный момент, и вовсе никто. Наверное, и к лучшему. Моя приёмная мать, Амеюри Ринго, унесла тайну с собой в могилу. Раса тоже унёс.

— И я унесу, — голос Какаши был предельно серьёзен.

— Это тайна едва ли имеет значение, — отмахнулась Канаде.

— М-м, настаивать не буду. Но, сказать по правде, мне интересно.

Она услышала, как Какаши взял свою чашку с чаем, но не обернулась.

Канаде взвешивала аргументы «за» и «против».

— Жадничать не будешь? — подумала вслух.

Какаши поперхнулся.

— Чем? — прохрипел, откашлявшись.

— Мной.

— Я в твоей обители, — деланно возмутился он. — И мой социальный график с твоим окружением расписан на ближайшие две недели. И это не считая свадьбу Кимимаро! Кстати, — он почесал затылок, — я так и не понял, в чём идти, и надо ли искать подарок.

— У Ширагику спросим.

— Понял. Так вот. Я не жадный. У меня есть «территория», и я её стерегу. Всё.

Канаде вздохнула. Опустив чашку, потёрла виски.

Оборачиваясь назад, она понимала, что «открылась» в своё время Расе из-за сугубо личной необходимости, долго зревшей. Её тогда всё ещё тяготило детство в Кири, тяжёлое, опасное, одинокое; тяготило время, когда Ао и Мей оставили их с Ширагику в Деревне; тяготил побег из страны Воды и то, что последовало за ним… Более того, она отчаянно искала вдохновение, возвращаясь к светлому прошлому, высоким стенам Храма, тёплым и мягким аурам других джедаев, Корусанту, его огням, удивительному транспорту.

В годы, предшествовавшие революции, Канаде была одинока, и зачастую возникало ощущение, что её не понимали и не могли понять, даже всецело принимая. Но власть сменилась в Кири, туман стал пахнуть розмарином и солью, книги продолжали покупать, и надёжная оседлость успокоила сердце. Даже по Бену больше не получалось по-настоящему тосковать, хотя он и не попрощался.

Будто бы не имело больше никакого смысла рассказывать Какаши о джедаях и Храме.

Кири стала Храмом. И некоторые люди, не многие, но некоторые, стали своего рода джедаями. В первую очередь, например, Райга. Он смутно чувствовал Силу, и его искренние молитвы провожали души вдаль. Забуза никогда не распространялся о своих метафизических ощущениях, но и он стал подобием джедая.

И оба пришли к своему новому началу путём раскаяния. Чести и благородства в них всегда было достаточно.

В итоге получалось, что Канаде своими руками создала себе новый Храм. И в нём появились джедаи.

Наверное, не зря Бен её сравнивал с Люком Скайуокером.

— Не сейчас, — наконец произнесла она. — У меня сегодня много работы, и я скоро пойду в Башню… Но, знаешь, если тебе правда интересно, как-нибудь вечером обменяемся историями. Я тебе расскажу про моё детство, а ты мне про своё. Когда у обоих будет настроение. Как тебе такой вариант?

Какаши удивлённо моргнул.

— Ладно, — медленно согласился. — Но, если ты не против, мы тогда что-нибудь выпьем. Я, — и неловко почесал затылок, — не очень люблю говорить о моём детстве. Я о нём вообще ни с кем не говорю. Но если обмен, согласен. Никакой тайны, впрочем, нет… Однако ты всё равно ведь не знаешь. О моей семье. Или знаешь?

Канаде отрицательно покачала головой.

Он вздохнул.

— Ладно, — повторил. — Тогда… будет правильный момент, расскажу. Заодно посмотрим, что ты обо всём случившемся скажешь.

— Была какая-то несправедливость? — невольно нахмурилась Канаде.

— Чего только не было.

— Тогда поговорить надо до съезда Каге, — и почти залпом осушила чашку.

— Почему?

Канаде смерила его сардоническим взглядом.

— Ты ведь, в какой-то степени, мой.

Какаши покраснел.

— Моё обижать нельзя, — констатировала Канаде и звонко опустила чашку на стол. — И если ущерб моему был нанесён в прошлом, то одинаково требуются извинения. Или контрибуция.

— Это было давно, — Какаши растерянно округлил свой тёмный глаз.

— Время относительно.

— Ты меня смущаешь.

— Смущайся.

— А-а, — Какаши потёр совсем раскрасневшееся лицо. — Чёрт. Зачем ты так…

— Полегчало?

— Э-э, нет.

— А если я тебя поцелую?

Какаши спрятал лицо в ладонях.

— Не надо, — возразил глухо. — А то ты до Башни не дойдёшь.

— Ну так, — Канаде ухмыльнулась. — Я могу опоздать, — и подошла ближе. — Господин посол, уж больно вы вкусно выглядите, — и облизнула губы, — можно вас соблазнить?

Chapter Text

Переговоры были организованы на территории страны Воды по той причине, что все трое приглашенных Каге с уважением относились к Канаде, и потому не позволили бы себе начать бедокурить.

Она их, тем не менее, не позвала в Кири. Можно было бы устроить встречу с торжественным размахом и фейерверками, разумеется, но Пятая Мизукаге решила, что мероприятию куда было лучше пройти в уединённом месте и более интимной обстановке, чтобы не привлечь нежеланного внимания со стороны «кукловода». Он слишком давно не появлялся; и появиться ему ничего не стоило.

Соответственно, был выбран для встречи достаточно небольшой скалистый остров, на котором давно никто не жил — он даже не был отмечен на карте.

За две недели на нём в срочном порядке построили коттеджи, как для туристов, и главный дом. В сравнении с организацией временной жилплощади, надёжной и комфортной, установка защитных мер показалась делом почти не энергозатратным.

Планировалось, что делегации прибудут одна за другой, чтобы Канаде могла оказать каждому участнику личный приём — завтрак одним, обед другим и ужин третьим соответственно. Только первые должны были иметь честь увидеть остров без иллюзий и прочих мер безопасности. Сразу же после их сопровождения в коттедж с выходом на личный пляж планировалось затянуть сушу и воду весьма специфическим туманом, чтобы никому из участников не пришло в голову выяснять отношения без медиатора. Конечно, на случай экстремальных ситуаций тоже были приняты меры — у каждого коттеджа дежурила чайка Канаде. И по костяным столбам Кимимаро, сияющим в темноте для чакр конкретных гостей, можно было по тропинкам добраться до главного дома в полной безопасности.

Более того, после прибытия последней делегации Исобу должен был окружить остров перекрестными волнами, чтобы никто не смог добраться до скалистого острова по воде.

Первой добралась делегация Суны, заранее встреченная на нейтральной территории для сопровождения. Утро освещало опасный для моряков и любителей остров, когда шаги чужеземцев зашелестели по белому песку, мягкому, как кожа младенца.

Канаде встречала их со своей скромной охраной за спиной. Райга и Хаку держались представительно, а вот Кисаме, разглядев гостей, замер.

Телосложение Сабаку но Тессы отличалось той изящной пропорциональностью, о которой грезили женщины, размышляя о высоких мужчинах. Грудь под тёмно-синей туникой поднималась и опускалась в ритм волнам, ненавязчиво доказывая всему миру жизнь своего сердца, жизнь вопреки. Волосы, цвета глубокой ночи, объёмные и растрёпанные, отливающие холодом, трепал ветер, и они выглядели не менее реальными, чем бледная кожа.

Глаза цвета груши не добавляли его лицу тепла; взгляд их был «мёртвым» — не один раз Канаде видела будто бы такие же, только совершенно другие, давным-давно, на войне, на живых лицах, а в особенно тяжёлые дни и в зеркале.

Канкуро чуть повернулся к нему, и Тесса, моргнув, вгляделся в лицо Канаде. И хотя на беспристрастном лице скользнуло лишь призрачное подобие улыбки, чужая аура «разжалась», блеснула на сенсорном радаре, и не сталью ножа, как можно было бы подумать, но стальными искрами на солнце — и почувствовался след властной длани Шукаку.

Жар и холод песков перековал Третьего Казекаге.

— Приветствую, госпожа Окабе Канаде, — прикрыв глаза и опустив ладонь на сердце, Сабаку но Тесса поклонился ей чуть глубже, чем следовало бы равной.

У него был тот низкий и чуть хриплый голос, о котором наверняка не одна женщина, в своё время, мечтала.

— Рада вас видеть, господин Тесса, — совершенно искренне отозвалась Канаде. — Для меня честь приветствовать вас.

Она ощущала спиной экзистенциальный кризис Кисаме, которому никто ничего не сказал про воскресшего Третьего Казекаге — забылось, что Хошигаки часть войны провёл на восточном фронте, а не на западном, и что он, возможно, видел Тессу до тёмных дел Сасори.

«Ну ничего, оклемается», — подумала Канаде. Баки и Яшамару понимающе переглядывались за спиной своего старого-нового лидера.

— Не такая, как для меня, уверяю вас, — ладонь Тессы медленно опустилась с сердца.

— Всё прошло по плану, — Канаде ему приветственно улыбнулась. — Вы прибыли первыми. Так что, если вам захочется произвести на остальных впечатление…

— В любом случае, оно будет произведено, — сухо закончил за неё Тесса. — Меня не видели много лет, и я не постарел ни на день.

Канкуро за его спиной неловко помялся с ноги на ногу.

— Завтрак подан, — Канаде повела рукой в сторону домов. — Если вам угодно поговорить со мной наедине, то единственная возможность это ближайшие часы.

— Как я полагаю, непосредственные дела альянса будут завтра.

— Именно так, — кивнула Канаде. — С дороги всем участникам лучше отдохнуть.

— Хорошо. Как вам будет угодно.

Он будто хотел сказать что-то ещё, но остановил себя. Стальные искры под солнцем сжались, и чужая аура пропала с радара.

Канаде кольнуло беспокойство. Неужели успела каким-то образом обидеть?

Но взяла себя в руки.

— Пожалуйста, следуйте за мной, — и повернулась к ним спиной в жесте доверия. — Проведу вас до вашего коттеджа. Если будете ставить ловушки, не забудьте потом забрать их, пожалуйста.

— Разумеется, — и за Канаде бесшумно последовали. По-детски хотелось обернуться, посмотреть, оставлял ли Третий Казекаге за собой тень, как и все.

Трудно было в этом себе признаться, но она не нервничала только из-за того, что в Силе особенно чувствовался экзистенциальный кризис Кисаме.

Завтракали в аккуратной беседке недалеко от главного дома, в котором и расположились жители Кири вместе с прислугой. Воздух был прозрачен, не пряча в тумане иссиня-зелёные деревья и цветы. Ещё не запахли сосны и ели, но ветер с побережья пропитал всю природу бодрящим ароматом соли.

Тесса ел мало, охотнее пил; благо, Канаде, стараясь угодить вкусам разных гостей, подготовила для выбора большое количество сока из разных фруктов. Они сидели вдвоём за одним столом, телохранители расположились за другим, стоявшим поодаль. И хотя на обоих висело гендзюцу, Канаде догадывалась, о чём её люди (Кисаме, Райга и Хаку) говорили с сопровождением Тессы (Баки, Яшамару и Канкуро).

— Должен отдать должное вашему организаторскому таланту, — разорвал долгое молчание Третий Казекаге. — Встреча на необитаемом острове на определённом расстоянии от Кири — хороший вариант.

— Гораздо удобнее обеспечить безопасность и предотвратить утечку информации, — спокойно кивнула Канаде. — Баки, полагаю, уже ввёл вас в курс дела касательно «кукловода». В конце концов, у нас есть доказательство, что он и стоял за атакой на вас.

Тесса не дёрнул ни мускулом.

— Суна откупилась мной, по большей части, — и отпил из своего стакана. — Остальное мой народ навлёк сам на себя. Я всегда хорошо относился к Расе, но он не был рождён для того, чтобы руководить. Поколения Первой и Второй войны, к сожалению, продолжают считать, что боевая сила — самое главное в позиции власти… Мне доложили в подробностях о вашей помощи. Я не отрекаюсь от этого долга.

Канаде спрятала выражение лица за своим стаканом.

— Более того, — степенно продолжил Тесса, глядя в сторону. — Я должен вам лично. Пока моей душе суждено оставаться здесь, верность Суны к вам не померкнет. Можете быть в этом уверены.

— Я не уверена, что хочу принимать долг лично от вас.

Тесса, взглянув на неё, чуть улыбнулся; еле заметно, как и прежде. На этот раз Канаде всё же заметила, что глаза цвета груши потеплели.

— Мне говорили, что вы добры. Приятно убедиться в этом… вживую.

Канаде чуть не поперхнулась соком.

Тесса позволил себе лукавую ухмылку.

— Чувство юмора у вас, — Канаде прочистила горло.

— Без иронии в нашем мире можно сойти с ума, — он немного откинулся на стуле. — Я бы сошёл. К сожалению, нота безумия во мне осталась, она не могла не остаться после козней Сасори. Повезло, что он, по крайней мере, не предпочитал на сексуальном поприще мужчин.

Канаде побледнела.

— Вам ведь интересно, не так ли? — Тесса изучающе её разглядывал.

— Если честно, нет, потому что у меня очень хорошее воображение.

Тесса сардонически усмехнулся.

— Не принимайте на свой счёт, — добавила Канаде, виновато отведя взгляд. — Меня глубоко затронула ваша судьба, когда столкнулась с Сасори. Мы ведь на тот момент уже были знакомы с Расой, и он много говорил о вас… И я почти первым делом, придя к власти, поспешила в Суну вернуть жертв Сасори и отпеть, упокоить. — И тяжело вздохнула. — Мы с Райгой и Забузой всю ночь пили после отбытия Канкуро. Собственно, только они и знали со стороны Кири о вашем возвращении в мир, потому что самостоятельно осознать всю эту жестокость… у меня не хватило выдержки.

Тесса задумчиво наклонил голову вбок.

— Как вам живётся с таким сочувствием?

— А? — встрепенулась Канаде. Посмотрела на него.

— Вы очень добры, — голос Тессы был тих и мягок. — Даже слишком добры. Я слышал об этом, естественно, и не только от смертных, но и от Шукаку. Вы противоречите естественным законам этого мира. Благо, что имеете успех. Но как вам живётся?

Канаде озадаченно смотрела на него.

Тесса чуть подался вперёд на своём стуле:

— Вы ведь… «пахнете звёздной пылью».

Она побледнела, но в лице не изменилась.

— Это Шукаку вам сказал, — её голос был ровным.

— Я и сам видел, застряв между жизнью и смертью, — голос Тессы был предусмотрительно тих, хотя и его иллюзии окружали стол. — Ваш свет, исполненный нечеловеческой праведной яростью, меня и помиловал в своё время, поскольку признал невиновным.

— Моя суть — служить Силе, — Канаде скрестила руки на груди.

— Сказанное мной не в упрёк вам, — его голос стал мягче. — Нет моей вины в знании вашей тайны.

— Хм.

Канаде, всё-таки, закурила.

— Будете? — и протянула ему пачку.

— Не откажусь, спасибо.

И Тесса тоже закурил.

— Несмотря на мой… опыт, я такой же человек, как и все, — прокомментировал, хотя Канаде не спрашивала.

— Я вижу.

Он хмыкнул. И посерьёзнел.

— Ваш свет и продержал меня здесь. Без него душа бы не выдержала. Повторяю… Я благодарен. И не в моих намерениях отказываться от долга перед вами.

Канаде недовольно хмурилась, глядя на него.

— Ближе к делу, будьте любезны. Если вам угоден шантаж, отпою в любое время дня и ночи, — и стряхнула пепел на пол.

Тесса дёрнулся.

— За кого вы меня принимаете, — и недовольно прищурился.

— За мужчину, который говорит о вещах, которые мало его касаются.

Он моргнул.

— Я не был намерен вас оскорбить.

— Тогда хватит ходить вокруг да около, — Канаде недовольно цыкнула языком. — Я из Кири. Мы ненавидим лишние слова. Говорите сердцем.

— Хорошо. Суна всегда к вашим услугам.

— М-м.

— Тайну я унесу в могилу.

— Гарантии?

— Прекратите. Я вам жизнью обязан, в конце концов.

— Тогда могли бы и промолчать, ради моего спокойствия, — Канаде беспристрастно стряхнула пепел на землю. — Что вам мешало?

— Желание дружественных отношений.

— Они не начинаются с потенциального шантажа.

— Какой может быть шантаж!

Но взял себя в руки. Выдохнул.

— Хорошо, признаю. Моя вина. Примите… мои глубочайшие извинения, — и встретился с ней взглядами.

Он был искренен.

— Допустим, — Канаде не позволила недовольству отразиться в её голосе. — Принято.

Тесса еле заметно выдохнул.

— Очень ограниченное количество людей знает мою тайну, — продолжила она. — И этому лучше оставаться так.

— Простите меня.

— Уже… Я женщина, и мне требуется немного времени, чтобы позлиться. Не берите на свой счёт.

Он невесело усмехнулся.

— Не брать на мой счёт? Вы знаете, каково это, когда вас заживо разделывают, и вы даже не можете кричать? Знаете, каково это, иметь сознание, когда вами пользуются, как куклой? Сасори ведь и подумать не мог, что я действительно остался, в какой-то степени, жив. А знаете, каково это, скитаться бесплодным духом по пескам, едва помня своё человеческое начало? Неужели вы не видите, как я вам благодарен и обязан? Неужели не понимаете, что за вашу тайну и вас лично я пойду на многое, если не на всё?

Канаде резко почувствовала себя очень виноватой. Тяжело вздохнула.

— В таком случае, примите и мои извинения за резкость, — она посмотрела на него открыто.

— Я забыл, что в Кири действительно несвойственно «ходить вокруг да около», — Тесса качнул головой. — Мои навыки дипломатии покрылись ржавчиной. К сожалению, полтора месяца — короткий срок для адаптации.

— Мне и самой не стоило пускаться в обвинения, — Канаде, испепелив сигарету, устало потёрла лицо. — Встреча Каге была организована быстро, пусть и не наспех. Я тепло отношусь к Суне, следовало провести встречу альянса как можно скорее…

— И за это я вам тоже благодарен.

Ему всё ещё было неловко, и ей тоже.

— Пожмём друг другу руки и сменим тему, — предложила Канаде.

Так и поступили.

— Значит, Суну вы оставили на Пакуру?

— Верно, — Тесса чуть лукаво прищурил глаза, но в улыбке его губы не дёрнулись. — Мне рассказали об её отношениях с Куросуки Райгой. Не стоит сталкивать бывших любовников слишком быстро. И Баки заслужил проветриться.

— Про Баки согласна, — Канаде с уважением кивнула. — Но, между нами говоря… Райга мне сказал, что они с Пакурой расстались на хорошей ноте?

Тесса хмыкнул.

— Верно, на хорошей. Это не значит, что она периодически не думает вслух о том, кого Райга предпочтёт после неё.

— Перестанет, когда найдёт себе мужчину, — отмахнулась Канаде.

— Но до тех пор… лучше не давать ей повода. Иначе может попытаться вернуть его.

— Вы так думаете?

— В Суне женщины отличаются властностью там, где патриархальные скрепы до них не дотягиваются, — со знанием дела произнёс Тесса. — Темари тому ещё один пример. Наши женщины, в большинстве случаев, не отдают себе отчёта в том, что перегибают палку. Но их можно понять. Несмотря на то, что общество сейчас куда либеральнее, чем было даже десять лет назад, у каждой женщины есть пример матери, бабушек и прочих родственниц.

Испепелив сигарету, он отпил ещё из своего стакана.

— Я не сержусь на Темари, — со вздохом призналась Канаде. — Если честно, её реакция на смерть отца меня неприятно удивила… но стоило догадаться.

— Каждый справляется с утратой по-разному, — медленно кивнул Тесса. — Даже без знакомства с вами Расе всё равно пришлось бы присутствовать лично на экзамене в Конохе. И, — Третий Казекаге отвёл рассеянный взгляд, — он всё равно бы погиб.

Канаде вздрогнула, почувствовав как Сила отозвалась правдой.

— Откуда вы знаете? — невольно спросила она.

Тесса, скрестив руки на груди, медленно моргнул, всё ещё глядя в сторону.

— Я ведь не совсем человек, — его голос был тих. — В том числе поэтому ваше происхождение мне понятно. Вы не просто диковинка, но инородный элемент… Можно было бы сравнить с метеоритом, но его появление убийственно. Ваше — нет.

— Вы выглядите и ощущаетесь совсем как человек, — нахмурилась Канаде. — Не считая привкуса влияния Шукаку. Но далеко не каждый это заметит.

— Сегодня я хорошо себя чувствую. Но есть дни, — по его лицу пробежала тень. — Я рад, что вам не понять.

— Простите.

— Не нужно, — и качнул головой. — У меня есть время, чтобы окрепнуть.

За столом повисла неловкая тишина. Они не смотрели друг на друга.

— Мне очень жаль, — заговорила наконец Канаде. — Правда. То, что с вами произошло…

— Вы уже его покарали, а меня помиловали, — очень просто ответил Тесса. — Моя душа осталась бессмертной, не растворившись в природной чакре, каким бы ни было тяжёлым искушение. Удел Сасори — это то, что он изначально готовил мне. Рано или поздно, он растворится. Станет песком, деревьями, вошью на собаке, разбитым кувшином… Когда под тяжестью времени ничего не останется ни от личности, ни от разума. И я доволен, — глаза цвета груш обратились к Канаде, — вердиктом.

Его аура всколыхнулась стальными каплями под солнечными лучами, но светило сменилось сумерками, и померещился запах железа, крови, немых криков агонии.

Канаде сглотнула ком в горле.

— Тесса, я… могу вам чем-нибудь помочь? Не из вежливости, а так… по-человечески.

Он моргнул, и его глаза подобрели.

— Чем мне можно помочь? — его голос не отдавал даже тоской, лишь смирением. — Вы меня уже оплакали. Разве нет?

Канаде распустила свою ауру, спрятанную из укороченных волос под кожу.

— Я помню ваш свет, — улыбка Тессы стала задумчивой, чуть печальной. — Это был первый раз за несколько лет, когда мне перестало быть больно.

У Канаде предательски зачесалось в горле.

Она смотрела на него молча, в ожидании ответа.

— Я не знаю, чем мне можно помочь.

Свет снова пытался взять в нём верх над сумерками. Канаде вдруг поняла, что солнечные лучи были его радостью… радостью от встречи с ней.

— Я сейчас расплачусь, — честно предупредила она, — если вы мне немедленно не придумаете, как вам помочь.

Тесса, неожиданно для себя, рассмеялся — немного хрипло, будто бы ржаво.

— Дружба, если позволите, — произнёс, отведя взгляд в сторону. — Они не понимают… Вы тоже не понимаете, но меньше других.

— Хорошо, — серьёзно кивнула Канаде, и чужая аура будто бы робко посветлела. — Тогда перейдём на «ты».

Когда завтрак кончился, делегация Суны удалилась в свой коттедж, а Канаде с телохранителями спустилась к воде ждать следующего прибытия, Кисаме, наконец, выразительно посмотрел на свою Мизукаге.

— А дальше что? — вслух пожаловался. — Ещё кого-нибудь воскресишь?

Канаде поперхнулась воздухом.

— Отстань от моей сестры, — скрестив руки на груди, ответил за неё Райга. — Тесса не упокоился, тебе же объяснили.

— А знаешь, каково это, увидеть, — Кисаме невнятно махнул рукой.

— А узнать? — Канаде вскинула на него бровь. — Мы с Райгой и Забузой всю ночь пили, — и устало потёрла лицо. — Ужасная у него судьба… ужасная.

— Выше нос, Канаде. Он теперь почти заново живёт, — Райга добродушно ей улыбнулся. — Вон, Шукаку его подлечил, на «каркас» не жалуется…

— Я всё ещё потрясён, — предупредил Кисаме.

— Почему? — повернулся к нему молчавший до этого Хаку.

— Ай, тебе не понять, — отмахнулся Хошигаки. И задумчиво нахмурился. — Я на войне его видел. Тогда только и разговоров ходило на нашей линии фронта, как бы избежать «Железного Тессу». Намиказе Минато, «Жёлтая Молния Конохи», тоже мелькал, но он нападал, в основном, на Иву… Третий Казекаге, надо отдать ему должное, убивал быстро, никого не мучал… Но меня всё равно «пасло» старое поколение Мечников, в лагере оставляли. Я тогда совсем мелким был.

— Мы сами паслись, — невесело усмехнулся Райга. — «Железного Тессу» я прекрасно помню. Нельзя было ни на миг давать слабину в плане чакры на клинке. Собственно, я один из немногих, кому дозволялось его атаковать. С дистанции. Вблизи с ним тягался из наших Мечников, в основном, Фугуки.

Кисаме задумчиво дотронулся до Самехады на своей спине.

— Никаких дипломатических спаррингов, пока Кумо и Коноха не помирятся, — предупредила Канаде. — Эй вспыльчив, а Гай энтузиаст.

Кисаме моргнул.

— А ты им так и скажи, — вдруг предложил. — Достойных воинов по все стороны переговоров хватает… Мне что, только одному надо?

Канаде на него вытаращилась.

— Мы ведь люди простые, — он оскалился. — А хорошо подраться — это бесценно.

— И как мне это организовать? Чтобы никто никого не покалечил больше необходимого? — Канаде неверяще подняла брови. — А если азарт им головы вскружит? Кири не так уж и далеко, город пострадать может.

— Океан остудит, — пожал плечами Кисаме. — Кровь горячая, вода холодная. Решать-то тебе, конечно. Но если затянут с претензиями, чем не вариант?

— А вылавливать кому? Мне?

— Ну, я помогу.

— Ты же будешь участвовать.

— Мне интересен «Железный Тесса», а к Суне у нас претензий больше нет. Если согласится, буду рад. А если не сейчас, так потом. Ему тоже было бы неплохо размяться, в перспективе, — хмыкнул Кисаме, скрестив руки на груди. — Что до других… Стиль Эя я видел. Майто Гай — псих. Можно под настроение, но за неимением других вариантов.

Канаде вдруг ощутила в Силе что-то странное, что-то, что можно было бы интерпретировать, как… иронию. У Райги, она заметила, изменилось выражение лица — видимо, тоже почувствовал.

— И не надо на меня недоумевать, — подвёл черту Кисаме. — Я же прав. Скажи им, Хаку!

Юноша из клана Юки только и сделал, что прикрыл улыбку длинным рукавом.

Chapter Text

Туман висел густой, как и обещалось; не глухой, впрочем, поскольку в видимости оставался и главный дом, и сосны, и ели; и тяжёлый ветер, пропахший солью, не колыхал его, как занавески. Туман висел надёжно, прочно, сглаживая углы, суживая реальность до широкого стола на широкой террасе, сидевших за ним и стоявших за стульями.

Канаде, выпившая поутру три чашки кофе, измотанная разговорами днём ранее, а также долгими приготовлениями к самой встрече, находила себя в состоянии усталого безразличия, серого нейтралитета, которого, пожалуй, мероприятие и требовало.

Она совершенно спокойно созерцала и Эя, и Гая, их свиты, и думала не столько о том, как бы можно было их примирить, сколько о мужской гордости, её мальчишестве, даже ребячестве. «Топнуть ножкой» каждый мог, «упереться рогами» тоже — и во всём этом Канаде видела лишь пустую трату времени. Как выяснилось, она этого действительно не любила.

«Откуда у них на это силы?» — Канаде устало потёрла виски. Хотелось домой, даже не к Какаши, а в пещеру-мастерскую, лечь и лежать, вздремнуть, а потом снова вернуться к делам по-настоящему важным, которым не было ни конца, ни края.

Тесса искоса посмотрел на неё, и бледные губы подёрнулись призраком насмешливой улыбки. Он качнул головой.

Канаде вздохнула.

Её утомляли слишком энергичные мужчины.

— Повторяю, — почти прорычал Эй. — Меня категорически не ебёт, Данзо был виноват, или не Данзо, подох он, или не подох. Инцидент был вашей инсценировкой, хотя бы потому что вы выдали себя, не вернув нам для вскрытия тело моего посла!

Шикаку, стоявший за спиной Гая, устало потёр переносицу.

— В моём кабинете не осталось кого-либо от прошлого режима! — горячо возразил Гай.

— Прецендента того, что вы не сволочи, тем не менее, нет.

Орочимару сардонически хмыкнул. Стоявший рядом с ним Наруто по неопытности держал сердце нараспашку, поэтому экзистенциальный кризис на его лице был отчетливо виден всем участникам переговоров, молчавшим и не молчавшим. «Как это мы сволочи?» — наверняка думал мальчик.

— От Суны вы отвернулись, пока Раса был при власти, — безжалостно продолжил Эй. — За верный союз в войне вы отплатили откровенно паскудной неблагодарностью, обрекли чужой народ на нестабильность и бедность. Контрибуцию, часть, выплатили только после того, как Суна заключила мир с Кири.

— И мы выплатили оставшееся потом, — вмешался Шикаку.

Эй смерил его крайне строгим взглядом.

— Н-да? — с насмешкой скривился. — А нам такое, грубо говоря, не канает. Мы предпочитаем союзников, которые держат своё слово. Вон, Кири, — и мотнул головой в сторону Канаде и её свиты. Пронзительного взгляда он от делегации Конохи не отвёл. — Мы с ними с самого начала Скрытых Деревень сотрудничаем. Ива — вынужденная мера, им свойственно их знаменитое двуличие, но, по крайне мере, они всегда были в нём предельно честны. Кири же, вне зависимости от характера Мизукаге, вне зависимости от эпохи, всегда держала свои обещания, а если не выходило, поступало соответствующее письмо, заранее, с подробным описанием конкретной невозможности и с другими вариантами, нам на выбор, чтобы не вышло никакого бесчестья. И на моей памяти и на памяти моего отца, предыдущего Райкаге, две войны, две эпохи — Кири ни разу не предала ни действием, ни словом, ни помыслом своих союзников. Ни разу. В то время как Третий Хокаге и его остолопы только этим и занимались. Долго. Две войны, две эпохи подряд.

Эй скрестил руки на груди. Его взгляд зацепился за бледного Наруто.

— Не бери в голову, мальчик, — его голос всё ещё был резким, но нота обвинений пропала. — Ты не виноват в том, что предыдущий режим был откровенной политической сволочью. Отца твоего на них не было.

Гай резко сел прямо.

— Оставь, — презрительно махнул рукой Эй. — Я дал шанс его отцу, хотя бешеная мать и вырезала много моих людей, удовлетворяя свою жажду крови.

— Вы его знали? — брякнул Наруто, округлив глаза. И немедленно замялся, виновато покраснев.

Его, конечно, заранее инструктировали стоять и молчать, как и полагалось свите, но мальчик не сдержался.

— Он был хорошим врагом и могучим соперником, — кивнул Эй. — И честь ему была знакома, как понятие. Сотрудничество с Конохой должно было помочь вам после атаки Кьюби, в дань памяти Намиказе. Что ж… Урок был выучен.

Наруто невероятно осуждающе посмотрел на взрослых Конохи.

— Данзо, — развёл руками Орочимару. — Если ты помнишь, он завёл меня в ловушку безумия, а потом выгнал из Конохи.

Наруто уставился на Шикаку.

— Мы восстанавливали Коноху, — устало признался тот. — Главы кланов. А потом на стало Учиха, и всё по-новому.

— М-м, а наш Пятый Хокаге был тогда совсем молод, — заключил Наруто. И посмотрел на Эя очень круглыми глазами.

— Не подкупишь, — сухо ответил тот. — Твой отец мог лучше.

— А если я стану дипломатом? — брякнул Наруто. — Послом?

— Будучи джинчуурики? — Райкаге посмотрел на него скептически.

Наруто побледнел, растерялся.

— Все мы знаем, кто ты такой, — мягко вмешался Тесса. И сосредоточил на себе взгляды. — Каждый, у кого развита сенсорная способность, легко может определить тебя. У джинчуурики нет никакой власти. Более того, как орудия Скрытых Деревень в военное время, таких, как ты, не принято наделять способностью свободного передвижения… Потому что врагам не составит труда поймать и изъять биджу, лишив их сосуда жизни.

Наруто побледнел ещё сильнее.

— Мы ещё не обсудили твоё невероятное возвращение, — заметил Эй, обращаясь к Тессе.

— Потом, — спокойно ответил тот. — Я готов к прозрачности, поскольку мне нечему стыдиться. Более того, есть свидетели моих обстоятельств, — и качнул головой в сторону делегации Кири.

И внимание граждан Кумо и Конохи сосредоточилось на Канаде.

Она спокойно отпила сок из своего стакана.

— Что есть, то есть, — и пожала плечами. — Это история Тессы, я в ней имею эпизодическую роль.

— Но важную, — произнёс тот.

— Не отрицаю.

— Любишь же ты помогать страждущим, Канаде, — Эй выразительно посмотрел на неё.

— Характер такой, — она развела руками. — В своё оправдание скажу, что часть этой истории произошла до того, как я стала Мизукаге. Что же касается «после», то прямого вмешательства в чужую политику не было. Просто одни невероятные обстоятельства привели к другим.

— Хм.

— Это правда, — спокойно произнёс Тесса. — После того, как Кумо и Коноха найдут решение проблеме взаимодействия друг с другом, я расскажу, поскольку дело касается не только Суны, но и остальных держав. И Канаде действительно не вмешалась в политику моей Скрытой Деревни. Более того, даже во время отношений с Расой этого не было, только сотрудничество и взаимовыгодный обмен.

Эй задумался. Но затем кивнул. Потом посмотрел на Коноху.

— Вот, — и указал рукой на представителей Кири. — Вот это — наш стандарт по части союзников. Прозрачность намерений, честь, благородство. Что вы мне можете предложить?

— Складывается ощущение, Райкаге, что вы не хотите никаких предложений, — стоило отдать должное Гаю, он был серьёзен во время переговоров и не прятался за своей маской, шедшей бок о бок с гендзюцу.

Эй нахмурился.

— Я не знаю, что вы можете мне предложить, — его голос был холоден и спокоен. — Мы вам не доверяем и не собираемся доверять ровно до тех пор, пока вы этого не заслужите. Подставленный вами и убитый вами мой посол заслуживал моего личного расположения.

— Я могу стать послом в Кумо! — воскликнул Наруто.

— Пацан, тебе же сказали, — подал голос из-за спины своего брата Киллер Би. — У джинчуурики нет свободы передвижения.

— Но это неправильно, даттебайо! И нечестно! Мы же не виноваты…

— Не виноваты, — кивнул Киллер Би. — Я и сам джинчуурики. Но если тебе дорога жизнь, то нельзя искушать обстоятельства. Особенно, при угрозе, которая есть сейчас на мировой арене.

Наруто встрепенулся, уставился на Киллера Би во все глаза.

— Вы тоже? — удивился.

— Да, — кивнул Киллер Би. — Меня могли бы сделать послом… Потому что я давно уже джонин, и не какой-нибудь, а прошедший войну и прославившийся боевыми навыками, которые не касаются биджу. Не будь я джинчуурики, я всё равно был бы весьма успешным воином. Значит, меня можно было бы назначить послом, захоти я этого сам. Но я пока не хочу. У меня ученики. И другие обязанности, от которых, на данный момент, не стоит отворачиваться.

Наруто задумчиво моргнул. Посмотрел на своего наставника. Орочимару сардонически изогнул бровь.

«Мальчик, наверное, отлынивал от скучных уроков с саннином», — мысленно заключила Канаде.

— У нас два джинчуурики, — вмешался в разговор Эй. — Мой брат и ещё один человек. Действительно, можно было бы сделать его, — он повёл подбородком в сторону Би, — послом в Кири или Суну, дружественные нам Скрытые Деревни. Народ песка доказал, что от своих подписей не отказывается. Но назначить его вам? Никогда.

— Мы уже поняли, — нота сварливости всё же мелькнула в голосе Шикаку.

— Мы вам отправим посла, — твёрдо произнёс Гай. Его глаза холодно блеснули. Он приосанился. — Господин Райкаге, нам понятно ваше недоверие и ваши претензии. Вы потеряли человека и получили удар по вашей воинской чести. Коноха расплатилась за свой роковой проступок жизнью семьянина из Хьюга. Сын жертвы козней Данзо — мой ученик. Его страдания я созерцаю уже годы напролёт. Более того, если Кумо действительно хотела помочь Конохе после атаки Кьюби в дань памяти Намиказе Минато… не беспокойтесь, пострадавшие от трагедии в полной мере ощутили отсутствие этой помощи. Мы были достаточно наказаны. Урок усвоен. Более того, хоть и произошла смена власти, на нас всё равно отпечаталась стагнация режима Третьего Хокаге. Мы готовы к сотрудничеству. Именно поэтому Коноха, от моего лица и лица моего кабинета, предлагает вам посла.

— Чтобы всё было честно, Кири тоже может отправить своего представителя, — вмешалась Канаде до того, как Эй успел переварить услышанное.

— И Суна, — подхватил Тесса. — Нам нечего скрывать.

Эй нахмурился.

— Кири не нужно, — и махнул рукой. — Райга не раз уже бывал у нас.

— Спасибо, а то я уже позабыл, что за вещи у меня дома, — пошутил тот за спиной своей Мизукаге.

— У нас есть ещё достойные кандидаты, — согласилась Канаде, чуть улыбнувшись.

— Кстати об этом, — Эй повернулся к ней. — Говорят, у вас здесь посол Конохи.

— Да, — легко согласилась она.

— Мы пошлём сюда и нашего.

— Хорошо. Вы мне значительно облегчите жизнь в плане бюрократии.

— Суна собирается отправить сюда и своего посла, — произнёс Тесса. — Канкуро, — и повёл подбородком в сторону мальчика за своей спиной.

Наруто нахмурился. Ему, видимо, не нравилось, что ровесника назначили, а его нет.

— У него хороший профиль, — спокойно продолжил Тесса. — И я ему доверяю.

— Я скорее умру, чем опорочу честь отца, Суны и госпожи Мизукаге, — брякнул Канкуро и, сжав кулаки, не покраснел под взглядами сильных мира сего.

— Верю, — серьёзно кивнула ему Канаде. — Кандидатура одобрена.

— Вряд ли вы захотите посылать своих представителей к нам, — Гай смерил серьёзным взглядом других Каге. — И это справедливо. Но наш посол в Кири пока оправдывает ожидания. Коноха готова доказать свои намерения, отправив джонинов-дипломатов в Кумо и Суну, не получив ответного жеста взамен. По крайней мере, на первых порах.

Шикаку чуть дёрнулся, но выражение лица сохранил. Он явно считал подобный жест перебором.

— Один человек, не больше, — твёрдо произнёс Эй.

Гай серьёзно кивнул:

— Принято.

— И кандидатуры требуют нашего рассмотрения.

— Иначе и быть не может.

— Эй, ты не будешь против Хаку? — обратилась Канаде к Райкаге. — У меня два кандидата, скажу честно, для Кумо и Суны. Хаку и Чоджуро.

— Согласен, — и кивнул юноше за спиной Канаде. — Раз ты его спокойно берёшь в телохранители, он заслуживает доверия.

— Я представлю тебя Чоджуро, в таком случае, — Канаде повернулась к Тессе. И улыбнулась. — Он очень хороший воин, Мечник… И работа в Суне пойдёт ему на пользу.

— Вряд ли он будет подолгу находиться в Деревне, ведь порт на расстоянии, — заметил Третий Казекаге. — В любом случае, если пришлёте его, всё будет организовано, как подобает. — И посмотрел на Эя. — Кумо я предлагаю Темари.

Наруто ещё больше нахмурился.

— Дочь Расы? — удивился Райкаге. — Ладно ты Канаде предложил его сына, но…

— Оба приходятся мне близкими родственниками, — серьёзно произнёс Тесса. — Что же касается Темари, вы давно славитесь своими воительницами. Ни для кого не секрет, что патриархат страны Ветра себя ещё не изжил. Темари пойдёт на пользу работа с вами.

— Я хочу сначала поговорить с ней, в таком случае.

— Разумеется.

— Коноха, — Гай прочистил горло, — предлагает на рассмотрение Ширануи Генму и Намиаши Райдо. Оба, как и Какаши, который является послом в Кири, служили под Намиказе Минато и были его личными телохранителями.

— Но в книжке Бинго про них нет ничего особенного, и «веса» они не имеют, — заметил Райкаге. — Кири предлагает нам Хаку, одного из последних Юки. Суна предлагает дочь предыдущего Казекаге и племянницу нынешнего… Кири вы дали Копирующего Ниндзя. Неравный обмен.

Гай поджал губы.

— Мы предлагаем исключительно проверенные варианты.

— Варианты должны быть не только проверенными, — вмешался Тесса, увидев намёк на предстоявшую раздражительность Эя. — Это также должны быть варианты, которые не хочется терять во всех смыслах, не только в психологическом. Это должны быть недопустимые потенциальные потери не только для лидера, но и для Деревни.

— Например, Хаку и Чоджуро, — кивнула Канаде. — Один из последних Юки и наш Мечник, текущий владелец Хирамекарей. Они дороги не только мне, но и моему окружению. Более того, оба имеют значительное стратегическое значение для Кири, их потенциальные потери невосполнимы; засим, недопустимы. Кандидатуры послов — не тот кон, на который можно поставить тех, кого, объективно говоря, Деревня может сравнительно спокойно потерять.

Гай помрачнел.

— Мы никого не хотим терять.

Эй выразительно прочистил горло.

Коноха не поняла жеста.

— Вы несли самые большие потери в последнюю войну из-за отвратительного уровня подготовки генинов и чуунинов, — послушно «перевела» Канаде.

Наруто молча открыл и закрыл рот. Посмотрел на Орочимару. Тот кивнул, разведя руками.

— И все это знают, — добавил Тесса. — Ни для кого не секрет, что вы брали количеством, а не качеством. Господин Райкаге хочет сказать, что данная ситуация требует качества. Крайне болезненного в случае потери.

Наруто опять открыл рот:

— Я…

— Перестань, мальчик, — отмахнулся Райкаге. — Ты не джонин, а послы, при всём вышесказанном, не заложники.

Наруто надулся, скрестив руки на груди.

— Будем думать, — признал Гай. — Раз правила игры установлены, остаётся им только следовать.

Шикаку многозначительно помялся с ноги на ногу за его спиной, но Хокаге не придал этому никакого значения.

— Обеденный перерыв два часа, — объявила Канаде. — Угощения будут доставлены в течение следующей четверти часа в коттедж каждого.

— Принято, — отозвался раньше всех Тесса, прекрасно понимая, что Мизукаге требовался отдых, а Конохе — время на мысли.

— Ладно, — буркнул Эй. — Но до ночи было бы неплохо обсудить твоё парадоксальное возвращение к власти, Тесса.

— Как только вы договоритесь с Конохой, — покладисто согласился тот. — Повторяю, мне скрывать нечего, а вопрос касается международной безопасности. До нового договора между Кумо и Конохой я собираюсь молчать.

— Справедливо, — согласился Эй.

И четверо Каге, не сговариваясь, одновременно поднялись со своих мест.

Наруто, плетясь по тропе на некотором расстоянии от Гая и Шикаку, задумчиво жевал губы.

— Это что же получается, — вдруг заговорил тихо, посмотрев на наставника, — нас другие державы вообще не любят?

— Ну, — хмыкнул Орочимару, — если выражаться твоим вокабуляром, то да. «Вообще не любят».

— То есть мы гондоны?

Саннин чуть не поперхнулся воздухом.

— Полагаю, — нашёлся с ответом. — У политического режима Третьего было много… нюансов.

— Гондонов, то есть.

— Да.

— А вы можете стать послом?

— Зачем? — Орочимару озадаченно моргнул на своего ученика.

— Ну так… вы крутой, а я с вами.

— Не выйдет, — покачал головой Орочимару. — Я «крутой», но ты — джинчуурики. Получится, если только, допустим, Киллер Би, с согласия Райкаге, решит обучить тебя использовать силу биджу. Но у нас совершенно не те отношения с Кумо. По крайней мере, сейчас. И кое-кто не джонин.

— Ну тяжело мне даётся теория! — надулся Наруто.

— Дипломаты глупыми не бывают. Книги надо читать.

— А если я всё прочту?

— Надо ещё всё прочитанное понять, переварить и использовать в жизни.

— А если я всё-всё сделаю?

— Ты передумал становиться Хокаге?

Наруто остановился. Орочимару, из любопытства, тоже.

— Хокаге сидит на месте и занимается бумагами, и решает вопросы. Постоянно, — наконец умозаключил Наруто. — Мне будет скучно. Но если я стану дипломатом и сделаю нам репутацию…

— Сначала учиться, — Орочимару мягко подтолкнул его, и мальчик послушно продолжил идти.

— Но я всё равно предложу за обедом, — упрямо заявил Наруто. — Уж что-что, а репутацию я делать умею. И опыт есть, — и ослепительно улыбнулся своему наставнику.

Орочимару тактично воздержался от комментариев.

Канаде, плюхнувшись на диван, осоловело уставилась на потолок.

— Я тебе в чай после обеда плесну вкусненького, — донёсся откуда-то сбоку голос Райги. — Что-то ты вымоталась.

— Да потому что человек хороший, — Кисаме, судя по звукам, расставлял тарелки на столе. — Уже бы до драки дошло, но все сидят, как зайчики.

— Канаде-сан не угодны драки, — мягко напомнил Хаку.

— Ей отпуск нужен, вот что, — резюмировал Кисаме.

— Кто даст, — она вяло махнула рукой. — Готовиться надо… к войне.

— Она не завтра, — напомнил Райга.

Канаде, страдальчески вздохнув, продолжила таращиться на потолок.

— Тебе отпуск нужен, — назидательно повторил Кисаме. Привалился к дверному косяку. — С послами определятся, Кумо и Коноха пожмут друг другу руки, Казекаге расскажет свою историю… А потом мы тебя отправим с Мей и Ширагику в страну Горячих Источников.

Канаде вяло повернула к нему голову:

— А если «кукловод» узнает, что я не здесь?

— Так ты здесь, — ответил за соратника и друга Райга. — Просто наши женщины безвылазно сидят в Башне всю неделю.

— О, а мы с Ао и Хатаке ходим грустные, — хохотнул Кисаме. И посерьёзнел. — Чем не план? Башня прекрасно защищена. Езжайте, как только делегации покинут нашу страну. За неделю они вряд ли успеют организоваться, послов всё равно надо подготовить, да и сами, так сказать, избранные должны прибыть с планом своей деятельности на новом месте… Ты как окунулась с головой в работу полтора-два года назад, так и не вылезла. Пора уже.

Канаде перевела взгляд обратно на потолок. Вздохнула.

— У меня и вдохновения нет что-то писать, — призналась. — Уже давно…

— Ну так, а что ты хочешь? — Райга присел за накрытый стол. — Кисаме прав, между прочим. Я хоть и мотался туда-сюда по материку, а всё равно знал, что ты работала на износ, больше всех. Говорят, появление Какаши облегчило ситуацию…

Канаде, сев, выразительно на него посмотрела.

— Я не имел ничего такого в виду! — возмутился Райга. — За кого ты меня принимаешь? — И прочистил горло. — Так вот, это не значит, что у тебя не «накопилось». Следовательно, нужна разрядка. Отпуск.

— В теории, Каге не берут отпуск, — Канаде тоже уселась за обеденный стол. Она чувствовала в себе голод, но не аппетит.

— А нам начхать, что там кому нельзя, — легко отозвался Кисаме, занимая своё место.

Хаку немедленно положил ему на тарелку огромный ломоть океанского кальмара, жареного на углях. Хошигаки одобрительно хмыкнул.

— Другим нельзя, тебе можно, — заключил он. — Народ тумана всегда играл «в свою», пусть и следуя чужим правилам.

— Это не совсем так, — подумала вслух Канаде.

Хаку заботливо налил ей холодного чая с гибискусом.

— А в чём тогда дело? — Райга сдабривал свою жареную на углях рыбу лимонным соком.

Канаде рассеянно повертела холодный стакан в ладонях.

— Мы всегда следовали воле эпохи, — заключила она. — Отвечая требованиям конкретной вехи, мы и создавали репутацию нашей державы. И Мизукаге тому прекрасный пример… Настоящие Мизукаге, Ягура не входит в их число, — и сделала, наконец, глоток.

Почувствовав привкус растворённых в чае витаминов, Канаде скосила взгляд на Хаку. Он только мило улыбнулся, в стиле Ширагику.

— Но Ягура, как бы мы его не презирали, всё равно носил шляпу, — моргнул Кисаме. — И океан служил ему. Как и тебе, как и Третьему.

— Он, тем не менее, не контролировал туман, — Канаде отпила ещё из своего стакана. Задумчиво побарабанила пальцами по столу. — На самом деле, невозможно властвовать над нашим туманом, с ним можно лишь сотрудничать. Ягура не был им принят.

Собравшиеся за столом внимательно на неё посмотрели.

— Но туман был, — заметил Райга.

— Верно, — кивнула Канаде. — Но это был туман эпохи Третьего. И он всё ещё здесь, в некоторых местах, и даёт о себе знать, когда это требуется.

Кисаме озадаченно нахмурился:

— Не понимаю.

— Туман эпохи Третьго… работал немного как полиция, — Канаде придвинула к себе тарелку с сашими, но накладывать пока не стала. Взгляд её оставался рассеян и задумчив. — Он спасал невинных и невиновных. Старался, по крайней мере. Спасал не всех, только сильных, которым эпоха пророчила жизнь, и забирал слабых… настолько мягко, насколько мог. И поглощал злодеев. До сих пор так делает. У моего тумана другое свойство, схожее с эффектом «волшебной пещеры». Я более чем уверена, что влияние Второго Мизукаге не ощущается ни в Кири, ни в стране Воды, поскольку он нарочно умер на материке… чтобы туман сопровождал нас в чужих землях. Не зря ведь нас так боялись и продолжают бояться, — Канаде, наконец, положила себе несколько ломтиков свежей рыбы на тарелку. — Иначе говоря, дело не только в наших боевых способностях. Туман, который мы вызываем, это ниндзюцу, в котором присутствует элемент гендзюцу… И природная чакра. Но дополнительные эффекты даются только нам. Какаши, например, знает технику, но его туман не «съедает» звуки и не перекрывает наглухо сенсорный радар уровня чуунина… хотя все печати сложены правильно и контроль чакры безукоризненный.

— Никогда об этом не задумывался, — удивлённо моргнул Райга.

— Я тоже не сразу поняла, — Канаде съела, наконец, кусочек рыбы. Хаку заботливо подлил ей ещё холодного чая. — Хотела бы я знать, как начались наши отношения с туманом. И как осталась в нём частица Первого.

— Я не чувствую живую силу тумана, — заметил Райга. — А у меня сенсорный радар, хоть и не как у тебя, но тоже неплох.

— Ты и отголосков Третьего не чувствуешь, — мягко отозвалась Канаде. — Не исключено, что вам попросту не полагается обращать на такое внимание. Но… наверное, — и снова отпила из стакана. Холодный гибискусовый чай был приготовлен изумительно, Ширагику наверняка лично обучила Хаку. — Наверное, влияние Первого связано с нашим менталитетом. Эй не зря почти пел дифирамбы нашему национальному чувству чести. Это ведь пережиток прошлого. Отголосок эпохи создания Скрытых Деревень.

— Возможно, — пожал плечами Кисаме. — Но понять-то это как?

Хаку с большим намёком придвинул к Канаде салат из битых огурцов.

— Ладно, — сдалась она со смехом. — Как-нибудь потом подумаю об этом вслух. Лучше скажите мне, Мечники, кто-нибудь из вас хочет после переговоров организовать спарринг с Даруи? Бедняга всю встречу с очень большой надеждой поглядывал на ваши клинки, покорно не произнеся ни слова.

— Я, — хором отозвались Кисаме и Райга.

Переглянулись.

— Канаде бросит жребий после обеда? — дипломатично предложил Куросуки.

— Договорились, — Кисаме пожал ему руку.

Хаку крайне выразительно посмотрел на свою Мизукаге.

— Да ем я, ем, — беззлобно проворчала она, покорно перекладывая огурцы на свою тарелку. — Я долго раскачивалась. Честное слово, весь в свою тётушку.

Chapter Text

Шёл дождь, холодный и спокойный, элегантный в своей неспешности; бумажный фонарь не болтался под крышей террасы, но висел ровно, не чувствуя ветра. Несмотря на влажность земли, елей и ночи, пахло зелёными яблоками и тёплыми углями. Сабаку но Тесса затянулся из шланга, и послышалось бульканье в изысканном стеклянном сосуде ручной росписи. Он выдохнул одно кольцо дыма, другое — оба померкли, испещрённые каплями.

— Никогда не курил прежде во время дождя, — легко признался Третий Казекаге своим низким, чуть хриплыми, голосом. — Приятно.

Канаде, сидевшая, поджав под себя ноги, чуть улыбнулась, невольно, по странной инерции. Её задумчивый взгляд прояснился.

— Ни разу? — спросила.

Тесса прикрыл глаза в знак согласия. Затянулся снова.

— Ни разу, — подтвердил, выпустив дым носом. — Для вас, детей тумана, дождь… куда более частый гость. Для детей страны Ветра… вне родины едва ли расслабиться. Впрочем, и в ней самой расслабляться не стоит.

Он говорил, конечно, о себе.

— Никто не мог знать, — с сочувствием произнесла Канаде.

Тесса повёл свободной от шланга ладонью:

— Это неважно. Не нужно заострять внимание на моей самоиронии, — и повернул голову к Канаде. — Я не сочувствия ищу в нашем общении. Всего лишь компанию.

Она хмыкнула. Посерьёзнела. Взгляд снова затуманился; и дело было не в дожде, и не в кальяне, и не в компании.

— От меня столько раз его требовали, — вдруг призналась честно, — сочувствие… что я даже забыла… что его не всегда нужно предлагать. И не всем. Даже если стремятся что-то дать взамен. И даже если предлагают что-то хорошее…

— Люди должны сиять сами по себе.

— Да, — она моргнула, удивившись собственному согласию. — А ещё, знаешь… я чертовски устала залатывать чужие души.

Дискуссия между четырьмя Каге затянулась. Коноха не смогла предложить Кумо и Суне дипломатов — Какаши задал слишком высокую планку. И Сила, давившая на Канаде, почти стёрла её в порошок своей тяжестью, пока в голову не пришла одна-единственная мысль, трезвая, прозрачная, отрешённая…

И тогда по венам снова будто побежала кровь, но без отчаяния, и горечи, и паники, и страха разжать пальцы, лишь… как вода по ладоням.

И когда Каге с делегациями снова начали разбредаться, так и не придя к окончательному решению, к ней подошёл неловкий Наруто и робко спросил: «а можно сенсей ненадолго вернётся? Понимаете… он ведь единственный, кто хорошо помнит моего папу взрослым, и маму тоже. Лучше, чем Джирайя, лучше, чем все». И снова отозвалось что-то в Силе, и ветер растормошил туман в голове, проветрил его, скинул ненадолго ношу с плеч. Канаде тогда моргнула, осознала перед собой то ли ещё мальчика, то ли уже юношу. Почувствовала ладонь судьбы на нём. Сглотнула. И чуть улыбнулась, слабо и печально. И сказала: «можно».

Она не уточнила, что ей следовало отпустить Какаши насовсем.

«Достаточно», — таков был вердикт Силы. И в её требовательности была, всё же, и мягкость.

— Иногда я особенно чувствую, что чужая здесь, — неожиданно призналась вслух Канаде, и горечь обожгла горло. — Просто камень, который бросили пускать круги по воде.

Какаши надо было вернуть в Коноху. Его путь сквозь чащу ещё не был закончен. Пришедшее в голову осознание развязывало на Канаде все узлы усталости, тяжести. Она наконец посмотрела на ситуацию со стороны.

— Мне придётся отпустить Хатаке Какаши в Коноху, — произнесла Канаде тихо. — Судьба.

И с тяжёлым вздохом повесила голову, понурилась.

Он ждал её в выкроенном куске сказки, ничего не подозревая, ничего не предчувствуя.

Слёз Канаде в себе не ощущала. Тяжести тоже.

Тесса изучающе её рассматривал.

— Кукловод ужасен тем, что создал распутицу, — произнёс он наконец. — Нагнал тучи на небо, вынудив заблудиться и звездочётов, и мореходов, — и отвёл взгляд в сторону влажной ночи. — Я не должен был умереть на пике сил… Раса не должен был стать Казекаге… Ягура не должен был прийти к власти. Возможно, в том числе поэтому тебя и прислали к нам. Распутать… клубок нитей множества судеб… чтобы некоторые из них преждевременно не отдали концы в воду.

Канаде невесело усмехнулась.

— А счастье? Я имею право на него? Или мне только и делать, что работать над чужими ошибками?

— Это были не ошибки, — Тесса покачал головой. — Лишь хаос, созданный злой волей. И вся твоя обязанность — светить. Чтобы заблудшие, как мотыльки, стремились к твоему свету.

— Это грустно. Значит, у меня самой… не будет человека, который, — и умолкла.

Тень понимающей улыбки пробежала по лицу Тессы.

— У тебя есть, — произнёс он тихо. Затянулся. Медленно выдохнул. — Это у меня никого нет. По крайней мере, пока. Племянники тянутся, Темари в том числе. Я им нужен. Но сейчас… во мне всё ещё слишком много вечности, чтобы человеческое нарочно искало во мне отклик. Впрочем, мало времени прошло. Всего полтора месяца. Надо быть к себе мягче.

— А старые друзья? — встрепенулась Канаде.

Тесса еле заметно пожал плечами.

— Раса умер, — констатировал он. — Остальные… большинство — тоже. Моя бывшая невеста давно замужем, у неё двое детей. Долг Каге, — Тесса вздохнул, — следовать воле Всего и Ничего, чтобы не привести свой народ к краху. Мы не принадлежим самим себе. Думаю, к лучшему, что я не женился. Но тебе, наверное, тяжело. Ты молода, идеалистична, и тебе хочется быть любимой.

Канаде прикусила губу.

— Разве это так плохо?

— Нет. Но ты привыкла бороться. За начало любви не борются.

— Думаешь?

— Я видел, — ответил он, — находясь на грани смертного и вечного. Любовь — это не танец двух утопающих.

— Но если всем всё предрешено, — Канаде сглотнула, — значит, здесь, в этом мире — я лишняя. Инородный элемент. И если возьму кого-то за руку, то только того, кто… по какой-то ошибке… уже потерял, встретив или не встретив. По вине хаоса. Кукловода.

Тесса какое-то время молчал.

— Кто должен был стать Четвёртым Мизукаге вместо Ягуры?

— Не знаю, — растерялась Канаде.

— И никто не знает, и никому не дано узнать. Но, возможно, именно поэтому в Кири ты на своём месте. Нет ничего податливее и переменчивее воды. Ничего не ищи, никого не теряй. Всё само придёт. Если и сравнивать тебя с камнем, то тебя бросили в воду. И ты пустила круги, — Тесса взглянул на неё. — Тебе повезло. Ты была отправлена к тем, кто смог оценить тебя по достоинству.

«Но любовь», — чуть не возразила Канаде, но вовремя остановила себя. Её любили.

Её много кто любил.

— Спасибо, — хрипло поблагодарила она.

— Ты так и не затянулась, — Тесса щелчком пальцев сдул пепел дотлевших углей. — Дождь ещё не закончился. Разделишь со мной кальян?

— Можно, — моргнула Канаде. — Я давно его не курила. Со смерти Расы.

— Тебе нравится виноградный? Или, может быть, сливовый? Персиковый? Финиковый? — Тесса, со своей культурной склонностью к гостеприимству, немедленно распечатал из ниоткуда свиток. — Есть ещё облепиховый. Понятия не имею, откуда Баки его достал и зачем.

Канаде рассмеялась.

— Никогда не пробовал облепиху, — Тесса, распечатав запасы, задумчиво уставился на ассортимент.

— Давай, может, её?

— Тебе может не понравиться.

— Я пробовала в Кумо. Облепиху.

Тесса, с отсутствующим выражением лица, многозначительно уставился на Канаде.

— Виноградный, — сжалилась она, рассмеявшись снова.

— Спасибо.

Тесса, вычистив чашу, набил её влажным табаком. Совсем скоро на фольгу опустились новые угли.

— У меня тоже есть ощущение, что я здесь лишний, — неожиданно произнёс он тихо. — Много времени прошло с момента моей трагедии, больше десяти лет. Мир успел измениться несколько раз за этот срок. Суна пережила и крах, и возрождение. И тем не менее, моё видение, касательно собственной «ненужности», субъективно. Я понадобился не только из-за действий Темари и бездействия Гаары.

Канаде с любопытством поглядела на него.

— Быть войне, — очень просто ответил Тесса на незаданный вопрос. — И сравнительно скоро. Если бы не Сасори, Суна обогатилась бы больше всех благодаря мне, и ты это знаешь. Я понадоблюсь в новом международном конфликте.

— Я тоже его предчувствую, — мрачно согласилась Канаде. — Давно.

— Если посмотреть со стороны, всё логично. Новые альянсы всегда ведут к новым войнам, рано или поздно. Возможно… Тебе стоило отпустить Хатаке Какаши, поскольку ему предстоит сыграть важную роль на родине.

И затянулся из шланга.

— Скорее всего, — со вздохом отозвалась Канаде. — Иначе мне не было бы так… безразлично… после осознания. И решение далось бы тяжелее. Или я просто, наконец, повзрослела. Но… жаль. Знаешь… Какаши… Его очень приятно любить, и… Да, это было несравнимо с чувствами, которые я испытывала к Расе. Там была первая любовь. С Какаши… не знаю. Исцеляющая. Но кармическая.

— Кармическая? — Тесса, вздёрнув бровь, передал ей шланг.

— Наверное, — и Канаде затянулась.

Виноградный дым отдавал кислинкой зелёного яблока, но и сам вкус табака присутствовал, сильный, с нотками топлёного тростникового сахара. Тесса предпочитал кальян совсем не так, как свой кузен. Расе больше нравилась вкусовая однотонность.

— Самоё тяжёлое впереди, — выдохнув дым, произнесла Канаде. — Расстаться с глазу на глаз.

— Коноха знает?

— Ещё нет. Я поговорю с Гаем на обратном пути.

— Эй позвал меня в гости, — невзначай заметил Тесса. — Он нашёл способ незаметно спросить меня о моём исчезновении. Благородства ему не занимать. Проникся.

— Эй, он такой, — с улыбкой проговорила Канаде. Затянулась, смакуя вкус, выдохнула. — Примешь приглашение?

— Думаю, да. Он предложил в том числе для того, чтобы я узнал получше, куда и к кому отправлю единственную племянницу. Ты можешь присоединиться. Полагаю, Эй будет только рад. Он тебя уважает.

— Я его тоже, — Канаде передала шланг Тессе. — Каким бы строгим и упрямым он ни казался, у него очень доброе сердце. Кстати, Кисаме и Райга крайне заинтересованы в спарринге с тобой.

— Можно, — Тесса равнодушно пожал плечами. — Мои способности несколько изменились. Полагаю, им будет в диковинку.

— Соберёмся почти старой компанией в Кумо, — подумала вслух Канаде.

— Больно не будет? — Тесса скосил на неё понимающий взгляд.

— Кому, мне? — Канаде печально улыбнулась. — Нет. Расу я отпустила. Мы многое дали друг другу, и… произошла развилка. Только и всего. И, — она тяжело вздохнула, — сейчас будет ещё одна. Райге придётся меня отпаивать. Или Забузе.

— Если я соглашусь на визит в Кумо немедля, повремени с алкоголем, — посоветовал Тесса. И его глаза лукаво блеснули. — Я перепью тебя в любом случае.

— Я бы не была так уверена, — хмыкнула Канаде. — Более того, не исключено, что Эй перепьёт нас всех.

— У него очень здоровый образ жизни, а у меня новое тело, — отмахнулся Тесса. И посерьёзнел. — Кому, как не другим Каге, понять, каково это, жертвовать собой ради чужого блага?

Что-то отдалось в Силе от его слов; и в ноздри почему-то удар запах земли и водорослей, тумана Третьего Мизукаге.

Канаде озадаченно моргнула.

— Наверное, — отозвалась она осторожно.

«Ложь», — прозвенело в Силе.

— Ты прав, — добавила Канаде.

«Истина».

— Что-то не так? — Тесса пристально разглядывал её.

— Нет, — встрепенулась Канаде. — Всё в порядке, — и нахмурилась. — Неужели ты… чувствуешь мою связь с Силой?

Тесса приподнял уголки губ в подобии загадочной улыбки.

— Ты ведь её дитя, — констатировал он. — Разве нет? Дитя, рождённое от смертных, но изначально безымянное. Значит, удочерённое.

— Откуда ты знаешь? — вытаращилась на него Канаде.

— Потому что меня «перековали», — легко ответил Тесса. — Биджу — это непосредственные дети Силы. Они сами не могут создавать жизнь, лишь блюсти, как хранители этого мира. Два самых младших биджу — особенные; впрочем, Треххвостый недалеко от них.

— Почему?

— Возможно, Раса тебе рассказывал, но в стране Ветра прежде была другая цивилизация. Шукаку не только является хранителем песков и ветров, но также и… можно сказать, надсмотрщиком старого кладбища.

Что-то в Силе ухнуло от этих слов, отозвалось. Канаде невольно поёжилась.

Тесса затянулся, медленно выдохнул дым.

— Было две древние цивилизации, — заговорил снова. — Согласно выветрившимся легендам, конец им пришёл почти в один час. Одна располагалась на территории моей родины. Вторая…

— В стране Молний, — закончила за него Канаде. И в памяти всплыло: «Долина Скорби».

— Шукаку, соответственно, дали нам. Мататаби осталась стеречь останки второй древней цивилизации. Многие, спасаясь от бедствия, бежали к океану, и оказались погребены под волнами…

«Именно поэтому Исобу по сей день дарует вечный покой утонувшим», — осознала Канаде.

— Следовательно, — неспешно продолжил Тесса, — три биджу имеют непосредственную связь с вечностью, поскольку являются, своего рода, проводниками душ. Шукаку не мог «возродить» меня, поскольку биджу не даруют жизнь. Но я стал ему… можно сказать, «пасынком». Иначе говоря, ты была «удочерена» Силой. Меня «усыновило» Её дитя. Это не может не оставить отпечатка.

И затянулся снова. Передал шланг. Канаде, огорошенная мыслями, приняла жест не сразу.

— Мне теперь есть, над чем подумать, — медленно произнесла она. Сила намекала, что Тесса в своих рассуждениях был прав.

— На здоровье.

Канаде, не вовремя усмехнувшись, поперхнулась дымом. Откашлявшись, распечатала из своего свитка бутылку с лимонадом, разлила на двоих — у неё всегда имелись при себе чистые чашки.

— Спасибо, что принял меня, — произнесла потом, улыбнувшись.

— Технически, я у тебя в гостях, — невозмутимо возразил Тесса. Но тоже чуть улыбнулся. — Я рад, что получилось побеседовать снова. Мне удалось тебя ободрить и утешить?

— Извини, — виновато зарделась Канаде. — Ноги сами к тебе привели.

— Прошу, — Тесса отмахнулся. — Все дружбы с чего-то начинаются.

— Обычно я кого-то утешаю. Или нет, но… всё равно не покидает ощущение, что это происходит слишком часто.

— Значит, самое время, чтобы тебе вернули жест. Я рад, в таком случае, быть посланником жизни.

— Спасибо, — повторила Канаде мягко.

— Я ведь уже сказал, — глаза цвета груши смотрели на неё с добром. — На здоровье, — и посерьёзнел. — Мне никогда не понять тебя целиком, это невозможно. Тем не менее, полагаю, некоторые вещи тебе не нужно мне объяснять.

— И это взаимно.

— Я знаю, — и затянулся сладковатым дымом.

Какое-то время молчали.

— Раса знал, — вдруг произнесла Канаде. — Какаши я так и не сказала. Хотела, но… Теперь понятно, почему не вышло. Биджу знают.

— А твои люди?

— Думаю, они догадываются. Но мы не лезем друг к другу в души. В моём окружении нет никого «нормального», — Канаде рассеянно улыбнулась. — Все особенные. Каждый со своим бременем.

— Тебе не нужно мне ничего рассказывать, если не хочешь.

— Я знаю. Да и необходимости нет, как будто. Мне уже не тягостно от ощущения одиночества. Раса от него и спас. И кто бы что о нём ни говорил, как о человеке, мужчине… и какие бы грехи смерть ни смыла с него… я ему благодарна.

— А Хатаке?

Канаде задумчиво облизнула губы. Образ Какаши встал перед ней, как живой. Его красота не могла оставить никого равнодушным.

— Мы были потерянными, а потом нашлись, — подумала она вслух. — И на этом, возможно, всё. На несколько лет или навсегда — не знаю. Искренняя любовь из романтического и плотского потом переходит в «чистое»… И никогда не меркнет, лишь видоизменяется. Надеюсь, он сам это поймёт, потому что… мне отказано в возможности объяснить. Я бы вышла за него, если бы мне позволили. Но нельзя. Каким бы «своим» он ни казался, Какаши принадлежит чужой земле, — и прочистила горло. — Возможно, я ещё поплачу об этом. Но пока и слёз нет. И я знаю, что поступаю правильно.

Гай встретил Канаде на значительном расстоянии от коттеджа делегации Конохи.

— Я получил сообщение от вас, — серьёзно произнёс он. Далёкий свет бумажных фонарей гнал по его живому лицу тени. — Вы хотите помочь нам.

— Можно на «ты», — устало отмахнулась Канаде. — Пройдёмся?

Дождь уже кончился, и плотные объятия тумана более ничего не тревожило. Где-то в деревьях ласково пела сова.

Они долго молчали, отдаляясь и отдаляясь от коттеджа, пока ноги не вывели их к воде. Канаде, заложив руки за спину, тяжело вздохнула.

— Я посылаю Хатаке Какаши назад, — произнесла она тихо, глядя на волны. — Завтра утром можно будет предложить новых кандидатов всем трём державам.

Гай замер.

— Он вам нужен, — добавила тихо Канаде. — И дело не только в требовательности Райкаге.

— Какаши знает? — голос Гая, несмотря на все предосторожности, был тих. — И что значит «нужен»? А вам, тебе?

Канаде обернулась на его требовательность. Гай смотрел в её лицо строго, с напряжением.

— Он нужен вам, — печально, беспомощно произнесла Канаде. — Не на несколько месяцев, а на несколько лет. Это не моя блажь. — И посерьёзнела. — Грядет война, Майто Гай. И его место с вами.

Гай невольно отшатнулся, как от пощечины, но опомнился. Устало потёр лицо.

— Какаши — мой лучший друг…

— Я знаю, — сглотнула Канаде. — Не скажу: «так будет лучше». Просто… так должно быть. У меня ведь… способность.

— Мне уже говорили, да и сам видел, — Гай очень тяжело вздохнул. — Не порадовали вы меня решением.

Он зашагал взад-вперёд по песку.

— Так удобнее, — заключил. — Но мне не нравится это решение.

— Его приняла я. Пусть ненавидит, если хочет.

— Он не станет.

Канаде промолчала. Перевела взгляд обратно на волны.

— Я уже думал об этом, — вдруг признался Гай. — Но сказать самому себе, что любовь лучшего друга осложнила жизнь, — и остановился. — Вы ведь любите его?

Она беспомощно пожала плечами.

— А толку? — ответила честно, устало. — Если он мне не принадлежит и принадлежать не может. Как долго продолжалась бы наша идиллия? Не знаю. Но он хорошо провёл время. Я тоже. И судьба говорит, что на этом пока всё.

— «Пока»?

— Забудьте это слово, я позволила себе лишнее.

— Значит, всё-таки любите.

Канаде сглотнула ком в горле.

— Я уже отпустила.

— Понятно.

Гай тяжело вздохнул. Упёрся взглядом в далёкое небо.

— Я очень хотел верить, — наконец произнёс он.

Какое-то время молчали.

— Я напишу ему письмо сегодня ночью, — заговорила Канаде. — И отправлю через Хаку. Дождётся ли меня в Кири, или нет… Этот выбор оставлю за ним.

— И что будет в этом письме?

— Правда.

— И в чём она состоит?

— Несмотря на всю нашу власть мы не можем перекроить весь мир ради собственной блажи.

— И тем не менее. Один раз вы уже это сделали.

— Жизнь позволила. В случае Конохи — нельзя.

— Почему?

Канаде, наконец, посмотрела на него.

— Не знаю, — ответила честно. — Нельзя. И всё. Я ведь и прежде не вмешивалась в ваши дела. Вы сами вылезли из стагнации. Моей «руки» в этом не было. Лишь пример для подражания.

Гай отвернулся.

— Простите мне мою горечь, — произнёс некоторое время спустя. — Я знаю, что вы правы. Хотя бы потому что ваши мысли созвучны моим. Но я долго от них отказывался, а теперь…

— Понимаю, — вынудила себя произнести Канаде. — Ничего страшного.

И снова между ними повисло молчание.

— Он был так счастлив, — снова заговорил Гай. — И я за него, вместе с ним, в том числе. Он пока всё ещё счастлив… в своём неведении.

Канаде посмотрела на него. Гай был угрюм, что так не вязалось с его социальной маской.

— Вам он нужнее, — повторила она, мягко и печально. — Что счастье двух людей в сравнении с благополучием сотен, если не тысяч, или десятков тысяч, людей?

— Знаю, — с грустью отозвался Гай. Спрятал ладони в робы своего хаори Хокаге. — И сам Какаши согласится… Потом. Или сразу. И всё-таки. — И повернулся к Канаде. — А вы?

Она рассеянно моргнула. Сама спрятала ладони в карманы хаори, положенного по должности. Отвела взгляд.

— Возьму небольшой отпуск, наверное, — не стала скрывать. — Тяжело будет не видеть его… дома. Я ведь купила его для нас. Или снесу и отстрою заново, или продам… Но потом.

Гай кивнул. Промокнул глаза рукавом.

— Сильная вы женщина, — произнёс тихо.

— Опытная, — покачала головой Канаде. — Меня уже били по рукам за то, что мне не могло принадлежать.

«Иширо… Рин… Раса. И только Ринго, мою приёмную мать, я отпустила сама, почувствовав предстоявшую «развилку». Почему только её? Может быть, в детстве мне просто лучше слышалась воля Силы?»

— Понимаете, господин Гай, — Канаде очень тяжело вздохнула. — Между нами говоря, — и прикрыла глаза. — Мне теперь ясно, что Какаши всё равно бы вернулся в Коноху. Я не знаю, не могу знать, почему. Возможно, однажды станет понятно…

— Он нам нужен уже сейчас, — признался Гай. — И не только из-за вас. Я оттягивал. Думал, добавлю себе работу, а его оставлю в покое… Дотяну, пока не появится ему замена.

— Но время на исходе.

— Да.

И замолчали снова.

— Вы напишите ему сегодня ночью? — Гай снова посмотрел на Канаде.

Она кивнула.

— И письмо доставят… завтра?

— Да.

Гай помялся с ноги на ногу. Затем, подойдя ближе, протянул руку. Канаде пожала её, и Гай не сразу отпустил чужую ладонь.

— Спасибо, — его голос был твёрд, но лицо, обычно радостное, сквозило смирением, печалью. — Снова вы спасаете нас.

«И себя», — не сказала Канаде, поскольку не знала, отчего.

Chapter Text

В итоге, переговоры были закончены на положительной ноте; Коноха снова предложила в качестве послов Кумо и Суне Намиаши Райдо и Ширануи Генму и, поскольку Хатаке Какаши был официально отозван, а Кири подали на рассмотрение кандитатуру Узуки Югао, руки были, наконец, пожаты.

Вид у Шикаку и Наруто, несмотря на дипломатическую победу, был печальный, и лишь Гай и Орочимару выглядели торжественно в своём беспристрастии. Кири тоже «держалась», или, по крайней мере, так можно было подумать. Канаде на душе, несмотря на разрыв отношений, было почти парадоксально спокойно, что же касалось её телохранителей…

Райга обнял, когда сказала им уже в глубокой ночи, затем понимающе похлопал по плечу и никак не прокомментировал вслух.

У него, в конце концов, был похожий опыт с Пакурой.

— Жизнь, — развёл руками Кисаме. — Раз тебе самой нормально, то решение было правильным. Жаль, конечно, но что тут поделать? Не у всех, как у нас с Мей, или как у Ао с Ширагику. Мы к Хатаке всё равно с добром относиться будем, если не покажет свою «обратную сторону»… Но ты сама не кисни. «Железный» дело сказал, отправляйся-ка ты в Кумо, проветришься. И я с тобой!

Но когда делегации, на обратном пути от острова, остановились в Кири, каждый со своим мотивом, стало ясно, что кому не стоило сопровождать Канаде в Кумо, так это Кисаме, поскольку Мей, наконец, забеременела снова. Канаде немедленно пообещала привезти ей подарки. Она прекрасно знала, что подруга детства, после первой успешной беременности, испытывала трудности снова зачать.

Какаши уже отбыл в Коноху, когда вошла в их дом. Он не оставил за собой ничего, кроме подарка Кимимаро и приглашения на чужую свадьбу.

Канаде тогда привалилась к дверному косяку, тяжело и рвано выдохнула. Чужой запах успел выветриться — все окна были оставлены нараспашку, и занавески слабо шевелились под ласковыми потоками воздуха.

Ей было, пожалуй, тяжелее от того, что она причинила ему боль, чем от самого факта расставания. И письмо Какаши или забрал с собой, или уничтожил.

Канаде казалось, что он собирался его сохранить. На память.

Она тогда вышла из дома, еле запомнив запереть за собой дверь. Встала спиной к нему, глубоко вдохнула, выдохнула. Прикрыла глаза. В Кири окружение Мизукаге развлекало три делегации, показывая им, как была устроена посольская деятельность уже отбывшего; стоило вернуться в Башню немедленно, поучаствовать. Но ноги не шли.

— Перекрою мою юкату в хаори, — рассеянно подумала вслух Канаде. — Смастерю себе шёлковые штаны тёмно-синего цвета… И майку, тоже шёлковую, белую, как пена, чтобы облегала, пусть и не чересчур, и чтобы были видны ключицы… Закажу у близнецов Теруми серьги, кулон на цепочке и кольцо… Сейчас я сама себе невеста и сама себе жена.

И задрала голову к небу. Оно было ярким, несмотря на тёплый воздух, от отшумевшего ночью морского дождя.

Прикрыла глаза.

— Великая Сила, ты меня слышишь? — тихо подумала вслух, как ребёнок. Глаза распахнулись, но рассеянный взгляд едва ли задерживался на пейзаже перед собой. — Ещё одной роковой любви я не вынесу… Так дай мне, пожалуйста, в следующий раз… Того, кто сможет… Того, кому предначертана я. Того, кто станет мне мужем… Того, с кем у нас будут дети… Которые вырастут здесь. И, если можно… Не дай ему умереть рано. Позволь ему остаться со мной, а мне — с ним. Я не смею, — она тяжело вздохнула, — думать, заслужила ли я… Если нет, то позволь заслужить. Если да, то пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

И всё-таки всхлипнула; но жалость к себе и тоску немедленно забрала ладонь Силы, оставив в груди свободу.

Щёки, по которым не успели побежать слёзы, обдал ветер.

Канаде показалось, что её услышали. Она не могла быть уверена и не хотела в тот долгий миг ни на что надеяться.

Ноги, наконец, пошли вперёд. Да, стоило поговорить с делегациями снова. Купить ткани перед отбытием в Кумо, чтобы было, чем занять себя во время незапланированного отпуска… А ещё, поговорить с Гаем с глазу на глаз; перейти на «ты» с ним, возможно; попросить, чтобы поддержал Какаши, как смог.

Ничьей вины не было в их расставании. За горизонтом дозревала своё скрытая угроза, масштабная, жестокая. Расе позволили быть с Канаде, и ей с ним, чтобы перекинуть «мост», объединить мир; Какаши позволили стать частью чужой жизни ненадолго, чтобы Коноха не осталась «за бортом».

«А дальше что?» — безразлично подумала Канаде, неспешно направляясь к центру города. Ласковый ветер взъерошил её пушистую макушку. В голове, словно птица, билась мысль: «сама себе невеста, сама себе жена, по крайней мере, пока». Нос то и дело улавливал призрачный аромат влажной земли и водорослей, хотя след дождя успел выветриться, и не было в тот час прилива.

«Чем ты пожертвовал, Третий?» — рассеянно подумала Канаде. — «Тебе возместили?»

И вспомнился почему-то Дудочник, и печальная треть его флейты. И ударил в нос запах собственного тумана, отдающего розмарином и солью.

Она остановилась — померещилась фигура в белой пелене. Моргнула, и видение исчезло.

«Мне нужен отпуск», — Канаде устало потёрла лицо. — «Проветриться».

И отправилась, первым делом, в магазин ткани, а не в Башню. В такой день вполне могла себе позволить.

Делегация Конохи откланялась первой; Гай задержался лишь из надежды застать Какаши. Получив подтверждение, что его лучший друг уже отбыл, Хокаге спешно выдвинулся на материк.

Эй и Тесса решили задержаться на ночь в Кири, заранее дав понять, что претензий у них друг к другу не было, и что пылко расходиться в каких-либо мнениях они не собирались.

— Надо было встряхнуть Коноху, сама понимаешь, — заявил Райкаге, когда им принесли напитки.

Канаде, разумеется, повела их ужинать в самый лучший рыбный ресторан Кири, расположившийся на скалах, высоко над водой. Террасу для них любезно освободили, и не только узнав о важности иностранцев, но чтобы угодить глубокоуважаемой Мизукаге. Лишь один другой стол был занят — за ним сидели телохранители приглашенных Каге. Своих Канаде отпустила, не отмахнувшись только от АНБУ поодаль.

Она была у себя дома, и бояться ей было нечего. И некого.

— Я всё понимаю, — безмятежно отозвалась Канаде, разливая на всех газировку из еловых побегов. Отпила из стакана, кивнула. Тесса и Эй потянулись к своим.

Куда охотнее она бы провела этот вечер в одиночестве, уткнувшись в подушку, или на дереве у воды, или склонившись над выкройками; но дом, недавно купленный, стал чужим; но на дереве её бы нашло собственное окружение, беспокойное, участливое; но ткань для штанов и майки отобрала Ширагику, поклявшись вернуть готовую одежду перед чужим отбытием в Кумо, то есть на рассвете. Вздохнув, Канаде подпёрла ладонью щёку. В уединении ей было отказано.

— Ты очень понурая, — произнёс Эй, смерив её пронзительным взглядом.

— Устала, — почти не соврала Канаде. Подумала.

Райкаге неплохо чувствовал недомолвки.

— И с любовником рассталась, — добавила со вздохом. — Грустно.

Тесса на неё вытаращился.

— А-а, вон оно что, — Эй задумчиво побарабанил пальцами по столу. — Ну, ты от него ушла, или он от тебя?

— Отношения закончила именно я.

— Имелся весомый повод?

— Будто бы да, — и отпила ещё из своего стакана. — Но ещё нет. Знаешь… причин можно много придумать.

— Не расстраивайся. Утешение искать не стыдно, находить его тоже, а потом отпускать — тем более, — отмахнулся Эй. — Знаешь, сколько у меня было любовниц? Много. А жён? Ни одной. Но любил ли я женщин, пока они были моими? Любил. И всё.

— И ты думал на них жениться? — не удержалась от вопроса Канаде.

— Я похож на олуха? — возмутился Эй. — Естественно! Пока не смирился с тем, что потяну или жену, или державу. Потом, успокоившись, уже не маялся дурью. Но, — и задумчиво побарабанил пальцами по столу, — пока не повзрослел, то страдал, да…

— Сложно совмещать должность Каге с семейным бытом, — кивнул Тесса. — Эй прав. Или одно, или другое.

Канаде вздохнула.

— Вам легко говорить, — буркнула. — Вы можете заделать себе детей даже будучи седыми. А у меня временные рамки…

— И кто нас, седых, выберет? — фыркнул Тесса.

— И это если не помрём на полуслове, — согласился Эй. — Извини, — и повернулся в сторону Казекаге.

— Я тогда не совсем умер, — будто справедливости ради заметил Тесса.

— Детали, — отмахнулся Эй. — Где маялась и шаталась твоя душа, это не моё дело. Но тот факт, что шаталась, да ещё и без тела, — и многозначительно посмотрел на Канаде. — Ты столько раз была в Суне и на заметила, между прочим. А неофициально считаешься одним из лучших ныне живущих сенсоров.

— Не почувствовала, — виновато покраснела она. — Прости, Тесса.

— Хватит передо мной извиняться.

— Ты был хуже призрака, — заявил Эй. — И всё из-за козней наших общих врагов. Хоть Кумо и Суна были по разные стороны фронта в прошлой войне, такой удел — сплошная бесчеловечность. Тем более, что благородством в бою ты не уступал Намикадзе. Вдруг есть ещё такие случаи?

— Сасори больше ни над кем так не экспериментировал, — покачал головой Тесса. — Остальные души, согласно Шукаку, были благополучно упокоены Канаде.

Райкаге, прищурившись, посмотрел на неё.

— Значит, ты действительно провожаешь мёртвых в последний путь?

Она чуть не поперхнулась.

— Ну, — и отставила стакан в сторону. — Можно и так сказать.

— А как сказать иначе?

Канаде поколебалась.

— У меня есть теория, — робко начала она, — что души здесь… изначально… уходили сами. Но что-то пошло не так. И… складывается ощущение, что…

— Ну?

— Что они словно застряли, — беспомощно закончила Канаде, упёршись взглядом в стол. — Души… Не знаю, они, — и прикусила губу. — Далеко не всегда вливаются в Силу. В Великое Всё и Ничего. По крайней мере, вливаются не сразу. Их что-то держит здесь.

— Значит, технически, в нашем мире достаточно призраков, — скрестил руки на груди Эй.

— Почему тебя это интересует? — спросил Тесса.

Эй посмотрел на него, как на идиота.

— Я сижу за столом с двумя аномалиями, — констатировал. — Мне любопытно. Тем более, что страна Молний полна своих легенд о призраках.

— Долина Скорби, — Канаде выпрямилась на стуле. — Мне коротко рассказали, но без подробностей.

— Тебе туда не надо.

— Я и не напрашиваюсь, — моргнула Канаде.

— Туда вообще никому не надо.

— Разве эту территорию не бдела раньше Двуххвостая? — подал голос Тесса.

— Забыл, у вас ведь есть и свои останки древней цивилизации, — Эй качнул головой. И посерьёзнел. — Бдела, да. И бдит до сих пор, но ничего о своей службе не рассказывает. В её обязанности входит вылавливать оттуда случайно забредших. В руинах страны Ветра, я слышал, бесследно не пропадают. И не возвращаются потом оттуда чудные несколько лет спустя.

— Чудные? — Тесса наклонил голову вбок.

— Не помнят ничего и хандрят, не зная причины. Не женятся потом, не заводят детей. Бывает, что потом уходят из дома и не возвращаются.

— Настолько сильное, значит, горе случилось в Долине, — подумала вслух Канаде, вспомнив, какой тоской отдавало то странное место.

— И никто не знает конкретики. И поделать ничего нельзя. Именно поэтому никому нормальному в голову не придёт туда лезть, — Эй назидательно потряс указательным пальцем. — Нечего тормошить древность. Там ещё не всё себя отжило. Земля до сих пор кого-то оплакивает. Так что я вас туда не поведу поглазеть, и даже не просите. Это не достопримечательность.

— Ни в коем случае, — поспешила заверить его Канаде.

Ей было, разумеется, любопытно. Светлая тоска Долины Скорби раздавалась и за пределами загадочного места, и было в ощущении на сенсорном радаре что-то… Нельзя было назвать это «манящим». Но оно отличалось силой. В любом случае, раз Эй запретил посещение Долины, то стоило его уважить. С неудовлетворённым любопытством вполне можно было жить; тем более, что у Кири своих загадок хватало.

— А по поводу любовника, не беспокойся, это пройдёт, — достаточно беспечно, но не без понимания, перевёл тему Эй.

Им как раз принесли закуски. Канаде, не чувствуя в себе голода, принялась пробовать одну за другой, чтобы дать понять, что никакая из них не была отравлена.

— И если расценивать отношения, как обмен, то вы оба остались не с пустыми руками, — Эй смочил горло из своего стакана. — Даже если между вами были головокружительные чувства, в основе напоминающие страсть, то конец таковых — это тоже, своего рода, дар. Далеко не каждому, на самом деле, выпадает шанс влюбиться таким образом, да ещё и пережить это. Сможешь сказать потом, через несколько лет: «о, это было прям как в книгах». А потом покачаешь головой и подумаешь: «и хвала небесам, что прошло».

— Но должно ли оно проходить? — не удержалась от вопроса Канаде. И немедленно принялась хрустеть маринованной медузой, чтобы казаться не слишком заинтересованной в ответе.

— Должно, или не должно, а проходит. Вон, твой кузен, — и Эй обратил взгляд к Тессе. — Знаешь, как её любил? Ого-го. Хотелось ли верить, что у них всё получится? Да. Хотя бы потому что прежде никогда такого не было. Но он погиб. И ведь жизнь его пожалела, умер счастливым, любимым, да ещё и переписав свой образ в народном сознании. И в этом Расе очень повезло.

— Согласен, — спокойно кивнул Тесса. Отпил из своего стакана, задумчиво повертел его в руках. — Мне очень нравится эта газировка. Экспортируете?

— Если хочешь, будем, — Канаде чуть улыбнулась. — В ней нет чего-то замысловатого. Мы на фронте её делали по весне.

— Если начнёте, буду покупать.

— Поскольку я сладкое не часто употребляю, то спрошу Даруи, — скрестил руки на груди Эй. — У него диета не такая строгая. Может быть, и моим соотечественникам понравится в массе.

— Тогда в Кумо можно обсудить поставку сыра, — предложила Канаде, обрадованная тому, как легко и ловко перевёл тему Тесса своим комментарием про газировку. — У нас не так много земли, чтобы заниматься скотоводством вашего уровня, поэтому и рынок кисломолочных продуктов до сих пор скуден.

— У Суны тоже есть, — Эй повёл головой в сторону Тессы. — Почему не покупаете?

— Не сравнивай нашу степь с вашими высокогорными лугами, — покачал головой тот. — Совершенно другая вкусовая палитра. Но мясом мы вас, пожалуй, сможем удивить. Когда соберёмся в Суне, я прикажу зарезать верблюда. Можно сравнить с китом.

— Как ты умудрился попробовать кита? — удивилась Канаде. — На них ведь уже лет сорок как запрещено охотиться. По крайней мере, на территории страны Воды.

— Удачно напал на контрабандистов во время войны. На побережье страны Чая, — Тессса задумчиво созерцал маринованную медузу, явно мысленно взвешивая, пробовать или нет. — Мясо было свежим, и мы как раз не обедали… Вполне понятно, почему охоту запретили.

— Иначе киты бы вообще перевелись, — кивнул Эй. — Ну ладно. Что-то я слышал про верблюжий горб… Можно будет попробовать.

— Вы так и не притронулись ни к медузам, ни к моллюскам, — заметила Канаде.

— Я такое ем только с крепким алкоголем, — Эй выразительно посмотрел на Мизукаге. — Не обессудь, желудок может оказаться не готовым.

Она виновато покраснела.

— Ну да, можно было догадаться, — и махнула официанту, стоявшему за застеклённой дверью рукой, дав понять, чтобы нёс бутылку. — С другой стороны, — и вскинула на Райкаге бровь, — тебя мало заботило, что далеко не все могут, в теории, переваривать лактозу. По крайней мере, с непривычки.

— Не помню никаких возражений, — он деланно вздёрнул нос.

— Ещё бы мы возражали, — рассмеялась Канаде. — Вопрос чести, как-никак.

— Мы гордимся тем, что про наш народ говорят «кровь с молоком». Но про ваши-то нет. Это надо было учесть, полагаю. Учту.

— А про нас что говорят в этом смысле? — спросила Канаде.

Тесса, между тем, всё-таки попробовал маринованную медузу. Изменился в лице. Потянулся за ещё одной.

— «Морские волки», — честно, как на духу, ответил Райкаге. — Но это не про внешность, а так. Вообще, все вы, в основном, бледные и холодные, как рыбы. Даже Теруми Мей, хоть у неё и волосы тёмно-рыжие. Один только Куросуки Райга выглядит, как исключение из правил. Но у него наверняка кто-то из дедушек-бабушек происходит с моей земли.

— Откуда ты знаешь? — удивилась Канаде, ничуть не обидевшись на сравнение с рыбами. Туман не позволял народу оказываться напрямую под солнцем.

— Он ведь смуглый, — пожал плечами Эй. — Смуглее Майто Гая, но бледнее тех же учеников моего брата. И его связь со стихией молнии наверняка тоже пошла от предка, который выходец из наших земель.

— Думаешь, он потомок беглого кланового из ваших? — вскинула брови Канаде.

Официант принёс, наконец, холодную бутылку виски. Мизукаге, разумеется, отпила первой. И Эй, немедленно схватив свой стакан, принюхался и удовлетворительно улыбнулся. Отпил.

— Вряд ли, — покачал головой.

Тесса, между тем, уже доедал медузы, явно пользуясь тем фактом, что другие Каге состояли в диалоге.

— У нас у всех есть связь со стихией молнии, — объяснил Эй, пригубив ещё виски. — Тоже наверняка пережиток загадочного прошлого. Что же касается Куросуки… не удивлюсь, если его предок был моим соотечественников хотя бы из-за фамилии. И если не дед его происходит из страны Молнии, то прадед. Куросуки Райга ещё ведь и известный красавец. Тело донельзя мужественное, нашего кроя, но лицо, несмотря на силу черт, почти как у женщины. На него в Кумо много кто заглядывается. И вот почему, — и обернулся к Тессе, застав того за отодвиганием опустевшей тарелки с маринованным медузами, — всё лучшее вам, а? У Канаде, одной из самых прекрасных и влиятельных женщин эпохи, был Раса. У Куросуки была Пакура.

Тесса озадаченно моргнул.

— Ни малейшего понятия, — наконец произнёс.

— Так вот, Канаде, я резервирую Куросуки Райгу для политического брака, — подытожил Эй. — Женщину сюда пришлём, она ассимилируется.

Канаде чуть не поперхнулась:

— А меня спросить? Это же мой брат!

— Как это? — Эй удивлённо на неё уставился. Тесса тоже.

— Приёмный, но брат, — нахмурилась Канаде. И скрестила руки на груди. — Полагаю, об этом мало кто знает, но, по сути, это почти никакого не имеет значения, кроме как личного… Мы оба воспитывались Амеюри Ринго. И мы считаем друг друга семьёй.

— Разве Ао не является твоим приёмным отцом? — поинтересовался Тесса.

Ему, конечно, наверняка сообщил или Баки, или Яшамару.

— Они с Ширагику — моя вторая семья. Но изначально я была приёмной дочерью Амеюри Ринго. Райга наследовал её клинки. В нашей системе Мечник, когда берёт ученика, становится его опекуном. Таким образом, тот же Забуза является, своего рода, приёмным сыном Джузо. А Райга, соответственно, приёмным сыном и наследником Ринго.

Эй задумчиво почесал подбородок.

— А если… мы дадим Куросуки очень хорошую жену? Не стану скрывать, в Кумо целая очередь. Он холост, и опыт длительных отношений с представительницей другой культуры за пазухой имеется, и карьера есть, и таланты… Жаль терять такую генетику. Ты ведь сама знаешь о перспективах качественного политического брака. Куросуки среди женщин моей родины популярен, не составит труда подобрать ему кого-нибудь. Только намекни про знак зодиака и предпочтения касательно внешности, и кандидатки найдутся безо всяких проблем. Они, к тому же, «кровь с молоком», даже худенькие, я не шучу; и дом сами сколотят, и стол накроют, а уж на что наши женщины способны в постели… И преданные! Впрочем, будь я женщиной, то тоже наверняка бы не смотрел ни на кого, кроме как на Куросуки, уж очень он импонирует нашим понятиям «мужского прекрасного»…

Канаде, к счастью, не нужно было находиться с ответом, поскольку на террасе появился официант с огромной тарелкой лобстеров.

А ещё краем глаза она заметила, что Тесса добродушно ухмылялся, скрестив руки на груди; и едва ли в его облике угадывалось хоть что-либо «потустороннее». Общение, видимо, «заземлило» его.

«Или всё дело в маринованных медузах», — хмыкнула своим мыслям Канаде. — «Как ни странно, крайне положительно влияют на пищеварение. В не самых больших дозах».

Chapter Text

В Кумо отправились несколько изменённой компанией — Тесса послал Баки обратно в Суну, оставив при себе Яшамару и Канкуро, а Канаде взяла с собой, в качестве охраны и сопровождения, Райгу, Хаку и Чоджуро. И рассчитала правильно.

Из «своих» с ней мало кто успел обсудить разрыв с Какаши, всего четыре человека — Райга, Кисаме, Хаку, доставивший письмо адресату лично в руки, и Ширагику. Мужчины присутствовали при непосредственном составлении письма, а матриарх клана Юки, сначала поверхностно «оценив ситуацию», нашла повод, через вручение уже готовой одежды следующим утром, «прощупать» Канаде на предмет разбитого сердца. И только потом благословила на отпуск в Кумо.

Иначе говоря, Райга и Хаку почтительно ничего с Канаде на предмет отношений не обсуждали, а Чоджуро, известный чрезвычайной воспитанностью, брал с них пример. И поскольку делегация Кири держалась непринуждённо, смешанная компания из представителей трёх держав общалась между собой легко и спокойно, не выбирая тяжёлых тем для разговора.

На первой долгой остановке, уже на высоких лугах страны Молнии, но всё ещё совсем недалеко от океана, ближе к концу обеда, Эй дал знак Канаде.

Они отошли далеко в сторону. И Мизукаге, усевшись поудобнее на валун, сигналом чакры подозвала к себе Райгу.

— У господина Райкаге к тебе предложение, — объяснила спокойно и прямо. — Разговор будет между вами, а я выступлю в роли свидетельницы и, если понадобится, медиатора.

И, распечатав себе бутылку с водой, отвела взгляд в сторону.

Райкаге, первым делом формально поблагодарив равную ему за предоставленную возможность, немедленно перешёл к делу.

— Жениться на уроженке страны Молнии и Кумо, — ошарашенно пробормотал Райга, выслушав.

В Силе всколыхнулось его недоумение. Куросуки задумчиво почесал подбородок.

— Господин Райкаге, — он деликатно кашлянул, — какой толк в супружестве без любви?

— А ты считаешь, что наши женщины не смогут тебя уважить, как подобает? — Эй, скрестив руки на груди, нахмурился.

— Смогут, конечно, — Райга и бровью не повёл.

У него уже имелся за пазухой достаточный дипломатический опыт, не позволявший терять самообладания дольше, чем на три секунды, когда ситуация того требовала.

— Но я ведь тоже должен буду любить её, — Райга смягчил выражение лица. — И она должна будет «прижиться» у нас. Пожалуйста, имейте в виду, что между нашими культурами есть разница. Более того, я ведь один из Семи Мечников. Это тоже надо учитывать.

— Культуру примет, — отмахнулся Эй. — Избранницу заранее обучат уважать её.

— Тогда остаётся фактор Меча, — серьёзно повторил Райга. — Клинки Киба позволяют своему владельцу любить и заводить семью, как выяснилось сравнительно недавно. Не подумайте, — быстро предупредил, увидев, как Эй открыл рот, — это важно. Владельцу Нуибари, например, клинок этого не позволяет. У меня нет, на данный момент, детей, но семья, всё-таки, есть, — и повёл подбородком в сторону молчавшей Канаде. — Да, я был влюблён в гражданку Ветра и Суны, и у нас могло бы получиться с Пакурой в каком-нибудь другом мире; просто обстоятельства пересилили, и мы решили не толкать друг друга на взаимные тяжёлые жертвы… Всё это не значит, тем не менее, что воля моих клинков полностью изучена. Я, например, являюсь первым владельцем Кибы, которого отпустило сумасшествие, касающееся смерти. Благодаря Канаде. И, разумеется, за счёт моего положения… Если с уроженкой Кумо всё сложится, наши общие дети будут преданы Кири. Я не знаю, как она к этому отнесётся.

Эй задумчиво пожевал губы.

— Резонно, — признал. — Допустим. Но и это можно учесть.

— Я верю в Силу, — добавил серьёзно Райга. — И молюсь. И тоже провожаю мёртвых. Не так, как Канаде, но… я научился, — и отвёл взгляд в сторону. — Если будущая жена не сможет принять мою веру, то наши пути разойдутся до заключения брака. И это не просто моя принципиальность. Вера в Силу, молитва, проводы душ… Именно религиозное влияние Канаде и оградило меня от безумия клинков Кибы. Значит, если жена откажется принять эту часть моей жизни…

— Я понял, — кивнул Эй. — Проблемы не будет.

— Но это вы так говорите. Вдруг жена передумает? Политические браки едва ли позволяют развод, — Райга посмотрел в глаза Райкаге. — Я не хочу, чтобы моя будущая жена чувствовала себя беспомощной. И не хочу, чтобы она воспринимала жизнь со мной, как безвыходную ситуацию.

Эй какое-то время изучающе рассматривал своего собеседника. Усмехнулся, покачав головой.

— В том числе поэтому ты и соответствуешь вкусам моих куноичи, — подытожил. Тон его был добродушным, но взгляд тёмных глаз отливал серьёзностью мужчины, ответственного за благополучие своего народа. — Патриархат Кумо начал изживать себя, когда я пришёл к власти, поскольку пора было это дело менять. Мы куда более либеральны сейчас, чем Коноха и Суна вместе взятые. И тем не менее, в том числе из-за былой патриархальности, у женщин Кумо во многом «тяжёлая рука», да и характер — не мёд. Иначе говоря, они, в большинстве случаев, соответствуют всем понятиям женской идеальности, зная, при этом, себе цену.

— Тогда… Тем более, — начал было Райга.

— Послушай, — перебил его Эй, вскинув ладонь. — Такие женщины амбициозны, но психологически пластичны. Это значит, что им важен статус мужа. Выгодный брак даёт им конкретную репутацию, а также поляну для самореализации. Мы подберём тебе кандидатку, которая не только сможет принять тебя, но и которая покроет какие бы то ни было твои слабости. Иначе говоря, если расценивать брак союзом, то она не только встанет под твоё знамя, но и понесёт его, не отрекаясь, тем не менее, от своего «я». Значит, и веру примет, и влияние клинков примет, и твою семью тоже.

Райга, вздохнув, спрятал руки в карманы.

— Ты присмотришься к ней, — предложил Райкаге уже мягче. — Я понимаю. Без любви ничего не выйдет. Мы пошлём кандидатку в качестве посла. Никаких обещаний никто ей не даст. Приглядишься, присмотришься. Она тоже. Дальше жизнь всё устроит. Я настаиваю, в первую очередь, на шансе. Между Кумо и Кири нет «плохой крови». Мы все войны прошли бок о бок.

Райга помялся с ноги на ногу. Он явно сомневался. И Сила не намекала ни на какие однозначные «да» или «нет», давая понять, что ситуация была «чистым листом», но будущей опасности, тем не менее, никакой не представляла.

— Ладно, — сдался Куросуки. — Можно попробовать… познакомиться с ней, но слова не даю. Канаде?

— Я всё слышу, — отозвалась та.

Приподнялась с камня, на котором сидела.

— Если таково твоё решение, то попробуем.

И были пожаты руки; и все трое вернулись к компании.

Канаде не чувствовала никакого предзнаменования в Силе, только живой покой, лёгкий и прозрачный, как горный воздух. С другой стороны, это тоже можно было бы трактовать, как намёк, но она, тем не менее, не торопилась с выводами. Канаде уже обожглась, бросившись в отношения с человеком, чувства к которому всё же бледнели на фоне опыта с Расой.

Каждый новый день, казалось, приносил осознание ошибки, пусть и сладкой, пусть и целительной. Какаши увлёкся ей и добился своего, осторожно навязавшись заполнить собой ещё не затянувшуюся в сердце пустоту. И он не был виноват в том, что попытался. Но и Канаде не считала себя виноватой в том, что, последовав воле Силы, вернула его Конохе.

— Как прошло? — спросил её Тесса, когда снова отправились в путь.

Иллюзии традиций двух держав немедленно окружили их, и остальные участники компании не сочли это грубостью. Киллер Би, Даруи и Шии отлично развлекали более молодых гостей своей земли, в то время как Эй и Яшамару обсуждали молодёжь и влияние новой эпохи на менталитет.

— Нормально, — пожала плечами Канаде. — Райга открыт к такому развитию событий.

— А ты?

Канаде прикусила губу.

— Мы попробуем, — произнесла наконец. — Никаких гарантий нет с обеих сторон, разумеется. Мы ведь шиноби, да ещё и бесклановые, — и искоса взглянула на Тессу. Его лицо было беспристрастным, нечитаемым. — Нам претит мысль брака без любви.

— Хм. Но следует учитывать, что любовь бывает разная. На влюблённости или страсти семью не построишь, поскольку за очарованием следует разочарование.

— Я знаю, — вздохнула Канаде. — Уже знаю. И то, и другое было пережито. Но мне всё ещё мало известно о той любви, на которой, как ты намекаешь, семья и строится.

— Разве? — Тесса посмотрел на неё. — У меня сложилось впечатление, что ты знаешь.

— А я знаю? — Канаде озадаченно моргнула.

Он, беззлобно рассмеявшись, отвёл взгляд.

Его лицу не было свойственна чрезмерная эмоциональность, но когда оно что-то выражало, то становилось намного красивее. Хотя, казалось бы, Третий Казекаге и так был невероятно привлекателен.

«Неудивительно, что Сасори сошёл с ума от зависти», — с толикой грусти подумала Канаде. — «Тессе природа дала и красоту, и силу, и гений… и даже харизму. Не громкую, как у того же Гая, но никому ничего не доказывающую».

— У тебя ведь примеры есть в жизни, — произнёс он. — Мне, естественно, рассказали о любви Хошигаке Кисаме и Теруми Мей. Причём, — и тактично кашлянул, — с некоторым контекстом, поскольку владелец Самехады пару раз основательно выпил с Баки и Яшамару.

— Тебе даже сплетни рассказали? — опешила Канаде, ничуть не оскорбившись.

— Я находился в некотором упадке духа, — пожал плечами Тесса. — Мне хотели поднять настроение.

— И как? — полюбопытствовала Канаде.

— Подняли, — и посмотрел на неё. — Это же отношения, ведущие к хорошему браку. Чем тебе не пример?

Канаде отвела взгляд, прикусив губу. Какое-то время молчали.

— Я не хочу больше ошибаться, — тихо призналась она. — И не хочу, чтобы снова ошибся Райга.

— Не думаю, что это были ошибки, раз никто не ушёл с пустыми руками.

— Может, ты и прав, — тяжело вздохнула Канаде. — Но у тебя, например, была невеста раньше, ты говорил…

И осеклась, осознав, что не знала, как далее развить свою мысль, чтобы никого не обидеть.

— Была, — легко согласился Тесса. — И мы с ней виделись, в сумме, около пяти или шести, раз. До Сасори.

— Почему?

— Согласно нашим традициям, чем реже ты видишь суженную, или суженного, тем больше вероятность, что молодожёны на свадьбе будут улыбаться, — и Тесса произнёс это с такой иронией, что Канаде невольно хихикнула.

И закрыла себе рот ладонью, подумав, что могла своей реакцией обидеть. Тесса скосил на неё довольный взгляд. Тоже ироничный.

— Ну и чувство юмора у тебя, — Канаде снова хихикнула, не удержавшись.

— Жизнь абсурдна, и я тоже, — он пожал плечами. — Впрочем, отвечая на твой вопрос… я рад, что не поспешил тогда жениться. Брак с пропавшим без вести мужем, известным, именитым и богатым, обрёк бы её на бесконечную вдовью долю, а сейчас мы были бы друг другу абсолютно чужими. Более того, тогда она не смогла бы выйти замуж по любви. Я ведь, кажется, говорил, что у неё уже дети. Старший в следующем году получит ранг генина. Значит, всё было не зря.

— Но ты говорил про «не уйти с пустыми руками», — подумала вслух Канаде. И мысленно пнула себя за бестактность.

— Я вышел холостым, — констатировал Тесса. — Сейчас старейшины не рискуют намекать мне на продолжение рода… Посмотрим, сколько продлится их терпение, — и ухмыльнулся. — Полавирую. Впрочем, если станет совсем невыносимо, то совру, что безумно в тебя влюблён, преценденты ведь есть.

Канаде чуть не споткнулась.

— Не надо, — и рассмеялась. — Тогда тебя вместе с приданым отправят в Кири первым рейсом, если в мире станет известно, что после Расы у меня был Какаши.

— Пришлют с бантом на голове, — серьёзно кивнул Тесса. — И с открыткой: «спасибо, что выбираете продукцию Суны».

— Ха-ха-ха!

Ей бы стоило догадаться, что Тесса отослал Баки обратно в Суну не просто так. Но она не догадалась; именно поэтому, после нескольких часов пути по стране Молнии, с ещё не выветрившимся из сознания послевкусием дурмана Долины Скорби, Канаде не заметила знакомой чакры на сенсорном радаре, пока её владелец не оказался в поле зрения. Точнее, владелица.

Темари начала расцветать рано; угловатую скованность девочки уже скрасили мягкие формы молодой женщины. Но юность всё ещё живо ощущалась в ней — надломленный максимализм в широко распахнутых глазах, невосполнимость детских мечт в чуть согнутых коленях, первая горечь тенью в уголках губ, бесконечная борьба с самой собой в резковатых движениях рук.

Канаде смотрела на Темари и видела в ней себя много лет назад, и сердце переполнялось порывом обнять и утешить; но это было бы лишним. Они приходились друг другу никем. И всё же…

«Думала ли так же Ширагику, глядя на меня», — мелькнула мысль в голове и отозвалась истиной.

Хорошо, что встреча произошла на последней остановке перед Кумогакуре. Райга, Чоджуро и Хаку, не сговариваясь, немедленно затянули в разговор делегацию Кумо, и Эй не только позволил это, но и незаметно отдалил группу от Канаде и Темари под предлогом рассесться, как приличным людям, на во-о-он том бревне, а заодно и выпить чаю. Один только Тесса устроился чуть поближе к Мизукаге и племяннице, и по его скрытной ауре нельзя было определить, за кого он собирался, при надобности, вмешаться — за племянницу, или за товарища по должности.

В том числе и иллюзии Тессы окутали Мизукаге и дочь Расы.

— Я хотела, — начала было Темари, но Канаде, опередив её, подошла ближе и, оборвав чужую фразу на полуслове, мягко и осторожно, как дикого зверька, приобняла, настаивая на жесте, пусть и не на его близости.

Темари замерла натянутой струной, и Канаде почти почувствовала, как у девочки, девушки вспотели ладони.

Окабе отпрянула:

— Я очень рада тебя видеть, — произнесла тихо-тихо, искренне, и отстранилась, отступила назад, не слишком далеко, но на два шага. — Как ты?

Она могла бы не спрашивать; по Темари всё было видно тем, кто умел смотреть. Дочь Расы, с вытаращенными глазами, с болезненным выражением лица, нервно облизнула губы и потупила взгляд — не из смущения, а собирая в кулак гордость, на которую всё ещё не имела права. Сглотнула. На что-то решилась. Сама сократила расстояние, ткнулась лбом в чужое плечо, неловко, угловато, по-детски. Канаде опустила ладонь на светлую макушку, и голова под пальцами не дёрнулась.

— У нас с братьями теперь… только дяди, — глухо, хрипло произнесла Темари. — Только дяди…

«Ни отца, ни матери».

Канаде, прикрыв глаза, снова подумала о Ширагику — о морозных узорах на стекле окон, чтобы ученица её, на тот момент, любовника, меньше смотрела на мрак снаружи; об уроках женственности, обманчиво невинной, с кинжалами в рукавах, с ядовитым лаком для ногтей; о подоткнутом одеяле после особенно холодных полётов на материк и обратно. Вспомнила еле скрытую, сложную тоску Ширагику после того как Ао, появляясь, исчезал раз за разом, не рискуя по-отечески приласкать свою воспитанницу.

— И я, — со вздохом призналась Канаде, позволив себе, наконец, погладить чужие волосы. — И у вас всё ещё есть я.

Темари вздрогнула.

«Несмотря ни на что».

Канаде, прижав к себе чужого ребёнка, поймала взгляд Тессы. Она не знала, какими глазами на него посмотрела, но его выражение лица смягчилось. Третий Казекаге, еле заметно, печально и понимающе, улыбнулся.

Вскоре после этого добрались, наконец, и до Кумо; в тот момент солнце, оранжевое, как мандарин, только скрылось за горами, а это означало, что и синие сумерки должны были вот-вот принести за собой тёмную ночь. Решили не ужинать всем вместе, чтобы отдохнуть друг от друга, и Канаде этому порадовалась. Её сопровождение тоже устало от бесконечных разговоров, хотя каждый, конечно, старался не подать вида; но когда Окабе предложила им поесть по отдельности, распределив по тарелкам принесённый в апартаменты ужин, трио телохранителей немедленно идею одобрило.

Затем она, наконец, спокойно закончила свой личный проект после еды. Лазурное хаори с чайками легло на тело, как и должно было. Обработанным избытком ткани Канаде подпоясалась на манер ремня.

В новом образе она казалась младше своего возраста. Юката слишком взрослила. С укороченным волосами, в шёлковых тёмно-синих штанах, в правильных местах облегавших, но просторных, в белой рубашке, обнажавшей ключицы, с хаори поверх, в сандалиях на небольшом каблуке, Канаде выглядела, как молодая женщина, цветущая, красивая… у которой всё ещё было впереди.

Она задумчиво повела пальцами по шее. Не хватало бижутерии.

«Закажу у близнецов Теруми комплект. Серьги, кулон на тонкой цепочке и кольцо… Но они спросят про металл. А я не знаю, что мне подойдёт лучше. Не хочу жёлтое золото, не хочу серебро… Но и медь с латунью на мне не будут смотреться красиво».

И вздохнула.

«И про драгоценные камни спросят. Не хочу синие. Но надо что-то, что подойдёт к хаори».

Потом ей надоело про это думать, и Канаде вылезла через окно своей комнаты курить на крышу.

— И снова ты, — констатировала, застав Третьего Казекаге на черепице соседнего здания.

— Дышу горным воздухом.

— Я планировала курить.

— Кальян?

— Нет, спасибо, — но не полезла в карман за пачкой.

Тесса выбил её из колеи внезапным появлением Темари, но его можно было понять, да и сердиться не получалось, даже понарошку — долгожданная встреча с дочерью Расы стоила своей бури в стакане. Вздохнув, Канаде подошла к краю крыши. Затем приземлилась рядом с Казекаге, спрятав руки в карманы.

Тесса взглянул на неё. Молча достал откуда-то яблоко, не совсем глянцевое, червивое со стороны. Протёр, будто не задумываясь, о робы, срезал гниль, а потом разделил чакрой ветра на две половины, несимметричные, неровные. Чуть протянул ладони.

— Бери, если хочешь.

Канаде озадаченно моргнула, не ожидая жеста.

— Угощаю, — зачем-то добавил Тесса.

Она потянулась было, но остановила себя. Подняла взгляд на его лицо.

— Не отравлено, — его черты смягчились. — По очень, очень многим причинам. Прими хотя бы скромную благодарность за то, что пообщалась с моей племянницей.

Канаде, наконец, взяла половинку яблока поменьше.

— Было бы за что благодарить, — и печально ему улыбнулась. — Знаешь, мы хоть с Темари и совсем чужие друг другу люди, но… Есть ведь что-то.

Аккуратно повертела неожиданное угощение в руках, не касаясь мякоти.

— Я ведь Мизукаге, — констатировала не без ноты печали. — Мне нельзя любить чужих граждан.

— Зря ты так думаешь.

Тесса сочно хрустнул своей половинкой яблока.

— Но в чём я не права?

Дожевав, он промокнул рукавом рот.

— Видишь? — и подошёл к краю крыши. Задрал голову к звёздам. — Бесконечность.

— Вижу, — вздохнула Канаде. — И любовь, хотя бы платоническая, должна побеждать всё, и так далее…

— Я не это хотел сказать, — произнёс он, не оборачиваясь. — Подойди. Я покажу.

И она подошла, всё ещё мягко держа в ладони свою половинку яблока.

— Знаешь, сколько отчаяния, созвучному твоему, они видели? — произнёс тихо Тесса, поведя рукой между собой и звёздами. — Оно такое же бесконечное, как род человеческий. Раньше, по крайней мере, здесь, люди не вступали в браки вне своих деревень в пару улиц… вне своего социального класса… не женились на тех, кто не приходился им дальними родственницами… И посмотри, к чему мы пришли сейчас.

Канаде тоже задрала голову вверх.

— Где-то там, откуда ты родом, — продолжал тихо голос Тессы, — люди женятся, будучи с разных планет.

— И с разными расами, — помолчав, почти робко добавила Канаде.

— А ты говоришь, что тебе что-то нельзя, — и сардонически усмехнулся. — Пятнадцать лет назад роман между двумя Каге был идеей, которая не пришла бы в голову даже отпетому сумасшедшему… И тем не менее, любовь была, её никто не выдумал. И женщина сейчас сидит в качестве даймё одной из самых выдающихся держав. И другая женщина своим гением задала моду на мир, показав тщеславным и алчным, что он стоит намного дороже привычной нам кровопролитной войны.

Канаде рассеянно откусила яблоко, и рот наполнился сладким, с кислинкой, соком.

— Это тоже, когда-нибудь, добром не кончится, — Тесса спрятал ладони в карманы своей робы. — Ты это знаешь, и я это знаю. Хотя бы потому что люди грешны, пока живы… И не всегда со зла, но запутавшись в своих суетливых заблуждениях… Я люблю мою родину, в первую очередь, за звёзды, Канаде, — и задрал голову ещё выше. — Они стоят того, чтобы порой не смотреть под ноги. Даже если у лодыжек вертится ядовитый скорпион.

Канаде, облизнув губы, задумчиво переварила чужую аллюзию. Посмотрела на Тессу искоса. Его взгляд всё ещё был устремлён ввысь.

Вздохнула.

— Кири не может себе позволить этого, — и повела рукой к звёздам. — Не знаю, Тесса. Но я очень ценю…

— Найди того, кто увидит в тебе больше, чем отражение собственных желаний. И всё.

Она замерла.

— На звёзды засматривается каждый мечтатель, — Тесса скрестил руки за спиной. Взгляд его был задумчив; подбородок опустился вниз. — И только в Кири, покрытой белой пеленой, алмазную россыпь неба почти не увидеть, разве только на пике гор, поскольку каждый житель сам по себе звезда, даже если бледная, тусклая… И если он перестаёт светить, туман, рано или поздно, поглощает его. Бесшумно. Почти незаметно. Я прав?

Канаде снова облизнула кисло-сладкие, от яблока, губы.

— Возможно, — её голос был тих. — Твои мысли мне созвучны. Возможно, я даже их думала. Это… объяснило было некоторую… помешанность… чужаков на нас. Хотя, не знаю. Возможно… «помешанность» — неправильное слово.

— Восхищение, — равнодушным голосом предположил Тесса.

— Ближе к этому слову, да.

И помолчали. Канаде, достав пачку из кармана, предложила сигарету Тессе. Он, еле заметно пожав плечами, согласился. Закурили, щёлкнув пальцами, и сочный горный воздух, сухой, но отяжелённый росой, впустил в себя аромат табачного дыма, и сладкого, и горького.

— Тебе нужен кто-то, кто светит сам по себе, — вдруг снова заговорил Тесса. — Даже если и слабо. Хатаке, полагаю, был тебе метеором. Раса — звездочётом. Они хотели бы быть, как ты.

— Почему ты так думаешь? — безо всякого обвинения, без претензии, спросила Канаде.

— Хотя бы потому что Сасори тоже был, своего рода, звездочётом. И он мне не простил того, что я мог сиять, а он — нет.

Канаде, не удержавшись, посмотрела на собеседника. Бледное лицо Тессы было маской печальной усталости.

— Моя способность управлять железом не врождённая, кто бы что ни говорил. Талант, чутьё, интуиция… и много работы. Или дар имени. Смотря во что верить, — его взгляд стал далёким. — Это я научил Расу управлять золотом. И он выбрал свой металл, чтобы сиять ярче. Не из зависти. Не всякое желание превзойти ведёт к ней… Суны «откупилась» мной. Но именно ваш народ решил поголовно покарать таинственный кукловод.

— И всё равно, мы сияем, — тяжело вздохнула Канаде. И обернулась к Тессе. — Но ты и себя не списывай со счётов. Нас теперь много, — и чуть улыбнулась. — И все мы странные. Те же Гай и Эй…

Тесса всё ещё смотрел перед собой далёким, не видящим, взглядом.

— Не уверен, что смогу «сиять», как прежде.

— Это невозможно, — согласилась Канаде. — Но, знаешь… даже перекованный меч остаётся мечом.

— Тоже верно, — Тесса, моргнув, посмотрел на неё. Наклонил чуть голову вбок. Его желто-зелёные глаза потеплели. — Спасибо.

— Было бы за что, — улыбнулась ему Канаде. — И, — она замешкалась, — я тут подумала… Может быть, я найду ещё пару поводов побывать в Кумо. Не только ради общения с Эем, но и…

— Темари, — понимающе кивнул Тесса. Хмыкнул, переводя взгляд в ночь. — Поводы у тебя будут. Я назначил её преемницей.

Канаде, к счастью, в тот момент не затягивалась дымом, поэтому не поперхнулась.

— Она познала цену гордости, — ответил на незаданный вопрос Тесса. — Обретший пластичность мысли и смягчивший окаменевшее сердце далеко пойдёт и никогда не окажется по-настоящему одинок. Не подумай, я не возлагаю на Темари слишком много надежд. Мне не нравится этот словесный оборот. Я знаю, что она, когда придёт время, справится. И если захочет семью, то Гааре ничего не будет стоить ненадолго вернуться к браздам правления.

— Вот так просто? — ошарашенно моргнула Канаде.

— Он уже был Казекаге, — пожал плечами Тесса. — Вариант. Я собираюсь оставить Темари в наследство достаточно средств, материальных и не только, чтобы она смогла поступать по собственному рассмотрению.

— Ты уже так далеко планируешь?

— Я не собираюсь править долго.

Канаде удивлённо распахнула глаза:

— Как это?

— Вот так, — Тесса, занятый своими мыслями, затянулся сигаретой и выдохнул несколько ровных колечек дыма. — Меня уже «убила» должность один раз. По крайней мере, в какой-то степени. Переживём маячащую на горизонте войну, и я уйду в отставку, когда уляжется пыль… Начнётся новая эпоха, и будет лучше, если молодое поколение встанет во главе Деревни, — глаза грушевого цвета отразили смирение, усталость. — Больше десяти лет я провёл, как бабочка, заточённая в янтарь. Меня воспитало другое время… При всём желании, не получится соответствовать новым требованиям. — Тесса тяжело вздохнул. — Эпоха, в которой я мог бы быть политическим новатором, прошла. Но «волкодавы» старой закалки, к сожалению или к счастью, всё ещё нужны.

Канаде смотрела на него растерянно:

— Но чем ты займёшься потом?

— Не знаю, — Тесса равнодушно пожал плечами. — Есть идеи… в первую очередь, касательно собственной мастерской. Я ведь ремесленник по нраву, хоть и в ниндзюцу, — и помрачнел. — Ещё один фактор зависти Сасори. Он не хотел, чтобы Суна славилась двумя гениями-современниками, пускай мы как принадлежали, так и принадлежим разным стезям.

— Может, и моего преемника пора готовить, — рассеянно пробормотала Канаде, стряхнув пепел с сигареты. — Может, ты и прав… Новая эпоха… новый глава…

— А ты чем займёшься в отставке?

— Дожить бы, — моргнула Канаде. И устало потёрла лицо свободной рукой. — А так… Литературой, наверное. Мы ведь с Забузой опубликовали роман. Если на то воля Силы, напишу ещё.

— Я бы почитал твои мемуары, — предложил Тесса, чуть наклонив голову вбок.

— Про космос ничего не будет, сам понимаешь.

— Но про революцию?

Она задумалась.

— Это в старости, если доживу, — решила. — Но пока… я бы попробовала себя снова в художественной литературе. И пора бы уже выпустить пособие, хотя бы для «своих» рангом повыше, моей школы фуиндзюцу. Она ведь есть.

— Тоже вариант.

И в повисшей тишине, спокойной, мирной, коронованной тёмными силуэтами гор и яркими звёздами, каждый задумался о своём.

В ту ночь Канаде спала крепко, и сны не задерживались в её сознании. Но образы всё равно проплывали под сомкнутыми веками далёкими серебристыми рыбками во тьме океана.

Ей будто бы снился Раса; расслабленный, свободный, без хаори Казекаге, с руками в боках, он стоял, смотря перед собой… и не захотелось его окликнуть, потому что в чужой фигуре читался тот покой, в котором при жизни ему было отказано.

Ей будто бы снился Бен, увековечивший себя стариком, и его синий, как сумерки, призрак, беседовал с другим таким же, но более молодым; и хотя Канаде видела того, второго, в первый раз, что-то неизвестное отзывалось в груди на пышные локоны, казавшиеся немногим темнее седины Бена.

Ей будто бы снился Какаши без маски; он сидел на мосту в ночи, свесив ноги, и его лодыжки болтались в холодной воде. Он сидел не один, а в окружении своих учеников, с миской рамена в ладонях, с кульком помидоров и умебоши у бедра — и печаль в его глазах была доброй.

Ей будто бы снилась Ринго; приёмная мать показалась в видении болезненно молодой.

Проснувшись поутру, Канаде застала в памяти несуразицу, и какие-либо детали увиденного рассеялись, оставив за собой только странное ощущение покоя. И, посмотрев на себя в зеркало, уже одетую, в новом образе, она только и подумала рассеянно: «надо отпустить волосы», — без намерения собирать их день за днём обратно в пучок.

Больше не было смысла прятаться, и не только от мира, но и от себя самой.

Chapter Text

После отпуска в Кумо известие о возвращении Третьего Казекаге пошатнуло мир, но ненадолго, что было вполне логично, поскольку его появление никоим образом не затронуло внешнюю политику. По крайней мере, оно не принесло ничего нового. Шпионы Малых Скрытых и Ивы по-прежнему тайно рыскали где угодно, но не в стране Воды, напуганные чувством юмора Мизукаге; «чёрный рынок» не изменил ни товара, ни цен; и мошенники продолжали искать наживы в новых перспективах мирового порядка.

На самом деле, Канаде было даже скучно. Кукловод всё ещё не давал о себе знать, то ли пережидая, то ли, наоборот, дожидаясь чего-то; новые послы осторожно входили в свои обязанности; Кимимаро организовывал свадьбу; Мей готовилась стать матерью во второй раз… И Канаде, не зная, что с собой делать, занялась самосовершенствованием.

Сложившаяся ситуация дала ей остро понять, что должность всё же оставила свой отпечаток. И дело было не только в появившемся свободном времени, но и в пространстве. После долгих размышлений Канаде пришла к выводу, что она слишком долго не имела внутреннего ресурса занять себя чем-то новым сознательно. После революции начались отношения с Расой — любовь и работа накрыли с головой. Гибель Четвёртого Казекаге отозвалась депрессией, апатией и паранойей — и Канаде подавляла свою боль трудом. Затем появился Какаши, и его чувства придали сил, проветрили голову, расслабили нервы и тело — и это закончилось. И Канаде, выдохнув, обнаружила себя здоровой, двадцатисемилетней и… потерянной.

У Ао и Ширагику, Кисаме и Мей, Забузы и Йоко уже были свои семьи; у последних «модель» была специфическая, разумеется, но даймё страны Воды должна была вот-вот родить дочь, официально внебрачную. Кимимаро собирался жениться и немедленно заняться продолжением рода с любимой женщиной. С настороженной холодностью на Райгу засматривалась пышногрудая Самуи, и хотя сам Куросуки в упор не видел, что иностранка уже мысленно вышла за него замуж, Канаде, разумеется, обратила внимание. Она даже, не без одобрения, считала, что Самуи выбрала правильную стратегию поведения; пока Райга не замечал в куноичи из Кумо явный любовный интерес к себе, он общался с гражданкой страны Молнии непредвзято и не смущаясь. И смотрелись со стороны они очень даже хорошо, и не только физически — лёгкий на подъём Куросуки, всё ещё немного безалаберный, но благородный, отлично скрашивал строгость и холодность Самуи. И он не замечал, как на него порой смотрели серые глаза из-под светлой чёлки. И это было очень мило.

И получалось, что, без отосланных в Суну и Кумо Чоджуро и Хаку, в компании Мизукаге без пары, фактической или теоретической, остались сама Канаде и Джузо — Суйгецу не считался, он был ещё слишком юн. И надо было, каким-нибудь образом, заполнить появившееся в груди пространство чем-то новым.

Канаде попыталась вернуться к своей писательской деятельности, но белый лист день за днём упорно отказывался покрываться чернилами. Современная художественная литература тоже не принесла чувства насыщения — авторы публиковали, в основном, или дрянь, как прежде, или жестокую дрянь, не умело и бесталанно пародируя «Иеками Тобе». Тренировки, с попытками превзойти саму себя, приносили свои медленные плоды и давали удовлетворение, но не оставляли ощущения наполненности.

Стало легче после того, как близнецы Теруми изготовили заказанный комплект украшений — после долгой консультации Канаде выбрала, в качестве исходных материалов, белый опал и платину. Изящные серьги и кулон на тонкой цепочке напоминали большие капли, и «туман» драгоценного камня переливался разноцветными искрами под солнечными лучами; кольцо тоже сияло, но оно привлекало внимание, в первую очередь, оправой, напоминавшей своей формой можжевеловые веточки. Украшения так умело подчеркнули красоту своей хозяйки, что Канаде, вдохновившись ворохом комплиментов и отражением в зеркале, занялась самой собой — ногти, массаж, пробы нового стиля макияжа, водные процедуры, витамины, выкройка новой одежды для дома и особых случаев…

Ещё она снесла дом, в котором жила с Какаши. Убрала и фундамент, в том числе. Посадила на участке, обойдя через фуиндзюцу ограничения календаря, жасмин, розовые тюльпаны, нарциссы, голубые гортензии, лаванду, дельфиниум, астры и бархатцы. В конце концов, её туман ведь не обязан был пахнуть только солью и розмарином.

И затем, некоторое время спустя, в Кири прибыл Тесса, уведомив о своём визите всего за двенадцать часов.

— Что-то случилось? — спросила Канаде, в качестве приветствия пожимая Казекаге руку.

Она встретила его на пристани лично, в чернильном предрассветном часу. Чужие телохранители, явно относившееся к кукловодам Суны, судя по одежде и гриму на лицах, отчасти сливались с тёмным силуэтом корабля. Джузо зевал за спиной своей Мизукаге.

— Отнюдь, — качнул головой Тесса, не спеша освобождать свою ладонь из чужой хватки. От уличных фонарей его глаза казались особенно яркими. Он чуть улыбнулся. — Я прибыл проведать моего племянника.

— Вот как, — моргнула Канаде.

— Меня не очень хотели отпускать из Деревни, но всё же отпустили. Ты сама понимаешь.

— Ну да…

И, опомнившись, Канаде прервала рукопожатие.

— Точно ничего не случилось? — спросила его. — Вам не нужна помощь?

— Честное слово, — серьёзно подтвердил Тесса.

— Вам уже подготовили апартаменты, в таком случае. Но, не обессудь, Канкуро сейчас, наверное, ещё спит…

— Разумеется. Мы можем с ним пообщаться после завтрака. Я понимаю, что мой приезд добавил вам внезапной работы, так что ближайшие три часа мы точно будет отдыхать с дороги.

— Понимает он, — буркнул Джузо, недовольный тем, что ещё не ложился спать.

Канаде его проигнорировала.

Она знала, что чрезмерно ранее пробуждение не позволяло ей потом вернуться ко сну, только подремать после обеда.

— Не хочешь позавтракать до заселения? — предложила Канаде. — Здесь есть одна закусочная. Ничего экстравагантного там не подают, еда простая, но вкусная и сытная. В ней часто завтракают и обедают работники порта, поэтому она открыта с четырёх часов ночи.

Тесса задумался.

— Если не согласишься, мы сами туда сходим, — снова подал голос из-за спины своей Мизукаге Джузо.

— Как вам будет угодно, — кивнул, наконец, Тесса.

Город был ещё пуст, когда закончили, поэтому, проводив гостей до апартаментов, Канаде отправила Джузо спать, а Тесса, в свою очередь, отмахнулся от половины своих телохранителей — и Каге пошли наблюдать рассвет. Сопровождение почтительно держало дистанцию, и можно было не покрывать себя чрезмерным гендзюцу, только базовым.

— И никто не возразил твоему отъезду? — спросила, наконец, Канаде, когда вышли к береговой линии.

— Пытались, — хмыкнул Тесса. — Но и я не вчера родился. Гильдии кукловодов совестно и стыдно передо мной, так что волонтёрами в телохранители я проставлен до конца новой жизни. Более того, среди старейшин меня кроет Чие по тем же причинам.

— А как же Баки и Яшамару? Они не жалуются на объём работы?

— Нет. С чего бы им? — Тесса сардонически усмехнулся. Завтрак положительно сказался на его внешнем виде и общем состоянии, он более не выглядел и не ощущался уставшим. — Баки и Яшамару привыкли работать на износ и до меня. Наоборот, моё присутствие одарило их даже, пожалуй, чрезмерным свободным временем… Я планирую раз в полтора месяца выбираться из страны Ветра на неделю, чтобы повидаться с племянниками, пока они на своих постах.

— И семи дней тебе хватит, чтобы посетить три Скрытые Деревни? — вскинула брови Канаде.

Она удивилась, узнав, что Казекаге всё же решил вернуть Конохе «посольский» жест.

— Гаара будет возвращаться в Суну каждые два месяца на неделю, — покачал головой Тесса. — Ему скорее добираться до родины, чем Канкуро и Темари. Более того, Шукаку необходимо бывать в пустыне. Хоть ты и переписала печать, наш биджу текущее положение дел только терпит.

Канаде озадаченно моргнула.

— Зачем ты тогда назначил Гаару послом?

— Ему полезно, — Тесса спрятал ладони в карманы. — Он всё ещё довольно нелюдим… И не по своей вине. К тому же, джинчуурики Конохи — его ровесник.

— А-а, — протянула Канаде. — Тогда понятно.

— Я всё продумал, — неожиданно продолжил свою мысль Казекаге. — Темари была отправлена в Кумо для её же саморазвития, в первую очередь. Нужно, чтобы она посмотрела на общество, которое почти решило свой «женский вопрос». Кири находится на более дальней степени прогресса в этом ключе, но Суна сможет, в теории, через десять лет, дойти до уровня Кумо.

— А Канкуро? — полюбопытствовала Канаде. — Чему ты хочешь, чтобы он научился у нас? Если есть мысли, озвучь, я всё устрою, ты же знаешь.

— Хм, — Тесса приподнял уголки губ в загадочной улыбке. И посерьёзнел. — Нет, за Канкуро я спокоен. Что бы он ни решил у вас перенять, всё пойдёт на пользу. Нет, он всего лишь отвечает головой за твоё благополучие.

— Головой?! — опешила Канаде. — Но он же ещё ребёнок!

— Жеребёнок, — спокойно парировал Тесса. — И не списывай его так быстро со счётов. За бравадой юнца скрывается очень талантливый убийца. На самом деле, — он задумчиво потёр подбородок, — из всей троицы он самый гениальный.

— Но ты назначил преемницей Темари, — вытаращилась Канаде, абсолютно сбитая с толку.

— Потому что следующему лидеру Суны не нужно обладать этим типом гения, — Тесса посмотрел на неё. — Нам нужна наша версия Эя, если угодно.

— А, — моргнула Канаде. — Ну ладно…

Тесса рассмеялся на её выражение лица. И вдруг опустил ладонь на чужое плечо.

— Я люблю моих племянников, — констатировал, чуть улыбнувшись. Его глаза были добрыми, и свет в них, на фоне сине-лилового океанского рассвета, сиял почти с яркостью свечи. — Это не значит, что я не знаю, или не принимаю, их слабостей. Но они, однажды, должны будут справиться без меня, — и посерьёзнел. — Раса не смог обеспечить им «твёрдую землю» под ногами, и я взял эту задачу на себя… Не беспокойся так сильно о них, добрая ты женщина.

— Не чужие же, — насупилась Канаде. — Ещё ты тут со своей манерой разговаривать загадочно. Типичный представитель своего народа.

— Какой есть, — и отнял ладонь от её плеча.

Тепло от вежливого прикосновения задержалось, свидетельствуя о чужой физической смертности.

— Я тебя не обидел своим жестом? — Тесса наклонил голову вбок.

— Нет, — немедленно вернулась из своих мыслей Канаде. И окинула его изучающим взглядом. — У тебя случайно не птичий призыв?

— Совы, — озадаченно ответил он. — А что?

— Да нет… ничего. Просто подумала вслух.

— Заметно?

— То, как ты наклонил голову вбок только что, — виновато улыбнулась Канаде. — Я тоже так делаю.

— Хм. У тебя чайки.

И она вдруг добавила невпопад:

— Тебе идёт. Призывать сов. Глаза, — и невнятно махнула рукой.

«Яркие».

Тесса рассмеялся.

— Спасибо. Но ответного комплимента делать не буду. Ты, должно быть, какие только ни выслушала.

Канаде неловко пожала плечами:

— Не так уж и много я кричу, чтобы сравнивать меня с чайками.

— Редко, но метко, — его взгляд был многозначителен. Тесса, почти театральным в своей осторожности жестом, повёл пальцами по своей шее. — Когда того требуют обстоятельства.

Канаде растерялась от его комплимента.

— Я бы не прошла мимо, — произнесла, прочистив горло. Почему-то захотелось спрятаться от чужого взгляда, слишком проницательного. Виноватая краска зарумянила её бледные щёки, и Канаде отвернулась.

В жизни у неё было два момента потери джедайского самообладания — с Рин и с Сасори. Первый, к сожалению, так ни к чему и не привёл, но второй… Результат стоял рядом с ней, и под его кожей бежала горячая кровь.

— Всего дважды за мою жизнь я по-настоящему злилась, — душа в себе стыд, призналась Канаде. Надо было что-то сказать Тессе, он ведь благодарил, опять и снова. — Лучше даже сказать не «злилась», а «испытывала праведную ярость». И хотя мне… неловко, пожалуй… за это… Моя неловкость десять раз стоит того, чтобы видеть тебя живым, — и робко ему улыбнулась. — Я рада, что тебя вернули к нам, простым смертным.

Скрестив руки на груди, Тесса добродушно взглянул на неё.

— Знаешь, — его глаза блеснули, — я слышал как-то раз одну притчу. И звучит она так, — и задумчиво посмотрел вдаль. — Жила-была одна чайка на берегу океана… Все её сородичи кричали, препирались между собой, носились по ветру… Но эта чайка — молчала. Она просто сидела на камне и смотрела на горизонт. «Почему ты не кричишь?» — спрашивали её другие чайки. «Потому что слушаю, как поёт море», — отвечала она. Сначала над ней смеялись. Но потом… одна за другой чайки начали прилетать и садиться рядом. Они молчали. Слушали. И впервые узнали, как поёт мир, — и Тесса взглянул на Канаде, — без крика.

Ветер всколыхнул её волосы, и она рассеянно заправила локон за ухо.

— Тебе идёт твой призыв, — добавил Тесса.

Небо бледнело над тёмной водой.

— Поэтичный вы народ, — произнесла, наконец, Канаде, поднимая взгляд на океан. — Это ведь новая притча… Вряд ли ей больше десяти лет.

Чужая аура, обычно хорошо скрытая даже для сенсорного радара Мизукаге, блеснула, как рыбья чешуя на солнце.

— Даже если её придумал я, то никто ничего не докажет, — загадочно произнёс Тесса. — Ветер многоголосен, — и его тон посерьёзнел. — Суна не откажется от Кири, пока не иссякнет память о твоей доброте. И Шукаку нашу блажь одобрил. В конце концов, — Канаде почувствовала, как его взгляд заскользил по пляжу, — песку свойственно помнить.

— Ты всем своим друзьям делаешь подобную рекламу?

Его аура снова скрылась на сенсорном радаре.

— Ты ведь и сама знаешь, что нет. Есть исключения из правил. Будет лучше, если хоть что-то из твоего наследия останется навсегда.

— Туману это претит.

Тесса хмыкнул:

— Он едва ли делится своими тенями, только и всего. Но не подумай… Во время Третьей войны сюда всё же проникали шпионы Суны, и некоторые даже умудрились вернуться живыми, — и спрятав ладони в карманы, вперил рассеянный взгляд в горизонт. — Ничего нового из существенного они не принесли, впрочем. Вы ведь стихийный народ… непредсказуемый в своей непредвзятости, сложный в своей простоте.

Канаде обернулась на него, но Тесса продолжал созерцать океан.

— У вас тоже ничего никуда не уходит, — помолчав, закончил он свою мысль.

«Если не проводить», — подумала Канаде.

Тесса вдруг помялся с ноги на ногу, словно в нерешительности:

— Извини, если лезу в твою душу без приглашения.

Канаде моргнула, заземляясь.

— Знаешь… мне как-то давно сказали, что мы находим себя в чужих зрачках… или вроде того, — произнесла задумчиво. — Так что не извиняйся. Полезно взглянуть на себя с новой стороны, — и всмотрелась в его лицо.

Окружённая всю жизнь привлекательными мужчинами, Канаде принимала облик Тессы, как данность, не заостряя на его внешности женского внимания. Он, между тем, был очень красив, но не что-то отдельное выделяло его, не какая-то изюминка, но компиляция черт. Его щёки были мягкими, как у юноши — вряд ли он брился часто. Бледный блеск высоких скул навевал ему шарм идеалистичной мужественности. Маленький и острый нос добавлял выразительности взгляду ярких глаз, подчёркнутых как пышными ресницами, так и длинными тёмными бровями. Тонкие губы, серо-розовые, бесконечно прятали в себе что-то, лишь порой отражая толику мыслей своего хозяина. Черноволосый, высокий, лохматый, Тесса молча смотрел на неё, и Канаде видела в нём человека, а ещё видела в нём такую же, как сама, ширококрылую птицу.

— Когда ты общаешься со мной, тебе ведь тоже, наверное… любопытно, как именно я тебя вижу, не так ли? — тихо спросила Канаде.

— Не то, что бы любопытно, — Тесса чуть наклонил вбок. — В стране Ветра достаточно своих зеркал. А у тебя есть пещера.

Канаде хмыкнула.

— И снова ты меня втянул в разговор, полный ваших загадок, — произнесла с миролюбивой усмешкой. — Я не умею так мыслить. Вода пластична, но она, всё же, тяжелее ветра.

— Понимаю, — лицо Тессы еле заметно смягчилось. — Трудно заводить новых друзей, став совсем взрослым.

— И то верно.

И ей вдруг стало интересно, как на них смотрели со стороны, когда они общались между собой. Но вокруг не было посторонних, чьи эмоции могли бы окрасить сенсорный радар этим пониманием; и спрашивать словно было не нужно.

— Я рада, что ты приехал, — улыбнулась ему Канаде, чувствуя в себе и легкость, и свет. — Может, и мне стоит навестить страну Ветра. Посмотрю, как там Чоджуро… заодно и пообщаемся.

— Наши двери всегда для тебя открыты. Ты ведь не можешь этого не знать, — Тесса скрестил руки на груди.

— Это да, но… Мне неловко без приглашения, — Канаде взъерошила свой затылок. Волосы стремительно отрастали.

— Тогда приглашаю.

— Ну, в таком случае, когда-нибудь прилечу, — решила она. — Но я, конечно, заранее уведомлю письмом.

— Если хочешь. Но тогда не надейся вернуться без подарков.

— А вот это лишнее.

— Попробуй переубедить меня, — Тесса вскинул бровь.

— Я буду налегке.

— Думаешь, призывная чайка в когтях ковёр не унесёт?

Канаде вытаращилась.

— Гобелен, — примирительно поднял ладони Тесса.

— Гобелен?

— Повесишь его на стену, будет себе висеть, — он лукаво прищурился, опуская руки.

— А если…

— Тогда гобелен, и ковёр, и кальян.

— Может, не…

— И павлин, — её перебили.

— Мне кажется, мы торгуемся не в ту сторону.

— Надо было сразу соглашаться на гобелен.

Канаде приложила ладонь ко лбу.

— Как скажешь, — сдалась на страдальческом выдохе. — Его я с собой увезу. Но, тем не менее, — и, опустив руку, многозначительно взглянула на Тессу, — мы сейчас на моей территории.

— Я знаю, — он довольно ухмыльнулся. — Но ты упустила один момент.

— Какой? — с подозрением прищурилась Канаде.

— Тебе надо было согласиться летать в гости без приглашения.

— Так, нет, мы сошлись на гобелене.

— Но, тем не менее, рук друг другу не пожали.

Канаде выразительно на него посмотрела, и Тесса рассмеялся.

— Не умеешь ты торговаться, — и покачал головой. — Как Раса тебя одну на наш рынок отпускал, ума не приложу.

Резкий порыв ветра обдал их одежды своим холодным и солёным дыханием. Хаори, и собственные, и должностные, выгнулись дугами и затрепетали флагами.

— Ты был прав по поводу него, — неожиданно для самой себя подумала вслух Канаде, чуть отвернув лицо от жёлто-зелёных глаз. — В наш прошлый разговор.

Тесса не сказал: «я знаю». И ему не нужно было говорить: «я тоже скучаю по нему». Вместо тысячи слов он выбрал действия — обеспечить будущим осиротевших племянников, помочь им вырасти над собой… и поддержать бывшую возлюбленную кузена на её пути к исцелению.

— Спасибо тебе, — Канаде встретила его взгляд. Почувствовала, как собственное лицо стало светлым-светлым от признания чужой доброты.

— Было бы за что благодарить, — ответил Тесса несколько ровных ударов сердца спустя. — Я ведь не бескорыстен.

Ветер обдал уши далёкими грохотом волн вдалеке. Мокрый песок, покинутый водой по велению отлива, сиял розовым золотом.

— Никто не бескорыстен, — мягко парировала Канаде. — Каждый преследует свою цель, хотя бы подсознательно, хоть бы и светлую. И я тоже.

В своём желании «быть хорошей» она превратила собственную жизнь в «волшебную пещеру». Но иллюзии, наконец, развеялись. И дыхание выровнялось. И перестало быть больно; и покой сменил апатию и страстность, две стороны одной монеты. И новая жизнерадостность дала на пепелище старых мечт и ожиданий свежий росток.

Канаде возделывала свой сад, ни на что не надеясь, ничего не ожидая… И ему предстояло цвести и благоухать, подставляя свою красоту солнцу, луне, пчёлам и бабочкам. На это требовалось время, и в запасе оно имелось, несмотря на приближение опасности, несмотря на пережитую боль, несмотря ни на что.

В перспективе, ей, пожалуй, давно была пора заняться садоводством. Деревья на личном кладбище совсем окрепли; наставала пора цветов.

— Хочешь чай? Кофе? — поинтересовалась, закладывая руки за спину и отворачиваясь от бесконечного горизонта. — Есть сладости… И я бы не отказалась от кальяна в твоей компании. Единственное, мне почти некуда тебя пригласить, кроме сада, у которого я ещё не построила новый дом. И там пока ничего не цветёт.

— Твоя компания ценнее наличия беседки, — хмыкнул Тесса. — Тем более, что у меня есть с собой скатерть.

— Тогда можем пообщаться до приличного часа, а потом провожу тебя до дома Канкуро.

И они неспешно побрели прочь от воды, оставляя за собой следы на песке.

— Это не перечеркнёт тебе день? — поинтересовался Тесса. — Я понимаю, что мой ранний приезд…

— Не беспокойся, — беспечно отмахнулась Канаде. — Подремлю после обеда, только и всего. Как ты там сказал? — и лукаво взглянула на него. — «Твоя компания ценнее беседки»?

И рассмеялась чужому выражению лица.

Chapter Text

— Ну, чего ты тут? — Забуза, плюхнувшись рядом, открыл две бутылки пива. Одну протянул Канаде.

— Одиннадцать утра, — заметила она.

— Я не ложился, а у тебя выходной.

— Железная логика.

— Я ей известен.

Канаде, установив свою удочку, смерила скептическим взглядом початую бутылку. Вздохнув, с неодобрением отхлебнула. Забуза настаивал; значит, ему это было зачем-то надо.

В конце концов, он только вернулся из столицы.

— У вас всё в порядке с Йоко?

Забуза какое-то время молчал.

— Нормально, — произнёс наконец. — Дочка растёт… в окружении дюжины нянек. И в «золотой клетке». Радоваться бы надо. Но свободы ей никто не даст, — и закурил.

— Она же наследная принцесса…

И снова повисло молчание. Забуза глядел на воду, задумчиво потягивая холодное пиво, и ветер прибоя торопил его сигарету.

— Я не жалею, — произнёс наконец. — Но выматывает. Морально, физически. Мы видимся с Йоко урывками, отношения тайные. У неё много работы, и она всегда в центре внимания, что логично… И такая судьба уготована нашей дочери. И я не при чём. Мог бы быть, — Забуза затянулся, выдохнул. — Но если стану официальным консортом, то «прощай, профессия».

— Но ты не жалеешь.

— Не жалею. Но всё кончено, — и стряхнул пепел в воду.

Канаде остолбенела.

— Мы с Йоко поговорили, — продолжил он, как ни в чём ни бывало. — Брака у нас нет и быть не может. Дочке навряд ли скажут, кто её отец, пока не спросит уже в глубоко сознательном возрасте…

— Погоди-погоди-погоди, — Канаде наспех смочила горло пивом, совсем забыв, что изначально пригубила только из вежливости. — Вы расстались?

— Ну да.

Канаде растерянно моргала, не зная, что делать со своим выражением лица.

— У Кимимаро была чудесная свадьба, — снова заговорил Забуза. В поверхностном беспристрастии его голоса отдавали и горечь, и ностальгия. — Видно, что он женится не просто по любви, но для создания семьи, очага. В этом ведь и есть смысл; один из них, по крайней мере. Я много об этом думал… У нас Йоко была любовь, как у тебя с Расой, или даже с Хатаке, революционная. Но каждый мятеж, рано или поздно, заканчивается. И на смену ему приходит режим, или старый, но переосмысленный, немного переиначенный, или новый. Наш с Йоко союз привёл к дочери… которую я никогда не смогу назвать моей, если только не откажусь от самого себя. А я не откажусь. И не потому что Кири во мне официально нуждается. Это просто будет сродни самоубийству.

— Но вы… вы же до сих пор любите друг друга, разве нет?

Канаде не так часто виделась с Йоко в последнее время, и подруга выглядела утомлённой, но её глаза всё ещё ласково светились. Мизукаге списывала чужую усталость на должность, беременность, первое время после родов…

Теперь брала за живое мысль, что Канаде, в своей суете, не разглядела в чужом взгляде печаль. С другой стороны, политики умели скрывать правду — им полагалось.

— А толку? — произнёс Забуза. И в его голосе не было мрачности, только усталое смирение. — Мы больше не можем друг другу ничего дать. Йоко подарила мне вдохновение, сделала из меня поэта, трубадура, сенешаля… Я дал ей дочь, наследную принцессу, с крепким здоровьем, с уже очевидными задатками гениальности — она растёт и развивается очень быстро… В общем, — Забуза тяжело вздохнул, — не посылай меня больше в столицу до востребованности. На дни рождения дочери только, в качестве телохранителя.

Канаде прочистила горло.

— Значит… вы оба приняли решение? — спросила, не глядя на Забузу.

— Разумеется. Я ведь тоже тяготил Йоко, как и она меня.

Какое-то время молчали.

— Не переживай, — снова заговорил Забуза. Опустив ладонь на плечо Канаде, легонько его сжал, затем отпустил. — Йоко, оклемавшись, может, и замуж выйдет. Но с условием, что наследная принцесса — наша дочь, разумеется. Так что мужа будет искать со строгостью, и если там будет малейший намёк… В общем, его за борт выкинут. На корм рыбам. Да и я, может, женюсь. Мы разошлись на доброй ноте, в общем. И надо было поставить тебя в известность, я и поставил.

— А ты не боишься вступить в брак, учитывая Кубикирибочо?

— Нет, — Забуза отхлебнул из своей бутылки. — Я так решил… Кто эти мечи действительно знает, в конце концов? Вон, Джузо держит рекорд по владению этого клинка. Он вообще, выходит, первый долгожитель из Мечников. По идее, Кубикирибочо запрещает разрываться между любовью к отчизне и любовью к ближнему, но одно не исключает другое. Джузо любит своих друзей — только не говори ему, что я это сказал, — и скосил взгляд на Канаде, — он мне задницу надерёт.

— Понятное дело.

— Вот. Он ведь живёт.

И снова замолчали.

— Огорчил ты меня новостью, — призналась Канаде. — Я так радовалась за вас…

— Не огорчайся.

Канаде многозначительно на него посмотрела.

— Всё к этому шло, — он пожал плечами. — Я снова засяду за стихи, а Йоко не до печали. У неё, наоборот, силы появятся. Ничего страшного.

— Но ваша дочь?

Забуза замер.

Потушив дотлевшую сигарету, отхлебнул пива.

— Она… принадлежит государству, а не мне, — произнёс с уставшим смирением в голосе. — И если так подумать… Её мать — даймё. Её отец — государство. Меня в этой парадигме нет… Я дал, что мог. В большем отказано. И я не виню в этом Йоко. И она меня не винит в отсутствии жертвоприношения. Так что не переживай. Ошибки никакой не было. Наша дочь — не ошибка. И она принадлежит своей матери и государству. Но не мне.

Канаде со вздохом запрокинула голову к небу.

— Какие-то мы стали совсем взрослые, Забуза… Когда это случилось?

— А хрен его знает, — он спустил ноги с причала, и его сандалии повисли в паре сантиметров над водой. — Между прочим, у тебя ни черта не клюёт. И вряд ли клюнет в такой-то час. Надо вечера подождать.

— Да уж знаю, — отмахнулась Канаде. — Но я хотела помедитировать. И у нас не принято беспокоить по пустякам людей с удочкой.

— А.

— Ты пришёл не с пустяком, да и для тебя я всегда сделаю исключение. Ты же мне как брат.

— О. Хе, — он почесал щёку. — Взаимно, что ли. Только без «что ли».

— Мог бы и не объяснять, — рассмеялась Канаде.

И снова задумалась.

— Про взросление, — неожиданно заговорил Забуза, — не знаю. Вот так живёшь себе, живёшь, ну, после жилета чуунина, и ты вроде как взрослый, формально, а вроде как и шалопай, у которого ещё молоко на губах не обсохло. Чего-то там хочешь, о чём-то даже тайком мечтаешь… Работаешь, а в свободное время стираешь и сушишь, еду готовишь, мусор выносишь, общаешься с близкими, встречаешься с новыми людьми, к увлечениям раз за разом возвращаешься… А потом что-то начинает происходить, и не в одной стезе, а в нескольких… И вот, как отдышишься, как успокоишься, осознание и приходит: «а я уже взрослый, оказывается». У меня так было, когда мне дали подержать дочку в первый раз. Слезу пустил… Но и пяти минут с ней на руках не позволили — дворцовые протоколы очень строги. И после, как переварил, когда Йоко восстановилась, когда понял, что ей, даймё, не позволено кормить собственного ребёнка грудью, я и понял… Какую бы радость я ни испытал от осознания «взросления», всё выветрилось… потому что мне отказали в отцовстве. И это не вина Йоко, она тоже живёт свою первую жизнь, и ей нельзя дрогнуть, сохраняя власть. В дворцах всё меняется медленно. — И сменил тему. — Ты оклемалась от опыта с Хатаке?

— Вроде бы да, — Канаде неловко пожала плечами.

— Он нам понравился, конечно. Ну, сравнивая с Расой, было видно, что мог бы прижиться у нас, — Забуза отхлебнул ещё пива. — Но тебя никто не осуждает, если что. Ни за одного, ни за другого.

— Я знаю.

— А случилось-то что?

Канаде тяжело вздохнула.

— Он бы тоже не прижился, — и закурила. — В долгосрочной перспективе, по крайней мере. Мне это очень чётко дала понять Сила. Вряд ли смогу хорошо объяснить, но, — и беспомощно повела свободной рукой, — что-то… Что-то кармическое есть в Конохе. И оно пропитало огромное количество судеб. Мне кажется, — Канаде затянулась, выдохнула. — Мне кажется, в том числе поэтому Коноха с таким трудом сменила режим и перешла к реформации. Понимаешь, Каге отчасти не принадлежат ни себе, ни народу, но великому потоку жизни. Тем не менее, после общения с Расой, Тессой, Эем, Сарутоби Хирузеном и Гаем… После анализа правления Третьего Мизукаге, Ягуры и моего собственного… Я могу предположить, что степень принадлежности к «великому потоку» у каждой державы разная. Соответственно, и свобода у Каге разных культур отнюдь не одинаковая. Я имею в виду ту свободу, когда ты и только ты стоишь у руля, разумеется.

— У тебя этой свободы много.

— А вот и не скажи, — невесело усмехнулась Канаде.

Забуза резко повернулся к ней:

— Объясни.

— Не надо меня спасать от должности, — с деланной ворчливостью отмахнулась Канаде. — Надели на меня шляпу — и ладно. Тем не менее, — и посерьёзнела, — мой успех как во внутренней, так и во внешней, политике, связан с тем, что я, за счёт моих способностей, «великий поток» умею слушать. Я более, чем уверена, что наш Третий тоже умел, иначе не было бы Дудочника с его печальными трелями, исчезнувшего вместе с режимом, — и эта озвученная мысль особенно отозвалась в Силе истиной.

— А Ягура? — мрачно спросил Забуза.

— Ты ведь и сам прекрасно знаешь, что он был марионеткой.

— Но это было угодно «великому потоку»? Мучить нас?

— Нет, — покачала головой Канаде. — Влияние кукловода сравни яду. Он погрузил нас в свой хаос. И наш хаос выместил его обратно.

Забуза задумчиво закурил ещё одну сигарету.

— А что остальные Каге?

Канаде смочила горло пивом. Оно уже почти потеплело.

— Самая высокая степень «свободы» будто бы у Кумо, — произнесла, подумав. — И Суна недалеко за ними. На самом деле, у меня есть теория, что это как-то связано с Долиной Скорби и с пустыней соответственно. Цивилизации, обитавшие в тех местах, были уничтожены… И эти, своего рода, жертвоприношения словно ослабили хватку «великого потока» на новых культурах. Мы, пожалуй, на третьем месте после них касательно степени «свободы» Каге… но в специфическом ключе. Не исключено, что на архипелаг всё же удалось бежать определённому проценту выживших из древних цивилизаций; по крайней мере, тем, кто прежде жил в Долине Скорби. Она ведь сравнительно недалеко от океана, и разрушительные волны не дотянулись бы до тех, кто немедленно пустился в путь из древнего города.

— Но со свободой-то это как связано?

— Я плохо объясняю, — виновато улыбнулась Канаде. — Шукаку, Мататаби и Исобу — это биджу, которые курируют души. Они спасают живых людей и провожают мёртвых. Шукаку — в пустыне. Мататаби — в горах. Исобу — в океане. А теперь вопрос: откуда взялся наш туман?

Забуза озадаченно моргнул.

— Он ведь особенный, — добавила Канаде. — В нём бродят и живые, и мёртвые… И те, кто не может определиться. «Живых», то есть тех, у кого живо не только тело, но и душа, туман спасает. Мёртвых он бережёт; не зря, наверное, у нас в почёте концепция «уйти чистыми». А тех, кто не может определиться, туман судит по своему усмотрению. И это «усмотрение» зависит от воли Каге. Но мы не контролируем туман. Мы с ним, если угодно, договариваемся. Он существует сам по себе, понимаешь? И туман не даёт нам как таковой свободы, его воля слишком сильна… Но он позволяет посмотреть на варианты. И, если слушаешь внимательно «великий поток», туман помогает выйти сухим из воды, насколько это возможно. Третий Мизукаге как раз очень внимательно слушал, в этом нет никаких сомнений. И я более, чем уверена, что жестокость его эпохи была направлена на то, чтобы выжили, преимущественно, только те, кто смог бы выйти на новый виток достойно.

Забуза с отсутствующим взглядом уставился на воду. В Силе ощущался его экзистенциальный кризис.

— В общем, — Канаде прочистила горло, чувствуя себя немного виноватой, — у Конохи нет преимущества ни Кумо, ни Суны. И тумана у них нет… До того, как Гай пришёл к власти, в Конохе так сильно разило стагнацией, вот этим духом неразрешённых проблем, накопившихся, наслоившихся, что было трудно дышать, не то что думать. И в этом, на самом деле… отчасти нет их вины. Они всего лишь принадлежат другой парадигме. И им никак не помочь. Старый лес должен сгореть, чтобы вырос новый. Значит, тенденция шиноби Конохи к жертвоприношению, на самом деле, обоснована. И, подытоживая, — Канаде затянулась почти дотлевшей сигаретой, выдохнула. Испепелила бычок щелчком пальцев. — У нас с Какаши ничего бы не получилось в том числе и поэтому. Он всё-таки принадлежит лесу. Сильно принадлежит.

Забуза распечатал ещё две бутылки — пиво и минеральную воду. Вторую предложил Канаде. Пожав плечами, она приняла её и отхлебнула.

— Дело, конечно, не только в этом, — помолчав, продолжила Канаде. — Но фактор есть фактор, и он, как ни крути, важный.

— Да это понятно, — отмахнулся Забуза. В три глотка наполовину опустошил свою новую бутылку. — Но Раса-то ведь тоже не был… свободным.

— Он не умел править, — честно произнесла Канаде. — И он не смог стать ни хорошим отцом, ни хорошим мужем. Если бы ему не дали должность, то всё могло бы повернуться иначе… Вот только история не терпит сослагательного наклонения.

— Честно ты теперь о нём говоришь.

— Я уже избавилась от иллюзий по его поводу. Мы любили друг друга, да. И, — она вздохнула, — знаешь, я ему очень признательна. Эта любовь оказалась возможна, в первую очередь, благодаря ему. Туман потворствовал, в чём мог, но его… магия, пожалуй… не смогла бы обеспечить нам долгое будущее вместе. И тем не менее… то, что у нас с Расой было… это, как раз, следствие того, что Суна вольна в выборе своей судьбы.

— Это тебе Третий Казекаге сказал?

— Нет, почему? — Канаде с любопытством посмотрела на Забузу.

Лицо Момочи было нарочито беспристрастным.

«Хм».

— Тессу «убрали», потому что он изначально являлся олицетворением «свободы» Суны, — заметила Канаде. — Ты и сам знаешь, какая ходила слава о нём. Суну послевоенного времени, под его руководством, ожидал расцвет, в этом нет никаких сомнений. Тесса вернулся, потеряв многое, в том числе и драгоценное время, возможность переиначить нацию по своим соображениям, но… В могуществе он никак не убавил.

— Н-да?

— Именно, что да. Он взял на себя роль подготовить Деревню к следующему этапу. Разгрести проблемы и задачи, оставленные Расой, укрепить новый курс… и подготовить преемников. И хотя Тесса немногословен касательно своих проектов, что логично, Суна резко стабилизировалась после его возвращения. Это о нём многое говорит, как о профессионале, лидере, человеке… и даже мужчине.

— Хм.

Канаде многозначительно посмотрела на Забузу.

— Я не очень понимаю, зачем он распихал своих племянников по союзным державам, — признался Момочи.

— Для подготовки, — моргнула Канаде. — Они же его преемники, каждый по-своему. Им надо проветрить головы, а ещё обзавестись новыми мыслями, посмотрев, как кто живёт.

— Но он их выставил.

— Тесса каждые полтора месяца собрался навещать Темари и Канкуро, — Канаде сама не понимала, почему решила отстаивать хорошую репутацию Третьего Казекаге. — А Гаара раз два месяца возвращается в Суну. Между прочим, Тесса со дня на день опять приедет.

— То есть его прошлый визит не был, — Забуза невнятно махнул рукой.

— Не был чем? — нахмурилась Канаде.

— Единичной акцией.

— Нет, не был.

— А как его, со всей той историей, отпускают из Суны?

— Он договорился.

— Хм.

— Я его уважаю, — Канаде скрестила руки на груди. — Знаешь, несмотря на многое, Тессе довольно быстро удалось «вернуться в строй». Не могу представить, чего ему это стоило, но результат налицо. В том числе очевидно, что он приложил огромные усилия ради своих племянников.

— Только ли ради них, — пробормотал Забуза.

— А? — Канаде не расслышала.

— Я говорю: «неплохо тогда, что вы с ним дружите».

Канаде показалось, что Забуза прежде сказал совсем не то, но решила не настаивать.

— Но тебя тянет, чёрт возьми, к пустынникам, — подвёл черту Момочи. И назидательно посмотрел на подругу детства. — Раз ты так много думаешь, изучи и этот вопрос.

— Я не виновата в том, что они интересные! — возмутилась Канаде. — Да, когда Тесса приедет, мы будем общаться, само собой, но что в этом плохого?

Забуза вздохнул.

— Не бери в голову, — отмахнулся. — Мысли вслух.

— Мы с ним дружим, — твёрдо произнесла Канаде. Замешкалась на миг, но потом решилась. — И ещё он понимает кое-что обо мне, что другим понять… или крайне сложно, или невозможно. И ему почти ничего не надо объяснять. А ещё он меня поддержал, как смог, после разрыва с Какаши…

— Конечно, — и Канаде опять не расслышала.

— Что?

— Я говорю: «логично».

— Мне кажется, ты не это сказал.

— А мне кажется, я сказал, что сказал.

И они оба друг на друга нахохлились. Канаде рассмеялась первой.

— Вечно вокруг тебя мужики вертятся, — беззлобно заметил Забуза.

— Так ты к ним тоже относишься.

— Но я-то — другое!

— Не переживай, — Канаде похлопала его по плечу. — Я уже не девочка. Тесса мне друг. Может быть, со временем он станет мне очень хорошим другом, если не одним из лучших…

— Ага.

— Я слышу скепсис в твоём голосе.

— Сама виновата, что предпочитаешь импортное.

И Канаде невольно рассмеялась.

Через пару дней, действительно, появился Тесса. К сожалению, он не прилетел на сове, а прибыл на корабле, как и в прошлый раз, но надо было отдать ему должное, судно причалило не в половину пятого, но в половину шестого утра.

Позавтракав в закусочной и заселив делегацию в те же самые апартаменты, что были выделены полтора месяца назад, Канаде и Тесса снова пошли бродить вдоль побережья, общаясь между собой легко и непринуждённо, будто не виделись всего пару дней. Потом, наслушавшись волн, отправились на участок самой Мизукаге пить чай и кофе.

В саду что-то уже начинало робко цвести, что было удивительно. Видимо, зарытые в землю колышки с печатями всё же оказывали своё воздействие.

Небо, затянутое тяжёлыми тучами, светлело медленно, и воздух стоял тёплый, ещё необеспокоенный ветром; аромат душистого чая придавал ему оттенок сложно объяснимого уюта. Хотя, возможно, всё дело было в компании, а не в природе — Канаде не была уверена. В любом случае, несмотря на ранний подъём, она чувствовала себя прекрасно, и разговор с Тессой тёк, как река, и силы будоражили кровь, выплёскиваясь то в смех, то в шутки. Она скучала по общению с ним и отнюдь не из-за одиночества.

— Ты играешь на кларнете?! — с восхищением воскликнула Канаде, когда затронули тему музыки. Она даже подскочила на расстеленной скатерти, чуть не задев рукой фарфоровый чайник. — Ого-о-о! Слушай, а сыграешь как-нибудь, если будет настроение?

— Я давно не практиковался, — настороженно заметил Тесса.

— Более чем уверена, что такое мастерство не пропьёшь, — отмахнулась Канаде. И снова загорелась энтузиазмом. — Более того! Я же ни на чём не играю, так что даже если сделаешь какие-то ошибки, то ничего не услышу и не замечу! Наверное.

— У меня скудный репертуар. Одни сплошные пустынные мелодии, — и Тесса, к её удивлению, залился неловким румянцем.

Канаде умилилась.

— Какая разница? — широко улыбнулась она. — Мне ведь хорошо знакома ваша культура!

— Кларнет и пустынные мотивы, — начал Тесса, отведя взгляд, но запнулся.

— Да?

— Комбинация… звучит как, — он отвернулся. — Звучит, отчасти, как дудка заклинателя змей.

— И что?

Тесса многозначительно промолчал.

Канаде моргнула. Но потом, неожиданно для себя, расхохоталась.

— Ай, ну тогда тем более послушаю, — и миролюбиво оскалилась в лучших традициях шиноби Кири. — Раз ты уже провёл параллель между женщинами и змеями…

— Я не нарочно, — Тесса резко обернулся. Он всё ещё краснел, и всё ещё отчаянно старался не краснеть. Это было очень мило. — Но лучше провести параллель до, чем после. Или, ещё хуже, во время исполнения!

— По-моему, ты очень быстро пришёл к неправильным выводам. Это нам, вообще-то, свойственно бросаться с головой в омут.

— Было бы крайне обидно взять и перечеркнуть дружбу нелепой метафорой!

— Так ты мне сыграешь? — Канаде снова оскалилась, бросая вызов.

Тесса нахохлился.

— Возможно, — выдавил из себя, скрестив руки на груди и отведя взгляд. Он всё ещё краснел. — Но не сейчас.

— Но потом?

— Сыграю, — вздохнул он. Моргнул. — Может, мелодию успею придумать… более «туманную». Ваши музыкальные традиции, к сожалению, выветрились вместе с кланами Хозуки и Кагуя, но наверняка, если поискать, какие-то мотивы остались в народном сознании.

— Ты и музыку пишешь? — восхитилась Канаде.

— Как будто это сложно, — буркнул Тесса. — Надо всего лишь знать нотную грамоту, иметь некоторый талант, музыкальный слух и хорошо развитую мелкую моторику. И много практиковаться, разумеется. Регулярно.

Канаде смерила его многозначительным взглядом.

— Хорошо, принимаю комплимент, но со скрипом, — неохотно сдался Тесса. — Но я бы тебе лучше что-нибудь придумал, чем исполнил уже существующее.

Канаде вдруг почувствовала что-то в Силе. Что-то лёгкое, эфемерное — схватилась за это ощущение, и…

И вспомнилась мелодия Дудочника, резко вернув её на много лет назад, в страну, Деревню и мир, которых уже не существовало.

И веселье, игристое, как шампанское, словно рукой сняло.

В последнее время какие бы то ни были мысли о Дудочнике к чему-то в Силе её толкали. Норовили опустить в омут неизвестного осознания. И оно было тяжёлым, судя по предчувствию. И неизбежным.

— Канаде?

— А я могу, — задумчиво проговорила она, — дать тебе послушать одну мелодию.

Казекаге чуть наклонил голову вбок.

— Есть у меня одно… воспоминание, — и Канаде замешкалась. — Но это если позволишь погрузить нас обоих в гендзюцу.

— Вот как?

Она, почему-то нервничая, облизнула губы.

— Есть у нас одна легенда, — её взгляд был рассеян. Всплывшее в чертогах разума воспоминание оказалось на редкость ярким. — Об уличном музыканте. Он пропал без вести много лет назад, и тела так и не нашли… Очень многие помнят его музыку, впрочем.

— И как его звали?

«Кагуя Иссей».

И Сила дала понять, что этому имени ещё не было суждено прозвучать. Канаде невольно поёжилась.

— Дудочник, — ответила она.

— И после этого ты обвиняешь мой народ в загадочности.

— Ну, мы никакие не загадочные, — возразила Канаде. — Мы лишь ограничены субъективным мировосприятием. И недосказанностью. И вообще, у нас, знаешь ли, воздух тяжёлый.

— Рука, говорят, тоже, — хмыкнул он. — Впрочем, почему «говорят», я и сам знаю. Но Дудочник, — и нахмурился.

Канаде вопросительно посмотрела на него.

— Что-то было про него в докладах шпионов, — и потёр подбородок. — Надо только напрячь память.

— Ты помнишь такие детали? — удивилась Канаде. — О чужих уличных музыкантах?

Она, разумеется, не осуждала его за шпионов. Времена были совершенно другие.

— Помню моё удивление. Это другое. Доклады шпионов сложно контролировать, когда они отсылают их, непосредственно, с места, — Тесса задумчиво уставился перед собой, предаваясь воспоминаниям. — Когда профессионалы своего дела пишут о музыке, уделяя ей абзац за абзацем… превращая рапорт в исповедь… Это же странно. Вне всяких сомнений этот ваш Дудочник был шиноби. Скорее всего, джонином.

— Почему ты так думаешь? Вопрос, если что, без подвоха. Для нас самих он — легенда.

Тесса какое-то время молчал.

— Ладно, — произнёс наконец. — В конце концов, на правах Казекаге, я сам решаю, какие могу раскрывать тайны. Тем более, что конкретно эти уже покрылись пылью. Как ты и сама знаешь, — отвёл взгляд в сторону, — войне свойственна повышенная активность шпионов. Мы посылали их по одиночке, одного за другим, для интеграции в гражданское общество. Выражаясь вашими оборотами, «закидывали удочки», — и мрачно усмехнулся. Посерьёзнел. — Первые три умерли, не активировав печати самоубийства. Последние их рапорты походили, скорее, на исповедь. И тогда мы послали первого кукловода из Гильдии. Ему удалось узнать, что предыдущие трое повесились. Потом он бросился из Кири домой, предварительно не предупредив, в своих четырёх стенах сошёл с ума… И тоже повесился.

Канаде остолбенела.

— Затем мы послали кукловода поопытнее, — продолжил Тесса. — И он, в отличие от предыдущего, вернулся к теме музыки в своих рапортах. По его словам, мелодия Дудочника была гендзюцу, мощным, распространявшимся по туману, или вообще сливавшемся с ним. Он назвал это самой красивой и жуткой техникой, с которой когда-либо сталкивался… Поскольку иллюзия была вездесуща. И если ты регулярно слышал музыку, то находился под воздействием. И оно было странным. Наш шпион считал, что гендзюцу или подталкивало к самоубийству, или, наоборот, отводило от него, придавая сил… Он вернулся домой; полагаю, ему позволили вернуться. Следующий тоже вернулся. Оба увезли с собой мелодию в ночных кошмарах. Сейчас они мертвы, впрочем, каждый ушёл своей смертью, независимой от влияния Кири. Так что, — и посмотрел на Канаде, — не обессудь, но я, пожалуй, откажусь от прослушивания мелодии. По крайней мере, пока.

Какой-то паззл пытался сложиться в голове Канаде, но осознание всё ещё заставляло себя ждать.

— Я слышала музыку Дудочника только один раз, — задумчиво призналась она. — После смерти приёмной матери. Мелодия не касалась меня ни до, ни после, хотя, если поспрашивать других, Дудочник будто никогда не прекращал играть. Я с ним тогда, при одной-единственной встрече, пообщалась. И мне кажется… этот разговор был старше меня. Точнее, он предназначался не ребёнку.

«Потому что никакой я не дудочник… А шарманщик. И это ты тоже однажды поймёшь».

— Шарманщик, — пробормотала Канаде.

— М-м?

— Нет, ничего, — быстро ответила она, неловко улыбнувшись. — Просто мысли вслух.

«Эпоха диктует мне мелодию. И, увы, её не переписать. Когда придёт время, будет и оркестр… и я ему не понадоблюсь».

— Знаешь, а я, может быть, возьму с тебя пример, и пойду учиться играть на трубе, — отгоняя от себя внезапно надавившее ощущение момента истины, сказала Канаде. — Найду репетитора.

— Тогда сможем играть вместе, — чуть улыбнулся Тесса.

— Не сразу, — немедленно ответила Канаде. — Я чувствую в себе отсутствие гениальности на музыкальном поприще.

— Необязательно быть гениальным, чтобы наслаждаться музыкой. В любом случае, писать её могу я, если потребуется.

— Тоже вариант.

— А когда репетитора найдёшь?

— Скоро, — моргнула Канаде. — Вот ты уедешь, и я, может быть, найду.

— Точно?

— Я смотрю, ты загорелся энтузиазмом.

— Естественно, — Тесса был самой невозмутимостью. — Ведь я могу, между тем, выучиться играть на чём-нибудь ещё.

— Зачем?

— Духовой оркестр.

— И что?

— Кларнет входит, — осклабился Тесса. — Но я также, в теории, смогу сравнительно быстро освоить что-нибудь родственное ему.

— Ну давай, кичись, — многозначительно посмотрела на него Канаде.

— У вас уже есть музыкальная традиция духового оркестра, а у нас нет, — Тесса уставился на собеседницу. — Я хочу поиграть в духовом оркестре.

Какое-то время друг на друга таращились. Канаде, проиграв в гляделки, рассмеялась. Покачала головой.

— Выйдешь в отставку, приезжай, поиграешь. Но я не музыкант. И задатков дирижёра у меня нет. Моя стезя — это чернила… И искусство резьбы по дереву. Музыка мне неподвластна никак.

— Я тебе верю, — спокойно принял её ответ Тесса. — Но всё же, — и чуть наклонил голову вбок, — это правда, или ты считаешь это правдой?

— Хм.

«Эпоха диктует мне мелодию. И, увы, её не переписать».

— Нет, это правда, — произнесла Канаде, будто не своими губами. — Это, всё-таки, правда…

Она не чувствовала вкуса истины, только её тяжесть. Утверждение было правдой, но какой, Канаде ещё не понимала. Туман сковал грудь, и голова налилась отчуждением.

Перед глазами сам собой встал полузабытый образ загадочного Дудочника. Скорбная трель чужой флейты всю жизнь была одинока; он играл то, что должен был играть. В его эпохе были и барабаны, и трубы — Канаде помнила их, помнила грохот стихий и скрежет металла, ликование и отчаяние, страх и бесстрашие, помнила запах гари, и крови, и плоти, рваные флаги, безымянные могилы, бессонные ночи, свои слёзы, чужие, вой…

Настоящие первые шаги её взрослой жизни начались под раскаты музыки, и этот марш, преображаясь сквозь годы, так и не иссяк. И скоро, совсем скоро, её оркестру предстояло пойти на войну, отгреметь своё до конца и более не звучать, остаться легендами, солью и розмарином на языках. Подходила к концу эпоха, и внезапное осознание покоробило Канаде. «Скука», в ней было счастье; «застой», в нём была стабильность — и этому предстояло закончиться.

Отрешённая, застывшая от осознания, Канаде не заметила тишины вокруг себя, почти могильной. Впервые за долгое время она почувствовала инстинктивный страх, но не смерти, а неизвестного, а ещё… одиночества.

И вспомнился Бен, по разлуке с которым почти позабыла скучать. Печальная доброта его сияющих, исстрадавшихся глаз. Отеческая нежность голоса, не раз сорванного от отчаяния и муки. Пустыня. Два солнца над безразличными дюнами…

Но тишину разорвал кларнет.

Сильные ноты «мужского» голоса повисли в воздухе щедрыми гроздьями винограда, сглаживая жестокость вставшей перед глазами пустоши. Мелодия Тессы была «песчаной»… Неторопливой, петляющей, словно походка верблюда… временами порывистой, словно ветер в пустыне… Витиеватой, как искусные орнаменты на глиняном кувшине… Сказочной, не чужой, но чуждой.

Канаде не избежала своей связи с покатыми дюнами; и в каждом параллельном мире путь вёл к ним — в конце концов, кому, как не пескам, было знать всю прелесть сладкой воды. Но это не утешало. И хотя музыка пыталась наполнить сознание пряным дымом, она не могла — туман, висевший между небом и землёй, был тяжелее…

Потерянная в своих мыслях и ощущениях Канаде не сразу заметила, как ноты, мгновение за мгновением, стали расти, удлиняться… И вычурность постепенно сменилась аскезой, не украшением кувшина, но самим кувшином… И пропал «верблюд»… И резкость порыва ветра сменилась мягким полётом… И песня кларнета потекла, словно великая река, державшая путь к не менее великом океану.

Канаде, моргнув, наконец посмотрела на Тессу. Он играл, не задерживая взгляда ни на чём, и туман позволял ему. В его музыке не было никакой иллюзии, и голос кларнета не пленял, но забирался под кожу, накрывая беспокойство мягким одеялом… И если бы это самое одеяло пахло, то чем-то безопасным… уютным.

Канаде выдохнула, чувствуя, как потекла расслабленность по телу из развязанного в груди узла. И захотелось облокотиться, если не прилечь; и облокотилась, и прилегла. Спина сама собой опустилась на скатерть. Утомлённые мыслями веки доверчиво сомкнулись.

Кларнет умолк, оставшись в воздухе своим невысказанным пониманием. И захотелось поблагодарить музыканта, но Канаде ещё не знала, за что.

Шорохи, звуки — Тесса прятал «свой голос». Затем и сам опустился на спину.

— Знаешь, — произнёс очень тихо какое-то время спустя. — Ты всегда можешь научиться петь.

Канаде повернулась к нему, распахивая широкие, детские, несмотря на возраст, глаза. Тесса, не отворачивая лица от пасмурного неба, взглянул на неё искоса и сомкнул веки. Призрак улыбки смягчал его лицо.

Почему-то захотелось взять Тессу за руку, но Канаде, прикусив губу, сдержала себя. Она чувствовала чужое живое тепло, и хотя рядом лежал мужчина, мышцы не напряглись, челюсть совсем расслабилась.

— Может быть, и научусь, — тихо ответила Канаде.

И высказывание тоже отозвалось истиной. И инстинктивное желание взять Тессу за руку стало почти невыносимым; но и на этот раз Канаде сдержалась — их дружба ещё не подразумевала таких прикосновений.

Её глаза невольно запоминали форму опущенных чёрных ресниц.

— Хочешь, я тебя нарисую? — подумала она вслух. — Не то, что бы у меня было чрезмерно много таланта на этом поприще, но рука набита.

Было дело, Канаде рисовала иллюстрации к «Иекаме Тобе». Получившееся не претендовало на профессиональные лавры, разумеется, но всё равно выглядело достойно. И лицо каждого Тобе было придумано от начала и до конца. Любительское рисование приносило удовлетворение; оно являлось, своего рода, медитацией. Возможно, в том числе поэтому результат получился красивым, пусть и не чрезмерно техничным — Канаде рисовала, как мастер фуиндзюцу, с интуитивным знанием геометрии. Писать картины она не умела, но и надобности научиться не чувствовала.

Тесса открыл глаза.

— Рисовать? — подумал вслух. — Меня?

Канаде показалось, что он смутился, но утверждать было нельзя.

— Ты мне на кларнете сыграл. Я тебе никакой музыки не исполню, да и не спою, но, — она неловко пожала плечами. — Нарисовать смогу. Знаешь, чернилами в чёрно-белых тонах, но с яркими глазами. На память останется, — и робко улыбнулась.

— Хм. Моя музыка как пришла, так и ушла. Это неравный обмен.

— У меня хорошая память. Мелодия останется со мной. — И, сев, немного размяла плечи. — Так можно? Нарисовать тебя?

— Можешь попробовать, но на хороший результат не рассчитываю, — Тесса тоже сел, но лица к Канаде не повернул. — На фотографиях получаюсь полумёртвым. Впрочем…

Она невольно рассмеялась.

— У тебя хорошее чувство самоиронии.

— Куда же без него? — Тесса пожал плечами. Прочистил горло. — Если хочешь, рисуй. Только скажи, как мне расположиться. Надо ведь позировать, разве нет?

Канаде задумалась.

— Распечатай кальян и устройся поудобнее, — предложила она. — Я нарисую тебя в дыму.

Тесса взглянул на неё с удивлением.

— Мне кажется, отчасти от того ты меня и понимаешь лучше многих, — Канаде застенчиво улыбнулась. — Если подумать… Дым от кальяна влажный, в отличие от кострового; значит, туману он близок в своём естестве. Разница только в том, что кальянный дым — это рукотворное. Туман же сам по себе. Хотя, если говорить о нашем, местном, то есть нюансы.

— Какие?

Канаде, думая, как ответить на этот вопрос сжато, едва не устроила самой себе философский кризис.

— Разные, — нашлась она. И перевела тему. — Распечатывай кальян, буду тебя рисовать.

Chapter Text

Промозглость дождя привычно старалась забраться под кожу, но тонкий слой чакры отталкивал её, противостоя влаге. В былые годы Конан позволяла погоде наказывать себя, но не более. Она теперь неохотно подставляла лицо воде, отказываясь принимать её потоки за собственные невыплаканные слезы. И неохотно куталась во мрак, всё чаще зажигая свет. Её покои перестали напоминать склеп; с недавних пор они куда более походили на сцену театра.

Тени не задерживались по углам её квартиры. Тени не считали нужным следить за безутешной женщиной. Это было ей на руку.

Она устала.

Изуродованное металлом тело Яхико уже не вызывала в ней ни тоску, ни отторжение, ни отвращение. Конан успела позабыть улыбку на хорошо знакомых губах, некогда ласкавших её, позабыла и золотой смех, чужой запах, настоящий голос. Всё это смыло дождём. Горе и злоба Нагато не знали конца. В своём гневе он забыл, что некогда ревновал Яхико к Конан, забыл, что не принимая смерти лучшего друга, наказывал и себя, и её. Будучи зрячим, он совершенно ослеп. Будучи живым, похоронил себя, замуровал, боготворя лишь свою способность сеять смерть, ничего более.

Если бы в мире не было Окабе Канаде, Конан, возможно, была бы согласна с ним. Но в свитке под сердцем прятались два сборника статей и роман — на некоторых страницах остались высушенные слёзы. Но мир изменился, и перемены принеслись на материк в шорохе страниц и крыльев. Но Конан опередила Мадару в намерении убить Сабаку но Расу, чтобы Четвёртый Казекаге, падая, не успел осознать своей гибели.

С мрачным и печальным удовлетворением она тогда поняла, что её личный мятеж так и не кончился. Это было отправной точкой.

— Какие известия? — спросила, не оборачиваясь.

Зецу был вездесущ, Нагато был вездесущ, Мадара был вездесущ, но они продолжали недооценивать женщин, и Конан не брезговала этим пользоваться. Её не подозревали.

— Скоро, — из тени выступил Дейдара.

Несмотря на недавнее возвращение, его волосы и одежда были сухими. Конан его научила.

— Уже есть индикаторы, что с «чёрным рынком» потихоньку заканчиваем, — продолжил тот тихо, подходя ближе. — В любом случае, «дорогих» нукенинов почти не осталось. На пару сотен тысяч подешевле, разве что, но нам ведь это не очень интересно… Хотя, если брать в расчёт Сору, — Дейдара скривился.

Ему не очень нравился псевдо-джинчуурики Девятихвостого. Конан его понимала. По началу, Сора действительно вызывал к себе мало симпатии — он был взбалмошен, идеалистичен до крайности и очень много жаловался на свою тяжёлую судьбу. Ко всему прочему, мальчишка был ещё и слаб. Но он вырос.

Состав Акацуки всё-таки вышел на прежний уровень опасности. Мадара долго был недоволен потерями Сасори и Орочимару. В итоге, роль «безумного учёного» досталась Якуши Кабуто, и он оказался достаточно сумасшедшим, чтобы к нему категорически не обращались за медицинской помощью. Бывший шпион то ли Орочимару, то ли Сасори тоже вырос над собой, покорпев над остатками чужих исследований.

— Уже известно, кого куда? — спросил Дейдара, подходя ближе.

И он тоже вырос.

— Вероятнее всего, когда придёт время, тебя и Кабуто пошлют за Шукаку.

— Пейн так сказал? — светлые брови недовольно свелись к переносице.

Дейдара всё ещё ничего не знал о Мадаре, но Конан всё же научила его категорически не доверять Тоби. Тем не менее, к Кабуто нукенин из Ивы чувствовал куда более отрицательное чувство, чем паранойя, а именно — отвращение, крайнюю степень. Дейдара считал Якуши не только глубоко аморальной, но и глубоко бесталанной мразью. На самом деле, Конан была с ним согласна; Сасори и Орочимару, по крайней мере, в своём безумии были оригинальны. Кабуто же был падальщиком. И за это его не уважал никто.

— Всё лучше, чем наши вездесущие, — её голос был спокоен. Зецу не собирался участвовать в поимке джинчуурики, Мадара же планировал пойти на добычу посолиднее.

— А тебе со мной нельзя? — Дейдара округлил взгляд. — Об искусстве поговорим, птичками побалуемся…

Когда Конан только рискнула завязать с ним общение, ей казалось, что Дейдара был в неё влюблён — по-детски или поэтически. Пожалуй, она ему до сих пор очень и очень нравилась, но нукенин из Ивы, тем не менее, ни на что не намекал — и правильно делал, Конан была значительно старше него, хотя её лицо и застыло в молодости двадцати пяти. Возможно, Дейдара сделал над собой усилие, поскольку не хотел в ней терять единственную «нормальную» собеседницу.

В конце концов, их дружественный союз начался с разговоров о крыльях.

— Так будет лучше, — Конан подошла к Дейдаре почти впритык. Понизила голос. — Есть сведения, что у Чиё, бабушки Сасори, есть техника, позволяющая менять жизнь на жизнь. Если Тесса не глуп, он сыграет так, как это выгодно мне и тебе. Но будет необходимо, чтобы Суна получила тело.

— В общих инструкциях на будущее было твёрдо обозначено тащить сюда, — шёпотом, с округлённым от удивления глазом, возразил Дейдара.

— И надо сделать так, чтобы джинчуурики Суны стал единственным исключением.

— Для чего?

Дейдара всегда задавал много вопросов. Конан, тем не менее, это почему-то не раздражало. Может быть, юношеская красота невольно цепляла, или он походил своим неотгремевшим идеализмом на живого Яхико, или дело было в голубом, как чистое небо, глазе… Иногда она даже жалела, что разница в возрасте была настолько значительной, поскольку её версия времён гражданской войны Аме была бы чужим естеством очарована.

Дейдара был, своего рода, птицей, и понятие клетки ему претило. Жизнь ещё не успела надломить ему крыльев, хотя попытки были предприняты. Конан же свои бережно восстанавливала. Её бумаге не было конца — требовался лишь повод, настоящий повод. И состоял он в ненужности идеи Нагато объединить Скрытые Деревни страхом. Окабе Канаде уже доказала своим примером, что любовь побеждала всё, иначе Суна отвернулась бы от Кири после гибели Расы.

— Они вспомнят наш жест, — терпеливо ответила Конан. — Мизукаге и её союзники. Если мы позволим Суне заполучить тело их джинчуурики, сына предыдущего Казекаге, племянника нынешнего… И если, когда придёт время, мы используем этот ход…

— Ну да, нас, может, и не убьют, — равнодушно пожал плечами Дейдара. — У меня так-то в планах уйти красиво, если прижмёт, но… Дальше-то что?

— Я же тебе объясняла, и ты был согласен.

— Ты про надобность всей затеи организации? Это я помню. Но с тобой-то что дальше будет?

— Ты меня оставишь одну? — Конан вскинула бровь.

Дейдара виновато покраснел.

— Ну, нет, разумеется. Я, конечно, да, молодец, скульптор, и всё такое… Но жить-то тоже хорошо. Хотя, конечно, да, если прижмёт… Но это если так получится! Ты же знаешь.

— Не прижмёт, — её голос был твёрд.

Она собиралась спасать свою страну от неизбежной плахи вместе с Дейдарой.

— Когда придёт время, сделай так, чтобы Суна получила тело, — повторила. — За тобой будут следить. Спектакль должен получиться правдоподобным. Я знаю, что ты можешь.

— Да могу я, могу, — Дейдара неловко помялся с ноги на ногу.

— Вот и хорошо, — и чуть смягчилась. Захотелось по-матерински погладить его, неловкого, пылкого, по плечу, но не стала. — Ты всё поймёшь потом. Я тебе объясню. Время ещё есть, пускай оно и на исходе. На Шукаку пошлют тебя, поскольку ты лучше всего подходишь в качестве противодействия техникам Гаары. О твоём будущем партнёре в этом мероприятии я позабочусь. В конце концов, выбор не велик: или Кабуто, или Итачи. Но для дополнительного контроля Соры желателен Шаринган… И я настою на том, чтобы с тобой послали именно Кабуто. Повторю ещё раз: необходимо, чтобы ты оставил тело Гаары.

«Мужчины не увидят и не осознают жеста, его сможет заметить и понять только женщина. И если не сразу, что объяснимо, то непременно потом».

— Мне этого вряд ли забудут, — заметил Дейдара.

— Декорации я подготовлю. От тебя потребуется только сыграть… и обвести вокруг пальца и слежку, и Кабуто. Сможешь?

Конан знала, что подначивала его. Дейдара тоже знал. Ему нравилось.

— Х-х-х, ладно. Но ты же мне потом поправишь репутацию, да? Когда дело пойдёт так, как ты хочешь?

— Разумеется.

— Я не хочу казаться слабаком, сама понимаешь.

— Дейдара.

— Ну ладно, ладно, понял я, понял.

И спрятал ладони в карманы. Отвернулся.

— Вообще, знаешь, грустно всё это, — и вздохнул. — Боремся за мир в эпоху, в которую он уже настал. Глупо же, а?

— Глупо, — серьёзно кивнула Конан. — Именно поэтому нам надо придерживаться плана.

— Чтобы не остаться в дураках, да, — Дейдара потёр лоб. — Дожили… Я скульптором хотел быть, между прочим. И фейерверки делать на досуге…

Конан не сказала ему: «я дам тебе чистое небо для салютов». Не сказала: «у тебя будет земля, чтобы возводить скульптуры». Она всё ещё не могла ничего обещать.

— Я знаю, — её губы дрогнули в призрачной, печальной улыбке. — Я знаю. Дейдара, — и всё-таки мягко накрыла ладонью его плечо. — Зло должно себя изжить. Добро… добро побеждает, если в него искренне поверить.

Нагато, в своём отчаянии, в своей бесконечной боли, из надежды на светлое будущее давно превратился в мерзавца, садиста. Оборачиваясь назад, Конан уже понимала, что это было неизбежно — и до гибели Яхико друг детства не отличался силой духа. Он только и умел, что греметь эхом. Но никогда этого не признавал.

Следовательно, мечты Яхико о чистом небе над головой оставались за Конан. Она слишком долго отказывалась от тяжёлого наследия, наблюдая осквернённое тело своей первой любви. И хотя перед приближавшейся войной её власть была особенно ограничена, Конан знала, что делать.

В конце концов, предательство ли, вонзать нож в спину того, кто предал тебя первым?

Суна переменилась за годы отсутствия Канаде. Улицы более не казались утомлёнными солнцем — у стен домов стояли массивные горшки с фикусами и кактусами, были даже цветы, и по самим фасадам бежали линии керамических плиток, узоры из лепнины, яркие краски. Воздух наполнял перезвон подвешенных к потолкам тонких железных трубочек. Шёлковые платки колыхались в дверных проёмах, а из самих помещений доносился звук электрических вентиляторов и приглушенных песен из радио. Даже пахло теперь иначе — непривычная сухость климата не так сильно утомляла нос.

Было странно вернуться в хорошо знакомое место другим человеком. Было ещё удивительнее свидетельствовать успеху нового хозяина. Казалось теперь, что Суна долгие годы была в трауре, и что возвращение к власти Тессы позволило Деревне разрешить себе и праздность, и радость.

Накануне она получила почтового сокола от Яшамару с личной просьбой навестить Казекаге. По словам советника, тот в своих экспериментах с чакрой случайно переборщил — и слёг. «Мы не надеемся, что вы поможете, госпожа Мизукаге, но нам известны некоторые свойства ваших способностей», — почерк у Яшамару был аккуратный, почти каллиграфический. — «Прежде нашего лидера заземлял Шукаку, но отозвать Гаару раньше срока домой нет никакой возможности без определённых последствий. Мы не хотим давать повода Конохе что-то от нас требовать. Но вы — друг нашей нации, и вам мы вернём какие-либо долги с лихвой, я лично верну, если с меня спросите».

Канаде прилетела бы и без клятвенных заверений Яшамару, но они, впрочем, упростили задачу — она отдала письмо Ао, перераспределила свои обязанности «кругу» и пустилась в путь, взяв с собой Райгу и Забузу. От неё не укрылась параллель, что выдвинулись в Суну тем же составом, которым прибыли туда в первый раз официально; тогда они передавали тело Тессы, на этот же раз ездили проведать его живым.

Много воды с того времени утекло.

После почти неформального обмена рукопожатиями Канаде и её телохранителей сопроводили к дому Тессы. Он жил не на территории клана Сабаку, но в собственном особняке, на купленной земле. Яшамару не предложил Мизукаге укрыться иллюзиями, пока шли по Суне, и она не стала этого делать — «пустынники» предавали большое значение как словам, так и молчанию. Прохожие смотрели на Канаде, Райгу и Забузу с уважением, не решаясь подойти, но никто, тем не менее, не был удивлён их увидеть. Скорее, в лицах читалось: «о, вот и они».

У входа Яшамару их покинул, дав знак скрытым по углам телохранителям Казекаге. Райга и Забуза, спрятавшись в тень, остались сторожить дверь, Канаде же вошла внутрь.

— Здравствуй, Тесса! — громко произнесла в коридоре с высокими потолками. — Это я. Извини, что без твоего приглашения, но так получилось.

Чужая чакра слабо мигнула на сенсорном радаре — и немедленно скрылась. Канаде совсем скоро нашла хозяина дома в гостиной. Он сидел на тахте, укутавшись в разноцветные одеяла, лохматый, бледный, с глубокими тенями под глазами. Видимо, прежде спал, хотя час был далеко не обеденный, а до ужина оставалось долго.

— Привет, — улыбнулась ему Канаде, привалившись боком к стене; коридор и гостиную разделяла арка, не дверь.

— Здравствуй, — Тесса имел вид человека уставшего и сонного, силившегося проснуться немедленно. Его яркие глаза, соответственно, казались комично огромными. — Какими судьбами? Или я всё ещё сплю?

— Ты плохо себя чувствуешь, вот я и прилетела.

— Кто донёс?

— Яшамару.

— Я ему потом выскажу.

— Он разволновался.

— Успокоительное надо пить.

— Мне зайти позже? — в голосе Канаде не было никакого осуждения. Её лицо смягчилось. — Тебе нездоровится, и ты, кажется, спал…

— Нет, — Тесса моргнул. — Не уходи. Я спал, но не из-за самочувствия, а потому что в это время обычно и сплю. — Моргнул ещё несколько раз. — До сих пор не уверен, это ты здесь, или мне хуже и грежу наяву… или вижу сон, что проснулся, а ты в моей гостиной…

— Я заварю нам кофе, — решила Канаде. Притянув к себе Силой подушку, села на неё и решительно распечатала турку, куплённую до революции в Кири.

Тесса, со всё ещё круглыми глазами, внимательно наблюдал, как она приготовила кофе на деревяшке с печатями. Пена поднялась три раза, как и полагалось — и Канаде разложила её ложечкой по двум чашкам. Пододвинула вторую к Тессе. От запаха кофе он заморгал чаще. Чихнул в локоть. Канаде распечатала сахарницу.

— А вот свежего молока у меня с собой нет, только тюбик сгущённого.

Тесса посмотрел на неё многозначительно:

— Для жителя Суны мешать кофе с молоком равносильно закусывать коньяк виноградом.

— Но я-то не местная.

— А, да. Тебе можно.

Канаде рассмеялась.

— Ты спросонья немного вредный. Но именно так я себе и представляла сов, разбуженных не вовремя.

Размешала себе сахар. Отпила. Тесса, немного остудив чакрой свою чашку, выпил кофе в три глотка.

— К твоему сведению, я не сова, — сообщил, инстинктивно облизнув губы. — А радикальный жаворонок. Мне намного приятнее просыпаться в четыре, а то и в три часа ночи.

— Тишина, да?

— Именно.

— И в каком месте ты после этого не сова?

Тесса с деланным недовольством сильнее укутался в свои одеяла.

— На кларнете я играю днём.

— Слушай, я сюда прилетела отнюдь не осуждать твои повадки, — голос Канаде был мягок.

Тесса смотрел в сторону.

— Яшамару просто перепугался, а я и так пообещала как-нибудь навестить.

— Обязательно было прилетать именно в тот день, когда я вряд ли смогу утопить тебя в подарках?

— Святая Сила, — рассмеялась Канаде. — Я ни в чём не нуждаюсь, и твоя мужественность в моих глазах никак не задета. Более того, я явилась без твоего приглашения, — и подмигнула. — Всё честно, никакого гобелена.

— Тебе подготовили апартаменты?

— Естественно.

— Те, которые с фонтаном?

— Зачем мне фонтан?

— Это самые лучшие.

— Ну, я ещё не заходила внутрь…

Тесса, освободив руку из-под одеял, немедленно прикусил палец и вызвал маленькую сову.

— Фонтан, — произнёс очень серьёзно. — Для Мизукаге.

И сова бесшумно упорхнула.

— Ну ты чего, — совсем растерялась Канаде. — Я же ведь всего на день, может на два. Тебя поддержать, пообщаться, помочь как-нибудь…

— Дело принципа, — констатировал Тесса. — Если я приказал, что делегацию Кири селить только в апартаменты с фонтаном, значит, именно так и должно быть, и никак иначе.

— А вдруг он не работает?

Тесса помрачнел.

— Но я верю, что работает! — спохватилась Канаде. — Только не вызывай ещё одну птицу. Кажется, у тебя и так чакры недостаточно.

— Хм.

— Тесса, — она смягчилась. — Ты столько раз поддержал меня с момента знакомства… Я рада возможности вернуть жест. Не оттолкни меня, пожалуйста, — и взяла его за руку. Чакрой укутала ранку на чужом пальце, дезинфицируя. — Поверь, ты никогда не казался мне слабым.

Он молчал. Синяки под глазами делали его взгляд ярче, выразительнее.

— Какие у тебя симптомы? — в голосе Канаде не было осуждения.

Тесса всё ещё молчал, не глядя на неё. Что-то мысленно взвешивал. Его ладонь так и осталась покоиться в чужой руке — забыл отнять.

У Тессы были изящные пальцы, красивые, несмотря на мозоли и еле заметные шрамы. От мысли, что его кто-то приучил в детстве не грызть ногти от нервов, почему-то норовили приподняться уголки губ. Но потом Канаде подумала, что это свидетельствовало о повышенной требовательности к самому себе, и сочувствие накрыло своим печальным колпаком. Мужской перфекционизм нередко был следствием глубокого одиночества.

— Я перестарался, — голос Тессы был тих. — Мои сенсорные способности теперь не те, что были прежде. Они лучше. Я могу слушать природную чакру, если захочу, но тогда собственное «я» попадает под удар… Людям не положено так глубоко воспринимать мир. Если не увлекаться, всё в порядке. Но я увлёкся. Тело сначала похолодело, и мне стало плохо. Теперь лучше, но… вчера была температура. Сегодня слабость. Это всё глупости. В моём намерении стать лучше допустил ошибку. Всё в порядке, — и посмотрел на Канаде своими яркими глазами. — Обычно меня заземлял Шукаку. Яшамару испугался, потому что Гаара в Конохе, — и вздохнул, отворачиваясь. — Я не знаю, сможешь ли ты помочь, и есть ли в этом толк. — Нахмурился. — Я должен научиться справляться сам.

— Научишься, — пожала плечами Канаде. — Дай себе время.

— Его нет, ты сама знаешь.

— Враньё. А даже если и нет — выкроим.

Он хмыкнул.

— В Кири не любят ходить вокруг да около, — заметил. — Действительно. Освежает, на самом деле.

— Разрешишь взглянуть на твою чакру?

— Ты ещё не видела?

— Тесса.

«Моё уважение к тебе распространяется на всё».

Он вздохнул.

— Смотри, если хочешь. У меня и так почти нет сил скрывать её от тебя.

И Канаде, прикрыв глаза, окунулась в ощущения своего сенсорного радара. Тесса на нём отображался ярко, хаотично — блеск стальных искр на фоне покоя пустыни, пропитавшего Суну. Часть его личной чакры всё ещё была погружена в природную, другая часть застряла тенью на периферии, и Канаде пришлось присмотреться, чтобы заметить. Он сливался с природной чакрой совершенно не так, как было принято в неё «входить»; обычно использовался физический аспект янь, но в данном случае была задействована инь. Именно поэтому, скорее всего, ему и было плохо — тело решило, что начало умирать.

Прежде Канаде прятала собственную энергию в забранных волосах; потом, со сменой причёски, укрыла её сначала в крови, затем в костях. Пятая Мизукаге более не сияла чакрой случайно, лишь намеренно.

И выдался случай.

Тесса выдохнул рядом с ней, ощутив силу чужого света. Канаде, не раскрывая глаз, почувствовала, как его чакра инстинктивно потянулась к её, отворачиваясь по инерции от природной; как постаралась заземлиться в мире смертных, отойти от потока, влекшего в бесконечность.

Канаде сияла с такой намеренной осторожностью, что даже не заметила, как Тесса медленно откинулся на огромной тахте. Серо-голубые глаза распахнулись, когда рассеянные остатки чужой чакры наладили поток к своему хозяину. И Канаде спрятала свою силу — под кожу, в кровь, кости.

— Давно это было, — хрипло и устало произнёс Тесса. — Но будто вчера.

Канаде посмотрела на него. Казекаге рассеянным, невидящим взглядом созерцал потолок.

— Иногда я забываю, что некогда был пленником собственной плоти, — продолжил он. — Но когда вспоминаю… теперь не ярость берёт, но тоска… «За что?» — спрашиваю я. И нет никакого ответа. И не может его быть.

— Тебя спасли, — мягко произнесла Канаде.

— Ты и спасла. Меня и мою родину, — и тяжело вздохнул. — Мне претит жаловаться, но жить всё ещё порой нелегко. Мир изменился, я изменился. И ни один психолог мне не поможет. Хотя бы потому что психологу затем понадобится психотерапевт.

Канаде не рассмеялась над его попыткой пошутить.

— Ты мне ничего не должен, — произнесла серьёзно и тихо. — Тебе ведь известно, кто я такая.

— Скажи это моим принципам.

— Перестань, — мягко попросила она. — В настоящей дружбе нет таких долгов.

Повисло молчание; Тесса хотел возразить, но не находил слов.

— Покуришь со мной кальян? — предложила Канаде.

— Он там, — Тесса, не приподнимаясь, махнул рукой в сторону дальнего кофейного столика. — К твоим услугам. Всё необходимое тоже.

И Канаде неторопливо организовала им кальян по всем правилам хозяина дома. У неё была хорошая память.

Когда угли опустились на фольгу, она заговорила:

— А знаешь, как называют таких, как я?

— Ну?

— Джедай, — она рассеянно уставилась в пустоту. — Первоначального значения слова никто и не вспомнит. Этому термину десятки тысяч лет… Примерно столько же, сколько концепции космической колонизации, если не больше. И тем не менее, там, откуда я родом, все знают, кто это, хотя бы в общих красках. Джедай — это, в первую очередь, чувствительный к Силе воин света. И хотя детали могут меняться вместе с эпохой, сама суть неизменна, — и затянулась кальяном.

Воздух наполнился гранатовым ароматом.

Тесса, вместе со своими одеялами, сел. Потянулся ко второму шлангу.

— Я хочу сказать, — продолжила Канаде, не глядя на него, — что во мне нет, на самом деле, ничего особенного. Я утрирую, разумеется. Кое-что особенное всё-таки есть. Но оно состоит в несущественных деталях, которые, если угодно, дела не меняют. Просто… так получилось, что этому миру я оказалась нужна… по самым разным причинам.

Затянулась. Выдохнула. Тесса перебирал в пальцах второй шланг.

— Нас мало, понимаешь? Процент джедаев, в сравнении с общим количеством душ в галактике, смешон… И многие нас ждут, — Канаде тяжело вздохнула. — И порой мы не приходим. Или опаздываем. Но мы… мы стараемся прийти. И мне жаль, — она взглянула на него, но тут же отвернулась, — мне искренне жаль, что я была слишком юна, чтобы оградить тебя.

И Тесса, наконец, затянулся. Выдохнул.

— Ты не смогла бы ничего сделать.

— Наверное.

И замолчали.

— Не подумай, — Тесса, потянувшись, коснулся её плеча. Канаде обернулась; чужой взгляд был уставшим, тёплым и печальным. — Я рад и благодарен. Но часть меня никогда не сбежит от прошлого. Переосмыслит — да. Переварит так, чтобы отгремевшая боль не мешала настоящему — тоже да. Но порой, — и умолк. Затянулся, сглаживая своё многоточие. Выдохнул. — Мне претит мысль выглядеть слабым.

— Ты не слаб.

— Это твоё мнение.

— Вернуться из подобного опыта человеком — удел сильного, если не одного из сильнейших. Дави презрение к самому себе. Оно не обосновано. Не каждый джедай смог бы выдержать то, что ты пережил, в том числе.

Тесса не стал говорить, что ему от этой истины легче не стало. Канаде уже поняла про него, что он действительно не любил жаловаться.

— Жизнь проходит незаметно, — произнёс он тихо, рассеянно глядя на свои руки. — Никогда не осознаёшь этого так чётко, как после опыта «на периферии». Ты уходишь, пусть и не насовсем, и пространство продолжает жить без тебя. Это нормально и совершенно естественно. Но человеческий разум несовершенен, и горд, и глуп. Нам свойственно мнить себя кем-то важным… кого время подождёт. Но оно не делает исключений.

— Ты про своих близких?

— Хм. Я никогда не мог похвастаться широким кругом друзей… Родителей же не стало в эпоху Второй войны. Это было очень давно, — Тесса затянулся. Выдохнул. — И если бы Сасори меня действительно убил, я бы ушёл, ничего по-настоящему не добившись. И дело не в должности, не в амбициях… Я никого не успел полюбить. И только коснувшись смерти понял, что жизнь без любви — это жизнь в полсилы.

— Ей можно и обжечься, — вяло улыбнулась Канаде.

— И пусть, — Тесса посмотрел на неё серьёзно. И отвёл взгляд. — Третья война длилась долгих восемь лет, но они пролетели, почти как один месяц… Сначала любовь казалась мне чем-то совершенно неинтересным. Я был мальчишкой, затем юношей, потом всё началось, загремела сталь на фронте… Мне навязали невесту, испугавшись, что и вовсе не женюсь… Подозревали во мне другие интересы, — он хмыкнул.

— Почему?

— Я был занят. И мне претила мысль делить постель с незнакомками, — Тесса пожал плечами. — Я как считал, так и считаю мужскую традицию «ходить по бабам» отчасти некультурной, отчасти негигиеничной.

— В таком случае, с твоей красотой могу понять логику ваших старейшин. Далеко не каждый мужчина откажется от безнаказанной возможности «ходить по бабам».

— Ты считаешь меня красивым? — на Канаде моргнули.

— Естественно. В привлекательности тебе не откажешь.

Тесса снова затянулся кальяном. Выдохнул.

— Ты ещё женишься, — уверенно произнесла Канаде. И улыбнулась ему. — По любви.

— Хм. Ты так думаешь?

— Великая Сила не противоречит моим словам.

— Но подтверждает?

Канаде прислушалась к своим ощущениям.

— Отсутствие ясности позитивное, — она пожала плечами, но с легким сердцем, чувствуя, что не солгала во благо. — Великая Сила не так часто говорит чёткое «да» или «нет». Но предчувствие хорошее, если тебя это интересует.

Тесса вдруг таинственно улыбнулся.

— Тогда позволю себе немного ободриться.

— Да, не стесняйся. В загадках жизни есть своя прелесть… Более того, у тебя много качеств, за которые можно полюбить. Могу даже накидать поверхностный список… А, я смотрю, тебе уже лучше.

Он в какой-то момент избавился от кокона одеял. Из-под домашней юкаты, чёрной, расшитой серебряными нитками, виднелась сильная бледная грудь.

— Компания, — хмыкнул Тесса. — Ты меня ободрила, и я ободрился. Разумеется, слабость никуда не делась, но она пройдёт. И я не могу давать себе поблажек. Тем более, ты здесь, — и какая-то необычная, сложная эмоция смягчила его взгляд. Он кашлянул, и выражение лица изменилось. — Скоро пойдём проверять выделенные твоей делегации апартаменты.

— Дался тебе этот фонтан…

— Сова ещё не вернулась. Значит, — Тесса назидательно поднял палец вверх, — учиняет беспредел. Я свой народ знаю. Если периодически не звать к себе на ковёр, ни одна тварь, даже клянясь своей матерью, работу на сто процентов не выполнит. Не бери в голову, — и отмахнулся, — тоже, своего рода, традиция. Когда мне делали ремонт, я проверял процесс едва ли не каждый день. И к лучшему, потому что недоумки чуть не перепутали плитку для ванной и кухни.

— Не велика потеря, разве нет? — удивилась Канаде. — Если и там, и там — плитка…

— Нет, — Тесса был категоричен. — Для кухни я выбрал белую с бледными узорами, чтобы было удобнее понимать, запачкались ли стены. А для ванной — голубую. Есть же разница? — и многозначительно посмотрел на Канаде. — Они ещё и норовили положить её криво.

— И что ты им сказал? — со смехом спросила Канаде.

— Напомнил, кто в доме в хозяин. И благодаря кому у них есть обязательная медицинская страховка. И что я прекрасно знаю, где живут их матери и тёщи.

«Когда буду строить новый дом, позову Тессу», — решила Канаде.

— Ещё они едва не разбили новую люстру…

— А ужинать мы потом пойдём?

— Само собой, — моргнул Тесса. — От гобелена ты отвертелась, но с пустым желудком отсюда не улетишь.

— Спасибо.

— На здоровье, — и поднялся. — Единственное, мне понадобится немного времени, чтобы привести себя в порядок. Я могу оставить тебя ненадолго? На полчаса, не более.

— Конечно, — она махнула рукой.

И Тесса прошёл мимо неё в сторону ванной комнаты. До того, как за ним захлопнулась дверь, Канаде увидела, что стены действительно были украшены бледно-голубой плиткой, не вычурной, но стильной.

В затихшей комнате задержался чужой естественный запах. И он не был «пустынным», как у Расы; Канаде и вовсе мерещился можжевельник. Её взгляд упал на кольцо с белым опалом, работу близнецов Теруми.

— Не высыпаюсь, — констатировала самой себе вслух. Потёрла лицо. Ей померещилась взаимосвязь там, где её быть не могло.

Пока курила в одиночестве, глаз то и дело невольно цеплялся за оттенки чужого характера в помещении — аккуратная хаотичность на разных поверхностях, отсутствие пыли, изысканность простых вещей. Закат цвета апельсиновой газировки красил стены, потолок, пол. Пахло кофе, дымом гранатового табака, а ещё можжевельником. Из-за закрытой двери слышалась вода в душе.

Канаде, подложив подушку под голову, откинулась на полу, раскинув руки, и рассеянно уставилась перед собой. Грудь вздымалась и опускалась ровно, дышалось свободно, спокойно. Канаде даже не пыталась думать, почему ей было так хорошо на душе, позволяя мирной красоте момента баюкать в своих ласковых объятиях.

Где-то там, в её домашнем саду, цвели, между тем, астры и бархатцы.

Chapter Text

В жизни каждой женщины наступают моменты «большой уборки»; и дело даже не в смене сезонов, не в грязи, не в пыли, не накопившемся хламе и не спрятавшемся по углам, а порой и не только там, бардаке — возникает потребность не столько даже навести порядок, сколько упорядочить, и не только пространство, но и саму себя.

Так Канаде обнаружила себя на прежнем месте жительства — в колодце. Защищённый печатями и иллюзиями, несколько лет он простоял нетронутым, став, своего рода, бабочкой в янтаре. Действительно, после смерти Расы это был второй раз, когда Канаде вернулась. В первый она только вынесла кое-какие вещи, а заодно уничтожила печати, а также их чертежи, позволявшие им с Четвёртым проводить ночи на одной постели. Канаде теперь не была уверена, смогла бы когда-нибудь их воссоздать, но… и необходимости не имелось.

Убранство колодца было роскошным и девичьим. Ничего не осталось внутри из подарков окружения родной Деревни, из собственных приобретений, не имевших никакой причастности к Расе — всё это давно было унесено с собой. Остались тяжёлые дорогие шторы, превращавшие пространство в шатёр, гобелены с золотыми нитками, ковры с удивительными узорами, декоративные подушки и покрывала, шёлковое постельное бельё, канделябры, наполовину сгоревшие свечи, вскрытые пузырьки ароматических масел, лампадки, старые спички, вазы с засохшими цветами…

Стоя посередине гостиной-спальни, Канаде понимала, что жила, по существу, как любовница. Раса никогда бы на ней не женился. Возможно, в глубине души он даже это знал, иначе не компенсировал бы так явно дорогими подарками.

В задумчивости, Канаде дотронулась до засохшей розы, и цветок обронил свои лепестки на кофейный столик, украшенный мозаикой.

— Я даже не могу сказать, белого она была цвета, или розового… или, может быть, жёлтого, — рассеянно подумала вслух Канаде, глядя на кончики своих пальцев.

Она решила «разобрать» колодец после дипломатического визита в Кумо, когда узнала от Темари, что Четвёртый Казекаге, помимо территории клана и очевидного наследства, почти не оставил в жизни своих детей след собственных эстетических предпочтений. Дочь Расы после дипломатической работы собиралась купить себе отдельный дом в Суне, и тогда Канаде предложила поделиться всякими предметами быта. Пятая Мизукаге всё равно больше не жила в колодце.

— Теперь мне многое ясно, — тяжело вздохнула Канаде. — Я давно уже поняла… Осознать, впрочем, это одно, а вот увидеть — другое…

Она не чувствовала, тем не менее, горечи.

— Раса был таким, каким был. А я, — Канаде, усмехнувшись, покачала головой. — Я была юна. Даже не молода, но именно юна. Ах, роковая влюблённость… её воздушность. Но кто не испытал, тот многое упустил. Ты обманул меня, Раса, пусть и не со зла. А я, несмотря на весь мой ум, позволила себе быть обманутой.

И в тишине пространства, в стенах, которые и без того спрятали много секретов, Канаде позволила себе подумать об истине.

— Ты разбил мне сердце своей смертью, — произнесла предметам, позабывшим человеческое тепло. Серо-голубые глаза были печальны. — Я любила тебя слепо. И если бы наши отношения продолжились… они бы начали мучить меня и сделали бы ещё более несчастной, чем твоя гибель. Мне очень жаль, что ты умер. Но часть меня теперь этому… в какой-то степени почти благодарна, потому что… я бы не спаслась сама.

И выдохнула. Постояла ещё в центре комнаты, рассеянно скользя взглядом по предметам, по которым ни разу не соскучилась с момента переезда. Воздух не был затхлым, старые печати позаботились об этом; он пах сладко, как и прежде, но теперь этот аромат казался приторным, и горечь засохших цветов едва ли его смягчала.

Руки наполнились запечатывающими свитками.

— Если Темари что-то продаст, то и пусть, — подумала вслух Канаде. — Новая хозяйка распорядится.

Её же саму теперь претила мысль держать эти предметы прошлого. Они изжили себя и теперь лишь служили напоминанием о слепой влюбленности, головокружительной и беспочвенной. И сам колодец навевал ощущение тайны неузаконенных отношений, в которых Пятая Мизукаге играла роль любовницы, вставшей между правителем, его землёй и семьёй. Их роман с Расой принёс в международную политику мир, но у Канаде, тем не менее, не получалось отделаться от мысли, что она была, своего рода, разлучницей. Пусть даже Четвёртый Казекаге сам всё для себя решил. Пусть даже сам захотел. Пусть даже, по существу, потянулся первым.

Особенно тяжело давалась мысль, что он всё знал, просто решил ни в чём себе не отказывать. Связь с Беном прервалась, когда отношения начали затягиваться, когда Канаде окончательно ушла в омут с головой, и в этом теперь мерещился скрытый смысл, и он был печален — променяла последнюю прелесть детства на недостойного.

— Как это по-женски, — констатировала Канаде вслух. Её руки почти не касались вещей, некогда любимых подарков.

Она планировала наполнить колодец водой и больше к нему не возвращаться.

Стоял поздний вечер, влажный и холодный, зимний. Канаде едва закончила потчевать ужином Суйгецу; он находился в том возрасте, когда уминал две с половиной «взрослые» порции, а потом окончательно успокаивался десертом. Ученик готовился к пробам на экзамен джонина, и Канаде в хорошей еде ему не отказывала.

АНБУ застали её за мытьём посуды.

— Моя госпожа, — агент под маской почтительно преклонил колено, опустив ладонь на сердце. — Срочное сообщение.

— От кого? — нахмурилась Канаде, опуская чистую тарелку на стол.

Суйгецу замер, начищая сковородку.

— Суна, моя госпожа, — голос агента был тих.

— Я сейчас буду, — Канаде стянула с себя фартук. — Посуда на тебе, Суйгецу.

Тот насупился, но кивнул.

«Тесса был с визитом всего две недели назад», — хмурясь, подумала Канаде, последовав за агентом АНБУ. — «Он сказал, что дело пошло на лад в самоконтроле».

Сила молчала. Канаде, пока неслась в Башню, мысленно задавала вопрос за вопросом, но Сила молчала, не давая никакого ответа. Это было странно.

— Канаде, — из-за стола поднялась дежурившая в тот поздний вечер Ширагику.

Лицо матриарха клана Юки было серьёзным.

— Я решила не медлить, — произнесла та. — Прочитай, — и протянула письмо.

Канаде бегло пробежалась глазами по тексту.

— Когда получили?

— Чуть больше четверти часа назад.

— Почтовый ястреб или сова?

— Сова. Уже улетела.

— Понятно, — Канаде помассировала виски. — Я полечу, разумеется. У Суны не так много сенсоров…

— Я знаю, — губы Ширагику дрогнули в улыбке. — Именно поэтому и сообщила сразу.

Канаде, тяжело вздохнув, потёрла лоб.

— Ситуация крайне неприятная и очень опасная, — подытожила мрачно. — Помимо очевидного, такая атака может расцениваться как акт войны. Напавшие неизвестны… Чем раньше найдём, тем быстрее разберёмся кто, зачем и почему.

— Мальчик, возможно, ещё жив.

— Если Тесса не ошибся с расчётом, то биджу ещё не вытащили. Процесс долгий, — Канаде прикусила губу. — Но и местность… в стране Рек много пещер, если не ошибаюсь, — и посмотрела на Ширагику. — Мей отпадает, ей через полтора-два месяца рожать. Кисаме нужен для безопасности Деревни.

— Забуза и Райга на месте.

— Пусть займутся развлечением послов Конохи и Кумо соответственно. Вряд ли Тесса уведомил других Каге, и я его понимаю, в текущих обстоятельствах это разумно, — Канаде аккуратно сложила письмо пополам. — Соловей!

— Я, госпожа, — агент возник уже на колене.

— Передай Ао, — и вручила ему письмо. — Лично в руки, отвечать будешь честью. Скажи, что под его ответственностью и защитой Канкуро, пока не будет известий. Сообщит ему, или нет — его решение.

— Так точно, моя госпожа.

— Иди.

И агент послушно исчез.

— Хорошо, — Канаде потёрла виски, — с этим разобрались, — и подозвала к себе остальных агентов, стерегших кабинет, чтобы немедленно собрали Райгу, Забузу и Джузо.

— Значит, полетишь лично, — спокойно констатировала Ширагику.

— Дело тонкое. Гаара мне не совсем чужой, и Тесса лично попросил в содействии, — Канаде не знала, почему будто начала оправдываться.

— Я тебя не осуждаю, — Ширагику прищурила глаза в улыбке, но тут же посерьёзнела. — У Кимимаро беременная жена, а Суйгецу ещё не джонин…

— Да, поэтому я решила предложить тебе и Джузо. У нас недобор из-за посольства Хаку и Чоджуро.

— Я бы и так напросилась. Гаара ещё ребёнок; ему, если не ошибаюсь, всего четырнадцать лет, а это отнюдь не взрослый возраст… И мне претят похищения детей, — глаза Ширагику холодно блеснули. — Если выйдем на след первыми, старая-добрая справедливость Кири не заставит себя ждать. Нас не зря боялись во время войны. И Джузо, — она позволила себе холодную, кровожадную улыбку, — разгуляется. Давно у него не было возможности «покормить» Кубикирибочо.

— Он не откажется, — согласилась Канаде. — Но Суирен?

— Мама тоже работает, — отмахнулась Ширагику. — Не всё же папе создавать себе репутацию в её глазах.

— Если с тобой что-то случится, мне будет плохо, — предупредила Канаде.

— Не твоя ответственность, и ты переживёшь.

Канаде ошарашенно моргнула. Ширагику рассмеялась, прикрыв рукавом губы.

— Мир смягчил тебя, — в голосе матриарха клана Юки не было осуждения. — Но не забывай… Каждый из нас — живая легенда. — Она посерьёзнела. — И никому из нас не решать, когда мы выдохнем в последний раз.

Отправились в путь через два часа, наспех организовав предстоявшее отсутствие Канаде — никому не нужно было знать, что Мизукаге срочно сорвалась в не совсем дипломатическое путешествие.

Полную луну то и дело заволакивали тучи, и белая дорожка ложилась на чернильно-чёрный океан рвано, то и дело прерываясь. Было холодно и ветрено; и хотя тело грели печати, вшитые в одежду, Канаде почти не чувствовала кончики пальцев. Чакру, впрочем, тратить не хотелось на то, чтобы согреться.

Не было понятно, с кем предстояло столкнуться.

Из трёх детей Расы младшего Канаде знала хуже всего. Гаара был неловок, молчалив и застенчив, будучи совсем ребёнком, а после гибели отца с ним не удалось пообщаться лично, познакомиться заново. Пятая Мизукаге так и не узнала его настоящего отношения к себе, так и не поняла, почему Гаара, став Казекаге, решил отойти от поддерживания близких отношений с Кири, послушавшись Темари, а не Канкуро, Шукаку и советников. Тем не менее, Гаара оставался сыном Расы, племянником Тессы и, конечно, джинчуурики Суны; к Канаде обратились за помощью, и она не отказала бы в любом случае.

Согласно письму Тессы на Гаару напало двое неизвестных, когда он возвращался из Конохи в Суну. Повезло, что на него набросились недалеко от населённого пункта в котором, ко всему прочему, Суна имела информатора. Очевидец был, впрочем, гражданским, пусть и немного тренированным, он не окончил Академию, поэтому ему не удалось разглядеть ни внешности напавших, ни их принадлежности к какой-либо Скрытой Деревне — он только доложил, что было много взрывов. И направление, в котором удалились шиноби, смог дать только пространно, поскольку один из них уносил с собой шум, постепенно отдаляясь — или удача, или ловушка.

Перелетев океан, разбили лагерь. Ширагику вручила Канаде кружку какао.

— Я в порядке, — поблагодарив, заметила та.

Матриарх клана Юки улыбнулась, но ничего не сказала.

— А я женат, — фыркнул Джузо. — И кого мы пытаемся обмануть?

Ширагику ему тоже вручила какао. Бива принюхался. Потом, подумав, отхлебнул — за свой «мужской» образ он давно не боялся.

— Между прочим, мог бы и жениться, — беззлобно подумала вслух Канаде.

— Не язви, а то я тоже начну.

Канаде, деланно хмыкнув, пригубила какао. Джузо немного задел её своим быстрым ответом, но вида она подавать не собиралась

— Любовь — это тебе не это самое, а то, что да-а, — философски заявил Бива.

Ширагику чуть не поперхнулась.

— То самое «да-а», которое произносится на выдохе, и в нём облегчение… а после — такая расслабленная улыбка и спокойные, умиротворённые глаза. И в них свет. Но не фонарный, а помягче, искорками.

Канаде удивлённо моргнула.

Джузо задумчиво смотрел на огонь. Татуировки мешали «читать» его лицо, и чужая чакра была хорошо подобрана под себя… Но вид он, тем не менее, имел необъяснимо спокойный.

— Но пока не помаешься, не поймёшь, — заключил Джузо. Достал из кармана пачку. — Или вообще никогда не поймёшь, — и прикурил от костра. — Есть, знаешь ли, исключительно хаотичные люди.

— Ты так и не сказал, почему сам не женился, — голос Ширагику был мягок. — Не может ведь дело быть в одном только Кубикирибочо.

— Не знаю, — Джузо пожал плечами. — Чтобы жениться, или хотя бы по-настоящему влюбиться, надо чтобы судьба свела с человеком. И разглядеть надо, и не потерять по глупости, и так далее. Мне вообще кажется, что Кубикирибочо бережёт. Вон, ученик мой при клинке не ходит, а всё та же история.

— Но у него дочь, — заметила Ширагику.

— И он любил, — добавила Канаде.

— Да, но как и кого? — Джузо уселся поудобнее. Его задумчивый и пронзительный взгляд был направлен на огонь. — Я предчувствовал, что всё так и будет. Клинок подтолкнул его «сослужить службу»… И после этого отношения закончились. Нет, волю Кубикирибочо хоть и смягчили твои молитвы, Канаде, но не изменили.

— Мне очень жаль, — тихо произнесла она.

Джузо отмахнулся.

— Настоящую любовь он всё-таки дарит, — затянулся, выдохнул. — Как минимум, платоническую. А вот «ненужное» отсекает, как топор. Вроде и обмануться неплохо, а вроде как… и к лучшему. Ты сама что скажешь?

Канаде пожала плечами.

— Не знаю, — призналась честно. — Опыт у меня… ну да. Я только поняла, что, пожалуй… Не нужно быть в порыве чувств слишком расторопными. Так и обманываемся. Впрочем, обманываемся и потому что хотим быть обмануты, — и отпила какао. Молочная сладость с корицей и кардамоном немного расслабила плечи. — Но многое не происходит беспричинно… И в этом надо находить утешение. Сейчас мы дружим с Суной, например, и действительно дружим, раз они попросили о помощи, и это… здорово.

— Я думала, ты задашь более жёсткий темп, — в голосе Ширагику не было осуждения, только осторожное любопытство.

— А смысл? — тяжело вздохнула Канаде. Отпила ещё. — Новость поступила в Суну с задержкой. Гражданский не имел возможность сообщить немедленно, ему пришлось бросить всё и побежать на границу страны Ветра, искать патрульных… Соответственно, Тесса сам узнал не сразу… и уведомил нас до своего отбытия из Деревни, но после мобилизации АНБУ. Это примерно полдня, — Канаде сделала ещё один глоток. — Перепечатывание биджу — не самый быстрый процесс, вы сами знаете… И нет причин полагать, что Гаару похитили зачем-либо ещё. Даже если процесс прервать, мальчик не выживет, — Канаде уставилась в свою кружку. — Слишком большая нагрузка на систему чакры.

И повисло молчание. Лишь костёр тихо ел свой ужин.

На самом деле, Канаде переживала больше за Тессу, Канкуро и Темари, чем за Гаару. Его судьба, к сожалению, уже была решена. Единственное, что можно было сделать, это найти его тело и, соответственно, виновных. Вопрос расплаты оставался за Суной, Кири могла лишь поддержать.

— Мы, значит, совсем ничего не знаем о напавших? — спросил Джузо, выдохнув дым.

— Ничего, — подтвердила Канаде.

— Догадок пока не строим?

Она покачала головой.

— Действительно, — Ширагику простой манипуляцией чакры ополоснула свою опустевшую кружку. — Подозревать можно будто кого угодно. Впрочем, Райкаге бы не стал.

— Эй бы точно не стал, — подтвердила Канаде. — Фактор нукенинов никто не отменял, но…

— В Кумо нет нукенинов, — отмахнулся Джузо. — Сильных, по крайней мере. У нас тоже их мало осталось.

— Мог ли приложить руку расформированный Корень Конохи? — обратилась Ширагику к Канаде.

— Ни малейшего понятия.

— И тем не менее, оно больше, чем у нас, — Юки не сдавалась.

Канаде устало вздохнула:

— Гай клялся, что всё было зачищено.

— И ты ему веришь? — Джузо не стал скрывать скептицизма.

— Нет, разумеется, я ведь не дура, — и Канаде допила какао, чтобы замять снова нахлынувшее раздражение. — Факт остаётся фактом, Гаару похитили по дороге из Конохи в Суну. Но я не хочу спешить с обвинениями. Если со стороны Конохи произошла утечка, им же хуже… Но и их можно понять, Корень, насколько мне известно, просуществовал сквозь две войны и был окончательно расформирован совсем недавно. Вряд ли Гай успел найти всех агентов. Тем более, что на бумаге они не существуют.

— Ты очень спокойна, — голос Ширагику был мягок.

— Всё уже произошло, — констатировала Канаде. На душе ей было глухо. — Гаара, — и осеклась.

Она так и запомнила его робким мальчиком, застенчивым, неловким, нелюдимым, немного потерянным, одиноким, светлым в своей невинности.

— Слишком многое свалилось на его долю, — подумала вслух Канаде. Перед глазами стоял размытый образ ребёнка. — И мне очень жаль… Но спешить необдуманно не имеет, к сожалению, смысла. Даже если найдём, пока процесс будет на стадии четверти, или трети… Гаара умрёт мучительно, поскольку придёт в сознание.

Ширагику, пододвинувшись ближе, приобняла Канаде. Та только устало моргнула, чувствуя себя взрослой не по годам. Глаза были сухими, и слёзы не шли.

— Мне жаль Тессу, — продолжила Канаде. — И жаль Канкуро и Темари. Не знаю… как Тесса будет сообщать Темари… но Канкуро ведь на мне. И утешить будет нечем.

— Тело мы найдём, — произнёс Джузо. — Передохнём, быстро вздремнём по очереди и найдём. Мы бы искали спичку в куче щебня в противном случае. Более того, кто его знает, пустынники, может, и сами найдут, они раньше начали. Тут, скорее, важно, что мы вызвались… Да и Третий Казекаге как был легендой, так ей и остался, он похожие задачи во время войны щёлкал, как семечки.

— Правда? — Канаде, моргнув, посмотрела на Джузо.

— А то как же, — хмыкнул тот. И оскалился. — Ты меня прости, но твоя самая главная победа на международной арене — это крепкая дружба с Четвёртым Райкаге и «Железным» Тессой. Остальное вторично. Кумо — наши старые союзники, и хорошо, что мы с ними получше спелись. Но «Железный» Тесса, — и назидательно покачал указательным пальцем, — это победа.

Канаде на него уставилась.

— Такая же легенда, как и Намиказе Минато, — Ширагику, повесив над костром похлёбку, села на своё место. — Но «Жёлтая Молния» был гениален в бою, а не в стратегии. Он на войне ничего не решал. Третий Казекаге…

— Без него мы бы закончили войну намного раньше, — закончил за неё Джузо. — Малые Скрытые цапались между собой, трясясь за остатки гордости, Коноха швырялась мясом, удобряя чужую землю кровью, а по-настоящему воевала именно Суна. Их шпионы сновали везде, где только можно, их кукловоды убивали быстро и без разговоров… Постоянно прерывались коммуникации нашего альянса между двумя фронтами… Ну да, и диверсантская деятельность Суны была на высоте, ничего не скажешь. Вот только они саботировали не столько нас, сколько предателей из Малых Деревень, которых подкупала Ива, ну и Коноху немного, по мелочи, когда та начинала позволять себе всякие вольности. Намиказе Минато ничего не закончил, в общем, как бы ни молилась на него Коноха. Он всего лишь поставил точку в конце очень длинной и сложной повести.

— И «Железного» Тессу не ненавидели в нашем альянсе, — добавила Ширагику. — Наоборот, его уважали. Он, в отличие от Намиказе Минато и Узумаки Кушины, не убивал вслепую.

— В общем, воевать с ним заодно, если придётся, это честь, — подытожил Джузо. — Толковый лидер, способный генерал, гениальный шиноби, мужчина при чести. Не то, что, — и осёкся. Посмотрел на Канаде. — Что-то я тебя сегодня подначиваю.

— Мне полезно, — отмахнулась та.

— Но ты скажи, если обидишься.

— Не волнуйся, я намекну. И ты прав, поэтому обижаться нет никакого смысла. Раса… На самом деле, до Тессы ему было далеко.

— Больше не идеализируешь его? — Джузо, естественно, не преминул возможностью спросить.

— То, что Раса меня никак не обижал, не означает, что он действительно видел во мне женщину и будущую жену. Я была для него мечтой, до которой можно было дотянуться, только и всего, — Канаде пожала плечами. — С Какаши то же самое. Не могу сказать «в следующий раз не ошибусь» — и те, и другие отношения были нужны и им, и мне… Как минимум, для саморазвития… Но с меня достаточно мужчин, видящих во мне преимущественно музу.

— Правильно, — важно кивнул Джузо. — Выбирать надо мужчин, которые не жалуются на свою ответственность и не стремятся убежать от неё.

— Ты прав, — Ширагику удивлённо моргнула. — Даже я бы не сказала лучше.

— Это потому что мне со стороны лучше видно, — щелчком пальцев Джузо испепелил бычок своей сигареты. — Тот же Ао тоже убежал организовывать движение, хотя я ему говорил; хорошо, что всё понял, раскаялся и вырос над собой… Впрочем, неважно. Касательно чужих отношений, я просто предпочитаю не вмешиваться. Но давай-ка ты, Канаде, в следующий раз не обожжёшься. Тридцатник уже маячит за горизонтом.

— Не напоминай, — ей должно было в новом году исполниться двадцать восемь.

— Ну, — Джузо закурил ещё одну сигарету. — Тоже надо учитывать.

— Я никуда теперь не тороплюсь.

— И это правильно, — встряла Ширагику.

— Кто же говорит, что нет? Ошибки молодости ты уже прожила и пережила, теперь надо проект. И мой тебе совет, — Джузо поймал взгляд Канаде. — Ты у нас Мизукаге, личность статная. Ищи себе или «домашнего», или «по масти». Если второе больше импонирует, бери в пример Тессу. Или его самого, я согласен.

Канаде, поперхнувшись слюной, закашлялась.

— Что? — возмутился Джузо на, видимо, многозначительный взгляд Ширагику. — Будь я женщиной, то уже бы десять раз от него залетел. Даже не считая кеккей-генкая, гены многозначительные.

— Джузо, — Ширагику деликатно кашлянула.

— Не, я по женщинам.

Она на него лукаво посмотрела.

— Да точно. Если хочешь знать, кто не по женщинам из наших общих знакомых, я тебе дам список.

— О?

И Канаде вдруг поняла, что разговором её всё это время пытались отвлечь — и отвлекли. Она успела ненадолго забыть о положении дел. И стало совестно… Но Канаде, сделав над собой усилие, решила не возвращаться в тоску, вызванную похищением Гаары.

В любом случае, самое страшное уже случилось. Оставалось только найти тело. И виновников.

— Не знала, — она прочистила горло, — что вы оба такого высокого мнения о Тессе.

Ширагику и Джузо, прекратив обмениваться сплетнями, посмотрели на неё.

— Ну да, — моргнул Бива. — Ты просто мелкая была совсем. И на Восточном фронте толком не бывала, если не ошибаюсь… Тебе Третья война, наверное, казалась сплошным ужасом, — и почесал подбородок. — Но на ней всякое было. И интересного хватало, и благородного, и даже весёлого… и не всегда с чёрным юмором. Скорее, с иронией. Каков «Железный» в обычном общении, кстати?

— Да, расскажи нам, — Ширагику, подперев подбородок ладонью, с любопытством уставилась на Канаде.

А та почему-то потупила взгляд.

— Ну, — и облизнула губы. — Он… нормальный. Тихий. Не знаю, — и, беспомощно пожав плечами, посмотрела сначала на Джузо, потом на Ширагику, затем себе под ноги. Щёки налились неловким румянцем. — Он… хороший лидер. И друг. И… с ним очень легко и приятно общаться. Как с равным. Но это логично, разве нет? Мы оба в определённой должности… На пьедестал меня не ставит. Ещё, — она замешкалась, — он… пожалуй, в каком-то смысле, предан мне. Но не как идее, или музе — этого нет. Просто… Тесса решил, что станет мне другом. И он как-то… им и стал. Если честно, я едва ли заметила, как это произошло. Он не навязывался, всего лишь использовал моменты… но без корысти, без жажды наживы. У меня очень мало новых друзей появилось с момента принятия должности, — и рассеянно уставилась на тлеющее дерево в костре. — Если так подумать, то это мои ученики, Йоко, Эй и он.

— Хатаке Какаши ты не считаешь? — голос Ширагику был мягок и тих.

— Нет, — покачала головой Канаде. — Это была иллюзия, нужная нам обоим, да и только. Он, ко всему прочему… не менее эгоистичен, чем Раса. Разница только в том, что Какаши мог себе позволить переезд, пусть и временный, а Раса — нет. Но это детали, — и тяжело вздохнула. — И в следующий раз, надеюсь, не ошибусь. Я сыта по горло поэтами.

— Забузе этого не говори, — хмыкнул Джузо.

— Так он-то настоящий, — отмахнулась Канаде. — Раса и Какаши — поэты в кавычках. Вот и погнались за мной, как за звездой. А я никакая не «звезда», просто женщина.

— Значит, в следующий раз не ошибёшься, — заключил Джузо. И сменил тему. — Ширагику, я скоро медведя найду и съем, подай, наконец, на пропитание!

Chapter Text

У пятнадцатилетней Узумаки Карин была одна большая мечта; точнее, две; хотя, вообще-то, три — отрастить грудь, съебаться из Кусы и когда-нибудь встретить Окабе Канаде. Над одной она работала едва ли не каждый день, потому что капуста и яйца стоили дёшево, и уж что-что, а окономияки готовить было не трудно. Другая была, скорее, проектом — надо было придумать, как уйти по-тихому, залечь на дно и всё остальное. А вот последняя…

Ради встречи с кумиром Карин могла пойти на многое, и она заранее себя за всё прощала. В её глазах Окабе Канаде была самой потрясающей женщиной современности, и ничто не могло заставить куноичи Кусы изменить своё мнение.

Карин, конечно, всячески винила себя за неосведомлённость касательно Окабе Канаде два года назад, поскольку повод встретиться имелся, но Узумаки тогда ещё не была в теме. За отсутствие знаний она тоже винила Кусу. Она ненавидела родину за многое и за упущенную возможность поглазеть на живую легенду в том числе.

Всеми правдами и неправдами Карин приобрела себе три подержанных книги Окабе Канаде. Первый сборник статей украла, второй удачно взяла трофеем, сокомандникам ничего сказав, и только роман по-честному купила, в первый раз в своей жизни торговавшись. Все газетные вырезки, в которых хоть как-то фигурировала Окабе Канаде, аккуратно прятались в самом надёжном запечатывающем свитке, в том числе и та невероятная фотография, на которой Пятая Мизукаге, Четвёртый Казекаге и Четвёртый Райкаге курили вместе кальян. В коллекции не хватало видеоплёнки революции Кири, но Карин на это откладывала деньги, а также держала ухо востро.

В Кусе никто не знал о её одержимости. И никто не должен был знать. Вообще, Карин ненавидела родину за многое, но в том числе как за общую парадоксальную бесталанность, так и за необоснованные понты на родной территории. Куса не очень достойно закончила Третью войну — лучше, чем та же Таки, конечно, но довольно средне. Это не мешало Скрытой Траве считать свою страну самой лучшей, а всех остальных, соответственно, негодяями, мерзавцами и подлецами.

Тем не менее, Карин знала, что Куса, на самом деле, являла собой довольно жалкое зрелище. Джонинов у них было мало, чуунинов народилось много. И в торговый альянс, начатый Окабе Канаде, они решили не вступать, отмахнувшись аргументом «у нас выхода к морю нет», хотя дело было не в побережье, а в гордости. В общем, Карин это тоже бесило. Она могла мириться с тем, что её кусали, исцеления ради, при первой возможности, но не с посредственностью.

Итак, Карин жила, потихоньку занимаясь своими мечтами-проектами-целями. Грудь отказывалась расти, несмотря на количество употребляемой капусты; деньги, знания и навыки, чтобы свалить из Кусы, копились медленно, а видеозапись революции Кири на глаза ещё не попалась, когда судьба будто бы постучалась — не в дверь, но так.

Карин, несмотря на отсутствие значимых боевых навыков (учили в Кусе скверно, предрасположенных к медицине в частности), была очень хорошим сенсором. Пожалуй, самым лучшим на родине. Именно поэтому ощущение той самой чакры застало Карин врасплох — она готовила своей команде крайне ранний завтрак в глубине страны Рек.

Она, конечно, запаниковала, хотя вида старательно не подала. Ущипнула себя несколько раз. Но нет, слабое сияние чакры, идеально подходившей под описание Окабе Канаде, никуда не делось. Карин не померещилось. Слабый, за счёт дистанции и контроля, огонёк чакры медленно кружил над страной Рек, будто что-то выискивая.

«О», — подумала Узумаки Карин. И решила, что к этому моменту её и готовила жизнь последние два года.

Уходя, она никого не убила. Впрочем, очень сложно кого-то преследовать, страдая нешуточным поносом — еле высидела, пока «товарищи» с недоумением не ушли прятаться по кустам.

У Карин не было плана. У неё было три мечты. Увидев воочию Окабе Канаде она даже могла бы спокойно и умереть, хотя, конечно, не хотелось. В общем, она не боялась ни смерти, ни боли. Кумир пожаловала в их сторону, и Карин собралась организовать себе автограф. Как-нибудь.

С половины четвёртого утра они успели приблизиться к стране Рек и даже тщательно облететь примерно треть территории; между тем, стояло уже позднее утро.

— Если кто-нибудь не подвернётся под руку, я почти за себя не отвечаю, — мрачно сообщила Канаде, когда собрались вместе.

Она хотела спать, голова болела от попыток прислушаться к природной чакре, а со стороны страны Дождя чем-то очень сильно фонило, мешая концентрации, вызывая почти тошноту. И ветер, как назло, был именно оттуда.

— Дать тебе таблетку? — Ширагику с готовностью опустила правую ладонь на левый рукав.

Канаде покачала головой:

— Уже выпила одну около часа назад.

— Вариантов несколько, — Джузо скрестил руки на груди. — Можем попытаться найти пустынников, они тоже пока под руку не подвернулись. Можем совсем пуститься в рассыпную…

— Ни в коем случае, — отрезала Канаде. — Чем бы ни фонило от страны Дождя, мне это не нравится.

— Всё равно надо изучить поближе эту зону, — пожал плечами Джузо. — Ещё можно податься в сторону Кусы.

— Сплошная равнина. Вряд ли решили извлекать биджу именно там.

— Аме?

— Нет.

— Тогда территория ближе к Аме.

Канаде раздражённо выдохнула носом, но не из-за чужой логики. От самого упоминания второй столицы страны Дождя в висках начинало стучать сильнее, и не с намеком на то, что именно туда утащили Гаару, но с посылом: «не лезь».

— Вдоль границы, — Канаде с трудом разжимала челюсть. — Но толку от меня будет мало. И, — она моргнула, — лучше пешком.

— Его на крыльях унесли, — заметил Джузо. — Со взрывами.

— Пещеры.

— Ладно, ладно, — он вскинул руки. — И не переживай так, найдём.

Канаде шмыгнула носом.

— Я черкну Тессе. К чёрту предосторожность… Пусть хоть сориентирует, где они. Дрянь дело, — её почти лихорадило. — Понятия не имею, что происходит с Силой, но мой сенсорный радар абсолютно замутнён. Даже от Долины Скорби так не фонит.

Взрывы, которые были указаны в письме Тессы, действительно оказались диверсией. С высоты полёта так и не удалось взять след, ориентируясь по сломанным деревьям и жжённой траве.

Канаде распечатала себе бумагу и чернила. Села, где стояла, чтобы написать Тессе.

На сенсорном радаре мелькнула точка. Канаде моргнула.

— Кто-то идет в нашу сторону, — подумала вслух. — Присутствие не злое, шиноби. Поговорите, пока пишу.

— Я ещё не почувствовала, — моргнула Ширагику. — А ты? — и посмотрела на Джузо.

— Что-то шевелится вдалеке, — помолчав, нахмурился он. — Как белка.

Канаде, сосредоточившись, «ушла» в написание текста. Чернила ещё не успели до конца высохнуть, когда из кустов показалась чья-то красная макушка.

«Гаара», — разум, затуманенный мигренью, не сразу понял. — «Это не может быть Гаара, о чём ты».

Это действительно был не он. Разумеется. Из кустов показалась девочка, почти болезненно худая, с очками на носу, перечёркивавшими благородную красоту лица.

— Господа! — и девочка покраснела, почти сравнившись цветом щёк с алыми волосами. Несмотря на массивную оправу очков, было видно, что чужие глаза горели огоньком. — Господа, помилуйте! Я только что бросила Кусу, став нукенином! Умоляю, автограф!

И бухнувшись на колени, согнулась в самом, самом, почтительном поклоне, которое знало человечество.

Канаде моргнула. Ширагику и Джузо тоже.

— Доброе утро, — нашлась Мизукаге.

— Самое доброе из всех, поскольку имею честь лицезреть вас! — немедленно последовал глухой ответ. Девочка всё ещё пребывала в поклоне.

— Лицо подними, — профессионализм Джузо перевесил в нём недоумение. — Смотреть можно, трогать нельзя.

Девочка подняла лицо.

— И сядь нормально, — добавил Джузо.

Она села.

Повисло неловкое молчание. Канаде даже забыла, что у неё болела голова. Моргнув, вспомнила, чем занималась до этого, призвала чайку и передала той письмо.

— Моему другу, у которого тоже птицы, — завуалированно произнесла, чтобы не называть чужого имени в присутствии незнакомки. Чайка упорхнула.

— Я могу вам как-нибудь помочь? — просияла девочка. — Я очень-очень хороший сенсор!

— А тебе на кой? — спросил Джузо.

Ширагику, видимо, всё ещё пребывала в некоторой прострации. Канаде её не винила.

— Меня зовут Узумаки Карин! И у меня было три мечты! — воскликнула девочка. Покраснела. — Точнее, две! Уйти из Кусы и, и-и-и, автограф! Вот! Госпожа Окабе Канаде — мой кумир! Самая-самая крутая женщина на свете! Я вас почувствовала на сенсорном радаре и, и-и-и, и вот я здесь! Можете, — она нервно облизнула губы, — можете меня и убить, только умоляю, можно сначала автограф?

Канаде зависла.

— Сенсор, говоришь, — Джузо, видимо, взял на себя главную роль в вопросе переговоров. — И чё, был тут кто вчера опасный?

— Вчера? — заморгала Карин.

— Поздний вечер и ночь. Мы ищем кое-кого. Одни падлы перешли нашей Мизукаге дорогу.

— О-о, как они посмели, — совершенно искренне помрачнела девочка, сжав кулаки.

— Так было что-то вчера?

— Через страну Рек кто только не перемещается, — моргнула та. — Сами понимаете, проходной двор. У границы с Дождём постоянно кто-то опасный бродит. Но вчера ранним вечером было громко, да. И летал кто-то.

— И куда? В какую сторону?

— Вы знаете, они спешились где-то около центра, по вибрациям понятно было, что там взрывы и кончились. В той зоне входы-выходы во всякие пещеры… В общем, меня обычно и посылают сюда на всякие мелкие задания, чтобы мы обходили опасных личностей.

— Чуунин? — осведомился Джузо.

— Так точно!

— Давно?

— Полгода назад повысили, — смутилась Карин. — Но это потому что я медик, нас боевым навыкам едва ли учат…

— И что, нормальный медик?

— Вот!

И она закатала длинные рукава. Канаде, нахмурившись, подалась вперёд.

— Это что? — опередил её Джузо.

— Моя способность! — просияла девочка. — Я же Узумаки! И у меня один из наших кеккей-генкаев. Если меня укусить, можно выздороветь.

— И кто тебя так понадкусывал?

На её руки было больно смотреть. От лунообразных шрамов почти не было видно «чистой» кожи.

— Меня, — Карин моргнула, — полагается кусать. Чтобы вылечиться.

Канаде критически оглядела хрупкую фигурку девочки.

— То есть шиноби Кусы настолько не блещут силой, чтобы издеваться над ребёнком, — сухо констатировал Джузо. — Понятно, — и обернулся к Канаде.

Та вздохнула.

— Насколько сильно ты ненавидишь родину? — спросила почти беспристрастным голосом. Она прекрасно понимала, что решила создать себе если не проблему, то работу.

С другой стороны, Куса не находилась в позиции что-либо требовать, а для того, чтобы «качать права» стране Воды и Кири в частности им, объективно говоря, не хватало ни денег, ни власти, ни шиноби.

— Я её предала несколько часов назад, — моргнула Карин. — Я… э-э-э, ну-у… нукенин. Получается.

И стянула с себя бандану.

— Перечеркнуть забыла, — посетовала. — Но это потому что я очень к вам спешила!

Канаде страдальчески помассировала виски. Думалось с трудом. Единственное, что было понятно, это то, что Узумаки Карин категорически не лгала.

«В конце концов, а шляпа мне на что? Подумаешь, ребёнка заберем. Всё равно к ней относятся, как к животному. Или даже хуже, судя по шрамам».

Пятая Мизукаге осуждала насилие над женщинами и детьми. Очень сильно осуждала.

— Полетишь с нами, — вздохнула она. — Кусакаге я потом напишу.

«Или Ао напишет», — подумала Канаде. — «Или кто-нибудь ещё из окружения, а я потом печать поставлю. А то с меня станется наговорить гадостей, по такому-то поводу».

В конце концов, руки девочки были испещрены шрамами от укусов, а ей, тем не менее, не могло быть больше пятнадцати.

— А?

— Ты иммигрируешь и предаёшь родину ещё раз, — «перевёл» Джузо. — Вопросы?

— А?!

— Значит, вопросов нет. Перейдёшь нам дорогу — смерть, — констатировал он.

— Никогда! — побледнела Карин. — Я же… я же ваш фанат!

— На деле докажешь.

— Вставай, — приказала Канаде. И поднялась сама. — Полетишь с нами. В Кири тебя проверят на профпригодность и на потенциальную верность.

— Так точно! Но я, честное слово, не лгу и…

— Я знаю, — перебила её Канаде. — Но всё должно быть по правилам. Нашу бандану одним энтузиазмом не заслужить.

— Да! — Карин склонилась в глубоком поклоне. — Как прикажете! Я, ради вас, вообще на всё готова! Испытывайте меня! Я всё выдержу! Только потом, ради всего святого, если вы удостоите меня честью автографа…

Канаде страдальчески потёрла переносицу. Посмотрела на Джузо. Тот кивнул. Показал знаками: «белку под моё крыло, понял, нормально».

«Под твою ответственность, я пока не вынесу», — ответила ему тем же языком Канаде.

«Последняя Узумаки. Надо брать, я возьму».

«Я помогу, если понадобится», — показала знаками Ширагику.

Канаде со вздохом накрыла ладонью лоб. В висках переставало стучать, но Мизукаге не обратила на это внимание.

Она не знала, что Шукаку уже почти извлекли из Гаары.

Узумаки Карин не удалось показать им весь потенциал своего сенсорного радара, поскольку час спустя прилетела сова с ответным письмом. «Встретимся в Суне, вылетай немедленно», — было написано впопыхах знакомым почерком.

Канаде повиновалась. Девочку-беглянку, разумеется, взяли с собой — её усадили на чайку с Джузо.

Солнце короткого зимнего дня уже начинало склоняться над горизонтом, когда достигли Суны. Делегацию Кири проводили в Башню без разговоров. Бледный от нервов Баки встретил их у закрытой двери в зал собраний.

— Скоро всё кончится, — хрипло и тихо произнёс он вместо приветствия.

— Что именно? — не смогла не спросить Канаде.

Баки, уставший, очевидно измученный мыслями, опустил ладонь на плечо Мизукаге, не как шиноби другой державы, человек при собственной высокой должности, но как человек.

— Зайди, — произнёс тихо. — Но сопровождению придётся подождать.

— Проводишь их в место для отдыха?

— АНБУ проводят, я стерегу дверь, — последнее было сказано с нотой раздражения, словно Баки выставили ради его же блага.

Канаде кивнула ему, скрыв свою озадаченность, затем своему сопровождению. И зашла внутрь.

Как и ожидалось, в зале собраний были активированы все печати, необходимые для сохранения тайны. Именно поэтому Канаде, находясь снаружи, не почувствовала огоньков чакры внутри.

Тесса, с кругами под глазами, взъерошенный, сидел на своём резном стуле, вытянув ноги и опустив подбородок на ладонь. За его спиной мялся бледный Яшамару. Старейшина Чиё держала ладони на груди мёртвого Гаары, и чакра старухи медленно проникала под молодую кожу.

— Окабе Канаде, — произнесла старушка, бросив на Пятую Мизукаге многозначительный взгляд. — Свидетельница моей жертвы.

— Оставь её, — голос Тессы был тихим и властным. — Этот разговор между тобой и мной.

Его слова будто повисли между полом и высоким потолком.

— Она, тем не менее, вынесла приговор моему внуку. Ей же и помиловать под силу.

Канаде, сбитая с толку, открыло было рот, но Тесса её опередил.

— Представитель пострадавшей стороны, тем не менее, именно я. — И сел прямо. Его взгляд был холодным, не терпящим возражений. — При всём моём уважении, Чиё, за тобой, в отличие от твоего брата, накопилось очень много грехов. И кровь убитых обезумевшим Шукаку на твоих руках. Среди них были и гражданские, смею напомнить. В том числе и жена Расы, сестра Яшамару.

— Я никогда не прошу за себя, — спокойно возразила Чиё.

— Сасори согрешил не только против живых, но и против мёртвых.

Канаде немного отошла от двери, но так и осталась в приблизительном центре, созерцая как Чиё, так и Тессу. Думалось с трудом; долгая ночь, а затем не менее долгий день, головная боль, встреча с Узумаки Карин, марш-бросок в Суну, переживания за Гаару и его семью, старания не переживать — всё это вымотало её.

— О чём вы? — спросила Канаде ровным голосом.

— А ты не видишь? — сардонически усмехнулась старушка. — Я воскрешаю Гаару. И не прошу многого, — последнее, вместе с пронзительным взглядом, было адресовано Тессе. — Упокойте моего внука, и я закончу ритуал.

— Оставь идею повлиять на Канаде. Ты хвасталась этой техникой, — Тесса чуть наклонил голову вбок.

Восседая на своём резном стуле, как на троне, он будто возвышался, тем не менее, над своими согражданами.

— Ты хвасталась этой техникой, — спокойно повторил Тесса. — У стен есть уши. Если не ты, то кто-нибудь другой окажет мне услугу.

— С чего тогда ты вызвал именно меня? — Чиё, тем не менее, всё ещё держала ладони на груди Гаары.

— Сасори никогда не будет оправдан. Его злодеяния должны остаться в истории, как злодеяния. Иначе, рано или поздно, кто-нибудь другой решится пойти по его пути.

— Наказание слишком жестоко.

— Он был психопатом, — констатировал Тесса. — Если верить в реинкарнацию, ты бы пустила его душу обратно в «круг»? Зная, что он сделал, скольким людям и по каким причинам?

У Чиё еле заметно дрогнули плечи, выдавая в ней то, что она, как раз, в реинкарнацию верила.

— В таком случае, он может стать другим.

— Повторяю. Ты, не как родственница, а как человек, ответственный за тысячи жизней, пустила бы его грешную душу обратно в «круг», зная, что он сделал, скольким людям и по каким причинам?

— Его сломила война, Тесса.

— Это не контраргумент. Пример перед глазами, — и плавно повёл подбородком в сторону Канаде. — Изменила весь мир, чтобы ослабить в людях жажду жестокости.

— Его сломила война.

— Она лишь обнажила в нём очевидное, затем Сасори возвёл свою тьму в абсолют. И каков результат? — голос Тессы из холодного стал ледяным. — Если бы не способность Окабе Канаде, дюжины душ, в том числе и моя, остались бы заложниками Сасори даже после его смерти. Это, по-твоему, простительно? То, что Суна, закончившая войну лучше всех, с моим исчезновением оказалась на грани бедности, это простительно? Генины и многие чуунины не могли себе позволить кунаи, Чиё. Угадай, как жилось нашим гражданским, хотя ты и сама должна знать, — его взгляд был строг. — И ты просишь его помиловать.

— Ничего не меняет того факта, что он мой внук.

— Вот и докажи, что род Акасуна чего-то стоит, — беспристрастность Тессы была сравнима со скальпелем. — Вас осталось двое, ты и твой брат. Я позабочусь о том, чтобы твоё наследие было увековечено. Преступления Сасори перечеркнули твою гениальность и твои труды. Ты не сотрудничала с Гильдией Кукловодов, предпочтя создать свою собственную «школу». Попытка претерпела неудачу, поскольку у Гильдии есть свой моральный и нравственный кодекс, строгий. Это не означает, что твои инновации не гениальны и не имеют право претендовать на вечность.

— Ты предлагаешь мне остаться «уроком» в памяти людей, — сардонически усмехнулась Чиё. Её глаза блестели.

— «Урок» — это Сасори.

— Я не хочу…

— Ты не имеешь права не хотеть, — перебил её Тесса.

Его чакра опасно всколыхнулась, и на сенсорном радаре расцвела чужая связь с потусторонним миром.

— Мы, народ Суны, от двух Казекаге до каждого старика, взрослого и ребёнка, расплатились за грехи твоего внука, — властно, с горящими глазами, произнёс Тесса. Стальной блеск его чакры на сенсорном радаре ощущался как тысяча ножей. — И ты просишь его помиловать.

— Я виновата в его воспитании, — ощерилась Чиё. — Мне и расплачиваться! Если бы я сразу сказала ему, когда не стало его родителей, всё могло бы быть иначе!

— В своём безумии он виноват сам. Велишь прощать каждого насильника по твоей логике? Каждого педофила? Сасори предал не только меня, он предал не только своё государство и сюзерена, он предал каждого гражданина страны Ветра и жителя Суны. Он многих пытал до смерти, и многим отказал в упокоении. Велишь простить?

Чиё бросила почти умоляющий взгляд на Канаде.

— Не смотри на неё, — отрезал Тесса. В нём чувствовался еле сдерживаемый гнев. — Окабе Канаде не виновата в том, что стала судьёй твоему внуку. Сасори хотел её. Он жаждал превратить живое тело этой гениальной и доброй женщины в свою очередную игрушку. И это тоже непростительно, Чиё. Сасори сам искал её, сам выслеживал. И слава богам, Великой Силе, удаче, чему угодно, кому угодно, что Канаде его одолела. Не смей просить меня о помиловании чудовища. Мальчик, которого ты любила, умер намного раньше, чем сам Сасори. И он позволил это, не ты.

Чакра всё ещё медленно-медленно текла в тело Гаары; Чиё тратила годы своей жизни, обещавший быть очень долгой, на переговоры. И Канаде успела понять, что техника старушки подразумевала совсем другую скорость в использовании.

— Он был моим внуком, Тесса, — резко ответила Чиё. — Он был моей кровью. И не всё в нём было плохим! Когда-то, по крайней мере. Чем лучше Гаара? Он убивал с раннего детства!

— Шукаку убивал, потому что ты запечатала его в беременную женщину, думая, что биджу переродится человеком. Проклятая гордость! Вот почему твоя «школа» была изначально обречена на провал! Есть дела, в которые простым смертным, без согласия на то высших инстанций, нельзя вмешиваться, поскольку кара никогда не заставляет себя ждать, обрекая заодно сотни, если не тысячи, невинных жизней!

Пятая Мизукаге прочистила горло. Тесса, всё ещё гневный, инстинктивно взглянул на неё. И яркий взгляд невольно, еле заметно, смягчился.

— Вы не виноваты в характере Сасори, Чиё, — тихо произнесла Канаде, печально посмотрев на старушку. — И не виноваты в его поступках.

Чиё замерла.

— Вы скажете, наверное, «тебе легко говорить», но, — Канаде замялась, формулируя свои мысли. — Понимаете, когда оказываешься лицом к лицу со злом, то возникает выбор. И он очень прост: поддаться или не поддаться. Если не поддашься, искушение, так или иначе, останется, поскольку будешь знать, что есть и другой выбор. Но если поддашься… Один раз, второй, третий… Искушение будет расти до тех пор, пока ничего не останется от внутренней борьбы, и придёт ощущение вседозволенности. И тогда душа погибнет. Нам, жителям Кири, проще, поскольку судьёй выступает сам туман, забирая тех, кто не способен на раскаяние… Иначе говоря, согласны вы со мной или нет, но Сасори был приговорён справедливо. Его наказала не я, но Великое Всё, чью волю исполнила. И нельзя встать поперёк этого вердикта, — её глаза посерьёзнели. — Иначе вы станете ничем не лучше своего внука.

Chapter Text

Когда на небе засияла луна, Гаара, очнувшийся, лежал в больничной палате — живой, растерянный, слабый; в противовес, тело Чиё уже готовили к похоронам, и по всему городу клеили листовки, приглашая на торжественную церемонию прощания.

Тесса, влажный после душа, готовил кальян. Канаде не притронулась к ужину, который им подали в его доме; он тоже.

— Не день, а сплошной хаос, — констатировал Тесса. — Ешь, я пока не чувствую голода.

— Я тоже.

— Хм.

Опустив угли, Тесса плюхнулся на огромную тахту, раскинув руки, и уставился немигающим взглядом в потолок.

— Гаара выжил, — подумала вслух Канаде. — Это самое главное. И невероятное.

— Не одной тебе быть способной на чудеса.

— Разумеется.

Тесса медленно моргнул.

— Хорошо, что ты помогла с Чиё, — произнёс тихо. — Других вариантов было немного. Яшамару, которого она научила на тот случай, если бы Гаара убил Темари или Канкуро… до того, как ты отрегулировала печать… И Баки, которого научил Яшамару. Я бы не стал собой жертвовать по понятным причинам, никому не нужен ещё один Намиказе Минато, так что техника мне не знакома… И лучше не знать её, иначе, если придётся, воспользуюсь.

Он резко встал, не менее резко затянулся едва прогретым кальяном. Выдохнул. Тесса всё ещё был взбудоражен.

— Проси, чего хочешь, — произнёс серьёзно. — Ты помогла её убедить.

— Ты ведь исполнишь то, на чём вы с Чиё сошлись?

— Я поклялся. Её исследования и марионетки будут переданы Канкуро. Но по поводу Сасори я не смягчусь. Впрочем, умирая, она согласилась с моим решением. Осуждаешь?

— Нет, — Канаде закурила сигарету. Выдохнула дым.

День выдался настолько долгим и хаотичным, что едва удалось насладиться собственной никотиновой зависимостью.

— Ты знаешь свой народ намного лучше меня, — она пожала плечами. — Не мне тебя судить. Тем более, учитывая все обстоятельства. Если тебе хочется услышать моё мнение, я считаю, что ты прав касательно участи Сасори… Тем более, что не мне его прощать. Всё равно жаль Чиё.

— Её смерть искупила несколько грехов жизни. По крайней мере, перед Суной и Гаарой в частности. Разумеется, это не меняет того факта, что я пригласил её совершить фактическое самоубийство… Но её жизнь заканчивалась и так. И Чиё, на самом деле, глубоко сожалела, что не умерла в бою, когда имелась возможность. А я ей говорил много лет назад, — Тесса затянулся, прикрыв глаза. Выдохнул. — Если ищешь смерти, бросайся не на Иву и Кумо, а на Кири. У вас всегда всё было в порядке с чувством справедливости. Даже если оно и было кровавым.

— Оно всё ещё кровавое.

— Потому что ваша справедливость отчасти нечеловеческая. Зато осечек даёт меньше.

— У нас нет склонности пытать или учинять медленную смерть. Жизнь и без того бывает мучительна.

— То-то и оно, — Тесса задумчиво уставился перед собой. — Чиё ушла благородной смертью, искупив вину.

— Ты всё равно не рад.

— Я ведь «разменял». Чиё, несмотря ни на что, я глубоко уважал и всё ещё глубоко уважаю. Гаара вернулся к жизни, и на том спасибо, — затянулся, выдохнул. — Произошедшее нападение… не его вина.

— Кстати, как вы его нашли? — Канаде с любопытством посмотрела на Тессу. — Мой сенсорный радар был абсолютно замутнён по какой-то причине.

— Моя связь с Шукаку. Его всё равно успели извлечь, но, в любом случае, половина настоящего хозяина наших земель всё ещё на месте, дома. Впрочем, — Тесса сделал ещё одну затяжку. Выдохнул несколько колечек дыма. Нахмурился. — Если бы не информатор, я бы не узнал о похищении Гаары, что любопытно. Полагаю, часть Шукаку, оставшаяся в пустыне, находится в подобии сна, восстанавливая энергию. Если сам не проснётся, я разбужу.

— А ты можешь?

— У нас ведь есть некоторая связь. Но спешки нет. Займусь этим, когда улетите. Не исключено, что я спровоцирую песчаную бурю, тогда коммуникации со внешним миром ненадолго прервутся.

Канаде задумчиво хмыкнула. У неё не было сил думать, поэтому она пока и не пыталась. Голод тоже всё ещё не брал, хотя она за сутки так почти ничего и не съела.

Мыслями можно было заняться в Кири.

— Как ты себя чувствуешь? — обратилась она к Казекаге.

Не дождавшись ответа, испепелила сигарету в пальцах, подошла к Тессе, села рядом.

— А ты как думаешь?

Вид у него был уставший, но не болезненный.

— Перенервничал, — признался Тесса, отведя взгляд. — Ещё и тебя зря побеспокоил… Мы бы справились и сами, но… Если честно, я, — и умолк.

Бросив шланг, встал со своего места, налил им по стакану свежевыжатого фруктового сока. Канаде приняла угощение из рук, ища чужой взгляд, но Тесса нарочно отвернул лицо, садясь обратно.

— Я виноват, — прочистил он горло. Отхлебнул. — Что… вызвал тебя беспричинно.

— Похищение Гаары — это не «беспричинно».

— Да, но… Я понимаю, что тебя с ним сейчас, фактически, мало что связывает, — Тесса задумчиво вертел в ладонях стакан, опустив взгляд. — Тем не менее… ты бросила всё и прилетела. И я… Спасибо, Канаде, — и всё-таки заглянул к ней в глаза.

И на этот раз чуть отвернулась уже она.

— Всё нормально, — кашлянула. И тоже отпила. Облизнула губы. — Знаешь, я когда очень нервничаю, то не думаю, а когда мне очень страшно, то не чувствую. Когда Гаару воскресили, у меня так отлегло от сердца, что… В общем, пока ситуация не разрешилась, в свободные секунды я давила обвинения к самой себя в плане того, что я та ещё бесчувственная тварь. К счастью, времени было мало для… этого, — и невнятно махнула ладонью. — В общем, неважно, забудь. Гаара жив, и… Чиё отпоём. Завтра будет новый день.

— Ох, — Тесса устало потёр лицо. — Завтра надо будет думать.

— По поводу?

— Напавшие. Придётся изучить профили.

— Какие державы?

— Нукенины. Один из Конохи, другой из Ивы. Непонятно, в кого или во что они запечатали Шукаку. Ни один из них не стал джинчуурики. Более того, — Тесса потёр подбородок, — нукенинам не свойственны такого рода акты. Они или выживают, как могут, или учиняют общий беспредел, если угодно. Не их стиль работы. Но я не хочу сейчас об этом думать, иначе совсем не усну.

— Тогда не думай, — Канаде и самой не хотелось заниматься умственной деятельностью на ночь глядя. — Это не так срочно. Мне и самой с завтрашнего дня придётся думать. У нас внезапное пополнение в рядах.

— Рыжая девочка?

— Ага, — и не стала уточнять. — Потом расскажу, как пыль уляжется.

Тесса со вздохом откинулся на спину.

— Я устал, — констатировал в воздух. — Хочу в отставку.

— Это у тебя день тяжёлый выдался, — посочувствовала Канаде.

— Нет, я вообще хочу в отставку. В школе по мозаике набирают учеников. Думал записаться под фальшивым именем, походить на месячный курс, покрыв себя хенге… Но нет. Мне теперь будет, чем заняться на работе… А через неделю мастер-класс у стеклодувов. Я очень хотел сходить.

— Какой ты деятельный, — моргнула Канаде.

— После месячного курса мозаики я бы унёс домой несколько плиток. А после мастер-класса стеклодувов, может быть, вазу. Я хотел синюю. С рыбами. Лучше сделать самому, так уютнее. Я строил мир, чтобы тоже им наслаждаться, в конце концов. И сейчас снова всё по швам, — он тяжело вздохнул, прикрывая глаза. — Люди порой невыносимы. У них одна-единственная жизнь, а они тратят её на жестокость. Хочу в отставку, чёрт возьми.

Канаде, подумав, мысленно с ним согласилась. А потом тоже раскинулась на тахте.

— Вообще, — заговорила после долгой паузы, — ты не переживай, что якобы вызвал меня «просто так». Да, у вас всё оказалось схвачено по поводу Гаары, но это меня ещё Джузо обнадёжил, — и зевнула, прикрыв рот рукой. — Надо чаще его слушать, он нередко оказывается прав. Только ему не говори. Между прочим, я узнала от них с Ширагику, что в Кири тебя очень уважают…

— Неужели?

— Ну да. Мне рассказали про тебя во время Третьей войны. Прими моё уважение.

Тесса хмыкнул, но комментировать не стал.

— Да, и… По поводу вызова «просто так». Знаешь, я рада увидеться. И очень здорово, что мы дружим, — и повернула к нему лицо. Улыбка на губах Канаде была уставшей, но искренней. — С Гаарой всё в порядке, Чиё благородно закончила жизнь, ты здоров… Итог не такой уж и плохой.

Тесса скосил на неё взгляд.

— Ну да, — и его черты лица немного смягчились. — Могло быть намного хуже, — он взял её за ладонь, легонько сжал. Его взгляд был нечитаемым в своей многозначительности. — Спасибо тебе ещё раз.

— На здоровье, — с легким сердцем ответила Канаде.

Тесса отвёл лицо, ложась ровно, отпустил ладонь. Прикрыл глаза.

— Если я сейчас усну, пни, — предупредил.

— Если ты сейчас уснешь, я накрою тебя одеялом, — и Канаде зевнула.

Он тоже зевнул.

— И что ты наделала, — деланно пожаловался, не открывая глаз. Пошевелился, как кот, впадающий в дрёму. — Пни, если через минуту ничего тебе не скажу.

— Как будто я смогу сейчас засечь.

— Не гостеприимно это… ложиться до, — Тесса снова зевнул, прикрыв ладонью губы, — до ужина.

— Так ведь аппетита нет.

— Значит, надо будет плотный завтрак… Хоть у меня, хоть в ваших апартаментах… И фонтан работает…

— Очень красивый.

— Мне тоже так кажется.

Сонный, уставший, умиротворённый, Тесса казался совсем взъерошенным. Он выглядел молодым и милым. Канаде, повинуясь инстинкту, погладила его по волосам.

— Я так усну, — пробормотал Тесса.

— И спи, — Канаде не велели прекратить, поэтому она и не стала отказывать себе в чести.

Чёрные волосы на ощупь были мягкими, почти как шёрстка у кота.

— Ты уйдёшь, если я усну, — сонно констатировал Тесса. — Я проснусь, и тебя не будет… И мне станет совестно… что даже не накормил ужином…

— Зато мы пообщались.

Он чуть приоткрыл глаза. И хотя чужие веки немедленно сомкнулись, немую просьбу «не уходи» Канаде всё же заметила. Она знала, что Тесса, скорее всего, искренне не хотел, чтобы она эту эмоцию увидела.

— Спи спокойно, — тихо проговорила Канаде. Притянула Силой одеяло, укрыла чужую фигуру. Подложила под чёрные волосы подушку.

Села, задумалась. Поднялась на ноги.

Бросила на другой край огромной тахты и себе подушку и декоративный плед.

— Левый шкаф, вторая полка снизу, — Тесса произнёс это ошеломлённо. — Там… одеяло. Ещё одно. И подушка. Нормальные. То есть, обычные.

— Отлично, — и Канаде организовала себе спальное место на тахте, сбросив декоративную подушку и покрывало на пол. — Тебя ведь не сильно смутит, что я с дороги не мылась?

— Полотенца в ванной комнате под зеркалом.

— Чудесно. Ничего, что я навязалась?

Тесса моргал на неё, как сова:

— Чувствуй себя, как дома.

— Точно?

— Точно. Хочешь, я на полу? Раскладушки у меня нет.

— Если ночью приставать не будешь, давай оба на тахте.

— Я?

— Ну, мне будто бы надо было спросить, не обижайся. А если я буду приставать, то только потому что ты окажешься тёплым; в таком случае, спихни на пол.

— Это не гостеприимно.

— Как знаешь, — и ушла в душ.

Когда закончила, Тесса ещё не спал. Он удивлённо моргнул на чужую пижаму с цветочками, но никак не прокомментировал.

— Выводим дружбу на новый уровень, — заявила Канаде, забираясь под своё одеяло. — Поздравляю нас с первой ночёвкой, — и потушила свет.

Какое-то время стояла тишина.

— Если буду ворочаться, тоже пинай, — вдруг сказал Тесса.

— Да не буду я тебя пинать. Ты же заслуживаешь моё доверие? Вот и всё. Или ты стесняешься? — Канаде, несмотря на темноту, попыталась всмотреться в его лицо. — И потом, а вдруг я буду ворочаться? Кстати, в таком случае спихивай.

— И не подумаю, — Тесса отодвинулся на свой край тахты.

— Давай я тебя ещё по волосам поглажу, и ты уснёшь…

— Не, — он осёкся, потому что ладонь Канаде нашла его макушку. — Ох.

— Лучше?

Тесса зевнул.

— Спокойной ночи, — и её тон смягчился. — И спасибо, что позволил переночевать.

— Мы ужин не убрали в холодильник… Хотя… Сегодня довольно прохладно, мухи не налетят…

Затем Канаде зевнула, и Тесса тоже.

— Чаровница, — пробормотал, ложась набок. — Не понервничать с тобой… Доброй ночи.

Проснулись они утром нормально, каждый по свою сторону тахты, и неловкости между ними не было, поскольку обоим удалось выспаться. Канаде не без веселья выяснила, что с Тессой было бесполезно иметь дело до первого кофе, а вот после второго он вступал в такую бурную деятельность, что будто бы появлялась необходимость налить себе ещё.

У шиноби Кири вопросов к своей Мизукаге не возникло; у Узумаки Карин или тоже их не было, или ей велели не любопытствовать — Канаде решила по этому поводу не заморачиваться, поскольку прекрасно провела ночь после тяжёлого дня.

— Как ты себя чувствуешь, Гаара?

После похорон Чиё и перед непосредственным возвращением в Кири, Канаде решила проведать его, и не только жеста ради. В ней действительно была черта «глушить» в себе сильные негативные эмоции настолько, что «в моменте» казалось, будто их и вовсе не имелось. С одной стороны, это помогало справиться с жизнью; с другой, подобное качество порой вызывало экзистенциальный кризис с самобичеванием, оно также могло и вовсе спровоцировать депрессию. Тем не менее, Канаде пока не знала, как с собой в этом плане работать. «Приглушение» сильных негативных эмоций помогло, в своё время, справиться со смертью приёмной матери и пережить войну. Депрессия, возникшая на почве гибели Расы, а также отношения с Какаши тоже, впрочем, были следствиями этого качества.

Канаде не солгала Тессе, признавшись в своих переживаниях касательно случившегося с Гаарой. Теперь, когда с мальчиком всё было в порядке, и на плечи не давило, эмоции текли спокойно, и в сердце больше не зияла бездна.

Ей всё равно было совестно не переживать за Гаару «в моменте».

— Здравствуйте, — моргнул мальчик.

Он был настолько бледным, что казался немного зелёным на фоне белых больничных простыней.

— Лежу, — добавил Гаара. И поднял руку с катетером. — Мне уже лучше.

— Это хорошо.

На самом деле, Канаде не знала, о чём с ним говорить. Общение с Канкуро и Темари давалось ей легче; старшие дети Расы не испытывали неловкость, поэтому и темы для бесед возникали сами собой. Но Гаара так держаться не умел.

— Рассказать тебе о чём-нибудь? — Канаде скрестила ноги под стулом. — Не так давно я виделась с Темари. У Канкуро всё хорошо, они с Суйгецу повадились на рыбалку вместе ходить. Твой брат загорелся идеей интегрировать как-нибудь в свой боевой стиль гарпун; пожелаем ему удачи. У Темари тоже друзья появились, ученики Киллера Би… А ты как в Конохе?

Гаара чуть опустил взгляд.

— Меня туда больше не пошлют, — произнёс тихо. — Я уже не джинчуурики.

И Канаде… не знала, что на это сказать.

— Может быть, кто-нибудь из твоих друзей оттуда сможет тебя навестить? — деликатно предположила она.

В конце концов, Мизукаге понятия не имела, как собирался поступить Тесса. Насколько ей было известно, Коноха о происшествии пока ничего не знала.

— Может быть. Ученики Майто Гая. Ли странный, — и Гаара посмотрел на Канаде. — Очень странный. Но мне нравится.

— Какой он?

— Как Майто Гай.

— А, тогда понятно. Но если тебе нравится, то отлично! Значит, вы друзья.

— Он говорит, что мы с ним соперники. Я из-за него отжиматься начал.

— Отлично!

— Но много. Он относится к гениям тайдзюцу.

— Здорово!

— Да.

И повисло неловкое молчание.

— Я очень рада, что с тобой всё в порядке, — Канаде поднялась со своего места. И мягко улыбнулась мальчику. — И… не переживай о том, что ты больше не джинчуурики. Потеря биджу — головная боль Тессы. Он сам не даст тебе возможность переживать.

Гаара серьёзно кивнул:

— Это да. Дядя Тесса всегда говорит прямо, о чём мне можно переживать, а о чём нет, — и умолк.

— Ну, я, — Канаде хотела сказать: «пойду».

Но вдруг Гаара добавил:

— Он очень хороший. Мой дядя, — и пронзительно посмотрел на гостью. — Очень хороший.

— Я знаю, — растерялась Канаде.

— Вы не поняли. Очень хороший.

— Конечно, и мы прекрасно дружим…

Стоическое лицо Гаары приняло выражение: «нет, вы не поняли».

— Очень хороший, — признала Канаде. — Таких, как он, на свете, пожалуй, немного.

— В той же Конохе нет, я проверил.

Канаде чуть не поперхнулась воздухом.

— А зачем ты искал? — деликатно спросила она, поскольку не знала, как ещё отреагировать.

Гаара пожал плечами. Облизнул губы.

И потом вдруг объяснил:

— Всё-таки наши мужчины лучше.

Канаде невольно вытаращилась.

— Пустыня вездесуща. Если живёшь в пустыне, — продолжил он. — И туман вездесущ, если живёшь в Кири. Лес не вездесущ. Город его вытеснил. Поэтому в головах многих шиноби Конохи — сплошная чаща. А в наших головах и в ваших — не пустыня и не туман, а ясность. Это важно, — и посмотрел на Канаде. — Дядя Тесса вас всегда поймёт. Он был между звёздами и мраком. Мой отец — нет. Он и не понял. Ни вас, ни нас.

Канаде озадаченно моргнула, переваривая.

— Дядя Тесса вас никогда не предаст, — сообщил Гаара. — Это важно. Я слышал от Шукаку о вашей… особенности.

И Канаде невольно напряглась.

— В том числе поэтому я послушался сестру, ничего ей, однако, не объяснив, — Гаара уставился на стену. — Суна ведь всё равно оскорбила вас, через моего отца… И должна была понести за это наказание. По крайней мере, я так решил… Вы ведь знаете, что отец никогда бы не женился снова. Не таким был человеком. А он знал… о вашей сути. Вас дали нашему миру, как подарок. Дядя Тесса всё равно бы вернулся, через Шукаку или сам. И не только потому что он гений. Просто… так бы получилось.

— Не совсем понимаю, о чём ты, — осторожно произнесла Канаде.

Сила в ушах налилась белым шумом. В ребёнке говорила вечность, и нельзя было пока её услышать.

— Ничего страшного, — ответил Гаара. И слабо улыбнулся. — Народ пустыни прекрасно знает, что всему своё время.

Океан был тихим, когда возвращались домой. Тихим до подозрительности — ни ветра не было, ни «барашков», ни даже ряби. Вдобавок ко всему прочему, небо было затянуто высокой пеленой молочных облаков, от этого вода казалась серой, безжизненной, совсем не гостеприимной.

— В такую если ёбнешься, то мигом умрёшь, — поучал Джузо свою новоиспечённую воспитанницу.

— А почему? — спросила та.

— Физика. Вода — огромное количество тысяч всяких движений. Соответственно, если гладь океана не как стекло, то пару-тройку кульбитов сделаешь, проверив, конечно, что нет ни рифов, ни скал, ни какого-нибудь кита — и нырнёшь нормально. Но если всё, как сегодня, — и назидательно поднял указательный палец вверх. — То вообще в воду не лезь. Тебе пока нельзя. А нам — нежелательно.

— Действительно странно, — тихо сказала Ширагику.

Поскольку они возвращались домой, куноичи Кири летели на одной чайке.

— Не припомню, чтобы наш океан был таким спокойным в последние годы, — продолжила матриарх клана Юки.

— Я и при Ягуре его таким не помню, — согласилась Канаде. — Схожу по прилёте, проверю. — И нахмурилась. — Может быть, даже первым делом.

— Ничего страшного, наверное… Только странно.

— Мало ли, вдруг землетрясение будет. У нас есть, у кого спросить, хоть подготовимся.

— Тоже верно.

— Спешимся тогда на пристани. Вы с Джузо и Карин пойдёте в Башню. А я немного задержусь.

— Как скажешь, — пожала плечами Ширагику. — Письмо Кусакаге кто угодно из нас может написать, тебе нужно будет только поставить печать.

— Хоть вместе составляйте, — махнула рукой Канаде. — Лишь бы оно было вежливым.

Ширагику звонко рассмеялась:

— Это займёт время. Никому не понравятся шрамы на руках девочки.

— Дело не очень срочное, она ведь свежий чуунин, а не джонин, и никаких тайн своей родины не знает. Несколько дней можем себе позволить.

— Тогда покажем тебе черновики, а дальше выберешь тот, который больше понравится.

— Справедливо, — согласилась Канаде. В любом случае, в данный момент её голова была занята совершенно другими мыслями — странными нукенинами, начавшимся расследованием Суны, усталостью Тессы, загадками Гаары, океаном… Молчанием Силы.

Последнее особенно озадачивало.

По прилёте Канаде, как и собиралась, пошла проверить Исобу. Вода была очень холодной, но она не стала использовать чакру, чтобы согреться — надо было оставить себе возможность «услышать».

Стоически зашла по колено.

«Исобу», — позвала его.

В ответ прошелестели только волны. Густой туман, стоявший над водой, поглощал звуки с побережья, прятал и лодки.

«Исобу», — попробовала снова. — «Это я».

И снова ей не отозвались.

«Исобу», — Канаде начинала нервничать. Он всегда отвечал. — «Исобу, что с тобой?»

И зашла глубже в воду, невольно кривясь от холода — сначала по пояс, затем по грудь, клича и клича чакрой. Был отлив, и Канаде отдалилась от берега.

Ей начало становиться страшно. Трёххвостый всё ещё не отзывался.

«Исобу!» — Канаде позволила волне накрыть себя с головой. Нырнула, поплыла дальше на глубину. — «Исобу!»

Сенсорный радар расцвёл. «Где ты, Исобу? Что с тобой?»

Канаде звала его и звала, ныряя, поднимаясь за воздухом, снова погружаясь в холодные и тёмные воды.

«Где твой хозяин?» — спросила у стайки серебристых рыб.

Они промолчали.

«Где твой господин?» — спросила у ската.

Он уплыл.

«Где Исобу?» — и обратилась к косатке.

Косатка издала звук. И почувствовалась знакомая чакра в океане, уставшая, словно спящая.

Внутри Канаде что-то рухнуло.

«Спасибо тебе», — не думая, погладила косатку по голове. И поднялась на поверхность. Отдышалась, подставив мокрую макушку небу.

Её далеко отнесло.

— Проклятье, — пропыхтела она.

И косатка всплыла рядом с ней. Издала звук. Стукнулась большой мордой о чужое плечо, почти как кот.

— Ты хочешь довезти меня до берега? — удивилась Канаде.

Косатка издала звук.

— Ну да, — Канаде усмехнулась.

Косатка снова издала звук, будто настаивая.

— Как будет угодно, — нашла в себе силы улыбнуться Канаде, хотя всё внутри неё падало-падало-падало.

Мокрая, продрогшая настолько, что дрожали руки, Мизукаге ворвалась в Башню, оставляя за собой солёную воду. Она ни с кем не поздоровалась и ни на кого не посмотрела, стремительно и строго, чеканя каждый шаг, идя к своей цели.

Громко распахнулась дверь, почти слетая с петель. Тяжело дышавшая Канаде прислонилась плечом к косяку.

Ваза, в которой была запечатана вторая половина Исобу, отсутствовала. Печати вокруг постамента были взломаны. Какие-то — искусно. Какие-то — грубо. Сам постамент унесли вместе с вазой.

Канаде всё ещё тяжело дышала. Она открыла рот, набирая воздух в грудь, закашлялась, согнувшись в три погибели. Но вынудила себя выпрямиться. Вынудила себя выровнять дыхание. Горло начинало саднить.

— А-А-АНБУ-У-У! — зычно крикнула Канаде, и её голос прокатился эхом по коридору.

Страх и ужас уступали в ней место гневу.

— Найдите мне Утакату! — велела Канаде. — Немедленно!

Chapter Text

Через двенадцать часов после начала поисков стало ясно, что Утакаты не было ни в Кири, ни на архипелаге страны Воды. Канаде пытались утешить, Канаде пытались обнадёжить, перед Канаде даже пытались повиниться в халатности — от всего отмахнулась, сидя на своём стуле под своей шляпой.

Защита и безопасность Кири по-прежнему находились на высоте. Скрытая Деревня очень хорошо патрулировалась, агенты АНБУ проходили тренировки под началом Ао, Джузо и Кисаме; не их вина была в том, что туман, также служивший защитой, не проникал в помещения; и не их вина была в том, что существовал на земле человек, способный телепортироваться, знавший, ко всему прочему, хотя бы поверхностно, «расклады» в Кири.

Смущало другое. Для того, кто слишком давно не мелькал на сенсорных радарах, кукловод был слишком осведомлён. Или он предугадал реакцию Канаде на похищение Гаары, или со стороны Суны произошла утечка информации, или научился оставаться незамеченным — все три варианта не говорили ни о чём хорошем. Тем не менее, они, по крайней мере, подчёркивали взаимосвязь между похищениями.

Едва перед Канаде отчитались, она написала Райкаге, поскольку не могла себе отказать. Паранойя попыталась сковать разум, но лидер Скрытого Тумана придушила в себе страх, ставя печать в конце письма. Она была знакома с Нии Югито; она хорошо относилась к Киллеру Би — и никогда не смогла себе простить бездействие. Письмо было отправлено через целую стаю чаек.

Параллельно в зону, в которой извлекли Шукаку, были посланы пять отрядов АНБУ. Канаде всё равно не рассчитывала найти тело Утакаты. В отличие от похищения Гаары, примерное время исчезновения джинчуурики Шестихвостого никто не мог назвать.

Было отправлено ещё одно письмо, но не Конохе, а лично Тессе. Его люди наверняка уже приступили к расследованию; скорее всего, Казекаге в том числе послал отряды в страну Рек для сбора информации, так что ему, в любом случае, не мешало знать, что и АНБУ Кири собирались там быть. Ко всему прочему, Канаде пришлось кратко описать Эю случившееся, в том числе и тот факт, что Гаара был похищен первым. Но Райкаге она доверяла. Тем не менее, оставалась и Коноха, и её тоже следовало предупредить — и вот это Канаде оставила за Тессой, поскольку Гаара был похищен, возвращаясь домой.

— И комендантский час, — произнесла Канаде. — С десяти вечера.

Собравшиеся за столом обменялись взглядами.

Канаде лихорадило. Кожу раздражала высохшая соль, в растрёпанных золотистых волосах торчали водоросли. Красные от продолжительного ныряния глаза властно смотрели на советников.

— Послы заподозрят, — скрестил руки на груди Райга.

— Они и так скоро узнают.

— Народ испугается, — Мей рассеянно гладила свой круглый живот.

— Его надо будет успокоить. Тем не менее, комендантский час останется в силе, возражения не принимаются, — Канаде серьёзно посмотрела на собравшихся перед ней. — Похищение джинчуурики — это акт войны. То, что она ещё не началась, ничего не значит.

— Будем воевать, — Кисаме был спокоен и серьёзен.

— Да, — кивнула Канаде. — И активные приготовления должны начаться сейчас же. Ао, я попрошу тебя серьёзно взяться за Суйгецу. Преемник должен быть готов к рангу джонина через два месяца.

— Сделаю через один.

— Как сочтёшь нужным. Джузо, на тебе Узумаки Карин. Проверь её на профпригодность, а затем возьмись серьёзно. Сделай всё необходимое, чтобы она не только не стала нам обузой, но и принесла максимальную пользу. Раз взяли, пусть интегрируется.

— Так точно. Письмо Кусакаге мне написать?

— Нет, это сделает Кимимаро.

— Хорошо, — моргнул тот. — А почему я?

— Вы ещё не были с ней друг другу представлены, ты будешь беспристрастен в написании текста. Потом принесёшь мне на проверку.

— Ясно, — кивнул тот.

— Что мы будем делать с послами? — спросил Райга. — Мы с Забузой развлекли представительниц Кумо и Конохи соответственно, но…

— Скорее всего, их отзовут, — нахмурилась Канаде. — Хотя бы потому что я отзову Чоджуро из Суны.

— Не Хаку? — склонила голову вбок Ширагику.

— Не знаю. Если Киллер Би всё ещё на месте… Возможно, Хаку я оставляю там. Это будет зависеть от Эя.

— Ты думаешь поддержать Кумо, — резюмировал Забуза. — Но не забывай, у нас хоть каждый и дерётся минимум за троих, а то и за пятерых, шиноби не так много.

— Верно. В том числе поэтому положение Хаку будет зависеть от Эя. Но Кумо — не тот союзник, которого мы можем себе позволить потерять.

— У них много шиноби, — заметил Забуза.

— Но не таких, как Хаку. Ни для кого не секрет, какие именно у него навыки. Из молодого поколения, Хаку является самым талантливым и опасным оинином. Соответственно, он и охотник, и следопыт. Более того, за счёт своего тихого характера и мягкого вида, противник вряд ли будет подозревать в нём большую угрозу, — Канаде потёрла переносицу. — Единственное, если Эй примет наш жест поддержки, я попрошу выслать для Хаку группу. Или напарника. Может быть, кстати, Чоджуро. Его тоже очень легко недооценить, — её глаза опасно блеснули. — И тем не менее, владелец Хирамекарей не изменяет традициям, продолжая в какой-то степени «отражать» волю своего сюзерена. А я, — она мрачно улыбнулась. — Вы меня знаете, пускай гнева моего и не видели. Но не волнуйтесь. Я в ярости, — и её взгляд стал острым. — Океан восстановится, но за Утакату они мне заплатят. Слезами и кровью.

В зале повисло молчание.

— Мало того, что они похитили моего джинчуурики с целью изъятия нашего биджу, — Канаде, поднявшись, подошла к окну, скрестив руки за спиной. — Они не только нанесли нам ущерб в военном плане. Утаката, с моего прихода к власти, был, фактически, в отставке, то есть почти гражданским. За много лет он никого не убил и никому не навредил. И даже до отставки он был пацифистом, это было узнать нетрудно. Сам Сайкен, в отличие от Шукаку или Девятихвостого, тоже не обидел ни одного нашего мирного жителя. Именно поэтому потенциальные возражения моей позиции заранее не принимаются. Кукловод и его прихвостни тронули невиновных. Моих невиновных, — и обернулась на своё окружение. — Мне мало отсечённых голов. Когда предоставится возможность, наша цель — моральное уничтожение. Приказ: бить по самому больному. Я хочу видеть, как в лицах наших врагов меркнет воля к жизни. И только потом казните.

На неё смотрели во все глаза.

— Такова моя воля, — властно припечатала Канаде. — Ибо я — Тень Воды. И туман, — она обернулась к окну, — с этого дня станет другим. Посягнувших на наш мир и не раскаявшихся приказ не жалеть. Они выбрали свой путь… Мы же со своего никогда не сворачивали.

Какое-то время в зале стояла напряжённая тишина.

— Суйгецу станет готов раньше твоего срока, Канаде, — Ао склонил голову, опустив ладонь на сердце. Он был очень серьёзен. — Тебе всё ещё рано умирать. Но кровь он пожнёт.

Канаде кивнула:

— На большее я пока не рассчитываю. И усиль охрану вокруг него. И вокруг меня. Я займусь туманом.

— Он снова станет Кровавым?

На робкий вопрос Кимимаро повернулись головы, но он нашёл в себе мужественность не смутиться.

— Нет, — Канаде вынудила себя смягчиться. И посерьёзнела. — Но вы почувствуете, как тесно связана личность Мизукаге c волей тумана. С момента моего прихода к власти, — она снова отвернулась к окну; за ним стояла белая пелена. — Туман был «мягким», если угодно. И карала в нём преступников тень Третьего. Она же и создавала хоть какую-то безопасность во время власти Ягуры. Моя кара — другая, — и направилась к двери. — На этом всё.

И вышла вон.

Следующий день не принёс утешения; Канаде, ко всему прочему, проснулась с заложенным носом и болевшим горлом.

Это не помешало ей активировать свой старый, совместный с Кимимаро, проект — огромные резные столбы. К ним не могли приблизиться «скверные» люди, но плюс-минус хорошим, напуганным, немного потерянным, нахождение рядом с ними даровало покой. Единственное, они были установлены по периметру острова, вдали от жилых домов, так что идти было далеко. С другой стороны, хорошему человеку они, соответственно, не позволили бы сброситься со скал. А вот «отпетого», наоборот, поощрили бы.

Канаде попыталась взяться за «калибровку» тумана, но помешало собственное физическое состояние. Засела за печати, и процесс тоже не пошёл. Для ниндзюцу она была слишком измотана.

Исобу тоже всё ещё молчал. Канаде уже приказала купить два корабля скота, а затем принести животных в жертву океану, убив их с милосердием и отдав водам с почётом.

В итоге, Канаде сдалась. В любом случае, вся верхушка Кири стояла «на ушах», со стороны Суны и Кумо пока не прилетело никакого ответа, и АНБУ, посланные в страну Рек, ещё безуспешно рыскали.

Пятая Мизукаге чувствовала себя отвратительно — и физически, и морально. Ко всему прочему, в ночи стало совсем плохо. От повысившейся температуры знобило, горло болело, нос был заложен, тело ломило, голову словно набили ватой… Соответственно, она даже не могла выплакаться. Сил что-то пинать или ломать, ради оказания психологической помощи самой себе, тоже не было.

Оставалось только лежать и страдать. И от этого на душе становилось ещё отвратительнее. У неё украли Утакату. Нет, у них у всех его украли, но это был её джинчуурики и её ответственность.

Что хуже, Канаде смутно чувствовала, что Сайкена всё ещё не изъяли. Но и сама Сила указывала на то, что это был всего лишь вопрос времени. Если кукловод «коллекционировал» биджу в поступательном порядке, то Утаката всего лишь ждал своей очереди. И не было исключено, что Нии Югито уже не было в живых; не было исключено, что джинчуурики Ивы уже боролись за свои жизни…

Кукловод начал действовать слишком быстро, и никто, в итоге, не оказался готов ни к его стремительности, ни к его стратегии. Канаде ещё даже не попыталась подумать, зачем ему понадобились биджу. Её куда больше беспокоило, успел ли он напасть на Киллера Би, потому что если не успел, то появлялись рамки его влияния, власти и возможностей.

— Не помешаю?

Канаде, закашлявшись, поднялась на локтях. Она даже не заметила, как «растеклась» по собственному письменному столу.

— Я брежу, — гнусаво констатировала. Посмотрела на кисть левой руки, хотя часов никогда не носила. Потом вспомнила, что хотела, вообще-то, проверить градусник… И забыла его сунуть подмышку.

«А надо это было зачем?» — попыталась судорожно собрать мысли.

Мысли не собирались.

«А, точно, чтобы понять, пора пить жаропонижающее, или нет… Значит, часы всё-таки были нужны», — и «соскреблась» со стола. Даже встала

На пороге маячил Тесса. Судя по аккуратно скрытой чакре и взъерошенному виду, настоящий.

— Какими судьбами? — сипло опешила Канаде. Прочистила горло, инстинктивно накрыв ладонью шею. — Или мне действительно пора пить жаропонижающее?

— Мне отправили второе письмо вдогонку, что ты будешь вне всякой корреспонденции следующие несколько дней…

— Падлы.

— Впрочем, я и так собирался забрать Канкуро, — Тесса моргнул. Замер. — Жаропонижающее? Мы не виделись двое суток.

— Океан, море синее, — съязвила Канаде. Но тут же махнула рукой. — Извини. Я ужасно хочу что-нибудь пнуть, а меня шатает. Да, кстати, если увидишь часы и градусник…

И попыталась сама осмотреться.

— Ни черта не вижу, — и почти беспомощно взглянула на Тессу. — Или вижу, но не перевариваю.

— Творческий беспорядок — удел вдохновлённых личностей, — без осуждения заметил тот, заходя в гостиную. Огляделся не без любопытства. — Как ты здесь живёшь без окон?

— У меня есть грот. Я тебе потом покажу. Там подсветка есть и подогрев… Чтобы пить что-нибудь, думать о жизни и смотреть на небо. Только алкоголь мне сегодня нельзя, — и Канаде, как в доказательство своих слов, высморкалась в носовой платок. — Извини. Я не очень… в адекватном состоянии.

— Не волнуйся, я в жизни встретил мало нормальных людей, — и его взгляд заскользил по поверхностям, явно выглядывая часы и градусник.

Канаде, наконец, приобрела какую-то ясность в мыслях.

— А как тебя сюда впустили?

Она, наконец, вспомнила, что никогда не приглашала Тессу в гости. В пещеру. И тем не менее, находились они именно в ней.

— Куросуки Райга подсказал, — рассеянно ответил Тесса, всё ещё пытаясь найти взглядом конкретные вещи. — Я пришёл в Башню, чтобы заявить о моём внезапном визите… Решил забрать Канкуро и Темари… Сюда прилетел в первую очередь, учитывая оба письма…

— А-а-а. Ну, — Канаде, укутавшись в плед, поднялась и медленно подошла к неожиданному гостю. Её пошатывало. — Видит Сила, ты застал меня в мерзком состоянии, — улыбка вышла скорее жалкой, чем печальной. Канаде знобило, и она чувствовала жар на своих щеках. — Развлечь никак не смогу, — и сникла. — Проводить тоже… вряд ли.

— Тебе нужен отдых.

— А ещё часы и градусник, — со вздохом согласилась Канаде.

— Отнюдь. Пять литров тёплого сока, отвара или чая, мазь и пару таблеток.

Канаде сонно на него моргнула.

— И бульон, — подытожил Тесса. — Куриный.

— Я это всё не приготовлю, — призналась она. — А беспокоить кого-то лень. Отосплюсь и выползу… Просто пострадать надо.

Тесса многозначительно на неё посмотрел. Затем поднял на руки. Канаде чуть не ойкнула.

— Для галлюцинации не очень-то ты выдуманный, — подумала вслух.

— Кухня справа или слева? — Тесса направился к коридору.

— Слева, — сказала Канаде, махнув направо.

Тесса укоризненно на неё посмотрел.

— Да точно слева.

И они оказались на кухне.

— Чай тебе сварю, — констатировал Тесса, сгрузив Канаде на пол. И принялся изучать содержимое ящиков.

Канаде медленно на него моргала.

— То есть Райга тебя сюда впустил?

— М-гм. Сам он дежурил один, не мог Башню надолго оставить, вот и не зашёл.

Тесса залез к ней в ящик со специями. Достал оттуда куркуму. Задумался.

— Но тебе же сказали, что я болею?

— М-м, — Тесса, открыв баночку с сушёным имбирём, принюхался. Не без снобизма убрал её обратно.

Очевидно, сразу понял, что сушёный имбирь был не из страны Ветра.

— И всё равно впустили? — Канаде продолжала недоумевать. Ей хватало сил понимать, что она, фактически, думала вслух. — А если заразишься?

— Не заражусь. У тебя есть мёд?

Канаде сказала ему, где найти мёд. Тесса открыл банку.

Посмотрел на хозяйку пещеры с лёгкой укоризной:

— И сколько ему лет?

— Не знаю, не спрашивала, — честно ответила Канаде.

— Кто ведёт твои домашние дела?

— Я. Когда настроение есть.

— А когда его нет?

— Ну… готовлю я и сама неплохо… Но меня нередко подкармливают. И болела я в последний раз давно.

— Оно и видно.

Канаде всё ещё казалось, что ей снился странный, странный сон.

— Мне плохо, Тесса, — сообщила она, сев за стол вместе со своим пледом. — Ты мешаешь мне страдать.

На неё обернулись.

— Ты всего-то потеряла двух биджу и джинчуурики, — констатировал Третий Казекаге. — Было бы за что себя наказывать.

— Полтора биджу.

— М-м?

— Полтора. Я идею с Шукаку не с потолка взяла, — Канаде, свернувшись в клубок на стуле, медленно моргала, чувствуя жар в своих уставших глазах. — И Утаката был хорошим… И мы его потеряли…

— Перестань заниматься самобичеванием, — и Тесса отошёл от кухонного шкафа. — Между прочим, у тебя даже сушёной мяты нет.

— Кончилась, — трагическим тоном сообщила Канаде.

— И тебя оставили одну заниматься, — Тесса повёл рукой, — мазохизмом.

— Ну да, — Канаде медленно моргнула. — Настроение… Вчера я была агрессивной, — и задумчиво уставилась на пол. — Или позавчера. Окон же нет, чтобы знать наверняка… Напугала их, мне кажется. Не люблю совершать ошибки. И Утакату жалко… Очень жалко. А может, никого я не напугала, просто каждый… в своей семье…

Тесса промолчал. Канаде, подняв на него взгляд, обнаружила его с многозначительным выражением лица.

— Не могу представить, что ты испытал, когда похитили Гаару, — прохрипела она с сочувствием. — Мы почти не пообщались тогда, по сути. Надо было утешить… Но всё уже кончилось… И кончилось хорошо… Извини.

И ей стало стыдно.

— Перестань, — голос Тессы мягким. На её волосы опустилась ладонь. — С Гаарой всё кончилось хорошо, утешения были не нужны. К тому же, ты слишком много берёшь на себя. Особенно, как мне кажется, в эмоциональном плане. Поможешь всем, себя оставив в последнюю очередь… а потом оказываешься одна. Это не дело. У тебя температура, и тебя бросили.

— Райга не виноват, раз дежурит один. И у меня есть АНБУ, — шмыгнула заложенным носом Канаде. — Могла бы и попросить о помощи, но не хочется.

— Вот поэтому Куросуки, который не выглядит идиотом, меня сюда и направил.

— Ага, чтобы я выглядела перед тобой жалко и несолидно.

— Ты меня тоже таким видела.

И опять взял её на руки вместе с пледом.

— Ты мне покажешь аптеку, — сообщил. — И я тебе куплю и таблетки, и градусник.

— Мы пойдём в город?

— У тебя и трав нормальных для отвара нет, между прочим.

— Народ не может увидеть меня такой!

— Иллюзии.

— Не пойду, Тесса.

— Тогда я положу тебя в кровать. А сам скоро вернусь.

— Ты точно не мираж? — её куда-то несли. Канаде коснулась чужого лба. В сравнении с собственной ладонью, кожа Тессы была холодной.

— Нет. Но я твой друг, — его губы чуть дрогнули в призрачной улыбке. — И я тебе помогу. А ещё, как коллега по должности, — он нашёл её спальню, — я тебе разрешаю не страдать.

И Канаде опустили на постель. Она растерянно уставилась на Тессу.

— Я скоро вернусь, — и направился к выходу из пещеры.

— Подожди, — Канаде, запутавшись в пледе, чуть не упала. Выскочила в гостиную, дрожа от озноба. Зуб на зуб едва попадал. — Но…

— Всё в порядке, — Тесса полуобернулся. — Я скоро вернусь. Только переговорю с твоими телохранителями… Они всё принесут, — и вышел вон, оставив Канаде в полной растерянности.

Всё стихло. Только где-то тикали часы.

Канаде попыталась их найти. Нашла градусник; по инерции чуть не проверила на нём время.

— Тридцать восемь и девять, — констатировала Канаде, когда вспомнила, что решила померить температуру. — Это мне за плохие мысли накануне… И за то, что я потеряла Утакату и половину Исобу, — и уставилась на стену. — Так мне и надо. Хороший Мизукаге не допустил бы, — она качалась из стороны в сторону, как лодка, как медленный маятник. — Хороший Мизукаге был бы так строг, что туман поглотил бы врага, оставив от него лишь тень… Хороший Мизукаге умеет править… Умеет наказывать. Не то, что я, — и моргнула. — Хороший Мизукаге не эгоистичен. Утакате уготована смерть, и его не спасти, а я только и говорю «я, я, я»… Как это жалко, как это низко, как это стыдно… Не женщина, а одни сплошные грехи, ошибки… И всё по нелепости, всё по невинности и наивности, дури, — и с исступлением спрятала лицо в ладонях. — Хоть бы кто мудрый подсказал, как мне жить, как вести народ, как не допускать ошибки… Я же ничего не знаю, ничего не знаю… А потом выйду в люди, и опять жить, — и отняла ладони от лица, всё ещё потерянная в своих мыслях. — И снова ошибаться… И опираться лишь на Силу, мой единственный источник оптимизма и утешения… Но она мутна, — и задрала лицо к потолку. — И мне страшно. Я давно уже взрослая, и мне всё ещё страшно, и одиноко, и горько, и… И Утакату забрали по моей вине, — и Канаде, наконец, всхлипнула. — И Исобу всё ещё не отвечает… Неужели… Неужели мир, который мы построили — всего лишь карточный домик? А как же свет, — слёзы покатились по её щекам. — А как же… Как же мысль подарить добро тем, кто его заслуживает? Разве Утаката не заслужил? Если его не защитила, то кого ещё не…

И она бы расплакалась, если бы на сенсорном радаре не мелькнула чакры Тессы, словно нарочно. Пришлось вытереть слёзы. Окончательно отяжелевшая голова начала болеть.

— Я нашла градусник, — хрипло сообщила Канаде, когда Тесса появился в дверях её спальни. — Тридцать восемь и девять. Завтра, наверное, не работаю.

На неё внимательно посмотрели.

— Простуда и нервы, — наконец сообщил Тесса. — Ничего удивительного.

— Почему?

— Пойдём в гостиную, — и её за руку подняли с кровати. Повели за собой. — У меня уже было подозрение, что у вас принято справляться со всем один-на-один… Не беспокойся, я высказался на этот счёт.

— Высказался?

— Да, пришлось. Не обессудь, — Канаде усадили на диван. — Держи таблетку, АНБУ под маской соловья из своей аптечки дал. Выпей, — и подал свою флягу. — Не бойся заразить меня.

Она послушно запила таблетку. Потом её, вместе с пледом, прижали к себе на диване, и голова Канаде упала на чужое плечо.

— Я посижу с тобой, — голос Тессы был тих. Его тело — напряжено.

— Ты ведь за Канкуро прилетел, — попыталась возразить Канаде.

— Ничего страшного. Он собирает вещи. Найдёт время попрощаться с новыми друзьями.

Канаде, устроившись поудобнее, заглянула Тессе в лицо. Чуть нахмуренные брови выдавали в нём если не негодование, то раздражение.

— Извини, — тихо произнесла она. — Можешь покурить, если хочешь…

— Сначала опустим твою температуру. И не извиняйся. Лучше просто полежи. Твоим АНБУ я всё уже высказал. Они передадут, кому надо, что я о них думаю и в каких выражениях.

Канаде озадаченно моргнула.

— Не бери в голову, — это он произнёс уже мягче. И погладил её по волосам. — Постарайся вздремнуть. Проснёшься, и будет отвар. И я тоже задержусь. Обещаю.

— Но ты же и сам занят… И тебе и самому отдыхать надо…

Её снова погладили голове.

— Забудь, — посоветовал Тесса. — Отдохнуть сейчас надо тебе. В частности, от самой себя. Послушай, — и серьёзно посмотрел на неё. — Ты хороший лидер. У тебя пока нет опыта побед и поражений во время ведения долгого боевого конфликта, и в этом нет ничего страшного. Но тебе придётся привыкнуть, — и взял её за руку. — Мы находимся на пороге войны, и ты сама это знаешь. Похищение джинчуурики с целью изъятия биджу… Сейчас, когда пострадала Кири, нельзя отрицать тот факт, что за нападениями стоял именно кукловод. Никто другой не смог бы успешно проникнуть сюда и уйти незамеченным. На него работают нукенины, теперь мы тоже это знаем. Он силён, хитёр и могуществен… Будут потери, Канаде, — его взгляд был честным, пронзительным. — И массовые, и личные для тебя. Появятся новые зоны на кладбищах. Будут вдовы, вдовцы, сироты… И ты должна будешь не дрогнуть.

Канаде облизнула пересохшие губы. Опустила взгляд.

— Плачь, сохраняя лицо. Ты не изменишь своему амплуа. Гневайся, если хочешь, но не чересчур — твои воины не должны гадать о том, что с тобой. И не дрогни. Болей сейчас, но ещё один подобный нервный срыв ты позволить себе не можешь, — Тесса сказал последнее без осуждения. — Убей в себе сочувствие к врагу. А если даст весомый повод — посочувствуй и казни.

И Тесса был прав. Кукловод и без того причинил много, много бед стране Воды; дрогнуть было нельзя.

Дрогнуть было нельзя, даже хороня пустые гробы.

— Хорошо, — она протёрла лицо. И тяжело вздохнула. — Хорошо.

Её плечи расправились.

— Я больше не дрогну, — пообещала Канаде, посмотрев Тессе в глаза. — Ты можешь на меня рассчитывать.

— Я знаю. Более того, — он отвёл взгляд. — Скорее всего, завтра тебя будет мучить, в основном, слабость. Это нервы, а не болезнь… Я удачно прилетел.

— Будто почувствовал, — слабо и неловко улыбнулась Канаде.

Ладонь чуть сжалась на её плече.

— Пиши мне в следующий раз, — после затянувшегося молчания произнёс Тесса.

— Следующего раза не будет, — пообещала Канаде. Её уже не так сильно знобило; и нос наполовину разложился; и от Тессы пахло можжевельником. Клонило ко сну, но разум немного прояснился.

Тесса долго молчал, о чём-то думая, что-то взвешивая.

— В любом случае, письма могут перехватить. Наверняка кукловод ожидал, что забью тревогу, — подумала вслух Канаде. — С другой стороны, ты получил наши письма, а от Кумо всё ещё ответа нет… Или Эй пока занят, или перехватили. Не знаю.

— Я отправил письмо в Коноху «курьером».

— Молодец. А я не додумалась. Но мою стаю чаек вряд ли перехватят… Тем более, что Кумо стоит на воде.

И тяжело вздохнула.

— Я буду по тебе скучать, — призналась. — Мы теперь нескоро увидимся.

— Мы с племянниками остановимся здесь по пути из Кумо.

— А, — моргнула Канаде. — Хотя… Логично. Безопаснее добираться через нас, чем через материк.

— В том числе, — и Тесса почти украдкой взглянул на неё. — На самом деле, я тоже… Точнее, — и отвернулся. — Мне будет не хватать твоей компании.

— Не лёгкое настаёт время для международного общения. Но не волнуйся. Если захочешь, поводы найдутся.

— Хм. Они не «найдутся». Они будут найдены, при желании.

— Державы альянса переходят на военное положение. Скоро станет трудно эти самые поводы искать. Впрочем, — Канаде задумалась. — Я могу залететь за Чоджуро. Дам ему время довести посольские дела до логического многоточия… И если захочешь, встретимся на побережье.

— Ты прилетишь? — Тесса обернулся к ней почти резко, хотя Канаде, будучи уставшей, могла переоценить его скорость реакции.

— Ну да, — и облизнула пересохшие губы. — Я могу. Разумеется, за сутки предупрежу. Пообщаемся немного… Если ты не будешь по горло в делах.

— Не буду.

— Ну, и если тебя отпустят.

— Мне не имеют право что-либо запрещать. Периодическое потакание паранойе советников — не ошейник с поводком.

Она рассмеялась. Схватилась за горло.

— Скоро принесут отвар и мазь, — Тесса прижал её к себе чуть сильнее, и совсем разложило нос от запаха можжевельника.

Канаде заморгала от парадоксального ощущения снова дышать нормально; даже в голове будто что-то хрустнуло, хотя это, скорее всего, померещилось.

— Ты на меня хорошо воздействуешь, — заметила не без удивления. — Нос разложило… Кстати, — и посмотрела на него. — А ты знал, что пахнешь можжевельником?

Тесса моргнул на неё

— Можжевельником? — и наклонил голову вбок.

— Твой естественный запах. Я давно заметила… Очень приятно пахнешь. Не знаю, делаешь ли ты что-нибудь для этого, но, — и неловко пожала плечами, не придумав, в какую сторону должен был развиться комплимент. И щёки почему-то покраснели, и не от температуры. — В общем, да. Ты… очень приятно пахнешь.

— Спасибо, — нашёлся Тесса. Он смотрел на Канаде, как удивлённая сова.

И тоже будто бы зарумянился. Но это могло померещиться. В любом случае, приятно было смутить его вот так, и Канаде чуть улыбнулась.

— А поводы найдутся, — сказала искренне. Измождённость разума и тела совсем развязала язык. — Я не хочу от тебя отказываться… потому что буду скучать. Так что… если ты не против…

На её волосы снова опустилась ладонь.

— Посмотрим, — произнёс Тесса на усталом выдохе. Его голова расслабилась на спинке дивана, тело тоже. Канаде, по инерции, совсем обмякла в коконе своего пледа, на чужом плече.

Ладонь рассеянно перебирала её волосы.

— Посмотрим, — повторил Тесса.

И Канаде почувствовала, как он прикрыл глаза.

Chapter Text

Зима окончательно сковала архипелаг в своих холодных объятиях — температура упала, туман стал промозглым лабиринтом, и ничего больше так сильно не хотелось, как быть внутри, в тепле… или у костра, протянув ладони к огню.

Канаде быстро оправилась от болезни. Тяжело было, в итоге, всего один день, за ним последовала слабость, затем физическое состояние вернулось в норму.

Из Кумо пришёл ответ: Нии Югито пропала без вести. Канаде отослала в страну Молний Самуи, ей вернули Хаку. Узуки Югао тоже отправили домой.

Теперь, когда война стояла почти на пороге, каждый шиноби был на счету. Оставалось залететь за Чоджуро; Тесса уже был предупреждён.

«Посольский период» пришёл к своему многоточию.

Не имелось никаких вестей о судьбах джинчуурики Ивы и Таки. Шпионы рыскали, но найти чего-то существенного ещё не могли. За джинчуурики Восьмихвостого и Девятихвостого нукенины ещё не пришли, оба были спрятаны.

Пять отрядов оининов были посланы в страну Рек и окрестности искать зацепки и, может быть, Утакату, живого или мертвого. Из них вернулось четыре.

Пасмурно было на душе у Пятой Мизукаге, промозгло и скверно. Белая бесснежная погода подталкивала к разного рода раздумьям, и приходилось выматывать себя, срочно улучшая собственные секретные техники, чтобы спать без снов. Как никогда прежде, хотелось уюта, света, добра, радости… Или хотя бы кульминации, поскольку ожидание неизвестного было мучительным. Тем не менее, не имелось возможности что-либо ускорить. Оставалось только ждать.

Советы Тессы клубились в голове; его голос, мягкий и тихий, в то же время сильный, проникал сквозь мысли, словно кальянный дым. И сладко было, и тепло, и немного терпко; последнее относилось к истине его посыла. Хотелось снова встретиться с ним, и оставалось каких-то двадцать часов до вылета за Чоджуро… Но Канаде чувствовала, что ей этого было мало.

В затишье перед страшной бурей люди потянулись друг другу с особенным трепетом, и в окружении все как-то спрятались по своим семьям. Даже Забуза оставался чаще ночевать в доме своего наставника; появление Узумаки Карин в жизни Джузо его развеселило. У Канаде в пещере, соответственно, инстинктивно обосновались Райга и Суйгецу. С первым она тренировалась сама, а второго оба взрослых «подтягивали».

И тем не менее, несмотря на уют пещеры, близких под боком и сравнительно безопасный покой, странным образом не хватало Тессы. И вкус кальяна, чая и кофе был без его компании немного не тот. И когда туман приподнимал свою пелену под тяжестью ветра, и облака текли быстро, обнажая небо, и стоял красивый зимний закат, или рассвет, разноцветный, яркий, сочный, то единственное, чего не хватало для полного умиротворения, хотя бы на миг, это хорошо знакомого голоса, запаха можжевельника, всполоха стального блеска на сенсорном радаре изредка, выразительного взгляда, призрачной улыбки или внезапной шутки, сказанной сухо.

Тосковать по нему было странно — и сладко, и… И было в этом что-то из детства, из каких-то невинных ожиданий прийти, например, домой, и чтобы там всё было на месте, и чтобы дома тебя ждали, и чтобы радовались твоему приходу.

Канаде тосковала так, много лет назад, по Ао и Мей, когда они с Ширагику остались вдвоём под гнётом Ягуры. В конце Третьей войны в квартире сенсея был настоящий дом, с жёлтыми окнами в синие ночи — это продлилось недолго, несколько недель; потом детство кончилось.

Канаде не могла сказать, что тоска по Тессе была совсем сравнима с этим сложным чувством, испытанным много лет назад, в другую эпоху, но какие-то отзвуки ей всё же были знакомы. Возможно, потому что Тесса даже в общении с Канаде был, метафорически выражаясь, гостеприимен. Или это она была гостеприимна, а он возвращал жесты, не понижая планку. Или это все было обоюдно.

Канаде пропустила момент, когда привыкла ждать встреч с ним, заранее радуясь, заранее освобождая себе целые сутки на возможность пообщаться. И теперь, когда «посольский период» пришёл к своему многоточию, хотелось схватиться за чужой рукав, и не от отчаяния. Они не успели о многом договорить. И мысль, что один из них, или оба, могли погибнуть на войне, так и не насладившись компанией друг друга, вгоняла в ещё большую тоску.

И Пятая Мизукаге решила что-нибудь ему подарить. Без повода, просто так.

— Мне всё-таки кажется, что лучше жёлтый, — произнёс Райга.

В Кири было холодно, поэтому Канаде не придумала что-нибудь умнее свитера. В конце концов, в пустыне по ночам тоже резко падала температура.

— Под глаза-то да, но вот этот оттенок какой-то блевотный, — не согласился Суйгецу.

Канаде, на всякий случай, купила четыре штуки. Она планировала расшить хотя бы один из них всевозможными печатями. Ну, жеста ради. Остальные — вернуть в магазин.

— Он в чёрном ходит. Можно чёрный, — предложил Суйгецу. — Солидно выглядит. И отговорок не будет.

— Это скучно, — возразил Райга. — Знаешь, подарки должны быть не только полезными, но и красивыми. Лучше уж тогда тёмно-синий, в честь дружбы с нами.

— Тогда станет очевидно, кто подарил, — заметил Суйгецу.

— Все знают, что мы дружим с Суной, — отмахнулся Райга. — Ничего нового.

— А зелёный? — спросила их Канаде.

— Ну-у, можно, наверное, — Райга задумчиво почесал затылок. — Официальный цвет Суны. Но при нынешнем освещении… В общем, не знаю, мне кажется, этот оттенок…

— Не тот, — закончил за него Суйгецу. — Уж больно похож на жилеты Конохи. Да и потом, я, конечно, не мастер в таких делах, но… Казекаге же бледный. Если покраснеет, то сразу видно будет, из-за оттенка.

— Да ну не-е-ет, — отмахнулся Райга. — Впрочем, по поводу Конохи согласен. Мы же, тем более, не знаем, Тесса им что-нибудь предъявил за то, что Гаара возвращался домой один, когда его похитили, или нет. В общем, не самый лучший вариант.

— Хорошо, — вздохнула Канаде. — Зелёный и жёлтый, значит, отметаем.

— Если найдёшь время, всё равно можешь их расшить, — предложил Райга. — Ну так.

— Труд скрупулёзный, я максимум успею два, — нахмурилась Канаде.

— А я тебе на что? — вскинул брови Суйгецу.

— Не «я», а «мы», — поправил его Райга.

Канаде на них озадаченно моргнула.

— Вы же не умеете.

— Нет, но Кимимаро умеет, — нашёлся Суйгецу.

— Он занят, у него беременная жена, — немедленно возразила Канаде. — И потом, это ведь жест личный!

— Когда у него день рождения?

— Не знаю, — растерялась Канаде.

— Плохо, — пожурил её собственный ученик. — Надо узнать.

— И как я об этом спрошу?

— Знаки зодиака, — подсказал Райга.

— Мы о таком не разговариваем.

— Ты же не знаешь своего настоящего дня рождения, — Куросуки скрестил руки на груди. — Насколько мне известно, в документах стоит день, когда тебя нашла Ринго.

Суйгецу, Канаде заметила, внезапно заинтересовался своими ногтями, немедленно «развесив уши».

— Да, — неохотно признала. — И что?

— В стране Ветра много всяких этих, — Райга махнул рукой, — как их там… Ну… э-э-э… математиков… фантастических? И гадалок на кофейной гуще… И эзотерических картёжников…

— Нумерологов и тарологов, ты хотел сказать, — невольно рассмеялась Канаде.

— Ну, или как их там. Неважно! О, и зодиакологов.

— Астрологов.

— Ну да, вот этих всех, — кивнул Райга. — Скажи ему, что хочешь к приличной гадалке. Или астрологу. Чтобы тебе дату рождения сказали.

Канаде зависла, представив выражение лица приличной гадалки, осознавшей, что в далёкой-далёкой галактике другой был календарный год.

— Вряд ли что-то получится, — и покачала головой.

— А ты попробуй. И вот, когда тебе гадалка что-нибудь скажет, спросишь у Тессы, какой у него знак зодиака.

— Так мы узнаем месяц, — вернулся в разговор Суйгецу.

— Две недели одного и две недели другого, приблизительно, — поправил его Райга.

Поймал взгляд Канаде.

— Что? — деланно возмутился. — Ну, культура у них такая, разбираются. Конечно, я в это во всё не верю, но иногда, — и почесал затылок. — Вон, мы когда с Пакурой встречались… Короче, — и вдруг отмахнулся. — Неважно.

— Нет, ты уж скажи, — Суйгецу заинтересованно подался вперёд.

— Да чего там говорить. Мол, на роду написано, что женюсь на иностранке с большой грудью.

— Что, прям так и сказали? — опешил Суйгецу.

— Примерно. Но я в это всё не верю. Вон, та же Самуи общается со мной, как с другом, немного холодно, но нормально. Я думаю, что гадалка увидела длительное общение с пышногрудой женщиной-иностранкой, ну и приврала. Пакура ведь тоже под описание подходит. А я, как кретин, сразу же с головой в омут, хотя перспектив особых не было у отношений, — и пожал плечами. — Неважно, в общем.

Канаде не сказала Райге, что, согласно общественным наблюдениям, он был единственным мужчиной, длительное общение с которым Самуи не только «терпела», но и инициировала. Она даже еле заметно улыбалась его шуткам; в основном, когда сам Райга смотрел в другую сторону.

— Значит, чёрный или синий свитер, — перевела тему Канаде, почувствовав чужую неловкость. И мягким пассом Силы отодвинула подальше зелёный и жёлтый.

— Теперь сложнее, — вздохнул Суйгецу, подперев подбородок ладонью. — Не, если расшить чёрный какими-нибудь серебряными нитками…

— Слишком нарядно выйдет, мне кажется, — нахмурился Райга. — Третий Казекаге одевается изысканно, но аскетично. Тёмно-синий он вроде носит, я видел.

— Тогда может быть перебор с цветом. Мы же не знаем, какой у него гардероб, — и Суйгецу посмотрел на Канаде.

— Я тоже не знаю, — призналась она.

— Давай тёмно-синий, — махнул рукой Райга. — Чёрный для подарка… Ну да.

— М-м, согласен, — Суйгецу перевёл взгляд на два оставшихся варианта. — Если воспринимать свитер, как подарок, то действительно лучше тёмно-синий. Ну, это если расшить один.

Канаде задумалась.

— Я разошью два, — решила. Поднявшись, подобрала их и направилась к своему письменному столу.

— О-о-о, — протянул Суйгецу, осознав величину жеста. — Ай!

Райга, видимо, его стукнул.

— Тесса меня очень поддержал, не вижу логики твоей реакции, — деланно шмыгнула носом Канаде. И распечатала нитки.

— Так ведь, ай! Что за насилие над малолетними?

— Слышь, малолетний, — Райга, судя по голосу, осклабился. — Не мешай дядям и тётям делать всякие добрые жесты.

— Но я и не мешаю!

— И не возникай.

— А вот это уж, ай! Да хватит щипаться!

— Мы пойдём воздухом подышим, — сообщил Райга, схватив Суйгецу, видимо, за шкирку. И унёсся в шуншине вместе со своей «жертвой».

Канаде осталась в тишине пещеры. Со вздохом приложила ладони к щекам. Затем спрятала лицо.

— Ох, ну почему так очевидно, — простонала. — Никакой личной жизни с ними… Со всеми.

Села ровно, потёрла лоб. Заправила за уши свободные пряди своих длинных волос; отросли до лопаток за какой-то год.

Щёки всё ещё краснели.

— Это всё так не вовремя, — пожаловалась Канаде куда-то в воздух. — Ещё и очевидно. Ох-х-х.

Закурила.

Канаде признавала, что некоторые вещи, или детали, или что-либо похожее, касательно самой себя, она осознавала медленно. Возможно, это было связано с тем, что в детстве и отрочестве не было пространства, располагавшего к самовыражению, или всё было связано с ощущением отсутствия безопасности… Так или иначе, осознание собственных чувств и эмоций давалось ей с трудом. Конечно, со временем стало лучше. Тем не менее, Канаде благополучно проморгала момент, когда…

Ей ещё не очень хотелось это признавать. Точнее, она не рисковала.

— С другой стороны, даже если и признаю, то вряд ли это что-то изменит, — подумала Канаде вслух. Затянулась. Выдохнула.

От озвученной мысли немедленно стало грустно.

— Надо чаще вслушиваться в то, что говорит Джузо, — констатировала Канаде. — Шутки про импорт оказались не такими уж и шутками.

Она рассеянно моргнула на свитеры перед собой.

У Тессы было мало друзей. Более того, по его словам, от Канаде ему была нужна только компания. Дружеская, разумеется. Он не был виноват в своей восхитительности и гениальности; он так же не был виноват в своих удивительных глазах, в изящной форме губ, в телосложении профессионального акробата, в остальных деталях своей красоты; он не был виноват в том, что пах можжевельником, и что от тепла его кожи развязывались узлы на сердце. Да, он ни в чём не был виноват.

Канаде ещё в первую встречу догадалась, что Тесса, не желая того, наверняка разбил много женских сердец. Она тогда наивно предположила, что её это не должно было коснуться.

— Эх, глупенькая, — вздохнула Канаде. Дым от зажжённой сигареты стремился к потолку. — Когда ты уже научишься… Всё это так не вовремя…

На пороге уже блестел оскал войны, и рисковать было нельзя. Как союзника, Тессу терять не стоило.

Канаде снова вздохнула. Затянулась, выдохнула… Пепел с сигареты упал на каменный пол.

Она уже поняла для себя, что хотела обычную любовь, тихую, добрую, здоровую; хотела помолвку, свадьбу, красивое платье, дом, или домик, камин, пышный сад… Хотела родить детей, двух или трёх, и видеть в них черты будущего мужа. И всего этого хотелось без чрезмерной драмы, без надрыва, без надлома… Чтобы, как у обычных людей, не обременённых должностью, история сложилась как-то сама, пусть и не без усилий; и чтобы не нужно было бросать вызов миру своим правом на счастье.

И Канаде, противореча своим желаниям, взяла и влюбилась в Третьего Казекаге. Ладно бы только прельстилась, но Тесса не очаровывал её нарочно, в отличие от Какаши, о нет, он всего лишь показал своё истинное лицо, не делая из этого жеста.

И чужое естество оказалось куда более прекрасным, чем можно было бы себе представить.

— Ну, чего ты тут? — в гостиную решительным шагом вернулся Райга. — Грустишь?

— Нет, — соврала Канаде. Пододвинула к себе пепельницу. — А где Суйгецу?

— А. Он в кондитерскую пошёл за булочками.

— Сейчас почти все закрыты, — заметила Канаде. И подумала: «далеко же ты его послал».

— Значит, поищет, — пожал плечами Райга. — У нас, между прочим, есть одна круглосуточная. Прекрасное, я считаю, заведение. Иногда и в три часа ночи так хочется сладкого, что хоть на стены лезь, хоть волком вой. Лавочку держит сестра одного оинина.

И плюхнулся на диван.

— А, это… которая называется, как эротический магазин? «Внезапное удовольствие»?

— Ну, знаешь, в постели удовольствие не должно быть внезапным, — философски заметил Райга. — Если ты мужчина, то будь добр, во-первых, обеспечь, а во-вторых, хоть решай в уме математические задачи, но дело до ума доведи, а ещё правильный момент не проморгай. И угол. Практическая геометрия, знаешь ли.

— А ты ещё удивлялся, почему Эй хотел тебе выделить жену, — рассмеялась Канаде.

— Меня много кто воспитывал, — отмахнулся Райга. И посмотрел на неё. — Ты лучше скажи, насколько всё… ну…

— Плохо?

— Да нет. Любовь — это всегда хорошо. Хотя бы в моменте. Насколько всё серьёзно?

— Не знаю, — озадаченно моргнула Канаде. — Я пока только осознала…

Райга смерил её скептическим взглядом.

— Честное слово, — Канаде, испепелив окурок, скрестила руки на груди. — Ну медленно до меня доходят такие вещи, понимаешь? Мед-лен-но. И если там что-то со стороны проглядывало…

— Кхм.

— Совсем видно было? — сникла Канаде.

— Не совсем, просто некоторые из нас хорошо тебя знают.

— Ты меня сейчас не утешил, — она потёрла лицо.

— Ну так, насколько всё серьёзно

— Я не знаю. Ещё не спрашивала.

— О.

Райга уселся получше на диване. Задумался.

— Могу налить, — предложил. — У меня есть.

Канаде отмахнулась.

— Не надо. Я ведь хочу заняться печатями, — и кивнула в сторону свитеров. — Закончу, а потом спать лягу.

— А может, я тебе всё-таки налью? Слушай, то, что вы с ним ещё не обсудили, в какую сторону движутся ваши отношения…

— Я ему ещё не призналась, — не выдержала Канаде. — Тесса пока ничего не знает.

Райга озадаченно моргнул:

— То есть как?

— Мы дружим, а не встречаемся, — подвела черту Канаде. — А вы что думали?

Райга озадаченно моргнул.

— А я не уверен, что мы что-то думали, — его ответ был самой дипломатичностью.

— Вот и не надо ничего думать. Я ни в чём ему не признаюсь, — Канаде отвернулась. Закурила ещё одну сигарету.

— Так война же на пороге, какой смысл молчать?

— А если я его оскорблю?

— Наваляем, — возмутился Райга. — Кто же ему позволит оскорбляться? У нас невеста века, между прочим.

Канаде, отмахнувшись, устало откинулась на стуле. И прикрыла глаза.

— Не начинай, Райга, — голос у неё был сдавшийся. — Я и так уже дважды ошиблась…

— И подумаешь!

— Он Казекаге.

— Ты меня прости, но как будто бы в первый раз, — Райга многозначительно поднял брови.

Канаде вздохнула.

— Ну? — Райга не собирался сдаваться.

— Если совсем честно… И это, пожалуйста, не говори никому… Я… я не хочу его терять, — её глаза рассеянно уставились перед собой. — Хотя бы как друга. И потом… мы ведь на пороге войны. Встречи с ним теперь будут редкими. Непонятно, насколько война затянется… Непонятно, выживем ли мы… Как изменится мир, и в какую сторону, — затянулась. Выдохнула. — Одно только утешает, знаешь. У меня к нему не страсть и не самообман. Это, скорее, — и задумалась. — Что-то… естественное, знаешь. Не нужно себя перекраивать под другого… Не нужно втискивать свою личность в чужое восприятие тебя, — снова затянулась, выдохнула. — С такой любовью можно жить тайком. В итоге… да, чего-то инстинктивно хочешь, разумеется, как и со всеми любовными отношениями… Но если не получишь, то на стены лезть не станешь. Главное, что этот человек жив и здоров. Грустно, что далеко от тебя, конечно… Но самое главное, да, что жив и здоров. И если я не права… переформулирую эту любовь в платоническую, а потом снова влюблюсь. И на этом глава закончится. Сила рассудит.

И повисло молчание.

— Если бы тебе послезавтра было суждено умереть, то завтра ты бы ему призналась? — спросил Райга.

Канаде задумалась.

— Хороший вопрос, — произнесла наконец. — Не знаю. Не будь мы Каге, то, возможно, оставила бы предсмертное письмо, обыграв мои чувства, как комплимент. Это же всё пока несерьёзно.

И снова затянулась, выдохнула. Стряхнула пепел с тлевшего кончика сигареты.

— Но мы при должности, — спокойно добавила. — И самые главные решения принимать нам. Нельзя саботировать трезвость мыслей Тессы.

— А если он расстроится?

Канаде растерянно заморгала.

— Ну, расстроится так, что ему станет совсем грустно? — попытался уточнить Райга. — Мы, мужчины, знаешь ли, тоску вот такую хреново переносим, — и сам закурил. — Вон, когда Ринго умерла, я вообще не знал, куда себя деть, что делать, как жить… не мать, конечно, но воспитала и вырастила, всё-таки. Слава Силе, что ты осталась, — затянулся, выдохнул. — Я как понял, что ты одна, сразу для себя всё решил. И мы теперь семья, — и искренне улыбнулся. — У меня сестрёнка есть, которую очень люблю и которой очень горжусь. Это здорово. Потрясающе даже.

— А-а-а, — засмущалась Канаде. — Ну что ты наделал, сейчас подойду и обниму тебя.

Райга рассмеялся.

— Давай потом, а то у меня предпоследняя сигарета, тушить раньше времени не хочу.

— Так я с тобой поделюсь!

— Хе-хе. Спасибо. Но всё равно, дай-ка докурю нормально, а потом обнимемся.

Какое-то время оба, довольные, молчали.

— А что у тебя с Самуи?

— Надёжная женщина, не клюёт, — резюмировал Райга.

Канаде невольно усмехнулась.

— Холодная, как лёд, — продолжил он рассеянно. — Но когда улыбается, изредка, то улыбка… почти волшебная, да, как ночью искристый снег под фонарём. Понимаешь, Самуи очень красивая. Она привыкла к тому, что её воспринимают, как самку, или соперницу. Расслабилась у нас, на самом деле, потому что в Кири полно красивых женщин. На неё здесь иначе смотрят. В общем, холодность Самуи это, думаю, защитный механизм. Наверное, в детстве она была даже застенчива… Короче, Самуи хорошо здесь провела время. Я её с кучей адекватных людей познакомил, чтобы не так одиноко было. Не знаю, инициировала ли она сама с кем-то общение, но «мостом» я служил охотно. Подумал, пусть хоть психологически отдохнёт от родины. Мне кажется, этого результата мы достигли. А то, что я ей, как будущий партнёр, пожалуй, не очень интересен, — и почесал свободной рукой затылок. — Ничего страшного. Самуи классная, чего тут говорить. Как личность, в первую очередь. У неё и чувство юмора есть, между прочим, хоть и прячет… Я ей на прощание так и сказал: «ты не бойся показывать что-то, кроме льда. Извращенцев везде хватает, надери им задницу, если побеспокоят, и не обращай внимание на зависть. Цвети всем на зло, если хочешь. Тебя можно и нужно любить отнюдь не только за внешность и профессионализм, а если кто-то твоей личности не видит за генетикой и успехами, шли его к чёрту покупать очки». Она даже чуть-чуть посмеялась, еле слышно. Но, по-моему, ей надо было это от кого-нибудь услышать, хоть бы и от меня…

— За тобой ещё вернутся, — подумала вслух Канаде.

— А? — Райга, потерянный в своих мыслях, не расслышал.

«За тобой ещё вернутся, почти ручаюсь».

— Да нет, ничего, — улыбнулась Канаде. — Ничего.

Юность лица и застенчивость жестов в Чоджуро сошли на нет во время его «посольства» в стране Ветра. На побережье её встретил совсем уже не мальчик, но молодой мужчина, спокойный и серьёзный.

— Госпожа Канаде, — он степенно поклонился, опустив ладонь на грудь.

— Здравствуй, Чоджуро.

Они встретились на безлюдном причале.

— Почти со всеми делами покончено, — немедленно перешёл к делу владелец Хирамекарей. — Осталось передать некоторую документацию джонинам Суны. И, пожалуй, устно уточнить несколько моментов. Казекаге и его свита явятся с минуты на минуту.

— В Суне что-то случилось?

— Не могу утверждать.

Погода была сравнительно ясной и очень холодной. Ночью прошёл ливень, поэтому небо было особенно ярким, но ветер стоял в выси нешуточный. Канаде не пожалела, что решила подготовить Тессе в качестве подарка два свитера, а не один.

— Как тебе опыт? — поинтересовалась Канаде.

— Посольский? — моргнул Чоджуро. Поправила на переносице очки. — Ну, — и покраснел. — Нравы здесь у людей… интересные.

— В каком смысле? — озадачилась Канаде.

— Э-э, — Чоджуро немного замялся. — Ну-у-у. Меня несколько раз соблазнили. Ещё за моё внимание были драки.

— А, — Канаде моргнула. И рассмеялась.

Ей как-то не пришло в голову, что во владельце Хирамекарей мог «отразиться» эффект Пятой Мизукаге на народ пустыни.

— Извини, — она похлопала его по плечу, всё ещё улыбаясь. И лукаво ему подмигнула. — Понравилось?

Чоджуро ещё гуще покраснел.

— Я не виноват в моей привлекательности, — и прочистил горло. — И в вашей тоже. Все мы знаем, какой эффект у моих клинков, — и многозначительно посмотрел на свою Мизукаге. — Но, если честно, было приятно.

— Это самое главное.

— Но я всё равно удивился.

— Понятное дело…

— Между прочим, по мне только шатенки с ума не сошли. А если сошли, то не приблизились, — и неловко взъерошил волосы на затылке, всё ещё краснея. — Ну и шарм у вас, госпожа Мизукаге.

Канаде расхохоталась.

— Ты и сам хорош, — и потрепала Чоджуро по плечу. — Не сбивай себе цену. Мы не знаем, в какой степени владельцы Хирамекарей действительно «отражают» личность Мизукаге.

Чоджуро посмотрел на неё не без скепсиса.

— Мне чуть культ личности не устроили, — сообщил. — За то, что я вёл себя, как приличный мужчина не без принципов.

— А почему не устроили?

— Я пресёк.

— Молодец. Об этом что-нибудь будет в твоём письменном отчёте?

— Ни в коем случае.

— Но устно поделишься?

Чоджуро задумался.

— Если выпить и за кальяном, то можно. Всё равно я собирался рассказать Райге, Забузе и Кисаме…

И на сенсорном радаре мелькнули чакры.

— Договорились, — Канаде пожала Чоджуро руку. — И поздравляю, — просияла. — Мне кажется, ты отлично провёл время.

— Не напоминайте, — Чоджуро опять покраснел. Но, судя по чакре, опыт всё-таки был приятный.

За его спиной зашелестели шаги. Тесса, с отрядом кукловодов из Гильдии за спиной, вышел из «зелёной» стены.

— Ну, я пошёл отдавать бумаги, с вашего позволения…

— Иди-иди, мог бы и не спрашивать, — улыбнулась ему Канаде.

— Это я тоже в вас воспитанностью пошёл, — хмыкнул Чоджуро и направился к кукловодам.

Тесса, наоборот, оставил своих телохранителей, подойдя к Канаде. Вид у него был не уставший и не сонный, но под яркими глазами залегли тени.

— Не выспался? — мягко спросила Канаде вместо приветствия.

«Ты зачем такой тон выбрала?» — мысленно пнула себя. — «Мы же с тобой решили, что никаких намёков давать не будем».

— Переборщил с кофе, — пожал плечами Тесса. — Но отдраил до блеска весь дом, по крайней мере.

Про кофе он немного преувеличил, согласно Силе, но Канаде решила не пытаться уточнить.

— Спасибо, что прилетел. Я очень рада тебя видеть…

«Не улыбайся. Не улыбайся, кому говорю. И не глазей! В смысле, смотри, но не засматривайся».

Но губы всё равно улыбались, пусть и совсем чуть-чуть, и выражение собственного лица ощущалось мягким, искренним.

— Спасибо тебе большое, что поддержал, когда заболела, — сказала быстро, до того, как Тесса успел ответить. — У меня для тебя скромный подарок в знак благодарности. Можешь кому-нибудь отдать, если не подойдёт, я не обижусь.

Он опешил.

— Подарок? — и вытаращился. — Мне? Зачем? За что?

— Ну… Если не в качестве ответного жеста, то на день рождения.

— Кто тебе сказал, когда у меня день рождения? — лицо Тессы было настолько недоумевающим, что стало смешно.

— Ну, на будущий день рождения или на прошедший, — Канаде начало казаться, что она потерялась в аргументах своего подарка. — Как решишь, дело хозяйское. Между прочим, когда он у тебя?

Тесса моргал на неё, как сова.

Пауза затянулась.

— Он уже прошёл, — наконец произнёс Тесса. — Первое ноября.

— Ну, а вот тебе и подарок. Два подарка. Но можешь считать за один, — и вручила ему запечатывающий свиток. — Но если сочтёшь за два, то один за поддержку, а второй на прошедший день рождения. И на здоровье. Свиток тоже себе оставь.

Тесса, всё ещё почти комично выражая крайнее недоумение, распечатал подарок. Поймал два свитера. Свиток сунул за пазуху.

— Это мне? — и резко, как сова, обернулся на Канаде. И уставился во все глаза.

— Тебе-тебе, — невольно улыбнулась она.

— Сама сделала?

— Шерсть наша, у вас такой породы овец нет. Они водятся на самом южном и, соответственно, холодном острове архипелага. И нет, я их не смастерила сама, но вот печати, которыми они щедро снабжены — моё рукоделие. Изнаночная сторона. Но ты там ничего не увидишь, они хорошо спрятаны, — и отвела взгляд.

Повисло молчание.

— Защитных печатей много, — Канаде рассеянно смотрела на воду, — ну, с функциями брони, как у кольчуги или жилета шиноби. Есть ещё такие, которые помогают с циркуляцией чакры, позволяют лучше контролировать потоки внутри, если хочешь остыть или согреться… И ещё печати, позволяющие одежде «жить дольше» — против катышков, чтобы цвет не сходил, чтобы нитки не вылезали…

— Два таких свитера? Мне?

— Конечно, — Канаде чуть-чуть зарумянилась. — Ты же мой друг, вот тебе и… да. Два свитера. Живи как-нибудь с этим, — и посмотрела на него.

Тесса рассеянно перебирал пальцами мягкую шерсть. В его глазах словно что-то искрилось.

— Подержи, — и, вручив Канаде свою робу Казекаге, немедленно натянул на себя тёмно-синий свитер.

Ему очень шло.

— Сидит идеально, — заметил, рассматривая рукава. — И мягко, и не колется.

— Тоже печати, — не сдержала улыбки Канаде. — Сейчас ведь зима, холодно, вот я и подумала…

И тут на неё так посмотрели, что она даже вдохнуть забыла.

— Спасибо, — тихо и мягко произнёс Тесса.

Спрятал в запечатывающий свиток второй свитер, чёрный, а потом мягко забрал свою робу из чужих рук.

— Мне идёт? — он будто не удержался от этого вопроса.

— Очень, — довольно улыбнулась Канаде.

Сердце в груди билось, как глупенькое, и Пятой Мизукаге было всё равно.

— Я тебе потом тоже что-нибудь подарю, — решил Тесса.

Она отмахнулась. Её ладонь перехватили, и Канаде, от неожиданности, уставилась во все глаза на Тессу.

— Спасибо, — повторил он тише и мягче.

Канаде невольно засмотрелась на его лицо.

— Пожалуйста, — только и ответила, чуть улыбнувшись, когда вспомнила, что надо было что-то сказать. — На здоровье, и… Надеюсь, — отвела взгляд. — Ты будешь носить это с удовольствием, по надобности.

— Об этом не беспокойся, — её ладонь чуть сжали. — Я умею ценить подобного рода жесты.

— Это хорошо. А то я тут подумала, в следующий раз нескоро увидимся, вот и решила сделать подарок сейчас, — Канаде всё ещё избегала чужого взгляда. — Я очень ценю наше общение.

Она приложила титанические усилия, чтобы последняя фраза ничего не выдала.

— И не ты одна.

Подул ветер со стороны леса, и Канаде померещился запах можжевельника. Посмотрела на Тессу. Он изучал чужое лицо. Моргнул, словно опомнившись, когда встретились взглядами.

— Обнять тебя на прощание? — тихо спросила Канаде.

— Я не прощаюсь.

— Мы теперь долго не увидимся, Тесса, — и вздохнула. — Мне будет не хватать общения с тобой.

— Не зарекайся, — призрачная улыбка скользнула по его лицу. — Но объятия… Да, твои объятия я приму.

— Точно? — с подозрением спросила Канаде.

— А почему я должен сомневаться?

— Мало ли. Вдруг тебе не солидно. С тобой ведь свита…

— Перестань, — и обнял. И отпустил, сделал два шага назад. — Подарки чудесные. Поводы, притянутые за уши, тоже.

— И ничего они не притянутые, ты мне правда очень помог!

— Это было просто так, Канаде.

— Тогда и подарки просто так, — она поставила руки в боки. — Я же говорю, живи теперь как-нибудь с этим.

— И буду.

— Молодец.

Он рассмеялся.

— Не сердись, — выражение его лица было светлым. — Я вас на обед свожу, — и вдруг посерьёзнел, — и только попробуй оплатить счёт.

Она деланно хмыкнула:

— Зарплаты у нас приблизительно одинаковые.

— У меня есть наследство.

— А у меня — доход с моих публикаций.

— Ты у меня в гостях.

— Ладно, справедливо. Но в следующий раз угощаю я.

— Договорились, — и Тесса пожал ей руку. И лукаво улыбнулся. — Но это если не успею заплатить первым.

Канаде хмыкнула.

Чоджуро всё ещё что-то объяснял кукловодам. Вид у них был немного озадаченный, но понимающий.

Чакра Тессы всколыхнулась стальными блёстками на сенсорном радаре. Он стоял так близко, что нос щекотал аромат можжевельника.

— Смотри, какое небо сегодня красивое, — подумала Канаде вслух, отворачиваясь к воде. — Этим мне нравится зима… Своими яркими красками.

— Погода лётная, — согласился Тесса, тоже обращая свой взгляд в бесконечный горизонт. — Так ты останешься на обед? Свожу вас с Чоджуро в ресторан.

Канаде прикусила губу.

— Мне боязно оставаться надолго, если честно, — призналась. — В прошлый раз мне это дорого обошлось… хотя никто виноват не оказался. Может и к лучшему, — она вздохнула, — что меня не было на месте. Способности кукловода загадочны. Но инстинктивный страх… не могу с ним ничего поделать.

— Один час не изменит истории человечества, — заметил Тесса. — Кукловод уже забрал у нас, что мог. Остались только мы сами.

— И то верно. Час, максимум полтора… Давай. Чёрт с ним, — Канаде нахмурилась. — Мы, может быть, и видимся в последний раз, в конце концов.

— Не говори ерунды.

— Но это правда.

— Не говори ерунды, — вкрадчиво повторил Тесса. И мягко взял её за предплечье.

Канаде инстинктивно посмотрела на чужое лицо.

— Если не станет меня, — произнёс он серьёзно и очень тихо, повернувшись к собеседнице так, чтобы ни Чоджуро, ни его свита ничего не услышали, — я знаю дорогу назад. Она обойдётся мне дорого, но эту цену можно заплатить. Тем более, что Канкуро уже знает, как поспособствовать.

— Но если не станет меня, то я не вернусь, — печально улыбнулась Канаде.

— Значит, я пойду за тобой, и вернёмся вместе, — Тесса был твёрд. — Если ты, конечно, захочешь вернуться.

Она растерялась.

— Я к тому, что можешь ничего не бояться, — Тесса вперил взгляд в горизонт. Его ладонь соскользнула с чужого предплечья. — Боль… поверь, ты забудешь боль. И если сама не зациклишься, всякая душевная рана затянется… И новые воспоминания вытеснят старые. Покуда захочешь жить, ты будешь жива. После отпевания тобой, я долго плутал в великом Всё, именуемым нынче Силой, потому что баланс во мне был насильно нарушен… И не иссяк я как раз потому что страстно хотел вернуться назад. Но тебя такой участи ждать не может. Но если и ждёт, ты не окажешься одна. Я за тобой приду, — и посмотрел на неё. — Это строго между нами.

— Конечно, — Канаде всё ещё глядела на него в растерянности.

— Вот и всё. И ничего не бойся.

— Но что ты имеешь в виду под «дорого обойдётся»?

Тесса медленно моргнул.

— Этого я тебе не скажу, — наконец ответил. — Но, если угодно… Я мог бы и сам попробовать вернуть Гаару. Только затея вряд ли увенчалась бы успехом.

— Но почему ты думаешь, что сможешь вернуть меня?

— Шукаку так сказал, — Тесса ушёл от прямого ответа.

— Не рискуй, — твёрдо произнесла Канаде. И взяла его за руку. — Ты настрадался достаточно.

— Шукаку также сказал, что, возможно, при таком развитии событий, моя расплата не окажется чрезмерно серьёзной. Твоя чакра не от мира сего, в конце концов. Может быть, ты меня и вылечишь.

— Разумеется, вылечу. Как-нибудь. Но не рискуй. Я даже не совсем понимаю, о чём мы говорим!

— Может быть, однажды поймёшь.

— Но сейчас ты мне не скажешь?

Тесса, чуть улыбнувшись, покачал головой.

— Сегодня всё хорошо, — он чуть сжал её ладонь и позволил чужим пальцам выскользнуть из хватки. — Посмотрим, что принесёт завтра.

Канаде инстинктивно хотела продолжить разговор в ключе «ты не можешь умереть, потому что иначе я буду долго и горько плакать», но сдалась. Тесса был прав.

Ещё ничего не случилось.

И оба снова вперили взгляды на горизонт, яркий от зимнего солнца. Погода стояла лётная, и воздух был свеж, и широкие лучи полуденного светила золотили щёки. И хотелось взять Тессу за руку… И много чего ещё хотелось тоже. С ним.